Яма. Ощущение ямы…
      Я был в глубокой яме, черной и удушливой. Месиво грязи, тины и неестественно густой воды. Я барахтался в этой массе, пытаясь вылезти, но у меня никак не получалось. Смесь была густой, чтобы не дать мне погрузиться на дно, но недостаточно плотной, чтобы я мог вылезти на поверхность. Состояние зыбкого равновесия, именуемое жизнью. Те самые чашечки весов, колеблющиеся то вверх, то, вниз…
      Странно, но здесь ничем не пахло, хотя, по идее, вонь должна была стоять до небес. Яма просто олицетворяла зловоние. Однако как я ни принюхивался, я не мог уловить ни малейшего намека на вонь, несмотря на то что под руку непрестанно попадались комки органики, на ощупь напоминавшие полусгнившие останки живых существ.
      И твари. Они лезли то по одной, то по двое, а иногда сразу втроем, пристально заглядывая мне в глаза. В их действиях не было ни угрозы, ни любопытства. Твари действовали так, будто исполняли свой долг. Кто-то велел им заглядывать мне в глаза, и они усердно исполняли приказание, тычась в мое лицо холодными солеными носами. Их хари были отвратительны, но не ужасны. Серые, с вытаращенными оловянными глазами и многозубыми пастями. Почему же они все-таки меня не ужасали? Я знал почему. Я и сам был такой же тварью, хладнокровной и бездушной. И яма была домом, и потому запах не вызывал отвращения. Он был родным, а родное не пахнет ничем, что могло бы отвращать.
      Одна из тварей подобралась ко мне и безжизненно заглянула в мои оловянные глаза. Я ответил ей таким же безжизненным взглядом. Улыбнувшись, тварь ткнулась в мои губы. Я машинально облизал их и ощутил вкус воды. Еще! — попросил я и очнулся…
      Серый потолок, разделенный на неровные части тремя склонившимися надо мной физиономиями. Твари? Нет, на лицах этих людей было если и не участие, то по крайней мере заинтересованность во мне. Они хотели, чтобы я жил.
      — Пить!
      Я выдавил это слово, едва различая звук собственного голоса. Все трое моментально засуетились. Перед моими глазами появилась большая бутыль, наполовину наполненная прозрачной влагой. Схватив бутыль обеими руками, я жадно приложился к ней.
      Вода! Выхолощенная очистителем и щедро сдобренная консервантами; безжизненная, но такая вкусная вода. Я глотал и глотал, чувствуя, как сознание постепенно возвращается. Наконец я оторвался от сосуда и передал его радостно ухмыляющемуся типу. Как его? Я напряг память и вспомнил. Лоренс!
      — Ну что?
      Лоренс понял, что я узнал его, и заулыбался еще шире.
      — Мы уже решили, что тебе крышка! — сообщил он. — Когда ты на пару с этим негром покатился по ступенькам, я думал, ты точно свернешь себе шею!
      Я осторожно коснулся упомянутой Лоренсом части тела. Шея побаливала, но была цела. Куда сильнее ныл затылок.
      — Голова.
      — Ага! — жизнерадостно подтвердил Лоренс. — У тебя там здоровенная шишка.
      — А негр? — Я припомнил здоровенную рожу Бааса. — Что с ним?
      — Готов! Ты прикончил его одним ударом. Узкоглазый хотел ткнуть тебя своим ножиком, но Поурс помешал, хотя ему, то есть Поурсу, слегка перепало. Поурс молодец! А потом я огрел этого малого дубинкой, и его песенка была спета!
      Слова Лоренса доходили до меня через тугую пелену. Часть их я воспринимал, остальные ускользали от сознания.
      — Ты убил его? — спросил я, с трудом ворочая непослушным языком.
      — Нет. — Лицо Лоренса приняло виноватое выражение. — Этот тип оказался живуч. Ему удалось уйти, но я так изуродовал его, что он вряд ли долго протянет. А ты молодец, Бонуэр. Вот уж никогда б не подумал, что кто-нибудь сможет вот так запросто, одним ударом уложить этого громилу.
