Глава 18

Дым от горящих амбаров поднимался в бледно-голубое небо Бенала. Стража поселка стойко держалась против превосходящих вдвое сил противника. Остальные под их прикрытием бесстрашно бросались в огонь, спасая зерно. Мешки грузили на тачки и вывозили наружу, не обращая внимания на бушующее пламя, вспыхнувшее от горючей смеси, которую принесли с собой поджигатели. Еще немного, и огонь доберется до заполненных мучной пылью пустот. Тогда взрыв уничтожит все. Каждый мешок зерна, вывезенный из горящего амбара, означал сколько-то дней жизни для целой семьи.

Взмокший от жара и работы, Изаррк толкал перед собой нагруженную тележку. Уже двадцать три года, как он не держал в руках оружия. С тех пор как Лианьи и Карн оставили надежду сделать из него воина. Задыхаясь в пыли и дыму, пожилой крестьянин мотнул головой. Ему не хотелось все это вспоминать. Страшно.

Распухшие от артрита суставы мучительно ныли, но боль не помешала ему заметить перелом в ходе сражения. Бесчисленные паукообразные твари теснили защитников деревни. Изаррку не нужно было видеть их суставчатые конечности, чтобы понять – эти создания не имеют с людьми ничего общего. Внутреннее чувство подсказывало: это механические солдаты – быть может, обученные лучше деревенской стражи, но не способные поддерживать друг друга. А бенальцы и не думали воспользоваться этим преимуществом – они позволили разбить свои ряды, и теперь каждый сражался с двумя, а то и тремя врагами. Еще немного – и их сметут. Изаррк отлично понимал: если обороняющиеся сомкнутся плотным строем, ощетинившимся во все стороны клинками – численное превосходство металлических пауков обратится против них. Ну и что делать с этим пониманием?

Что толку спасать хлеб, если бой будет проигран? Чтобы все досталось захватчикам?

Конечно, он будет защищать деревню до конца. Но что хорошего, если все, кто сейчас борется с огнем, оставят свое дело и бросятся в битву? Разбить врага, чтобы потом умереть с голоду? Нет, люди не зря делятся на касты. Каждый знает свое дело и место. Почти каждый… Один из крестьян выбежал из амбара, подхватил валявшуюся радом мотыгу, наступил ногой на изогнутую железную лопатку, предназначенную сгребать зерно, и, навалившись всем телом на древко, выпрямил ее. С этим самодельным копьецом в руках крестьянин бросился на помощь солдатам-бенальцам, яростно выкрикивая: «За Капасхен!»

Изаррк споткнулся на ходу, едва не вывалив мешки на землю. Он узнал голос. Патрик. Сын.

– Нет!

Изаррк пробежал еще пять шагов и застыл в замешательстве на полоске земли между сражающимися и спасающими зерно. Он нужен и там, и там. Инстинкт толкал его вперед, привитые с детства убеждения звали вернуться назад. Лианьи… как она говорила: «Нужно мужество, чтобы сражаться за правое дело». Он сделал еще шаг к солдатам – и перешел на бег. Там он нужнее.

Патрик, никогда не учившийся воевать, уже попал в беду. И к тому же разорвал цепь бенальцев, оказавшись слабым звеном. Сразу два вражеских воина навалились на него. Беспомощно вскрикивая, мальчишка отмахивался своим неуклюжим оружием. Отчаянный взмах длинного древка выбил клинок из лап паука. Однако сила удара развернула и самого неумелого солдата боком ко второму нападающему. Удар длинного меча вспорол кожу и мышцы под легкой рубахой, обнажив ребра. Паренек закричал. Боль в его крике слилась с бессильным отчаянием. Он отшатнулся назад как раз вовремя – новый выпад врага едва не снес ему голову – и, споткнувшись, упал наземь. Оттолкнув безоружного соратника, железный паук двинулся прямо на него.

Некогда было поднимать валявшийся тут же вражеский меч. Изаррк бросился вперед и ударил по суставу лапы, заносившей клинок над головой сына. Меч отклонился в сторону, но и сам Изаррк не удержался на ногах. И все же вышло довольно удачно, решил крестьянин, дотянувшись до валявшегося рядом меча.

