Полдень уже вступил в свою силу.
      Расстелившись какой-то большой каплей серебряной росы, флаер сверкал только для двух людей и для одной звезды. Этой звездой был большой слепяще-яркий шар, висевший в голубом безоблачно небе. Этими людьми были Эвил Эви и Павел Калугин. Сбросив яркую нелепо скроенную, но уже ставшую привычной одежду, они методично натягивали на себя спокойного белого цвета костюмы.
      - Рад, что все закончилось Павел, ты мастерски провел переговоры и вообще хорошо справился. Я горжусь тем, что работаю с тобой в паре. Нет, правда, не смейся ты действительно молодец. А уж как ты себя вел с графиней, так просто ураган.
      Павел с дружеской благодарностью посмотрел на своего уже одевшегося спутника. Эвил ответил ему милой немного лукавой, но чертовски приятной улыбкой.
      Внизу под зеленым холмом растелился большой город и если посмотреть на него внимательно, то можно было видеть, как блестят позолоченные шпили церквей, как сверкают на солнце стеклянные окна домов и дворцов. Узкие улицы в тех местах, где их не закрывали черепичные крыши, кипели жизнью. Это был Рикан.
      - Спасибо, Эвил, ты тоже был хорош. В конце концов, мы вместе сделали эту большую работу. И даже нет, ее сделали не только мы, но многие другие, это победа разума.
      - Тут нет никакой славы, - улыбнулся Эвил. - Мы помогаем людям и все. Это не простое, но нужное дело, главное в котором для нас это то внутреннее удовлетворение, которое мы получаем в итоге. И дело не только в приключениях и всякой там романтике, - засмеялся он.
      - А мне все равно нравится, - пожал плечами Павел. - Хотя, надо признать, я порядком изменился за эти два года.
      - Меньше конечно, не два. Ты, правда, изменился.
      - Слушай, Эвил, ты знаешь, кто на меня напал?
      - А ты что, нет?
      - А я вот нет. Расскажешь?
      - Конечно, но ты и сам мог бы легко догадаться, чьих это рук дело. Ведь ты практически публично нанес глубокое оскорбление поклоннику графини Риффи, помнишь такую? - съехидничал Эвил. - Вот герцог Шонген и решил тебя наказать, а поскольку он как гвардейский генерал и вообще верный слуга короля не мог вызвать тебя на дуэль, то пришлось прибегнуть к такому неблагородному способу.
      - Но, похоже, бедняга Поллор просчитался?
      - Угу, - кивнул головой Павел, натягивая на себя куртку.
      - Кстати, почему ты не бросил всю правду в глаза графине Риффи? Ведь это было бы очень эффектно, ты бы ее просто растоптал и отомстил бы этой напыщенной особе за все те козни, что она плела против тебя? Отплатил бы ей за неблагодарность, за предательство?
      - Новый капкан? - усмехнулся Павел.
      - Какой там капкан, так силок, - подмигнул ему Эвил. - Ведь ты же знал всю правду и мог погубить эту женщину? Ведь мог же? Почему ты этого не сделал? Держи свой компьютер. - Эвил достал из кармана куртки маленький прибор и протянул его Павлу. Калугин взял его и прикрепил к руке.
      - Чего молчишь?
      - Думаю.
      - Смотри-ка, он думает? У Толстяка есть одно забавное выражение: "Думай сперва о боге, а потом об удовольствии и не думай о боге, когда получаешь удовольствие потому, что только это и есть грех". Помнишь такое?
      Павел улыбнулся - он собирался тоже что-то сказать.
      - Ладно, не надо комментировать, говори - о чем думаешь, - предложил Эвил.
      - Ноторимус как-то подарил мне вот такую мысль: "Ищи противоречия, они повсюду, и разрешай их". Не думай, что я не бросил всех слов правды тогда в беседке этой черно-бурой лисице из-за жалости или, там из-за садомазохистской привязанности к ней. Нет. Я изучил Квитию, понял, как устроен ее психический механизм и постарался помочь ей стать лучше. И потом я не считаю, что имею право обвинять девушку в убийстве своих родителей, если согласен с тем, что она имела право на собственный выбор. Такое конечно здесь не в обычаях, но... в общем я ее в этом даже одобряю. Она, как и каждый человек имеет право сама решать свою судьбу. И я не стал ее унижать, указывая на неестественность такого права.
