Александр Колпаков

Око далекого мира

Леонид медленно поднялся на плоский прибрежный холм, раздвигая рукой высокую душистую траву, доходившую ему до плеч, и остановился у подножия памятника. На вершине мраморного тороса был изваян человек в полярной меховой одежде. В одной руке он держал планшет, а другую козырьком приложил к глазам, словно защищал их от блеска льдов. Леонид скользнул взглядом по надписи: «Исследователям Северной Земли» и, взобравшись на уступ обелиска, сел, обхватив руками колено.

Это был худощавый, гибкий молодой человек лет тридцати, с мечтательными, немного грустными глазами и мягкими движениями.

Он сидел неподвижно, слушая, как внизу шумит море, и думал о том, что преобразование биогеносферы[1] Земли – дело целой исторической эпохи. Пожалуй, ему не увидеть конечного результата. Правда, кольцо Черенкова создается довольно быстро, но пока готова лишь его полярная секция…

Все вокруг было залито каким-то призрачным, но вместе с тем сильным светом. Бесчисленные звезды на небе почти тонули в нем. Высоко-высоко, простираясь как гигантское крыло, с севера на юг перекинулась по небосводу светящаяся дуга, подобная кольцам Сатурна, видимым с экватора планеты. То было кольцо Черенкова – вытянутое облако мельчайших частиц алюминия, вращавшееся по орбите на удалении полутора тысяч километров от Земли. Оно бросало на полярные области поток рассеянного солнечного излучения, навсегда изгнав ночь из бывшего Арктического бассейна.

Было так светло, что Леонид различал секундные деления на циферблате своих наручных радиочасов.

Густой молочный туман лежал в низинах. Но мысль Леонида проникала сквозь него и улавливала процессы, понятные лишь биогенологу[2].

Северная Земля, веками закованная в ледяную броню, ожила, чтобы через несколько лет превратиться в Арктическую Ривьеру, – таков был план Совета Знания, над осуществлением которого Леонид работал здесь последние годы. Вскоре туманы рассеются, уйдут, и глазам предстанет дышащая теплом земля. Обнажатся готовые к цветению ростки субтропических растений, высаженные сотрудниками Климатической Службы. Острова покроются разноцветным ковром цветов и трав, как это произошло на холме, где сидел Леонид.

На севере, по ту сторону широкого плато, поднимались горы, вершины которых серебрила только что взошедшая луна. Стояла торжественная тишина, лишь временами ее нарушал отдаленный гул работавших у подножия хребта киберомашин. Леонид прислушивался к голосам природы, к журчанию воды в горах от тающих ледников и вечных снегов, к немолчному рокоту прибоя и шелесту травы у своих ног, и его мысли незаметно приняли другое направление.

Да, ему не повезло… Он всегда жаждал необычного, героического, а незаметная работа биогенолога не давала пищи для этого. Все будни, будни… Прикрыв веки, он грезил о путешествиях к планетам иных солнц, о подвигах, о биосферах других миров, ждущих своих исследователей. Только там достойное поле приложения сил, скрытых в человеке. Но он навсегда прикован к Земле. Беспощадная космомедицина вынесла ему свой приговор еще в те годы, когда он мечтал о космосе и пытался поступить в Академию Звездоплавания. Его организм плохо переносил ускорения, и этого было достаточно… Леонид был лишен возможности посещать даже эфирные поселения, опоясавшие Землю по круговой стационарной орбите. С грустью следил он, как его товарищи, космобиологи и космогеографы, устремлялись в заатмосферные выси, в царство невесомости и света, чтобы познавать и изменять другие планеты. Они возвращались оттуда переполненные впечатлениями, духовно преображенные.

И Леонид, ощущавший в себе непрерывный порыв к действию, метался по всей Земле, сжигаемый неудовлетворенностью. За последние несколько лет он успел побывать и в Антарктике, и в Полинезии; на какое-то время его увлекли работы по отеплению Арктического бассейна. Но теперь и здесь основные трудности позади…

Спускаясь с холма, Леонид мысленно повторял слова Еврипида:

«Нам оттого земная жизнь любезна, Что жизни мы не ведаем иной…».

Он пересек еще одну холмистую гряду и оказался на прибрежной равнине. Вдали раскинулся Североград; россыпь его огней, казалось, тихо плыла в пространстве. Справа виднелись серые массы киберомеханизмов, оттуда доносился неясный гул, вспыхивали сиреневые искры ядерной сварки. Два ряда тонких, как карандаш, опорных колонн из бездислокационного металла уходили от Северной Земли через пролив на материк.

Они шагали прямо по океану, неся на себе легкие конструкции будущего моста.

Леонид знал, что скоро по этому мосту, на километровой высоте от поверхности океана, помчатся атомовозы и ВЧ-мобили. Стройка была в полном разгаре, несмотря на то, что операторы давно уже спали: киберомеханизмы работали самостоятельно по заданной программе.

Впереди себя Леонид услышал какой-то странный шорох и остановился. В белесом свете, льющемся от кольца Черенкова, он увидел прозрачную грибовидную массу, медленно ползущую в траве. Величиной она превосходила гигантскую морскую черепаху. Сначала он решил, что это заблудившийся киберомеханизм из мостостроительной группы. «Вероятно, у него отказала программная катушка, – подумал Леонид. – Надо проверить». Он шагнул вперед. Масса издала нежный звон, который неуловимо растаял в воздухе, и отпрыгнула в сторону. Заинтересованный, Леонид остановился. Предмет изменил свои очертания: вытянулся в длину, стал выше. На его «спине» образовался большой нарост и с легким треском лопнул, точно набухшая почка. Леонид тихо вскрикнул от изумления, потому что в следующий миг «почка» выросла до размеров огромной, совершенно прозрачной чаши, усеянной по внутренней поверхности множеством красных овалов, тоже прозрачных. Сквозь чашу, висевшую теперь над головой Леонида, просвечивали звезды. Постепенно в его сознание проникла мысль, что это не строительный киберомеханизм. Но тогда что?..

Он снова приблизился к предмету и вдруг упал, защищая глаза от розового света, хлынувшего из глубины чаши. Леонид не успел еще опомниться, как предмет, глухо звеня, двинулся на него. Пальцы Леонида встретили что-то упругое и увязли в губчатой, покалывающей острыми иголочками массе. Он инстинктивно отдернул руки. Свечение погасло, а «гриб», ставший почти невидимым, стремительно поднялся в воздух, направляясь к югу, в сторону Большой Земли.

Некоторое время Леонид сидел не шевелясь.

Постепенно он осознал, что столкнулся с необыкновенным открытием. Не менее важным, может быть, чем открытия космонавтов на других мирах.

– А я ведь его упустил, – сказал он вслух.

И, усмехнувшись, покачал головой. – Вот незадача, черт возьми…

Спустя несколько минут он уже был далеко.

Задыхаясь, большими прыжками Леонид бежал по равнине к городу Упругие ветви вечнозеленых насаждений, окружавших Североград, больно хлестали его по лицу. Потом он мчался мимо струившихся лунным светом зданий, где спали его товарищи – климатологи и почвоведы, киберооператоры и метеорологи, агрономы и океанографы, все те, кто создавал Арктическую Ривьеру, и все время в его голове билась одна мысль: «Я его упустил…». Догнать, узнать, что за странная машина – это желание вытеснило все остальные. Наконец он достиг стоянки гравипланов и прыгнул в первый попавшийся аппарат. Через несколько минут Леонид уже кружил над равниной, где ему встретился прозрачный «гриб». Но тот словно в воду канул. Потом Леонид увидел его в виде серо-розового пятна далеко на юге. С огромной скоростью пятно перемещалось у самой земли.

Леонид устремился в погоню. Перелетел через пролив и долго гнался за все уменьшавшимся пятном. Вскоре оно превратилось в точку и исчезло. Леонид понял, что его затея безуспешна – слишком велика была скорость «гриба». И повернул назад.

Уже достигнув окраины Северограда, Леонид вдруг подумал: «А чего я, собственно говоря, мечусь?.. Этот гриб и вправду необычен. Ну и что из этого?.. Скорее всего, новая конструкция – вероятно, радиоуправляемая, – запущенная из Северного Научного Центра».

Несколько времени спустя он лежал в гамаке, под сенью тамариндов, росших на крыше здания, где он жил. Рядом на столике светились радиочасы. На узорчатой панели Аппарата Всеобщей связи дрожали блики лунного света. Леонид не мог уснуть: его не покидала мысль об этом предмете. Не выдержав, он встал, вызвал по Аппарату связи Северный Научный Центр и рассказал о встрече с «грибом».

– Нет, мы не запускали такой конструкции, – ответил ему дежурный, – может быть, она из Города Знания?..

Он радировал в Кибернетический Центр Города Знания: там тоже ничего не знали, но заинтересовались сообщением. Поскольку Леонид не мог ясно описать аппарат, ему предложили собрать более точные данные. Насмешливый женский голос даже выразил сомнение в реальности «гриба».

Леонид рассердился, выключил планетофон и снова лег в гамак. Наступило утро, а он все думал о проклятом «грибе», слушая, как пробуждается город, сразу наполнившийся мелодичным жужжанием аэротакси, говором тысяч людей, чистыми гудками атомоходов, швартовавшихся в порту. Его злило вынужденное бездействие, но он не знал, что предпринять.

Прерывистый сигнал Аппарата Всеобщей связи нарушил тишину. «Кто бы это мог быть?», – подумал Леонид. На зеленоватом экране долго трепетали полосы ряби. Потом экран посветлел, появилась курчавая голова и бронзовое лицо молодого человека, обнаженного до пояса, мускулистого, словно римский гладиатор.

Глаза Леонида расширились от радости.

– Теранги?!

– Это я, – просто ответил тот, показывая в улыбке белые зубы. Они смотрели друг на друга и молчали от избытка переполнявших их чувств. Им было, что вспомнить. Их дружба началась три года назад, когда Леонид изучал океанские глубины к востоку от Маркизских островов. Теранги руководил на Нукухиве базой исследовательских роботов-океанологов, помогавших экспедиции. Тогда они и встретились. Леонид искренне полюбил веселого островитянина, причудливо сочетавшего в себе непосредственную натуру сына южных морей и высокую культуру людей эпохи Всемирного Братства. В противоположность Леониду глубоко земное, конкретное мышление Теранги вполне удовлетворялось миром прикладной кибернетики, которая давала пытливому уму безграничные возможности для творчества.

