Хотя Болгария и не входила в число стран, которым советская военная разведка уделяла приоритетное внимание, операции на ее территории стали проводиться сразу же после окончания гражданской войны. Уже начиная с 1921 г., как только более-менее выяснилась география белой эмиграции, Разведупр за короткий срок создает на Балканах несколько сильных резидентур с многочисленной агентурной сетью. Самой эффективной из всех существовавших в странах Балканского полуострова стала резидентура Русева, действовавшая именно в Болгарии.
      Федор Русев (он же Христо Боев) был направлен в Болгарию в августе 1921 г. за короткий срок ему удалось создать крупную резидентуру, собиравшую информацию среди высших правительственных кругов, политиков, крупных предпринимателей, в болгарской армии и в среде русской белой эмиграции. Боев организовал в портовом городе Бургосе небольшое коммерческое предприятие для торговли с Советской Россией - «Матеев, Кремаков и Ко». Это акционерное общество закупило быстроходный пароход «Иван Вазов», который неоднократно совершал рейсы в Одессу и Севастополь, перевозя ценную информацию, людей, оружие, агитационную литературу. С 1922 г. по Черному морю для болгарских коммунистов перевозилось оружие.
      Большую помощь резидентура Боева получала от Военной организации Болгарской компартии. В 1925-1926 ей руководил сотрудник Разведупра М.М.Чхеидзе. Х.И.Салнынь в 1924 инспектировал партизанские отряды БКП . В составе последней действовал разведывательный отдел, передававший Боеву важную информацию от самых различных источников, в том числе даже от болгарской полиции и органов общественной безопасности.
      Параллельно с Боевым в Болгарии действовала и резидентура Бориса Базарова, русского офицера-белоэмигранта, перешедшего на работу в советскую разведку. «Крышей» для его резидентуры служили сначала магазин «Шар - механика и измерительные приборы», а затем венский книжный магазин. Резидентура Базарова получала сведения не только из Болгарии, но также из Румынии и Югославии. Сотрудник Базарова, известный македонский революционер Павел Шатев (на протяжении более чем 20 лет он являлся ценным сотрудником советской военной разведки) проник в одну из масонских лож, в которой состоял также глава болгарских фашистов Александр Цанков .
      Однако наибольших успехов в своей работе в Болгарии добился Борис Николаевич Иванов, работавший под псевдонимом Борис Краснославский, прибывший в Болгарию в качестве заместителя руководителя советского Красного Креста. Кроме Иванова в состав миссии Красного Креста входили еще два разведчика - чекисты Федор Карин (А.Корецкий) и Герман Клесмет (Р.Озол).
      Резидентура Бориса Иванова в основном занималась разложением армии генерала Врангеля. Советское правительство придавало этой работе большое значение, так как именно из Болгарии готовились и проводились различного рода провокационные десанты на территорию Советского Причерноморья. Хорошо организованные и боеспособные остатки врангелевской армии в количестве 15 тысяч человек, находившиеся на территории Болгарии, могли стать ударной силой в случае агрессии против СССР.
      Для разложения белоэмигрантских формирований советская разведка использовала противоречия внутри самого белого движения, сделав ставку на оппозиционные силы в нем. Активная работа велась среди казачества, в частности в рядах оппозиционного Врангелю Общеказачьего земледельческого союза.
      В 1922 г. в Болгарии создается репатриационная организация «Союз за возвращение на Родину» («Совнарод»). В скором времени эта организация начала издавать свой орган - «На Родину». Борис Иванов и его товарищи, среди которых был и присланный из Берлина для координации всей работы Семен Фирин, активно использовали «Совнарод» для ведения просоветской агитации. Им удалось привлечь в организацию генералов Гравицкого, Секретева, Клочкова, Зеленина и большую группу офицеров. Несколько позднее газеты «Совнарода» и Общеказачьего союза объединились в единый орган «Новая Россия», в состав его редакции под своей настоящей фамилией вошел Семен Фирин. Большую помощь Иванову в его работе в Болгарии оказывал мичман Сергей Чайкин, имевший большие связи в Болгарии и также ставший сотрудником миссии Красного Креста. В результате резидентуре Иванова удалось предотвратить несколько попыток врангелевских диверсантов проникнуть на советскую территорию. Так, летом 1922 г. стало известно, что специально прибывший из Берлина генерал В.Л.Покровский, в свое время снятый Деникиным с поста командующего Кавказской армией, готовит десант на Кубань. Покровский установил связь с антисоветской организацией генерала Смердова в Варне и сумел подготовить к переброске свыше 60 казачьих офицеров. Своевременно вскрыв планы заговорщиков и использовав свое влияние на болгарские власти, советские разведчики предотвратили десант. Более того, заговорщиков арестовали, а генерала Покровского убили 9 ноября при попытке оказать вооруженное сопротивление.
