На встрече с инициативной группой в мэрии договорились судьбу Петра решить на основании социологических опросов общественного мнения.
      - Общественное мнение москвичей для меня, безусловно, важнее личного, - заявил тогда Лужков, что, очевидно, и дало повод нечаянной радости молодым либералам.
      Правительство города выделило 20 тысяч долларов "Фонду общественного мнения" и Всероссийскому центру изучения общественного мнения, ВЦИОМу, под руководством профессора Юрия Левады. "Фонд" опросил полторы тысячи москвичей. Каждому показывали фотографии Петра и предлагали высказать свое мнение о статуе, ответить, за кого бы проголосовали в случае референдума. ВЦИОМ взялся провести три опроса. Один - в окрестностях памятника среди прохожих и гуляющей публики. Второй опрос - по месту жительства респодентов. И третий, анонимный, - среди профессионалов, архитекторов, художников и специалистов в области градостроительства. Им предлагалось дать оценку Петра. На все исследования отводилось три месяца.
      А разобраться в проблеме в целом должна была общественная комиссия, образованная из противников и сторонников Петра. Заседания, проходившие раз в неделю, вел заместитель председателя Московской городской думы Александр Крутов. Этот опытный законодатель разработал схему из 16 пунктов, которая после обсуждения должна была фиксироваться Законом города Москвы "О порядке сооружения памятников, монументов и скульптурно-архитектурных композиций в городе Москве".
      Противники Петра с места в карьер пытались остановить всю работу на стрелке до принятия окончательного решения. Неясно было, в какую сторону склонится чаша весов. Наступил драматический момент, судьба Петра висела на волоске. Голоса комиссии разделились поровну! Еще бы всего один голос против продолжения работы - и неизвестно, как бы все обернулось дальше. Монтаж монумента продолжили. А в мэрии регулярно стали собираться люди, всем известные, такие, как Андрей Вознесенский, главный художник Большого театра Сергей Бархин, скульптор Анатолий Бичуков, и журналисты, в их числе - автор этой книги. Появившись однажды, Андрей Вознесенский заявил, что художник - творец, которого не имеет права судить толпа. Тем более, когда работа еще не закончена. Он назвал Петра произведением искусства, оговорившись при этом, что его еще не видел и не собирается смотреть до тех пор, пока Петра не достроят окончательно. С этими словами поэт удалился и больше не приходил, хотя был нужен. И другие знаменитости плохо посещали комиссию. В отличие от членов "инициативной группы". Те не только ходили на все заседания, но и устроили на Арбате "тренировочное уличное голосование", раздав прохожим двести бюллетеней. Они же в Российско-американском пресс-центре провели встречу с иностранцами, где заявили, что не отказываются от идеи референдума и прибегнут к этому крайнему средству, если работа комиссии не даст результат.
      Посещал регулярно заседания главный редактор "Столицы". Там никто не отказался от борьбы с Петром. Каждый новый номер воздействовал на общественное мнение. В качестве вкладки вышла иллюстрированная наклейка с надписью "Вас здесь не стояло!". Карикатура на Петра дополнялась красным штампом, напоминающим автомобильный знак "запрет стоянки" с надписью "Акция "Столицы" по демонтажу памятника Петру". К тому же стремился первый канал ОРТ, давая искаженные отчеты заседаний. Его поддерживало НТВ. Таким образом, два самых влиятельных телеканала, вещавшие на весь мир, оказались на стороне инициаторов референдума
      * * *
      Кто мог противостоять этому скоординированному напору, сказать веское слово в защиту автора Петра? Президент! Он ведь видел модель и эскиз в мастерской, его подпись осталась на проекте. Ему ведь все показали перед посещением Манежной площади!
      Монтажную площадку на набережной Москвы-реки президент России тайно от всех посетил, когда фигура Петра поднялась на постамент, а на земле громоздились отливки кораблей. Ельцин появился внезапно утром, по пути с дачи в Кремль. Он приехал без предупреждения, один, без мэра и главного архитектора. Президент вышел из машины и прошел к монтажникам, где его увидел и узнал опешивший главный инженер завода "Монументскульптура", исполнявший на стройке роль прораба. "Расскажите, что у вас тут происходит", - попросил президент. Больше ни слова не говоря, молча выслушал главного инженера. Поблагодарил и уехал. С тех пор прошло недели две, мнения своего Ельцин ни мэру, ни художнику не передал.
