21

Кровавый след привел в библиотеку, где ждал ее Морган. Она ощущала его, как один сиамский близнец ощущает настроение и здоровье другого. Это была мерзкая, нежеланная близость, и Соню потянуло на рвоту.

– Дитя мое. -Дверь библиотеки отворилась сама собой, и странный мерцающий свет окраски зрелого кровоподтека выплеснулся в холл. – Выйди вперед, дитя, чтобы я на тебя посмотрел.

Знакомый голос, хотя и без того акцента британского высшего света, что звучал в нем в тот первый раз, в 1969 году.

Она неуверенно шагнула в лилово-черный свет, как можно сильнее закрывшись от пения сирен личности Моргана.

Вампир стоял перед огромным камином, одетый в сшитый на заказ смокинг. Волосы его были собраны в хвост и перевязаны черным бархатным шнуром. Улыбка его сверкала, и он смотрел на Соню поверх летных очков.

В голове Сони прошипел голос Другой:

Не клюй на показуху, ты уже не шестнадцатилетняя дебютантка! Загляни глубже иллюзии, смотри на то, какой он на самом деле!

Изображение в глазах Сони мелькнуло – она сменила спектр, и фигура Моргана поплыла и скрутилась, как кусочек целлофана, поднесенного слишком близко к горячей лампе. Кожа потеряла загар солнцепоклонника и стала похожа на гриб, смазанный салом. Ногти стали кривыми и длинными, как у китайского мандарина, лицо распухло от газов клеточного разложения. Запах напомнил Соне дохлую мышь, которую она когда-то нашла в старом диване. Сама мысль, что это гнилое чудовище совало в нее свой омерзительный конец, взметнула волну тошноты – даже теперь, через двадцать лет.

Другая считала, что было бы неплохо вырвать Моргану глаза и сыграть его головой в кегли вместо шара. Соня соглашалась, но продолжала сражаться с кипящей внутри злостью. Она ненавидела осклабившегося монстра, который насиловал и пытал ее столько лет назад – она даже культивировала в себе эту ненависть, чтобы легче было выносить повседневную рутину, – но сейчас не время было давать волю этому чувству.

Соня знала границы своей ненависти, знала, что та может наделать, если спустить ее с цепи. И поклялась себе когда-то, что ни за что, никогда больше не потеряет над собой контроль. Не так, как в прошлом году. Ей никогда не забыть уничтоженные ею жизни и рассеянные в ночи души.

– Мне сказать: «Наконец-то мы встретились» или какое-нибудь другое подобное клише? – предложил Морган. К нему вернулось прежнее красивое и аристократическое лицо.

– Ты знаешь, кто я?

Соня старалась, чтобы голос не дрожал.

– Я знаю, что ты называешь себя Соня Блу. Или ты спрашиваешь, узнаю ли я тебя? – Губы Моргана скривились жестокой усмешкой. – Ты можешь себе представить, сколько глупых и беспомощных девчонок соблазнил я за последние шестьсот лет? И ты хочешь, чтобы я из этой толпы помнил одну?

–Меня... ее звали Дениз Торн. Лондон, 1969 год.

Вампир кивнул, будто это что-то ему говорило.

– Ах да! Наследница! Тебя действительно искали. Это было неосторожно. И еще неосторожнее было, что я избавился от тела, не проверив, действительно ли ты мертва. Знаешь, я думаю, виной тому дух шестидесятых. Такая была эра счастья, беззаботности и безответственности! Вот я и обнаружил, что это заразно. А ты?

– Прекрати пустую болтовню, покойник! Ты знаешь, зачем я здесь.

Морган вздохнул и стал рассматривать свои ногти.

– Знаю! Знаю! Ты здесь, чтобы меня убить. Как это неприятно! Скажи, дитя, что должно доказать мое устранение?

– Что я не такая, как ты.

– В самом деле? Если ты не такая, как я, как же ты выжила последние лет двадцать, малышка? Чем питалась?

– У меня... у меня были способы.

– Да, конечно, плазма в бутылках. Но этого вряд ли было тебе достаточно, не правда ли? У тебя не получится солгать мне, дитя. Я знаю, какбезвкуснабывает консервированная кровь. Ты убивала, зверушка моя?

– Я...

– Отвечай правду, дитя.

– Да.

Морган медленно и хитро улыбнулся. Соня подавила желание вцепиться ногтями ему в лицо.

– И сколько же ты убила? Десятки? Дюжины? Сотни? Или тысячи?

–Это не важно.

– Ха! – Морган рассмеялся. – И ты еще говоришь, что не такая, как я!

– Я не твоей породы!

– Вот это правда. Ты на нас не похожа. И во многих смыслах ты не похожа и на твоих дорогих покойных брата и сестру. Ах, если бы Фелл и Аниз оказались хоть вполовину так хороши, как ты. Наверное, это мне наказание за выбор дефектных шаблонов. И все же стыд и позор уничтожать вещи такие... уникальные. Ты мне напоминаешь одно видение, которое явилось мне лет пятьдесят назад...

– ...в камере пыток гестапо в оккупированном Амстердаме.

Самодовольная уверенность Моргана исчезла.

– Откуда ты знаешь?

Соня насмешливо улыбнулась, довольная его смущением.

– Есть такие места, где размываются прошлое и будущее – для тех, кто может видеть. Это окно работает в обе стороны, Морган. Я тебя видела там в форме полковника СС. А ты видел свою смерть, отделенную от тебя временем и пространством.

Он оказался внутри ее головы, быстро, как бросившаяся кобра. Соня напряглась, когда воля Моргана ударилась об ее волю, будто волна о высокий утес. Давление внутри черепа нарастало. Соня смутно чувствовала, как что-то теплое и липкое течет из ноздрей. Пораженный ее демонстрацией силы, Морган отступил, издав тихий удивленный смешок. Он наклонил голову набок, изучая Соню из-под летных очков.