Длинная стальная рукоять непривычно легла в ладонь, углы врезались в изуродованные артритом пальцы, но тяжесть клинка мгновенно наполнила руку силой. Он вскинул изогнутый черный меч навстречу удару, грозившему проткнуть его грудь. Изаррк развернулся, ударил по ноге стоявшей над ним твари, и она с визгом откатилась назад.

– Стянись! – скомандовал он. – Не разделяться! Сомкнуть ряды!

Для воина-бенальца, дравшегося слева от него, этот совет был уже бесполезен. Вражеское острие вошло в его грудь, достав до сердца. Тварь отдернула окрасившийся кровью клинок, а человек, даже не вскрикнув, рухнул ничком. Изаррк тут же отомстил за товарища, опустив меч на голову паука, обезоруженного Патриком. Крестьянин ожидал, что оружие скользнет по броне, но, к его удивлению, лезвие легко рассекло сталь и разрезало забрало шлема. Горячая черная кровь выплеснулась наружу, забрызгав руку и легкую безрукавку. Горький запах черной жидкости укрепил в нем уверенность, что враги – нелюди.

Оставшиеся в живых солдаты стянулись в плотный ряд, и Изаррк теперь оказался лицом к лицу с двумя бронированными тварями. Они наступали, пытаясь оттеснить оборонявшихся, – но за ним, зажимая руками рану, на земле лежал его сын.

Изаррк не уступил ни дюйма. Его ноги словно вросли в землю. Он ждал ошибки врага – и дождался. Один из черных воинов в своем рвении опередил второго на долгую секунду. Изаррк парировал круговым ударом, которому научился когда-то от Лианьи. Длинный меч врага, отклонившись под собственной тяжестью, описал длинную дугу и ударил в правое плечо хозяина. Механическая рука, отрубленная собственным ударом, упала на землю, заливая все вокруг вонючим маслом. Изаррк мгновенно развернулся и перехватил удар второго, снова отклонив его. В тот же миг широкий взмах меча срубил голову механического монстра. Земля покрылась жирными черными пятнами…

Справа, чуть поодаль, крайний в ряду беналец сцепился с наступавшим пришельцем. Оба упали мертвыми, так и не разжав смертельных объятий. Но теперь все выглядело не так безнадежно. Пятеро в сплоченном ряду против семерых. Внезапно, словно по команде, вражеские воины начали отступать. Паук, не добитый Изаррком, вырвал меч из своего тела и заковылял прочь. Пришельцы удирали в сторону низких холмов, окружавших поселок.

– Что нам делать? – выкрикнул один из бенальских солдат, кивая на отступающих.

Он оглянулся на товарищей, очевидно включив в их число и Изаррка. Воины смотрели на крестьянина с почтением, ожидая приказа.

Изаррк отвел взгляд. Все его тело отчаянно болело, протестуя против насилия, суставы горели огнем. Тяжело переведя дыхание, он воткнул меч в землю и опустился на колени рядом с сыном. Патрику здорово досталось, но, может быть, он выкарабкается? В амбарах прогремел первый взрыв. Обломки бревен взлетели на воздух. Люди с криками разбегались в стороны. Делать там было больше нечего. За первым почти подряд последовали еще два взрыва, потом земля вздрогнула под тяжестью падающих с неба бревен. Горящий обрубок упал в двух шагах от Изаррка, но тот даже не оглянулся. Кажется, почти все зерно удалось спасти. У развалин амбаров лежали три неподвижных тела. На одном уже загорелась одежда. Изаррк посмотрел на свои руки, измазанные маслом и кровью. Горячие слезы упали на его ладони, но они не смывали грязи.

Глава 19

Крейг громко расхохотался, и эхо его рева сорвалось со сводов Некрополя – его Некрополя. Ни один из правителей Крейга, уснувших здесь за последнее тысячелетие, не ответил на вызов. Крейг коротко выругался. Приятное свидание с предками!