      Другой важной операцией советских разведчиков стало изъятие архивов белогвардейского командования в Болгарии, готовившего заговор против местного правительства. Похищенные документы были переданы болгарским властям, которые приняли соответствующие меры. В результате около 150 белых офицеров арестовали, многих из них выслали из Болгарии. Однако главным результатом деятельности сотрудников Разведупра следует считать массовое возвращение врангелевских солдат на Родину. Советское руководство чрезвычайно высоко оценило деятельность С.Фирина, Б.Иванова и других сотрудников Разведупра в Болгарии. Так, С.Фирин за свою успешную работу был награжден в 1925 году орденом Красного Знамени.
      Однако в работе Разведупра в Болгарии случались и провалы. Один из них связан со взрывом в Софийском кафедральном соборе, организованном военным отделом ЦК Болгарской компартии при самой активной поддержке Коминтерна и Разведупра. Целью взрыва, организованного 16 апреля 1925 г., стало убийство главы болгарского правительства А.Цанкова, пришедшего к власти в результате военного переворота 9 июня 1923 г., и членов его кабинета. По замыслу организаторов этого теракта после ликвидации членов правительства должны были начаться рабочие вооруженные выступления, которые неизбежно переросли бы в коммунистическую революцию. Но вся эта безумная затея с треском провалилась. Хотя бомба взорвалась во время службы и погибло около 150 человек, ни Цанков, ни его министры не пострадали. Более того, последствия оказались совершенно противоположными ожидаемым - все непосредственные участники покушения были казнены,а на коммунистов обрушился шквал репрессий.
      Еще одним последствием взрыва в Софийском соборе стало решение резидента Разведупра в Вене Владимира Нестеровича (он же Ярославский, он же Ибрагим), координировавшего работу по Балканским странам, порвать с советской разведкой. Ошеломленный случившимся, он покинул свой пост в Вене и выехал в Германию. Вскоре после этого в Москву пришло донесение, где утверждалось, что он якобы пытается установить контакты с представителями английской разведки. Это крайне обеспокоило советское руководство. В результате начальник ИНО ОГПУ Трилиссер отдал приказ о ликвидации Ярославского, и 6 августа 1925 г. его отравили в одном из кафе города Майнца работники военного аппарата компартии Германии братья Голке.
      После установления дипотношений между СССР и Болгарией в 1934 г. первым легальным резидентом РУ стал военный атташе полковник Василий Тимофеевич Сухоруков.

      В первой половине 1920-х гг. и еще долго после этого Польша считалась противником номер один Советской России. Поэтому разведывательную работу по ее вооруженным силам, кроме Варшавской резидентуры, вели работники Разведупра, действовавшие в Берлине, Париже, Вене и даже в США. А первым легальным резидентом советской военной разведки в Варшаве был работавший под прикрытием второго секретаря полпредства М.А.Логановский, который одновременно выполнял и функции резидента ИНО ОГПУ.
      Тактика работы против Польши напоминала тактику времен гражданской войны. Агенты вербовались среди польских эмигрантов во Франции, Бельгии, Чехословакии, Германии, а также среди жителей польско-германской приграничной полосы. Затем завербованные перебрасывались в Польшу, где приступали к разведывательной работе.
      К 1927 г. Польшу изучили достаточно хорошо. Разведупру была документально известна организация ее вооруженных сил, имелись также очень важные и редкие материалы, касающиеся мобилизации и предполагаемого стратегического развертывания польской армии, и практически вся информация о воздушном флоте.
      Что же касается конкретных операций советской разведки в Польше в этот период, то здесь можно отметить работу Софьи Залесской. Молодую разведчицу в 1921 г. командировали в Краков с заданием организовать нелегальную резидентуру. Успешно справиться с этим заданием ей помогли родственные связи (она происходила из дворянской семьи). В результате Залесской удалось быстро войти в аристократические и военные круги Кракова и даже завербовать несколько офицеров, от которых она получала информацию оперативного характера. В 1922 г., когда работа краковской нелегальной резидентуры была налажена, Залесскую направили в Берлин.
