Я стал покорен и почтителен. МЫ стали позволять мне некоторые вольности. Во-первых, цилиндр-нурну переделали из тюрьмы в жилище. Это означало, что входной люк был открыт и к нему была прикреплена прочная лестница. Во-вторых, что было еще более приятно, я получил определенную свободу передвижения. Мне разрешалось посещать все подземные пещеры, связывавшие мою с галереей. Правда, МЫ строго-настрого запретили мне прикасаться к чему-либо.
      — Крыса может повредить себе.
      Я понял, что могу причинить неприятности МЫ.
      Подобные запреты не мешали мне проникать в тайны цивилизации МЫ. Я выяснил, что МЫ давным-давно — они не вели счет времени — покинули негостеприимную поверхность планеты и поселились под землей. Здесь располагались их города, точнее, город из десяти раздельных зон, которые МЫ называли ворво. Каждая ворво включала в себя несколько десятков пещер и обязательно имела выход на поверхность, отделенный от внешнего мира прозрачной перегородкой. В пещерах помещались всевозможные механизмы, склады сырья, комплексы для создания роботов, генераторов и прочих машин. МЫ обитали повсюду, держа свои владения под неусыпным контролем. Крохотные черные контейнеры — хирхи, в каждом из которых помещалось от десяти до двадцати особей, крепились на стенах и потолках. Столь необычное расположение жилищ было возможно лишь благодаря физиологии МЫ. Трансформировав свои организмы по подобию пауковидных, МЫ получили возможность перемещаться по любой поверхности и в любом направлении. Ежедневно в строго заведенное время я наблюдал одно и то же действо — сотни и тысячи крохотных букашек ползли к энергонакопителям, чтобы насытиться жизненной энергией. По вполне определенной причине система энергопитания интересовала меня, но единственное, о чем я смог разузнать, так это то, что энергия поступает сюда через распределители из центрального генератора, находящегося в четвертой зоне, доступ в которую мне был закрыт.
      МЫ постепенно приоткрывали передо мной свои тайны, особое внимание уделяя психологической обработке. Теперь дружеские или претендующие на некое подобие дружелюбия беседы происходили почти ежедневно. МЫ с завидным терпением объясняли пленнику всю омерзительность его настоящего состояния, время от времени вдруг задавая неожиданные вопросы:
      — С какой целью ты прибыл на Кутгар?
      — Что ты знаешь о вихрях?
      — Что ты можешь сказать о всплеске энергии в третьем секторе?
      И тому подобное…
      Я невозмутимо отвечал слово в слово как а первый paз. МЫ делали вид, что верят. Все это походило на игру, но такая игра была полезной для меня. Она помогала мне постичь мир МЫ. А мир этот был очень странен. И он неуловимо походил на тот, что некогда пытались создать атланты.
      Во главе всего у МЫ — интеллект. Атланты называли это Разумом. Мир атлантов подразумевал единство во имя Разума, но создавая идеальное общество, они не собирались отказываться от тех маленьких наслаждений, что делают человека человеком. А выходит, напрасно. Тут надо было выбирать что-то одно: или человек с его слабостями и желаниями, или Разум, повелевающий единым сообществом существ, отрекшихся от всего во имя цели. МЫ отказались от всего, добровольно превратившись в громадную стаю высокоинтеллектуальных букашек. Они отказались даже от собственного я, оставив универсальное МЫ. У них не было ни лица, ни характера. У них не было даже имени. Как-то я обратился к МЫ:
      — Ты все время твердишь МЫ! А кто есть ты? Как твое собственное имя?
      И получил в ответ:
      — Я никто. У меня нет имени. Я существую лишь вместе со всеми и меня зовут МЫ.
