Первый катер резко повернул к противоположному берегу, второй сбавил ход и начал тонуть. Эсэсовцы бросались в воду. К нашему великому огорчению, Штраус находился на первом катере, который на полном ходу вышел из-под обстрела. В бинокль Штраус мог видеть, как партизаны добивали его "доблестную" охрану.
      Нам удалось выловить из воды немецкого офицера, от которого мы получили много ценных сведений о войсках противника, номерах частей и операции "Винтер".
      Эти сведения я немедленно передал нашему командованию в Центр. Между прочим, эсэсовец сообщил о беседе, проходившей в его присутствии между Штраусом и группенфюрером Дитрихом.
      Дитрих говорил, что их главная задача - всесторонняя активизация агентуры. План "Винтер", предусматривающий полный разгром партизан в Полесье, остается в силе. Если не уничтожить партизан, говорил Дитрих, они не дадут укрепить второй эшелон обороны. Он настойчиво требовал расширить информацию о местах скопления партизан, принять меры к восстановлению утраченных звеньев агентурной сети.
      Когда мы вернулись из засады, Сергей Калинин допросил пленного и после этого созвал командиров взводов, рот и отрядов. В соответствии со своими замыслами гитлеровцы начнут наступление со стороны Лунинца и Житкович, докладывал Калинин. Все должны быть в боевой готовности. Выход сегодня в двенадцать ноль-ноль.
      Командиры вышли. В хате остались Калинин, комиссар бригады Дубов и я. Договорились, как будем действовать.
      Калинин мне сообщил, что во многих крупных населенных пунктах у них есть связные. Но я понимал, что этого далеко не достаточно, чтобы вовремя узнавать о замыслах гитлеровцев. Поэтому решили усилить разведку и направить разведчиков партизанской бригады в Давид-Городок и Столин. Я же со своей группой должен был взять под контроль крупные железнодорожные станции: Лунинец, Микашевичи, Молотковичи, Житковичи.
      "Значит, нюхал порох?"
      Как-то под вечер я, Калинин и пятнадцать партизан-разведчиков выехали на Мерлинские хутора. Они находились в лесу, недалеко от реки Горынь. Там стояли два отряда Калинина. Туда же должны были вернуться из Лунинца разведчики нашей группы. Ехали мы густым лесом, в кромешной темноте. Кони наши шли рядом, и Калинин негромко рассказывал мне историю своей жизни. Хотелось, видно, поделиться с кем-то.
      ...Шло последнее довоенное лето. Все буйно цвело, зеленело. Студенты педагогического техникума, сдав экзамены, готовились к выпускному вечеру. Девушки были в сильном волнении: каждой хотелось выглядеть не хуже подруг. Не отставали и парни. Отутюживали видавшие виды брюки, приводили в порядок пиджаки, рубашки.
      Вечер решено было провести в парке, в маленьком летнем ресторанчике.
      Слушали теплые напутствия, пили вино, шампанское. Отчаянно веселились, танцевали, пели. Расходиться начали только в три часа ночи. На ночной реке раздавались гудки пароходов. Пароходы казались воздушными сказочными теремками.
      Впереди была целая жизнь, полная надежд и свершений... У Сережи Калинина уже лежало в кармане предписание на работу в Бельско-Подлясский район, освобожденный от польских панов нашими войсками в числе западных земель Белоруссии.
      Когда он приехал туда, его встретил заведующий роно - старый коммунист Николай Васильевич Воробьев. Он был старожилом этих мест.
      - В какую деревню поедешь работать? - спросил после беседы Воробьев.
      - Да в любую, - ответил Калинин.
      - Ну ладно, поезжай в Пески. Это в двенадцати километрах от границы. Там начальная школа. Заведующая - Мария Воронок, тоже молодая учительница, только что закончила педтехникум. Но это не беда, я скоро подошлю вам инспектора, он поможет.
      До деревни Пески Калинин добрался на попутной машине. Он соскочил у небольшого одноэтажного домика школы.