      — Пустяки! — заявил я, даже не стараясь, чтобы мое утверждение звучало правдоподобно. — Где мы?
      — Это один из тайников на девятом уровне. Здесь полным-полно оружия. Смотри, что мы нашли! — Лоренс торжествующе повертел перед моей физиономией новехоньким излучателем. — У нас целых три штуки. Теперь нам сам черт не страшен!
      — Хорошо. — Я привстал и попытался опереться спиной на стену. Лоренс с Поурсом поспешили мне на помощь. — Как со временем?
      — Еще целых два часа.
      — А сколько осталось в живых игроков?
      — Кроме нас — трое. Снелл, азиат, ну его можно почти не считать, и этот парень, террорист.
      — Ламю?
      — Да, он. Но с ним, думаю, проблем не будет!
      — Не знаю.
      Я взял бутылку и отпил еще пару глотков. Голова слегка кружилась, но в остальном я чувствовал себя вполне сносно. Лоренс, Раузи и Поурс внимательно наблюдали за мной. Они верили, что я смогу довести их до самого верха, забывая о том, что там я буду вынужден их всех прикончить. Им не хотелось думать об этом. А мне уже пора было думать.
      — Посижу еще немного, и потом тронемся в путь.
      Лоренс осторожно похлопал меня по плечу:
      — Не волнуйся, Бонуэр. Отдыхай, сколько влезет. Нам осталось пройти совсем немного, и теперь у нас есть оружие. — Сказав это, насильник покосился на Раузи и Поурса и прибавил: — Я могу перекинуться с тобой парой слов наедине?
      — Если они не против.
      — Не против! — неожиданно встряла Раузи.
      Она поднялась, тряхнув копною густых волос. Поурс был вынужден последовать ее примеру, хотя и сделал это без особой охоты.
      Дождавшись, когда оба они отошли в противоположный конец комнаты, Лоренс пробормотал, понизив голос до шепота:
      — Бонуэр, ты не против, если мы с Раузи немного порезвимся?
      — В смысле? — Я сделал вид, что не понимаю, о чем идет речь.
      — Ну, красотка изъявила желание поразвлечься со мной. Тут три комнаты и есть где уединиться. Ты не возражаешь, если мы с Раузи ненадолго оставим вас?
      Я с усмешкой посмотрел на Лоренса:
      — Ты, верно, забыл, что эта дамочка собой представляет?
      Лоренс оскалился:
      — Но ведь я тоже парень не промах! В том смысле, что я не собираюсь убивать ее, я помню, что давал слово. Ну а у ней руки коротки, я буду смотреть за этой сучкой в оба. — Ноздри Лоренса раздувались, словно у завидевшего корову быка. — Она хочет меня, Бонуэр! А я не трахал баб уже пять лет!
      Я прекрасно понимал Лоренса. Отговаривать его было бессмысленно. Особенно если учесть, что очень скоро ему предстояло умереть.
      — Как знаешь. Мне все равно. Но смотри, без фокусов.
      — Естественно! — Лоренс поднялся. — Пока, Бонуэр. Если возникнут неприятности, излучатели у тебя под боком.
      Оставив меня, Лоренс подмигнул Раузи, и оба исчезли за дверью.
      Я устало прикрыл глаза. В голове было пусто, тело болело. Послышался негромкий шорох. Я скосил зрачки сквозь приспущенные ресницы. Рядом со мной сидел Поурс.
      — Как себя чувствуешь?
      — Нормально. Спасибо, что помог мне.
      — Квиты.
      — Тебе сильно досталось? — поинтересовался я, скорей из вежливости.
      — А, мелочи! — Поурс продемонстрировал руку, накрепко перетянутую в локте жгутом из обрывка комбинезона. Жгут побурел от свернувшейся крови.
      — Ничего себе мелочи… — Я вдруг припомнил то странное чувство, которое испытал, когда готовился встретить Бааса. Чувство всепобеждающей твари, хлещущей себя хвостом в предвкушении схватки. — А знаешь, ведь я должен поблагодарить тебя еще кое за что.