Леонид смотрел на друга и как будто вновь дышал целительным воздухом Нукухивы… С чистого лазурного неба струился благодатный солнечный свет, волны с шипением набегали на берег. В солнечных бликах, далеко в море, мелькали черные «головы» роботов-исследователей, а над ними, словно заботливые няньки, парили вертолеты радиотелеуправления…

Потом всплыло самое дорогое: он видел грациозную головку Уны, сестры Теранги, ее глаза, в глубине которых мерцал ночной океан…

– Теранги… Как я рад… как рад, – повторял Леонид.

– Ты совсем забыл меня, – будто извиняясь, сказал Теранги. – Я с трудом отыскал тебя. – Он помолчал и добавил: – Мы должны встретиться и как можно скорей.

– Что-нибудь случилось?! – забеспокоился Леонид.

– Трудно объяснить словами. Это надо видеть…

Где ожидать тебя?

Теранги был явно взволнован, и его рассказ был сбивчив. Леонид понял только, что Теранги наблюдал какое-то поразительное, необъяснимое явление, что-то вроде миража. Он сообщил, что радировал об этом в Город Знания.

– Мне предложили связаться с тобой, – закончил Теранги с удивленным видом. – Но при чем здесь ты?!

– Ага… – протянул Леонид задумчиво. – Кажется, догадываюсь. Срочно вылетай в Чукотск! Жди меня через несколько часов на эспланаде, против радиомаяка. Обо всем поговорим на месте.

Экран погас. Леонид быстро оделся, спустился в свою комнату и собрал необходимые вещи.

Вскоре он перелетел на вертолете Климатической Службы через пролив, отделяющий Северную Землю от Таймыра, приземлился у станции Северной электромагнитной автострады и пересел в один из ВЧ-мобилей, косяками стоявших меж поясов вечнозеленых насаждений.

– Берингов пролив! Эспланада! – бросил он в небольшую мембрану – приемное устройство автомата, управляющего машиной.

ВЧ-мобиль бесшумно тронулся с места и, набирая скорость, понесся на восток.

Спустя несколько часов Леонид катил по широкой тенистой аллее, образованной стволами и кронами тянь-шаньских елей. Был поздний вечер. Нежный туман стлался в кустах роз, всюду сверкали капли росы. Аллея кончилась, и ВЧ-мобиль оказался на необъятной эспланаде Дежнева, огражденной со стороны пролива гранитным парапетом, вдоль которого тянулись мраморные скамьи, беседки, павильоны. Еще издали Леонид увидел Теранги, приветливо машущего ему рукой из беседки, увитой плющом.

Они обнялись.

– Рассказывай, – попросил Леонид. Вместо ответа Теранги постучал согнутым пальцем по крышке телеаппарата, висевшего у него на боку:

– Рассказывать будет он. Пойдем на станцию Всемирной Телесвязи.

В одном из залов станции он разыскал свободный проектор и вложил в аппарат ленту, привезенную с Нукухивы. Погасив свет, сказал:

– Мой телеаппарат, к счастью, был включен.

Вот что произошло…

На экране проектора возникло цветное объемное изображение участка побережья Нукухивы, сопровождаемое звукозаписью. Гремела песнь ночного прибоя, слабо фосфоресцировал океан; на краю неба, усыпанного яркими звездами, темнела гряда лесистых гор. Слева, на мысу, горели огни базы, где работал Теранги. Внезапно окрестность залил ослепительный розоватый свет. Померкли звезды, свечение океана, огни базы. Вслед за тем откуда-то пришла мелодия, подобная звездной музыке. В небосклон вонзился прямой, как луч света, розовый столб.

– Он вырос как будто из-под земли, в сотне метров от меня, – прошептал Теранги.

…Столб увеличился, внутри него, начиная от основания, побежали вверх яркие спирали. Незнакомая музыка усилилась, спирали побледнели, и неожиданно Леонид увидел бегущие в колонне этого странного света как бы кадры замедленной киносъемки. Промелькнула перевернутая панорама города Таиохаэ – крупнейшего научного центра Маркизских островов.

Потом операторская базы – огромный зал, уставленный большими и малыми телеэкранами, электронными машинами, инфразвуковыми приемниками.

Плыли бесконечные пляжи Всемирного Курортно-Санаторного Центра, разбросанные по всем архипелагам, островам и атоллам Полинезии…

Наконец крупным планом обрисовался один из океанологических танков.

– Он находился в это время на дне океана, в ста милях от берега, – пояснил Теранги. В его глазах вспыхнуло волнение, как будто он заново переживал события. – Но как попал гидротанк в этот столб света?!

Но вот столб из розового стал бледно-желтым, мелодия превратилась в еле уловимое дуновение звуков. Где-то в бесконечности, куда, казалось, уходила вершина миража, с немыслимой, непонятной четкостью возникли белые, как жасмин, колонны, здания, легче облаков, кристально прозрачное зеленоватое небо…

Столб угас, мелодия умерла. Снова рокотал ночной океан, темнели вдали горы.

Щелкнул выключатель.

– Что скажешь, брат?..

Леонид молчал. Он понял, что этот мираж создается тем самым аппаратом, который он спугнул на Северной Земле. Только сейчас он убедился в величии явления. И с еще большей силой охватило его желание узнать, что это такое. Видение это было как отзвук его собственной мысли, ответ его памяти, вспышка мечты, эскиз Неведомого, точно молния, внезапно осветившая мрак ущелья.

– Но это не все… – опять заговорил Теранги, так и не дождавшись ответа. – Я бросился к тому месту, откуда только что исходил свет. Там было пусто!… Вдруг какой-то прозрачный, словно невесомый шар, или сфероид, взметнулся вверх. Меня обдало жарким ветром. Я задел рукой что-то осязаемое, упругое… Раздался звон, тьму прочертила слабосветящаяся полоса и упала к моим ногам.

Теранги извлек из кармана предмет, напоминающий плоскую чашу, зеленую изнутри. Она тускло блеснула своими розовато-серыми гранями. Леонид почти вырвал ее из рук полинезийца и стал рассматривать с таким видом, словно в чаше скрывалась загадка бытия.

– Деталь совершенно неизвестного назначения, – разочарованно произнес он наконец, вертя чашу в руках. – Но я ее уже видел раньше.

– Где?! Когда?!.

Леонид коротко рассказал о событии прошедшей ночи, о параболоиде, усеянном красными овалами, вероятно этими чашами.

– Мне тоже удалось дотронуться до аппарата, – сказал Леонид. – Но он мгновенно взлетел вверх, как бесшумная птица…

– Но что это?! Что?! – взволнованно спрашивал Теранги Леонид пожал плечами.

– Пока не знаю… Уверен, чувствую… Ты был у порога необычайного открытия. Теперь скорей в Город Знания! У нас есть факты!

Камилл подошел к раскрытому окну и некоторое время молчал, словно созерцая ажурные громады Города Знания, раскинувшегося на берегах Енисея. Леонид и Теранги сидели в глубине комнаты в пластмассовых шезлонгах и ждали, когда ученый заговорит снова. Их беседа началась несколько минут назад.

Камилл, один из новых членов Совета Знания, был строен, белокур и плечист. У него было тонкое длинное лицо и взгляд, неподвижно устремленный в одну точку, словно ученый навсегда застыл над решением некоей мучительной задачи, однажды пришедшей ему в голову. Леонид и Теранги знали, что Камилл один из крупнейших теоретиков в области тяготения и света и долгие годы работает над новой проблемой, лежащей где-то у последних пределов современного знания.

– Мы запросили все научные центры планеты, – повернувшись к друзьям, сказал Камилл. – Они непричастны к явлению, которое вы условно называете миражем… Деталь, равно как и изображения, представленные Теранги, тщательно изучены…

– И что же?! – весь подавшись вперед, спросил Леонид. Камилл медленно подошел к столу, взял в. руки серо-розовую чашу и задумчиво продолжал:

– Все это не более понятно, чем пуническая грамота… Назначение чаши не установлено. По одним изображениям нельзя сделать каких-либо выводов о сущности открытого вами явления.

– Неужели оно так и останется игнорабимус[3]?! – возмутился Леонид. – Примириться с этим?! Никогда!

- Подожди, – с улыбкой возразил Камилл. – Разве я примирился?.. Факты – вот что мы должны накопить. Факты – воздух ученого…

Я ощущаю ритм неведомой песни, но еще не знаю ее слов.

– Тогда что ты предлагаешь?

– Искать! – ответил Камилл. – Искать этот мираж!

Даже если придется исколесить всю Землю… Совет Знания предоставляет нам чрезвычайные полномочия. Мы должны выяснить природу явления! Повсюду предупреждены о нем. Станции Всемирной Телесвязи уже ведут непрерывное наблюдение. Час назад я получил сообщение из Чукотска. Мираж появился там!

Я должен видеть его собственными глазами. Вылетаем немедленно!

…У восточной окраины Города Знания на фоне вечереющего неба рисовались секции электромагнитной катапульты, с которой выбрасывались стратопланы. Теранги, Камилл и Леонид едва успели занять места в пассажирском салоне, как на легкой стенке, отделяющей салон от кабины пилота, вспыхнула неоновая надпись: «Старт!». Низко загудели включенные соленоиды катапульты. В мерцании голубых искр стратоплан начал разгон. Со скоростью, вдвое превышающей звуковую, он вырвался из выходной арки катапульты. По тайге прокатился пушечный гром. Наземные генераторы послали вдогонку стратоплану высокочастотный энерголуч, чтобы тот мог продолжать полет.

Словно в калейдоскопе, внизу пронеслись сооружения энергетической централи, леса, горы, долины, потом все заволокло облачным покрывалом. И вот уже открылась феерическая картина заатмосферного неба.

Солнце, полыхавшее в черно-фиолетовой дали, с огромной скоростью покатилось на запад и скрылось за выпуклостью земного шара. Стратоплан летел теперь по инерции, описывая в пространстве параболу, упирающуюся в Берингов пролив.

Камилл и Теранги спали, убаюканные мерным гулом двигателя. Но Леонид упорно думал. Он в сотый раз возвращался к видению, так поразившему его воображение.

Что это было?.. Особенно пейзаж, который на мгновение возник в вершине столба света?.. Его нельзя было отождествить с каким-нибудь уголком земного.

Но может быть, это просто игра световых лучей в атмосфере? Или флюктуации[4] частот? Потом его охватило огромное нетерпение. Он хотел бы сейчас, сию минуту быть в проливе.

Его размышления прервал рев тормозного двигателя.

