1

Давно наступила ночь, а Валентина все еще не спала. Положив подбородок на руки, она слушала шум прибоя. Волны, разбивавшиеся о внешний риф, вздымали каскады фосфоресцирующих брызг. Океан и земля тонули во мраке. Лишь в просветах крыши сверкали огромные звезды южного полушария.

На душе было хорошо и спокойно. «Остаться бы здесь, в Полинезии, навсегда, – лениво думала Валентина. – Ловить рыбу, таро выращивать, орехи собирать. Райская жизнь, никаких забот». Откуда-то появилась темная стена леса, окружившего девушку. Огромные оранжево-синие бабочки порхали в папоротниках. Валентина медленно побрела по какой-то долине. Высоко в небе стояла огромная луна, и ее свет был необычного, красноватого оттенка. Валентина все дальше уходила в лес, отводя руками цепкие ветви кустарника.

И тут раздался задумчиво-печальный звук английского рожка. Это очень удивило девушку. Она огляделась. Никого. Опять запел рожок. Валентина тревожно пошевелилась и… проснулась.

Занимался рассвет. Странная мелодия звучала где-то совсем рядом. Валентина встала, перешагнула через спящего Волкова и выглянула из хижины. Глаза ее округлились: в трех шагах от себя она увидела существо несколько крупнее речной черепахи. Трапециевидная голова с вытянутыми наподобие короткого хобота челюстями отливала иссиня-черным глянцем.

Мгновение они смотрели друг на друга. Потом существо воинственно шевельнуло усами и двинулось к Валентине.

От пронзительного женского визга Митя вскочил как ужаленный, бросился к выходу и столкнулся с девушкой. Оба, потеряв равновесие, упали на длинные ноги Папина.

– Кто это? – сразу сел тот, шаря руками. – Какого дьяв… – Он спросонья щурился на неловко встающих с пола Валентину и Митю.

Девушка поднялась первой. Волосы у нее растрепались, лицо было испуганным.

– Н-на м-меня напали, – запинаясь, сказала Валентина. – Там какой-то…

– Вот он! – вдруг вскрикнула она, показывая на освещенный солнцем прямоугольник входа.

Папин увидел, как в хижину осторожно просунулась голова удивительного создания. Его длинные усы метнулись в стороны, вверх, потом коснулись стены и наконец наткнулись на голые пятки все еще безмятежно спавшего Гриши Вахнина. Не просыпаясь, Гриша ритмично задергал ногами. И в такт его движениям усы то отдергивались, то снова щекотали пятки. Существо прилежно изучало незнакомый объект.

Папин схватил ботинок и запустил в непрошеного гостя. Ботинок скользнул по выпуклой спине усача и с грохотом ударил в канистру с водой, стоявшую в углу. Существо попятилось и с неожиданной быстротой бросилось наутек. А Вахнин так и не проснулся, лишь поджал под себя ноги.

Волков, Папин и Валентина выскочили из хижины одновременно. Усача нигде не было видно, он бесследно исчез.

– Где ты только откопала это страшилище? – насмешливо спросил Митя.

Валентина все еще не могла прийти в себя. Она видела усача не более минуты. Что это? Сон? Все трое растерянно смотрели друг на друга. Митя досадливо крякнул и открыл было рот, чтобы сделать какое-то язвительное замечание. Но Валентина схватила его за руку.

– Т-с-с! Слушайте!

В утренней тишине явственно запел английский рожок. Звук пришел откуда-то издалека, из-за пальмовой рощи, и, постепенно слабея, замер.

– Это что, тот самый?.. – недоверчиво покосился на девушку Папин.

Валентина медленно провела ладонями по лицу, затрясла головой, словно стряхивая с себя наваждение.

– Я и сама теперь не пойму. Сначала рожок я услышала во сне.

– Так что же это все-таки было? – Митя машинально вытащил из кармана красивую раковинку и подул в нее, пытаясь воспроизвести услышанный звук рожка. Но у него не получилось. Он спрятал раковинку и сказал:

– По-моему, это неудавшийся гибрид черепахи и кокосового краба.

– Такое сочетание против всех законов природы, – внушительным басом уронил Панин.

Волков ухмыльнулся:

– А какие именно законы ты имеешь в виду?

Папин промолчал. Он был по специальности механик, в зоологии разбирался слабо, а потому счел за благо не вступать в дискуссию. Это его, молчаливого, серьезного парня лет двадцати трех, в институте звали Букой – за мрачный вид и неразговорчивость.

– До чего же странное создание, – вслух размышляла Валентина. – По виду это насекомое. Но такое крупное?!

– Я успел заметить четыре фасеточных глаза на темени и два огромных боковых. То есть, я хочу сказать, по бокам головы.

– А усы-то у него какие, четверть метра!

Папин для убедительности развел руками.

– Да разве в этом дело! – с досадой сказала Валентина. Она не могла простить себе первого испуга при встрече с необычным насекомым. Настоящий энтомолог ни за что не упустил бы его.

…Жмурясь от яркого утреннего солнца и потягиваясь, из хижины вышел Гриша Вахнин. Вдали, у домика станции, он увидел своих товарищей. Они стояли кружком и, жестикулируя, о чем-то возбужденно спорили.

– Что вы там не поделили? – весело крикнул Гриша. Ему никто не ответил. Он подошел ближе и снова повторил вопрос. Валентина коротко объяснила.

– Вот так да, – Гриша по привычке почесал затылок. – Интересный случай. Прямо-таки уникальный. Впрочем, это по вашей части. Разбирайтесь сами. Пойдем-ка, Витя, к «Кашалоту». Еще раз попробуем заварить трещины.

Вахнин и Папин спустились к берегу лагуны. Там, словно выброшенная на песок огромная рыба, лежал их «Кашалот», иначе ЭГВ-1. Экспериментальный глубоководный аппарат. Формой и размерами он напоминал небольшого кита. Передняя прозрачная стенка – «лоб» «Кашалота» – была одной из обзорных сфер рубки управления. Здесь же размещалась и крохотная лаборатория.

Гриша очень гордился своим детищем. Ведь это он сконструировал «Кашалот» и теперь, с болью глядя на израненное судно, опять и опять мысленно возвращался к событиям двухмесячной давности – к тому злосчастному дню, когда «Кашалот» попал в ураган.

2

Солохин не любил крабов. Ни в сметане, ни в собственном соку, ни тем более живых. Крабы внушали ему отвращение. А тут, на атолле, их было предостаточно. Да не морских, а кокосовых – противных жирных тварей пурпурно-синего цвета. С наступлением темноты они вылезали из своих щелей и расползались во все стороны. Их громадные клешни стучали по крыльцу домика, по крыше, царапали кору пальм. Выведенный из себя, Солохин выскакивал на крыльцо и палил из двустволки в темноту. Потом слушал, как удирали напуганные десятиногие.

Он был недоволен не только крабами. Его вообще тяготила жизнь на пустынном атолле, вдали от привычных удобств. По натуре он не был землепроходцем или мореплавателем. Поэтому, когда очередная антарктическая экспедиция высадила его во главе группы научных сотрудников на рифы Марии-Терезии для изучения фауны Южного океана, он пытался увильнуть от «робинзонады». Пока спешно монтировали домик станции и выгружали приборы, имущество, продовольствие, Солохин настойчиво предлагал вместо себя другие кандидатуры. Но академик Зуев, руководитель антарктической, не любил менять своих решений, и Солохину пришлось покориться. Оставив группу, дизель-электроход «Ангара» поплыл дальше, к морю Беллинсгаузена. При возвращении на родину он должен был забрать исследователей.

Солохин нисколько не поступился своими привычками даже здесь, на пустынном острове. В первые же дни «робинзонады» он вывесил на дверях крохотной комнатки станции – своего «кабинета» – график докладов о выполнении плана и расписание производственных совещаний.

Первой докладывала Валентина – об экспериментах, начатых еще в институте и продолженных здесь. Вот уже второй час она сидела перед Солохиным и со злостью разглядывала его аккуратную лысину. «Сколько можно читать пять страничек из школьной тетради». А Солохин будто заснул над заключительными фразами отчета. Наконец он перевернул последнюю страницу, придавил ее ладонью, вздохнул и вкрадчиво спросил:

– Это ваше собственное мнение?

– Что вы имеете в виду? – насторожилась девушка.

– Отнюдь не узелковые письмена инков. Ваши выводы по работе.

– Не понимаю, – холодно сказала Валентина, и ее серо-голубые глаза позеленели – верный признак нарастающего гнева. Но внешне Валентина оставалась спокойной. Недаром Митя Волков прозвал ее тихой, выдержанной злючкой.

– Ах, не понимаете? – скорбно усмехнулся Солохин. – Тогда, с вашего позволения, я прочту.

Он взял отчет и монотонным, бесцветным голосом произнес:

– «Опыты показали, что вполне возможно управление нервными рефлексами крабов. Если ввести им определенную дозу аргинина, то этот метаболит[1] подавит ферментативную систему. Адаптация – приспособление к условиям среды – нарушается, возникают новые нервные связи».

Солохин умолк и выжидательно посмотрел на Валентину. Она спокойно встретила его взгляд.

– Так что вы хотите этим сказать? – продолжал Солохин, постукивая пальцем по странице. – Интерпретируйте, пожалуйста.