      — За что?
      — За крысиного волка. В тот миг я вообразил себя волком, и это спасло мне жизнь.
      — Я же говорил, что в тебе есть что-то от крысиного волка.
      Я усмехнулся. Странно, но голова уже не болела. Я ощущал приятную легкость, будто в мои жилы влили пинту светлого хмеля.
      — Кстати, я поначалу оскорбился было на эти слова.
      — И правильно сделал. На этот раз я удивился:
      — Почему?
      — Крысиный волк — страшное существо!
      — Но в нашем случае это хорошо.
      — Для тебя, да. Ты непременно победишь. Я внезапно ощутил легкое чувство досады. Поурс говорил слишком уверенно. Между тем он многого не знал. Слишком многого.
      — Послушай, умник! А ты уверен, что я действительно похож на ту тварь, с которой ты меня сравниваешь? А если я скажу тебе, что никого не убивал до сегодняшнего дня?
      Поурс посмотрел на меня с любопытством:
      — Это ничего не меняет. Ты крысиный волк по своей сути. Ты рожден, чтобы убивать, и не имеет значения, когда ты начал.
      — Значит, по-твоему, теперь я буду убивать?
      — Убивать и только убивать! — отрезал-подтвердил Поурс. — Кстати, до сих пор не понимаю, почему ты не убил меня.
      — Я и сам не знаю, — признался я. — Наверно, мне захотелось дослушать твою историю. А все, что ты говоришь, чушь! Я нормальный человек. Я выйду отсюда, если, конечно, мне повезет, и буду жить, как все, — радоваться солнцу, реке, весеннему лесу. Заведу семью, детей. Я очень люблю детей, совсем маленьких, лет пяти-шести. Они такие забавные!
      Поурс покачал головой:
      — Ничего этого не будет.
      — Но почему?! — Я почувствовал, что готов взорваться. — Что ты пристал ко мне со своим крысиным волком?! Да нет никакого крысиного волка! Все это твои выдумки. Ты говорил, его можно вырастить. Так почему же люди не выращивают их, если это такое хорошее средство против крыс? Почему они предпочитают отраву и ловушки? Почему?
      — А потому, — взгляд Поурса был строг, — что еще никто не нашел способа остановить очутившегося на свободе крысиного волка.
      Мы оба замолчали. Я ощущал неловкость, словно проник в великую тайну. Отныне я знал то, чего не знал никто. Никто, кроме Поурса, но это было все равно, что никто.
      Крысиный волк! Я усмехнулся. Ты должен быть бесконечно злобен и кродожаден. Я не ощущал в себе злобы. Я не жаждал крови. Я обладал кое-какой силой, но это еще не означало, что я собирался посвятить ее разрушению.
      — Что-то их долго нет.
      Смысл сказанного Поурсом не сразу дошел до меня.
      — Что?
      — Наших друзей долго нет.
      Мы переглянулись. Похоже, Поурс думал примерно о том же, о чем и я. Лоренс и Раузи стоили друг друга, и их действительно долго не было. Следовало проверить, в чем дело.
      — Оставайся здесь и следи за дверью, — велел я Поурсу. — Пойду посмотрю, что они там делают. Если вместо меня выйдет кто-то из них, немедленно стреляй. — Я протянул Поурсу один из лежавших рядом со мной излучателей. — Тебе понятно?
      — Да, — прошептал Поурс побелевшими губами.
      Тогда я поднялся. Голова уже не кружилась, тело было послушно. Я ощущал себя сильным и уверенным. Я даже не стал брать с собой излучатель или нож. Ведь Раузи и Лоренс ушли безоружными. Я просто отворил дверь и вошел внутрь. И в этот миг навстречу мне через другую дверь вышла Раузи, выглядевшая самым жалким образом — волосы растрепаны, комбинезон порван и залит подозрительно темными пятнами.
      — Где Лоренс? — бросил я, пристально рассматривая Раузи.
      — Бонуэр!
      Девушка всхлипнула и закусила губу. Глаза ее были полны слез. У меня засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия.