      Село показалось привлекательным. Домики аккуратные, улицы чистые, вымощены булыжником. Из школы вышла девушка, статная, живая, с русыми косами. Шла будто летела. Приблизилась к Калинину, приветливо протянула руку.
      - Вы, наверное, тот самый учитель, которого мы ждем?
      - Да, - ответил Калинин.
      - Очень хорошо! Мне позвонили сейчас, сказали, что вы должны быть у нас сегодня... А я - Мария Воронок, заведую школой. Будем вместе работать.
      Калинин смущенно поздоровался. Мария сразу понравилась ему. В ее открытом взгляде, во всем облике было что-то душевное, простое.
      Они вошли в дом. Детвора шумела. "Вы наш новый учитель?.. Вы наш новый учитель?.." - раздавалось вокруг.
      Мария показала новому учителю его комнату:
      - Вот здесь будете жить. Располагайтесь. А я закончу урок.
      Оставшись один, Калинин задумался. Что ждет его здесь? Справится ли?
      Его раздумья прервала Мария.
      - Ну как, устроились? Да вы даже чемодан не распаковали? - удивилась она.
      - Сижу вот и думаю: вы-то, наверное, уже втянулись в дело, а мне только начинать... - признался Калинин.
      Мария рассмеялась.
      - Я работаю всего полтора месяца. Веду все четыре класса. Трудно! Вот я и звонила каждый день в роно, чтобы скорее присылали подмогу...
      Мария Воронок совсем просто взяла чемодан Сергея, положила на стол, распаковала и начала по-хозяйски наводить порядок в комнате...
      Так началась жизнь. Работы было много. По вечерам Калинин составлял конспекты, проверял тетради, до поздней ночи просиживал над пособиями.
      В конце учебного года молодые учителя провели школьный вечер. Пришло почти все село. Дети пели, читали стихи, танцевали. Родители говорили о том, как хорошо, что при Советской власти дети могут учиться. Много было сказано слов, благодарных, горячих, искренних, в адрес Марии и Сергея.
      На следующий день Сергей и Мария с детьми ходили в лес.
      Лес был майский, весенний, зеленый. Ребята бегали, пели, плели венки из одуванчиков. Сергей и Мария весело болтали, строили планы и решили вместе поехать в отпуск. Калинин вдруг почувствовал, что без этой девушки он не сможет больше прожить и дня. Он не спал всю ночь...
      Перед отъездом в отпуск Сергей и Мария решили пожениться.
      Свадьбу справляли в школьном здании. Все комнаты были полны гостей. Поздравления, пожелания, тосты... По местному обычаю жениха и невесту посадили за стол на мягкую шубу. Пели белорусские песни, танцевали...
      После свадьбы было решено побывать у родителей - сначала Сергея, потом Марии. Уложив чемоданы, поехали в районный центр за деньгами и документами. Остановились у Николая Васильевича Воробьева. Его жена, тоже учительница, приветливо приняла молодоженов. Пили чай, вино, много смеялись, шутили. Молодые учителя вспоминали свои первые шаги на новом поприще.
      Вечером все вчетвером пошли в кино, смотрели фильм "Военные будни". Вернувшись, спокойно легли спать. Тихонько похрапывал Николай Васильевич, мерно тикали настенные часы. С улицы доносились молодые голоса и смех.
      Была суббота 21 июня 1941 года...
      В три часа ночи вдруг раздались оглушительные взрывы. Все вокруг рушилось, горело. Обезумевшие женщины с криками выбегали из домов, стонали раненые, умирающие...
      Сергей с Марией поспешили в Пески, еще не осознавая до конца случившегося. В селе уже стояли войсковые части, артиллеристы. Сергей нашел знакомого полковника.
      - Война?.. - спросил Сергей.
      - Да, сейчас выдвигаемся к границе. Все в боевой готовности.
      - Что делать?
      - Будем отправлять женщин и детей в Минск. Четыре машины пойдут. Приготовьтесь к эвакуации...
