Меня собирались прикончить. Я не сомневался в этом, и не потому, что некая Ханна Оуген поделилась со мною своими откровениями. Просто смерть была наиболее логичным выходом из сложившейся ситуации. Общество отпустило мне грехи, но это не означало, что оно желает принять меня в свое лоно. Я был зверем, диким и опасным. И вдобавок неусмиренным. А такие должны жить либо в клетке, либо не жить вообще. Меня выпускали из клетки…
      Итак, меня должны убить. Но это случится не сейчас. Сначала меня покажут всему миру — смотрите, какой он, Дип Бонуэр, зверь в обличьи человека! Это позволит Корпорации Иллюзий заработать еще несколько миллиардов кредитов. Потом меня посадят на корабль и где-нибудь в дальнем космосе тихо прикончат. А освободившееся место займет киборг-онг, наделенный моей внешностью, голосом и отпечатками пальцев. И даже сердцем, почти неотличимым от человеческого. В течение многих лет он будет жить на одной из отдаленных планеток, улыбаясь и напоказ радуясь жизни, а потом, когда все позабудется, его тихо уберут, вскользь упомянув, что некий Дип Бонуэр, в прошлом отпетый негодяй, покинул этот свет. И участник очередной игры, какой-нибудь сто восемьдесят седьмой по счету, скажет в мой адрес несколько громких слов, нечто вроде:
      — Как жаль, что он сдох! Мне так хотелось прикончить этого ублюдка собственноручно!
      Идеальный сценарий! Лично я организовал бы все именно так. Простенько и не подкопаешься. Вряд ли Версус отличается большей фантазией. Скорей всего, он наметил примерно такой план действий. А значит…
      Значит, опасность грозила мне лишь спустя определенный промежуток времени, вполне достаточный, чтобы крысиный волк мог исчезнуть в темноте подземных ходов.
      И все же я победил. Я еще не до конца сознавал это. В это нелегко было поверить. У меня были очень сильные противники — Баас, Ламю, Фирр, Снелл. Но я победил их, хотя первоначально был слабее. Я с усмешкой припомнил, как удирал от Бааса. А потом я обрел силу и прикончил его одним ударом ножа, мягко вошедшим в живот. А теперь я мог убить взглядом. Именно так убивает крысиный волк. Он редко пускает в ход клыки. Он просто заглядывает жертве в глаза, приказывая ей умереть. Это просто. Даже очень просто. Но чтобы уметь это, нужно быть крысиным волком. Смешно, но Поурс умер, так и не веря во все то, о чем говорил. Он лишь подозревал о существовании крысиного волка, но не верил в него. Он руководствовался чисто умозрительным рассуждением, подобным тому, что кровь — не более чем красная жидкость. И вовсе не имеет значения, что она еще и теплая, и солоноватая, и пахнет жизнью, а порой смертью — смотря что несет.
      Я оглядел истрепанный комбинезон. Он был щедро окроплен красным. Тут смешалась кровь Бааса, Ламю, Раузи и еще многих, кого я не убивал, но к чьей смерти был причастен. Ведь для того чтоб убить, вовсе не обязательно нажать на курок или воткнуть нож. Достаточно подумать, и, если мысль твоя будет действительно мыслью, твой враг умрет. Пожелание смерти, обычное, но доступное очень немногим, то есть никому, кроме меня.
      Внезапно подумалось: как умер Лоренс? Как крыса, отравленная газом? И сейчас он лежит на полу в луже блевотины и испражнений, а на лице — выражение ужаса, сменившее обычную нахальную ухмылку. На месте Лоренса вполне мог быть я. Ему нужно было лишь как следует прицелиться. Но он позволил убедить себя в том, что Дип Бонуэр неуязвим. Он поверил в то, что на свете есть крысиный волк, которого невозможно убить, и рука его дрогнула. А перед этим дрогнуло сердце. Человек с дрогнувшим сердцем обречен на проигрыш. Я говорю это вам — всем, чьи сердца дрожат от страха перед смертью больше, нежели чем из страха перед позором; вам, обезьяны, дерущиеся за переспелый плод среди полуденного леса; вам, крысы, давящиеся украденной корочкой сыра; вам, близкие и оттого отвратительные! Я готов любить вас, но лишь на расстоянии, как образец некоей сути, ее оригинал. Но я ненавижу растиражированные с него копии, и я буду истреблять их!