Перегрузка вдавила Леонида в кресло, он страдальчески морщился Послышался характерный звук рассекаемого воздуха: выпустив крылья планера, стратоплан вошел в плотные слои атмосферы. В глубочайшей пропасти разлилось зарево огней Чукотска, города с двухмиллионным населением. Робот-пилот безукоризненно посадил стратоплан на рельсовую тележку, кого рая окончательно и затормозила его. Шесть тысяч километров. аппарат покрыл за двадцать пять минут, молнией промчавшись над большей частью Азии.

…У входа в аэровокзал Чукотска ученых нетерпеливо поджидал общественный Инспектор.

– Наконец-то!… У нас тут настоящее столпотворение, – возбужденно говорил он, пожимая Камиллу руку. – Да сейчас сами убедитесь…

Вот мой гравиплан. Прошу.

Но в машине Инспектора смогли поместиться еще только двое. Поэтому Леониду предоставили одноместный гравиплан общего пользования.

– Смотрите! – воскликнул Инспектор, когда гравипланы повисли над проливом, недалеко от эспланады Дежнева.

Соленый океанский ветер, насыщенный благоуханными ароматами южных морей, ударил Леониду в лицо. Исполинский световой столб, гораздо более мощный, чем тот, который был на побережье Нукухивы, озарял громадное пространство.

Тысячи людей, привлеченных диковинным зрелищем, усеяли эспланаду, трапецеидальное тело плотины Шумилина, перегородившей Берингов пролив, облепили циклопические дуги молов в гавани Чукотска. Повсюду замер пульс кипучей жизни: на плотине остановились тяжелые составы грузовых атомных поездов и даже экспресс Москва – Нью-Йорк, пробегающий за сутки семь тысяч километров. Нескончаемый поток легковых и транспортных ВЧ-мобилей прервал свой бег, выплеснувшись по обе стороны автострады, проложенной рядом с ширококолейной железной дорогой.

Лишь с аэродрома на американском конце плотины то и дело взлетали аэротакси и вертолеты, набитые зрителями, жаждавшими поближе рассмотреть чудо.

Леонид снова впитывал волнующую неземную мелодию, которая звучала внутри колонны света. Музыка была как будто негромкой и в то же время перекрывала гул центробежных насосов, вмонтированных в основание плотины. Она мощно звала его куда-то, волнуя кровь, требуя порыва, действия.

Камилл и Теранги, перебрасываясь отрывистыми фразами, устанавливали анализатор излучений, напоминавший тор с вписанной в него полусферой.

– Смотри! Изображения! – оторвавшись от прибора, сказал Камиллу

Теранги. – Тогда воспроизводились окрестности Нукухивы, а здесь… – он умолк, предоставляя Камиллу убедиться самому.

По внутренней поверхности миража в замедленном темпе плыли сооружения плотины Берингова пролива вперемежку с панорамой Чукотска: похожие на мавзолеи корпуса термоядерных электростанций, питающих энергией насосы плотины; прозрачные крыши парков и садов, здания из алюминия и пластмасс, проспекты и площади; шпили энергоприемников и мачты радиотелеуправления; океанский лайнер, готовящийся пройти шлюз, чтобы попасть из Ледовитого в Тихий океан; памятник Строителю Коммунистического Братства; бешеные водовороты воды, прогоняемой насосами на северную сторону плотины; километровые решетчатые башни маяков, дворцы отдыха и санатории, утопающие в зелени, – большое и малое, массивное и воздушное, все было отмечено красотой, дерзновенным раз махом, монументальностью и целесообразностью.

– Почему мы бездействуем?! – воскликнул Леонид. – Он же опять уйдет!…

– Разве не видишь? – отозвался Камилл спокойно. – Прибор анализирует спектр этого излучения. Слова песни…

– Это полумеры! – перебил его Леонид. – Так мы ничего не узнаем.

Неожиданно он включил горизонтальную скорость.

Его гравиплан, паривший рядом с машиной Инспектора, ринулся к столбу света.

Никто не успел еще опомниться, как Леонид уже вплотную приблизился и коснулся розовой субстанции. Раздался общий крик тысяч людей, стоявших на плотине и эспланаде, ибо гравиплан Леонида, точно щепка, попавшая в водоворот, завертелся, опрокинулся и, спирально навиваясь на внешнюю поверхность миража, устремился вниз. У самой воды его отбросило в сторону, он упал в океан.

И тотчас столб света растаял, словно его и не было вовсе.

– Зачем он это сделал?! – возмущался Камилл. – Что за порыв?!

– Не понимаю, – пожал плечами Теранги. – Впрочем…

Он всегда такой. – Свесившись за борт гравиплана, полинезиец с тревогой следил, как аппарат Леонида захлестывают волны. К месту его падения спешили спасательные катера.

– Неужели он убит?! – схватился за голову Инспектор. – Невероятное несчастье в моей зоне за последние шестнадцать лет! Даю сигнал Всепланетной Тревоги!… – Он рывком включил мощный радиопередатчик служебного гравиплана.

– Не горячись, – удержал его Камилл. – Леонид, по-моему, жив.

Гравиплан Инспектора медленно приближался к месту аварии, где в скрещении прожекторных лучей качался на волнах злополучный аппарат. Наполовину высунувшись из него, Леонид мрачно следил за тем, как манипуляторы одного из катеров ловко вытаскивали гравиплан на палубу.

Перейдя на катер, Теранги помог Леониду снять мокрую одежду. Моряки дали ему костюм из своего гардероба. Камилл, стоявший поодаль, наконец подошел к Леониду.

– Объясни свой поступок… Сорвана программа наших измерений.

Леонид медленно поднял голову.

– Возможно… Но у вас еще будет случай провести такие измерения много раз.

Камилл удивленно вскинул брови:

– Ты уверен?

– Как в том, что завтра взойдет солнце! Что касается моего поступка… Мне удалось зафиксировать вокруг миража защитное поле. – Леонид показал шкалу своего энергомера.

– Ах, вот что! – сразу оживился Камилл, наклоняясь к прибору. – Да, да… Это очень важные данные. А теперь скорей на станцию Всемирной Телесвязи! – сказал он, обращаясь к Инспектору.

– Зачем?! – удивился в свою очередь Теранги Леонид, словно понимая замысел Камилла, молча поднялся в гравиплан.

– Ты хорошо знаешь размещение технических сооружений Эпохи Братства? – не отвечая на вопрос Теранги, спросил Камилл.

– Кажется, да, – сказал Теранги. – А что?

– Мираж посетит их, если не все, то наиболее крупные. Вот об этом мы и должны предупредить.

– Понятно, – сказал Теранги. – Но почему ты уверен в этом?

Камилл ответил иносказанием:

– Письмо зашифровано очень сложно. Но один иероглиф мы уже знаем.

…Пока они летели над взбудораженным событиями Чукотском, Леонид рассказал, что снова видел внутри миража, в его основании, прозрачный «гриб» с параболоидом.

– Убежден, что это кибернетический аппарат! – сказал Теранги. – Но чей он?.. Откуда?.. – Внезапно он замер, широко раскрытыми глазами глядя на Леонида: – Неужели из Вселенной?..

Леонид молча наклонил голову. Он сидел, полуобернувшись назад, к проливу, словно все еще наблюдал давно исчезнувшее видение.

Инспектор круто посадил гравиплан на площадку Радиотелецентра. Они поспешили в операторский зал. Камилл, не отвечая на приветствия операторов, разыскивал глазами свободный планетофон. Кто-то торопливо уступил ему свой канал связи.

– Внимание! Всем труженикам планеты! Говорит член Совета Знания Камилл! В различных точках Земли, особенно возле крупных технических объектов, периодически возникают столбы розового света. Наша группа ведет их исследование. Прошу сохранять полное спокойствие. Долг каждого, кто заметит этот мираж, немедленно радировать мне на волне 124 мегагерца. Позывной – ГРАВИТОН–СЕМЬ! – Камилл возвратил оператору планетофон и вопросительно посмотрел на Леонида.

– Как ты думаешь, можно его поймать?

– Если бы не защитное поле, – подумав, ответил Леонид, – это было бы возможно.

– Защитное поле мы нейтрализуем… Ф-излучателями.

На груди Камилла замерцал вогнутый экран Аппарата Всеобщей связи, почти тотчас прозвучал позывной ГРАВИТОН–СЕМЬ. Все насторожились. С экрана смотрел незнакомый человек.

– Клянусь атоллами, мираж! – предваряя сообщение не знакомца, сказал Теранги. Он не ошибся. Человек рассказал. что световой столб, описанный Камиллом, появился у них, в Фотограде, в районе Каракумского фотоэнергетического комплекса.

– Когда? – быстро спросил Камилл.

– Только что. – Экран угас.

– Вот это скорость… – Теранги от изумления даже пощелкал языком. – Попробуй поймай… Главное, никакой закономерности: Североград… Нукухива… Чукотск… Теперь Каракумы.

Камилл задумчиво посмотрел на огромную карту Земли, занимавшую всю стену зала.

– Теранги прав… Бессмысленно гнаться за миражем, если не знаешь, где он будет в следующую минуту. Самое разумное – следить за его перемещением по земной поверхности через Всепланетное Зеркало… Нанести путь на карту, выявить закон движения.

– Длинная песня! – воскликнул Леонид.

– Зато правильная, – возразил Камилл. – А что предлагаешь ты?

– Захватить генератор миража при непосредственном преследовании! Что из того, что у него огромная скорость? И у нас есть скоростной транспорт.

– Каким образом ты думаешь захватить? – спросил Камилл с недоверием.

– Ф-излучением нейтрализовать его защиту, а затем… затем набросить какое-нибудь заграждение. Нейтридную сеть, например.

– Мне кажется, это рискованно, – заметил Камилл.

– Для теоретиков может быть, – сказал Леонид насмешливо.

Камилл строго посмотрел на него.

– Хорошо… Попытайся. Я вызову в район Фотограда группу операторов с Ф-излучателями. Они в твоем распоряжении. Но я буду действовать по своему плану… Решил обосноваться с помощниками из Города Знания на Маркизах. Острова расположены в центре огромного водного бассейна, окруженного материками. Это удобно для наблюдения через Всепланетное Зеркало Нукухивы… Ты, вероятно, останешься с Леонидом? – спросил он Теранги.

– Да, – без колебаний сказал Теранги, хотя ему и не совсем нравился замысел Леонида. Но долг дружбы он ставил выше всего.

– Тогда дерзайте! – Камилл с улыбкой взглянул на Леонида. – Едем в аэропорт.