      Через час Сергей и Мария, захватив чемоданы, на военной автомашине отправились вместе с женами и детьми военнослужащих в тыл. Но как только выехали из села, их нагнал на мотоцикле офицер и сообщил, что около Бельска выброшен немецкий десант. Отъехали километров восемь. Дорога была забита машинами, повозками, людьми - все спешили на восток... Четыре автомашины, с которыми ехали Калинин и Мария, тоже медленно, но упорно продвигались к Минску. Въехали в Беловежскую пущу. Мария прижалась к Сергею, сникла.
      - Что творится на свете! Дорогой мой, все равно будем вместе, только вместе, - вдруг проговорила она.
      - Будем, Марийка, будем, - успокаивал ее Сергей.
      Наступила ночь. Ехали долго. Старались выбраться на шоссе Брест Кобрин и дальше - на Минск. На рассвете, недалеко от Бреста, встретили два наших танка. Из люка одного из них показался капитан, лицо его было в кровоподтеках.
      - Вы куда? - спросил он.
      - В Брест.
      - Брест занят немцами. Возвращайтесь.
      Головная машина быстро развернулась, за ней последовали другие, и колонна поспешила через Беловежскую пущу по просекам к Волковыску. К городу подъехали уже днем. Волковыск горел. Над шоссейной дорогой, запруженной автомашинами, с леденящим душу воем низко проносились "мессершмитты". Гитлеровские летчики с воздуха расстреливали людей и автомашины.
      Куда и как ехать? Майор, сопровождавший колонну, принял решение: пробираться окраинами городка к железнодорожному мосту. Через некоторое время машины свернули на опушку леса и там остановились.
      Мария ни на шаг не отходила от Сергея. Он гладил ее руки и говорил:
      - Нам бы добраться до Минска, там видно будет...
      Внезапно началась бомбежка. Люди бросились врассыпную, кто куда. Гитлеровцы на бреющем полете поливали всё вокруг пулеметным огнем. Стонали раненые, кричали дети. Крик этот раздирал душу. Сергей и Мария пытались как-то помочь раненым, но что можно было сделать в этом хаосе? Вдруг в двух шагах от них разорвалась бомба. Сергея оглушило, он потерял сознание. Когда очнулся, понял, что контужен. Но где Мария? Где она? "Марийка!.. Марийка!.." - звал он. Попытался ползти, кричал... Натыкался на убитых, раненых - Марии не было. Сергей снова потерял сознание... Когда пришел в себя, увидел недалеко чудовища с крестами: немецкие танки. Они ползли, ползли все ближе и ближе...
      - Нет, сволочи, я найду свою Марийку! - почти вслух проговорил Сергей. - Мария! Марийка!.. - Но никто не отзывался.
      ...Два дня Сергей пролежал в глубокой воронке. Когда немцы ушли, он обшарил все вокруг. Бесполезно - Марии не нашел.
      Почти пять дней шел Сергей по лесу. К нему присоединились еще какие-то люди. Они тоже пробирались на восток, к Минску. Когда подошли к городу, там уже были гитлеровцы. Минск горел. Свернули на дорогу Минск Слуцк и чудом наткнулись ночью на колонну наших автомашин. Сергей вскочил в одну из них, доехал до города Осиповичи, затем уже на поезде доехал до Гомеля. Здесь находился Центральный комитет комсомола Белоруссии, куда Сергей и пошел. Его направили в войсковую часть, затем зачислили в военное училище, которое эвакуировалось в Саратов.
      Через год Калинин закончил училище и был направлен на Южный фронт. В штабе Девятой армии его принял командир. Калинин вкратце рассказал ему свою биографию.
      - Значит, нюхал порох-то? Это хорошо! Будешь работать в разведке. Гитлеровцы рвутся в глубь страны, оккупировали Харьков. Сейчас передовая линия фронта проходит по Северскому Донцу. Река небольшая, но ее правый берег высокий. Наши дивизии несколько раз пытались его атаковать, пока безуспешно. Выедете на передовую к реке и оттуда по рации будете сообщать нам обстановку.
