Она может иметь только одну цель: придя сюда, воспользоваться вашей слабостью к ней. Никто не может сказать, до какого ошибочного шага может она довести вас, если вы представите ей возможность. Вы сами сознаётесь, что любили её. Ваше увлечение ею было предметом всеобщего внимания. Если вы не доставили ей возможности сделаться миссис Армадэль, но зато вы сделали всё, что могло дать ей эту возможность! Теперь, зная все это, вы намереваетесь видеться с нею и позволить ей воздействовать на вас с её дьявольской красотой и с её дьявольским умом! Вы — один из лучших женихов в Англии! Вы — добыча всех жадных незамужних женщин в здешних окрестностях: я никогда не слышал; ничего подобного, никогда не слышал во всей моей юридической опытности! Если вы решительно желаете поставить себя в опасное положение, мистер Армадэль, — заключил Педгифт-старший, все держа между табакеркой и своим носом щепотку табака, — сюда, в город, на будущей неделе приедет зверинец: пустите же к себе тигрицу, сэр, но не пускайте мисс Гуильт.

В третий раз Аллэн посмотрел на своего стряпчего, и в третий раз стряпчий твёрдо выдержал его взгляд.

— Вы, кажется, имеете очень дурное мнение о мисс Гуильт, — сказал Аллэн.

— Самое худшее мнение, мистер Армадэль, — холодно ответил Педгифт-старший. — Мы вернёмся к этому, когда отошлём посланца этой дамы. Хотите принять мой совет? Откажитесь видеться с нею!

— Я охотно отказался бы: свидание было бы ужасно тягостно для нас обоих, — сказал Аллэн. — Я охотно отказался бы, если бы знал как.

— Господи помилуй! Мистер Армадэль, это довольно легко. Не компрометируйте себя письмом. Велите сказать посланному, что ответа не будет.

Этот простейший способ Аллэн категорически отказался принять.

— Я не могу и не хочу обращаться с нею так грубо, — сказал он.

Ещё раз упорство Педгифта-старшего дошло до границы, и ещё раз этот мудрый человек терпеливо согласился на сделку. Получив обещание своего клиента не видеться с мисс Гуильт, он согласился, чтобы Аллэн скомпрометировал себя письмом — под диктовку юриста. Это письмо было написано по образцу собственного слога Аллэна; оно начиналось и кончалось одною фразой:

«Мистер Армадэль свидетельствует своё почтение мисс Гуильт и сожалеет, что он не может иметь удовольствия видеть её в Торп-Эмброзе».

Аллэн очень уговаривал написать ещё одну фразу, объясняющую, что он отказался от просьбы мисс Гуильт только из убеждения, что свидание бесполезно, расстроит их обоих. Но его стряпчий твёрдо отверг предложенную прибавку к письму.

— Когда вы говорите «нет» женщине, сэр, — заметил Педгифт-старший, — всегда говорите это одним словом. Если вы объясняете ей причины, она непременно подумает, что вы намерены сказать «да».

Вынув маленький бриллиант мудрости из богатого рудника своей юридической опытности, Педгифт-старший передал ответ посланному мисс Гуильт и велел слуге посмотреть, чтобы этот человек, кто бы он ни был, точно вышел из дома.

— Теперь, сэр, — продолжал стряпчий, — мы вернёмся, если вам угодно, к моему мнению о мисс Гуильт. Я боюсь, что оно совсем не совпадает с вашим. Вы считаете её предметом сострадания — это совершенно естественно в ваши лета, а я думаю, что её следовало бы заключить в тюрьму — это совершенно естественно в мои лета. Вы сейчас услышите, на каких основаниях я составил моё мнение. Позвольте мне доказать вам, что я говорю серьёзно, подвергнув это мнение практическому анализу. Как вы думаете, будет ли мисс Гуильт настаивать на свидании с вами, мистер Армадэль, после ответа, который вы сейчас послали ей?

— Это совершенно невозможно! — горячо заговорил Аллэн. — Мисс Гуильт леди, и после письма, которое я послал ей, она никогда не пожелает видеться со мной.