      — Что случилось?
      — Бонуэр! — повторила девушка, приближаясь. Потом она прижалась ко мне всем телом и бурно разрыдалась. Я как мог успокаивал ее, гладя ладонью по волосам. От упругого тела Раузи исходили токи, подобные тем, что испускала рыжеволосая Ханна Оуген.
      — Бонуэр! — в третий раз выдавила Раузи.
      — Говори толком, что случилось! — велел я, пытаясь освободиться из ее объятий.
      — Бонуэр, он хотел убить меня!
      — Где он?
      Я попытался вырваться, но Раузи висела на мне, словно дикая кошка.
      — Я убила его! — выпалила она и внезапно ткнулась губами в мой подбородок. Тонкая рука бесстыже залезла ко мне в пах. — Бонуэр, я люблю тебя! Я всегда любила только тебя! С той самой минуты, когда впервые увидела, ты возбуждаешь во мне желание!
      Я смотрел в залитые слезами глаза и ловил в них неясное чувство. Вожделение ли, страх, мольбу. Я не мог понять точно что. Но это были глаза женщины, к любви не способной. Такие любят лишь делать больно — или себе, или другим. И еще, я отчетливо видел в них блеск ножа. Я его вовремя заметил. Промедли я хоть долю мгновения, и эта доля стоила бы мне жизни. Но я успел перехватить кисть Раузи и вывернул ее, когда смертельное лезвие было не далее чем в дюйме от моего паха. Завизжав, Раузи впилась зубами в мою щеку. От неожиданности я сильно дернул рукой, и нож, по-прежнему остававшийся в кулаке Раузи, мягко вошел ей точно под левую грудь. Девушка всхлипнула и, расцепив зубы, ватно опустилась на пол.
      Прижав к разодранной щеке ладонь, я бросился в дальнюю комнату, откуда появилась Раузи. Лерни Лоренс лежал у забитого нефелитовым щитом окна. Глаза Лерни были вытаращены, наполовину высунутый изо рта язык прикушен, ноги и живот — залиты кровью. Все же ему не стоило связываться с этой сукой!
      Я не стал прощаться с Лоренсом. У меня не было на это ни времени, ни желания, да и не заслуживал он, по правде сказать, поминальных речей. Прикрыв дверь, я вернулся к Поурсу, с тревогой поджидавшему меня.
      Увидев следы зубов, оставленные красоткой на моей физиономии, Поурс вытаращил глаза.
      — Мертвы. Оба! — коротко бросил я в ответ на его безмолвный вопрос. — Она прикончила Лоренса и пыталась убить меня. Тогда я убил ее.
      И, вторя моим словам, радостно откликнулся живой голосок Версуса:
      — Две новые жертвы! Мисс Раузи прикончила развратника Лоренса и тут же была зверски убита непревзойденным Дипом Бонуэром! Поаплодируем же господину Бонуэру! Насколько можно понимать, следующий на очереди — господин Поурс!
      Рука Поурса взметнулась вверх, направив на меня ствол излучателя.
      — Не глупи! — прикрикнул я, ощущая холодное дыхание смерти.
      Поурс взирал на меня с ужасом.
      — Стой на месте, Бонуэр!
      — Не глупи! — жестко повторил я, обретая было ускользнувшую уверенность и одновременно прикидывая, смогу ли я прыгнуть Поурсу в ноги. — Я не собираюсь убивать тебя, даю слово. Если б я хотел, я давно бы прикончил тебя. Подонок Версус стравливает нас. Поодиночке нам не добраться до шлюза.
      Мои слова возымели должное воздействие. Поурс опустил излучатель, а потом и вовсе разжал пальцы, со стуком выронив его на пол.
      — Мне стыдно! — выдавил он. — Я превращаюсь в зверя!
      Я со смешком заметил на это:
      — Лучше быть зверем, чем покойником. Подобрав лежавшие на полу излучатели, я сунул два из них за пояс, а последний взял на изготовку. Поурс был склонен к непредсказуемым действиям, и потому я ограничился тем, что дал ему палку Лоренса и один из ножей.