      Сергей с двумя разведчиками и радиостанцией выехал на машине по направлению к передовой. Остановились в деревне Мартовая. К Донцу стягивались наши войска, чтобы занять исходные позиции, ночью ударить по гитлеровцам и выйти на правый берег реки. Противник заметил укрепления наших войск и начал усиленную бомбежку. На фоне голубого неба ярко вырисовывались "фокке-вульфы" с крестами. Они шли эскадрильями и беспрерывно сбрасывали свой страшный груз. В один миг все смешалось с землей.
      Ночью Калинин с разведчиками попытались выйти из деревни. Гитлеровцы открыли артиллерийский огонь. Сергей запросил по рации штаб. Получил приказ: "Отходите!"
      Подойдя к селу Красноармейское, разведчики попали в окружение. Когда по радиостанции связались со своими, получили указание оставаться в тылу, действовать по своему усмотрению, держать все время связь со штабом.
      Разведчики спрятали в подвале одного крестьянского дома рацию и начали вести постоянное наблюдение за противником. Полученные сведения передавались в штаб. Но через несколько дней связь со штабом прервалась.
      Из окна подвала были видны наши грузовики, застрявшие в грязи на дороге. Они никем не охранялись. Ночью, выбравшись из подвала, Сергей и его товарищи бросились к одному из грузовиков. Сергей сел за руль, включил зажигание. Отъехали несколько километров от села. Грузовик все время буксовал, вскоре кончилось горючее, и машина встала. Разведчики бросили ее и ушли.
      Почти две недели Сергей со своими помощниками пробирался к линии фронта, но прорваться к своим не удалось. В результате скитаний они оказались в Полесье; там Сергей приступил к организации партизанского отряда.
      Все это рассказал мне Калинин, пока мы добирались до Мерлинских хуторов.
      Цыгане
      ...Часа в три ночи мы приблизились к первым домам. Из темноты кто-то нас окликнул:
      - Кто?
      - Свои!
      - Пароль?
      Калинин назвал. В темноте двигались едва различимые силуэты.
      - Товарищ командир, это вы? - услышали мы спокойный голос.
      - Я, Овсянчук, я!
      Овсянчук доложил обстановку, и мы, спешившись, прошли к шалашу. В шалаше, в глубокой яме (светомаскировка), горел костер. Вокруг него сидели партизаны.
      Вскоре Калинин со своими разведчиками поехал на хутор, где был расположен штаб одного отряда. Я же остался ждать на заставе своих разведчиков из Лунинца.
      Начало светать. Вдруг раздался какой-то шум. Все насторожились. Я подал команду принять круговую оборону, а сам с двумя партизанами решил выдвинуться вперед, ближе к партизанам, находящимся в секретах. Едва мы прошли метров двести, встретили группу каких-то людей. В лесу было еще темно, но я понял из обрывков разговора, что часовые кого-то ведут. Окликнул:
      - Шараев!
      Шараев узнал мой голос.
      - Товарищ капитан, ведем каких-то людей. Говорят - цыгане. Не знаем, можно ли их вести к заставе?
      - Ведите!
      Я вернулся с партизанами на заставу. Там мы разглядели задержанных.
      Старшему было лет около шестидесяти, обросший, черный. С ним мужчина помоложе, четыре девушки и пять старых цыганок.
      "Кто они? - думал я. - Откуда взялись?"
      Вскоре к нам привели еще шесть человек - трех мужчин и трех женщин.
      Мы собрали их всех в группу и отвели на ближайший хутор. Разместили в хате. Я стал выяснять, что за люди, откуда.
      Больше всех говорил старый цыган, который назвался Абауровым. Сначала глядел исподлобья, недоверчиво. Только когда узнал, что я командир, сообщил, что все они убежали из Кракова. Было их пятнадцать человек - одна семья. Пятеро потерялись в пути. Старый цыган рассказывал и плакал.
      Приехал Калинин. Стали вместе слушать этот горестный рассказ.