      - А другое?
      - Что другое? Она любит меня, и я показал ей, что человек может быть воспринят другим, настоящим человеком, только когда он честен и справедлив. Не знаю, подействовал на ее подсознание мой ход. Но думаю - да, и она стала лучше. Научилась, или теперь научится вести себя так чтобы быть достойной того, чтобы люди ценили ее как человека, а не как титул. Конечно, вряд ли все это возможно целиком, ведь трудно преодолеть этику своей жизни так кропотливо созданную в темном феодальном мире, но можно открыть путь другим людям и учиться разуму вместе с ними. Разве не так?
      - Верно. У тебя получилось Павел, ты молодец. Кстати мои сканеры показывают, - тут Эвил забавно развел руками, - что Квития ждет ребенка от Поллора. И еще она изменила свое отношение к этому человеку. Их роман скоро приведет к аристократическому браку. "Happy end", так сказать. Думается, это ты подействовал. Ладно, нам пора.
      Но Павел как будто не слышал этих слов. Затаив дыхание, он всматривался в далекий живущий своей жизнью далеких людей город. Это была такая близкая, такая понятная и уже такая далекая жизнь.
      - Ну, чего ты ждешь? Прыгай во флаер.
      - Дай я последний раз посмотрю на Рикан.
      - Ладно, смотри.
      Прошло совсем мало времени и серебристый флаер с двумя пассажирами на борту взметнулся ввысь, мелькнув невидимой искрой земной грозы. Преодолев атмосферу, он вынырнул на орбиту, с которой спустя еще крошечную толику времени выбросил своих гостей на борт научной станции.
      - Знаешь Эвил, я давно хотел тебя спросить насчет воздуха на станции, на Дюрране и на других планетах. Как так получается, что раны так быстро заживают? И еще я ни разу не чистил зубы и не видел, чтобы это делал кто-то другой, а никакого запаха нет и вообще, никто не болеет?
      - Все очень просто Павел. Воздушная среда наших домов содержит целую группу специальных бактерий, которые не только препятствуют процессам противоестественного старения организма, стимулируя обмен клеток, мешают возникновению болезней, но и способствуют заживлению ран и просто уничтожают неприятные запахи. Это очень просто и довольно удобно. Теперь понятно?
      - Теперь конечно.
      - Мы на месте, давай выбираться, - улыбнулся Эвил.
      - Салют станция, - весело воскликнул Калугин, вылезая из серебристой молнии. - Как ты тут без нас своих главных проходимцев? А, молчишь? Ну-ка спой мне веселую, но героическую песню! Только, пожалуйста, пусть это будет как минимум старый рок-н-ролл и уж ни как не средневековый романтический куплет! Договорились?
      И Павел чувствует, что станция как будто поет и ее высокий, как везде здесь, свод наполняется быстрыми контрастными и мелодичными звуками. Все кружится и он ощущает, как он счастлив, что сейчас здесь, а не в каком-нибудь другом времени или месте.
      Они выходят из посадочного отсека и идут по длинному широкому коридору. Здесь все светится и так приятно видеть каждый миллиметр этого странного живого полотна, которое и есть научная, прогрессорская станция.
      - Привет Павел! - слышит он ласковый голос Реку.
      - Как хорошо, - думает он. - Как хорошо чувствовать себя свободным и знать, что ты можешь быть настоящим другом кому-то, кого любишь, уважаешь и никогда не предашь, потому что здесь нет предательства, и люди ищут друг в друге разум и чувства, а не вещи и деньги. Здесь настоящий мир и здесь настоящая жизнь.
      - Привет Реку! - улыбается он.
      - Привет! - улыбается кому-то еще Эвил.
      - Я люблю этот мир, - думает Павел. - Я люблю жизнь и люблю этих людей. И еще я знаю теперь что такое счастье и где оно теперь есть. Но оно есть не везде и моя задача, как человека, как прогрессора, как разум нести его в каждый мир.
 
       Часть 4. Земля не рада вас видеть

* * *

 
      За окном шел пушистый снег. Мягкими хлопьями он струился вниз, падал к земле и превращался в белый бесконечный покров. Город, усыпанный искрами горевших в вечере окон, жил всей полнотой своей вечерней жизни. Гудели машины, хрустел под ногами снег.
