3

Спускаемый аппарат медленно приближался к диску луны. Серая, кое-где отсвечивающая белым поверхность Меча с расстояния в тысячи километров казалась абсолютно гладкой. Разумеется, это был оптический обман — ледяную скорлупу, покрывающую планетку, в действительности украшали борозды и морщины. Правда, здесь не было круговых послеметеоритных кратеров, потому что ударяющие в Меч астероиды пробивали ледяной слой, а трещины быстро заполнялись водой, которая тут же замерзала, образуя серую латку, лишь немногим отличающуюся цветом от старого льда. В нескольких местах на темной поверхности светились яркие пятна. Это были вытопленные в ледяной оболочке проходы к океану, охватывающему ядро спутника. На Мече размещалось множество таких «дыр» диаметром от двадцати метров до километра. Рядом с ними на льду располагались перегрузочные терминалы, антенны связи и энергетические станции. Вокруг городов были утоплены миллиарды микроскопических энергетических коллекторов, поглощающих и преобразующих свет Спаты, газового гиганта, вокруг которого вращался Меч. Кроме больших «люков», поддерживались также и проходы поменьше используемые для научных, военных либо частных целей, позволяющие жильцам этого мира общаться с другими обитателями системы Мультона.

Малый космический паром, на котором несколько дней везли Даниеля Бондари, летел к ледовому проходу, проделанному на южном полюсе Меча. Не случайно. Это был довольно шумный порт, обслуживающий подводные города, фабрики и научно-исследовательские станции, размещенные под ледяной поверхностью. То, что порт находился сравнительно далеко от экваториальных правительственных учреждений, воинских баз и полицейских гарнизонов, притягивало к нему множество бизнесменов. Расцветал черный рынок, контрабанда, нелегальные глубинные экспедиции и гонки, ставкой в которых была смерть.

Новый знакомый Даниеля считал это самым подходящим местом, чтобы нырнуть под ледяную кору спутника. Бондари по-прежнему не знал, как его «патрон» собирается протащить его сквозь сито военного контроля. Было ясно, что автономность черного рынка в значительной степени фиктивна. Ведь все человеческие поселения в системе Мультона, кроме самого Гладиуса, находились под строгим присмотром. Автоматы направляли и регулировали прилетающие ракеты. Таможенные проходы и антитеррористические тесты идентифицировали всех прибывающих людей. Системы безопасности, непрерывно просматривающие техническое состояние и эковозобновляемость подводных поселений, столь же успешно могли служить проверке жителей. Поэтому Даниель был уверен, что полиция в большей или меньшей степени контролирует все черные рынки.

Он испытал это уже во время полета на Танто. Соляры и подчиняющиеся им гладианские службы постоянно выискивали — как это называли СМИ «саботажников», подрывающих безопасность граждан и общественный порядок.

Так что Бондари с большим беспокойством ожидал посадки парома и того, что за этим последует. Тем более, что владелец корабля за все время полета не раскрыл ни своей личности, ни причин своих действий, ни даже цели полета. Но выхода у Даниеля не было. На Танто этот странный человек пришел ему на выручку и предложил сотрудничество. Он с таким же успехом мог быть участником движения сопротивления, как и солярным агентом.

Перед глазами Даниеля еще раз промелькнул тот момент, когда его машина подошла к внутреннему шлюзу храма джингджангов.

Все происходило в абсолютной тишине. Клубневидный скафандр джингджангов идеально гасил внешние звуки, системы связи были дезактивированы. Даниелю предстояло стать отшельником, погрузиться в безмолвие, тьму и одиночество.

Он не услышал, как совсем рядом разорвался снаряд. Понял, что что-то происходит, когда увидел, как ударная волна бросает на стену двух обслуживающих аппаратуру монахов. Их тела медленно сползли на пол, оставив на металлической плите широкие красные полосы. Даниель с трудом повернулся на сиденье транспортера. Солярный солдат, ворвавшийся в этот момент в храм, целился прямо в него.