      - Когда гитлеровцы оккупировали Польшу, многие цыгане старались не вникать в их дела, - рассказывал старик. - "Мы должны плясать, петь, веселить народ" - так говорили они. Я думал иначе и с первых же дней оккупации связался с подпольщиками. Вскоре фашисты стали преследовать нас. Поголовно расстреливали цыган и евреев. А как хлеб доставался? Кровью сердце обливалось, когда приходилось выступать перед фашистами и их прихлебателями!.. Гитлеровцы сначала вели себя нахально. Но теперь фашисты чувствуют себя в Польше неважно - как на пороховой бочке сидят... О парадах уже и думать забыли...
      Выступая перед немцами, я собирал нужные сведения, сообщал их подпольщикам. Эсэсовцы что-то заподозрили, арестовали меня, моих дочерей и других цыган из нашего хора. Мы ждали: вот-вот расстреляют.
      Как-то вечером приходит в тюрьму офицер в сопровождении четырех эсэсовцев, кричит: "Поднимайтесь! Следуйте за нами".
      Нас погрузили в грузовики и подвезли к какому-то особняку. В просторном зале, у окна, в большом кресле сидел полковник, как мы потом узнали, по фамилии Штрубе, около него стояли пять офицеров. Они пили коньяк и вино, говорили, что Россия будет через месяц у ног Гитлера... Мы пели, плясали. А что было делать? Откажешься - расстрел!
      После нашего выступления полковник Штрубе вызвал по телефону начальника тюрьмы и приказал отвезти нас обратно, а мою дочь Юнку Штрубе пытался оставить у себя, но она дала ему такую пощечину, что он чуть не упал. На нее набросились эсэсовские офицеры. Штрубе велел расстрелять ее. А сам снова бросился к телефону. Но телефон не работал. Юнку связали и потащили в другую комнату... Штрубе поднял пистолет... Вдруг в зал ввалились пять новых эсэсовцев. Штрубе показал на нас унтер-офицеру. Унтер-офицер скомандовал: "Руки вверх! За мной!" Мы подняли руки и только хотели двинуться с места, произошло чудо: пришедшие "эсэсовцы" арестовали самого гитлеровского полковника Штрубе и его офицеров. Оказалось, что это участники Краковского подполья. Вот тогда-то, под покровом ночи, мы и ушли в лес...
      На четвертый день к нам в лес подпольщики привели наших детей, продолжал Абауров. - Когда мы все собрались, решили двигаться на восток, в Советский Союз, где, как нам сообщили подпольщики, организовано большое партизанское движение. Мы рады, что встретились с вами.
      Рассказ Абаурова буквально потряс меня.
      Старый цыган сообщил нам некоторые сведения о скоплении немецких войск в районе Давид-Городка, что подтверждало донесения наших разведчиков.
      Крах операции "Винтер"
      ...В те дни я получал от своих разведчиков всё новые и новые данные об укрепленных точках, которые гитлеровцы строили в районе Бреста, Пинска, по берегам реки Горынь и около Столина. Все сведения передавал в Центр наш неизменный заслуженный радист Дмитрий Стенько. Но даты наступления гитлеровцев, открывающей операцию "Винтер", у меня не было. Я вынужден был направить опытного разведчика Васильева в Туров, а сам пробрался в Пинск.
      Мои связные в городе рассказали мне о некой Любови Федоровне Красик красивой блондинке, которая сначала работала мастером в городской парикмахерской, а теперь фашисты взяли ее в комендатуру переводчицей, и она довольно часто встречается со Штраусом.
      Я стал разыскивать Красик. Первая моя встреча с ней состоялась у ее подруги. Оказалось, что Красик работает в комендатуре по заданию местных подпольщиков.
      Люба рассказала мне, что до войны работала в деревне на западной границе учительницей, хотела эвакуироваться, но попала в окружение.
      Люба Красик стала моим активным помощником.
      Как-то она сообщила, что Штраус готовит ее для засылки в партизанскую зону. Мы быстро составили план действий...
      И вот я получаю от Любы сообщение: начало операции "Винтер" назначено на 15 ноября.
      Партизаны начали готовиться к решающей схватке с гитлеровцами. Стали маневрировать, избегать ловушек фашистов, уклоняться от мелких стычек. Но нас поджидала неприятность. Расскажу об этом подробнее.