      Калугин выскочил из переполненного автобуса и зашагал по белой упругой дороге к дому. Он открыл дверь в подъезд, стряхнул с пальто пух и поднялся по лестнице. Лифт не работал.
      Пятый этаж где, почти все время оставаясь в одиночестве, жил Павел был мрачно освящен слабой мерцающей лампочкой. Павел вошел в квартиру, бодро сбросив одежду и развязав тяжелые английские ботинки, прошел в кухню. Было тепло. Он поел. Посмотрел на часы, было, ровно пять.
      Перебрав на полке стопку книг и выбрав несколько нужных ему, Павел включил компьютер и проверил почту. Еще вчера он послал письмо Марии и теперь ждал ответа. Но его не было. По-видимому, ее адрес за два года его отсутствия на Земле изменился. Он облегченно вздохнул.
      В доме больше никого не было, и Калугин к этому привык. Почти все время зимой родители жили на даче, которая находилась недалеко от города. Они забрали с собой даже старого кота, такого же, как они пенсионера, и каждый день Павел просыпался в пустой квартире. Было тихо. Он еще раз просмотрел письма.
      Вместо ответа, которого в глубине души он не ждал, Павел обнаружил в груде рассылочной мишуры письмо с сервера. В нем значилось, что ящика, на который он писал, не существует. К ответу было приложено его послание. Калугин открыл его и, обращаясь, как будто к какой-то внутренней пустоте прошлого прочел:
       "Тук-тук! Это живой ящик? Салуд Мария!
       Черт возьми, ты ведь знала, что так будет? Чувствовала? Знала, не отпирайся! Свобода это борьба с собой, а не с другими. Именно поэтому я осознаю, что сегодня это сейчас. Реальность? Разве бывает по-другому, когда человек избирает волю как путь?
       Невозможно было по эмоциональным причинам сказать этого прежде. Вот почему существует данное письмо. Я не самый плохой человек на Земле, а возможно даже наоборот. :) Может быть это тому виной. Спроси об этом? Истина и красота.
       Поздравляю с днем рождения!
       С уважением из Внешнего круга Аляски, Павел Калугин".
      Он облегченно вздохнул. Это было прошлое. Прошлое, оставленное им. Прошлое, каким-то странным образом заставившее его искать с ним встречи. Еще месяц назад, находясь на Дюрране, он не желал с ним встречи. Но, теперь, вернувшись на родную планету, не мог уклониться от чего-то странно манившего его назад. Он знал, что это "назад". Но сил сопротивляться у него не было.
      - Хорошо, что она не ответила мне. Хорошо, что этого ящика больше нет, - подумал он, ложась на диван. - В конце концов, я здесь не для того, чтобы возвращаться в прошлое. Моя цель идти дальше - вперед.
      Внезапный телефонный звонок прервал его размышления. Он взял трубку.
      - Павел, привет! С возвращением! - ворвался в его сонный забытый мир добрый веселый голос старого друга.
      - Датов, ты? Дат?
      - Ага, я. Калугин, как дела? Где тебя эти два года черти носили? Мы с Литвиным тебя совсем потеряли. Сперва думали: ты переехал. Но потом твои родители объяснили, что ты уехал учиться. Не то на журналиста, не то на философа. Мы так и не поняли. Впрочем, ерунда. Ну, как диплом дали? Справился? Ты насколько к нам?
      - Спасибо, Виктор. Все отлично, - попытался ответить Павел на всю груду вопросов. - Диплом дали - магистр философии. Вернулся навсегда. Ты как? Как Индеец?
      - Я нормально, - привычно заволновался голос. - Индеец, правда, его теперь так уже ни кто не называет, тоже в порядке. Он работает в турфирме и периодически кочует по стране. А я вот, - тут он засмущался, - короче политикой занимаюсь.
      - Политикой? - как бы удивился Павел, которому уже многое наперед было известно. - Это как?
      - Да так. Коротко говоря, работаю с левыми. Или ты забыл? С красными, в компартии. Понимаешь?
      - Вспоминаю, мы еще с Индейцем, то есть с Красным облаком, то есть с Литвиным это как-то давно обсуждали. Мы тогда думали, правильно ты поступил, сделав такой выбор, или нет. А что делаешь?
      - В общем, возглавляю молодежную организацию - Первый секретарь. Знаешь такую шутку: "На веревке смотрит в даль - комсомольский секретарь". Вот это про меня, - неловко сострил он.