      Я имел дело с бесчисленным числом существ, отказавшихся от своей индивидуальности во имя абсолютной общности. Было время, когда я сам мечтал о создании подобной общности, но я никогда не согласился б стать ее бессловесной частью. Все же я был человек. Человеческое «я» всегда лезло из меня. Однако до поры до времени я не откровенничал с МЫ на эту тему. Я присматривался к миру МЫ, МЫ изучали меня. По правде говоря, их мир меня б не устроил. Я привык повелевать, ставя свое мнение над толпой. МЫ требовали абсолютного согласия. МЫ были счастливы в своем самоутверждении и не желали ничего иного. МЫ отказались от всего, что могло разрушить общность. МЫ полностью изолировали себя от внешнего миpa, общаясь с ним в исключительных ситуациях и то с помощью роботов. МЫ отвергли идею приобщения к межзвездному интеллекту, ограничиваясь пределами родной планеты. Эдакие философствующие букашки, балдеющие от осознания своего интеллектуального превосходства.
      Быть может, МЫ и впрямь были самыми умными на свете, однако существовало нечто, недоступное их пониманию. И потому МЫ нуждались во мне. Но прошло немало времени, прежде чем МЫ решили довериться.
      Я сидел на террасе, греясь в лучах солнца и размышляя, когда раздался голос.
      — МЫ должны поговорить с тобой.
      Я присмотрелся и обнаружил на поверхности стола букашку.
      — Весь во внимании.
      — МЫ спасли тебя, крыса, от гибели, теперь ты должен помочь нам.
      — Но чем?
      — Речь пойдет о Лоретаге.
      Быть может, я ждал нечто подобного, но постарался напустить на себя глупый вид.
      — Это та штука, похожая на желе?
      — Да. На деле это огромный примитивный организм. Лоретаг — самое злобное существо на Кутгаре, он стремится поглотить всю планету. Он умерщвляет и растворяет в себе любое живое существо, попавшее в пределы его досягаемости. Мало того, он постепенно завоевывает поверхность Кутгара, пожирая плато и равнины. МЫ боремся с ним, но Лоретаг очень могуч и коварен. Он делает вид, что уступает, а затем возобновляет свое нападение.
      — Действительно, премерзкая штука, — пробормотал я, пытаясь понять, куда клонят МЫ. Лоретаг был мне мало симпатичен, но он не сожрал меня, хотя и пытался это сделать, зато МЫ могли покончить со мной в любое мгновение. У меня не было оснований считать Лоретаг своим врагом, а МЫ — друзьями. От Лоретата исходила могучая сила, быть может, злобная, но это была пассивная, словно отчаявшаяся злоба, в то время как твари и созданные МЫ вихри источали злобу активную, яростную. Все было не так просто, как пытались представить МЫ.
      Пока я размышлял, голос продолжал рассказ про Лоретаг. Он вошел в раж, и в нем все чаще мелькали азартные, чисто человеческие нотки.
      — МЫ много раз пытались уничтожить Лоретаг. Когда он был еще слаб, МЫ разрушали его с помощью агрессивных бактерий. Но он устоял. Тогда МЫ направили против Лоретага вихри, но и те оказались не в состоянии справиться с ним. Лоретаг окреп и перешел в наступление. С тех пор МЫ уже не в силах бороться с ним на равных. МЫ обороняемся, а он наступает, становясь все сильнее и сильнее. Если бы не дарда, Лоретаг уже сожрал бы нашу планету.
      Здесь следует сделать небольшое отступление. У цивилизации МЫ было немало сильных сторон, но наибольшее мое уважение вызывала дарда. Я не встречал прежде аналогов подобного явления и потому затрудняюсь дать ему более или менее ясное определение на языке людей. Дарда представляла собой нечто вроде гигантского силового и поля, образованного коллективной волей МЫ. Каждое существо сливало свой крохотный волевой импульс с волей собратьев, и образовывалась невероятно могучая сила, способная к воздействию в самых разных сферах. Дарда могла использоваться на материальном уровне в качестве силовых волн. Ею можно было действовать на подсознание, как сделали МЫ, когда пленили меня. Из дарда можно было слепить любое энергетическое поле.