— В этом мы не согласны, сэр! — вскричал Педгифт-старший. — Я говорю, что она не обратит никакого внимания на ваше письмо — вот по какой причине я не соглашался, чтобы вы писали его. Я говорю, что она, по всей вероятности, ждёт возвращения своего посланного в вашем парке или около него; я говорю, что она постарается пробраться сюда, прежде чем двадцать четыре часа пронесутся над нашей головой. Вот, сэр, — заявил Педгифт, смотря на свои часы, — теперь только семь часов. Она так смела и так умна, что поймает слугу. Позвольте мне просить вас немедленно отдать ему приказание говорить, что вас дома нет. Вам не следует колебаться, мистер Армадэль. Если вы правы насчёт мисс Гуильт — это будет простая формальность. Если я прав — это будет благоразумная предосторожность. Придерживайтесь вашего мнения, сэр, — добавил Педгифт, звоня в колокольчик. — Я придерживаюсь своего.

Аллэн был настолько раздражён, что готов был отдать приказание, но, когда вошёл слуга, воспоминания о прошлом овладели им и слова замерли в горле.

— Отдайте приказание вы, — сказал он Педгифту и быстро отошёл к окну.

«Ты славный человек! — подумал старший стряпчий, смотря ему вслед и тотчас угадав причины его поступка. — Когти этой чертовки не оцарапают тебя, если только я буду в состоянии избавить тебя от этого».

Слуга терпеливо ждал приказаний.

— Если мисс Гуильт придёт сюда или сегодня вечером, или в какое бы то ни было время, — сказал Педгифт, — мистера Армадэля дома нет. Подождите! Если она спросит, когда мистер Армадэль вернётся, вы не знаете. Подождите! Если она захочет войти и подождать, вы получили приказание никого не впускать и не позволять ожидать, кроме тех, кто заранее условился с мистером Армадэлем. Вот я остановил её теперь, по крайней мере! — воскликнул старый Педгифт, весело потирая руки, когда слуга вышел из комнаты. — Все приказания отданы, мистер Армадэль. Мы можем продолжать наш разговор.

Аллэн отошёл от окна.

— Этот разговор не весьма приятен, — сказал он. — Пожалуйста, не обижайтесь, но я желал бы поскорее его закончить.

— Мы окончим его так скоро, как только возможно, сэр, — ответил Педгифт-старший, все настаивая на своём, как только юристы и женщины могут настаивать, силой пробиваясь понемножку все ближе и ближе к своей цели. — Вернёмся к тому практическому совету, который я предлагал вам, когда слуга вошёл с запиской мисс Гуильт. Я повторяю, что вам остался только один способ, мистер Армадэль, выйти из вашего неловкого положения. Вы должны продолжать собирать сведения об этой женщине до конца на тот случай (который я считаю вероятным), что результаты розысков оправдают вас в глазах здешних жителей.

— Я желал бы, видит Бог, чтобы совсем не вести никаких розысков! — сказал Аллэн. — И ничто не заставит меня, мистер Педгифт, продолжать их.

— Почему? — спросил стряпчий.

— Можете ли вы спрашивать, — горячо возразил Аллэн, — после того, что сын ваш сказал вам о том, что мы узнали в Лондоне? Даже если бы я имел менее причин… сожалеть о мисс Гуильт, даже если б это была какая-нибудь другая женщина, неужели вы думаете, что я стал бы собирать секреты бедного обманутого создания, а тем более разглашать их повсюду? Я считал бы себя таким же негодяем, как тот человек, который бросил её, беспомощную, на свете, если бы я сделал что-нибудь подобное. Я удивляюсь, как вы можете задавать мне этот вопрос, честное слово, я удивляюсь, как вы можете задавать мне этот вопрос!

— Дайте мне вашу руку, мистер Армадэль! — горячо сказал Педгифт-старший. — Я уважаю вас за то, что вы так рассердились на меня. Пусть в городе говорят что хотят. Вы — джентльмен, сэр, в самом лучшем значении этого слова. Выслушайте, что я вам скажу в свою защиту, — продолжал стряпчий, отпустив руку Аллэна и тотчас переходя от выражения своих чувств к делу. — Предположите, что настоящее положение мисс Гуильт совсем не таково, каким вы его великодушно считаете.

— Мы не имеем причины этого предполагать, — решительно ответил Аллэн.

— Таково ваше мнение, сэр? — настаивал Педгифт. — А моё, основанное на том, что известно о поступках мисс Гуильт здесь, и о том, что я увидел сам в мисс Гуильт, состоит в том, что она так же далека, как и я, от той сентиментальной жертвы, какой вы желаете представить её. Позвольте, мистер Армадэль, вспомните, что я уже подтвердил своё мнение на практике, и подождите отвергать моё мнение сгоряча, пока события покажут вашу правоту. Позвольте мне расставить все пункты, сэр, имейте снисхождение ко мне как к стряпчему, позвольте мне расставить мои пункты. Вы и сын мой люди молодые, и я не отрицаю, что обстоятельства не всегда можно принимать в таком виде, в каком они появляются на поверхности, и я обладаю большим преимуществом в данном случае — годами юридической практики общения с самыми негодными женщинами, которые когда-либо существовали на этом свете.