      - Ясно. То есть не совсем конечно, но да ладно потом разберусь.
      - Кстати, и Литвин тоже с нами. Он недавно присоединился. Революцией занимаемся, - его голос снова зазвучал волнением.
      - Дело хорошее, - с неожиданной для собеседника твердостью произнес Павел. - Я на вашей стороне.
      Они еще долго беседовали, обмениваясь теплыми воспоминаниями и с радостной тоской погружаясь в робкие волны прошлых лет. Их многое объединяло, их троих - Калугина, Датова и Литвина. И этим многим не была общая школа или одна парта университета, или соседство - нет. Что-то душевное, непостижимое разумом и близкое было их общим. Они не понимали этого, но, чувствуя его, тянулись друг к другу, даже сквозь годы разлуки и миллионы километров расстояния.
      - Может, встретимся? - предложил Виктор.
      - С радостью.
      - Тогда давай завтра в "Ночных блинах", у Михаила есть пригласительные, так что мы втроем там неплохо отдохнем, да и пообщаемся. Ведь сто лет прошло! Сто лет!
      Они договорились. Павел положил трубку, вновь оставшись в темной тишине комнаты. Но это была уже другая тишина. В ней он больше не чувствовал себя одиноким, рядом с ним были его друзья, его единомышленники. Навязчивая прежде мысль о Марии исчезла сама собой.
      Павел включил телевизор. Он не смотрел его несколько лет. Теперь картинки и речи казались ему глупыми и напыщенными. Ощущение соприкосновения с чем-то примитивным охватило его. Он переключил канал. Здесь тоже шли новости, и здесь тоже выступал президент Типун. В кадрах мелькала милиция, сотрудники ФБС, депутаты от "Старой России".
      - Наверное, очередной взрыв, очередной теракт, - подумал Павел. - Иначе, зачем вся эта суета и показуха?
      - Устойчивый экономический рост, в котором вот уже несколько лет развивается Россия, не может быть подорван. В этом году мы планируем увеличить прирост экономики с 9 до 9,5 %. Даже если горные боевики хотят запугать нас, то в очередной раз у них это не получится, и мы будем упорно отстаивать наши конституционные нормы. Законность должна не позволить запугать наше правительство. Я уже сказал и говорил, что правительство работает и страна развивается. Мы не позволим беззаконию, хулиганству и фанатичному террору губить жизни людей. Порядок должен быть порядком, - говорил президент.
      - Бред, - подумал Павел и щелкнул кнопку на пульте.
      Ему вдруг снова неясно захотелось взять в руки старые книги. Но желание это было вялым, и он остался у экрана. Уже давно ходили робкие слухи, что не горные боевики, а спецслужба - ФБС, совершает все кровавые дела, поддерживая панику законности и высокий рейтинг президента у обывателей.
      По другим каналам шли фильмы. С примитивным сюжетом, слабыми персонажами и убогими масштабными спецэффектами - они не нравились Павлу. Он отвык от такого искусства, но делать было нечего, нужно было возвращаться в старую атмосферу, вновь учиться понимать этот мир и учиться понимать его глубже - по-новому.
      Телевидение, как заметил Калугигн, захлестнула "патриотическое кино". Вместо американских картин на каждом канале (все они контролировались правительством) пестрели плохо поставленные сцены боевиков-сериалов. Новыми героями ТВ были: полицейские, честные прокуроры и, особенно, сотрудники спецслужб. В вездесущих сериалах они проявляли невиданный профессионализм. Были честными - любили родину и не обращая внимания на закон уничтожали ее врагов. Боевикам гор или бандитам некуда было от них деться, как некуда было деться от назойливых фильмов телезрителю. Павел знал: главная тема для сумасшествий в стране - патриотизм.
      Фильм, выбранный Павлом, кончился, и вновь с бедной советской официальностью в комнату с голубого экрана ворвались новости. Теперь главным образом звучали наивные комментарии к произошедшим событиям. Напыщенно и взволнованно официальные политики, чиновники, деятели искусства, просто какие-то чудаки высказывали свои мнения. Все выглядело глупо. Получалось так, что люди эти только и делают, что хвалят президента за его курс, даже не упоминая о том, что он все-таки делает.