      Дарда была универсальным оружием. Она охраняла МЫ — вместе и по отдельности. Вздумай я, к примеру, попытаться умертвить одно из МЫ, мне пришлось бы сломить сопротивление всех прочих, объединенных дарда. А это было примерно равносильно тому, чтобы передвинуть горный пик.
      В голосе начинали звучать почти трагические нотки.
      — Лоретаг уже сожрал шесть секторов и начинает угрожать сектору, который занимаем МЫ. Если его не остановить, цивилизация рухнет!
      — М-да. — Я вздохнул. — Чем я могу помочь МЫ?
      — Интеллектом МЫ разработана вакцина против Лоретага. Ее состав слишком сложен, крыса, и я не стану утомлять твой примитивный мозг.
      — Конечно, конечно…
      — Для того, чтобы поразить Лоретаг, мы должны внести в него эту вакцину.
      — Вы желаете, чтобы это сделал я?
      — Да.
      — Нет ничего проще.
      Голос обрадовался.
      — Отлично! Да, МЫ не успели сказать крысе, что вакцина действенна только в том случае, если она будет помещена в организме мыслящего живого существа… — Это было сказано так, как бы между прочим. — Ты малоценный в интеллектуальном смысле объект. Поэтому МЫ решили, что будет наиболее целесообразно пожертвовать именно тобой, а не кем-то из МЫ. К тому же ты не вызовешь у Лоретага подозрений. Ты согласен, крыса?
      Мне было трудно произнести это слово, но я выдавил его.
      — Да.
      А что еще, скажите на милость, оставалось делать несчастной крысе, за чьей спиной стояли четыре охранника?

      Труднее всего было изображать покорность. Но МЫ были столь убеждены в моем интеллектуальном ничтожестве, что ни на мгновение не заподозрили меня в лицемерии. Однако понимая, что инстинкт самосохранения присущ даже крысе, МЫ приставили ко мне Охранников. Этим все и ограничилось. В ожидании назначенного часа мне было позволено вести прежний образ жизни. Правда, теперь за мной следили более тщательно. Но это вряд ли можно было назвать предосторожностью, скорей, это была видимость ее. Подозреваю, МЫ даже не допускали возможность того, что осчастливленная общением с МЫ крыса окажется столь неблагодарной, что попытается бежать. Однако случилось так, что я оказался страшно неблагодарным.
      Удрать было сложно. Ведь за мной неотступно следовали четыре Охранника с их терте, а кроме того, в каждой пещере находилось предостаточное количество МЫ, способных в любой миг пустить в ход дарда. Напялив на лицо безразличную маску, я размышлял над тем, как избежать смерти. Идеальным выходом было б завладеть генератором и попытаться диктовать МЫ свои условия под угрозой уничтожения энергетической системы. Но у этого плана было немало слабых сторон. МЫ, вне сомнения, располагали резервными запасами энергии, а кроме того, я понятия не имел, как противостоять дарда. Другим способом избежать смерти было бегство. Но для этого следовало иметь представление по крайней мере о двух вещах — как бежать и куда. Я не знал, как выйти из города МЫ, а выйдя, не знал, в какую сторону направиться. И все же я решил попытаться — недостойно для человека безропотно идти на заклание.
      Проблема разрешилась самым простым способом; я не предполагал, что он окажется столь простым. Воспользовавшись нерасторопностью Охранников, я разрушил прозрачную перегородку в галерее. Я прыгнул на нее словно бешеный тигр, перегородка оказалась слишком хлипкой и развалилась на множество осколков. Я ожидал встретить более упорное сопротивление, а потому, не удержавшись на ногах, шлепнулся на землю. Земля была жесткой и пахла смертью. Не дожидаясь, когда охранники опомнятся, я вскочил на ноги и бросился бежать. Чему-чему, а моему опыту побегов из тюрем можно было поучиться.