И тут из тьмы, из ниши, в которой стояло еще несколько храмовых транспортеров, сверкнул выстрел. Разрывная пуля попала в голову солдата, пробила шлем и вгрызлась в череп. Бронированное чудище на долю секунды замерло, но тут же снова приготовилось к выстрелу. Только теперь его движения были немного странными, нескоординированными. Даниель знал, в чем дело, он сам пользовался таким оружием. Пуля разорвала мозг десантника и прикончила его сразу же. Но этого было недостаточно. Контроль над мертвым телом тут же взял на себя боевой сопроцессор, действующий медленнее и осуществляющий более простые функции, нежели живой человек, но достаточно действенный, чтобы прицелиться и выстрелить. А потом управление покрытым броней трупом возьмет на себя «близнец», партнер солдата, находящийся на безопасном расстоянии и сопряженный с ним через чипы.

Смерть десантника — только половина работы. Пуля должна немедленно вспрыснуть специальные энзимы и гормоны, вогнать их в кровеносную систему жертвы в надежде, что они подействуют. Инъекция должна заблокировать и дезинтегрировать чиповые контуры боевого экзопанциря, а значит, не дать скафандру пересылать какие-либо сигналы, управлять телом извне и высвободить импульс автодеструкции и взрыв бомбы.

Получилось! Колени десантника неожиданно подогнулись, отверстия в шлеме выпустили фонтаны разрушенных тканей, бронированная туша перегнулась почти пополам и рухнула на землю.

Лишь теперь из темноты вынырнул стрелок. Он же выкатил и вторую транспортную коляску, на которой лежала пустая оболочка скафандра и плоские медицинские носилки.

Никто ничего не мог объяснить. У джингджангова скафандра Бондари не было систем связи. Через темное стекло шлема Даниель не видел лица нежданного помощника, а лишь темный контур его тела. Тот понимал это. Дал сигнал Бондари, что ему надо перебраться на носилки, и принялся распылять аэрозольную мину. Через несколько секунд помещение шлюза станет горячее звездных глубин. Это окончательно убедило бывшего танатора. Он кое-как сполз со своего транспортера и с трудом, потому что скафандр блокировал движения, вполз на носилки.

Таинственный пришелец легонько стукнул его по шлему, что, вероятно, должно было означать «все в порядке»! И действительно, спустя секунду носилки сорвались с места с такой скоростью, с какой, пожалуй, никогда не возили больных. Даниель успел заметить, как отворяются какие-то маленькие дверцы, потом висящие на магнитной подушке носилки вылетели в пространство. Взрыва в шлюзе он не услышал.

Он не задумывался над происходящим. Когда руками в неуклюжих раздутых перчатках он пробовал удержаться на мчащемся ложе, то думал только о том, что лег неудобно и теперь, скованный странным скафандром, с выпяченным вперед задом должен выглядеть как последний идиот.

Через полминуты открылся очередной шлюз, некоторое время они летели над поверхностью планеты, в пустоте, и наконец добрались до небольшого герметичного склада. Там у незнакомца был для Даниеля приготовлен новый вакуумный скафандр. И там же началось это странное путешествие.

Даниель не думал, что его спаситель представляет интересы соляров. Кто же он? Наверняка кто-то хорошо информированный, коли сумел отыскать Даниеля в охваченном беспорядками городе. Несомненно, кто-то, готовый на все — ведь сумел незаметно проникнуть в нужное место и обезопасить трассу бегства. Наконец, кто-то, кому Даниель был очень нужен.

А кто, кроме соляров, соответствовал этим критериям? Несомненно, мятежники. Если где-то еще уцелела хоть одна научная либо военная база несгибаемых, то он, Даниель, будет для нее истинным кладезем сведений. Пятнадцать лет тюрьмы многое стерли из его памяти, но наверняка не уничтожили следов, связанных с пребыванием в коргардской базе. Его тело было живым свидетелем тех испытаний и вполне могло оказаться для ученых источником информации. И — что самое главное — содержало данные о гиперпространственных координатах коргардской базы. Они были в нем, укрытые в митохондриях ДНК, небольшой группе клеток, находящихся в его левой ноге. После извлечения и перекодирования координаты позволят добраться до расположения врага, чтобы бороться с ним или вести переговоры.