      — Пойдем. Нам надо торопиться.
      Поурс тупо посмотрел на меня, явно не понимая, о чем я говорю.
      — Вперед! — приказал я.
      Поурс покорно поплелся к двери…
      Однако уйти нам не удалось.
      Едва мы очутились в сумрачном коридорчике, прозвучал негромкий выстрел, и Поурс рухнул навзничь. Из расколотой головы брызнули мозги. Я тут же отпрыгнул в сторону и, прижавшись к стене, направил оружие на стрелявшего. Это был Ламю.
      — А ну-ка, брось излучатель, — негромко велел мне террорист.
      Я помотал головой и нажал на курок. Однако ожидаемого импульса не последовало.
      — Ба-бах! — со смешком прокомментировал Ламю.
      Швырнув неисправный излучатель в террориста, я выдернул из-за пояса второй, потом третий. Результат был тот же, а точнее — полное отсутствие оного.
      — Они разряжены, Бонуэр.
      Я ощутил усталость и опустил руку.
      — Тогда стреляй. Чего ты ждешь?
      — Ты спешишь умереть? — осведомился Ламю.
      — Совсем наоборот.
      — Вот и хорошо. Нам есть о чем поговорить.
      Ламю давал мне шанс, следовало воспользоваться им. Я изобразил усмешку:
      — Интересно — о чем?
      — А хотя бы о том, кто ты есть на самом деле, Дип Бонуэр.
      Признаться, этот вопрос занимал и меня.

      То, что Ламю переиграл нас, не было случайностью или простым невезением. Он тщательно спланировал операцию. Достигнув тайника на десятом уровне первым, Ламю как следует вооружился, после чего привел в негодность остальные излучатели, причем сделал это таким образом, чтобы ничего нельзя было заподозрить. После этого ему оставалось только ждать. Террорист оказался неплохим психологом.
      — Я все просчитал, Бонуэр. Никто не минует этого тайника. Психология человека проста, можно сказать — примитивна. Его не прельстишь малым, и в то же время он боится большого. Человека всегда влечет нечто среднее. Это как раз и есть среднее. И потому, можешь не сомневаться, все как один придут сюда. А мне останется лишь нажимать на курок.
      Разглагольствуя подобным образом, террорист привел меня в свое убежище, расположенное так, что из него великолепно просматривался коридор, ведущий к тайнику, в то время как обнаружить самого наблюдателя было практически невозможно. Ламю недурно устроился здесь. У него были и вода, и энергетические таблетки, и, конечно, целый арсенал.
      — Присаживайся, — предложил он, указывая мне на место у стены. Я послушно сел.
      Ламю устроился поодаль с таким расчетом, чтобы видеть коридор и чтобы я никоим образом не мог дотянуться до него. Распечатав бутыль с водой, он отпил несколько глотков и перебросил ее мне, после чего с видимым удовольствием вытянул ноги.
      — Болят, — пожаловался террорист, наблюдая за тем, как я пью. — А у тебя?
      — Тоже, — признался я.
      Ламю кивнул, словно давая понять, что ожидал именно такого ответа.
      — Чертовы лестницы! — И тут же без всякого перехода: — Не пойму, как тебе удалось голыми руками справиться с Баасом!
      — У меня был нож.
      — Знаю. Версус объявил об этом. Но все равно — как?
      Я пожал плечами. Признаться, я не задумывался над этим. Я должен был убить, и я убил. «Должен» определило все.
      — Интересно, — пробормотал Ламю. — Чтобы прикончить такого громилу, нужно многое уметь. А что ты умеешь, Дип Бонуэр?
      Я не нашел ничего лучшего, как вновь пожать плечами. Ламю задумчиво погладил рукоять излучателя. Тонкие черты его лица были почти одухотворены.
      — На твоей совести два взрыва. Так?
      — Да, — подтвердил я, не понимая, куда он клонит.
      — Супермаркет в Ульдервилле и космолайнер с Белонны?
      — Да.
      Ламю усмехнулся:
      — Врешь! Ты все врешь, Бонуэр! Но почему? Действительно — почему?