      Для большей оперативности и безопасности Калинин решил разбить отряды на отдельные группы. В каждой группе было восемнадцать человек, которым отводился определенный район действия.
      Командиром одной из групп был назначен Лонго, пожилой, очень активный партизан. Он тридцать пять лет работал портным в этих местах. Поговаривали, что Лонго выходец не то из Люксембурга, не то из Бельгии, но толком этого никто не знал.
      Как бы то ни было, он с первых же дней войны ушел партизанить. Воевал храбро, а его знание здешних мест часто нас выручало. Перед группой Лонго стояла задача: блокировать большую грунтовую дорогу Симоновичи - Туров. Примерно такие же задания получили и другие группы.
      В этот день группы разошлись по местам с утра. Вскоре то слева, то справа начали раздаваться взрывы - это партизаны взрывали на дорогах автомашины и танкетки гитлеровцев.
      Ежедневно связные докладывали об успехах партизан в штаб бригады, который находился в те дни недалеко от селения Терешковичи. Но от Лонго сведений не было.
      Время было напряженное. За последние дни мы потеряли двадцать пять человек убитыми. Людей надо было беречь. Что же случилось с Лонго? Мы ничего не знали о нем и его группе и сильно волновались.
      Калинин, Дубов и я сидели в землянке и обсуждали дальнейший план действий партизанских групп. Было это под вечер. В открытую дверь землянки пробивались лучи заходящего солнца, освещая утоптанные ступеньки. Была видна поляна, за которой начинался лес. Поляна выгорела, трава на ней пожухла, свалялась, вытерлась под ногами партизан, а лес стоял красно-золотой, с мощными, еще непоредевшими кронами. Странно выглядело это соседство затоптанной травы и яркого разноцветья леса. Нечто подобное творилось и в наших душах: с одной стороны, нас радовала великолепная погода, красота родной земли, а с другой - не покидало состояние напряженности, предчувствия беды...
      Вдруг в дверях землянки, на фоне серо-голубого неба, возникла сухопарая фигура Лонго. Он легко сбежал по ступеням, шагнул ко мне и непринужденно доложил:
      - Группой уничтожено сорок гитлеровцев!
      Он стоял в своей плоской кепке, морщинки на его удлиненном лице лучились смехом.
      Комиссар спросил:
      - Почему не слали связных? Почему не взорвали ни одной машины?
      Не отвечая на вопросы, Лонго улыбнулся и достал из полевой сумки капсюль от мины.
      - Видите? Это уже второй случай.
      Капсюль был пустой и сломан пополам. Мы выжидательно смотрели на Лонго.
      - Сам никак не пойму, - заговорил он, как бы отвечая на наш безмолвный вопрос. - Заминировали, замаскировали как полагается. Пошли танкетки. Прошли - взрыва нет. Раскопали - капсюль сломан.
      Он пожал плечами, удивленно глядя на сломанный пустой капсюль.
      - Хорошо, идите! Получите новые боеприпасы, - сурово сказал Калинин.
      Лонго вышел. Мы молчали, избегая смотреть друг на друга. У каждого закралось подозрение. В чем дело? Непонятно. Лонго - испытанный боец. Тут что-то не то.
      - Надо расследовать! - произнес Дубов.
      Все взглянули на оставленный Лонго капсюль. Он был чем-то надрезан посредине, сплюснут и сломан. Поистине редкий случай. Но... всякое ведь бывает.
      Вдруг затрещал пулемет. В землянку, запыхавшись, влетел партизан и доложил, что к нашей заставе подошли гитлеровцы.
      Мы выскочили на поляну. Калинин на бегу приказал начальнику штаба погрузить обоз и с частью отряда отходить в сторону деревни Тонеж.
      Я и группа разведчиков на конях поскакали к заставе, чтобы помочь сдерживать напор гитлеровцев. Не зная нашей численности, фашисты обстреливали нас не только из пулеметов, но и из минометов. Бой длился долго, затем мы начали отходить, и вскоре под покровом ночи нам удалось оторваться от оккупантов и зайти им в тыл.