      И вдруг президент высказался. И как! В тот день, 14 января 1997 года он вручал в Кремле президентскую премию и стипендии журналистам. И по этому случаю встретился с главными редакторами московских СМИ. После официальной церемонии Ельцин по-отечески, будучи в благодушном настроении, поговорил, стоя перед редакторами, на "свободные темы". Каждый мог задать любой злободневный вопрос. В вечернем выпуске новостей НТВ ведущий, излагая состоявшийся диалог, сообщил:
      - Президент высказался категорически против скульптора Церетели и заявил, что его скульптуры, в особенности Петр, не украшают город, но и нарушают вековой облик Москвы. Вот здесь досталось и Лужкову, которому предложено отказаться от протекционизма и заняться поисками других скульпторов.
      Мне показалось, что я ослышался, ведь Ельцин качал колыбель, в которой лежала модель Петра. Как он мог такое сказать?! Какие другие "скульптуры" имел в виду? Ведь за обелиск Победы горячо благодарил художника на Поклонной горе!
      На следующее утро все газеты писали по-разному, но сходились в одном.
      Первая газета эпизод, названный "О Церетели" излагала в форме диалога:
      Ельцин: "Какой это памятник федерального значения? Вот говорят, что это президентский указ. Я никакого отношения к нему не имел. Специально приезжал, смотрел, ужас какой-то".
      Реплика: "Да 90 процентов москвичей против этого памятника".
      Ельцин: "Девяносто, говорите?.. Разве у нас нет других скульпторов, художников?"
      (Никто из редакторов не знал, что Указ президента Российской федерации "О подготовке и проведении 300-летия Российского флота" Ельцин подписал 26 июня 1992 года за номером 710. И постановление правительства от 11 марта 1996 года за номером 268 было, утвердившее федеральный план мероприятий, включавший памятник Петру в Москве.)
      Вторая газета об этом эпизоде писала так:
      "Борис Николаевич также высказал свое мнение по вопросу, волнующему, наверное, всех москвичей. Он заявил, что не разделяет пристрастие московских властей к Церетели, а также что его скульптура Петра портит Москву".
      Третья газета давала свою версию:
      "Ельцин говорил с нами не торопясь, завелся только в конце, ссылаясь на то, как власть умеет по пустяковым, в сущности, вопросам, противостоять обществу, и привел в пример известную историю со скульптурами Зураба Церетели".
      А вот телеграмма "Интерфакса", не оставлявшая сомнений относительно высказывания президента:
      "Президент России критикует скульптуры Церетели"
      14 марта. Интерфакс-Москва. По мнению президента РФ Бориса Ельцина, некоторые скульптурные произведения Зураба Церетели, создаваемые в Москве, "не украшают город", а наоборот, нарушают создававшийся веками образ российской столицы".
      "В последнее время я неоднократно критиковал мэра столицы Юрия Лужкова и скульптора Церетели, особенно за возводимую статую Петра I, - заявил Б. Ельцин на встрече с руководителями ведущих российских СМИ.
      Он отметил, что осмотрел возводимую скульптуру и считает, что "в Москве напрасно оказывается протекционизм Церетели". "Разве у нас нет других скульпторов, художников?" - заметил Б. Ельцин.
      Президент отметил, что он поддерживает идею референдума в Москве по поводу демонтажа статуи Петра".
      Такой удар ниже пояса не всякий выдержит. Как это не "имеет никакого отношения"? Кто тогда приезжал в мастерскую Церетели вечером 26 января 1996 года? Кто оставил автограф на проекте, служивший щитом главному архитектору Москвы в дни кампании против Петра? Щита, оказывается, не было!
      "Столица" могла торжествовать, казалось, что президент начитался ее статей и проникся идеей - демонтировать Петра. И молодые либералы приободрились, не отказались от своей идеи, коль скоро президенту России она не показалась одиозной, как Андрею Вознесенскому, художникам-авангардистам, Эдуарду Дробицкому и членам его многочисленного профсоюза.
      Как повел себя мэр Москвы? Он не поспешил раскаяться, признать ошибку, не распорядился демонтировать Петра или перенести его на другое не столь заметное место, как это случилось весной, когда Ельцин попросил Лужкова передвинуть "Трагедию народов".
      Многим показалось, уступит Лужков еще раз столь мощному давлению. Не уступил. Он открытым текстом заявил информационному агентству, кем развязана пропагандистская кампания против него, и назвал поименно не раз упоминавшихся мною членов "Попечительского совета и Совета директоров ОРТ".