Даниель хотел вывезти эти данные из системы Мультона, передать другим человеческим мирам, не зависящим от Солярной Доминии. Однако теперь, когда появилась тень надежды на то, что он еще может встретить свободных гладиан, он перестал думать о бегстве.

4

Яркий шар Меча приближался все быстрее. Даниель видел на большом экране, как планетка поднимается на фоне огромного диска газового гиганта — Спаты. Здесь он парил на монокрыле в глубинах сапфирного неба, здесь состязался с солярными солдатами, здесь боролся с ураганом, здесь любил погибшую потом девушку по имени Каролина.

Его спутник большую часть времени тоже проводил в дневной кабине. Он был неразговорчив. По собственному почину раскрывал рот только в тех случаях, когда надо было дать Даниелю какое-то указание. На вопросы отвечал кратко и неохотно, большинство из них, особенно касающихся подпольной армии, своих функций и цели операции, просто обходил молчанием.

У Даниеля не было к нему претензий. Чем меньше он будет знать, тем меньше опасности в случае провала что-нибудь из него вытянуть. Поняв, что его партнер не хочет отвечать на вопросы, он перестал на этом настаивать и молча любовался видами на экране. Всему свое время.

И молчаливый спаситель сам начал разговор, и Даниель наконец узнал, что именно произошло на Танто и каким образом им удалось избежать погони.

— Ты должен подготовить себя. Пошли. — Мужчина стоял у Даниеля за спиной. У него был хриплый голос, говорил он медленно, очень странно составляя фразы. Не то чтобы был невеждой, не умеющим толком говорить. У него был довольно богатый запас слов, и в большинстве случаев он использовал правильные грамматические формы. Однако привкус странности и чуждости появлялся при каждом разговоре. Даниель чувствовал, что у языковых нюансов есть своя логика, и хотя временами это звучало забавно, а порой непонятно, в действительности они несут в себе весьма важную информацию. Странным было и то, что когда Даниель обращал внимание мужчины на какую-либо типичную ошибку, тот принимал критику очень спокойно, и такие оговорки в его речи уже никогда не повторялись. Зато появлялись другие.

— Что-то происходит?

— Да. Происходит что-то. Будем садить себя. Ты должен войти в камеру.

— Как мы пройдем через контроль?

— Мы не пройдем через контроль. Проедем. Контроля не будет.

Как и на Танто, они миновали таможенные системы без каких-либо проблем. У мужчины были огромные возможности. Даниель знал процедуры, связанные с безопасностью в лунных колониях. Многие годы сам следил за их исполнением. Чтобы обойти существующую систему запретов, докладов и реестров, надо было проникнуть во внутреннюю сеть служб безопасности, давать крупные взятки либо обладать абсолютно надежными бумагами с высшим приоритетом. Кто мог это обеспечить? Если его похитило какое-то сверхсекретное звено бывшей гладианской армии, то такое было возможно. Не меньшее влияние могли иметь высокие функционеры покорных, ну и сами соляры. А может быть, на вершинах новой власти уже началась борьба за влияние и деньги? То, что он не станет служить ни одной фракции покорных, было Даниелю ясно. Он больше опасался того, что его просто-напросто похитил агент Доминии, чтобы потом сообщить в средствах массовой информации о придуманном нападении. И таким образом навсегда убрать его из поля зрения электорских безопасников.

— Куда мы летим? Почему именно на Меч?

— Отвечу потом. На все отвечу. Сейчас подготовь себя самого.

— К чему?

— Будем себя садить. Надо сменить машину. Будем ныряться. Люди не будут тебя контролировать. Не будут контролировать меня. Будут недалеко. Мы должны двигаться осторожно.

— Не понимаю. Повтори, пожалуйста, и яснее.

— Я не могу повторить яснее. Слова не темные. Могу повторить другие слова.

«Черт бы тебя побрал», — подумал Даниель и даже обрадовался, что дал себя разозлить. Впервые после выхода на свободу он психанул. Знакомое ощущение вернуло ему выхолощенный тюрьмой разум.

— Повторяю, но не повторю. Другие слова.