      Когда были выставлены заставы, ко мне подошел Лонго:
      - Разрешите выполнять задание?
      - Вы получили боеприпасы?
      - Нет еще.
      - Идите получайте и направляйтесь в свой район.
      - Слушаюсь!
      Он ушел, а у меня на сердце было как-то тревожно, я не переставал думать о поврежденном капсюле.
      Через двадцать минут прискакал связной с заставы. Вскоре в сопровождении партизан подъехали пять всадников в немецкой форме. Один из них подал мне записку от Иванова - командира украинского соединения партизан. В записке говорилось, что в районе Мерлинских хуторов гитлеровцев нет*. Это означало, что для нас снова открыт путь на запад и, кроме того, что я свободно встречусь на хуторах с Любой. У нас была такая договоренность.
      _______________
      * Надо учесть, что партизаны все время меняли места своих
      лагерей и баз. (Прим. автора.)
      - Товарищ командир, - обратился ко мне командир группы разведчиков Иванова, - скажите, у вас есть такой - Лонго?
      - Откуда вы знаете его?
      - Теперь знаем! Это целая история. Его надо немедленно изолировать.
      - Почему?
      - Едем по лесу на связь с вами, - начал рассказывать командир, - и видим: недалеко от деревни Рубеж, почти у самой дороги, горит костер. Мы остановились. У костра сидят двое молодых парней в гражданском. Так как мы были в немецкой форме, я не опасаясь подошел к ним. И вдруг один из парней говорит: "Мы ждем вас с утра. Лонго должен вот-вот явиться". Я сразу сообразил, в чем дело, и спрашиваю: "Почему его так долго нет?" - "Не знаю, господин офицер... Ждем его здесь. Он должен показать вам, где находится штаб отряда, и снова вернуться сюда". - "Хорошо! Ждите!" Я оставил двух разведчиков (они были тоже в немецкой форме) охранять парней, а с остальными - к вам.
      Я бросился к землянке боеприпасов, разведчики за мной. Лонго уже садился на лошадь.
      Почуяв недоброе, он оглянулся и, увидев бежавших к нему сбоку двух наших бойцов, стегнул коня. Но партизаны успели подскочить и схватить коня под уздцы. Лонго с перекошенной физиономией наклонился и несколько раз выстрелил в одного из задержавших коня. Тот упал. В это время второй партизан выбил у Лонго пистолет и наставил на него свой. Лонго поднял руки.
      Его увели в землянку. Злобно косясь на всех, осунувшийся, потемневший, шел он среди только что веривших ему людей.
      Он жил среди них, ел их хлеб и готовил им гибель!
      Как выяснилось, Лонго был связан с немецкой разведкой еще с первой мировой войны. Настоящий, матерый шпион.
      Вскоре я выехал к Припяти на Мерлинские хутора для встречи с Красик. Люба подтвердила мне точную дату наступления гитлеровцев на партизанскую зону. Кроме того, Люба сказала, что работать ей стало труднее. Не получая от нее нужных сведений о партизанах, гитлеровцы стали относиться к ней с подозрением, а для засылки к нам готовят новых агентов.
      В назначенный срок гитлеровцы начали наступление. Два батальона эсэсовцев, вооруженные автоматами и минометами, переправились через Припять и заняли деревню Починок.
      Когда стало об этом известно, был выстроен весь личный состав бригады. Калинин отдал боевой приказ: выбить фашистов из Починка. На помощь Калинину пришел Туровский партизанский отряд, которым командовал В. И. Просолов.
      К деревне партизаны подошли ночью. С осторожностью, перебежками приблизились к огородам, затаились. Взвилась красная ракета - сигнал атаки. Начался бой. Калинин и комиссар Дубов находились на опушке леса, следили за боем, отдавали необходимые распоряжения.
      Партизаны с громким "ура" бросились в атаку. С запада в деревню ворвались конники. Эсэсовцы не ожидали такого мощного удара и в панике поспешно отступили к реке.
      По-видимому, гитлеровцы, разрабатывая операцию "Винтер", все же недоучли силы и масштаб партизанского движения в Полесье. Бой в Починках отрезвил гитлеровское командование, оно поняло, что борьба с партизанами потребует от них значительно больших усилий и времени, чем они предполагали.