      Отвечая на вопрос, почему СМИ выступают против скульптора Зураба Церетели, Юрий Лужков сказал:
      - Кому-то нужно зацепить мэра. К этому и господин Березовский, и господин Чубайс руку приложили. Здесь не только негативное отношение к скульптору Церетели и его памятникам, установленным в Москве, но и к помощи московского правительства Севастополю и Черноморскому флоту. Березовский после публичной оценки того, что человек с двойным гражданством не может работать заместителем секретаря Совета безопасности Российской Федерации, дал команду, чтобы ОРТ начало кампанию против Лужкова".
      Это было не предположение, не эмоциональный порыв обиженного мэра. Спустя год после его заявления, ушедший в отставку генеральный директор ОРТ Сергей Благоволин признался, да, кампания против мэра была, и даже он ничем не мог ей противиться.
      "Многие недоумевали, - рассказал бывший гендиректор, - как же так, ты дружишь с Лужковым, а в передачах, в пяти или шести подряд, его всячески поливают. Мне пришлось пойти по пути достаточно болезненному и выступить со своей позицией. После чего я поставил вопрос о своем уходе. Меня не беспокоит острота, меня беспокоит то, что приходится сталкиваться с вещами, которые я иначе, как глупостью, мягко выражаясь, назвать не могу".
      Такой глупостью была показанная по ОРТ картинка Петра с туловищем Колумба, такой глупостью являлись акции непризнанных гениев, использовавших батоны хлеба для ругани, и прочие эпизоды, продемонстрированные программой "Время".
      ...Вспоминая о тех днях, Юрий Лужков сказал мне, когда я перед сдачей книги в производство уточнял у него, имел ли президент на стадии проектирования отношение к Петру, вот что:
      - К сожалению, Ельцин очень часто поддавался давлению, так было и в данном случае, когда он увидел, что началась дискредитация Лужкова. Те организаторы, которые хорошо знали о близких отношениях Лужкова с Зурабом, решили обстреливать не Лужкова самого, а его близкое окружение. Мне они причиняли этим самым большую боль. Потому что, когда идет атака на меня лично, я знаю что и как я должен отвечать. Когда идет организованная необъективная клеветническая атака, мне больнее, когда атакуют не меня.
      Когда начались атаки на Зураба, это были атаки на меня. Но Ельцин знал, Ельцин одобрил Петра. И когда он заявил, что он не считает Петра удачным, что это неизвестно что сооружено, это было подыгрывание. Подыгрывание против Лужкова.
      * * *
      Обескураженная администрация города, не ожидавшая атаки "современных художников" и молодых либералов, взяла вскоре ситуацию в свои руки и начала бить противников его оружием. На том же месте, где "современные художники" шумели и образовали братство "Свидетелей Церетели", собралась внушительная демонстрация. Ее устроили моряки, комитет по празднованию 300-летия Российского флота, фонды "Москва - Севастополь", "Русское наследие", гильдия киноактеров, Международная федерация художников и профессионального творческого союза художников России. Под лозунгами и транспарантами собралась внушительная толпа, которая приняла резолюцию, направленную президенту России и премьеру и мэру Москвы.
      Им поступили обращения, подписанные Главнокомандующим Военно-Морского флота России, командующим Черноморским флотом, командующим Балтийским флотом, к мнению которых Верховный Главнокомандующий и президент России не мог не прислушаться при всем желании. Адмиралы требовали не поддаваться давлению противников монумента и создать автору все условия, чтобы он мог закончить свою работу.
      Спустя две недели на том же месте у Петра состоялся субботник, на который пришли морские офицеры, молодежные и студенческие организации. На субботнике появился Юрий Лужков и заявил, что памятник Петру стал гордостью Москвы, даже сейчас в недостроенном варианте он воспринимается как символ России. Это факт уже исторический, а к истории нужно относиться с уважением, ничего не забывать, а тем более не ломать.
      Через несколько дней мэр побывал у Петра после захода солнца. О чем на следующий день Интерфакс сообщил, сопроводив заметку очередным высказыванием Лужкова:
      - Я еще раз посмотрел на Петра в сумерках, когда он был хорошо освещен, и он мне все больше и больше нравится. - И добавил, с сожалением, - ничего в нашей стране великого, грандиозного, мощного стараются не допустить.