Аллэн раскрыл было рот, чтобы возражать, но остановился, не имея надежды произвести на стряпчего хоть малейшее впечатление. Педгифт-старший поклонился, вежливо благодаря своего клиента за молчание, и немедленно воспользовался этой паузой, чтобы продолжать.

— Все поступки мисс Гуильт показывают мне, что она закоренелая мастерица лгать. Как ей только стала угрожать огласка, огласка чего-нибудь неприятного, в этом нет никакого сомнения, после того что вы узнали в Лондоне, — она извлекла для себя большую пользу из вашего благородного молчания и оставила должность у майора в роли невинной жертвы. Оставив этот дом, что сделала она далее? Она смело осталась в городе, надеясь решить три следующие цели: во-первых, она показала всем, что не боится выдержать новых нападок на её репутацию; во-вторых, она здесь рядом, чтобы вертеть вами по-своему и сделаться миссис Армадэль, несмотря ни на что, если вы (или я) представим ей этот случай; в-третьих, если у вас (или у меня) хватит благоразумия, чтобы не доверять ей, у неё также хватит благоразумия, чтобы не представить нам возможность следовать за ней в Лондон и выявить её сообщников. Разве так станет поступать несчастная женщина, которая лишилась своей репутации в минуту слабости и против своей воли была вынуждена прибегнуть к обману, чтобы восстановить эту репутацию?

— Ваши доказательства искусны, — отвечал Аллэн с заметной неохотой. — Я не могу их опровергнуть, ваши доказательства выстроены очень искусно.

— Ваш собственный здравый смысл, мистер Армадэль, говорит вам, что я доказываю справедливо, — сказал Педгифт-старший. — Я не беру ещё на себя смелость предположить, какие отношения может иметь эта женщина к тем людям в Пимлико, я только уверен, что это не те отношения, какие предполагаете вы. После изложения этих фактов мне остаётся только добавить мои личные впечатления о мисс Гуильт. Я не стану оскорблять вас, если это будет зависеть от меня, я попытаюсь снова выстроить искусные доказательства. Она пришла ко мне в контору (как я сообщал вам в своём письме), без сомнения, для того, чтобы подружиться с вашим стряпчим, если сможет: она пришла сказать мне с самым великодушным выражением на лице, что она не осуждает вас…

— Верите ли вы кому-нибудь, мистер Педгифт? — перебил его Аллэн.

— Иногда, мистер Армадэль, — отвечал Педгифт-старший, нисколько не смутившись. — Я верю так часто, как только может верить юрист. Будем продолжать, сэр. Когда я занимался уголовными делами, мне нередко приходилось выслушивать показания подсудимых женщин в защиту их самих. Какая разница ни была бы между ними, я приметил у тех, которые были особенно злы и неоспоримо виновны, один пункт, в котором они все походили друг на друга. Высокие и низенькие, старые и молодые, красивые и безобразные — все имеют скрытную самоуверенность, которую ничто не может поколебать. В жизни они нисколько не походили друг на друга. Некоторые приходили в негодование, некоторые заливались слезами, некоторые были исполнены набожного упования, а некоторые решались совершить самоубийство в эту же ночь. Но только затроньте слабое место в истории, рассказываемой ими, и конец бешенству, слезам, набожности, отчаянию, и предстанет перед вами настоящая женщина, мобилизовавшая все свои ресурсы с прекрасной маленькой ложью, как раз подходящей к обстоятельствам. Мисс Гуильт была в слезах, сэр, в слезах, которые шли к ней, от которых не краснел её нос, а я вдруг затронул самое слабое место в её истории — упал её патетический носовой платок с прекрасных голубых глаз, и явилась настоящая женщина с премилой маленькой ложью, как раз подходящей к обстоятельствам! Я тут же почувствовал себя двадцатью годами моложе, мистер Армадэль. Уверяю вас, мне представилось, будто я опять в Ньюгэте с записной книжкой в руках и выслушиваю показания в защиту подсудимой.

— Вам остаётся теперь сказать, мистер Педгифт, — сердито закричал Аллэн, — что мисс Гуильт была в тюрьме!

