С раннего утра Боб испытывал смутное чувство, что что-то не так, что Оруэлл какой-то уж слишком безлюдный. Вообще-то его бизнес в последнее время нельзя сказать чтобы шел в гору, но и особых неудач тоже не замечалось. А лето так вообще оказалось просто превосходное. Боб успел не только поправить свое материальное положение, но много больше. Примером тому мог служить хотя бы вот этот прекрасный «комаро» того же упоительного цвета, что и море у берегов Эллады в книжках по истории. Даже невообразимо голубое октябрьское небо, куполом обложившее Оруэлл, казалось не таким ярким, как новенькая тачка мистера Джонса. Боб не мог надышаться на свое сокровище, и его жена Майра, пухлая женщина с добродушным лицом, уже посмеивалась над ним, но Джонс не обращал на это внимания. Каждые полчаса, улучив минутку, он пробегал через кухню в гараж, где, счастливо улыбаясь и воздевая руки к потолку (соответственно, к небу), начинал благодарить Бога, и не только Бога. Он был готов благодарить и Майру, хоть она и смотрела на его новенький «комаро» более чем снисходительно. Затем он лобызал машину, словно любимую женщину, затем протирал ее тряпочкой и снова лобызал. Конечно, «комаро» появился благодаря (в основном) удачному лету в «Красном драконе». Но сегодня у Боба появилось странное чувство, что в этот день он вполне может поваляться в постели и никуда не ездить, потому что… посетителей не будет. Посетителей в обычном понимании этого слова. Внутренний голос нашептывал ему: «Боби, ты будешь тупее ослиной задницы, если упустишь этот день, потратив его на что-то другое вместо отдыха». — «А как же „Красный дракон“?» — вопрошал Бобби. «Красному дракону» нужен отдых, и ты отдохни, Бобби! Все равно никто не придет сегодня попробовать картошки фри и твоих фирменных пирогов с блаженного вкуса начинкой, потому что все знают, ВСЕ, что «Красному дракону» нужен отдых, отдых, ОТДЫХ…»

— К черту! — громко сказал Джонс пустой спальне (Майра уже ушла на кухню готовить яичницу-глазунью) и вскочил с постели, чтобы не дать предательскому внутреннему голосу выкопать в своем арсенале еще какой-нибудь веский аргумент.

«В конце концов, — подумал Боб, — иногда рано утром (в этот момент ему показалось, что утро особенно прекрасное) хочется полежать в кровати подольше. Может, это сказывается накопившаяся усталость, а может, еще что-нибудь». Но Джонсу было не впервой одолевать собственную слабость, и он, напевая себе под нос, поскакал, словно молодой горный козлик, в ванную.

Странности начались за столом во время завтрака, и утро, принесшее в Оруэлл солнце после долгого пасмурного перерыва, перестало казаться Бобу таким уж великолепным. Майра сказала, что у Смолеттов, их соседей, никого нет дома. А ведь всего чуть больше семи. Она хотела одолжить у Сьюзан Смолетт ее чудную соковыжималку (Майра вполне серьезно утверждала, что сок из соковыжималки Смолеттов вкуснее обычного) и пошла к ним, несмотря на ранний час, — Сьюзан вставала очень рано. Но никто ей не открыл. Она вернулась домой (решив, что Смолетты еще в постели и она, может быть, разбудила их дверным звонком) и позвонила им по телефону. Но трубку никто не снял. К тому времени, когда на кухне появился Боб, ее недоумение сменилось легкой тревогой. Женщина уверенно заявила, что еще вчера Смолетты никуда не собирались отправляться на рассвете (уж она-то знала бы!), значит, должны быть дома, по крайней мере хотя бы Сьюзан.