      По всей видимости, и у мэра нашлись мастера политической рекламы и политологи. Иначе чем объяснить, что возникла неожиданно некая инициативная группа, которая выступила с идеей референдума о ...демонтаже памятника маршалу Жукову, поскольку, мол, статуя портит вид у входа на Красную площадь. В группу набралось свыше пятидесяти энтузиастов, и, согласно Уставу города Москвы, они могли инициировать опрос жителей города. Эта группа сформулировала по примеру молодых либералов вопросы аналогичного референдума и представила их Московской избирательной комиссии. Оставалось дело за малым. Требовалось на расходы 10-12 миллионов долларов и сто тысяч подписей, собранных за три месяца среди жителей.
      В разгар полемики в Москву пришло письмо управляющего директора английской компании "Крюгер Мэлс Лимитед" Эндрю А. Пирсона. Он писал, что узнал из газеты "Файнэншнл таймс", что новая статуя Петра I причиняет некоторые неудобства правительству Москвы в результате противостояния со стороны молодого поколения. А поскольку мэр Москвы размышляет о переносе ее в один из отдаленных концов города, управляющий директор предложил:
      "Мы, в Дептфорде, одном из наиболее бедных и бесправных районов Лондона, где Петр Великий около 400 лет тому назад изучал искусство судостроения, могли бы решить эту политически болезненную дилемму, приняв статую из ваших рук и поместив ее в доках Дептфорда.
      Петр Михайлов остается местной достопримечательностью здесь, несмотря на его необузданное поведение. Улица Царя и улица Нового Короля названы в его честь".
      В этом районе Лондона готовы были начать строить постамент, когда в Москве еще не решили окончательно, что делать с Петром. Затем пришло письмо из Гринвича, западного района Лондона. Его власти обратились к мэру с подобной просьбой. И предложили, что если правительство Москвы решит демонтировать памятник, то в Гринвиче его поставят на берегу Темзы, наиболее красивом и престижном районе Лондона, точно на нулевом меридиане. Петр в рамках Великого посольства посещал верфи в Гринвиче, где закладывалась мощь имперского флота.
      Мэры словно сговорились между собой. Вслед за англичанами прислали письмо французы. Мэр города Руайана обосновывал свое предложение так.
      - Мы знаем, что по случаю юбилея города Москвы в этом году открывается памятник Петру Великому. Так как Руайан находится на побережье Атлантического океана, а Петр Великий является первопроходцем морских путей из России в Европу, мы были бы счастливы, если бы модель первого экземпляра этого грандиозного памятника была бы передана в дар нашему городу. Мы отведем ей достойное место.
      А на берегу Азовского моря, услышав о дискуссии в Москве, выразили желание установить Петра власти Таганрога, города, основанного Петром триста лет тому назад.
      * * *
      Нет худа без добра. Чем больше фабриковалось мифов о Петре, тем сильнее внимание народа привлекалось к имени автора. Церетели стал всем известен.
      Как переносил он нападки? Конечно, как всякий человек, переживал. "Что, мэры Лондона, Нью-Йорка, Парижа тоже мои друзья?" - повторял он, когда предпочтение, какое отдавал ему город, объясняли дружбой с мэром Москвы.
      Но чтобы ни писали и ни говорили о нем, не прекращал дела, не откладывал поездки. В редкие минуты отчаяния говорил: "Брошу рисовать и поеду по городам показывать, что умею делать! Брошу искусство и уйду, как ушел с большой сцены Кобзон!" Другой раз обещал учредить премию за самую лживую информацию о себе, изваять собственный автопортрет и выставить его на всеобщее избиение.
      Пригласил в те дни известного адвоката, чтобы начать судебный процесс против телеканала, где показали Петра с туловищем Колумба. Но передумал. Ему казалось, что если бы он был Ивановым, а не Церетели, то на него так не нападали. И, убеждая самого себя, заявил, что для него демонтаж не станет трагедией: "То будет пощечина тем, кто мыслит свободно, ищет свободную форму, всем создателям и творцам. Вот когда закончу все, пусть тогда и обсуждают, делают, что хотят".
      А когда переходил из минорной тональности в мажорную, я слышал от него:
      - Петра полюбят, и он войдет в историю!
      - Петр - пример новых форм, которые не всем понятны!
      - Если сейчас мы бы сделали маленького Петра, тогда у вас были бы претензии - почему маленький.