      — Почему ты так решил?
      — А потому, что оба этих взрыва устроил другой человек.
      Я заставил себя выдавить смешок. Подозреваю, что в этот миг глаза мои воровато забегали.
      — Кто же?
      — Я!
      Сказать по правде, я ожидал чего угодно, но только не такого признания. Во рту стало сухо, спина, напротив, покрылась тонкими бисеринками пота.
      — Это сделал я, — повторил Ламю, — профессиональный террорист. Это моя специальность — убивать людей.
      Я кашлянул, проталкивая внутрь комок.
      — Ты не боишься признаться в этом?
      — Нет. Кроме тебя никто об этом не узнает. Я вывел из строя сферокамеру в этой комнате.
      — А электронные карты? Через них тоже можно подслушать.
      — Звук идет через камеры. Через карту можно связаться лишь по желанию игрока. Я это проверил. Кроме того, мне нечего опасаться, даже если меня подслушают. Победитель получает амнистию за все, в том числе и за недоказанные преступления.
      — Ты все продумал! — процедил я. — И с камерой, и с тайником!
      — Я обязан все продумывать, — спокойно ответил Ламю. — В противном случае я проиграю.
      — Но ты все равно угодил в тюрьму, — не без злорадства заметил я.
      Брови террориста дернулись вверх, выражая полное безразличие.
      — Случайность. Они искали другого, а вышли на меня. Я имел глупость запаниковать и оказал сопротивление. Я прикончил пятерых стражей, прежде чем у меня кончился боезапас. Потом мне намекнули, что я должен признать хотя бы один взрыв, иначе меня пристукнут при попытке к бегству. Я предпочел тюрьму смерти.
      — Зачем ты это делаешь? — неожиданно для самого себя спросил я.
      — Убиваю?
      — Да.
      — Глупый вопрос. — Пальцы Ламю продолжали нежно ласкать рукоять излучателя. — Я убиваю для того, чтобы они жили. В противном случае жизнь была бы слишком пресной.
      Перед моими глазами предстало лицо Стеллы. Небольшой изящный носик, влажные губки, голубые глаза.
      — Ты позерствуешь, — сказал я, сглотнув горький комок.
      Ламю посмотрел на меня с превосходством, почти с брезгливостью:
      — Ничуть. Терроризм во все времена был прежде всего следствием скуки и лишь во вторую очередь вытяжкой из неких идей. Когда человеку скучно, что он делает? Пытается себя расшевелить, чем-то занять. А когда это ему не удается? Придумывает еще что-то. Ну а последнее звено в цепи поисков развлечения добровольная смерть. Так сказать, апофеоз. Терроризм есть самоубийство, сотворенное скукой. Но террористы привносят в этот процесс элемент иной игры. Они играют не только собственной жизнью, но и жизнями других. Весьма занятная игра, скажу тебе. Занятно само по себе. Развлекает и не дает расслабиться. Порой мы выдумываем для себя идею, но она не является определяющей. Террор есть жизненное кредо. Террористу все равно, за что убивать, цель не имеет значения. Ему нужно убивать. Ты можешь это понять, Бонуэр? — Похоже, Ламю давненько не откровенничал и рассчитывал найти во мне заинтересованного слушателя. Поэтому, встретив в ответ равнодушное молчание, он заволновался: — Тебе неинтересно?
      — Нет! — отрезал я.
      — Почему?
      — Ты убил мою жену и дочь.
      Террорист пожал плечами:
      — Так получилось. Кто-то должен был умереть. Они летели на космолайнере? Я подтвердил его предположение кивком. Глаза Ламю затуманились, я бы осмелился сказать, восторженно затуманились. Он погружался в приятные ему воспоминания. Я испытал безотчетный ужас перед этим человеком, получавшим удовольствие от истребления себе подобных. — Я использовал микромолекулярную бомбу, ее невозможно обнаружить. Твоим родным не повезло.
      — Мне тоже.
      — Да… — оживился Ламю. — Я так и не узнал, каким образом это дело списали на тебя.