Попросив друзей все время держать включенным Аппарат Всеобщей связи и информировать о ходе преследования, Камилл вылетел на Маркизы. Но для Леонида и Теранги не оказалось свободного ионолета на Фотоград. Им предложили подождать несколько часов.

– Мы не можем ждать! – решительно запротестовал Леонид. – Мираж тоже.

Леонида все сильнее разжигала исследовательская лихорадка. Как можно скорее хотелось быть на месте действия. Он боялся, что больше никогда не увидит этот дрожащий, как бы истекающий кровью свет, не услышит мелодий, глубоко проникших в его сердце.

От имени Совета Знания Леонид отменил рейс реактивного кругосветного лайнера, готовившегося принять на борт пассажиров, и через три часа гиперзвукового полета Леонид и Теранги стояли на окраине Фотограда, прикрывая головы от палящих лучей среднеазиатского солнца. Лайнер немедленно стартовал обратно в Чукотск.

Перед ними расстилалась обширная равнина, сплошь покрытая фотоэлементными пластинами. Яростное южное солнце почти круглый год изливало на них свою лучистую энергию, а пластины преобразовывали ее в электричество.

– Где же этот мираж?.. – сказал Леонид, обводя взглядом горизонт, по которому громоздились конусовидные башни с раструбами.

В них скоплялась уловленная энергия всего Каракумского фотоэнергетического комплекса. Время от времени башни выстреливали ее в виде сгустков электромагнитных волн. По ионным дорожкам – узким коридорам, состоящим из ионов воздуха, – энергия распределялась по всей Восточной Евразии.

– Может быть, он не заметен в лучах солнца?

– предположил Теранги.

– Кто-то спешит к нам, – встрепенулся Леонид, указывая на зеленую каплю, мчавшуюся от Фотограда, что виднелся в трех километрах справа. Капля превратилась в ВЧ-мобиль. Резко затормозив, он остановился, из него выскочил человек в белом комбинезоне фотоэнергетика.

Леонид и Теранги сразу узнали незнакомца, который сообщил в Чукотск о появлении здесь светового столба.

– Опоздали, друзья! – на бегу восклицал фотоэнергетик.

– Все окончилось минут тридцать назад!… – На его лице было написано огорчение.

– Вот там, – инженер указал на северо-запад, – еще можно рассмотреть конечную фазу явления. Оно переместилось…

– К Великой автостраде? – прервал его Леонид.

– Да-а… – удивленно ответил инженер. Леонид приложил руку к глазам, всматриваясь в еле заметный серо-розовый конус, почти ушедший под горизонт.

– О!… Вы бы посмотрели, как это грандиозно! – рассказывал фотоэнергетик. – Я проверял волноводы двенадцатой энергопушки. И вдруг померк яркий день… Наступили розовые сумерки. Гляжу – в километре от меня этот столб! Он затмил солнце, оно выглядело просто серым пятном!…

– И в столбе света отражались окрестности Фотограда? Фотоэнергетик запнулся и внимательно посмотрел на Леонида.

– Шутите что ли вы, не пойму, – сказал он.

– Сами все знаете, а делаете вид…

– Нет, нет! – удовлетворенно рассмеялся Леонид.

– Мы просто нашли первые слова этой световой поэмы, как сказал бы наш друг Камилл.

Теранги как будто понимал скрытый смысл иносказания, но это было как неясные силуэты, видимые сквозь толстый слой полупрозрачного кристалла. Во всяком случае, он понял, что явление миража – неземного происхождения и что кто-то исследует Землю, передавая информацию о ней в виде живых объемных изображений.

– Не будем терять времени, – сказал Леонид инженеру. – Довези нас теперь до автострады.

…Вдали показалась высокая стена пирамидальных тополей. Леонид молчал, всматриваясь в знойное марево, плывущее над тополями, словно надеялся увидеть там знакомое сияние.

– Уна что-нибудь передавала для меня? – внезапно спросил он Теранги. Этот вопрос обрадовал полинезийца. Он давно ожидал его.

– Я так спешно вылетел в Чукотск… Даже не предупредил ее. Но она ждет тебя. Это я знаю твердо.

– Я не видел Уну, должно быть, тысячу лет… – тихо продолжал Леонид, – но она всегда живет здесь, – он приложил руку к сердцу и умолк, весь отдавшись воспоминаниям… Они нахлынули неожиданно сильно, властно проникли в сердце. Это было три года назад и как будто никогда не прерывалось, а лишь до поры до времени таилось в глубине его сознания… Еле слышно роптал ночной океан, и его блики дрожали в глазах Уны. Стояла тишина, легкая, как мысль; в сумраке тропической ночи маленькая рука девушки чертила в воздухе зыбкие силуэты слов: «Я люблю тебя нуи, нуи, нуи[5]…». Их руки, лица, губы слились в высоком порыве всеобъемлющего чувства… Потом Леонид, по зову Совета Преобразования Биогеносферы, отплыл в Арктику. Уна, не скрывая печали, пела ему вслед старинную песнь своего народа, мешая родную речь с выученными русскими словами: А харри та фоу, А торо та фарраро[6], Но тебя больше не будет.

Эта бесхитростная песенка еще долго-долго звучала в его ушах. Гордый любовью прекрасной островитянки, он поклялся себе совершить во имя нее подвиг.

Но время шло, а Леонид, упорно работая над преобразованием Северной Земли, все еще не считал возможным вернуться на Нукухиву: героический подвиг, как он его себе мыслил, оставался мечтой…

В ста метрах от зеленого барьера растительности дорогу ВЧ-мобилю преградил фотоэлементный шлагбаум. Голос невидимого автомата, скрытого в корпусе шлагбаума, громко предупредил:

– Въезд на автостраду категорически воспрещен!

Прошу налево, в подземный туннель.

– О, дьявол.. – сказал очнувшийся от грез Леонид – Нам на автостраду как раз и нужно.

– Придется идти к диспетчеру, – промолвил фотоэнергетик, кивнув на высокую башню из поляроида, поднимавшуюся из-за тополей.

Они распрощались с инженером и направились к башне Бесшумный лифт доставил их в обзорный зал с прозрачными стенами.

В центре зала стояла большая электронная машина, за пультом сидел диспетчер.

Щелчок остановившегося лифта заставил его обернуться. Увидев незнакомых людей, он встал и пошел им навстречу.

– В чем дело, друзья? – спросил диспетчер с легким недовольством: его оторвали от работы.

Леонид ответил и попросил срочно выделить ему транспортный аппарат.

– Это не так просто, – покачал головой диспетчер – Посмотрите, что делается! Ни одной свободной машины.

С пятидесятиметровой высоты башни открывался вид на обширный участок Великой Евразийской автострады. Ее голубоватое полотно шириной в двести метров, окаймленное стенами тополей, расцвеченное по осевой линии тумбами роботов-регулировщиков, насколько хватал глаз, в обе стороны было забито движущимся транспортом. По автостраде неслись Парящие – особые электромагнитные аппараты, подобные вытянутым каплям всевозможных размеров Генераторы, смонтированные у них под корпусом, наводили в полотне дороги токи Фуко, порождающие мощное электромагнитное поле Возникала своеобразная сила антитяготения, которая приподнимала Парящий на метр от земли, одновременно увлекая вперед. Скорость машин была так велика, что Леонид и Теранги не могли различить сквозь прозрачные стены «капель» ни одной фигуры, ни одного лица. Пятьсот километров в час развивали Парящие на Великой автостраде, и пассажиру требовалось менее суток, чтобы, начав движение в Гавре, достичь конечного пункта дороги – Сингапура.

Автострада была явно перегружена. И они вспомнили, почему. Наступила пора летних трехмесячных отпусков, и миллионы тружеников северных областей Евразии устремились на юг, в солнечную Полинезию, на пляжи Всемирного Курортно-Санаторного Центра.

Парящие летели сплошным потоком, – все на юг, только на юг!

– И все же нам крайне необходим аппарат, – прервал Леонид созерцательное молчание. – Мираж будет обязательно двигаться вдоль автострады. Добудьте машину именем Совета Знания!

Диспетчер задумался.

– На участке от Волгограда до Памира нет ни одного, – сказал он. – Это я знаю наверняка… Даже служебные включились в движение… Впрочем, попробую связаться с Лахором. – Он тут же вызвал по телевизиофону депо Лахора. После настойчивых требований ему удалось добиться обещания прислать на его участок единственный свободный Парящий Управления дороги.

Но прибыть он должен был только через час.

Поэтому Леонид и Теранги направились в ближайший Дворец Ожидания. Едва они успели поесть, как их Аппарат связи принял позывные ионолета, на котором летели из Города Знания операторы, обещанные Камиллом. Вскоре операторы приземлились прямо на площади перед Дворцом – шесть молодых, деловитых физиков с Ф-излучателями, похожими на кислородные ранцы. Операторы коротко поздоровались и сразу приступили к делу: расположившись в тени, они стали монтировать и настраивать свои приборы.

Леонид, не обращая внимания на жару, крупными шагами ходил по площади, то и дело прислушиваясь к тонкому гудению Аппарата связи. Его сжигало нетерпение.

– Что ты мечешься?! – не выдержал Теранги, с беспокойством наблюдавший за ним. – Все равно этим не поможешь.

– Он может исчезнуть! – отвечал Леонид. – Уйдет в космос.

– Почему ты так думаешь?

Леонид промолчал и стал вызывать Камилла, но безуспешно: очевидно, тот еще не прибыл на Нукухиву.

Наконец с юга пришло сообщение: мираж возник в районе Хорога и медленно перемещается по ответвлению автострады в сторону Гоби.

– Все ясно! – воскликнул Леонид. – Там Электрическое море. Вперед!…

Леонид, а за ним остальные направились к диспетчеру.

– Постой! – остановился Теранги. – У нас же есть ионолет. Он еще здесь.

– Не годится! – сказал Леонид. – Гриб ведь плывет над самой землей… Только с земли его и можно нейтрализовать.

…Волнуясь, Леонид подступил к диспетчеру:

– Дайте Парящий!… Где же он?!

Тот не отвечал, прислушиваясь к тихому жужжанию, нараставшему из-за горизонта. Почти тотчас оно перешло в низкий рев. Леонид обернулся и увидел лахорский Парящий, на предельной скорости приближавшийся к башне.