      Неясное движение за одной из бронированных плит. Сознание отчетливо уловило его. Свист, очень отдаленный, почти нереальный. Я понял, что за мной пришли, и поднялся с пола.
      Едва я сделал это, как стена, на которую я смотрел, плавно отодвинулась в сторону.
      Солнце! Бездна солнца! Яркого, обжигающего, плодотворящего, того самого, что покрывает кожу пигментными пятнами. Я зажмурился, но лишь на крохотный миг, скорей, отдавая дань привычке. На самом деле я уже не боялся солнца.
      В желтом прямоугольнике света образовался шарообразный силуэт.
      — Добро пожаловать на свободу, господин Бонуэр!
      Толстяк улыбался. Гримаса на его лице походила на жуткий оскал тыквы, какой пугают на веселый праздник Хеллоуин. Толстяк подал мне руку.
      Я шагнул на свет, но протянутую руку нарочито не заметил. Улыбка на лице Версуса стала чуть более скупой, но радушия не утратила. Он умел улыбаться. И я тоже научился этому.
      — Прошу в гравитолет.
      Скосив глаза в ту сторону, куда указывал представитель Корпорации Иллюзий, я увидел черный корпус гравитолета. В этот миг над головой стремительно пронеслась пара острокрылых птиц, чьи тени кляксами черкнули по серому бетону крыши. Птицы были свободны, почти как я.
      — Вам нехорошо, господин Бонуэр?
      Я усмехнулся:
      — Напротив. Очень даже хорошо, мой друг. — Я не сумел удержаться от маленькой мести. — Как видите, вопреки вашим прогнозам я все-таки победил!
      — Это достойно удивления! — воскликнул толстяк и, немного подумав, прибавил: — И восхищения.
      — Оставь свои восторги для кого-нибудь другого! — велел я. — Я хочу побыстрее убраться отсюда!
      — Да-да! — Версус засуетился. — Пожалуйста, сюда.
      Смешно семеня ножками, он направился, почти побежал к гравитолету. Я пошел следом за ним.
      Ожидавший в тени гравитолета Толз встретил меня хмурым взглядом. Ничто не могло доставить мне удовольствия большего, чем этот взгляд.
      — Хороший денек, Толз!
      Начальник тюрьмы вздрогнул. Лицо его исказилось нервной гримасой.
      — Начальник Толз! — процедил он.
      — Толз, — упрямо повторил я. — Ставлю сто против одного, что ты не ожидал увидеть меня.
      Толз ничего не ответил, продолжая сверлить меня взглядом.
      — А где же мисс Оуген? Она обещала поздравить меня с победой.
      — Я видел ее! — вмешался Версус. — Она не смогла прилететь. Хотела, но не смогла. Но она велела передать вам свои поздравления, господин Бонуэр.
      Все ясно, подумал я. Рыжеволосая стерва наконец поняла, что представляет собой Дип Бонуэр. Она слишком любит маленькие радости жизни, чтоб от них отказаться. Я не обиделся на нее. В конце концов, она доставила мне удовольствие. Это было не много, но и не мало.
      — Жаль. Мне было хорошо с ней. Она отменно трахается, не правда ли, Толз?
      Лицо начальника тюрьмы покрылось пятнами. Толз сглотнул, но ничего не сказал. Он еще рассчитывал взять свое.
      — Куда? — спросил я Версуса, с любопытством внимавшего нашему диалогу.
      — Прошу внутрь, господин Бонуэр.
      Ухватившись за поручни, я запрыгнул в гравитолет. В рассчитанной на шестерых кабине сидели пилот и громадных размеров хранитель.
      — Сюда.
      Поднявшись следом, Версус указал мне на кресло у окна.
      Я сел. Кожаное сиденье тут же подстроилось под формы моего тела. Версус устроился напротив меня. Толз уселся рядом с ним.
      Раздался негромкий резкий свист. Это заработали антигравитационные двигатели. Гравитолет взмыл вверх и пошел по направлению к клонящемуся к горизонту солнцу. Он летел столь быстро, что я едва успел бросить прощальный взгляд на башню, смотревшуюся снаружи более чем безобидно. Еще миг, и сигарообразное сооружение исчезло из виду.