      - Как правило, человеку не страшно говорить общепризнанные вещи - банальности, - заметил для себя Павел. - Какого черта вы спрятали верблюда под одеяло? Неужели думаете, что никто не догадается, что все это спектакль и все ваши заявления лесть, обман? Ведь я вижу все происходящее насквозь. И еще многие видят. Зачем эта глупая ложь? Подумай, президент: твои поступки - это поступки к тебе и скоро многое переменится вокруг.
      Снова разрезая тишину, зазвонил телефон. Калугин протянул руку и ответил:
      - Ало?
      - Готова статья? - спросил редактор.
      - Да, завтра привезу.
      - Договорились, пока.
      Павел положил трубку. Сразу после возвращения он решил, что заниматься совершено неинтересным делом не будет. Решил и устроился журналистом. Ему самому даже показалось странным, как легко его приняли. Удивляясь себе самому, он с изумлением открыл, что умеет писать и совсем не плохо. Статьи рождались у него легко, одного порыва было достаточно, чтобы выдать стоящий материал. Два года назад он не мог ничего подобного. Что-то серьезно перевернулось в нем самом.
 

* * *

      Была зима. Это чувствовалось каждую минуту. По широкой улице, мелькая вспышками разноцветных огней, проносились автомобили. Куда-то спешили люди. Падал и прилипал к земле снег.
      Павел поправил лямки рюкзака и посмотрел на большую светящуюся вывеску. На ее желтом фоне красовалась высокая стопа доскообразных предметов лунного ландшафта. Они были зеленого цвета и если присмотреться напоминали нечто похожее на тонкие пшеничные лепешки или блины. Из всей стопы дисков только один - самый нижний был другого цвета. Это было странной формы белое блюдо. Надпись над рисунком гласила: "Ночные блины".
      Павел еще раз поправил лямки рюкзака и посмотрел на часы. Он пришел слишком рано и теперь должен был ждать. Он повернулся в другую сторону, вслушиваясь, как хрустит под ногами снег. Куда-то весело прошла группа молодежи.
      Он немного прошелся, затем вновь посмотрел на светящуюся вывеску.
      - "Ночные блины", - прочел он надпись и взгляд его вновь сам упал на часы. - Еще без пяти, нужно подождать, - подумал он.
      Так прошло еще несколько минут. Город вокруг жил своей жизнью, метался человеческими фигурами и вспышками мелькавших огней. Жизнь вокруг не замирала.
      Павел снова огляделся, ловя взглядом мерный вертикальный ход снежинок, и погрузился в размышления. На время связь с реальностью оборвалась. Он больше ничего не видел и ничего не замечал. Куда-то шли люди, мчались машины. Ему не было до этого никакого дела.
      О чем он думал теперь? Что пытался вспомнить, что понять? Прежний мир предстал перед ним непривычным, но более ясным. Понятной стала логика многих его механизмов. Однако еще больше было пока не известно. Требовалось время. Требовалось заново оценить людей. Нужно было очень многое проанализировать. Сделать все это с позиции наблюдателя было невозможно. Павел понимал: требуется активно, творчески включиться во все самому.
      Внезапно новые звуки заставили его очнуться. Он всмотрелся и невдалеке, у светофора заметил две машущие руками фигуры. Они перешли дорогу и приближались к нему. Забытье прошло.
      - Павел! - донеслись до него уже разборчивые голоса.
      - Привет!
      - Привет!
      От неожиданно нахлынувшей радости он даже не разглядел их. Они обнялись все втроем. Улыбками озарились лица. Глаза у всех горели какими-то ночными, морозными искрами. Луна улыбнулась им еще одним ночным фонарем.
      - Где тебя черти носили, Калугин, а? Поди весь свет повидал? Почему не звонил, почти не писал?
      - Миша, Витек!
      Павел радостно, оттесняя чувством слова, посмотрел на этих людей. Они были ему дороги. Он не учился с ними в одной школе, не вырос в одном дворе. Нет, их связывало что-то совершенно иное. Что-то совсем не похожее на место или время. Возможно, это были мысли.
      Друзья широко улыбались.
      - Ладно, пошли, потом расскажешь. Идем!
      И снег снова захрустел под ногами, но уже радостно, а не тоскливо. Легкий теплый ветерок шаловливо подымал полы длинных пальто.
      Они обогнули здание, обшаренные толстомордой охраной поднялись в кабак. Разделись в гардеробе. Михаил Литвин раздал билеты.