      Я ушел в пустыню, надеясь сам не зная на что. Ведь лишенный сверхсути, без еды и питья, в окружении агрессивных тварей человек был обречен на неминуемую смерть. Это был шаг отчаяния, немного глупый, бессмысленно вызывающий. Но я не мог поступить иначе. Человек, настоящий человек, предпочтет скорую смерть, но при условии, что это будет смерть осмысленной свободы выбора, нежели ожидание смерти, поставленной в зависимость от прихоти палача. Умереть ради чего-то, пусть ради последнего крика я, но не будучи возведенну на плаху подобно тому, как приводят на бойню быков. Я жаждал смерти из paзряда тех, когда бросаются на меч, не желая дожидаться милосердного взмаха секиры. Смерть из гордости и чучь-чуть от отчаяния. Эта смерть смахивает на самоубийство, но самоубийство порой есть выход.
      Тема самоубийства чрезвычайно занимательна для человеческого разума. Для зрентшианца немыслимо думать о подобном. Он не в состоянии не только умертвить себя, но даже причинить какой-либо вред. Абсолютный инстинкт самосохранения. Потому-то зрентшианцы и истребляют других. Человек совсем иное дело. Для него смерть от собственной руки нечто вроде сладкой конфетки, оставленной про запас. Он млеет от экстаза в предвкушении этой смерти. И он убивает себя, убивает по-разному. Один вгоняет пулю в грудь, запутавшись в любовной интрижке, второй лезет в петлю из ненависти к непринявшему его миру, третий бросается с крыши в порыве необъяснимой тоски. Но чаще всего убивает скука. Тупая и неодолимая. Это она нажимает на спусковой крючок. И не требуется иных поводов. Приходит скука, и старик Хэм сует в рот ствол ружья…
      Как человек, я всегда понимал самоубийц. Как человек, никогда не принимал. Это слишком легко — свести счеты с жизнью, когда тебе паршиво. Это удел слабых, тех, кто не вправе именовать себя человеком. Чего проще, убедив себя в том, что жизнь не мила, свести с нею счеты. Но попробуй отказаться от нее, когда она прекрасна. Не уподобляясь Фаусту, пресыщенно и скучая, не уподобляясь философу-эллину — как вызов судьбе и старости, как прыжок в неведомое, как разрушение течения бытия тайной смерти. И уж совсем не в духе индийских факиров, для которых земное бытие есть лишь оборотная сторона небытия. Это гордыня — и первое, и второе, и третье. В ней суетность человеческого духа. Суетность мелкая и в чем-то низменная. Фаусту не следовало произносить роковые слова лишь потому, что он не получил от жизни того, что ждал. Он должен был бы выкрикнуть их, если б нашел, исполняя свой договор с Мефистофелем. Вот тогда бы это был поступок! Тогда уход из смерти превратился б из песни отчаяния в торжествующий крик победителя над смертью.
      Но для этого нужно избрать день, когда тебе хорошо, как никогда хорошо. Когда рядом любимая женщина, верные и веселые друзья, когда мир переполнен солнцем и морем, а в бокалах блестит багряная влага. И ты счастлив, как не был счастлив еще ни разу. Попробуй уйти из жизни в этот миг. И тогда это будет поступок, дерзость, взрыв! Бросить вызов счастью. Уйти непонятым. Уйти, сопровождаемым криком: почему!
      Уйти на вершине счастья, успеха, удачи! Уйти любимым всеми. И непонятым.
      Это безумие. Но такое безумие порождает гений.
      Просто взять и уйти!
      Клянусь, я так и сделал бы, будь у меня штук пять жизней. Уйти, бросив презрительный вызов. Но имея лишь одну, короткую, человеческую, не испытываешь желания играть в подобные игры. Это эффектно, но не по мне. Я слишком хорошо знаю цену жизни, чтобы подобным образом играть ею.
      И потому я думал о спасении. Я бежал, сколько хватило сил. Стемнело, а я еще брел по бесконечному и безжизненному плато. А затем я устал и сдался. Я упал ничком и лежал так до тех пор, пока МЫ не настигли меня. Это сделали те разноцветные твари, с которыми мне уже приходилось сталкиваться дважды. МЫ использовали тварей, как люди — собак. Твари нашли меня и повисли сверху, заключив в круг из дарда. Энергетическая петля должна была помешать мне уйти. Но я не собирался уходить. Человека везде ждала гибель, и мне было безразлично, какую маску она оденет. Когда явились охранники, я безропотно поднялся и пошел обратно к городу МЫ. Я возвращался, чтоб обрести смерть.