…Вихрем мелькали пейзажи Средней Азии. Потом началось утомительное чередование искусственного и естественного освещения. Парящий то мчался подземными туннелями, пробитыми в недрах гор, то выскакивал в долины и на плоскогорья, залитые солнечным светом. Леонид и Теранги непрерывно переговаривались с пунктами, лежащими по обе стороны дороги, и выспрашивали о световом столбе. Мираж действительно направлялся к Электрическому морю. Наконец они увидели его.

– Вот он! Вот!… – воскликнул Леонид, указывая на цепь холмов, за которой медленно покачивался розовый конус.

Они перевалили через холмы и оказались на берегу Электрического моря.

До самого горизонта колыхалась синеватая, подернутая искрами масса электрической плазмы, вечно рождающая ток за счет энергии, которая падает на Землю из Мирового пространства, – солнечной, космических лучей, радиоизлучения Галактики, а также теплового излучения самой планеты.

Плазма заполняла огромную искусственную впадину, облицованную изнутри изолирующим пластиком. Подобно вышкам маяков, по берегам ее стояли монументальные энергоприемники и башни управления.

Мираж наполовину как бы погрузился в Море.

С глухим, зловещим треском о его «подножие» разбивались волны плазмы. Они лезли вверх и, достигнув высоты в сотни метров, медленно опадали, свиваясь в исполинские кольца, пронизанные толстыми слепящими шнурами. В воздухе, над головами исследователей, закружились стаи голубых и белых шаровых молний.

В этот момент включился Камилл: вероятно, он уже наблюдал за их действиями по Всепланетному Зеркалу.

– Укройтесь в башне!… – закричал Камилл без всяких предисловий. – Разве не видите?! Происходит борьба между плазмой и защитным полем миража. Производите измерения! Производите измерения!… Главное – мощность защиты. – Сильнейшие помехи заглушили его голос, и Камилл вынужден был прервать передачу.

Они вошли в диспетчерскую башню. Бледный диспетчер указал им обзорный сектор и автоматические приборы для производства электромагнитных измерений.

А на Море бушевал настоящий «ураган», причем плазма на глазах меняла свой цвет: из синей она превратилась в серую и все больше и больше бледнела. Операторы сосредоточенно работали с приборами, едва успевая регистрировать изменения, происходящие в плазме. Внезапно диспетчер издал неясное восклицание и бросился к пульту управления.

– Катастрофа!… Авария!… – восклицал диспетчер паническим голосом. – Он забирает у нас энергию! Придется выключать заводы и транспорт! Что же вы бездействуете?! – обратился он к Леониду.

– А что тут можно сделать? – сказал Леонид мрачно. – Это явление превосходит наши силы и наше понимание.

Диспетчер принялся лихорадочно переключать десятки клавиш, пытаясь сохранить электрический потенциал Моря. Но вот мираж окрасился в бело-розовый цвет, словно насытившись энергией, дрогнул, стронулся с места и вскоре пропал где-то за восточным горизонтом.

– Клянусь родными атоллами! Нам не настичь его, – сказал Теранги.

Леонид взглянул на друга и, приказав операторам следовать за ним, направился к Парящему.

И снова они глотали сотни миль пространства.

Операторы на ходу передавали Камиллу результаты измерений на Море. По удовлетворенному лицу Камилла, видимому на экране Аппарата Всеобщей связи, можно было заключить, что получены важные данные.

– Сейчас моя группа быстро проанализирует их, – сказал он на прощание.

– Мираж идет впереди вас в сотне километров.

Вероятно, опять двинется вдоль автострады… Разрешаю еще одну попытку захвата. В случае неудачи немедленно вылетайте на Маркизы! – закончил Камилл, обращаясь к Леониду.

…Мираж все время уходил от них дальше. Местные станции наблюдения сообщили, что столб света был восемнадцать… десять… пять минут назад. Как и предполагал Камилл, мираж двигался вдоль автострады, ненадолго задерживаясь лишь у наиболее крупных технических сооружений и сея всюду изумление, тревогу, беспокойство. Леонид манипулировал у приборной доски, выжимая из Парящего все, что тот мог дать.

В четыре часа пополудни, когда Парящий вырвался из горных теснин на просторы Северной Индии, они почти нагнали мираж. Серо-розовый столб, затмевая солнце, красовался в центре долины, застроенной гигантскими белыми корпусами.

– Да, да… – пробормотал Теранги, переглянувшись с Леонидом. – Здесь ведь Универсальный Комбинат. – Он кивнул на плывущие в зенит изображения. Световой столб бесстрастно воспроизводил и передавал куда-то отдельные циклы самоорганизующегося производственного процесса на Комбинате, где из протонов, электронов, нейтронов и других «кирпичиков» мироздания получали любые вещества и предметы: разнообразные машины, приборы, станки, бытовые аппараты, одежду, обувь и даже пищевые продукты.

…Наконец им удалось вплотную приблизиться к световому столбу, и он не исчез. Запрокинув головы, исследователи несколько секунд созерцали удивительные пространственные телеизображения. И странное дело, хотя они стояли в тридцати шагах от миража, свет не ослеплял их!

В то же время яркий солнечный день заметно потускнел, а горизонт заслонила розовая дымка. На какое-то мгновение Леонид забыл обо всем, завороженный чистой музыкой, исходившей от невидимого за розовой стеной света «гриба».

Потом он медленно поднял руку и дал знак операторам установить Ф-излучатели.

– Внимание! Внимание! – услышал он голос включившегося Камилла. – Не предпринимай никаких действий! Мощность защитного поля миража превосходит силу ваших аппаратов.

– Так убедимся на практике, – хладнокровно отвечал Леонид. – Нам нужны факты. Факты, говорил ты!…

Камилл хотел что-то возразить, но Леонид уже подал команду, и операторы включили излучение. Синеватое пульсирующее облако закрыло основание миража. Бесшумно вращавшийся столб переменил свой цвет на серый и стал почти невидим. Потом раздался мощный аккорд, столб расплылся в неправильный шар. Ослепительные молнии рассекли облако, и оно, свертываясь в хлопья, стремительно унеслось в зенит. Растаял и сфероид.

На миг Леонид увидел в кустарнике грибовидную массу. Ее тотчас закрыли клубы пыли, взметнувшиеся вокруг. В пространстве образовалось как бы разрежение, в которое с большой силой втягивало операторов вместе с излучателями. Люди отчаянно цеплялись за кусты, за неровности почвы, едва удерживаясь на месте.

Тут Леонид сдавленно вскрикнул и бросился к Теранги: тот находился ближе всех к миражу, и, несмотря на то что крепко держался за кусты, какая-то сила неотвратимо тащила его к грибовидной массе. Напор был так силен, что корни не выдержали, и Теранги с зажатыми в руках кустами скрылся внутри массы. Леонида швырнуло вперед, ослепительный свет, испущенный «грибом», ударил ему в глаза. Леонид отшатнулся, закрыл глаза. А когда открыл их – увидел, как грибовидный аппарат, бесследно поглотивший Теранги, вспорхнул из кустарника и с огромной скоростью исчез на юго-востоке.

Полуоглушенный неведомым разрядом, Леонид медленно поднялся на ноги.

Вся его фигура выражала отчаяние. Он был раздавлен несчастьем. Теранги, наверное, погиб, осуществляя его, Леонида, замысел.

Нет, нет ему оправдания!…

Собрав свои излучатели, операторы молча ожидали Леонида. Но тот, казалось, был невменяем, вперив взгляд в пространство.

Напрасно его окликал Камилл, видевший все.

– Вылетай на Маркизы, – несколько раз повторил Камилл и поспешил выключиться: он знал, что человека в таком состоянии лучше оставить наедине со своими мыслями.

Внезапно Аппарат связи заработал снова, и чей-то бесстрастный голос сообщил Леониду о появлении миража в районе Дели.

Леонид устремился к Парящему, который стоял на резервной линии Великой автострады. Уже открыв дверцу машины, он обернулся и крикнул одному из операторов:

– Дай мне излучатель! Я должен найти Теранги…

– Теранги ничто теперь не спасет… – начал было юноша, подавая излучатель, но Леонид перебил его:

– Вызывайте ионолет – и на Маркизы! Берегите фотоснимки и магнитограммы. Они очень нужны Камиллу.

Через минуту Парящий уже скрылся за изгибом автострады…

Всю ночь продолжалась гонка за розовой колонной.

Словно издеваясь над Леонидом, она уходила все дальше по автостраде – в Бенгалию, Бирму, Малакку. Он гнался за ней, словно одержимый, выключив Аппарат Всеобщей связи, чтобы не слышать голоса Камилла. Леонида поддерживала надежда еще раз настичь мираж, проникнуть в этот «гриб». Воображению рисовался Теранги, изнемогающий внутри аппарата в борьбе с непонятными силами, зовущий на помощь… «Он не мог погибнуть!… Он жив!», – вслух восклицал Леонид. Временами его ужасала мысль об Уне. Знает ли она?.. Как живая стояла девушка перед его глазами, и он не мог вынести ее укоряющего взгляда…

В Сингапур, конечную станцию Великой автострады, Леонид прибыл ранним утром – почти одновременно с миражем, который, наконец, прекратил свой сумасшедший бег и неподвижно замер в центре гавани.

Подводный атомный экспресс «Посейдон» только что отплыл из Сингапура в Полинезию. Обширный салон, в котором сидел Леонид, был погружен в темноту. В океане, по ту сторону прозрачной стены, кипела жизнь. В ярком свете прожекторов мелькали какие-то хищные пасти, умопомрачительные челюсти, стебельчатые глаза… Леонид, казалось, любовался феерическим зрелищем самосвечения рыб. На самом деле он был в глубоком отчаянии. Судьба Теранги оставалась неизвестной. Положив подбородок на скрещенные руки, опиравшиеся на выступ иллюминатора, Леонид вновь и вновь возвращался к событиям в Сингапурском порту.

…Выросший как будто из воды в центре гавани, мираж едва не вызвал настоящее бедствие. В Сингапур ежедневно прибывали десятки тысяч тружеников, и всех надо было отправить в Полинезию. Подводные экспрессы, многоместные воздушные гиганты, двухопорные океанские суда, громадные лайнеры на подводных крыльях покидали город с интервалом в две-три минуты. И вдруг четко налаженная транспортная система расстроилась. Огромные пенные волны, кругами расходившиеся от основания миража, – вероятно, результат взаимодействия защитного поля с водой – с ревом обрушились на причалы, перехлестывали палубы океанских Левиафанов, ломали легкие конструкции, увлекали в воду растерявшихся пассажиров. Сквозь грохот волн и надрывный вой сирен кораблей прорывались крики тонущих…

А над всем этим господствовала невыразимо ясная мелодия – точно колонна розового свечения была какой-то исполинской эоловой арфой.