      - "Распад души", - прочитал Павел.
      - Ты заметил, какие лица у охранников? - полюбопытствовал Литвин. - Они глубоко несчастны: начальство заставило их ходить с рок-н-рольными прическами, как во времена "Биттлз". Представляешь, каково это парням привыкшим думать, что настоящий мачо должен быть накачанным и лысым.
      Двери зеркального лифта открылись.
      "Ночные блины" были одним из лучших музыкальных клубов города, но Павел, отсутствовавший дома два года, здесь был впервые. Впрочем, он не особенно обращал сейчас внимание на окружающую обстановку. С ним были друзья. К нему возвращалось все то лучшее, что он знал в этой жизни. Здесь было слышно музыку. Они отдали билеты и, пройдя еще одну проверку охраны, прошли за зеркальные черные двери. Ловя последний луч света, Павел еще раз посмотрел на своих друзей.
      Михаил Литвин, которого в прежние годы за внешность и повадки называли Индейцем или Красным облаком, теперь больше походил на кельта времен Галльской войны. У него были длинные светло-русые волосы и густая темно-русая борода. За прошедшие годы в его лице что-то изменилось, появилось какое-то непривычное напряжение, но зато глаза стали еще более добрыми и смелыми. Он держался гордо и приветливо. А вот Виктор Датов, который и устроил эту встречу, не изменился за несколько лет нисколько. Его светлые волосы были по-прежнему зачесаны с пробором сбоку, круглые небольшие очки все также обрамляли широкий нос, а рот приветливо и немного забавно улыбался.
      Виктор был одет в однобортный костюм и водолазку, на Михаиле был драный серый свитер с затейливым первобытным рисунком. Но какое все это имело значение? У всех их были сильные лица. Они были похожи - Павел привычным взглядом сразу отметил чем: высокий рост, поднятая голова, спокойные властные движения, только у Датова немного извиняющиеся, но все равно смелые. Во всем чувствовалась уверенность, которой два года назад он в них не находил. Но Павел и сам сильно изменился. Нет, его внешность осталась прежней, но манера держаться, говорить, двигаться полностью изменили его. Ушел в прошлое и любимый классический буржуазный стиль. Теперь Калугин больше походил на киберпанка. Но и это не имело сейчас значения.
      Проходя мимо внимательно разглядывающих его глаз, Павел подумал, что они стали братьями еще больше. Все то, что произошло с ним в другом мире, казалось, произошло с ними на Земле. И возможно он никуда не исчезал, а жил все время здесь, среди всей этой веселой музыки, в этом городе.
      Второй этаж заведения где, собственно говоря, музыкальное место и находилось, встретил их шумным движением, голосами и странной атмосферой отсутствия радости. Экраны светились роликами, но музыкантов еще не было. Все как будто спало в мертвом звуке. Павел знал: здесь все собирались, чтобы развлекаться. Но скука не покидала большей части лиц. Сам не понимая почему, он улыбнулся и подумал:
      - Спите, спите. Я здесь не зря, не просто вернулся. Скоро все проснется и станет движением.
      Они выбрали пустой столик в глубине зала и, заказав выпивку, погрузились в разговор. Музыка была здесь не так оглушительно слышна, как в другой части зала, но даже тут приходилось говорить громко.
      В первые полчаса Павел рассказал о своей учебе, о том как, потратив немало времени и сил, он получил свой второй диплом. Затем Индеец - Литвин поведал о своей работе и впечатлениях. Он много путешествовал, работая то на турфирмы, то на рекламные агентства. Бывал в разных городах и даже несколько раз за рубежом. Пришла очередь Датова.
      Виктор глотнул пива, бросил усталый взгляд на поднявшихся на сцену музыкантов, на их приготовления и начал:
      - Вы знаете, что я левый...
      - Мы все левые, - вмешался Михаил.
      - Одним словом, еще студентом я вступил в компартию и включился в политическую борьбу. Сейчас, пройдя несколько лет работы в партии и в нашей молодежной организации, я стал региональным руководителем Молодого коммунистического союза. Уже почти два года.
      - Ты марксист? - поинтересовался Павел.
      - Да как сказать? Скорее патриот, коммунист, хотя теоретиков читал.
      - Что читал? С чем согласен? С чем нет? - неожиданно задал вопрос Калугин.