      — Ты самая глупая и мерзкая крыса, которую МЫ когда-либо встречали!
      — Возможно…
      Занятный диалог в двух тонах, где МЫ крича нападали, а я делал вид, что отбиваюсь. Он происходил в цилиндре-нурну, который был вновь превращен в тюрьму. Крыса попыталась взбунтоваться и должна была понести кару. Крыса не протестовала, понимая, что это если уж не гуманно, то по крайней мере справедливо.
      — Неужели ты думал, что МЫ не сумеем поймать тебя?
      Я устало покачал головой.
      — Не думал.
      — А зачем же ты в таком случае попытался удрать? — изумились МЫ.
      Я не стал объяснять. МЫ все равно не поняли б мотивов моего поступка. Я промолчал. МЫ сочли молчание свидетельством своей победы.
      — Оказывается, ты примитивней, чем МЫ предполагали. А ведь МЫ предоставили тебе возможность приобщиться к нашим знаниям. — Голос зазвенел от негодования. — МЫ так доверяли тебе. Но раз ты оказался таким неблагодарным, МЫ считаем целесообразным ускорить реализацию плана. Ночь ты проведешь здесь, а завтра отправишься к Лоретагу. Тебе ясно?
      — Ясно, ясно… — Я зевнул. — А теперь проваливай!
      Все же в этих букашках оставалось кое-что человеческое. Я подумал об этом, услышав вопль голоса. От возмущения он срывался на дискант. Еще бы! Я вполне представлял, что должны чувствовать МЫ. Убить столько драгоценного времени на примитивную крысу, кормить ее, разговаривать с ней, делиться знаниями — и все это ради того, чтобы убедиться в ее неблагодарности, когда пришло время возвращать долги. С точки зрения МЫ это должно было быть чудовищно. С точки зрения человека это было более, чем нормально. МЫ повизжали еще немного, после чего люк захлопнулся, оставив меня в полной темноте.
      Я знал, что завтра меня ожидает смерть. Это не пугало меня. Пришло равнодушие, то, что сродни отчаянию. Человек сознавал, что проиграл свою игру. Человек сдался. И тогда появился зрентшианец.
      Он возник ниоткуда.
      — Привет!
      Сначала человек не поверил в реальность происходящего, а убедившись, что сверхсуть вновь вернулась к нему, рассвирепел:
      — Где ты был, мерзавец?
      — Мой дорогой, — заявил зрентшианец тоном избалованной кокотки, возвращающейся поутру с развеселой вечеринки, — в жизни бывают такие моменты, когда требуется взять передышку и осмотреться.
      — Он еще разглагольствует! Да меня тут едва не четвертовали!
      — Поверь мне, мой дорогой, как только эти таракашки начали б тебя четвертовать, я немедленно явился б на помощь. Ведь я некоторым образом заинтересован в оболочке, которую ты именуешь своим телом.
      — Инопланетная тварь, — пробормотал человек, возмущенный подобным цинизмом.
      — Какой все-таки у людей небогатый лексикон! — язвительно заметил зрентшианец. — Странные у нас с тобой отношения. Ну да ладно, оставим выяснение их до лучших времен.
      — Где ты был все это время?
      — Выяснял кое-какие вещи, небезынтересные, уверен, для тебя. Ты ведь знаешь, что зрентшианцу дано предвидеть опасность и избегать ее. И тогда, в городе, я вовремя почувствовал неладное, но вот только принять должные меры не сумел. Полагаю, ты уже в курсе относительно силового поля, образуемого этими тварями?
      Человек кивнул.
      — Да, они называют его дарда.