— Ты хочешь сказать, что повторишь суть, но не теми словами, то есть не повторишь?

— Да. Повторяю. Контроля не будется. Наблюдают за всеми людьми. За нами, может быть, тоже. Вероятность.

— Понимаю. Нас не станут подвергать строгому контролю, но мы должны следить за тем, чтобы на нас не обратили внимания случайно.

— Да.

— Ты кто? Человек?

Мужчина не ответил. Он смотрел на Даниеля модифицированными глазами с вертикальными штришками зрачков. У каждого глаза было два века, закрывавшихся одновременно. Глаза были поставлены очень широко. Если глядеть на лицо мужчины прямо, они смотрели немного сбоку как две выпуклости. У него могли быть сложности со стереоскопическим зрением. И не только с этим. Больше всего Даниеля изумлял имплантат, который этот тип пристроил себе на спину.

— Человек. Я — человек. — Чужак повторил слова Бондари и тихо рассмеялся. У него были не зубы, а две плоские костяные пластины. Тоже имплантаты.

Ракета опустилась через несколько минут. Когда платформа доставляла их на поле космодрома, Даниелю вдруг показалось, что он уже знает решение загадки. Однако ответ не удержался в мозгу, улетучился, оставив Бондари с раздражающим ощущением того, что он знает, что уже мысленно назвал это, что вот-вот вспомнит, ведь оно вертится на кончике языка.

Платформа остановилась. Это не был космопорт высшего класса, а скорее всего полевой ракетодром. Ни больших строений, ни транспортеров, ни герметичных рукавов, через которые можно попасть из ракеты прямо на базу. Даниелю и его спутнику, одетым в пустотные скафандры, пришлось довольно долго идти по скользкой глади.

— Ты знаешь, что под нами три километра льда, а потом сорок километров воды? — риторически спросил Даниель, не рассчитывая на ответ.

— Я знаю. Ты знаешь плохо. Три километра и четыреста метров льда. Сорок три километра воды. Ты должен научить себя считать. — Новый знакомец снова захихикал.

Они были на Мече.

Даниель неожиданно понял, кто его спаситель. Мгновенно не распознанные до того элементы сложились в единое целое. И, как обычно в таких случаях, слишком поздно. Правда, ненамного, всего лишь на то время, которое потребовалось, чтобы приложить к его шее аппликатор и ввести какую-то парализующую пакость. К цели путешествия Бондари добрался в виде неподвижной мумии, но, к сожалению, в полном сознании.

Однако прежде чем наступил этот неприятный момент, они погрузились в бездонный океан Меча.

Именно здесь в эндогидросфере находились поселения людей. Закрытые от космического холода и излучения, охваченные живительной влагой, они развивались очень быстро. Выше всего, под самой ледяной скорлупой, располагались фермы планктона. На глубине примерно пятисот метров плавали города. Ниже — от полутора до десяти, а то и на несколько десятков километров, — в глубины океана погружались только экспедиции ученых, лодки любителей острых ощущений, да машины клана Ныряльщиков. Там также постоянно находилась животноводческая станция, в которой выращивали и изучали глубоководные виды животных. Предполагалось, что в будущем биоценоз Меча должен стать обильным также и на уровнях, на которые люди погружались редко. Это, в свою очередь, требовало адаптации и выращивания множества видов, импортируемых из удаленных миров, где жизнь в водных глубинах возникла путем естественной эволюции. Правда, генинженеры были в состоянии создать существо, способное функционировать чуть ли не в любых условиях космоса, однако, как правило, использовали уже существующие, проверенные образцы. Так было дешевле. Глубинную станцию обслуживал очень многочисленный коллектив парксов, нанятых правительством Гладиуса. Отдельные группы-сообщества парксов специализировались на глубинных биоценозах, причем в системе Мультона имелось также их политическое представительство. Подписанная после Войны Зародышей система, получившая название «Пакт Столетия», однозначно устанавливала, что если одна из договаривающихся рас столкнется с незнакомой цивилизацией, она обязана сообщить об этом другим участникам пакта и дать согласие на появление в обнаруженном ею месте их представителей. Даниель не сомневался, что каждая из сторон старается — вопреки видимости — не разглашать информацию о столь важных с военной и хозяйственной точек зрения контактах. Однако коргарды, напавшие на систему Мультона, были столь необычной, выходящей за рамки всех возможных представлений цивилизацией, вдобавок расположенной в важном и «шумном» пункте, что встречу с нею невозможно было удержать в тайне.