Валентина молча смотрела в окно. Ветер гнал по берегу лагуны песок, засохшие пальмовые листья, яростно рвал книгу из рук Волкова, примостившегося у входа в хижину. Вокруг «Кашалота» деловито сновали Гриша и Папин. Вдали, на рифе, пенился прибой, а еще дальше синел безбрежный океан. Валентине вдруг захотелось бросить все – молекулярную биологию крабов, нудное описание фауны моря. Валяться бы целыми днями на ослепительно белом песке, купаться до одурения, а вечерами слушать завораживающую музыку прибоя. А то изволь догадываться, чего хочет от нее безукоризненно вежливый и бесконечно скучный Солохин.

– Я жду, – недовольно произнес он. Встал из-за стола, прошелся по тесной комнатке. Был Солохин кругленький, плотный, какой-то обтекаемый. Походка мягкая, скользящая. А очки придавали ему поразительное сходство с ученым котом.

Валентина посмотрела на свои исписанные листки, лежавшие на столе.

– Написано понятно, Сергей Петрович.

– О, да, – преувеличенно любезно подтвердил Солохин. – Но ваши выводы противоречат общепризнанной концепции… – он сделал многозначительную паузу, – академика Зуева.

«Ах, вот оно что, – подумала девушка. – Так бы сразу и говорил».

– Выводы я не придумала, – сказала Валентина сдержанно. – Они сами вытекают из фактов. И экспериментировала я, кстати, по методике Зуева.

– Возможно, – охотно согласился Солохин. Снова подошел к столу, сел. – Однако ваше открытие вряд ли порадует шефа. – Это «открытие» сочилось ядовитой иронией. – Кроме того, академик потребует более веских доказательств. Лично у меня нет никакого желания вступать с ним в дискуссию. – Солохин встал, любезное выражение исчезло с его румяного лица. – Так вот… спрячьте эти выводы и никому не показывайте. Советую вам…

Не дослушав, Валентина встала и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Недоумение и обида переполняли ее. Она отправилась в экспедицию в радостном предчувствии чего-то необыкновенного, вошедшего отныне в ее жизнь. И вот такой выговор.

Пройдя к лабораторному столу, она открыла рабочий журнал и стала проверять записи. Нет, все верно, выводы обоснованны, хотя и противоречат концепции академика. Тем более надо продолжать опыты по управлению адаптацией. Валентина задумалась и не слышала, как вошел Митя.

– Чем недовольны? – заглядывая ей в лицо, поинтересовался Волков самоуверенным молодым баском.

– Оставь меня в покое, – сухо ответила Валентина, не оборачиваясь. – Я занята.

– Что за тон? – возмутился Митя. Не дождавшись ответа, произнес менее уверенно:

– Поступила высочайшая директива. Солохин приказывает выходить в море. За образцами глубоководной фауны.

Валентина вздохнула:

– Хорошо.

Готовый к отплытию «Кашалот» стоял у импровизированного причала. Аппарат так и сверкал металлом и пластиком. Чувствовалось, что Вахнин любит и холит свое детище, и нет у него другой заботы. Сейчас он и Митя, высунувшись из люка, оживленно переговаривались. Их голоса и веселый смех далеко разносились над лагуной. Увидев Валентину, Гриша выскочил на причал. Высокий, немного сутулый, с широкой грудью и плечами, он был похож па боксера. Тем забавнее выглядели его неуклюжие попытки изобразить галантного кавалера.

– Рад принять вас на борт, Валя. Прошу!

И вдруг подхватил ее на руки, крепко стиснул, закружил. Валентина сдержанно улыбалась. Нельзя было обижаться на этого добродушного парня.

– Полегче, кашалот, – ревниво сказал Митя. – Отпусти человека. Не видишь разве – сердится.

Вахнин бережно поставил Валентину на ноги и участливо спросил:

– Что он говорит? Кто мог тебя обидеть?

Валентина натянуто рассмеялась:

– У меня все в порядке. Лучше скажи, сколько пробудем в море?

– Десять в пятой степени секунд, – ответил за Вахнина Митя, тоже спрыгивая на причал. – Что равно в свою очередь одной десятимиллиардной галактического года.

– Увянь, болтун, – сказал Гриша, – не то брошу в море. Он сделал молниеносный выпад, чтобы поймать Волкова за шиворот, но тот ловко увернулся.

– Целый день пробудем, – сообщил Гриша. – Конечно, вы можете собрать свои донные пробы и за два часа. А мне для испытаний «Кашалота» мало и недели.

– Ну ладно, ежики-рыжики, – потер руки Гриша. – Кашалотов баснями не кормят. Двинулись.

Он подал Валентине руку и помог влезть в аппарат.

«Кашалот» медленно прошел извилистым проливом, соединяющим лагуну с океаном, и прибавил ход. Океан был на редкость спокоен, и Папин до предела форсировал двигатель. Судно, едва касаясь носом воды, стремительно пошло на юго-запад.

Они удалились от атолла миль на двести, время от времени беря донные пробы. Это было довольно однообразное занятие. Погружение, траление, всплытие… К полудню Валентина и Митя заполнили все сосуды и были но прочь возвратиться на станцию. Но Гриша сказал, что должен провести еще несколько испытаний «Кашалота» в условиях открытого моря.

Подперев ладонью щеку, Валентина следила за игрой водяных струй, вскипавших за прозрачной стенкой борта, и думала о своих экспериментах с крабами. Опять пришел на ум разговор с Солохиным. Девушка помрачнела.

У Гриши что-то не ладилось с двигателем, и он недовольно крутил головой. Наконец Вахнину удалось отрегулировать компрессор. Дав Папину команду поворачивать назад, он с непроницаемым видом вытащил пачку сигарет.

– По сему случаю закурим.

– Дай и мне, – неожиданно попросила Валентина.

– О!… – поднял густую бровь Вахнин. – Можно подумать, что ты о чем-то грустишь.

– Можно подумать, – сухо сказала Валентина.

– Влюбилась в кого? – полушутя спросил Митя. Он по-прежнему подозревал ее в скрытой симпатии к Вахнину.

– Может быть.

– Что ж, давно пора, – натянуто улыбнулся Митя. – Только в это трудно поверить. Ты же ледышка. Да скорее океан выйдет из берегов, горы уйдут под землю, Гриша превратится в кашалота, а я в балерину…

Валентина смерила Митю уничтожающим взглядом. Чтобы скрыть смущение, тот неожиданно закатил глаза и пропел на восточный манер: «Нет на земле любви, о поэт. Все святое навсегда покинуло этот мир. В песнях человека больше никогда не засверкает яркий свет, подобный блеску Млечного Пути перед рассветом»…

– Ну ладно, остановись, – опять оборвала его Валентина и начала рассказывать о решении Солохина заморозить опыты по управлению нервными рефлексами крабов. Она говорила страстно, быстро, проглатывая окончания фраз.

– Умная ты девушка, – покровительственно усмехнулся Митя, – а не поняла, что к чему. Дело не в самом Солохине. В его научной базе. Думаешь, он силен в адаптации и нервных рефлексах? Лет десять – пятнадцать назад, когда мы еще играли в разбойников и индейцев, Солохин что-то там сделал в палеозоологии. Получил кандидата. И с тех пор подвизается в… руководстве… Сидит себе направляет науку. И возможно, не заметил, что палеозоология, как и биология вообще, – давно не та. Тут и код наследственности, и молекулярная структура ДНК, вероятность, информация и биокибернетика. Сплошная математика! Учиться ведь заново надо. Но кому хочется на старости лет?.. Вот он и темнит, запутывает. Главное – не показать виду, что отстал, обленился.

– Ну, ты свиреп, Волков, – усмехнулся Гриша. – И мне сдается, сам впадаешь в крайность.

Они ожесточенно заспорили и не заметили, как океан потемнел. В борт начала бить крутая волна с белыми гребнями. С севера пришли свинцово-черные тучи.

– Будет шторм, – сказал Папин, поглядев на небо.

– Не было печали, – с досадой отозвался Гриша.

– Это не опасно? – спросила Валентина, прислушиваясь к шуму ветра.

– Ничуть, – заявил Гриша. – «Кашалоту» шторм не помеха. В случае чего уйдем в глубину.

Спустя два часа ветер достиг штормовой силы. Вахнин озабоченно слушал двигатель. Судно с трудом преодолевало волну и ветер.

– Погружаться надо, – заметил Волков.

– Да, пожалуйста, – с мольбой сказала Валентина. Ее бледное лицо яснее всяких слов говорило о том, что ее укачало.

– Глубина-то хорошо, конечно, – виновато поглядел па нее Гриша, – но «Кашалот» не может там держаться больше двух часов. Да и ползет под водой, как черепаха.

– Так что же делать?

– Ничего. Перейдем на режим поплавка. Час в глубине, потом на поверхность. Глоток воздуха в баллоны – и снова под воду.

– Давай, как лучше, – раздраженно сказал Митя. – Вижу, твой «Кашалот» не лучше топора. А еще хвастался.