Три стены нависали над ним, поднимаясь к далекому сводчатому потолку из темного, отполированного до блеска камня. Четвертая была открыта горным ветрам – нет такой стены, которая удержала бы вождей и королей-колдунов Келда. Пронзительный ветер нес запах свежего снега, его ледяные щупальца тянули Крейга за длинные косы, гладили голую грудь и плечи. Вдоль стен тянулись тысячи склепов – тонкие полоски мраморных плит, ожидавшие усопших вождей. Многие были уже подняты к стене, запечатав вход в гробницу, где до последней битвы спали воины.

Выцветшая роспись потолка рисовала картины этого долгожданного, обещанного легендой мига. Призыва, который прозвучит в последний день миpa и отзовется тысячами боевых кличей из заполненного Некрополя. И восстанут вожди под предводительством величайшего из них. И войско их поведет в бой живых. Фреска изображала огромную армию, выходящую из Некрополя и растекающуюся по всей Доминарии. Яркое солнце, горящее над вершиной Некрополя, окрашивало земли внизу в цвет крови.

Крейг бродил среди сотен саркофагов, стоящих на полу зала. Каждый изукрашен золотом и серебром в меру славы спящего внутри. Здесь, внизу, лежали самые могучие вожди. Они должны были встать во главе армии пробудившихся мертвых. Только здесь Крейг был равным среди равных. Самые могучие воины рано или поздно успокоятся здесь. Кроме Крейга?

На этот вопрос он не решался ответить. Больше не решался.

За полтора века жизни и битв, Крейг ни разу не испытал страха. Но в последнее десятилетие… Когда темные пришельцы начали терзать его народ, он снова почувствовал себя смертным. Гатха что-то знал о них. Он обо всем знает, этот маг! Порождения иного мира. Фирексийцы. Жизнь, переделанная в машину. По мнению Крейга, это нарушало естественный порядок вещей, когда сильнейший ведет, а остальные следуют за ним. Но эти фирексийцы теряли кровь и умирали, как всякое живое существо. Их много, очень много, но их можно победить.

Уже двадцать три раза Крейг сталкивался с ними в бою, и сам он еще ни разу не познал поражения. Но четырем королям-колдунам и их армиям повезло меньше. Войско келдонов больше не служило другим странам Доминарии. Лишь мелкие отряды наемников участвовали в редких войнах. Полученной ими платы и взятой добычи едва хватало, чтобы поддерживать существование народа. Главные силы горцев оставались дома, чтобы защищать его от темного вторжения. Крейг вспомнил первые битвы полувековой давности. Это были всего лишь пробные стычки, но со временем враг набирал силу. В Доминарии не было другого народа, который устоял бы перед такими ударами. Даже дома келдоны не выпускали из рук оружия. Их родные земли были постоянным военным лагерем. И они знали горы как собственный дом. Здесь сами камни помогали им.

И все же они проигрывали.

Нет, полное поражение пока не грозило Келду, хотя Крейг и чувствовал, что враг мог бы его добиться. Если бы пожелал. Война была стихией Короля-колдуна, и он безошибочно распознавал цели противника. Враг изучал силу и слабости его войска, словно десятки лет и десятки тысяч погибших ничего не значили для него. И уничтожал лучших вождей – тех, на кого возлагал надежды Крейг, кого Гатха называл лучшими образчиками Породы. Он словно стремился оставить их двоих в одиночестве, уничтожая плоды полуторавековых трудов. Короли-колдуны низвергались один за другим, и теперь только Крейг охранял единство своего народа. Крейг Бессмертный. Крейг, пришедший в Некрополь, навестить собственную гробницу.