      Если говорить о работе легальной резидентуры в Варшаве, то о ней довольно интересные подробности рассказывает в своей книге «На путях к термидору» советский дипломат-невозвращенец Григорий Беседовский - с ноября 1922 г. сначала он был первым секретарем, а затем поверенным в делах УССР, а в сентябре 1923 г. стал советником полпредства СССР в Варшаве: «В это время, то есть в первой половине 1923 г., во главе отдела ЧК и военной разведки при посольстве стоял Мечислав Логановский. Это был поляк по происхождению, бывший член польской социалистической партии, перешедший затем к коммунистам. Во время гражданской войны Логановский отличился на фронте, имел ордена Красного Знамени и пользовался личным расположением Дзержинского. Дзержинский, любивший окружать себя польскими коммунистами, предложил Логановскому перейти на работу в Чека, и Логановский принял предложение. Одновременно с этим он принял также предложение Уншлихта быть резидентом Разведывательного управления (Разведупра) в Польше. Эта работа давала Логановскому большое политическое влияние, так как Уншлихт руководил тогда не только военной разведкой, но и польской секцией Коммунистического Интернационала. От Уншлихта, а не от Наркоминдела зависело направление советской политики в отношении Польши.
      Логановский был человеком твердой воли, железной выдержки и зверской жестокости. Человеческая жизнь не имела в его глазах никакой ценности. Он готов был принести в жертву тысячи жизней, чтобы добиться выполнения какой-либо, иногда чисто технической, директивы. Помощником Логановского по отделу Чека являлся Казимир Кобецкий, тоже поляк по происхождению и бывший член польской социалистической партии. Кобецкий значительно уступал Логановскому по политическому развитию и по уму, но зато был блестящим техником, и недаром польская газета «Курьер червоный» назвала его в одной из статей о советском шпионаже в Польше «королем шпионов». Основной специальностью Кобецкого являлась вербовка агентуры вовне посольства. Несмотря на свое официальное положение (Кобецкий, как и Логановский, был секретарем миссии), он работал вовне под разными вымышленными фамилиями, и надо было обладать действительно блестящими способностями, чтобы вести такую двойную жизнь. Информация Кобецкого была поставлена блестяще. Он имел десятки осведомителей во всех слоях польского общества и еженедельно посылал в Москву обстоятельнейший доклад о внутреннем политическом положении Польши. Для этого доклада Кобецкий, впрочем, лишь систематизировал сырой материал, который обрабатывался вторым помощником Логановского - Карским (Тыщуком по кличке).
      Карский был несомненно крупным политическим работником. Типичный интеллигент, вечно бегающий с книжкой или газетой в руке, близорукий и рассеянный, он был похож на учителя провинциальной школы. Он обладал большими политическими знаниями, много работал над собой, прекрасно разбирался во внутренней польской обстановке, знал всех политических лидеров, со всеми их достоинствами и недостатками. Карский считался в Чека «кабинетным» работником, и к нему относились поэтому несколько свысока. Оперативная работа ему никогда не поручалась, лишь изредка, когда Кобецкий бывал занят, Карский ходил в город на свидания с информаторами, но при этом у него бывал такой растерянный, перепуганный и вместе с тем таинственный вид, что за несколько километров можно было догадаться, что он идет на конспиративное свидание. Однажды Кобецкий вздумал подшутить над ним, и, когда Карский вечером возвращался в посольство, в одном из темных переулков к нему подскочила какая-то фигура и крикнула: «Арестую вас, как сотрудника ГПУ! Следуйте за мной на Братскую улицу!» (на этой улице помещалась политическая полиция). Карский, несмотря на свое дипломатическое звание, покорно поплелся за фигурой, не попросив даже предъявить какое-нибудь служебное удостоверение. На одном из ближайших перекрестков фигура юркнула в подворотню, а перепуганный Карский еле живым добрался до посольства и рассказал о своем страшном приключении. Кобецкий смеялся до слез, так как неизвестный, «арестовавший» Карского, был одним из его агентов…
      По линии военной разведки Логановский имел в качестве помощника офицера красного генерального штаба Еленского. Еленский прекрасно наладил разведку, пользуясь услугами коммунистов-рабочих на железных дорогах, заводах и фабриках и работой Союза коммунистической молодежи в армии. Главной опорной базой его работы был Данциг. Там, на территории вольного города, работали в то время военные разведки нескольких стран, и там же устроил свою главную квартиру Еленский. Польские граждане ездили в Данциг без виз. Это создавало большие удобства в работе агентов Еленского, ездивших в Данциг как в польский город и в то же время гарантированных на его территории от посягательств польской полиции» .
      В 1923 г. Варшаву посетил эмиссар Коминтерна В.П.Милютин. Вскоре после его отъезда полпред СССР Оболенский вызвал Беседовского и сообщил под строжайшим секретом, что по распоряжению Уншлихта Логановский должен создать в Польше террористическую организацию. Целью проводимых ею диверсий и терактов должно стать усиление и обострение революционной борьбы в Польше. А во главе организации встанут два польских офицера-коммуниста: поручик Багинский и подпоручик Вечоркевич.