Остаток дня прошел в бесплодных попытках приблизиться к атоллу. «Кашалот» то погружался в глубину и медленно полз под водой, то, израсходовав запас электроэнергии, выскакивал на поверхность. А пока заряжались аккумуляторы, ураган относил их вдвое дальше от того места, которого они достигали при подводном ходе. К полуночи судно, по расчетам подавленного Гриши, удалилось от атолла миль на шестьсот.

– Ах ты дьявол, – бормотал он растерянно. – Явный цейтнот.

Прошла ночь, а шторм и не думал стихать. Серое, тяжелое небо изливало потоки дождя. Океан неистовствовал. Вскоре сильно похолодало, над огромными, совершенно белыми от седой пены валами появилась пелена мокрого снега. «Кашалот» несло куда-то в кромешную гудящую тьму, все дальше на юг. Так прошла еще ночь, наступило утро. Из рваных, сочащихся сыростью туч с трудом продрался хмурый рассвет.

– Наконец-то кончается, – вздохнул Гриша. Он был весь перепачкан машинным маслом: всю ночь колдовал над двигателем.

– Вставай, Витя, – разбудил он Панина. – Двигатель пора запускать. Садись за пульт.

Подойдя к люку, он отвинтил крышку и высунул голову, пристально вглядываясь вдаль.

– Земля! – вдруг сказал за его спиной Папин.

– Какая земля? – уставился на него Вахнин. – В этой части Южного океана ее не может быть.

– Земля, – повторил Папин.

Где-то у горизонта действительно появилась туманная полоска. Но поскольку «Кашалот» едва выступал из воды, гребни волн то и дело закрывали обзор, мешая рассмотреть ее.

– Странно, – покрутил головой Вахнин. – Неужели новый остров? Но здесь все давным-давно открыто и переоткрыто. Прошел час, другой, а берег не приближался.

– Прибавь-ка скорость, – бросил Гриша мотористу.

«Кашалот» пошел быстрее, и минут через тридцать все увидели невысокую изумрудно-голубую стену.

– Да ведь это айсберг! – рассмеялся Митя. – Вот тебе и остров.

Когда до «земли» оставалось не более полумили, сомнения отпали. Словно туманный призрак, вырос из океана айсберг. Над ледяной стеной стоял белый отсвет – сияние. Местами айсберг казался синим, точно по льду разлили кобальт. Волноприбойные ниши аккуратно окаймляли его надводную часть.

– Это остатки айсберга, – сказал Митя. – Его вынесло из моря Беллинсгаузена. Оттуда, – он махнул рукой на юг, где золотилось небо далекой Антарктиды. – А по пути сюда он почти растаял.

– Причаливать будем? – спросил Папин, не глядя на своих спутников. Ему было стыдно за свою ошибку. Принять айсберг за остров! И он задал свой вопрос, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– А зачем это нужно? Айсбергов, что ли, не видели? – язвительно заметил Волков.

Папин восседал на операторском кресле, как индийский божок, и весь его непроницаемо-торжественный вид говорил о том, что ни Митя, ни его насмешки для него не существуют.

– Да, конечно, – подтвердил Гриша. – Делать там вроде бы нечего. Пусть себе плывет, куда хочет.

Неожиданно включился радиотелефон, в динамике послышался голос Солохина:

– «Кашалот»! Я – Станция. Где вы? Прием.

Митя весело поглядел на товарищей:

– Какая трогательная забота! Вспомнил все-таки.

– Я – «Кашалот»! Слышу вас. Прием!…

– Очень плохо слышно, – тотчас отозвался Солохин. – Как выдержали шторм?

– Выдержали, – сказал Гриша. – Но отнесло на юг. Более чем на тысячу миль. Видим айсберг.

– Не может быть, – пропищал Солохин. Слышимость еще больше ухудшилась.

– Да, да. Думаю, мы где-то юго-восточнее Новой Зеландии. – Гриша сообщил расчетные координаты своего места. Солохин что-то невнятно сказал. Потом в динамике затрещало, и Солохин отключился.

Тем временем изумрудно-голубая Стена айсберга придвинулась совсем близко к «Кашалоту». Даже этот почти растаявший обломок айсберга поражал своими размерами.

– Э, а что это там? – спросил Митя, указывая на верхний край ледяной ступени. – Будто сидит человек. Неужели вмерз в лед?

– Какой ужас! – содрогнулась Валентина и закрыла лицо руками.

Вахнин захлопнул люк и бросил Папину:

– Малый вперед!

Причалить к айсбергу оказалось не так-то легко. Прибой отбрасывал судно назад, хотя двигатель работал на полную мощность. А при накате приходилось спешно переключать на «полный назад», чтобы не разбиться о лед. Пришлось перейти на подветренную сторону айсберга.

– Давай зубы применим! – крикнул Гриша.

– Есть, кэп, – примирительно буркнул Папин. Митя ухмыльнулся, услышав это «кэп», но на сей раз смолчал.

Искусно маневрируя, моторист подвел «Кашалот» к стене, выдвинул манипуляторы-захваты, похожие на зубастый ковшик. Миг – и они вонзились в лед.

Помогая друг другу, Митя и Вахнин с трудом вскарабкались на айсберг. В ширину он был метров сто, ноздреватый и грязный, местами с темными полосами буро-черной почвы. Айсберг, несмотря на волнение, лишь едва заметно покачивало. Они подошли к темной массе, которую заметил Волков. Своими очертаниями она смутно напоминала согбенную фигуру человека, уронившего голову на колени.

– Фу черт, – сказал Гриша. – Да это просто кусок мерзлого грунта. А я – то думал…

Он стал рассматривать его. Ничего особенного. Земля как земля. Мерзлая, с какими-то зеленоватыми прожилками.

– Все ясно. Грунт из Антарктиды, – комментировал Митя. – Сползая с материка, айсберг захватил с собой сотни тонн земли. Затем подтаял, потерял равновесие и перевернулся. Так что мы стоим на его бывшей подводной части.

– Скоро вы там? – напрягая голос, закричал Папин. Над краем ледяной стены появилась голова Гриши.

– Один момент, – сказал он просительно. – Взглянем только на остатки грунта.

– Гриша! – нетерпеливо позвал его Волков. – Подойди скорей сюда.

Митя опустился на корточки и замер, вглядываясь в кусок льда.

– Ну, что там еще? – проворчал Вахнин.

– Посмотри, что я нашел.

Вахнин неохотно приблизился и увидел под тонким слоем льда черно-синие тела овальной формы. Они были похожи на куколки гигантских бабочек и образовывали гнездо площадью восемь – двенадцать метров. Митя насчитал около двух десятков черных тел.

– Что бы это могло быть?

– Аллах его знает. Я тоже не видел ничего подобного.

– А вон и листья какие-то.

– Это же глоссоптерис! – так и подскочил Митя. – Палеозойский папоротник. Реликт! – Он выпрямился, подбежал к краю стены.

– Па-а-пин! Подай сюда лучевой нож и ломик!

– Зачем? – недовольно отозвался моторист, выглядывая из люка. Он и так измучился, пытаясь удержать «Кашалот» у айсберга.

– Давай, потом объясним.

Через полчаса они выгрызли кусок льда с грунтом, где было гнездо куколок, и, подтянув к краю, столкнули в воду. Затем спустились в судно. Папин высвободил «зубы» и подцепил обломок с реликтами на буксир.

– Вот теперь полный вперед! – удовлетворенно проговорил Митя. – Не зря ты, Витек, открыл эту «землю».

«Кашалот» упорно пробивался к атоллу. Волнение еще не утихло, и лишь много часов спустя они наконец увидели знакомые очертания рифов Марии-Терезии. И тут, когда они уже готовились войт в проход между рифами, что-то случилось с двигателем. Он странно взревел, и стрелки приборов, показывающих запас горючего и масла, двинулись к нулевой черте. Через минуту двигатель безнадежно смолк, а набегавшие сзади валы подхватили судно. Раздался скрежет, сильный толчок сбил всех с ног. Еще несколько ударов, и судно плотно застряло в прибрежных рифах.

Бесчисленные струйки просочились сквозь сетку трещин в бронепластике. «Кашалот» беспомощно повис на рифе, и через него с гулом катились волны. Откуда-то слышался угрожающий треск.

– Пропал «Кашалот», пропал… ах ты, – шептал потрясенный Вахнин. – Моя конструкция… – по его бледному лицу катились крупные слезы.

– Что же делать? Вплавь? – нервно спрашивала Валентина. Папин уже тащил спасательные пояса. К счастью, судно висело на рифе недолго, высокая волна вдруг сорвала «Кашалот», протащила на своем гребне метров тридцать и с размаху бросила в лагуну.

– Глыбу держите! Глыбу оторвало! – закричал Митя.

– Какая там глыба, черт с ней! – зло сказал Гриша. Волков с сожалением проводил взглядом кувыркавшуюся на гребнях волн груду льда и мерзлого грунта, добытого на айсберге.

«Кашалот» тонул. В последний раз Папин, надеясь на чудо, включил двигатель. Тот фыркнул, закашлял, и судно какими-то судорожными рывками еще немного приблизилось к берегу. Вода неумолимо заполняла рубку. Вахнин метался из угла в угол, запихивая в объемистый рюкзак наиболее ценные вещи. Валентина и Митя, забравшись на операторское кресло, подняли над головой полиэтиленовые мешки с образцами, забыв, что те не боятся воды. А Папин выжимал из двигателя последние резервы.