      Как всегда, каждый день рисовал цветы. Написал шутливую картину, подаренную дочери бывшего управляющего делами премьера Косыгина. Ее давно знал по встречам в доме премьера, где та появлялась с отцом. С подругой-фотографом она отказалась на приеме выпить за победу на выборах президента коммуниста Геннадия Зюганова. Тот, широко улыбаясь, пообещал, что когда придет к власти, посадит обеих в тюрьму. Узнав об этом, Церетели написал картину, изобразив в ржавой клетке двух плачущих голых девушек в кандалах.
      * * *
      Неожиданно всеобщее внимание переключилось с памятника Петру на памятник Николаю II. В начале апреля под Москвой в дачной местности, где поезда останавливаются на платформе "Тайнинская", взорвали бронзовый монумент этого императора на каменном постаменте. Его установили местные власти по проекту скульптора Клыкова, приверженца монархии. То был не первый террористический акт подобного рода, неизвестные преступники подрывали надгробия Романовых. Ответственность за взрывы брали на себя некие "Рабоче-крестьянская Красная Армия" и "Народный комиссариат внутренних дел", сокращенно "РККА" и "НКВД", таким способом протестовавшие против выноса тела Ленина из мавзолея, к чему подбивали президента России "правые силы". Как сообщила Федеральная служба безопасности, обе эти группы в поле ее зрения прежде "как противоправные объединения не попадали". И вот так громко они заявили о себе. От памятника последнему императору России остался пьедестал с торчащим над ним железным штырем, служившим для крепежа.
      Так в решение проблемы памятников вторглись силы радикального толка, предпочитающие словесным доводам, прениями и референдумам - взрывчатку.
      В день взрыва Николая II Церетели вернулся из Парижа и немедленно, оказавшись в Москве, выразил не только сочувствие скульптору, но и готовность помочь ему в восстановлении памятника.
      - Я представляю, какая это боль для Клыкова. Мало того, что убили царя, так теперь взрывают его скульптуру. Как художник и гражданин, я травмирован взрывом.
      Террористический акт неожиданно внес кардинальное изменение в расстановку сил между сторонниками и противниками Петра. Инициаторы референдума, надо им отдать должное, немедленно сориентировались в ситуации и сделали публичное заявление, что после взрыва памятника Николаю II никто не смеет взять на себя ответственность за демонтаж скульптуры первого императора России, какой она бы ни была.
      - Проблему нельзя поднимать до тех пор, пока в стране не перестанут взрывать памятники по политическим соображениям..
      Единогласно комиссия по Петру, собиравшаяся в мэрии, приняла обращение к москвичам: "В связи с варварским разрушением памятника императору Николаю II комиссия считает необходимым заявить, что уничтожение всякого памятника - это есть бессмысленное покушение на память, которое нельзя оправдать никакими соображениями политического, эстетического или иного характера. Это рецидив тяжелой болезни, 80 лет назад поразившей Россию".
      * * *
      Решающее заседание состоялось 16 мая. Социологи пришли в тот день с итогами опросов населения Москвы. Выводы фонда "Общественного мнения" и Всероссийского центра изучения общественного мнения практически совпали. Результаты оказались неожиданными для инициаторов референдума. Из опросов обеих социологических служб следовал непреложный вывод. Независимо от вкусов и эстетических наклонностей жителей города только один из семи опрошенных настаивал на демонтаже Петра.
      В помянутом мною опросе, который провела на Арбате "инициативная группа", все было с "точностью наоборот". Там подавляющее число прохожих отнеслось непримиримо к статуе. Социологи Всероссийского центра, как обещали, провели и уличный, и квартирный опросы. Среди тех, у кого брали интервью на улице, оказалось больше сторонников Петра - 48 процентов. В квартирах жители дали иной результат, половина высказалась против статуи. Фонд "Общественное мнение", опросивший 1500 респодентов, получил такой результат: Петр нравился 44 процентов москвичей и не нравился 39 процентам.
      Социологи смоделировали результаты референдума, если бы он состоялся. Оказалось, в нем приняла бы участие лишь треть избирателей. По прогнозу обеих служб итог свелся бы к тому, что Петр скорее украшает город, чем портит его, памятник не подлежит демонтажу.
      Что и требовалось доказать.
      После информации социологов состоялось долгожданное голосование. Подавляющим большинством комиссия решила памятник оставить на месте и референдума не проводить. О чем немедленно доложили мэру Москвы.