      Это сообщение вызвало у Оболенского чувство глубокой озабоченности: он опасался бессмысленных террористических актов, которые могут скомпрометировать советское полпредство. Тем более, что непосредственная связь резидента с Уншлихтом ставила Логановского в положение прямого подчинения Коминтерну минуя полпреда. Коминтерн же вел в Польше совершенно самостоятельную политику, нимало не считаясь с государственными интересами СССР. Террористическая организация была создана в очень короткие сроки и вскоре дала о себе знать. В помещениях польских политических и общественных организаций и газет начали взрываться бомбы и адские машины. Взрывы происходили без различия политической ориентации, точнее, по принципу маятника - то взлетит на воздух контора правой политической организации, то левой. Создавалось впечатление, что появились две экстремистские политические организации, перешедшие к «латиноамериканским формам» политической борьбы. Некоторый публицисты назвали этот период польской истории «бомбовым периодом».
      В полпредстве подозревали, что взрывы - дело рук организации Логановского, но «железный Мечислав» категорически отрицал какую-либо к ним причастность. Проконтролировать же его было невозможно - ведомство Логановского в полпредстве было «государством в государстве». Более того, создавалось впечатление, что само полпредство существовало только для прикрытия деятельности резидента.
      Впрочем, постепенно польская полиция начала выходить на след неуловимых бомбистов. И к сентябрю 1923 г. часть руководителей организации арестовали, хотя основная масса террористов еще находилась на свободе.
      Однако самым громким, в прямом и переносном смысле, террористическим актом «бомбового периода» стал взрыв Варшавской цитадели в октябре 1923 г. К тому времени Логановский уже покинул Варшаву, а вместо него организацию курировал новый резидент военной разведки Еленский (настоящее имя - Стефан Узданский). Беседовский, бывший очевидцем этих событий, так описывает случившееся:
      «В ночь на 13 октября 1923 г. я лег спать очень поздно, так как пришлось приводить в порядок ряд разных дел, и около трех часов ночи заснул крепким сном. Утром меня разбудил неожиданный толчок. Дверь из комнаты на балкон распахнулась со страшным шумом. Стекла посыпались из окон и из дверей. Я почувствовал, что лежу на полу. Сильный ток воздуха ворвался в комнату, сбрасывая все на пути. Жена проснулась одновременно со мной. Мы подбежали к балкону. В это время часы показывали ровно девять часов пять минут утра. Вся улица была усеяна осколками битого стекла. Толпа народа в ужасе бежала от Краковского предместья по Трембацкой улице. Я сначала подумал, что кто-нибудь бросил бомбу у здания посольства, и мне невольно пришла в голову мысль, что вот настала наконец расплата за грехи Логановского. Но вдали, на Краковском предместье, виднелись также толстые слои битого стекла, и было ясно, что взрыв произошел где-то далеко и что до нас дошли только последние волны воздуха, приведенного взрывом в движение. Я выскочил из комнаты в коридор. Оболенский бежал по коридору в нижнем белье. Он был взлохмачен; с перекошенным от страха лицом, не переставая повторял: «В нас бросили бомбу! В нас бросили бомбу!» С трудом удалось успокоить его и разъяснить, что никакой бомбы в посольство никто не бросал.
      Через час вышли экстренные выпуски газет, из которых мы узнали, что взрыв произошел в варшавской цитадели, отстоявшей от посольства на расстоянии нескольких километров. Взорвалась большая часть погребов цитадели, где хранился экразит. Взрыв произошел сначала в одном погребе, а затем, вследствие детонации, взлетели на воздух и остальные. Лишь несколько погребов случайно уцелели. Сила взрыва была так велика, что рота солдат, стоявшая на плацу в полукилометре от цитадели, была поднята целиком на воздух и сброшена на середину Вислы, где утонуло несколько десятков человек. От взрыва пострадали сотни людей, и только счастливой случайностью можно было объяснить, что уцелели предместья и улицы Варшавы, расположенные вблизи цитадели. На этих улицах ютится, в гнилых и пыльных трущобах, еврейская беднота, и если бы взрыв захватил и погреба, расположенные в той части цитадели, которая обращена в сторону предместья, то десятки тысяч еврейских трупов усеяли бы Варшаву. Лишь чудом спаслись от смерти эти вечно полуголодные нищие еврейские ремесленники и торговцы!…
      Взрыв породил массу толков в городе. Правительство Витоса выпустило воззвание к населению, указывая, что «преступная рука» взорвала цитадель, но доказательств участия этой руки у правительства почти не было. Взрыв был произведен искусно. Только часовой, стоявший у первого взорвавшегося погреба и спасшийся чудом, показал, что сначала блеснул огонь в проходе в погреб, а затем раздался сравнительно слабый взрыв, вслед за которым последовал второй взрыв и самый погреб взлетел на воздух. Было ясно, что цитадель взорвалась от адской машины, спрятанной в проходе первого погреба…
      Страшные дни потянулись в посольстве. Все понимали или догадывались, кто герой этого преступного акта, его инициатор и организатор» .
      Впрочем, надо заметить, что лидеров террористической организации Багинского и Вечоркевича арестовали еще до взрыва и в ноябре 1923 г. приговорили к смертной казни. На процессе они вели себя мужественно. Эти два польских офицера были убежденными коммунистами. После их ареста их семьи жили в нищете, но Багинский и Вечоркевич не хотели брать денег от советского полпредства, чтобы у польских властей не возникло даже тени подозрения, что они являлись платными агентами большевиков. По настоянию советского правительства Багинский и Вечоркевич были помилованы польским президентом и впоследствии обменяны. Но в вагоне, отвозившем их в Советский Союз, 25 марта 1925 г. у самой границы их убил полицейский чиновник Мурашко.
      Взрыв Варшавской цитадели заставил польскую контрразведку активизировать свою работу. В результате к 1924 г. нелегальная резидентура Разведупра была фактически разгромлена. И тогда Центр направил в Варшаву опытного сотрудника М.Скаковскую, поставив перед ней задачу принять на себя руководство остатками агентурной сети и заново наладить ее деятельность.
      Мария Вячеславовна Скаковская, дворянка, стала работать в советской военной разведке в 1921 г. В то время Штаб РККА особенно интересовала деятельность Верховного штаба Антанты и генеральных штабов западных стран. И М.Скаковскую направляют в Париж, где довольно скоро она становится помощником резидента. Ее деятельность во Франции была весьма успешной. Так, в 1923-1924 гг. в Москву начинают регулярно поступать сведения о планах Верховного штаба Антанты. А в начале 1924 г. военные разведчики раздобыли даже стенограмму совместного совещания представителей генеральных штабов Англии и Франции с командованием русской армии в эмиграции. На совещании обсуждался вопрос о новой интервенции с одновременным выступлением контрреволюции внутри страны.
      Обосновавшись в Польше, обаятельная и интересная женщина, Скаковская привлекала к себе широкое внимание как польских офицеров, так и сотрудников дипломатического корпуса Варшавы. Пал жертвой ее чар и советский посол П.Л.Войков. Это был мужчина хоть куда (точнее, он считал себя таковым), а работу за границей он воспринимал как сплошную увеселительную поездку. Чтобы не быть голословными, процитируем снова Беседовского: «Войков стремился сделать из советского посольства центр «великосветской жизни» дипломатического корпуса. Начались рауты, приемы, балы. Из Москвы в громадном количестве выписывалась икра, разные балыки, деликатесы. Завезены были российские настойки, «рябиновка», «спотыкач» и т.п. Одновременно Войков пытался играть роль «льва» в дамской части дипломатического корпуса. Он был твердо уверен, что ореол «цареубийцы» придает ему особое обаяние в глазах женщин, и настойчиво добивался своего появления на разных дипломатических приемах и церемониях, причиняя этим не мало огорчений устроителям, так как именно дамская часть дипломатического корпуса упорно не хотела с ним знакомиться из-за пресловутого «ореола». Впрочем, Войков брал реванш среди женщин - сотрудниц посольства» .
      Страсть посла оказалась роковой для советской разведки в Польше. Войков оказался в высшей степени навязчивым поклонником Марии Вячеславовны. Понимая, что его ухаживания могут привести к крупному провалу, Скаковская не раз посылала в Москву телеграммы, умоляя Центр воздействовать на высокопоставленного дипломата и избавить ее от наглых домогательств Войкова. Но тщетно!
      Все окончилось так, как и предполагала Скаковская. Из-за ухаживаний советского посла польская контрразведка обратила на нее внимание. В результате в июле 1926 г. Скаковскую арестовали и осудили на пять лет каторжных работ. Польская каторга основательно подорвала ее здоровье. Поэтому, возвратившись после освобождения в 1931 г. в СССР, она переходит на гражданскую работу .
      Обстоятельства провала Скаковской были доложены в ЦК ВКП(б) и лично Сталину.