Педгифт-старший спокойно постучал пальцами по своей табакерке и тотчас же ответил:

— Она, может быть, заслужила наказание попасть в тюрьму, мистер Армадэль, но в тот век, в который мы живём, это именно самая превосходная причина для того, чтобы она никогда не была даже близ места такого рода. Тюрьма в сегодняшнем либеральном обществе для такой очаровательной женщины, как мисс Гуильт! Любезный сэр, если бы она покусилась убить вас или меня и если бы какие-нибудь бесчеловечные судьи или присяжные решили заключить её в тюрьму, первой задачей современного общества было бы не допустить; а если это невозможно было сделать, то первой задачей было бы выпустить её из тюрьмы так скоро, как только возможно. Читайте газеты, мистер Армадэль, и вы увидите, что мы живём в самое удобное время для чёрных овец стада, если только они довольно черны. Я настойчиво уверяю, сэр, что нам досталась самая чёрная овца из всего стада; я настойчиво уверяю, что вам досталось редкое счастье в этих несчастных розысках выйти на женщину, которой выпала судьба стать предметом такого общественного покровительства. Не соглашайтесь со мною — как хотите, но не составляйте окончательного мнения о мисс Гуильт, пока развитие событий не покажет, какое из этих двух наших совершенно противоположных мнений окажется справедливым; лучшего испытания не может быть. Я согласен с вами, что ни одна благородная женщина не может попытаться пробраться сюда после получения вашего письма, но я не считаю, что мисс Гуильт достойна так называться, и уверен, что она будет стараться пробраться сюда.

— А я говорю, что не будет! — твёрдо возразил Аллэн.

Педгифт-старший откинулся на спинку кресла и улыбнулся. Наступило минутное молчание, и в этот момент раздался звонок. Стряпчий и его клиент, оба с ожиданием, посмотрели по направлению к передней.

— Нет! — вскричал Аллэн сердитее прежнего.

— Да! — сказал Педгифт-старший, возражая ему с чрезвычайной вежливостью.

Они ждали, что будет дальше. Слышно было, как открылась парадная дверь, но комната была слишком далеко от неё для того, чтобы можно было услышать звук голосов. После продолжительной паузы послышался наконец стук запираемой двери. Аллэн быстро вскочил и позвонил в колокольчик. Педгифт-старший сидел очень спокойно и с наслаждением нюхал такую щепотку табаку, какую он ещё не доставал в этот вечер.

— Кто-нибудь приходил ко мне? — спросил Аллэн, когда вошёл слуга.

Слуга взглянул на Педгифта с уважением и ответил:

— Мисс Гуильт.

— Я не желаю торжествовать пред вами, сэр, — сказал Педгифт-старший, когда слуга ушёл. — Но что вы думаете о мисс Гуильт теперь?

Аллэн уныло покачал головой.

— Время для нас очень ценно, мистер Армадэль. После того что случилось, вы все ещё не соглашаетесь использовать тот способ, какой я советовал вам?

— Не могу, мистер Педгифт, — отвечал Аллэн. — Я не могу стать виновником того, что она будет обесславлена здесь: я скорее согласен обесславить себя, как это и есть сейчас.

— Позвольте мне предложить вам другое, сэр. Извините мою настойчивость. Вы были очень добры ко мне и к моему семейству, и я принимаю в вас личное участие как человек и как стряпчий. Если вы не можете решиться выставить эту женщину в её настоящем виде, примите обыкновенные предосторожности, чтобы не позволить ей принести вам вред. Хотите поручить мне наблюдать за нею тайно, пока она останется здесь?

Во второй раз Аллэн отрицательно покачал головой.

— Это ваше окончательное решение, сэр?

— Окончательное, мистер Педгифт, но я всё-таки признателен вам за совет.

Педгифт-старший встал с кроткой покорностью судьбе на лице и взял свою шляпу.

— Всего доброго, сэр, — сказал он и печально направился к двери.

Аллэн также встал, наивно полагая, что свидание окончено. Люди, хорошо знакомые с дипломатическими секретами его стряпчего, посоветовали бы ему остаться на месте. Настало время для «постскриптума Педгифта», и знаменитая табакерка стряпчего находилась в эту минуту в его правой руке, когда левой он отворял дверь.

— Всего доброго, — ответил Аллэн.

Педгифт отворил дверь, остановился, опять закрыл её, с таинственным видом вернулся, держа щепотку табаку между табакеркой и своим носом и повторяя свою неизменную фразу: «Кстати, мне пришёл в голову один план», и спокойно уселся опять на свой стул.

Аллэн с удивлением также сел на стул, с которого только что поднялся. Стряпчий и клиент снова посмотрели друг на друга, и неоконченный разговор начался опять.