Даниеля удивляла легкость, с которой им удавалось проходить проверку за проверкой. В шлюзе порта они воспользовались входом для VIP. Их не задел ни один из многочисленных там стражей, автоматы контроля безопасности обнюхивали гораздо менее тщательно, чем следовало. Еще в ракете Даниеля подвергли маскирующим процедурам. Ему изменили рисунок радужки, на спине появились искусственные папиллярные линии, а на лице — утолщения, изменяющие черты. Тело покрыли микроскопическим слоем псевдокожи с другим ДНК и модифицировали ауру. Тем не менее он прекрасно понимал, что это были не особо изящные фокусы. Хорошо имплантированные, они могли обмануть домашний замок, банковского контролера или сторожа машины, но их было недостаточно, чтобы безопасно подвергнуться тщательному войсковому или полицейскому контролю. Однако оказалось, что ничему подобному ему подвергаться не пришлось.

Это вызвало доверие к профессионализму его новых покровителей, но одновременно порождало сомнения. Могли ли остатки бунтовщиков — если таковые вообще уцелели — гарантировать такую безопасность?

Батискаф, в котором они погружались, взял на борт только их двоих, хотя в нем еще было свободное место, а в ожидалке Даниель приметил еще нескольких ждущих транспорт человек.

Внутри аппарата было довольно тесно, гладкие наклонные стены придавали ему форму усеченной пирамиды. Окон не было, потому что батискаф опускался на очень большую глубину. Одну из стен занимал экран, на который можно было спроецировать изображения с внешних камер. Был здесь также небольшой автомат, предлагавший напитки, и панель связи. Три других стены были от пола до потолка разделены на узкие секции. Каждая представляла собой — как пояснил мягкий голос из невидимого динамика — одноместную спасательную капсулу. В случае аварии пассажир мог просуществовать в ней от трех до четырех дней, все это время капсула держалась на постоянной глубине, ожидая прибытия спасателей.

— Куда плывем? — спросил Даниель еще до того, как они вошли в аппарат.

— Не скажу для тебя.

— А если я не поплыву с тобой…

— Могу принудить. Могу тебя заставить. Через три часа радужки, кожа, маска перестанут действовать. Сразу же узнают тебя. Доминия возьмет тебя, так как очень хочет.

Это была самая длинная речь, какую Даниель до той поры услышал из уст своего спутника.

— А она меня наверняка очень хочет, — буркнул Даниель, входя в батискаф. Мужчина несколько мгновений постоял снаружи, словно давая Даниелю дополнительную возможность: «Ты не хочешь плыть? Тогда вылезай. Тебе есть что терять!»

Возможно, он блефовал, возможно, не применил бы силу, а может, маска на лице не разложилась бы на элементы за три часа? Даниель предпочитал не проверять.

Он поудобнее уселся в кресле. Створки шлюза с шипением сошлись. Он не уловил того момента, когда аппарат тронулся, но по его телу пробежали мурашки при мысли, что тысячи тонн воды будут со всех сторон стискивать эту бронированную скорлупку.

— Время погружения — семь часов. Конечная глубина — сорок три тысячи двести двадцать три метра. Желаю приятного пути, — сообщил мягкий женский голос.

— Благодарю сердечно, — буркнул Даниель, не обратив особого внимания на переданную автоматом информацию. Он любовался картиной подводного города огромной конструкции, купающейся в размытых огнях и окруженной ползающими тенями планктонных масс. Порт вцепился в край гигантской проруби, вытопленной в ледяной скорлупе планеты. От него то и дело отделялись маленькие светлые пятнышки — лодки, батискафы, автоматы, начинающие свое путешествие к мрачным глубинам. Неожиданно Даниель оторвал глаза от голоизображения. Вспомнил слова автомата, и долго проворачивавшийся в мозгу вопрос вернулся с новой силой. Сорок три километра погружения! Там же…

И тут все стало ясно. Даниель мгновенно понял, что удивляло его больше всего в странном языке спутника — непонимание самых простых метафор, сложности с возвратными формами глаголов и местоимениями. Он также понял, почему они обладали столь широкой свободой передвижения: за всем стояли дипломатические паспорта. Сейчас они ныряли к самому глубоководному центру на Мече.