      Литвин с любопытством посмотрел на него. Он внезапно отметил в интонации и постановке друга что-то новое, что-то чего прежде не было. Вопрос был задан уверенно и быстро, в нем чувствовалось глубокое знание. Совсем не так говорил Виктор. Он все время как будто стеснялся своих убеждений, хотя и не скрывал их.
      Датов назвал несколько книг, высказал свое мнение по ним. Павел задал еще немного вопросов и, получив на них неуверенные, нечеткие ответы, умолк.
      Речь шла о роли СССР в мировой истории, о том, что означает реставрация на его территории прежнего, дореволюционного способа производства. Датов полагал, что виной всех бед народа явилась предательство части партийно-бюрократической верхушки. "В стране было много трудностей, но в верхах под влиянием Запада сложилась "коалиция предателей". Она парализовала партию, обманула лживыми лозунгами изобилия народ и захватила власть",- утверждал он. Павел отметил, что собеседник не видит закономерности превращения советской бюрократии в класс новых собственников, обусловленный победой в СССР бюрократических тенденций и отстранения народных масс от управления страной еще в 1920-е годы. Но он не стал перебивать. Датов не думал, будто рыночная экономика в стране продержится долго. Ухудшение положения народных масс должно было, по его мнению, пробудить сознание людей и подвинуть их на борьбу. В рост экономики он тоже не верил, считая проценты в сводках правительства только обманом. Мысленно Павел не мог согласиться с такой линейной логикой. Он считал, что система после воровского разгула новых собственников стабилизируется, усиливает свою опору на бюрократию, а хозяйственный подъем действительно происходит. Каковы будут последствия этих тенденций? Калугин пока этого не представлял. Требовалось время, чтобы во всем разобраться. Поэтому он не стал спешить и высказывать свои мысли.
      Михаил сходил за вторым пивом для себя, и лукаво улыбаясь, сел обратно за столик к друзьям. Его глаза горели юмором:
      - Там у них бармен такой прикольный, типа неформал. Я к нему подхожу и спрашиваю: "Какое пиво самое дешевое?" Он хмурится, изображает из своего лица такой компот, что можно подумать я не человек, а дерьмо, и отвечает мне про пиво. Я говорю: "Одно такое. Все-таки не особо тут у вас одно пиво от другого отличается". Он жмурится, наливает, потом говорит, вроде как упрекая меня: "У нас отличное заведение и я горжусь, что работаю тут, это солидно". "А ты что, здесь хозяин?", - спрашиваю я. Он говорит: "Нет". Тогда я спокойно так замечаю: "Мне в разных местах приходилось работать, но я всегда различал свои интересы и интересы хозяина - капиталиста. На него и всякие его заведения, вместе с солидностью мне было плевать. Вот ты, вроде рок-н-ролльный пацан, а, сколько в тебе всякой рабской хуйни". Он так и ошалел, смотрит на меня и ничего сказать не может. Вот так.
      Друзья расхохотались, так забавно передал эту историю Михаил.
      - Продолжай, - попросил Виктора Павел. - Расскажи про то, чем занимаешься. Хватит идеологии.
      - Наша организация довольно большая, почти сто человек. Всякая молодежь, но в основном хорошие ребята. Взгляды, конечно, не одинаковые, но да у нашей партии тот же винегрет. Одни думают, что марксизм устарел, другие ориентируются на величие родины, третьи - думают, что все беды от инородцев. Главное, что все поддерживают курс партии на борьбу с режимом. Что до чехарды в убеждениях тут ничего не поделаешь...
      - Любопытно, а чем вы занимаетесь?
      - Работаем с молодежью и даже с подростками. Создаем пионерские организации, проводим военно-спортивные мероприятия, помогаем партии. Участвуем в демонстрациях и митингах, разных пикетах...
      - Вот черт, и принесло же тебя как раз тогда когда мне уезжать, - неожиданно ворвался Михаил. - Очередная командировка на три месяца. Иной раз думаю, зачем? Жаль, а то я чувствую, тут интересное начнется. Мы тут всякие акции планировали, только пока не знали что да как. Партийные начальники пока одобряют...
      - Слушай, Павел, присоединяйся к нам, - предложил Виктор.
      - Возражений пока нет.
      - Приходи в четверг?
      - Договорились.
      Солист затянул медленную грустную песню. Их соседи молча курили, глядя в дно пустым кружкам.