…Универсальный спасательный катер аквалот боролся с волнами, пробиваясь к миражу. Скорчившись в тесной рубке на носу судна, Леонид торопливо настраивал Ф-излучатель. Рядом стоял капитан и, ничего не понимая, с испугом спрашивал:

– Что ты хочешь делать?.. Что? Объясни!…

– Молчи, – прервал его Леонид. – Увидишь.

Аквалот никак не мог преодолеть бешеные водовороты, окружавшие основание светового столба. Леонид скрипел зубами от досады.

Потом ему пришла в голову спасительная мысль.

– Под воду!… – крикнул он капитану. – Под воду! Мы подойдем к нему из глубины!

Капитан отдал по радиофону команду. Судно, автоматически задраив все люки, пошло на погружение. Сразу стих рев волн.

Лишь сильное движение воды слегка колебало аквалот. Держа Ф-излучатель наготове, Леонид не спускал глав с экрана ультразвукового локатора.

– Я вижу его! – воскликнул он хрипло. Сквозь зеленоватую муть вдруг ясно проступил знакомый силуэт «гриба», окруженный ярким ореолом. Звуки мелодии, которые он испускал, находясь в нескольких метрах под поверхностью океана, гремели здесь оглушающе – вследствие хорошей звукопроводности среды.

– Делай крутой поворот! – приказал капитану Леонид и спустя минуту включил излучатель. Аквалот ринулся вправо – как раз вовремя, чтобы избежать ответной реакции «гриба». Молниеподобные разряды пронзили толщу воды слева от судна. Ореол вокруг «гриба» – как и столб света на поверхности – угасли. Несколько секунд Леонид отчетливо видел внутренность аппарата, где возникали и пропадали сложные переплетения каких-то структур. Потом «гриб» взбурлил воду и стал всплывать. И в этот момент Леонид рассмотрел сквозь вещество его днища контуры человеческой фигуры.

Ему показалось даже, что она шевелится.

– Жив! – взволнованно вскричал Леонид, повергнув капитана в еще больший страх. – Я говорил! Он жив!

– Кто он?! Что?! – восклицал капитан.

– На поверхность! – скомандовал Леонид. – Скорей! Скорей!

Аквалот всплыл одновременно с аппаратом. Леонид открыл иллюминатор и выбросился в море, надеясь, что разрежение втянет его внутрь «гриба», как это было с Теранги. Но на этот раз разрежение не возникло. «Гриб» поднялся из водоворотов, в которых захлебывался Леонид, и пропал, растворившись в синей безбрежности. Обессилев, Леонид потерял сознание. Очнулся он на причале. Вокруг стояли спасшие его моряки и потрясенный событиями капитан. Волнение в порту уже улеглось, пострадавшим оказана помощь, и транспортная карусель Сингапура снова начала свою работу. Леонид сел, весь мокрый и еще не вполне пришедший в себя, медленно поднял голову.

– Где он?! Где? – Леонид озирался, разыскивая в небе аппарат. Но сколько он ни напрягал зрение, разглядывая горизонт, море, небо, – ничего не нашел.

Его окликнул прибежавший дежурный по порту:

– Ты Леонид?..

– Да, – безучастно сказал он.

– Тебя вызывает к экрану Всемирной связи Камилл.

…Камилл ни словом не обмолвился по поводу несчастья, но был мрачен. Леониду было бы легче, если бы он заговорил об этом. Камилл лишь сказал:

– Выезжай на Маркизы. Я развернул здесь целый научный центр. Удалось расшифровать еще несколько иероглифов светового феномена. – Он помолчал, потом добавил: – Твое присутствие очень важно… не только для нас.

– Хорошо, – сказал Леонид. Его внезапно охватила огромная усталость, он как-то сразу обмяк, возбуждение, не покидавшее его последние сутки, ушло. Он едва доплелся до Павильона Отдыха и уснул мертвым сном…

На потолке салона зажглись люстры, и голос вахтенного, усиленный динамиками, провозгласил:

– Всплываем на поверхность океана! Время обеда.

…Высокими валами раздалась пучина вод, из нее вынырнуло громадное рыбообразное тело «Посейдона». Будто створки раковины, раскрылись верхние части его корпуса, плавно перемещаясь относительно друг друга и образуя необъятную палубу-сад. Между пальмами и цветущими кустами протянулись легкие тенты, из недр корабля появились столы, кресла, шезлонги, раздаточные стойки, кибероофицианты. Шумная толпа людей растеклась по палубе.

Леонид сидел под зонтичной пальмой, у самого фальшборта, и неохотно ел.

Безучастно смотрел он на уснувший под лучами солнца Великий океан, в котором отражалось чудесное лазурное небо, слушал шелест листьев над головой, ловил тихий говор людей и обрывки музыки, – и ему хотелось умереть, раствориться в безбрежной водной пустыне, потому что он считал себя недостойным Светлого Мира, в котором жил. Из просторов мироздания в этот мир вторглось явление, не поддающееся контролю разума. Он самонадеянно сразился с ним – и нанес людям вред. По его вине погиб Теранги, один из самых дорогих ему людей, друг, товарищ и брат. Теранги, который любил его искренне, беззаветно, глубоко… Потом он начинал мучительно думать о той, к которой мечтал вернуться, овеянный славой. Что он скажет ей теперь?.. Глубокая складка прорезала чистый лоб Леонида.

На морском вокзале Таиохаэ его встретил Камилл. Ученый опять ничего не сказал о случае под Лахором, и Леонид был ему благодарен за это. Пока они ехали к зданию Всепланетного Зеркала, Камилл рассказал, что наблюдения и исследования идут полным ходом, а нанесенный на карту маршрут движения миража позволяет уже сейчас в какой-то мере предугадывать пункты, где его можно ожидать.

– Мне казалось, что аппарат придет сюда за потерянной чашей, – сказал Камилл.

– Но теперь я в этом не уверен… После Сингапура он не появляется второй день, – добавил Камилл с беспокойством.

…Леонид и Камилл не отходили от Всепланетного Зеркала, как назывался громадный телеаппарат, соединенный с электронным мозгом. Прошел день, другой, третий… Мираж словно в воду канул. Леонид потерял всякую надежду.

– Ушел в космос!… Не вернется… – повторял он, не находя себе места.

– Что же делать?..

Камилл оставался непроницаемо спокойным. Целыми днями он переговаривался с сотнями людей, скрупулезно анализировал добытые факты и показания приборов, колдовал над многоэтажными формулами, намечая план захвата миража.

Наконец световой столб появился в Австралии, на территории Базальтового Комбината, потом перебросился в Южную Атлантику, где были сосредоточены подводные предприятия землян. Путь миража по земной поверхности был хотя и причудлив, но отражал неизменный интерес его создателей к техническим объектам человеческой цивилизации. Больше часа мираж передавал в космос информацию об освоении Антарктиды, долго колесил по Евразии и Северной Америке. Камилл непрерывно руководил по радио действиями многочисленных отрядов, стороживших на всех материках появление светового феномена, и в короткий срок собрал массу ценной научной информации. Он уже почти наверняка знал, как действовать. Однажды Камилл созвал у Всепланетного Зеркала всю группу исследователей, с которыми работал, и сообщил:

– Теперь начинаем подготовку к захвату аппарата…

Если я что-нибудь понимаю в его назначении, он обязательно придет сюда!

– Острие карандаша начертило овал, закрывающий большую часть амазонских джунглей. – Это ли не приманка?.. Громадное скопление роботов, землеройных механизмов… Гидротехнические колоссы…

В Амазонии второе десятилетие проводились работы но осушению и расчистке девственного тропического леса. Сотни тысяч роботов и лесных танков неустанно прорубали просеки, выкорчевывали подлесок; другие машины осушали болота, прокладывали шоссе и электромагнитные автострады, создавали плантации ценных тропических культур, строили города и промышленные центры; возводили грандиозную электростанцию на водопадах Энджел-Фолс, соединяли каналами притоки Амазонки в единую водную магистраль. Веками дремавший первобытный лес пробуждался к деятельной жизни…

Камилл передал за океан распоряжение организовать вокруг сооружений Амазонии бессменное дежурство гравипланов и вертолетов, стянул туда сотни мощных генераторов Ф-лучей. В основу его плана захвата был положен замысел Леонида: как только появится мираж, гравипланы окружат его и набросят на большой район сверхпрочную сеть из нейтрида. Потом, стягивая ее к одной точке, поймают «гриб».

– Близок конец, – сообщил на другой день Камилл, встретив Леонида. – Из Амазонии радируют, что для поимки все готово.

– Теперь или никогда, – обронил Леонид, и в его словах Камиллу почудилась недоговоренность. Тень напряженного ожидания лежала на лице Леонида, словно он принял наконец давно обдуманное решение.

И только сейчас Леонид решился навестить Уну: прошла неделя с тех пор, как он прибыл на Нукухиву…. Леонид медленно брел вдоль берега океана, по аллее, ведущей к

Океанологической Базе, где работала Уна. Наступил вечер, и первые звезды зажглись на темно-синем небосклоне. Неожиданно из-за ближайшего хлебного дерева вышла Уна. Леонид не заметил ее, погруженный в свои мысли – Леонид!…

Он вздрогнул и остановился, почти с испугом глядя на приближавшуюся девушку.

Уна была так же прекрасна, как в те дни, когда они познали счастье любви. Годы прибавили ей лишь больше женственности, мягкого обаяния. Чуть строже стало лицо, глубже и проницательнее взгляд.

В ее пышных волосах белела гирлянда цветов, от которых исходил легкий, дурманящий аромат. На сгибе локтя висела изящная корзинка, сплетенная из пальмовых ветвей. Корзинка была наполнена отборными бананами в глянцевитой кожуре, спелыми красными гуавами с бордовой мякотью, просвечивающей сквозь прозрачную кожицу, румяными круглыми апельсинами. Сверху красовалась дыня

– Это тебе. – Она протянула ему корзинку.

Леонид машинально принял фрукты. Потом рассеянно поставил корзинку на землю.

– Здравствуй… Уна.

– Я знала о твоем приезде, – сказала она. Приветливость и гордость, нежность и упрек причудливо боролись в ее голосе, в чертах лица, в мерцающих глазах, освещая девушку теплым, как этот вечер, светом.

– Все эти годы я ждала, – продолжала Уна. – И ты пришел. – Она попыталась улыбнуться. – Теперь океан и горы не отпустят тебя на север.