Надгробие сияло тысячами граней блестящего, как зеркало, обсидиана. Изнутри и снаружи на стенах склепа горело золото трофейного оружия. Тяжелая решетка железных ворот преграждала вход, но позволяла увидеть в дальнем углу подставку для доспехов и саркофаг со сдвинутой крышкой. Он ждал хозяина уже сто лет. Во всем Некрополе не было подобной гробницы, как не было в Келде равных ему вождей. Он сам приказал возвести склеп на краю обрыва. Крейг знал, что брошенное отсюда копье пролетит до земли полмили – или больше, если его подхватит ветер. Прежде он никогда не думал занять место в саркофаге. В глубине души вождь знал – во всей Доминарии нет руки, которая нанесла бы ему смертельный удар. Он не ошибся – фирексийцы не принадлежали Доминарии.

Вцепившись пальцами в ледяные прутья ворот, Крейг стиснул зубы. Сто пятьдесят лет опыта подсказывали: враг придет за ним скоро – за ним и за Гатхой. Воин, он рвался в битву. Он встанет во главе величайшей армии, какую только знал Келд. Рассказы об этом сражении будут передаваться из уст в уста до дня Последнего Призыва.

На плечах Крейга вздулись бугры мышц. Живая плоть боролась с железом и камнем. Стальные струны запора прогнулись и заскрипели. Крейг яростно вскрикнул, вложив в этот крик весь гнев и отчаяние, копившиеся в душе. Петли ворот лопнули, створки остались у него в руках. Вождь поднял их над головой и с диким воплем швырнул вниз с обрыва в промерзший ледяной воздух. Он услышал свист падения, но не услышал удара. Земля была слишком далеко. Вот и хорошо. Провалились – туда и дорога.

Если ему суждено лежать здесь – он не ляжет в клетку, построенную руками человека, даже келдона.

Все оборудование лаборатории было укутано грубыми холстинами. Ткань, служившая прежде попонами Колосов, пропахла потом. Гатха не примирился с этой вонью, даже прожив три сотни лет в Келде, где пронзительный горный воздух был вечно пропитан запахом шкур. Ему приходило в голову, что келдоны должны так же ненавидеть свою скотину.

Гатха передернул плечами и тряхнул головой. О запахах, приятных или отвратительных, пора забыть. Крейг приходил несколько дней назад. Напрямую разговор ни разу не коснулся того главного, что было на уме у Короля-колдуна. Для того чтобы понять его, не требовалось слов. Миг, которого Гатха со страхом ждал пятьдесят лет, настал. На этот раз фирексийцев не остановить.

Гатха застыл, напрягая слух. Грохот битвы, разразившейся на плато под зданиями лаборатории, едва доносился сюда. В очаге не трещал огонь. Не слышно было осторожных шагов рабов. Тихое дыхание мага и стражей, застывших у дверей, подобно каменным изваяниям, не заглушало звон металла. Казалось, шум приближался. Гатха различил рык раненых Колосов, но он сразу утонул в реве боевых механических драконов.

Грохот битвы. Смерть стучится в дверь – припомнилась Гатхе старая аргивская поговорка. Он слышал ее очень давно – еще до Толарии. Странно, в глубине души он всегда был уверен, что смерть придет, вежливо испросив разрешения, а не ввалится, вышибая двери, в реве пламени и звоне железа.

Ну что ж, Гатха не собирался сдаваться без боя. Когда те, кому он оказывал незаслуженную честь, называя коллегами, вынудили его бежать с Толарии, он нашел здесь сильных союзников да и сам стал сильней. Крейг никогда не подводил его, народ Келда всегда был ему надежной опорой, и Гатха знал – если есть надежда на победу, одержат ее двое: воин и его учитель. Король и колдун. В памяти Гатхи хранились истории многих сражений с темными силами, записанные в летописях Толарии. Он знал слабости врага. Быть может, ему еще удастся изменить ход битвы. А если нет – в лабораториях все должно быть готово.

Маг расхаживал от установки к установке, плотнее подтягивая чехлы из вонючих попон и заряжая их магической силой, извлеченной из горных земель Келда. Грубая мана камней хранит в себе разрушительную мощь. Кожа мага окрасилась румянцем от жара призванных им сил. Он больше не замечал холода, царящего в остывшей комнате, заряжая смертоносной энергией каждый стол, каждый прибор. Сила билась в висках, торопясь вырваться наружу, но он сдержал ее, загнав в глубину сознания. Пока он жив, ничто не повредит его лабораториям, но с его смертью исчезнут и они. Гатха не мог позволить, чтобы плоды его трудов достались врагу. Лучше бы они попали в руки Урзы – тот много лет поддерживал его усилия. На мгновение Гатха задумался: чего достигнет мироходец, обогатившись знаниями, полученными мятежным магом за три столетия работы? Многого, можно не сомневаться.