Сначала Боб не придал этому особого значения. Ему пришло в голову, что надо бы позвонить Энни Кросби, женщине, работавшей у него, и предупредить ее, что они сегодня откроются немного позже, так что та может не торопиться. Однако у Кросби никто не поднял трубку. Настал черед Джонса прийти в недоумение. Он хорошо знал, что Энн живет с матерью, пожилой женщиной, которая почти совсем не выходит из дому. Жили они на углу Ошкош и Парис, недалеко от дома шерифа Чарли Лоулесса. Непонятно, куда это Энни могла отправиться ни свет ни заря, зная, что ей нужно скоро идти на работу? Боб позвонил еще раз, с тем же результатом. Пожалуй, Джонс не придал бы этому особого значения (мало ли куда понадобилось старушке, а Энн отвезла ее, ведь всякое бывает), если бы не Смолетты, которые тоже ни с того ни с сего куда-то исчезли. Что-то такое еще вертелось у него в голове, но он никак не мог сообразить что. Боб стоял в гостиной, сжимая в руке телефонную трубку, и рассеянно смотрел в окно.

Вот прошла Майра — она пересекла лужайку, направляясь к дому Смолеттов. Опять к Смолеттам. Так беспокоится, что не поленилась отправиться к соседям еще раз. И тут Боба осенило, вот только почему-то от этого открытия ему вовсе не захотелось подпрыгнуть и крикнуть: «Эврика!» Смутное ощущение, подсознательно тревожившее его с самого раннего утра, превратилось в совершенно ясное заключение, как только Майра исчезла из поля зрения и его взгляд остановился на проезжей части улицы. Дело было в том, что за час с лишком, то есть с той минуты, как Боб проснулся, мимо его дома не прошло ни ОДНОЙ машины. Конечно, Южную нельзя было назвать самой оживленной улицей Оруэлла, но Бобу что-то не верилось, чтобы в будний день (ладно бы в воскресенье) ни единому жителю этого района не понадобилось куда-нибудь съездить. Вообще НИКОМУ! Это просто не укладывалось в голове, да тут еще эти Смолетты неизвестно куда подевались, и… мисс Кросби. Теперь он забеспокоился и сам. Выйдя из дома, он поспешил к Майре. Та махала ему рукой, стоя у приоткрытой двери гаража. Вид у нее был испуганный. Гараж Смолеттов оказался не заперт.

— Их «вольво» на месте, — почти шепотом сказала Майра, когда он приблизился. — Почему они не открывают?

— Потому что их нет дома, Майра, — не очень уверенно пояснил Джонс.

— Но ведь машина в гараже! — возразила жена. Она вошла внутрь и направилась к двери, соединявшей гараж с домом. Боб шел следом. Подойдя к двери, Майра толкнула ее. Заперто. Изнутри. — Куда они подевались? — недоуменно пробормотала она.

Боб почувствовал себя неуютно, словно они с женой тайком пытаются пробраться в дом к соседям.

— Пойдем домой, Майра, — попросил он. — Когда они вернутся, ты их спросишь, где они были. — Боб вдруг поймал себя на мысли, что не очень-то и уверен в том, что говорит.

— Вернутся? — воскликнула она. — Откуда вернутся?

Бобу подумалось, что, живи они в большом городе, он бы давным-давно взял бы да и вызвал полицию, но… Оруэлл — совсем другое дело. Здесь, казалось, ничего такого вообще не могло случиться, вообще ничего. Бобу совсем не улыбалось из-за чрезмерной подозрительности попасть в идиотское положение, став объектом соседских пересудов и насмешек. А что, если Смолетты куда-то поехали не на своей машине, — например, за ними кто-то заехал и свой «вольво» они оставили в гараже? Поэтому, когда Майра предложила взломать дверь, чтобы проверить, не случилось ли чего с хозяевами, Боб решил, что пора брать вожжи в свои руки, иначе страхи жены заведут их слишком далеко.

— Майра! — Он старался говорить спокойно и уверенно. — Это чужой дом. Ты понимаешь, ЧУЖОЙ! Пусть даже ты и дружишь с его хозяйкой. Ты что, хочешь с ней поссориться? Когда она…

— Но, Бобби…

— Ну что с ними могло случиться? Они куда-то уехали, а мы залезем к ним в…

— Тогда почему они оставили машину? — Майра тяжело дышала, в полумраке гаража он не видел ее глаз — только темные круги глазниц.