Леонид понурил голову.

– Я недостоин… На мне вина… Сделано много ошибок.

Уна мягко, но сильно сжала его пальцы, твердо посмотрела в глаза.

– Дорогой… Не терзай себя. Да, Теранги нет с нами. – Ее голос на мгновение дрогнул. – Но я знаю, верю, что ты не мог поступить иначе. В твоих глазах это имело свое значение. Ты всегда был самим собой. Камилл говорил мне, что факты, добытые тобой и Теранги…

Без них он ничего бы не понял в природе этого… миража.

Леонид долго молчал.

– Прости… – сказал он с усилием. – Но мне лучше забыть тебя.

– Почему?! Этого я не могу понять. Никогда!…

– Я должен найти Теранги… Вернусь только вместе с ним… пли не вернусь совсем.

Уна растерянно смотрела на него.

– Может быть, ты любишь другую? – спросила она.

Леонид покачал головой.

– О, вовсе не это… Я люблю только тебя.

Но должен быть один… Прости… Оставь меня.

Уна привлекла его к себе, поцеловала.

– Я понимаю тебя. Мужайся. Я верю в тебя и поэтому ухожу. Но что бы ни было, – сказала она горячо, – Уна всегда с тобой!

Леонид долго следил, как растворяется во мраке ее высокая, стройная фигура, и сознавал, что говорил не те слова. На душе у него было тяжело, но он ничего не мог поделать с собой. Он должен найти друга… У самого коттеджа Леонид вдруг остановился возле пальмы: она напомнила ему о прошлом. Три года назад Теранги стоял вот так же, прислонившись к ее стволу, и тихо наигрывал очень нежную мелодию, искусно извлекая ее из красивой раковины, внутри которой был смонтирован крохотный музыкально-кибернетический блок. Теранги играл с неподражаемым искусством, его лицо светилось вдохновением.

Мелодия безотчетно трогала душу, волновала кровь. Она была созвучна голосу прибоя, шуму водопадов в горах, темной лазури неба, покою, разлитому вокруг, грудному смеху девушек, доносившемуся из пальмовых рощ… Потом Теранги убрал раковину в карман, обнял его за плечи, и они долго стояли, тихо беседуя о делах прошедшего дня.

…Развязка наступила через несколько дней. Внезапно пришел вызов станции Всемирной Телесвязи: мираж движется к Амазонке с юга. Группа Камилла срочно вылетела туда же на ионолете.

Камилл несколько ошибся: световой столб начал передачу изображений не из Венесуэлы, от Энджел-Фолс, и не из джунглей Амазонии, а с восточных склонов Анд, где создавалась Трансамазонка – сквозной водный путь от Тихого к Атлантическому океану.

Все предвещало близость рассвета… Вершины гор уже сверкали в лучах невидимого солнца, но в глубокой долине, где находились Камилл и Леонид, было еще темно. Резко очерченные контуры горных цепей переливались всеми цветами радуги. Ледяные вершины, неподвижные и величественные, застыли на такой высоте, на какой глаз привык видеть бегущие облака. Но еще выше возносилась розовая колонна миража, освещая красно-фиолетовым светом панораму строительства.

Землеройные механизмы и циклопические башни ВЧ-мониторов, пробивавших стену Анд, в этом свете напоминали сооружения из какого-то иного мира; вода, струившаяся по широкому руслу Трансамазонки, казалась темной кровью; горел багрянцем пятикилометровый шпиль, что принимал миллиарды киловатт энергии от заатмосферной термоядерной электростанции; большими красными каплями плавали в воздухе гравипланы и вертолеты, окружавшие световой столб. молчаливые толпы строителей, прекративших работы, казались скульптурными группами, выкрашенными киноварью.

Камилл оторвался от шкал многочисленных приборов, установленных вокруг, и подал знак оператору. Тот включил сигнальное устройство.

Стремительно взвилась в небо ослепительно яркая ракета. И тотчас стаи гравипланов пришли в движение, быстро снижаясь к основанию столба света. Заработали сотни Ф-излучателей. Непроницаемое сиреневое облако окутало мираж Некоторое время внутри облака трепетали знакомые молнии ответной реакции аппарата, но вскоре соединенная мощь излучателей подавила защитное поле. Мираж угас.

Круг вертолетов и гравипланов, обозначавших границу ловушки, сматывал на гигантский кольцевой вал нейтридную сеть и медленно приземлялся. Наконец манипуляторы, выдвинутые гравипланами, крепко прижали кольцевой вал к почве.

Когда же рассеялось Ф-облако, Леонид схватил Камилла за руку:

– Видишь?.. – Очень бледный, с пристально устремленным взглядом, он шагнул вперед. Под сетью, словно рыба в неводе, бился громадный полупрозрачный предмет. Его синеватые контуры выступали все отчетливее. Оказалось, что он напоминал не гриб, а какую-то черепаху без лап, но с бесчисленными отростками антенн. На спине «черепахи», в такт ее движениям, качалась параболическая конструкция – излучатель, виденный Леонидом еще на Северной Земле. Вогнутую поверхность излучателя усеивали те самые серо-розовые граненые чаши, одна из которых была найдена Теранги.

– Это автомат… Кибер! – воскликнул Камилл.

– Наконец-то и я увидел его.

«Черепаха» несколько раз обежала по кругу свою невидимую тюрьму, потом остановилась, словно растерявшийся человек.

Вероятно, ее «мозг» искал в своих памятных ячейках выход из положения, не предусмотренного программой. Вдруг она раз за разом взвилась вверх, пытаясь преодолеть препятствие. Изнутри «черепахи» нарастала тревожная мелодия. По мере того как усиливался напор на сеть, мелодия становилась глуше, но мощнее. Раздался пронзительный треск: лопнул один из манипуляторов.

А может быть, даже прорвалась ячейка сети. Как будто поняв это, «черепаха» упала на землю и медленно поползла к месту разрыва. Взволнованный рокот голосов прокатился по толпе.

– Он уйдет!… Держите! – закричал кто-то испуганно.

Этот возглас словно толкнул Леонида в спину. С взглядом, прикованным к «черепахе», почти не сознавая своих действий, он метнулся к сломанному манипулятору.

– Остановись!… Леонид! Это безумие! – кричал ему вслед Камилл. Но Леонид уже проник под сеть и, стоя на четвереньках, широко раскрытыми глазами следил за «черепахой». Побледневший Камилл отрывисто сказал что-то старшему оператору и бросился к Леониду, намереваясь предотвратить бессмысленный, по его мнению, поступок.

«Теперь или никогда!… Иначе уйдет совсем», – стучало в мозгу Леонида. Он протянул вперед руки и уцепился за что-то гибкое, но твердое. Могучий рывок кибера потряс сеть и едва не заставил Леонида разжать пальцы. Он слышал, как лопнуло еще несколько звеньев. Кибер снова упал на землю, готовясь к очередному удару. В это время подоспел Камилл.

С перекошенным от возбуждения лицом он шарил руками в воздухе, пытаясь ухватиться за Леонида, чтобы извлечь его из-под сети. Неожиданно «черепаха» метнулась в его сторону, волоча за собой Леонида, и вдруг Камилл с изумлением почувствовал, что влетел головой в… пустоту. Вернее, он оказался внутри кибера! Тысячи щекочущих уколов пронзили его тело. Но боли не было. Не раздумывая, Камилл нащупал плечи изнемогающего Леонида и подтянул его к своим ногам. В следующее мгновение «черепаха» прорвала сеть и взвилась в воздух. Тысячеголосый крик испуганных людей наполнил долину, ударился в склоны гор, дробясь и множась в ущельях и теснинах.

Далеко внизу Камилл увидел своих операторов, растерянно бегавших среди приборов. Потом его ослепила вспышка розового света. Точно вопль о помощи, в зенит опять вонзился столб излучения. Они с Леонидом были внутри него. Камилл чувствовал, что находится в какой-то странной среде – без тяжести, но и без парения. «Силовое поле этого автомата», – подумал ученый. Под ногами он ощущал что-то упругое, но неподатливое. Вокруг смутно мельтешили неясные контуры: сложные переплетения гибких проводников, внутри которых розовели мириады шариков и бусинок, вроде зерен хлорофилла; узорчатые схемы, пронизываемые искрами беззвучных разрядов; закрученные в спирали и клубки непонятные детали, непрестанно менявшие свой цвет и форму. Все, вместе взятое, производило впечатление живого организма. Справа, на уровне плеч Камилла, пульсировал ребристый фиолетовый шар.

– Биокибернетическая схема, – прошептал Камилл, удивляясь, что безнаказанно стоит на этих жизнеподобных конструкциях и никуда не падает.

– Какая странная и совершенная… – Его голос потонул в мощной мелодии, испускаемой биомеханизмами.

«Черепаха» уже поднялась на высоту ближайших гор, преследуемая несколькими гравипланами. Но они вскоре отстали, исчерпав свой потолок.

А Леонид быстро ползал среди странных конструкций, разыскивая погибшего Теранги: «Где он?.. Или ничего не осталось, кроме горстки пепла?..». Вдруг на фоне то возникающих, то пропадающих схем он увидел внизу, у себя под ногами, смутную фигуру. Он прыгнул в просвет между двумя невидимыми, но осязаемыми волноводами и медленно упал метра на два вниз, на «дно» аппарата. Теранги, исхудавший до неузнаваемости, лежал ничком, подвернув голову. Губы у него почернели и растрескались. Он был жив, но без сознания и тихо бредил. Рядом валялся портативный баллончик с тонизирующим напитком «Нектар». Леонид схватил его, открыл – баллон был пуст. Леонид понял, что Теранги смог прожить без пищи двенадцать дней лишь благодаря «Нектару». Видимо, Теранги расходовал его очень бережно – буквально по каплям.

Леонид осторожно перевернул друга на спину, достал свой баллон с «Нектаром», разжал зубы Теранги и влил ему в рот несколько капель. Тот судорожно глотнул, открыл глаза, прошептал:

– Пить… Воды.

Он дал ему выпить несколько глотков. Теранги пришел в себя и стал что-то говорить шепотом, выразительно глядя на Леонида.

Приблизив ухо к его губам, Леонид едва расслышал прерывистые фразы:

– Держался восемь дней… кармане блокнот… Там схемы… Возьми…

Леонид разыскал блокнот и долго карабкался наверх, к Камиллу, преодолевая какое-то непонятное сопротивление конструкций: они словно тянули его вниз.