      Мы летели над бесконечным, теряющимся за краями горизонта Городом. Я давно не был здесь. Уже темнело, и серая паутина Города оживала, расцвечиваясь огнями. Мелькали яркие прямоугольники зданий, очерченные ожерельями фонарей проплешины площадей и улиц, острые пики зеркально отблескивающих небоскребов. Я взирал на это великолепие с видом хозяина, ведь скоро мне предстояло владеть всем этим.
      — Ну вот почти и все, господин Бонуэр, — бесцеремонно прервал мои раздумья толстяк.
      Он сделал это очень вовремя, так как огням Города удалось загипнотизировать меня.
      — Что я еще должен сделать?
      — Сущие пустяки. Сейчас мы посетим одну из наших студий. Там вы переоденетесь, приведете себя в порядок, после чего ответите на несколько вопросов. Так сказать, поделитесь своими впечатлениями об игре. Мы с вами должны убедить Совет, что игра способна перевоспитать человека, даже такого, как вы. Надеюсь, вы не против?
      Я не испытывал ни малейшего желания соглашаться.
      — Что дальше?
      — Дальше? — Толстяк заулыбался, тряся жирными щеками. — Дальше мы расстанемся. Вы получите помилование, удостоверение личности и деньги, после чего вас доставят в космопорт, и вы отправитесь домой.
      — У меня нет дома.
      — Он будет, непременно будет, господин Бонуэр! Глазки толстяка суетливо бегали. Я покосился на Толза, который взирал на меня с нескрываемой ненавистью:
      — Ну как, Толз, похоже, я становлюсь важной персоной!
      Тонкие губы начальника тюрьмы шевельнулись, выдавив тихо, но вполне внятно:
      — Ты подохнешь, ублюдок!
      — Да, — согласился я, — но чуть позже, чем ты. И в день твоих похорон я буду иметь рыжую сучку. И она будет рыдать, но не от горя. Она будет счастлива тому, что жива и лежит подо мной!
      — Гаденыш!
      Руки Толза тряслись от ярости, но он вновь, как и прежде, сумел совладать с собой. Я не сомневался, что он уже отсчитывает мгновения до той сладостной минуты, когда один из его людей, вполне возможно, тот самый здоровенный хранитель, что сидел по правую руку от меня, свернет шею наглецу Дипу Бонуэру. Я же вел совсем другой отсчет времени.
      — Версус, документы с деньгами у тебя?
      Представитель Корпорации не ожидал подобного вопроса и, растерявшись, ответил утвердительным кивком.
      — Давай-ка их сюда!
      — Не-ет! — протянул Версус почти обиженно.
      — Тогда не будет никакого интервью.
      — Но зачем они тебе сейчас, Бонуэр?
      Улыбаясь прямо в растерянную рожу, я привел вполне правдоподобный довод:
      — Я не доверяю тебе и хочу иметь гарантии, что получу документы и деньги.
      — Согласно договору, я могу отдать их тебе лишь после того, как ты выполнишь свои обязательства перед Корпорацией.
      — Ну хорошо. Тогда я хочу хотя бы посмотреть на них. Это, надеюсь, можно?
      — Без проблем.
      Представитель Корпорации Иллюзий извлек из-под сиденья небольшой старомодный саквояж. Щелкнув замком, он достал уже виденный мной лист бумаги с помилованием и новенькое удостоверение личности. После этого Версус наклонил саквояж таким образом, дабы я мог убедиться, что он наполнен пачками кредитов.
      — Достаточно?
      — Вполне. Где мы сейчас летим?
      — Не терпится получить денежки?! — Застегнув портфель, толстяк сунул его под ноги и посмотрел в иллюминатор: — Центр. Через десять минут мы будем на месте.
      — Отлично! — У меня еще было немного времени, и я был не прочь занять себя беседой. Недолгой беседой. — Так, значит, никто не предполагал, что победу одержу я?
      — Это было для меня полной неожиданностью, — подтвердил Версус.
      — А будет ли для вас неожиданностью, если я скажу, что игра еще не закончена?
      — Моя игра? Как так? — Толстяк забеспокоился. — Все участники, кроме тебя, мертвы. Мои люди убедились в этом.