Даниель повернулся к сидящему позади человеку. Человеку? Это тело, подвергнутое переделкам, уподобляющим его рептилии, несомненно, когда-то принадлежало человеку. Однако теперь было лишь носителем чужой личности. Зомби.

— Вы паркс, верно? — спросил Даниель.

Двойные веки спутника приоткрылись и отворились, узкие зрачки глядели прямо на Даниеля.

— Верно. Мы есть паркс.

Даниель попробовал встать, но не успел. Почувствовал холодную искру на шее, а потом его тело застыло. Парализованный, беспомощный, он смотрел, как чуждое существо запускает стартовые процедуры и как на дисплее глубины, расположенном в углу голоэкрана, появляются все более крупные цифры.

5

— Никто не знает, что я здесь, — просопела Дина, карабкаясь на кучу мусора.

— Не волнуйся. — Вердекс де Вердекс подал ей руку и потянул за собой. Я — сумасшедший, но не причиняю людям вреда.

— Это я могла бы причинить тебе вред. — Дина смахнула со лба прядку волос. — Например, притащив тебе на шею безопасников. Ведь вы здесь нелегально.

— Благодарю за заботу. — На болезненно худом лице Вердекса появилось что-то вроде улыбки. — Меня нелегко напугать. Я закален против страха.

— У тебя блокада мозга?

— Нет, дело не в психотропах или электронике. Просто я уже переболел этим недугом. Я уже боялся так, что, пожалуй, сильнее невозможно.

Примерно в тот же момент Дина услышала музыку.

— Что это?

— Музицируем. Музыка приносит искупление. Избавление.

Дина вздрогнула. Тон голоса Вердекса изменился. Мужчина выговаривал слова жестко, с напором, из которого ушла мягкость, а осталась только боль. Он напрягся, сжатые губы приоткрыли беззубые десны.

— Ты не играешь, верно?

— Нет. — Дыхание Вердекса выровнялось, на лицо вернулся покой. — Я слушаю. Как и они. Я восхищаюсь красотой.

— Какие они?

— Ох, пошли дальше. — Вердекс потянул Дину за собой. Они направились к источнику звуков, скрытому где-то между полупрозрачными наростами: фигурами из расплавленного камня — людьми, машинами, домами.

— Кто слушает, Вердекс? — Дина двинулась за ним. Она задала вопрос, хотя знала ответ. — Скажи, Вердекс.

— Ах, какая нетерпеливая девушка. Все-то ей надо знать сразу, все секреты хочет разгадать, узнать все ответы. Вдруг, сразу, теперь же. А ну, быстро, говори! — Вердекс снова начал дрожать. — Говори, что знаешь, говори, думай. Где, как, что. Говори, думай, мы увидим твои мысли, говори, быстро, говори, говори…

Дина остановилась. Культист что-то долдонил, повторяя бессмысленные слова и фразы. Стоит ли за ним идти? И вообще, надо ли было сюда приезжать? К тому же не оставив дома никакого извещения. Какой глупый поступок!

— Ах, господи, Вердекс, как хорошо, что вы передали нам всю информацию… — Вердекс осекся на полуслове. Остановился, повернулся к Дине. — Прости, пожалуйста. Очень прошу. Я уже взял себя в руки.

— Ты уверен?

— Да, да. Это все музыка. Мы давно не играли, давно не было столько инструментов, это меня настраивает, понимаешь. И нечасто появляется здесь кто-то, кто хочет слушать. Я просто разволновался. Ты должна понять, Среброокая, что я… — он замялся, как бы подыскивая нужные слова, — я просто ненормальный. Но прошу тебя, не бойся. Тебе действительно нечего бояться. Я не сделаю тебе ничего плохого. Не обижу тебя.