Камилл метался среди зыбких линий, угадывая в них электронные схемы, но не мог до конца понять, что это такое.

Облитый кровавым светом излучения, он показался Леониду мифическим марсианином, управляющим подвластными ему механизмами.

– Вот… – Задыхаясь от напряжения, Леонид упал у его ног. – Это записи Теранги… Схема. Они помогут тебе.

Камилл обернулся, выхватил у него из рук блокнот.

Ученый не удивился, не стал ни о чем расспрашивать: не до этого было. Камилл быстро листал блокнот, и его мощный ум мгновенно постигал схемы и записи Теранги. Для Камилла они были лучом маяка, блеснувшим в океане кибернетических гипотез.

Мелодия, издаваемая «черепахой», усилилась: аппарат явно набирал скорость. Леонид, так и оставшись лежать на «полу», случайно взглянул вверх, вдоль розового столба. И снова его глаза увидели в неизмеримой дали, куда уходил луч света, кусочек иного, прекрасного мира.

Неземная мелодия захватила его с новой силой. Он растворился в ней, подобно лепестку цветка в ночном мраке, ощутил себя легким дуновением ветерка, плывущего в бесконечность…

– Камилл… Камилл… Смотри.

Рука Леонида поднялась и бессильно опустилась.

…Белые, как жасмин, прозрачные колонны сгустились, приблизились; возник обширный зал, причудливые аппараты, и в ореоле полудужий из розоватого металла – крупная голова… лицо, которое Леонид не смог бы описать. Чьи-то глаза, бесконечно внимательные, недоумевающие, тревожные, встретились с его глазами. На мгновение у Леонида остановилось сердце… Сжались бездны пространства, исчезло время… Он слился, воссоединился с далеким собратом по разуму и стоял теперь на Nunc Stans, на неподвижной точке настоящего, не озираясь на прошлое, не ожидая будущего. Не разорванное на ДО и ПОСЛЕ содержание бытия приобрело для него ясный и неожиданно простой смысл, как тождественное уравнение, как одна логическая самоочевидная истина…

А мозг Камилла напряженно работал, сравнивая схемы Теранги с бесчисленным множеством земных кибернетических цепей, отложившихся в его необъятной памяти за годы научных исканий. Почти интуитивно Камилл заключил, что пульсирующая ребристая сфера и есть тот самый узел, остановка которого может парализовать «черепаху». Некоторое время он колебался, вглядываясь в полупрозрачное облако пульсаций, и вдруг быстрым движением погрузил в него руку, вооруженную кибернетической иглой, которую захватил еще с Нукухивы, – словно чувствовал, что она может понадобиться. Разомкнулись сердцеобразные фиолетовые плоскости. Ребристая сфера тотчас опала, медленно трепеща, словно умирающая рыба-Мелодия резко пошла на убыль. Глаза, к беспредельной мудрости которых припал Леонид, потускнели, задрожали, расплылись. Он пришел в себя и увидел Камилла, его пальцы, погруженные в сферу. Еще какой-то миг в душе Леонида жила бесконечная тоска, сожаление по утраченному видению – он готов был созерцать эти глаза вечно. Но он видел, что Камилл конвульсивно содрогается, пронзаемый разрядами. Над головой ученого билось синее пламя.

– Что ты делаешь?! Не надо!… Подожди! – вскрикнул Леонид и, вскочив на ноги, бросился к сфере. С трудом оторвал от нее Камилла, потом мощным усилием разорвал податливое вещество сферы. И тут голубовато-белое покрывало окутало руки Леонида, перебросилось на туловище, ноги… С глухим стоном он упал навзничь.

С земли увидели, как розовый столб, нижний край которого уже поднялся до уровня самых высоких вершин, вдруг побледнел, угас, хотя кристально чистая мелодия еще звонко отдавалась в теснинах скал.

Потом в вышине загорелась ослепительная звездочка, тотчас потухла, и что-то большое, темное начало стремительно падать вниз.

– Скорей!… – раздалось несколько голосов.

– Спасайте их!…

Гравипланы быстро взмыли ввысь…

«Черепаху» удалось подхватить сетью буквально в последнюю минуту. Когда подбежали операторы, Камилл с искаженным от боли лицом – у него были сожжены волосы – шагнул навстречу, держа на руках Леонида.

…Колеблемые легким ветерком, шелестели листья кокосовых пальм. Где-то рядом раздавалась пушечная пальба океанского прибоя. Леонид открыл глаза и увидел прекрасное лицо Уны, склонившейся над ним. Потом он заметил поодаль, в шезлонге, Теранги, сосредоточенно изучавшего показания киберодиагноста, от которого к Леониду тянулись густые пучки проводников.

В глазах Уны плеснулась огромная радость.

– Теранги… – словно боясь спугнуть видение, прошептала Уна. – Леонид пришел в себя.

Теранги вскочил на ноги, уронил анализатор.

Его теплые ладони коснулись лица друга.

– Жив!… Жив… брат… – Теранги чуть не плакал от счастья.

– Где я? – еле слышно, одними губами, спросил Леонид.

– Конечно у нас, на Маркизах, – ответила Уна.

– Ты был без сознания больше недели. Мы так боялись…

Он благодарно улыбнулся ей и опять вопросительно посмотрел на Теранги:

– А что… с Камиллом?

– Он не отходил от тебя все это время. Уехал только позавчера – его срочно вызвал Совет Знания.

– Цела ли «черепаха»?

Вместо ответа Теранги вернулся к столу, включил настенный экран телестереовизора.

Леонид увидел часть зала Совета, внимательные лица ученых и вдали знакомую панораму Города Знания. Затем он узнал глуховатый, необычайно отчетливый голос Камилла, скрытого за рамкой экрана. Очевидно, тот делал сообщение для всей Земли.

– Аппарат, с таким трудом нейтрализованный нами в предгорьях Анд, – говорил Камилл, – пролил свет на одну из самых сложных проблем естествознания – проблему извлечения рассеянной энергии из окружающего пространства. Еще Циолковский мечтал об использовании той ветви великого круговорота энергии в мироздании, в которой энергия концентрируется. Путь к этому он видел в создании управляемого взаимодействия поля и вещества, в искусственном создании асимметрии между веществом и гравитационным полем.

Гениальный мыслитель исходил из того, что при надлежащей локализации процессов в пространстве-времени можно добиться направленного хода энергетических процессов, когда электроны – эти носители жизни и вечной юности материи – потекут из областей с меньшей собственной энергией в области с большей энергией, как бы от холодных тел к нагретым, вопреки энтропии[7].

…Как удалось установить, «черепаха» и есть сочетание биокибернетического механизма, аккумулятора рассеянной энергии и передатчика волн тяготения. Главная часть ее оболочки – электродинамический асимметричный микробарьер, то есть мощные слои частиц, в тысячи раз меньших, чем протоны и электроны, и обладающих диковинными свойствами. Об этом говорит хотя бы тот факт, что мы прошли через оболочку аппарата, как через пустоту.

Оболочка словно по желанию пропускает макротела, но абсолютно непроницаема для любых излучений. Вот почему Теранги, плененный аппаратом, не погиб даже при нашей Ф-атаке в Андах. Частицы барьера – это еще более глубокий «этаж» строения материи, нежели известный нам микромир. Пространство там асимметрично, в нем нет «правого» или «левого», а цикличные обратимые процессы идут с громадной скоростью.

…Это техническое чудо послано к нам из планетной системы альфы Девы: на излучателе обнаружена карта звездного неба. Аппарат не нуждается в каких-либо искусственных источниках энергии, а концентрирует ее без всякой видимой затраты за счет рассеянной энергии электромагнитных и гравитационных полей, холодных масс газопылевых облаков. Он непрерывно поглощает неисчерпаемую энергию, разлитую в пространстве, понижая его температуру.

…Передача живых картин нашей цивилизации происходила по остронаправленному лучу гравитонных волн мощностью в биллионы киловатт. Асимметричный микробарьер препятствовал какой-либо потере энергии на бесконечно длинном пути передачи. Поэтому телеизображения доходили до альфы Девы без искажений и ослабления. Для них как бы не существовало расстояний.

Это и есть та самая гравиосвязь, о возможности которой много спорили еще до Эпохи Всемирного Братства. Мы близко подошли к решению ее проблем, не хватало лишь нескольких важных звеньев. Теперь они нам известны!… Однажды сообщенное знание не может быть взято обратно. Человек получит новый могучий инструмент господства над природой – электронную энергетику и гравиосвязь.

В отличие от атомной и термоядерной эта новая энергетика безвредна для человека, биологически привычна ему, так как сродни фотосинтезу и процессам в живой клетке.

…Почему аппарат как бы не замечал людей, интересуясь лишь крупными техническими сооружениями? Оказалось, что в этом повинны мы сами: при столкновении с «черепахой» на побережье Нукухивы Теранги случайно выбил из гнезда одну из чаш-приемников, настроенную как раз на фиксацию и передачу изображений людей, животных и более мелких существ.

– Сейчас мы пытаемся встроить выпавшую деталь на свое место, восстанавливаем управляющий блок – ребристый шар, поврежденный мною и Леонидом, – закончил Камилл. – Пройдет несколько дет – и мы увидим создателей чудесного аппарата, чей ум намного опередил человеческий.

Запись прервалась, голос Камилла смолк. Леонид долго молчал задумавшись. Потом слабая улыбка осветила его лицо.

– Скоро я встану? – спросил он Теранги. – Через несколько дней. Леонид нашел руку Уны, сказал:

– Я говорил тогда…

– Не надо, – Уна приложила к его губам пальцы.

Он привлек ее к себе, и счастливая девушка, тихо смеясь, поцеловала его.

1

«Сфера возникновения жизни» – часть планеты, образованная литосферой, атмосферой и гидросферой, в пределах которой возникает и развивается жизнь.

2

Ученый, занимающийся изучением биогеносферы планеты.

3

Ignorabimus(лат.)– абсолютно непознаваемое.

4

Флюктуация (от лат.fluctuatio– колебание, волнообразное движение) – в широком смысле беспорядочные отклонения случайных величин в обе стороны от их средних значений.

5

Нуи – очень сильно, безгранично.

6

Пальма будет расти, Коралл будет ветвиться.

7

Энтропия (греч. entrope – превращение) – особая физическая величина, характеризующая в обычно наблюдаемых явлениях и процессах рассеяние, обесценение энергии, заключающиеся в переходе всех видов энергии в тепловую и равномерном распределении ее между всеми телами природы.