      — Правильно. Они мертвы. Но ведь я жив. И потому игра продолжается. Только теперь ее веду один я!
      Согнув руку, я резко ударил сидевшего рядом хранителя локтем в висок. Тот рухнул, не издав даже хрипа. Немудрено, ведь я раздробил ему височную кость. Толз лапнул кобуру с излучателем, но извлечь оружие не успел. Мои пальцы вонзились в его горло под кадыком и резким движением вырвали трепещущий комочек, исторгнув поток крови. Пока я расправлялся с начальником тюрьмы, Версус, забившись в кресло, в шоке наблюдал за происходящим. Глаза его полезли из орбит, рот раскрылся, однако крикнуть он так и не смог — спазм ужаса сдавил толстяку горло. У Версуса было слабое сердце, и потому я просто приказал тому остановиться. Я научился делать это. Маятник дрогнул еще раз и замер. Лицо Версуса посинело. Беспомощно хватанув губами воздух, он обмяк и выпал из кресла.
      Тогда я поднялся. Достав из саквояжа документы, я убедился, что они в порядке. Отныне я считался добропорядочным гражданином Пацифиса. Также обстояло дело и с деньгами. Теперь следовало сменить одежду. Серый комбинезон, заляпанный пятнами крови, был слишком приметен. Поколебавшись, я решил напялить на себя костюм Толза. Начальник тюрьмы был узковат в плечах, но зато вровень со мной ростом. Немного повозившись с застежками, я начал переоблачаться, искоса наблюдая за пилотом, который, ничего не подозревая, продолжал вести гравитолет.
      Щелкнула последняя застежка. Я осмотрел себя в подвешенном над иллюминатором зеркале. Если не считать небольшой ссадины на скуле и несколько выпирающих из костюма плеч, смотрелся я вполне пристойно. Сунув в саквояж Версуса излучатель, я шагнул к пилоту и положил ему руку на плечо. Пилот обернулся, глаза его расширились от ужаса. Я увидел в расползшихся зрачках уже знакомый мне оскал крысиного волка. Волк жизнерадостно улыбался, демонстрируя два ряда отличнейших клыков. Я подмигнул пилоту:
      — Высадишь меня на Стелу Нумана. Понял?
      Пилот ответил не сразу. Он покосился на трупы, распростертые на полу, и лишь тогда понял.
      — Да, — выдавил он дрожащими губами.
      — Вот и хорошо, — сказал я. — Веди себя благоразумно, и все будет хорошо.
      Повторять сказанное было излишне. Пилот и без того был готов обмочиться от страха. Развернув гравитолет, он повел его к ярко светящемуся стержню, Стеле Нумана, самому высокому зданию Города, вмещавшему в себя тысячи офисов, магазинов и увеселительных заведений. Здесь, в толпе вечно снующих людей, меня будет невозможно найти.
      Сделав круг, гравитолет мягко завис над очерченной светящейся линией посадочной площадкой.
      — Садись, — велел я.
      Пилот умоляюще посмотрел на меня. В глазах его были слезы, ему не хотелось умирать. Я Понимал его.
      — Садись, — повторил я.
      Пилот повиновался.
      Едва стабилизаторы коснулись твердой поверхности, я подарил пилоту смерть, разбив резким ударом кулака теменную кость. Затем я отворил дверь и вышел наружу, где через миг смешался с толпой.
      Я шел по ярко освещенному городу, заполненному веселыми лицами. Они улыбались мне, а я улыбался в ответ. И улыбка моя была жестокой, хотя люди не замечали этого. Они наслаждались спокойствием жизни, еще не зная, что спокойствию приходит конец, как приходит конец и самой жизни.
      Они не знали, что на землю уже сошел крысиный волк, сильный, злобный, беспощадный. И неистребимый. Они не знали, что он идет по городу, колотя себя пушистым хвостом по бедрам. Они не знали, что он идет убивать, наполняя ужасом сердца. Они не знали, что я иду. Они просто улыбались мне, а я просто улыбался им.
      Я уходил в неизвестность. Я говорил им, да и вам всем тоже: ждите меня, люди! Я еще вернусь! И я приду в ваш дом!
      Я — Крысиный Волк!