      Операция "Винтер" провалилась.
      После этой победы мы, разведчики, чувствовали себя счастливыми. Мы внесли немалый вклад в эту победу.
      ...Вскоре пошли в наступление войска 1-го Белорусского фронта.
      Я получил срочное задание из Центра: разведгруппе продвигаться к Бресту...
      Перед отъездом я сидел с Любой Красик в хате и договаривался, как ей действовать дальше. Люба была чем-то взволнована и не так собранна, как всегда.
      Вдруг она спросила меня:
      - Скажите, пожалуйста, как зовут командира бригады Калинина?
      - Сергей, - удивленно ответил я.
      - Сергей Петрович?
      - Да, Сергей Петрович...
      Люба вскрикнула и, побледнев, стала медленно сползать со скамьи.
      Я подхватил ее, усадил, дал воды. Ее бледное лицо исказилось, из глаз потекли слезы.
      - Извините меня, - с трудом проговорила Люба, - Сергей - мой муж. Я Мария Воронок...
      Новое задание
      Через неделю мы уже были в расположении партизанской бригады "Советская Белоруссия", которой командовал Павел Петрович Томилов. До войны он был кадровым командиром, попал в первые дни в окружение, организовал в лесах южнее города Пинска партизанский отряд.
      Вскоре отряд вырос в бригаду.
      Бригада была боевая, маневренная. Когда гитлеровцы пытались уничтожить партизан, Томилов по запутанным тропинкам и лесным дорогам за одну ночь проезжал с бригадой по двадцати населенным пунктам, затем снова возвращался в свой лагерь. Это была своеобразная тактика. На гитлеровцев она действовала всегда одинаково - наводила панический ужас. Если за одну ночь партизан видели жители сразу двадцати сел, сколько же их было - целая армия?
      Летом 1943 года разведчики бригады доложили Томилову, что в селе Оздамичи разместился гарнизон из восьмидесяти эсэсовцев и шестидесяти полицейских. Они обосновались в центре села, вырыли окопы, огородились колючей проволокой и, видимо, считали себя в полной безопасности.
      Томилов, разработав план операции, решил уничтожить этот гарнизон.
      Ночью партизаны с трех сторон незаметно подошли к селу и открыли внезапный огонь. В первые же минуты боя были взяты в плен более двадцати эсэсовцев и шесть полицейских. Остальные засели в центре села в каменных зданиях и начали отчаянно отстреливаться. Бой длился около полутора часов. Томилов дважды посылал ударную группу на подавление огневых точек, но безуспешно. Тогда он приказал дать три-четыре выстрела из ротного миномета. Из минометов партизаны стреляли в исключительных случаях, так как у них было всего двадцать мин.
      Раздался первый выстрел, и мина со свистом понеслась к центру села. Взрыв. Еще один выстрел... И тут гитлеровцы не выдержали и стали поспешно отступать в сторону деревни Ольшаны.
      В шести километрах от Оздамич находилась в засаде партизанская застава под командованием комиссара бригады Ивана Андреевича Смотрова. Застава, как и было предусмотрено планом операции, должна была отрезать пути отхода гитлеровцев из Оздамич в сторону Давид-Городка.
      На рассвете партизаны заметили, что по грунтовой дороге по направлению к ним движутся немцы и полицейские. Подпустив врагов совсем близко, партизаны открыли огонь. Часть фашистов была уничтожена, остальные бросились в лес. Но тут Смотрову доложили, что на опушке леса показалась новая группа гитлеровцев. Комиссар поднял с левого фланга шестерых партизан и по кустам стал заходить противнику в тыл. Вдруг послышался голос:
      - Товарищ, помогите!
      Комиссар думал, что помощи просит кто-то из партизан, и бросился на зов. В кювете он увидел лежащего в красноармейской форме человека. Лицо его было в синяках, на губах запеклась кровь, в глазах застыло отчаяние, гимнастерка на груди была в темных пятнах крови.