«Ничего не скажешь, — подумалось Бобу, — аргумент довольно веский, ведь у Смолеттов нет таких друзей или родственников, которые бы жили неподалеку. Им просто не к кому ходить пешком. Да еще с утра пораньше». И все же Боб продолжал уговаривать жену; он очень боялся, как бы они с Майрой не попали впросак и не оказались потом в глупом положении.

— Ты беспокоишься потому, что Сьюзан в это время обычно дома. Но разве не бывает так, что какой-то порядок существует годами, а потом — раз! — и нарушится? Мало ли какие у нее дела?

— Но, Боб! Ты же знаешь, недавно кто-то задушил двоих детей. — (Боб, конечно, знал это.) — И еще… пропал парень Андерсонов. Кажется, Пит. Ну, ладно… он мог просто сбежать после того, что случилось с его девушкой, но… ведь детей кто-то задушил! А вдруг…

— Никаких «вдруг», Майра! Детей задушили на загородной свалке. Там пусто и никого нет. А тут город, кругом люди, так что не говори глупостей. Пошли, Майра, пошли! — Джонс обнял жену и вывел из гаража. — Ты же видишь, что, если бы кто-нибудь проник в дом, были бы разбиты окна или взломана дверь, но… — Он махнул рукой в сторону фасада: — Все в порядке, никаких повреждений!.. — и увлек жену за собой. Майра вроде бы начала немного успокаиваться, но чем спокойнее была жена, тем тревожнее становилось на душе у самого Боба. Хорошо еще, что Майра не заметила, как необычно пустынна их улица. Перед тем как отправиться в свою закусочную, он еще раз заверил ее, что все будет в порядке, и пообещал, что, как только приедет на место, позвонит оттуда Смолеттам и поинтересуется, где это они пропадали (к тому времени они непременно вернутся!). Он расцеловал жену в обе щеки (он давно так не целовал ее), поцеловал нежно, словно прощался, по меньшей мере на наделю. Он вывел из гаража свой «комаро» (на несколько секунд все тревожные предчувствия улетучились как дым и к нему вернулось приподнятое настроение), помахал жене, прокричав, чтобы не беспокоилась, и поехал в сторону Фелл-стрит.

Появление мистера Джонса показалось Лоулессу очень некстати. Не успев еще выбраться из «комаро», тот взахлеб затараторил:

— О, мистер Лоулесс! Доброе утро, хотя оно мне почему-то не кажется добрым, несмотря на эту чудную погоду! Только жарковато чуть-чуть, вы не находите? Нет, оно немного странное, это утро, я… Вы знаете, я как раз хотел вас увидеть, и это очень удачно, что я…

— Не двигайтесь, Боб! — крикнул шериф.

Пока Джонс вылезал из машины, Чарли, не вслушиваясь в болтовню Боба, пытался быстро сообразить, как ему поступить и что делать. Одним глазом он следил за желтыми мухами, другим — за Джонсом. Монро же, словно заколдованный, продолжал наблюдать за насекомыми, которые, казалось, делали то же самое.

— Оставайтесь там, где стоите! — резко сказал Чарли. На лице Джонса появилось испуганное выражение, которое сменилось полнейшей растерянностью:

— Шериф, что…

— Не двигаться, — процедил сквозь зубы Лоулесс. «Этот идиот не видит трупы!» — подумал он про себя. На гладко выбритом лице Боба застыла растерянная улыбка. «Малыш вот-вот спятит», — подумал шериф.

— Я не понима… — Джонс запнулся так резко, словно внезапно потерял дар речи. Глаза его округлились, нижняя челюсть отвисла.