      * * *
      В "день смеха", 1 апреля, все шутят друг над другом и пресса мистифицируют читателей, изощряясь в остроумии. В тот день на первой полосе самой читаемой в Москве газеты появилась фотография набережной без статуи Петра. Остались краны и дамба, напоминавшие о памятнике, вызвавшем бурю в общественной жизни. Заголовки над снимками гласили:
      "Борис победил Петра".
      "Президент не стал дожидаться референдума".
      А текст начинался с сенсации:
      "Бронзовый Петр всколыхнул Москву ничуть не меньше Эйфелевой башни Парижа конца века. Но Петру никогда не стать для москвичей тем, чем стала для всего мира эта самая башня. Позавчера по указанию президента Ельцина оскандалившийся памятник начали демонтировать. Этого решения ждали все, но никто и не предполагал, что все случится так неожиданно и быстро. Ведь со дня публикации критики Ельцина минуло меньше двух недель...
      Памятник начали демонтировать примерно в 21.00, в воскресенье, а уже через два часа пучеглазая голова лежала у наших ног..."
      То была первоапрельская шутка молодых дарований, отличившихся в травле художника, размноживших миф о голове Петра на теле Колумба.
      * * *
      Спустя три месяца после первоапрельской шутки Москву потрясло известие реальное. Петр чуть было не взлетел на воздух вслед за Николаем II.
      Все московские газеты 7 июля вышли с новостью, что в ночь с 5 на 6 июля некая боевая группа "Революционного военного совета", сокращенно "РВС", заминировала памятник Петру. Взрывное устройство, как значилось в сообщении, отправленном по факсу преступниками, было заложено внутри монумента на площадке второго уровня. Оно состояло из 7 пластиковых зарядов весом 1,4 килограмма каждый. Взрыв намечался на 5 часов 20 минут в предрассветный час. Но не произошел потому, что рядом на набережной гуляла влюбленная пара, шатались пьяные и рыбаки ловили рыбу. Террористы решили пощадить людей и сочли памятник "условно уничтоженным". По их уставу "уничтожение мирного населения во время проведения специальных операций категорически запрещено".
      Таким варварским образом протестовали против перезахоронения Ленина, то есть по такому же поводу, по какому произвели взрыв памятника Николаю II.
      Агентство, получившее факс, немедленно передало его милиции. Прибывшие на указанное место взрывники нашли в трех метрах от земли пакеты с взрывчаткой. Они лежали на деревянной доске, рядом валялась катушка с проводом.
      О происшествии Церетели узнал в Петербурге. Он тотчас пошел в ближайшую церковь и заказал благодарственный молебен. После чего сел в ближайший по расписанию самолет и прилетел в Москву. С аэродрома направился на стрелку, где собралась толпа. Там назвал произошедшее "пережитком большевистского сознания" и сказал сгоряча, что такого царя и такую скульптуру ни одна взрывчатка не возьмет. Однако если бы килограммы, которые заложили, сработали, пришлось бы заняться Зурабу Константиновичу Петром еще раз с самого начала.
      Террористами занялась госбезопасность. Сотрудники ФСБ произвели обыски и арестовали несколько "комсомольцев", заподозренных в несостоявшемся преступлении. Нашли пластит, точно такой, что содержался в пакетах с взрывчаткой, гранаты, водолазное устройство. В нем собирались подобраться к памятнику под водой. Вслед за "комсомольцами" арестовали не "юношу с взором горящим", а майора милиции. По долгу службы он занимался борьбой с организованной преступностью, присматривал за буйными комсомольцами. В результате этой деятельности "заразился их идеями", решив боевикам профессионально помочь.
      * * *
      В "День Москвы" 1997 года, 5 сентября в 10 утра произошла торжественная церемония открытия памятника "300-летию Российского флота". На набережной выстроились курсанты и рота почетного караула. Блестели трубы военного оркестра. На воде застыл в ожидании парада флот кораблей, в том числе прибывшая с Белого моря старинная ладья ХVII века. Ее борта отягощали бронзовые пушки, из которых стреляли бомбардиры Петра.
      Между монументом и набережной протянулась лента, составленная из сине-бело-красных воздушных шаров и полотнищ Андреевского флага. Ее разрезал прибывший на военном катере "Союз" мэр Москвы. Раздались залпы орудий. Заиграли трубы оркестра. По набережной в торжественном марше двинулась рота почетного караула. Поплыли суда по Москве-реке.