      — В последнее время мы с женой были в натянутых отношениях. Потому комиссия, расследовавшая взрыв, решила, что у меня были достаточно веские основания убить ее.
      — Болваны! Повод слишком очевиден. Ни один нормальный человек не станет действовать подобным образом!
      — Не все так просто, как тебе кажется. — Я говорил настолько спокойно, что сам удивлялся собственному спокойствию. — Если учесть, что она была богата и единственным наследником был я…
      — Это несколько меняет дело, но…
      — Ты не дослушал! — перебил я. — И третье. В прошлом я имел дело с микромолекулярными соединениями. Так что теоретически собрать подобную бомбу для меня не составляло ни малейшего труда.
      Ламю кивнул, изобразив понимание:
      — Треугольник замкнулся. Они заставили тебя сознаться.
      — Да. Это оказалось не столь сложно. Я был потрясен смертью жены и дочери. Не думаю, что я был убедителен, опровергая обвинение. А потом на меня повесили взрыв супермаркета.
      — Все правильно! Совет недоволен, когда преступления остаются нераскрытыми. Ему нужен стопроцентный результат. Выходит, ты некоторым образом пострадал из-за меня.
      — Угадал! — Я ощутил, как в груди растет комок злобы. — Из-за тебя, сволочь, я отсидел в тюрьме десять лет! Из-за тебя я лишился семьи!
      Ламю прищурил глаза. Его рука в очередной раз ласково скользнула по стволу лежащего на коленях излучателя.
      — Не горячись. Я же не знал, что все так получится.
      — А если б знал? Неужели что-то изменилось бы? Что для тебя жизнь какого-то Дипа Бонуэра?! — с отчаянием выкрикнул я.
      — Ты опять прав, — согласился террорист. — Ровным счетом ничего. Ни одна жизнь ничего не стоит. Человеческая жизнь вообще не имеет значения. Значение имеет лишь игра, не та, которую затеял толстяк Версус, а какую веду я. Террор стоит надо всем!
      Я брезгливо поморщился:
      — Ты паяц, Ламю! Нелепый шут, претендующий на корону.
      Внешне Ламю остался спокойным, но от меня не ускользнуло нервное движение пальцев, стиснувших рукоять излучателя. Я основательно задел его самолюбие.
      — Поосторожнее, Бонуэр! Не следует бросаться словами. Эта штука может и выстрелить.
      — Ну и что? Быть может, я тоже веду свою игру?
      — Какую, позволь узнать?
      — Интересная игра. Очень интересная. Игра в крысиного волка!
      Ламю презрительно махнул рукой, словно отметая мои слова.
      — А, бредни Поурса! Он и тебе плел свои басни? Он рассказывал их всем и каждому, непременно уверяя каждого, что тому суждено стать крысиным волком. Безобидный шизофреник, помешавшийся на своих опытах.
      Слова Ламю подействовали на меня угнетающе. Должен признаться, я уже привык отождествлять себя с крысиным волком, и это в немалой степени поддерживало меня.
      А Ламю был готов всласть посмеяться над своим пленником:
      — Ты и впрямь вообразил себя крысиным волком?!
      Я ничего не ответил. Террорист достал энергетическую таблетку и, проглотив, запил ее водой.
      — Возможно, это и помогло тебе совладать с Баасом. Что ты ощущал в тот миг?
      — Ничего, — попытался я уйти от ответа.
      Ламю уловил фальшь в моем голосе:
      — Ты ощущал себя хищником, вышедшим на охоту. Ты ощущал, как руки твои наливаются огненной силой. А в голове была неестественная ясность. Совершенная ясность — пустота, в центре которой была одна-единственная мысль — как прикончить врага. Ведь так?
      — Возможно. И еще я бил себя хвостом по бокам.
      — Животное ощущение! — Ламю рассмеялся, остро блеснув зубами. — Ты неплохо вжился в роль. Но со мной этот номер не пройдет. Я обломаю кого угодно, будь то хоть крыса, хоть волк.
      Террорист вытащил из кармашка карту и задумчиво посмотрел на нее.