Лоулесс все стоял, не в состоянии сообразить, что же предпринять. Он знал только одно: эти мухи на самом деле совсем не мухи и отличаются от обычных как небо и земля. И не только по внешнему виду — их жужжание и, главное, их поведение было не такое. Чарли все больше и больше склонялся к мысли, что они ВИДЕЛИ его с Джеком и что они РАЗУМНЫ! А тут появился, как на грех, этот Джонс, походивший на шута горохового в своем «комаро». Теперь шериф отвечал еще за одного человека, которого угораздило остановиться у дома Мориссонов. При взгляде на Боба Джонса, застывшего с каким-то безумным выражением на лице, Чарли еле сдержался, чтобы не прокричать ему: «Твою мать! Какого черта ты не проехал мимо на своем ненаглядном драндулете цвета известного сексуального меньшинства! Какого черта тебе здесь надо? Может, хочешь полюбоваться этими милыми мушками? Поймать их в кулачок и послушать, как они жужжат? Хренов папаша „Дракоши“!» На какой-то миг Чарли овладело сомнение, уж не сгущает ли он краски, думая об этих мухах? Может, он СЛИШКОМ высокого мнения об их способностях, а это всего лишь мухи? Но нет, Чарли никогда не подводила интуиция, и он был уверен, что она не обманывает его и на этот раз.

В последнее время в Оруэлле происходило столько странного, что Чарли чувствовал — он вот-вот начнет привыкать к этому. К сожалению, все странное несло с собой смерть и несчастье, а потому допустить саму мысль, что эти новоявленные золотистые мухи могут оказаться существами вполне безобидными, было бы крайней степенью легкомыслия. Позволить себе такое Чарли не имел права.

— О-о! — сдавленно простонал Джонс. — О Господи! Чт-т-т-то это, шер-р-риф?

Чарли отметил про себя, что Боб пока что не заметил мух. Немудрено: мухи сидели не шевелясь, рассматривая кого-то из них троих. Джонс был так потрясен общим видом кровавой свалки человеческих конечностей, что ему было не до таких мелочей, как странные золотистые пятна, в которых только приглядевшись можно было опознать знакомое насекомое. Еще одна догадка осенила шерифа, и то, что произошло дальше, только подтвердило ее. Суть ее была в том, что Боб не имел ни малейшего понятия о страшных событиях, начавшихся вчера вечером. Вот почему, потрясенный тем, что увидел, он, скорее всего, истолковал все превратно. Может быть, из поведения шерифа и его заместителя он заключил, что они оба имеют какое-то отношение к страшной пирамиде, может, решил по каким-то другим соображениям, что самое разумное — поскорее убраться с этого места, но, как бы то ни было, Чарли не довелось услышать объяснений из уст самого мистера Джонса: он бросился бежать. Позже Лоулесс ругал себя за то, что не сумел найти подходящих слов, которые бы побудили Джонса вести себя разумнее. Хотя, признаться, в том состоянии, в каком находился владелец «Красного дракона», на него вряд ли подействовали бы какие-нибудь слова. Боб отошел от «комаро» футов на тридцать и теперь, подталкиваемый страхом и потрясением, он устремился обратно, к своему автомобилю. Он бежал по подъездной дорожке. Как только он вскрикнул и начал свой медленный, неловкий бег, Чарли сразу же (казалось, глаза сами поворачиваются, скрипя в глазных впадинах) посмотрел в сторону насекомых. Одна муха вышла из неподвижности. Создавалось впечатление, что ее смоляные глаза, похожие на приклеенные к желтой голове приплюснутые шарики, уже высмотрели себе жертву — естественно, ту, которая двигалась, привлекая к себе внимание. Монотонное жужжание стало громче. Муха поднялась в воздух и полетела вслед за Джонсом. Золотистая тварь летела совсем не так, как летают обычные мухи; в этом случае она настигла бы Боба очень быстро. Но нет — она сокращала расстояние до своей жертвы постепенно, неспешно, сопровождая свой полет неприятным ровным гулом. Казалось, она проглотила кусочек очень тяжелого металла, тянувшего сейчас ее брюшко к земле. Однако, несмотря на кажущуюся замедленность, все произошло слишком быстро, чтобы Лоулесс или Монро успели что-то предпринять. Они так и остались сторонними наблюдателями, хотя конечно же до поры до времени. Боб бежал неуклюже, и полы его расстегнутого пиджака развевались подобно крыльям летучей мыши. Джонс отнюдь не выглядел бывалым солдатом, решившим быстро отступить, он был само воплощение паники. Паника гнала его к машине. Муха летела наискось, чтобы в какой-то точке перерезать путь Бобу. Тот бежал не оглядываясь. При всей своей неуклюжести, он должен был успеть добраться до «комаро» раньше, чем его настигла бы золотистая муха. Насекомое неслось со скоростью быстро бегущего человека, но у Боба была, так сказать, фора. Он должен был опередить врага, о существовании которого даже не догадывался. Он бежал от трупов, или от полицейских, или от тех и других вместе взятых, но, сам того не сознавая, он убегал от никогда прежде не виданных им (Чарли подумал, что этих мух не видел еще ни один человек) насекомых. Выбегая на тротуар, Боб неловко выкинул вперед правую ногу и вскрикнул не своим голосом. Он поворачивал так резко, что потянул и, видно, очень сильно, мышцу бедра. Нога подвернулась, и Джонс рухнул как подкошенный, два раза перевернувшись. Он взвыл от боли, позабыв, от чего убегал. Оказавшись на спине, он громко застонал, схватившись обеими руками за правую ногу.

Лоулесс стоял, словно прикованный к месту. Он видел, как неспешно приближается к лежавшему на спине человеку муха того же цвета, что и солнце, лениво смотревшее с неба на все происходившее; он мог бы успеть на помощь Джонсу (хотя и не понимал, как именно будет помогать ему), но был словно стреножен путами, невидимыми и неосязаемыми… Это было словно в кошмарном сне, где воздух тяжел и плотен, как вода, и не дает двигаться быстро. Да, это походило на сон… Чарли даже забыл о существовании Джека, который замер не дыша.

Джонс перестал стонать, как только его слух уловил непонятное жужжание. Его лицо по-прежнему было искажено гримасой нестерпимой боли, но к этому прибавилось и недоумение, сменившееся испугом. Боб открыл рот, оголив два ряда мелких ровных зубов. И тут муха настигла его. На какой-то краткий миг она словно застыла на месте, повиснув в воздухе, — словно желала рассмотреть как следует (без лишней суеты) свою жертву. Ее крылышки были абсолютно неподвижны. Ровное, низкое жужжание действовало усыпляюще и вместе с тем будоражило и раздражало. Глаза Джонса, которые только что ничего не могли видеть из-за ослепляющей боли, сфокусировались на огромной золотистой мухе, направившей на него свои угольные шарики. Вид странного насекомого, парившего в двух футах над его лицом, заставил его умолкнуть, забыв о боли в ноге. Руки расслабились и потянулись к груди, принимая подобие защитной стойки. Восемь лапок шевелились, словно муха касалась ими чего-то невидимого. Они походили на золотые украшения. «Она представляет, как будет лазать по твоему голому пузу, когда ты подохнешь!» — мелькнуло в голове у Боба. Сквозь прозрачные крылышки он видел ярко-голубое октябрьское небо. Но золотистая завеса лишила его прежней красоты. Джонс издал нечто среднее между воплем ужаса и возгласом удивления. Муха отреагировала на это по-своему, она стремительно спикировала Джонсу на лицо. Он вскрикнул и попытался отмахнуться рукой. Ловко увернувшись от его ладони, муха опустилась точнехонько между глаз, там, где сходились на переносице мохнатые брови Боба. Пронзительный крик распорол воздух. Кричал ли Боб от боли или от страха и вполне понятного омерзения — кто знает, только этот истошный вопль вознесся к небу как мольба о помощи. Вопя без умолку, Боб безуспешно пытался поймать или прихлопнуть муху. Та продолжала сидеть у него на переносице, и в обычных обстоятельствах человек, даже испытывая сильную боль, непременно бы избавился без особого труда от надоедливой твари. Однако с Бобом все было иначе: он бил себя по щекам, тряс головой, бестолково размахивал руками и… ни разу НЕ ПОПАЛ по мухе.