      На палубе большого речного корабля собрались военные моряки, адмиралы и капитаны. Они слушали Юрия Лужкова, пообещавшего, что все, завоеванное Петром, будет возвращено России. И Севастополь будет российским. Как явствовало из пригласительного билета, церемония проводилась под эгидой правительства России и правительства Москвы. Последнее правительство наличествовало в полном составе. Но никто из Кремля и "Белого дома" не явился, ни президент Ельцин, ни премьер Петру чести не оказали.
      В том же году накануне Дня независимости президент вручал медали лауреатам Государственной премии России. Тогда Лужков и Церетели получили золотые медали за Поклонную гору. Мэр Москвы, единственный из лауреатов, удостоился президентского объятия. А "лауреату Зурабу Церетели Ельцин пожимал руку, - как сказано в газетном отчете, - подчеркнуто холодно и без улыбок". Но это было не совсем так. На фотографии президент стоит, улыбаясь, рядом с Церетели. Борис Николаевич был человеком незлопамятным. Он не только забыл про свой указ и автограф на проекте Петра, забыл и о приговоре, вынесенном памятнику. На выборах летом победил, ему не требовалось больше надрываться, выступать на митингах, общаться с народом и танцевать в компании с длинноногими девушками в мини-юбках. Все это вытворялось по указанию штаба по выборам, который возглавил все тот же бывший член "Попечительского совета и Совета директоров ОРТ". Он же устроил встречу с редакторами в Кремле, где президент артистически продемонстрировал из предвыборных соображений странную забывчивость.
      За неделю до вручения премий Ельцин полетел в Санкт-Петербург. В его свиту вошли самые популярные мастера культуры и Церетели в их числе. По дороге с аэродрома президент остановил машину, и, как это делал в лучшие годы, вошел в толпу, чтобы пообщаться с народом. Но ответить на посыпавшиеся градом злободневные вопросы сам не смог. "Чубайс, где Чубайс?" - позвал он на помощь главу президентской администрации и недавнего руководителя предвыборного штаба, который привел его к власти. Ради этой власти он как азартный шахматный игрок жертвовал фигурами. Такой жертвой в политической борьбе чуть было не стала фигура Церетели, которую он после победы на выборах снова двинул на доске, за которой ему представилась возможность еще поиграть.
      Другую награду вручили Зурабу на светском приеме, состоявшемся в роскошном ресторане, оборудованном в бывших Центральных банях. Там ему дали орден святого Константина Великого, учрежденный византийским императором в ХIV веке и упраздненным после 1917 года в России. Когда-то в царские времена им награждались Петр Первый и Александр Суворов. А ближе к нам Павел Третьяков и Савва Мамонтов. Кавалера облачили в белый плащ к красным крестом и ударили по правому и левому боку шпагой, после чего предложили принять присягу на верность ордену, чей девиз "Судите по их делам".
      В начале ноября подстерегла еще одна награда. Астрономическое общество "Космос - Земля", возглавляемое летчиком-космонавтом Германом Титовым, преподнесло сюрприз. Именем Церетели назвали звезду в созвездии "Большой Медведицы". Ее яркость по классификации Международного астрономического союза равнялась 6, 0 , она видна невооруженным глазом при ясном небе. Эту честь удостоверял сертификат "о праве владения наименованием звезды", врученный в здании Академии художеств. Вместе с сертификатом преподнесли большую и малую карты неба с обозначенными координатами звезды. Все это побудило награжденного в кратком ответном слове пошутить: "Я как будто вышел в открытый космос".
      Такую честь может, в принципе, оказать себе каждый, заплатив за любое придуманное название звезды, которых так много в Космосе. И я бы не стал упоминать об этой покупаемой награде, если бы за нее взяли деньги. Но она оказалась бескорыстной. В этом проявился наметившийся перелом в общественном мнении.
      * * *
      Церетели начал стремительно набирать очки в рейтинге популярности. Все чаще его приглашали на аукционы. Картины покупались за большие деньги. На благотворительном королевском балу Красного Креста в Лондоне скульптура "Символ мира", как сказано в каталоге, высотой 70 сантиметров в образе позолоченного шара с голубями ушла за тысячи фунтов. Его работы появились на престижных московских выставках и удостаивались непривычно теплых слов. По поводу работ на выставке в честь 850-летия Москвы рецензент написал: