Глава 9

Мултани зарылся пальцами ног в теплую рыхлую землю Явимайи. Он снова был молодым и бодрым, словно заново родился. Правда, он всегда и всюду, даже через полмира, ощущал на себе взгляд мыслящего леса, чувствовал, как нарастает его сила. Падали старые деревья, уступая место молодой поросли, и его тело становилось юным и гибким. Лес разрастался, и гуще, ярче становилась грива изумрудного мха, покрывавшего голову и плечи природного духа. Но сейчас, в тени прибрежной рощи Явимайи, врастая корнями в землю, Мултани невольно вспоминал приветствие Рофеллоса.

«Явимайя рад тебе», – сказал тот, когда «Маяк» опустился на землю острова.

Значит, теперь Явимайя говорит устами эльфа? Что ж, неудивительно. Без Мултани лес мог обращаться только напрямик к его разуму. В произнесенных вслух словах природный дух ощутил голос Явимайи, проникший в разум Лановара, научившийся использовать его для собственных целей. И кажется, эльф начинал сознавать свое место в жизни леса. Что делать, ведь семьдесят три года прошло с тех пор, как природный дух в последний раз был дома.

За это время Явимайя ускорил смену поколений. Даже в редкой прибрежной роще теперь слышался нескончаемый гул падающих и прорастающих вновь стволов. Он затихал, когда рушились дальние деревья, и превращался в оглушительный треск, когда соседние великаны уступали воле Явимайи. Новые росли на глазах: молодые ветви тянулись к небу, стволы словно распухали, набирая толщину, земля шевелилась, раздвигаемая растущими корнями. И трава под деревьями шла рябью. Всё новые травинки проживали свой мгновенный век и увядали, уступая место юным росткам. Лесной ковер переливался расцветающими вновь и вновь цветками, в воздухе висел легкий туман опадающей листвы, продолжалась бесконечная направленная эволюция.

Кто – то из учеников тихо вскрикнул, заметив, что даже букашки в траве рождались и умирали с той же невероятной скоростью.

– Конечно же, – отозвался Мултани. Уловив момент, когда дух отвлекся, Рофеллос тут же ускользнул в лес. – Животные такая же часть леса, как и растения. Одно не может существовать без другого. Хотя некоторые из детей Гайа могут измениться в течение одного воплощения, и им нет нужды возрождаться многократно.

Почему-то эта мысль явно взволновала учеников-магов.

Мултани, для которого происходящее не было чудом, все же задумался: не сказались ли перемены Явимайи в том, как быстро он установил связь с эльфом? Для духа прошло семь десятков лет, но сколько поколений прожил за это время лес? Даже разделяя мысли с Явимайей, Мултани не видел ответа на свой вопрос. Мыслящий лес никогда не переживал ничего подобного и для многого еще не знал объяснений. Направляя развитие составляющих его жизней, он, случалось, совершал ошибки. Лес боялся лишь тех ошибок, которые угрожали обрывом цепи жизни. Такова была его природа: отдельные существа гибли, но всегда с надеждой возродиться в своем потомстве.

Мултани хотелось бы навсегда остаться здесь, вернувшись в родную почву, но дух знал, что его ждет другое дело. По воле Явимайи он стал послом и учителем, голосом леса, говорящим с другими народами.

– Хорошо? – спросил голос за его спиной.

Из – за толстого ствола бесшумно возник Рофеллос. Да, эльф в самом деле был здесь как дома.

И в его вопросе ощущался какой-то вызов. Мултани распахнул свой разум, разделив с эльфом мысли леса. Как и тогда, на берегу, он ощутил внутренний трепет эльфа и родство с ним. Родство Рофеллоса с Явимайей! Но теперь Мултани представлялся эльфу соперником, и воинственная натура Лановара одержала верх над чувством благоговения, которое он испытывал когда-то перед духом природы. Вспомнив то время, Мултани уловил в эльфе еще одно изменение: Рофеллос не старел!

Время меняло даже долгоживущих эльфов, и семьдесят лет – немалый срок в их жизни, но Рофеллос по-прежнему был в расцвете молодости.

Значит, Явимайя делится с ним жизненной силой! Лес принял эльфа в себя и сохраняет его юным и неизменным, как самого Мултани!

– Ты рад возвращению, – сказал эльф.

Это был не вопрос, но утверждение. Мултани понимал, что эльф всего лишь высказал одно из многих чувств, которые разделил с Явимайей. Он еще не умел отличать собственные мысли от мыслей, вторгавшегося в него сознания леса.

– Да, – ответил Мултани вслух, чтобы не запутать собеседника еще больше, я рад вернуться к Явимайе.

Дух природы шагнул ближе к Рофеллосу, задержавшись, чтобы погладить пальцами бутон молодого гранатового дерева. Внутри уже билась сила, копившаяся впрок, до времени, когда плоду придет время взорваться, разбросав по сторонам семена своего потомства. Через несколько поколений растение изменится настолько, что сумеет перебрасывать семена через реки и закидывать их на высокие скалы. А также распугивать взрывом жадных травоядных, собравшихся пообедать сочной листвой. И это оружие будет совершенствоваться дальше…

– Примечательное растение, – заметил Мултани, испытывая Лановара.

– Я еще не успел рассмотреть его, – признался тот.

Эхо его слов, может быть, вернее передающее их внутренний смысл, отозвалось в сознании Явимайи. Мултани понял, что за минувшие годы времени у эльфа было достаточно, но Рофеллос не желал пользоваться им как следует. Его невозможно было заставить обращать внимание на растения, кроме тех, что давали пищу или одежду. «Как грустно, – подумалось Мултани. – Какой узкий взгляд на природу».

– А ты рассмотри, – произнес он, помогая Явимайе собственной волей.

Рофеллос неуверенно, с сомнением на лице шагнул вперед. Сейчас его душа была закрыта для духа природы. Эльф еще не стал нераздельной частью леса. Пока еще не стал. Рофеллос протянул руку, небрежно наклонил ветку. Раздался легкий хлопок, и десятки крошечных остроконечных семечек осыпали Лановара, слегка уколов кожу. Эльф отскочил, его рука сжала рукоять меча. Слова ободрения замерли на губах Мултани, когда он увидел страх и тяжкое недоумение в расширенных глазах эльфа. Только сейчас дух начал понимать, какими трудными были для Рофеллоса эти семь десятилетий.

В тот же миг эльф бесшумно канул в лесную чащу, растворившись в ней так же легко, как умел сам Мултани.

Ноги едва касались лесной подстилки, мягкой земли, на которой здесь, в глубокой тени, не росла трава. Тонкие ветви хлестали его по лицу. Рофеллос не думал, куда он бежит, но склон холма подталкивал его на ровную тропу. Предостерегающий скрип дерева, которое Явимайя уронил поперек дороги, заставил повернуть обратно к прогалине. Эльф не замедлил шага.

Дорога привела его в ложбину между двумя пологими пригорками. Рофеллос резко остановился, попробовал воздух на вкус. Ничего, кроме сладкого аромата цветов граната и ядовитого тимьяна.

Эта сладость скрывает зреющее в них опасное оружие. Нигде не слышно шума погони, только гул падающих деревьев да птичьи голоса. Беглец нагнулся к земле, коснувшись ее ладонью. Земля молчит, не потревоженная шагами эльфов Явимайи. Тишина. Даже в сознании затих голос леса, изгнанный оттуда отчаянным рывком. Он вернется снова, медленно и неуклонно запуская корни в его разум.

А он – то надеялся на помощь Мултани. Надеялся, что дух природы подскажет, как жить под этим неотступным взглядом. Какая глупость – полагаться на того, кто не принадлежит к племени Лановар! Даже если лесной дух и пытался помочь, если был какой-то намек в разговоре о гранате, эльф не понял его и потому бежал. Драться или бежать – иначе Лановар не умел отвечать на угрозу. Первое – вступить в бой было невозможно из-за Явимайи. Он не позволит ему применить силу, и Рофеллос бежал, вырвался из-под его власти. Сейчас он был только Рофеллосом, но еле слышный зов леса уже звучал на краю его сознания. Скоро он проникнет вглубь, укоренится там, но пока у него еще оставался выбор.

Лановар бежал.

Глава 10

Пляшущее в очаге жаркое пламя выгоняло морозный воздух за стены главной лаборатории Гатхи. Северное окно занесло снегом. Здесь, под защитой камня и тени, он устоял против оттепели последней недели. Комната пропахла дымом, но на стенах не было ни пятнышка копоти. Рабы тщательно заботились о безукоризненной чистоте. Рабы – подарок влиятельных вождей, которые чувствовали себя в долгу перед Гатхой. Келдоны всегда платят долги: добром за добро, злом за зло. Пока, за прошедшие сорок лет работы, сделанное Гатхой добро в их глазах перевешивало зло. Ошибки случались, но несмертельные. Главное – сохранять равновесие. Нажил врага в одном вожде – подружись с другим, более сильным. С самого начала Гатха понял, что в племени келдонов царила иерархия не менее строгая, чем в стае голубей. По осанке и жестам с первого взгляда можно было определить, кто кому подчиняется. Правда, расстановка сил время от времени менялась. То один то другой вождь поднимался выше или падал вниз. Предсказать результат поединков или несчастных случаев было непросто. Гатха понимал, что рано или поздно может ошибиться, сделать ставку на неудачника, но это было делом будущего. Тогда и придет время искать выход. Пока его занимало одно – работа.

Он уже перенес на стол подставку с препарированной мышцей колоса и потянулся за пинцетом, когда в передней послышался шум. Взволнованный гомон рабов, удар, звук падения тяжелого тела… Дверь распахнулась, и в лабораторию ввалился Трог. С его тяжелых кожаных сапог на чистый пол сыпались комья снега и грязи. Семь с лишним футов самоуверенной силы. Келдон превосходил мага на шестнадцать дюймов роста и сотню фунтов веса, однако Гатха, мало ценивший грубую силу, спокойно встретил пристальный взгляд вождя. Досадно, что приходится отвлекаться, однако он кивнул рабу, приказывая убрать образец со стола. Пока Трог торчит в лаборатории, о работе нечего и думать.

Отодвинув стул подальше от теплого очага, келдон сел и снисходительно кивнул магу.

– Хорошее выбрал место. – Он говорил на низком келдонском, ради удобства Гатхи.

Этот язык, основанный более на словах, нежели на жестах и интонациях, применялся, чтобы отдавать приказы рабам и невоюющим келдонам. Трог имел в виду разорванное вдоль знамя, висевшее на стержне, вбитом между обтесанными камнями камина. Другая половина висела в замке Трога, стоявшем под самым Некрополем, а второе такое же знамя украшало зал совета. Трог разделил с Гатхой трофей, захваченный у побежденного врага. Редкий дар, означавший, что Король-колдун обязан своей победой чьей-то помощи.

Трог, внук того самого Крейола, который спас когда-то жизнь мага, десятилетним мальчишкой был отдан Гатхе. Недоносок, как называли келдоны малорослых детей, и надеяться не смел, что будет избран для испытания вождей. Отец ребенка напрямик заявил, что лучше его сын сгинет в ледяной пустыне или умрет от неумелого колдовства, чем окажется среди отверженных. Разумеется, многих детей ждала судьба рядовых воинов, и обычно родители не видели в этом большой беды, но Трог был первенцем могущественного вождя и влиятельной доены. Положение обоих родителей зависело от достоинств их отпрыска, и они желали ему успеха любой ценой. Трогу повезло. Вмешательство на генном уровне оказалось удачным, и мальчик не только превзошел сверстников в росте, но и носил теперь высокое звание Короля-колдуна. Его войско заражалось от своего предводителя горячечной, безрассудной отвагой и одерживало небывалые победы. Молодой вождь уже занимал высшую ступень в зале совета, и равных ему было не много.

Гатха устроился поближе к огню. Более удобное положение считалось, разумеется, менее почетным. Маг никогда не забывал своего места среди келдонов. Владение языком и одежда местного покроя еще не делали его воином. Любой вождь в любую минуту мог лишить его жизни, если Гатха не успеет прикрыться заступничеством более сильного.

– Доля в твоей победе – честь для меня, – наконец заговорил маг, уставившись на разорванное знамя, чтобы избежать столкновения взглядов.

Король-колдун согласно хмыкнул.

– Я черпаю силу в войне. – Его голос прозвучал мощно и властно. – Ничье оружие не коснулось меня. Я топчу жизни врагов, как хрупкие снежные комья. – Его темные глаза уставились на Гатху. – Это сделал для меня ты, и я не забыл. – Вождь помолчал. – Ты сделаешь это и для моего сына.

Гатха, изумленный до забвения приличий, взглянул в глаза вождя. «Значит, это не визит вежливости по-келдонски, а деловой разговор?» Колдовской дар короля создал среди горцев большой спрос на работу мага. Их не смущало, что лишь один из десяти подопытных выживал и сохранял боеспособность. Гатха даже начал снова пополнять матрицу фирексийскими генами, как пополнял ее прежде генами колосов. Постепенно он нагонял время, потерянное, когда приказ Баррина прервал его исследования, однако надежность результатов все еще оставляла желать лучшего. А Гатха очень опасался сделать этого человека своим врагом.

Отведя взгляд, он сглотнул слюну, смачивая пересохшее горло.

– Не знал, что у тебя есть сын. Поздравляю с новым воином.

Между тем Гатха наскоро прикидывал вероятность того, что ребенок выживет. Невелика. Он нервно погладил свою козлиную бородку.

Трог покачал тяжелой головой:

– У меня нет сына. Пока. Ты поможешь мне сделать из него Короля-колдуна, такого, как я.

Воздействие до зачатия? За последние сорок лет Гатха проделывал такое только на пленных рабах. Келдоны живут одним днем. Они не умеют заглядывать в будущий год и тем более заботиться о еще не рожденном ребенке. Должно быть, Трог унаследовал гены своего деда, Крейола. Тот тоже, по меркам горцев, был весьма дальновиден. А ведь Гатха давно отказался от мысли убедить совет разрешить ему дородовое воздействие. Большинство вождей рассуждали просто: «С какой стати испытывать на себе колдовство, результатов которого надо ждать долгие годы?»

– Ты сделаешь это, – с напором повторил Трог. Маг кивнул.

– Это можно сделать. – Келдонские слова застревали у него на языке. – Но непросто, и нельзя предсказать, унаследует ли твой сын колдовской дар.

Получить для нового образца набор генов Трога – редкая удача! Но понадобится новое оборудование, нужно разработать новую методику, и время… вечно не хватает времени! Гатха безмолвно выругался. Вслух он заговорил о другом:

– А твоя доена согласится?

Это был серьезный вопрос. Маг был знаком с двумя супругами вождя и не мог представить, чтобы одна из них согласилась довериться магу.

Трог кивнул.

– У меня новый замок и новая доена. Она согласна.

Честолюбивая молодая самочка!

– Возможно, потребуется несколько попыток, – предупредил Гатха, – но, думаю, мне это под силу.

Резко поднявшись, на прощание Трог вскинул к глазам сжатый кулак. Гатха ответил тем же ритуальным жестом, но, разумеется, поторопился опустить руку раньше вождя. Поднятая рука загораживала воину обзор, и было бы страшным оскорблением для сильнейшего воина, если бы низший осмелился остаться беззащитным перед его лицом.

– Ты сделаешь из моего сына Короля-колдуна, – сказал Трог. – А потом из его сына. Пока ты делаешь это, Гатха, у тебя будет все, что нужно. Проси, и получишь. – Он помедлил и добавил на высоком келдоне: – Ты будешь сидеть в совете вождей. Я обещаю.

Огромная честь: и обращение на языке воинов, и само обещание. Гатха не упустил случая ответить тем же: невнятно поблагодарил и слегка наклонил голову, признавая свою слабость перед сильнейшим. Трог оскалил зубы в улыбке, и Гатха снова поклонился вслед выходящему вождю. Едва за тем захлопнулась дверь лаборатории, ноги мага обмякли, и Гатха с трудом добрался до стула. Громкое обещание Трога, конечно, никогда не будет исполнено. Никто не смеет сесть в присутствии совета вождей в Некрополе.

Однако, пока за его спиной стоит Король-колдун и его войско, магу не приходится опасаться за свою жизнь. И у него будет все, что нужно! А маг хорошо знал, что ему нужно. Лаборатории, соперничающие с толарианскими? Конечно! Вся академия к его услугам? Разумеется! Голова Баррина на пике? Еще бы! Чудесное будущее открывалось перед ним. Оставалось только крепко взять его в руки, а если добыча окажется ему не по нраву, маг переделает ее на свой вкус.

– Урза, мне это не нравится. – Баррин швырнул на стол листки доклада. Они разлетелись по мраморной столешнице, несколько с легким шелестом порхнули на пол. – Мы… я остановил исследования Гатхи потому, что они угрожали нашей морали и жизни людей. Дезертировав, он окончательно доказал, что недостоин доверия, сколько бы ты ни твердил, что каждый имеет право уйти. А теперь он начал самостоятельные исследования. И при том использует одну из наших малых евгенических матриц. – Баррин раскачивался в кресле, голос его звучал почти жалобно. – Урза, я хотел остановить его, а не выпустить эту заразу в Доминарию.

Мироходец стоял у большого стола напротив Баррина. Он выглядел совсем юным, и на его мальчишеском лице странным казался суровый, упорный взгляд.

– Келдоны не кажутся мне невинными страдальцами, – заметил мироходец. – Они предоставили ему кров и все необходимое для работы, потому что он обещал им то, чего они сами желали. Искусственный отбор и магически направленная эволюция были у них в ходу еще тогда, когда ни ты, ни я, Баррин, об этом и не думали. Зачем же нам вмешиваться в их дела, тем более что мы можем извлечь большую пользу, просто наблюдая за ходом событий?

Баррин потер покрасневшие, опухшие после бессонной ночи глаза, перебрал разбросанные листки и нашел среди них небрежный набросок, сделанный Урзой.

– Вот. – Маг протянул мироходцу листок. – Неужели их отбор и направленная эволюция могли довести до такого?

Изображенное на рисунке бесполое существо мало напоминало человека. Огромный рост, непомерно толстые кости и выпуклый черепаший панцирь на широкой спине. Уродливые конечности с перепонками между бесформенными пальцами и костяными выростами-шипами на локтях и коленях.

Урза покачал головой. Его лицо изменилось, став на несколько лет старше.

– У нас на Толарии случались не менее ужасные провалы, – заметил он. – Думаю, это попытка внедрения в евгеническую матрицу генов колоса.

– Эта тварь – не результат неудачного эксперимента, – возразил Баррин, возмущенный подобным сравнением. – Она создана из нормального живого существа обратным воздействием на генную структуру. У нас никто, кроме Гатхи, не применял таких методов.

Урза хлопнул ладонью по столу.

– Возможно! Зато из слабосильного образца он создал воина, достойного высокой оценки даже по келдонским меркам! – Мироходец опустился в кресло, видимым усилием воли заставив себя успокоиться. – Баррин, я ведь не уговариваю тебя принять методы Гатхи. Напротив, они укажут нам границы, к которым не следует приближаться, спасут от многих бесплодных попыток. Мы не станем коренным образом преобразовывать жизнь, но только осторожно подтолкнем, направим в нужную сторону. Превентивная терапия, Баррин!

При всем отвращении к этой мысли старший маг невольно задумался. После полутора сотен лет работы в реальном времени врожденные уродства стали редкостью, и все же они случались. Бывало и так, что дети рождались нормальными, но с возрастом в них проявлялись те или иные болезненные отклонения. Память о таких неудачах преследовала Баррина как кошмар. Он стиснул доску стола.

– Да, в таком подходе есть смысл. Но разве это причина дозволить Гатхе продолжать работу?

– Ты видел последние отчеты. Почти во всех линиях, выведенных на Толарии, накапливаются нежелательные отклонения. И происходит это из-за того, что начальные стадии роста проходят в ускоренном времени. Мы можем помочь отдельным личностям, но они уже никогда не станут родоначальниками линии, способной дать наследника. Достаточно жизнеспособное потомство дают только те образцы, у которых все развитие прошло в реальном времени, но и на них слишком сильно влияет голубая мана Толарии. Мы зашли в тупик, Баррин. Опытные данные, накопленные Гатхой, помогут мне начать заново и наверстать потерянное время.