Завершив последние приготовления, Гатха склонился над огромным, окованным железом сундуком. На темных костяных вставках выгравированы картины старинных преданий. Обретение знаний – собственными ли усилиями человека, или посредством дара богов. Для келдонов за эти три столетия Гатха стал почти богом. В этом сундуке уместились все знания, накопленные им за столетия работы, все до последней крошки: результаты опытов, размышления, вопросы, которые он не успел разрешить. Не хватило времени. Вечно ему не хватало времени. Время было самым страшным его врагом. Будь у него больше времени, что бы он успел совершить! Гатха улыбнулся. Что ж, он и так немало успел.

Вернувшись мыслями к годам, проведенным на Толарии, Гатха нащупал духовную связь. Ощущение накатило дуновением прохладного соленого бриза. Он прочно связал эту нить с хранилищем своих знаний и одним усилием мысли опустил тяжелый сундук глубоко в подземную расселину, туда где он будет дожидаться Урзу – единственного существа, способного, как верил Гатха, разгадать секрет замка и снять его, не разбудив заклинания, мгновенно обращающего в пепел все бумаги.

Лаборатория мертва, сундук надежно укрыт. Гатха взял в руки стоявший у двери посох. Темная трость, два заточенных полумесяцами клинка в навершии выкрашены красным. Посох не длиннее того, на который опирался маг-изгнанник, спотыкаясь на крутой тропе, ведущей в Келд. Наполненный силой этой земли, сегодня он поможет Гатхе защитить свой дом.

Шагая через порог, одним взглядом он отпустил стражу. Потом вплел еще одну магическую нить в жгут связей, удерживаемых его разумом. Эта нить, выпущенная на свободу умирающим мозгом, отыщет Урзу и нашепчет ему послание мага. Рано или поздно Мироходец отыщет это место. О том, что будет дальше, Гатха не думал.

Просто не имел такой привычки.

Крейг занял место на левом фланге своего войска, где разгорелся самый горячий бой. Здесь не было места для маневра и отступления – за спинами сошедшихся в сече воинов зияла пропасть. Уже немало келдонов сорвались с обрыва, забрызгав своей кровью каменные утесы. Крейг направлял атаку в сторону механического дракона, тесня машину к обрыву. Его длинный меч рассекал проволочные тяги, между тем как молнии, срывавшиеся с пальцев Гатхи, били в оскаленную морду.

Горный воздух, согретый зажженным фирексийцами пламенем, пропитался запахом крови, масла и горелого мяса. Крейг почувствовал боль в заживающей правой ноге. Поножи на ней прогорели, облитые вязкой горючей смесью, извергнутой черным монстром. Теперь мерзкая тварь осталась лежать на камнях за его спиной. Нелепые существа, поросшие стальными трубками и железной шкурой, падали под его ударами десятками. Они только раздражали Крейга, как раздражают кусачие мухи. Сейчас в его жилах билась сила тысячи воинов, и удар его меча без труда рассекал и броневые пластины, и стальные подпорки, и самую плоть черных солдат.

Какую мощь обрел бы он, если бы ему дали время собрать под свои знамена весь Келд? Но сегодня его народу приходилось отбивать нападение с разных сторон, и Король-колдун помнил о своем долге. Он был не просто Крейг – бессмертный или смертный, – он был Келд! И даже в горячке битвы вождь помнил о главном. Народ должен жить. Фирексийцам нужен только он. Они испытывают силу величайшего воина Доминарии. Он и Гатха – вот желанная для них добыча. И если Крейг не поставит всех своих воинов между собой и врагом, кое-кто – многие! – останутся в живых.