– Дно! Спасены! – завопил Митя и повалился в плескавшуюся по рубке воду: «Кашалот» с разгона ткнулся носом в прибрежную отмель. Вахнин рванул крышку люка и вылез первым. Митя и Папин помогли выбраться Валентине и вылезли сами. Волны, наскакивая друг на друга, уже перехлестывали через борт.

– Люк! – дико вскрикнул Гриша. – Задраивай люк! С искаженным от натуги лицом Папин молниеносно захлопнул крышку, завинтил, преградив доступ воде. «Кашалот», как поплавок, швыряло на волнах, пока не выбросило на отлогий берег.

Совершенно обессиленные, все повалились на песок рядом с судном.

Открылась дверь домика, на крыльцо вышел Солохин. Увидев вытащенный на берег «Кашалот», распластавшиеся на песке фигуры, он по-бабьи всплеснул руками и сбежал по ступенькам. Вероятно, он и не подозревал о крушении.

– Надеюсь, все живы? – еще издали крикнул Солохин.

«Мореплаватели» молчали.

– Здравствуйте, – спохватился Солохин.

Его глаза забегали по мокрой, растерзанной одежде исследователей, по их измученным лицам, затем уставились на обшивку аппарата, имевшего довольно плачевный вид.

Папин, морщась, бинтовал порезанный палец.

– Как эго случилось? – кивнул Солохин на судно.

Гриша стал объяснять. Его голос звучал глухо, виновато. Он мысленно клял себя за просчеты в своей конструкции.

– Да, а где глыба? – вспомнила вдруг Валентина.

– Что за глыба? – сухо поинтересовался Солохин.

Лицо Мити помрачнело еще больше. Ведь из-за этой злосчастной находки они потеряли столько времени и сил.

– Теперь она где-то в море, – вздохнул он, – а жаль, очень жаль. По-моему, в ней были неизвестные науке реликтовые формы.

– Беда небольшая, – сказал Солохин. – Мало ли их находили. А сейчас отдыхайте. Завтра обсудим итоги.

Солохин повернулся и пошел к домику. Митя насмешливо поглядел ему вслед.

– Видали? Итоги он обсудит. Слова-то какие…

Забрав из «Кашалота» образцы и вещи, «мореплаватели» побрели в хижину. Они так устали, что, не раздеваясь, повалились спать.

3

Вахнин и моторист целыми сутками возились у «Кашалота», устраняя бесчисленные повреждения. Занятие это казалось бесконечным: каждая новая опрессовка судна вскрывала незаметные на глаз трещины в бронепластике. Тем не менее сейчас, на исходе второго месяца, аппарат был почти готов к плаванию. Оставалось наладить пульсацию «дельфиньей кожи» и тщательно отрегулировать двигатель.

Валентина и Митя отрабатывали «повинность», систематизируя накопленные ранее образцы морских организмов. Но утреннее происшествие не выходило у девушки из головы. Как энтомолог, Валентина чувствовала, что этот усач – существо необычное. Возможно, какой-то новый, неизвестный вид насекомого? А может, ракообразное? Она терялась в догадках. Ясно было только одно: необходимо тщательно обследовать фауну атолла. Не успела она обдумать свои планы, как в хижину ворвался взволнованный Митя.

– Отыскался след Тарасов! – воскликнул он с порога. – Гриша испытывал «Кашалот» и был сегодня на внешнем рифе. Вот!

Он протянул девушке завернутый в целлофан темно-синий предмет.

– Что это?

– Одна из тех куколок. Сама-то глыба, конечно, растаяла давным-давно.

Валентина развернула целлофан и стала внимательно изучать. Высохшая, совершенно гладкая и жесткая на ощупь овальная куколка была покрыта хитиновым панцирем. На нем блестели кристаллы морской соли.

– А где остальные? Их было не менее двух десятков.

Митя вздохнул:

– Утонули, значит.

– Пойдем туда! – решительно поднялась Валентина.

…На внешнем рифе все было, как прежде. Ничего не изменилось. Так же грохотал прибой, ярко сверкал океан. Ни облачка, ни паруса, ни дымка на горизонте. Синяя безлюдная пустыня. Но Валентина понимала, что с момента, когда они ступили на берег этой песчаной бухточки, примыкавшей к рифу, началась совсем иная полоса в их жизни. У ног девушки лежала такая же куколка, какую принес в хижину Волков. Но только полураскрывшаяся. Явственно обозначалась голова неродившегося усача. За края желтой пленки, выстилавшей куколку изнутри, безжизненно свисали знакомые усы. Что-то помешало этой куколке развиться в нормальную особь. Порыскав среди обнаженных отливом рифов, Митя обнаружил еще несколько предметов: рваные куски пленки, высохший хитиновый панцирь. В общей сложности они насчитали около восьми погибших существ.

– Где же остальные? – повторила Валентина свой вопрос. Волков задумчиво смотрел вдаль, туда, где качались на ветру густые рощи пальм.

– Видимо, все утонули или погибли, – произнес он наконец. – Кроме того, единственного…

Они тщательно собрали в полиэтиленовый мешок все, что нашли, и вернулись на станцию.

– Спрячь в холодильник, – сказала Валентина. – А я побегу к Солохину. Доложить об открытии.

Валентина без стука вошла в «кабинет» и, проглатывая от волнения концы фраз, рассказала Солохину о находке на внешнем рифе, об утреннем усаче…

– Опять вы с этими… реликтами, – поморщился Солохин. – Нечего тратить силы и время на поиски мифического существа. Я, простите, не верю в его реальность. Вам показалось бог знает что. Молодежь всегда склонна преувеличивать…

– Но позвольте, – перебила шефа Валентина. – Вы считаете меня…

– Успокойтесь, товарищ Пименова. Ничего я не считаю. Но если вы так настаиваете, можно и обсудить этот вопрос.

Через полчаса все собрались в «кабинете». Лицо Солохина было мрачным и озабоченным. История с «кра­бами», как он окрестил найденные особи, выбила его из привычной колеи. Совсем это было некстати.

– С вашего позволения, – монотонным голосом произнес Солохин, – начну совещание.

«Он положительно неисправим, – мысленно усмехнулся Волков. – По любому поводу – совещания. Жить без них не может».

– Обсудим ход выполнения научной программы, – продолжал Солохин, поглядывая на ухмыляющегося Митю. – А то мы несколько увлеклись посторонними вещами.

– Вы о реликтах? – нахмурился Волков.

– Возможно, – сухо ответил Солохин.

– Так, по-вашему, это постороннее занятие? Находка, имеющая мировое значение! – поднялась с места Валентина. Ее глаза потемнели, засветились зелеными искорками.

Солохин снисходительно улыбнулся:

– Воздерживайтесь от высоких слов, товарищ Пименова. И поменьше эмоций. Спокойнее.

– Да вы!… вы просто, – девушка задыхалась от возмущения. – Это обскурантизм!

– Прекратите выкрики, – раздраженно сказал Солохин. – Повторяю. Еще неизвестно, что это за реликты. Неслыханная вещь – чтобы ожили древние формы? Мне кажется, на айсберге могли оказаться и зародыши современных организмов. Их могло занести в Антарктиду с атоллов Полинезии, из Австралии или Новой Зеландии.

Митя насмешливо поглядел на товарищей, но промолчал.

– Главное для нас – план. Выполнение программы, – раздавался бесстрастный голос Солохина. – Для этого мы здесь и находимся.

– Усачи теперь главный план, – упрямо возразил Митя.

– Разрешите мне определять важность тех или иных работ, – холодно отпарировал Солохин. – Анархии я не допущу! – Он нервно погладил себя по гладкому черепу. – Дискуссия окончена. Завтра утром приступить к сбору образцов фауны. В квадрате 72. Аппарат сможет там работать? – обратился он к Грише.

– Только в надводном положении. Придется драгу применять.

– Неважно.

– А если я не подчинюсь? – прервал их разговор Митя.

– Это приказ, – отрезал Солохин. – Не забывайте, что вы в экспедиции.

Некоторое время Волков зло смотрел на Солохина, на его блестевшую от пота лысину, потом, чтобы не нагрубить, просчитал в уме: «один… четыре… восемь» – и язвительно произнес:

– Усачи не крабы. На атолле есть один-единственный экземпляр. Неужели вы его хотите упустить?

– Совещание окончено, – повторил Солохин. Он встал и направился к двери.

Все вышли вслед за ним.

– Медуза! – ругался Митя, пока они шли к хижине. – Буквоед. План, видите ли, боится не выполнить.

– Ну ладно, бунтарь-одиночка, – мягко сказала Валентина. – Остынь, все равно по-нашему не выходит.

Из-за ближней пальмовой рощи донесся какой-то гул. Солохин, уже подходивший к метеобудке, остановился и, приложив к оттопыренному уху сложенную лодочкой ладонь, прислушался. Потом как-то странно повел носом, будто нюхал воздух. И вдруг все увидели над кронами деревьев странных птиц. В следующее мгновение Валентина осознала, что это не птицы, а скорее гигантские жуки. Они не махали крыльями, как птицы, а подобно насекомым с неуловимой быстротой вибрировали ими.

Один за другим существа приземлялись между домиком и хижиной, на ходу складывая желтовато-коричневые, жесткие на вид крылья.

Валентина услышала знакомый звук английского рожка. Повинуясь этому сигналу, усатые существа построились в некое подобие клина и устремились к хижине. Все их действия казались вполне осмысленными. Валентина заметила, что к ней, обгоняя других, приближался тот самый утренний усач, которого они собирались разыскивать. На его спине тускло отсвечивали лилово-черные пятна, похожие на мертвые зрачки. Воинственно поводя усами, он резво передвигался на своих шести суставчатых ногах.

Солохин следил за ним остекленевшими глазами. Усач поразительно напоминал ненавистных ему кокосовых крабов. Только был гораздо крупнее и без клешней.

– Бегите в хижину! – крикнул Солохин бабьим голосом, а сам ринулся в противоположную сторону – к домику. Валентина успела опередить его и проскользнула в станцию секундой раньше.

Усачи промчались мимо Волкова и принялись деловито обнюхивать стены хижины. В следующую минуту их вытянутые челюсти мерно задвигались, раздирая тростниковые стены, стаскивая с крыши пальмовые листья, куски дерева, охапки травы. Два усача рвали брезент. Другие проникли в хижину.

Подобрав валявшуюся на земле жердину, Волков бросился на усачей. И тотчас повелительно запел английский рожок. Несколько крупных особей повернулось к Волкову. Тот в нерешительности остановился. Сердце бешено стучало, руки дрожали. Он хотел отступить, но путь преградил вожак с лилово-черными «зрачками» на спине. Его боковые глаза внимательно следили за каждым движением человека. Митя оглянулся: от хижины к нему двигались другие усачи.

– В «Кашалот» беги! – закричала Валентина, высовываясь из окна домика чуть ли не до пояса.

Волков сделал неожиданный выпад и ударил ближайшего «гостя» по спине. Раздался глухой звук, словно жердина коснулась металлической поверхности. Жердь переломилась. Митя озадаченно посмотрел на оставшийся в руках обломок и метнул в того же усача. Тот отпрянул, освобождая путь, и Митя ворвался в хижину.

– С ума сошел! – всплеснула руками девушка. – Да его же загрызут! Помогите ему! – крикнула она Солохину, который из-за ее плеча растерянно наблюдал за происходящим.

А Волков уже волочил по земле большой рюкзак с образцами донной фауны и мешок с провизией. Четыре или пять усачей вцепились в мешок, привлеченные, видимо, запахом пищи. Мешок треснул, из него посыпались консервы, галеты, сухари, какие-то пакеты. Волков бросил его и побежал к «Кашалоту». Облепив, словно мухи, хижину, усачи яростно рвали верхнюю одежду исследователей, обувь, постели. Двое из них погнались за Митей, намереваясь, видимо, отобрать и рюкзак. Из «Кашалота» выпрыгнули Гриша и Папин, вооруженные ломиком и гаечным ключом. Один из преследователей почти хватал Волкова за ноги. Тут подоспел Гриша, размахнулся и что есть силы опустил ломик на голову усача. С непостижимой быстротой усач отскочил, а ломик глубоко вонзился в песок. Гриша неуклюже повалился на бок.

– Живей вставай! – закричал Митя.

Папин схватил Вахнина за руку, дернул к себе. Гонимые уже целой дюжиной усачей, все трое помчались к «Кашалоту» и едва успели прыгнуть в люк. Гриша захлопнул крышку, прищемив одному из гостей длинный ус. Несколько мгновений тот судорожно дергался, пытаясь освободиться, потом сильным движением откинулся назад и упал на землю с наполовину оторванным усом. А его собратья, сухо пощелкивая не то челюстями, не то крыльями, обступили судно, обнюхивая и ощупывая каждую трещину в бронепластике. Их черные глаза, холодные и внимательные, наблюдали за людьми.

– Вот тебе и куколки, – произнес отдышавшийся наконец Вахнин. – Это же какие-то черти…

– Но откуда их столько? – отозвался Митя. – Неужели из той дюжины, что избежала гибели на рифах?

Он присел на корточки возле прозрачной стенки рубки и стал наблюдать за двумя усачами. Те пытались открыть люк. И снова Волкова поразило, насколько согласованно действуют они, подсовывая лапы и челюсти под выступ крышки.

– Так что же теперь делать будем? – растерянно спросил Гриша. – Нас могут осаждать бесконечно.

Волков молчал. Гриша тронул его за плечо:

– Ты ведь специалист по реликтам.

Митя выпрямился, прошелся из угла в угол. В голову не приходила ни одна дельная мысль. Да и что тут придумаешь? Кто они, эти усачи? Какова их биологическая природа? Не разберешь даже, к какому виду относятся.

– Добудь-ка экземпляр для исследования, – сказал он наконец.

– То есть как это добудь? Голыми руками?

– Зачем же? – усмехнулся Митя. – У тебя есть зубы?

– Зубы? А-а! Понял.

Вахнин подскочил к пульту, включил биоточные манипуляторы. Раз! – и членистая «рука», выдвинувшись из гнезда, молниеносно схватила одного из гостей. Тот бешено задергался, пытаясь освободиться. Но «рука» держала крепко. Папин открыл шлюз для образцов, захваты сложились и втолкнули пленника в холодильную камеру.

– Ну вот, первый шаг сделан. – Митя с удовлетворением потер руки. – Пусть немного подмерзнет, а потом анатомируем.

– Вот дьяволы, глядите, что делают! – воскликнул Гриша. По сигналу рожка усачи двинулись к домику станции. Валентина и Солохин, вышедшие было на крыльцо, торопливо скрылись за дверью. Потом с громким стуком захлопнулось окно. Усачи начали пробовать «на зуб» стены домика. Благо станция была собрана из пластика – иначе ее постигла бы участь хижины.

Некоторое время усачи бесцельно кружили вокруг домика, пока их не позвал сигнал вожака. Этот сигнал донесся из дощатой пристройки, где помещался склад продовольствия.

– Учуяли, обжоры, – простонал Митя.

4

Теперь на всем пространстве, примыкающем к домику станции, сплошной массой двигались усачи. Их было в несколько раз больше, чем прежде.

– Опять атакуют станцию, – сообщил Митя, вскакивая на ноги.

С десяток особенно крупных особей взобрались на крышу, облепили антенну рации, состоявшую частью из тонкого пальмового ствола. Через секунду она с треском обломилась.

– Вот теперь и свяжись с Антарктидой, – меланхолически констатировал Волков. – Отрезаны от всего мира. «Робинзонада!».

– Что он делает?! – закричал Митя. На крыльце станции с оружием в руках показался Солохин. Спустившись на нижнюю ступеньку, он вскинул ружье и выстрелил по усачам на крыше. Один из них закрутился на месте, издавая слабый звук английского рожка. Солохин торопливо перезарядил ружье и снова выстрелил. Тогда усачи дружно устремились на стрелка.

– Ну, теперь держись, охотник, – со злостью сказал Митя. – Гриша, подай ломик!

Волков, а за ним Гриша вылезли из «Кашалота» и побежали выручать Солохина. Раздраженные усачи окружили его со всех сторон. Один уже вцепился в приклад ружья. Солохин от неожиданности выпустил оружие из рук. В это время второй усач почти оторвал Солохину рукав куртки. Тот попятился и чуть не наступил на третьего, который тут же схватил за штанину.

– Куртку снимите! Бросьте им! – на бегу крикнул Митя, перекладывая в правую руку ломик. Вдруг с шипением пронеслась белая ракета: это Гриша выстрелил из ракетницы, которую взял из рубки «Кашалота». Прокладывая дорогу ломиком и выстрелами из ракетницы, юноши приблизились к Солохину. Тот продолжал волочить за собой усача, вцепившегося в брюки. Внезапно появился вожак с лилово-черными «зрачками» и вонзил спои челюсти в другую штанину. Солохин споткнулся и упал.

– Брюки… – прохрипел Митя.

Он рванул пояс солохинских брюк, а Гриша, приподняв Солохина, освободил его от одежды. Затем они чуть не волоком потащили незадачливого охотника к «Кашалоту». Валентина на секунду приоткрыла дверь, проводила их взглядом и снова юркнула в укрытие.

– Уф, дьяволы! – облегченно пробормотал Гриша, когда захлопнулся люк. – Ну и задали вы нам работы, – покосился он на бледного Солохина.

– Что-ниб-будь надеть, – стыдливым шепотом сказал Солохин, оставшийся в одних трусах.

Митя окинул Солохина критическим взглядом.

– Погодите, где-то была старая роба, – сказал Папин и полез за выступ пульта. Он подал Солохину замасленную брезентовую одежду.

– Вы оказались правы, – произнес вдруг Солохин, обращаясь к Волкову. – Я недооценил их. Но кто знал?

Снаружи пронзительно запел рожок вожака. Усачи – все, сколько их было, – вдруг дружно поднялись в воздух и полетели на северо-запад, к густым рощам пальм. Митя озадаченно следил за ними. Потом его лицо прояснилось.

– Почему они улетели, как думаешь? – сказал Волков.

Гриша промолчал.

Несмотря на столь неожиданное отступление усачей, исследователи еще долго не решались покинуть рубку «Кашалота», нервно прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам и шорохам.

Как только усачи скрылись за рощей, Валентина тут же примчалась к «Кашалоту», держа в руках жестянку с аргинином.

– Что же делать теперь, ребята? – спрашивал устало Солохин. Волков и Валентина переглянулись: впервые Солохин назвал их «ребята».

– Академик Зуев уже знает? – обратилась к нему Валентина.

– Увы, – вздохнул Солохин. – Не успел доложить вовремя. – Он поглядел на оборванные провода антенны, выделявшиеся на фоне вечернего неба. – Эти крабы… поломали и передатчик.

Быстро стемнело. Было тихо, спокойно, лишь издалека доносился крик какой-то ночной птицы.

– Могли бы мы уплыть отсюда на «Кашалоте»? И когда? – спросил Солохин.

Вахнин стал что-то прикидывать в уме.

– Что же, двух-трех человек «Кашалот», пожалуй, поднимет, – сказал он. – Но не больше. Заплатки в основном у верхнего края корпуса. Поэтому придется идти только надводным ходом.

– Да, да, – рассеянно сказал Солохин, как бы не расслышав ответа. – Мы должны немедленно покинуть атолл.

– Неужели постыдно сбежим? – пожала плечами Валентина, – По-моему, наш долг в другом. – Она раскраснелась от возбуждения. Все ее мысли были заняты необычными существами.

Слова Валентины вывели Митю из оцепенения. О чем-то вспомнив, он прыгнул в люк «Кашалота» и открыл шлюз холодильника. Ведь там был пленник. Что он «расскажет» о себе?

Однако в холодильнике не оказалось никакого усача. На белой пластмассовой решетке лежала овальная темно-синяя куколка – точно такая же, какую они впервые увидели на айсберге, под тонкой коркой льда.

Митя позвал Валентину.

– Смотри, в куколку превратился. Но почему?

Валентина задумалась.

– Видимо, действие температуры, – проговорила она неуверенно. – Резкое охлаждение.

– Думаешь, от холода? Пожалуй, верно. Значит… Волков умолк и бросился к рюкзаку с книгами – единственному богатству, которое ему удалось сегодня спасти.

До глубокой ночи Валентина и Митя лихорадочно листали книги по молекулярной биологии и биокибернетике, пытаясь найти хоть какое-нибудь указание, подходящее к данному случаю.

– Правду говорят, что теория – это все, что не годится для практики, – с досадой сказал наконец Митя. – Что ж, будем вскрывать куколку.

Валентина принялась раскладывать на столике инструменты.

– Нет, подожди, – остановил ее Митя. – Давай лучше отложим до утра.

– Зачем это?

– Пусть куколка полежит здесь, на столе. До утра. – Он усмехнулся и добавил заговорщическим тоном: – Говорят, утро вечера мудренее.

…Перед восходом солнца прикорнувшую в углу рубки Валентину разбудило знакомое пение английского рожка. Оно звучало совсем близко, почти над ухом. Валентина испуганно вскочила на ноги. Вокруг столика, куда они вечером положили куколку, толпились тяжело дышавшие ребята. Прижав края пластикатной накидки, они удерживали что-то, сердито гудевшее под нею.

Валентина подбежала к ним.

– Опять стал усачом?

– Как видишь, – ответил Волков. – Да крепче держи! – прикрикнул он на Гришу. – Не то удерет.

– Вязать надо. И снова в холодильник.

С неожиданной силой усач приподнялся на лапах. Ребята с трудом прижали его к столу.

– Вот это силища, – сказал Гриша. – Давай скорей шнур.

Они стали вязать сопротивлявшегося усача. Им помогал Папин. Вдруг Митя замер в неудобной позе, сжимая в руке конец капронового шнура.

– Вяжи, вяжи, чего остановился, – сказал Вахнин.

– А? – очнулся Митя. У него был странный, отсутствующий вид. – Мне показалось, что… – он замолчал.

– Что тебе показалось?

– Сам не пойму.

Гриша пожал плечом и выхватил из Митиной руки шнур. А Волков продолжал стоять все в той же позе, не сводя глаз с пленника. Огромные фасеточные глаза усача, странно вопрошающие, почти осмысленно, по-человечески смотрели на него. Это были глаза загнанного в ловушку живого существа, понимающего, что с ним хотят сделать. Невысказанная боль, страстный немой вопрос, какая-то сверхъестественная мудрость застыли в этих бездонно-черных колодцах. И вдруг Митя понял: там, в бездне зрачка, бьется плененный луч света – искра разума. И в этой капле света он прочел мольбу, призыв к пониманию. Митя тряхнул головой. Этого не может быть. Такое просто невероятно. Все это почудилось ему, не больше.

– Взгляните в его глаза, – прошептал Волков. – Перед нами разумное существо. Сапиенс муравей, самур, если так можно назвать его.

Валентина и Гриша одновременно склонились над пленником. И ничего не увидели. Глубокие колодцы зрачков уже подернулись серой пленкой, потускнели.

– Бредишь, что ли? – с недоумением произнес Гриша, и его густая бровь выразительно переломилась.

Он ловко подхватил связанного самура, положил в холодильную камеру. Озадаченная словами Мити, а еще больше его видом, Валентина медленно закрыла дверцу холодильника и отметила в журнале время.

Волков по-прежнему «отсутствовал». Его мысли блуждали где-то далеко. «Неужели это было? – размышлял он в смятении. – И за миллионы лет до появления человека жил разумный вид насекомых или как их там?».

– Что показал радиоуглерод? – отрывисто спросил он Валентину.

Девушка полистала рабочий журнал:

– Возраст образцов грунта, где находились куколки, около двухсот шестидесяти миллионов лет.

– Все верно, – кивнул Митя. – Сомнений нет. Эти самуры – пришельцы из Гондваны.

Он закрыл глаза и отчетливо увидел незнакомую страну. Густые, мрачные леса, озера в глубоких впадинах, морские бухточки и нагромождения каменных глыб – ошеломляющую картину сотворения древнего мира.

Снаружи донесся нарастающий треск и шум.

– Летят! – воскликнула Валентина. Туча самуров облепила песок. Они беспокойно рыскали вокруг «Кашалота», ощупывая судно антеннами-усами.

– Сдается мне, они ищут пленного собрата, – сказал Митя. Он взглянул на часы, открыл дверцу холодильной камеры и удовлетворенно кивнул.

– Видите? Опять пропал самур. Зато появилась куколка.

Митя перенес ее на стол.

Несколько самуров встали на задние лапы и, прижавшись к бронепластику, стали разглядывать внутренность рубки. Увидев куколку, самуры разом отпрянули, коротко, сердито загудели. Они оставили в покое «Кашалот» и рассыпались по берегу, поедая зелень. Тут и там с грохотом падали пальмы, подрезанные острыми челюстями. Во все стороны панически разбегались кокосовые крабы, насекомые, пауки – еще уцелевшая живность атолла. За ними стремительно гнались пришельцы.

Несколько суток продолжались эксперименты с пленником, теперь уже в домике станции. Вахнин и моторист спешно заканчивали приготовления к отплытию. Солохин то и дело справлялся, скоро ли все будет готово.

Самур лежал на столе в «кабинете» Солохина, сплошь опутанный проводами, биодатчиками, микроэлектродами. Постепенно, шаг за шагом Митя и Валентина проникали в механизм внутреннего строения самура. Наконец они добрались до самого главного – изучили секреты ферментативной системы.

– Попробуем выжать из его клеточной памяти информацию. Узнать историю их вида.

С этими словами Митя закончил ювелирный монтаж крохотного биопередатчика в голове самура. Затем перенес его к окну и, быстро развязав ремни, сбросил на песок. Несколько секунд пленник лежал неподвижно, потом осторожно шевельнулся, с трудом встал на лапы – и вдруг резво помчался к роще пальм.

– Немного спустя включим приемник, – задумчиво проговорил Митя, опускаясь на пол. – А пока самур ищет своих, обсудим результаты. – Он зажег измятую сигарету и с наслаждением затянулся. – Так вот. Думаю, ты согласна, что муравьи родом из Гондваны?

– Не исключено, – уклончиво ответила Валентина.

– …Далекой, таинственной и прекрасной Гондваны, – Волков мечтательно закрыл глаза, его нервное, насмешливое лицо подобрело, разгладилось. – Жили они, благоденствовали, пока не началось палеозойское оледенение. Льды надвигались, отступали, опять шли в атаку… Это, как ты знаешь, продолжалось достаточно долго. И вот у самуров выработалась своеобразная реакция, предохранявшая их от гибели. Во время похолодания они сворачивались в куколки. Как только льды таяли, самуры превращались в живые, деятельные существа. Значит, они прекрасно а-да-пти-ро-вались! – пропел Митя. – Но вот последнее грозное наступление ледника навсегда похоронило их под своим панцирем. Процесс многообещающей эволюции для самуров был закончен. Ну, как моя рабочая гипотеза?

– Довольно логично, – подумав, согласилась девушка. – Хотя в несколько упрощенно.

– Да, но как заставить всех самуров превратиться в куколки? – вздохнул Митя. – Ведь климат атолла не изменишь.

– Его и незачем менять, – сказала девушка. – В чем проявляется действие холода на самуров? Видимо, у них понижается влажность тел. А ее можно понизить и «изнутри». То есть ввести самурам метаболит, угнетающий ферменты, как это я делала с крабами. Он заменит палеозойское оледенение.

– Гениально! – оживился Волков.

Их разговор прервал вошедший в домик Гриша, весь перепачканный смазкой. За ним вкатился озабоченный Солохин.

– «Кашалот» готов к отплытию, – сказал Гриша. – Но, повторяю, больше трех человек не поднимет.

– Прошу прервать ваши занятия, – обратился Солохин к исследователям. – Проведем короткое совещание.

– Зачем? – спросил Митя.

– Чтобы решить, кто поедет в первую очередь и кто во вторую…

– Тогда совещание ни к чему, – энергично сказал Митя. – Что касается нас, – он переглянулся с Валентиной, – то мы остаемся.

– Вот как, – без особого удивления заметил Солохин. – Но крабы…

– Не крабы, – поправила его Валентина, – а самуры. Да, мы надеемся справиться с ними. И кроме того, сохранить часть особей для науки. Надежду на это нам дает эксперимент с пленным. Результаты ободряющие.

– Напрасные надежды, – усмехнулся Солохин. Его раздражала самоуверенность молодых людей. Втайне он завидовал им. У них в голове есть какие-то идеи. Солохин не знал, что еще можно было бы сделать с загадочными самурами, методично пожиравшими зелень атолла.

– Хорошо, – помолчав, сказал Соломин и кивнул Грише. – Тогда можно отплывать.

5

Перед самым рассветом, когда самуры еще спали, «Кашалот» медленно отошел от причала. Высунувшись из люка, Солохин дал последние указания:

– Домик забейте, а сами на другой атолл. У вас остается надувная лодка. Не стоит дразнить этих… – Он опасливо посмотрел на обглоданные пальмы. – Если встретится корабль, радирую в Антарктиду.

Волков и Валентина долго слушали затихающий вдали гул гидрореактивного двигателя. Слушали до тех пор, пока не возник знакомый звук – сухой треск крыльев. Тогда они поспешили в домик станции.

Над лагуной заревели сотни английских рожков. Но мелодия звучала теперь как-то по-иному. Рожки словцо плакали и угрожали, молили и требовали одновременно. Опять пришельцы рыскали по берегу: они лихорадочно искали пищу.

Все новые и новые группы самуров прибывали на берег. В центре этого скопления крыльев, ног и усов появился самый крупный самур – вожак с лилово-черными «зрачками». Валентина увидела, как он поднял кверху голову, пошевелил усами и издал протяжный звук. Самуры расположились вокруг него рядами, точь-в-точь как дисциплинированные солдаты.

– Большой сбор у них, похоже, – заметил Волков. – Только по какому случаю? Настрой биоприемник. У нас ведь теперь есть информатор среди них.

На биоэкране заплясали туманные кривые, спирали, всплеснулись острые пики.

– Так и есть, – проговорила Валентина как бы про себя. – Они общаются биотоками. Но как расшифровать эти иероглифы?

Вдруг все звуки стихли. Самуры как по команде вытянули усы – под тем же углом, что и вожак. Наступила полная тишина. А затем на экран хлынула волна информации, накопленной в мозгу и клетках «информатора» – пленного самура, выпущенного на волю.

– Самуры, видимо, вспоминают свою прежнюю жизнь, – сказал Митя, в глубоком раздумье глядя на изображения. – Теперь я могу представить себе их состояние. Миллионы лет назад самуры погибли при оледенении. И никогда бы не проснулись, не ожили. Если бы не мы. Они ведь умерли для эволюции. А вот теперь ничего не понимают. Сбиты с толку.

– Мне их жаль, – вырвалось у Валентины.

На экране была глубокая долина, заросшая папоротниками и гинкговыми пальмами, кустарником глоссоптериса. Всюду возвышались какие-то куполовидные холмы. Их гладкие, словно полированные, стенки тускло отражали свет луны, плывущей среди древних созвездий. А в горах, окаймляющих долину, сверкали ледники – вестники палеозойского оледенения. Меж куполов быстро сновали самуры. Мрачный зов английских рожков эхом отдавался в лесах и горах. Затем исследователи увидели колонны, уходящие в глубь антарктической тайги.

«Митя прав, – подумала девушка. – Самуры бегут от надвигающегося оледенения. Только не знают, что спасения им нет».

Но вот появился знакомый пейзаж: сверкающий солнечными бликами Тихий океан, атоллы, поросшие кокосовыми пальмами.

– Что это значит? – пробормотал Волков. – Неужели самуры видят ближайшие к нам атоллы островов Бас?

– Просто они посылали туда разведчика. И теперь он сообщает о виденном. А мы воспринимаем картины, уже прошедшие через мозг нашего «агента».

– Но тогда это катастрофа! – воскликнул Митя. – Самуры намереваются перелететь на другие атоллы. Мы не можем допустить их расселения по Полинезии.

– Что ж, убивать? – гневно спросила Валентина. – Ведь ты сам говорил, что у них есть разум… – Она закрыла руками лицо и отвернулась.

– А что прикажешь делать? Или мы, или они. Предлагаешь оставить в живых? При их-то умопомрачительной плодовитости? Да они заселят всю планету! Куда же нам, людям, деваться? На Марс?

– Перестань, – тихо сказала девушка.

«Не надо было самурам оживать, – подумала она с горечью. – Лучше бы остались там, на айсберге».

…Около полуночи исследователи двинулись к пальмовой роще – обиталищу самуров. Была теплая звездная ночь. На внешнем рифе глухо бормотал прибой. Но не было слышно привычного шелеста пальмовых крон, голосов насекомых. Пришельцы превратили атолл в пустыню. Перекладывая с плеча на плечо коробку с отмеренными порциями аргинина, Митя еще и еще раз критически оценивал свой замысел.

В ходе многовековой адаптации самуры выработали удивительный нервный рефлекс – способность свертываться в куколки и оживать. Они съедят метаболит – аргинин – и под его действием «вспомнят» борьбу с оледенением, потому что их ферменты, управляющие влажностью и температурой организма, будут подавлены метаболитом. Ergo – нарушится адаптация. Внутренне, в «самих себе», самуры окажутся как бы в условиях палеозойского оледенения. И тогда сработает защитный алгоритм нервной системы: пришельцы свернутся в куколки. Все должно произойти именно так.

Увязая в песке, Валентина и Волков шли вдоль берега лагуны, потом свернули к редколесью обглоданных пальм. То и дело попадались сваленные пришельцами деревья – без коры, ветвей и листьев.

– Смотри, что это? – прошептала Валентина. Из мрака выступили куполовидные постройки – такие же, что они видели на экране биоприемника. К куполам вело хорошо утоптанное «шоссе», от которого исходил легкий пряный аромат.

– Такой же запах бывает на тропах наших муравьев и термитов, – сказал Митя, поводя носом, точно охотничий пес.

– А самуры разве не наши? Тоже с планеты Земля.

Около часу бродили они в темноте, обследуя «город» самуров, Митя насчитал не менее десятка куполов. Волков приблизился к одному из них – высотой чуть не с двухэтажный дом. Сквозь оболочку купола проросли толстые, жесткие на ощупь стрелы, увенчанные коническими чехлами. Этот странный «лес» на фоне обглоданных пальм выглядел как неведомый пейзаж иной планеты.

– Попробуем забраться внутрь. Но где выход? – спросил Волков.

Он обошел купол кругом, изучая его серую поверхность. Даже ногтем постучал. «Как бетон, если не крепче, – подумал Митя. – Тут и электробуром не сразу возьмешь». Он споткнулся о невидимый в темноте выступ, тихо выругался и включил фонарик.

– Ага, вот он.

Действительно, за выступом сооружения скрывалась довольно широкая щель. Она была закрыта плотной, твердой на ощупь пленкой. Митя надавил кулаком. Пленка чуть прогнулась. Надавил сильнее. Изнутри раздался сердитый звук «рожка», пленка внезапно разошлась, в лицо Мити пахнуло тяжелым запахом. Затем из щели выбежали два самура, угрожающе поводя усами. Глаза у них светились странным фосфорическим блеском. Митя бросился в сторону, за ним Валентина. Они бежали, и им чудилось, что вся стая самуров гонится за ними.

Наконец они остановились, перевели дыхание, прислушались. Все было спокойно. Усачи и не думали преследовать их.

– Ну и напугали, – с облегчением рассмеялась Валентина.

– Н-нда, – разочарованно согласился Митя. – Внутрь купола лучше не ходить. Остается одно: разбросать дозы аргинина у входов. Утром самуры подберут. Голод ведь не тетка.

Исследователи вернулись в домик. Включив биоприемник, Митя тотчас увидел внутренность «муравейника», где скрывался их информатор. Микропередатчик, вмонтированный в его мозг, непрерывно посылал сигналы – «мысли» и «ощущения» самура. Под куполом оказался целый подземный лабиринт. Ближе к вершине купола своды приобретали двоякую кривизну. Чуть ниже располагались большие чистые камеры с грибными садами. Вероятно, «грибы» самуров росли на компосте – измельченной растительной массе.

– Теперь ясно, куда пошли пальмы, кусты и прочая зелень, – невесело усмехнулся Митя.

Приборы показывали, что в жилище господствует неизменно ровная, одинаковая температура и влажность, несмотря на то что самуров там было как сельдей в бочке. Поражали чистота и порядок в камерах, переходах и кладовых. Чувствовалось, что древние существа необычайно чистоплотны. И тут Валентина обратила внимание на странное явление: на экране было видно и небо со звездами, и океан, и почти весь атолл. Все это довольно явственно проступало на фоне внутренних помещений.

– Что бы это значило? – подумала она вслух. – Кто-то из самуров летает сейчас над островом?

– Не думаю, – ответил Волков. – Здесь иное. Просто они видят не только в темноте, но и сквозь листья растений, стены купола, деревья. Для них, полагаю, все прозрачно. Удивительные существа!

…Прошли еще день и еще ночь. Томительно текло время. Митя высчитывал в уме, когда аргинин проникнет в кровь самуров и начнет подавление ферментов. На экране дрожало изображение камеры того «муравейника», где скрывался их информатор.

– Четыре двадцать по Гринвичу, – взглянув на часы, произнес наконец Волков. – Сейчас начнется.

– Как бы я не хотела, чтобы это начиналось! – ответила со вздохом девушка.

– Ведь мы поступаем жестоко!

Митя отвернулся к окну, облокотился на подоконник и стал глядеть на быстро светлеющую рощу. Там звенел, разрастался унылый напев рожков. Волкову тоже было очень жаль самуров. «Но что тут придумаешь иное? Какой толк в подобной жалости?», – зло думал он.

Самуры в камере вдруг забеспокоились, потекли по коридорам и переходам. Сплошной массой ринулись они к выходу. Древний инстинкт, разбуженный действием метаболита – аргинина, гнал их в леса палеозоя… которых уже давным-давно не было. Мрачный напев рожков пронзил сердце Валентины. Она зажала уши, чтобы не слышать мелодию. О, этот жуткий напев!

С гулом лопались пленочные входы в купола. Самуры расползались по атоллу, точно слепые, натыкаясь на кусты и обглоданные пальмы. «Да, аргинин сработал без промаха, – размышлял Митя. – Больше не видеть им звездного неба. Не видеть! Прощайте, самуры. Вы уходите, а мы остаемся».

– Валя, – тихо позвал он.

Девушка не отозвалась. Подперев кулаком щеку, она сидела у окна, беззвучно созерцая розовеющий в лучах восходящего солнца океан. Валентина понимала, что все это не могло окончиться иначе. Но ее нервы были до предела натянуты, а сердце сжималось от боли. «Самуры далеко бы пошли, далеко! – размышляла она. – Это бесспорно. Какая у них стройная организация. Все у них существуют для каждого и каждый – для всех. Вот идеал, к которому должны стремиться мы, люди».

«Ошибаешься, – сухо возразил ей внутренний голос. – Не в общежитии, подобном муравейнику, и не в их укладе жизни должны искать люди образец». «Если бы не оледенение, на Земле победил бы их разум», – твердила Валентина. «Победа человека случайна». «Закономерна, – поправил голос. – В нашем обществе коллективный разум сочетается с высоким интеллектом и гибкой адаптацией индивидуума к любым внешним условиям». «Причем здесь адаптация?». «И это говоришь ты, биолог? – негодующе воскликнул двойник.

«Да как только на Земле появились первые живые существа, ВЫЖИВАНИЕ стало центральной проблемой эволюции. И оно тесно связано с адаптацией, приспособлением». «Разве римский солдат, убивший Архимеда в Сиракузах, обнаружил большую адаптивность поведения, чем Архимед?», – заметила Валентина. «Чепуха. Сущность проблемы выживания – чисто биокибернетическая. Да, да. Почему самуры не вынесли оледенения? Они были просто живыми автоматами с линейной тактикой поведения. А человек – более высокая ступень… Природа наделила самуров сложным и тонким алгоритмом, системой рефлексов адаптации. И этот алгоритм действовал у них хорошо до поры до времени. Пока климат Гондваны изменялся плавно, очень медленно. Когда же наступило резкое похолодание, алгоритм нарушился. Самуры похоронили самих себя, свернувшись в безжизненные куколки. И умерли для эволюции».

Ее мысли прервал Митя. Он тихо сел рядом, ласково погладил по плечу. Валентина доверчиво склонила голову ему на грудь. Она чувствовала себя смертельно уставшей. Так они сидели и молчали, вглядываясь в неподвижные группы самуров, чернеющие в предрассветном сумраке. Казалось, пришельцы спали. «Они уснули теперь навсегда и никогда не проснутся», – уже спокойнее подумала девушка, примиряясь с неизбежным.

Вдруг Валентина вздрогнула: невероятный, все заглушающий рев английских рожков потряс стены домика.

– Что это? – вскочил на ноги Волков, пытаясь через плечо девушки выглянуть в окно. В широко раскрытых глазах Валентины были изумление и страх.

– Самуры… – прошептала она и, не докончив фразы, бросилась к выходу.

Атолл кишел живыми самурами. Словно разбуженные лучами солнца, они метались по всем направлениям, шурша жесткими крыльями. В их бешеном движении не было ни порядка, ни цели, пока не раздался сигнал вожака с опушки обглоданной пальмовой рощи. И самуры со всех сторон устремились к нему.

Вожак повернулся и побежал в глубь атолла. За ним двинулись остальные.

– Ничего не понимаю. Ведь они должны были умереть, вернее, свернуться в куколки? Значит, не сработал аргинин? – Митя растерянно смотрел на кипящий водоворот черно-синих тел, катившийся в северо-западный угол атолла. Туда, где были их жилища.

– Аргинин не мог не подействовать, – едва слышно уронила Валентина. – Да вышло не так, как нам хотелось.

– Что ты хочешь этим сказать? – растерянно спросил Митя. Вся его самоуверенность улетучилась. Рухнули теоретические построения, которыми он втайне гордился. Но почему? В чем ошибка?

– Не знаю, что будет, но мы должны… – Митя выбежал из домика и устремился за самурами, к куполам. Валентина, поколебавшись, последовала за ним. Со стороны «города» все явственнее доносился странный скрежещущий звук – будто там пилили камни.

…Скрываясь за уцелевшими деревьями, они наблюдали какое-то бессмысленное уничтожение куполов. Орудуя крепкими челюстями, как пилами, самуры с бешеной энергией рвали, крошили, перемалывали «цемент» своих жилищ. Ломали камеры, переходы, грибные сады, обрушивали ажурные своды. Казалось, действовала гигантская, хорошо слаженная машина разрушения. Вскоре «города» с правильными рядами куполов не стало. На его месте была перепаханная, хорошо выровненная поляна.

– Что же это они делают? – в отчаянии восклицал Митя, хватаясь за голову.

За все время Валентина не произнесла ни слова. Она будто окаменела, широко раскрыв глаза, вцепившись в ствол пальмы.

Но вот снова показался вожак. Его лилово-черные наспинные «зрачки» тускло светились, будто аргинин вдохнул в них призрачную жизнь. Прозвучала властная мелодия. Тысячная масса пришельцев устремилась за вожаком.

– Теперь начнут станцию громить! Бежим! – закричал Митя. Но девушка не сдвинулась с места.

– Нет, – сказала она тихо. – Они идут к морю.

– Не может быть! – прошептал, догадываясь, Митя. – Но почему?

– Не знаю. Ничего не знаю.

Самуры, не обращая на них внимания, подобно горному потоку катились к берегу океана, навстречу прибою. Его древняя никогда не смолкающая песня сливалась с торжественно-мрачным напевом рожков. Когда первые ряды самуров во главе с вожаком вошли в кипящую полосу прибоя, Митя, следовавший в хвосте лавины, опять схватился за голову и застонал:

– Какой же я был идиот! Вообразил, что все так легко и просто. Какой идиот!

Трубный рев самуров, достигнув к концу пронзительной ноты, мгновенно обрывался, едва их накрывала вода. В тот момент, как последняя группа подошла к линии прибоя, Волков неожиданно бросился вслед за ними.

– Что ты задумал? – вскрикнула девушка, пытаясь остановить его. – Разве их удержишь?

– Один, хотя бы один экземпляр… – сдавленно восклицал Митя – Для науки! Мы…

Он вырвался из рук Валентины и очертя голову прыгнул в воду. Поскользнулся и упал, захлебываясь в горько-соленой купели. Ему удалось схватить за ногу последнего из самуров, уже почти погрузившегося в воду. Но удержать не смог. Никто не смог бы. Громадный, целенаправленный порыв был в этом последнем стремлении пришельцев. Какой-то новый, порожденный метаболитом инстинкт неодолимо гнал самуров в извечную колыбель жизни – в океан.

Подавленные и растерянные, просидели они весь остаток дня на берегу лагуны. Дул теплый северный ветер, ярко светило солнце, но небу бежали пухлые облачка. Как будто никогда и не было на свете никаких самуров. Они ушли в безбрежное синее лоно океана и унесли с собой свою неразгаданную тайну.

1

Метаболит – химическое вещество, способное подавлять (угнетать) деятельность ферментативной нервной системы организмов.