      — Я знаю. Так вот, тем утром я почувствовал присутствие этой силы и понял, что не в состоянии справиться с ней.
      — Что же делать?
      Зрентшианец не удостоил человека ответом, а продолжал:
      — Я не в силах тягаться с ней, точнее, был не в силах, потому что не знал ее природы. Чтобы победить врага, нужно знать, что он из себя представляет. А я лишь чувствовал громадную силу. И потому я решил исчезнуть. Ведь попадись мы вдвоем, нам пришлось бы несладко, одному тебе мало что угрожало. Зато пока ты прохлаждался в этом уютном карцере, я успел кое о чем узнать и завести кое с кем дружбу.
      — И что ты узнал?
      — Не слишком много, но вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Во-первых, мне удалось узнать главное — источник энергии МЫ.
      — Подумаешь, великое открытие! — Человек презрительно хмыкнул. — Мне это известно не хуже тебя. МЫ питаются двумя видами энергии — светом и теплом. Для особей, что находится на стадии созревания, предпочтителен свет, поэтому они и размещаются в открытых галереях, прочие получают энергию от тепловых генераторов.
      — Тебе рассказали об этом МЫ? — перебил зрентшианец.
      — Конечно.
      — Порой я поражаюсь человеческой глупости и доверчивости.
      Человек слегка смутился.
      — Ты хочешь сказать, что меня обманули?
      — Еще как! МЫ действительно питаются теплом, но получают его вовсе не от генераторов. Зачем, по-твоему, им нужны энергетические вихри?
      — Ну… — человек замялся, — МЫ утверждают, что вихри нужны им для борьбы с Лоретагом.
      — Действительно, вихри воюют с Лоретагом. А теперь поговорим вот о чем — откуда на Кутгаре взялась подобная бессмысленная злоба? — Человек молча пожал плечами. — Я задумывался над этим еще на Сиреневом плато, но лишь недавно смог найти ответ. Для этого пришлось проанализировать цепочку твари — вихри — МЫ. По-твоему, злобу можно использовать в качестве энергии?
      — Если найти возможность репродуцировать ее с надматериального уровня.
      — Все правильно. Это сложно?
      — Не очень. Неужели ты полагаешь…
      — Именно! — Казалось, зрентшианец обрадовался сообразительности человека. — Именно. МЫ научились эксплуатировать самый универсальный источник энергии — злобу. Можно ли допустить существование естественной эволюции, возведшей на вершину сущего популяцию исключительно злобных существ? Скорей всего нет. Но представим теоретически возможность подобной эволюции. Однако в таком случае она заходит в тупик — ведь твари должны самоуничтожиться. Но этого не происходит. Твари прекрасно уживаются, истребляя друг друга ровно в той мере, чтобы не нанести вреда популяции. Природа не способна на подобное. Природа вообще не способна на зло, тем более столь бессмысленное. Рассуждая подобным образом, я пришел к выводу, что твари есть порождение разума.
      — Так и есть, — встрял человек. — МЫ признались, что тварей создали их мутировавшие предки для борьбы с существами гуманоидного типа, основавшими працивилизацию Кутгара.
      — Возможно. Вполне возможно, что первоначально твари создавались именно для этой цели. Но шло время, и МЫ решили использовать энергию их злобы. Невиданные запасы энергии. Ведь ничто не сравнится по силе с злобой. Атом, мезон и даже квант не могут дать столько энергии, сколько производит ее злоба. Нужно быть более чем человеком, чтобы понять это. МЫ сделали такое открытие, когда перестали быть людьми, превратившись в разумных тварей. Это чудовищно — поставить злобу во главе принципа своей цивилизации. Прежде я не думал, что разумные существа способны на подобное. Пришлось убедиться, что знаю далеко не все. Ох, как далеко! Мы, зрентшианцы, всегда использовали злобу, но никогда не возводили ее в абсолют и тем более никогда не пытались оправдать ее якобы благими намерениями. Злоба была условием нашего благополучия. Но МЫ пытаются провозгласить ее принципом существования мира. Они строят мир, замешанный на злобе. Сейчас МЫ замкнулись на своей планетке, копя и переваривая информацию, но наступит день, когда они вырвутся в просторы Вселенной и разнесут споры ненависти по звездам. И тогда нашему миру придет конец!