Чарли смотрел на все это, не в силах сбросить с себя оцепенение. Муха оставалась у Боба на переносице, ее блестящее брюшко, словно смазанное жиром, дергалось в каком-то непонятном, зловещем ритме. «Она что — пьет кровь?» — подумал Чарли и, разорвав наконец невидимые путы, бросился к Бобу. И в это мгновение, несмотря на душераздирающие крики Джонса, он услышал еще один источник жужжания, монотонного, равнодушного, поглощающего. Уже на бегу он повернул голову и увидел вторую муху, поднявшуюся в неподвижный горячий воздух со лба трупа Хью Мориссона. Она гналась за шерифом. «Проголодалась, подружка?» — пронеслась у него в мозгу злорадная мысль.

Наверное, это была та муха, которая поедала стеклянные глаза мертвеца, хотя Чарли не был в этом уверен. Он несся так, словно от этой короткой дистанции зависела его жизнь; впрочем, возможно, так и было. За спиной слышались торопливые шаги бегущего Джека, а чуть сбоку приближалось монотонное жужжание. Чарли сосредоточил внимание на первой мухе (у него не было времени отвлекаться на желтую напарницу той, что сидела у Джонса между глаз, хотя он понимал, как ему будет НЕХОРОШО, если она настигнет его сзади). Лоулесс посмотрел на вздрагивающее брюшко… и тут только заметил, что муха с черными глазами-шариками ПОГРУЖАЛАСЬ в голову Джонса. Чарли был уже близко и видел это отчетливо.

— Помогите! — кричал Джонс. — Помогите! Я умираю, спасите меня, спасите кто-нибудь! Меня УБИВАЮТ! — Он махал руками, пытаясь смахнуть насекомое, вгрызавшееся в его переносицу, но по-прежнему не мог даже задеть муху. Снаружи виднелись уже только две золотистые лапки из восьми, когда Лоулесс подбежал к Джонсу вплотную. Он нагнулся и… (он понимал, что дотрагиваться до этой твари очень опасно; но это был естественный порыв в стремлении помочь человеку), однако… мухи не было… она… ИСЧЕЗЛА в голове Джонса. Просто-напросто исчезла. И Чарли… нет, это был не шок, не изумление — просто остановился и застыл, вперив взгляд в переносицу лежавшего на асфальте человека. Тот на несколько секунд перестал кричать и дергаться, как будто понял, ЧТО произошло. Чарли смотрел бессмысленными глазами на черную круглую дырку в голове Джонса, по размерам напоминавшую отверстие от пули, выпущенной из «магнума» сорок пятого калибра, и… ждал крови. Или еще чего-нибудь. Но не случилось ровным счетом ничего. Казалось, муха, забравшись внутрь, затянула пробуравленный ход миниатюрной черной ширмочкой, чтобы скрыть от любопытных глаз свои дальнейшие действия. Чарли смотрел и не верил своим глазам — насекомое прогрызло переносицу, но… осталась лишь черная дырка, и больше ничего. Боковым зрением он заметил подлетевшую вторую муху, и в то же мгновение в нескольких футах от Чарли резко, будто напоровшись на невидимую стену, остановился Монро. Чарли не мог видеть, куда смотрит Джек, но чувствовал, что тот смотрит именно на эту круглую дыру, похожую на увеличенный глаз той самой исчезнувшей мухи. Джонс издал неприятный булькающий звук и… зевнул, словно только что просмотрел вечерний выпуск новостей, сидя в кресле в своей гостиной. Потом его тело расслабилось, и он затих, погрузившись в безмятежный сон. Муха зажужжала чуть громче, точно одобряя увиденное, и полетела прямо на шерифа. Их разделяло расстояние не больше десяти футов. А где-то сзади, со стороны свалки человеческих конечностей, вновь послышалось монотонное сонное жужжание; оно становилось громче, оно приближалось.