— Чего ради я должна тебе верить…

— Не, должна, не должна, конечно, не должна. Но я-то знаю. Я был инструментом. Натянутым, как скрипичная струна. Как барабанная кожа. Как диафрагма певца. На мне играли. Если б я остался нормальным, я этого не пережил бы, не справился бы с ними.

— С кем?

— С ними. Сначала с ними, с инструменталистами. Потом с их примитивными последователями. Я захлопнул свой разум как орех. Порой его отворяю. Взгляни, у меня есть последователи. Здесь никогда никому не причиняли зла. Никогда. Смотри, это наш дом.

Они приближались к источнику музыки. Дина ожидала увидеть какой-нибудь проигрыватель и, быть может, с десяток подобных Вердексу субъектов. Поэтому когда ее глазам наконец предстал лагерь культистов, она онемела. Перед ней раскинулась необычная картина. Между навалами камней, холмами блестящего стекла и руинами домов она увидела небольшое возвышение, как бы сцену. На сцене стояло несколько модно одетых музыкантов, играющих на различных инструментах. Ниже танцевало множество людей.

— Иди, Дина, послушай музыку, — сказал Вердекс, — увлекая ее в самый центр скопища.

Потом они танцевали. Окруженные толпой людей, среди которых многие выглядели так же, как Вердекс, словно придерживались такой же убийственной для организма диеты. Они были истощены, угловаты, почти лысы, их губы едва прикрывали зубы, а кожа на лицах, казалось, вот-вот лопнет. Вероятно, они были слабы, потому что в их танце не было динамизма, увлеченности. Скорее — болезненная медлительность, наркотическое отупение.

Дина не совсем понимала свой страх — ведь она неоднократно общалась с переформированными людьми, выглядевшими куда более гротескно, нежели здешние. Когда она поделилась своим наблюдением с Вердексом, тот только покачал головой.

— Это потому, что ты подсознательно чувствуешь, что моих собратьев действительно изменил голод, а не хирургический инструмент. Что их состояние — следствие глубокой веры, а не мимолетного каприза. Что они общаются с богами, а не уверовали в миражи. Они — настоящие.

— Но зачем вы так поступаете, зачем мучаете себя?

— Мы — инструменты богов.

— Коргардов…

— Богов, могущественных и истинных. Не понимаешь? Это музыка богов! Как люди натягивают струны скрипок, чтобы извлечь из них чудный звук, так и боги натягивают нас, людей. Как инструменты.

— И слушают ваши вопли? — охнула Дина.

— Ах, девушка из прекрасного мира. А как объяснить это иначе? Все, что случилось с людьми и другими расами? Бездну страдания и паники, возбуждения и страха? Палачей, резню, погромы? Чем сильнее мы напряжены, чем сильнее нас согнут, тем лучше синхронизуют, тем более сладкозвучный конверт мы сможем подарить богам.

— Коргардам, — повторила Дина.

— Теперь владыки сочли, что пора кончать с импровизацией. — Вердекс де Вердекс не позволил сбить себя. — Они принялись обучать инструменты, натягивать струны, испытывать, чтобы выбрать лучшие. Они пришли к нам. Мы не видим этой симфонии, а может, видим, да не понимаем…

— Так же, как человек не видит всех цветов, различаемых пчелой? И не слышит звуков, существующих для собаки?

— Ты умна, но твой разум замкнулся в клетке глупостей. Почему цвет? Почему звук? Почему запах? Другие раздражители, другие чувства, другое восприятие реальности… Это боги, девушка с серебряными глазами. Ты-то должна лучше понимать, что одно и то же каждый воспринимает по-разному.

Дина ответила не сразу. Ей показалось, что она вот-вот, возможно, начнет понимать, отыщет нужное слово, отворяющее пространство новых ассоциаций и знаний. Да, оно всплыло.

— Аура. Ты считаешь, что для них изменения состояния ауры живых существ могут быть аналогами нашего искусства? Что преобразование ауры человека, вызванное изменением состояния его организма, может давать им эстетические ощущения? Ты действительно так считаешь?