      — Мой дорогой! — Человек подражал тону зрентшианца. — Это все глобальные проблемы. Обсудим их как-нибудь в другой раз, в более благоприятной обстановке. А сейчас давай вернемся к нашим баранам.
      Зрентшианец слегка покраснел.
      — Прости, я увлекся. Итак, имея бесконечный источник злобной энергии, МЫ осталось лишь научиться забирать эту энергию и трансформировать ее в удобную для потребления форму. Тогда они создали вихри — этих надсмотрщиков, собирающих дань с подданных МЫ. Вихри поглощают тварей, забирают их энергию и приносят сюда. Энергия попадает в генератор, где преображается в обычное тепло, являющееся пищей для МЫ.
      — Тогда ответь, почему вихри действуют лишь в непосредственной близости от этого сектора, а не посещают более дальние участки, к примеру, Сиреневое плато?
      — Все дело в Лоретаге.
      — Самая злобная тварь на планете, — пробормотал человек.
      Зрентшианец удивился.
      — С чего ты взял?
      — Так сказали МЫ.
      — Когда ты только разучишься верить всему, что тебе говорят!
      Теперь настала очередь покраснеть человеку. Однако он стоял на своем.
      — У меня нет основания не доверять МЫ. Или ты позабыл, как эта тварь пыталась сожрать меня!
      — И меня! — заметил зрентшианец. — Я не забыл. Но не кажется ли тебе, что Лоретаг просто принял нас за одну из этих тварей?
      — Допустим. А что это меняет?
      — Все! Когда МЫ начали творить насилие над планетой, затопляя ее злобой, Кутгар приступил к поиску контрмер. И тогда появился Лоретаг — доброкачественная опухоль, пожирающая раковые метастазы. Это лекарство, исцеляющее планету от злобы, Лоретаг поглощает злобный мир, нейтрализуя его с тем, чтобы позднее создать новый, в котором не будет ни МЫ, ни тварей, Лоретаг — животворящая мощь планеты, кровь ее плоти.
      — Уничтожить, чтобы возродить?
      — Да, именно так, и никак иначе, если нет иного выхода. Лоретаг разумен. Он не располагает интеллектом в нашем понимании, но он наделен мудростью планеты.
      — Так заключи с ним союз! — ухмыльнулся человек.
      К его великому изумлению зрентшианец подтвердил:
      — Я так и сделал. Я заключил с Лоретагом союз против МЫ. Как раз в эту минуту Лоретаг должен был активизировать свои действия. Прежде он не трогал те районы, где не было тварей. Помнишь, как ты удивился, очутившись в мирном лесу?
      — Ты удивился не меньше.
      — Да, не скрою. МЫ специально оставили этот уголок планет и нетронутым, рассчитывая, что он будет служить щитом против Лоретага. И оказались совершенно правы. Я потратил много сил, чтобы убедить Лоретаг атаковать именно здесь. Он не хотел нести смерть мирным существам, но был вынужден согласиться со мной, признав, что иначе ему не добраться до МЫ. Лоретаг уже начал действовать. Скоро он прорвется к городу, и тогда МЫ придет конец.
      Человек призадумался.
      — Знаешь, — сказал он после небольшой паузы, — а ведь МЫ нашли способ уничтожить Лоретаг.
      Голос зрентшианца звучал спокойно.
      — МЫ уже не раз пытались сделать это, но Лоретаг им не по зубам. Чтобы умертвить Лоретаг, нужно знать его структуру. А получить эту информацию может лишь разумное существо. Но получить ее означает быть поглощенным Лоретагом. МЫ не имеют своего я, они не способны на самопожертвование.
      — Могу тебя обрадовать, МЫ нашли существо, в меру разумное и способное пожертвовать собой.