      — Странно, — пробормотал он себе под нос. — Что-то никто не идет. Эй, Версус!
      — Да, мой друг, — негромко долетел голосок представителя Корпорации Иллюзий.
      — Кто-то еще остался в живых?
      Версус хихикнул. Я представил, как трясутся его жирные потливые щеки.
      — Да.
      — Сколько их?
      — Двое.
      — И чем они сейчас занимаются?
      — Ищут место, где спрятана жизнь. И один, похоже, близок к тому, чтоб найти его. А вот ты явно переоценил себя, мой друг!
      Голосок умолк. Физиономия Ламю помрачнела.
      — Проклятье! — пробормотал он. — Неужели меня опередили?
      — Я же говорил тебе, что ты — самовлюбленный паяц! — с усмешкой заметил я.
      В тот же миг стену над моей головой обжег импульс.
      В глазах Ламю металось бешенство.
      — Никогда не повторяй этих слов, Бонуэр! По крайней мере, если хочешь жить!
      Я остался спокоен. Оказывается, Ламю, был не столь уж выдержан, как ему хотелось казаться. Это была его слабость, и ею можно было попытаться воспользоваться.
      — Желание не всегда тождественно реальности.
      — Это верно. Но пока ты будешь жить, — отрешенно бросил Ламю. — Ты мне нужен.
      — И как долго будет продолжаться наш симбиоз?
      — Минут восемьдесят. Если, конечно, ты будешь вести себя благоразумно. Поднимайся.
      Я хотел сказать шутовское «спасибо», но вместо этого спросил:
      — Куда мы?
      — Естественно наверх. — Ламю выглядел озабоченным. — Боюсь, кто-то опередил меня.
      Тут мне очень захотелось помянуть про паяца, но я благоразумно промолчал. Любая бравада должна иметь границы, иначе она плохо кончается.
      Поднявшись, Ламю движением излучателя приказал мне сделать то же самое.
      — Ступай вперед.
      — А ты не поделишься со мной одной из этих штучек?
      Я указал взглядом на излучатели, один из которых Ламю держал в руке, а второй был засунут за пояс. Кроме того, у террориста был нож.
      — Нет, обойдешься. — Взгляд Ламю посуровел. — Ты слишком много себе позволяешь, Бонуэр. Я допустил ошибку, позволив тебе вызвать у меня симпатию. Террорист не должен позволять жертве близко сойтись с собой. А я позволил.
      — Если хочешь…
      — Заткнись! — приказал Ламю и для пущей убедительности очертил дымящийся полукруг у моих ног. — Заткнись и ступай вперед!
      Я так и сделал — как сами понимаете, иного выбора у меня не было.
      Ламю непрерывно подгонял меня, потому продвигались мы быстро. Очень скоро мы вышли на десятый уровень. Здесь Ламю после некоторых колебаний избрал путь, по которому двигаться дальше. Он был собран, насторожен и почти не разговаривал со мной. Я, в свою очередь, также не лез с разговорами. Я молча шагал, прикидывая, как бы половчей выбраться из этой малоприятной для меня ситуации. Умирать, особенно после того, что я пережил, не хотелось. Да, это было более чем обидно, если учесть, что до цели оставалось совсем немного. Свобода и жизнь были в двух шагах. Однако Ламю был начеку и не давал мне сделать эти два шага. Он следил за мной не менее ревностно, чем это делали хранители, конвоировавшие заключенного Н-214. Когда я остановился, будто бы желая поправить сбившуюся штанину, он замер, готовый в случае чего прострелить мне голову. Ламю, следовало отдать ему должное, действовал, как истинный профессионал. Но он ошибался, считая меня дилетантом, присвоившим чужую славу. Я уже не был безобидной овечкой, я научился скалить клыки.
      Так ни на кого и не наткнувшись, мы вышли на одиннадцатый уровень. Время разменяло последний час, отведенный на игру. Версус безмолвствовал, будто утомившись. Наши ноги продолжали отмерять шаги по бесконечности комнаток и коридоров.