– Зачем нам биться, дитя мое? Разве так встречаются отец с дочерью?

Соня вытерла кровь с носа и рта.

– Ты мне не отец! – сплюнула она.

– Я тебя создал, дитя! Ты вылеплена по образу моему. И мы связаны, ты меня не отринешь! Мы очень похожи, ты и я. Со мной у тебя больше общего, чем с Аниз и Феллом вместе взятыми. Они были слабыми, дефектными. Негодные сосуды. Не могли они отказаться от иллюзии человечности.

Он поднял левую руку, провел ногтем правой по ладони. Черная мерзкая жидкость выступила из разреза.

– Чти отца своего, Соня! Загляни в себя – и ты найдешь меня – в крови своей!

Тут она это ощутила. Безжалостное давление его воли, тяжелое, как свинцовое ярмо. Будто ее вдруг перенесли на дно океана. Неодолимым был соблазн сдаться. Капитулировать, дать ему заполнить ту пустоту, что у нее внутри. Соня рухнула на колени, охватив руками живот. Черно-лиловое солнце под веками взорвалось сверхновой.

Дыши! Дыши, мать твою! -завопила Другая.

Морган придвинулся ближе, улыбаясь ей, как наказующий отец.

– Ты красива. Я люблю красивое. – Его мужественное прекрасное лицо задрожало, поплыло, превратилось в изъеденные червями останки. – И еще ты очень, очень опасна. В тебе я вижу те качества, что были в молодости у меня, – злая, неуловимая, хитроумная, дерзкая. И это сходство... возбуждает.

Трупной рукой он показал на собственные выпирающие штаны.

– Люди вечно бормочут о любви. Я ничего об этом не знаю. Что я знаю – я знаю голод, потребность, хотение.Ты возбудила во мне голод, красавица. Голод мотылька по пламени, голод мангуста по кобре. Сотни лет я провел, пользуясь слабостями других, чтобы в конце концов обнаружить слабость в себе. Я не могу этого допустить. Это угрожает моему существованию. И все равно я не могу не восхищаться...

Подняв пахнущую могильной плесенью руку, вампир коснулся ее щеки. Кожа его была мертвой и холодной. Соня закрыла глаза и увидела девушку, голую и окровавленную, пытающуюся вырваться из лап красноглазого монстра, который распинал ее на заднем сиденье автомобиля. Она услышала крики той девушки, когда Морган извергнул горячее семя в ее избитое чрево. Услышала, как смеется Морган, когда затрепетал и стал угасать ее пульс под его холодными руками.

Свистящий голос Другой отдался в ушах:

Двадцать лет! Ты охотилась за этим подонком двадцать лет, ты жила, чтобы у бить его! Чтобы отплатить за то, что он с тобой сделал! И что ты делаешь теперь? Корчишься, как выпоротая собака, подставляющая горло! Ты прошла весь этот путь лишь для того, чтобы умереть от его рук? Выпусти меня! Выпусти меня, женщина, пока он нас обеих не убил!

–Ты дрожишь... – Голос Моргана превратился в хриплый шепот, прямо ей в ухо. Дыхание его обдало Соню облаком плесени.

– Не трогай меня!

Нож полоснул воздух и Моргана одним мощным дугообразным движением.

Вампир с визгом отпрянул, зажимая левую сторону лица. Густая желтоватая жидкость выступила между пальцами.

– Серебро! Серебро! – Голос его треснул, поднялся почти до визга. – Больно!

Он готов был захныкать, как капризный сосунок. Очень приятно было видеть боль врага. Очень.

– Я тебе не комнатная собачка, Морган! Я родилась в канаве и выросла на улицах! И я люблюсырое мясо!

Уцелевший глаз Моргана истерически засверкал. Сколько? Сколько времени он уже не знал боли? Не временного неудобства сломанной конечности или порванной ткани – настоящейболи? Такой, которая лишь бессмертной плоти доступна. Осознание, что у него теперь будет серьезный – и постоянный – шрам, пугало и возбуждало одновременно.

– А я-то хотел оставить тебе жизнь, подменыш! – прошипел он. – Изувечив и лоботомировав – это правда. Но оставить в живых. А теперь нет, сука! – Он зарычал низким, нечеловеческим голосом. – Теперь нет!

Морган широко раскинул руки, оставшийся глаз закатился под лоб. Соня никогда раньше не билась с Ноблем, но узнала ритуальную позу псионической битвы. Она последовала его примеру, упав в себя как раз вовремя, чтобы встретить Моргана на поле боя, известном лишь как Место, Которого Нет.

~~

Там была тьма и свет – и не было ни того, ни другого. Там верх и низ был повсюду. Образ Моргана висел в воздухе, с неповрежденным лицом, одетый в развевающиеся шелка и парчу средневекового флорентийского князя. Глаза его горели как полированные гранаты, пламя срывалось с губ. Руки его обернулись ладонями внутрь, и в каждой был шар черной энергии, дымившейся, как злобный огонь св. Эльма.

– Это все, на что ты способна, вундеркинд? – презрительно фыркнул он, показывая на образ своей противницы.

Соня оглядела себя. Разве что кожаный жакет стал новым, с иголочки, а других различий между образом и физической сущностью не было заметно.

– А какая разница? Ведь каждый видит себя таким, какой он есть.

Будто в ответ из груди Моргана выскочил трехглавый тигр со скорпионьим хвостом. От клацающих зубов сыпались тучи искр, сопровождаемых громоподобным рычанием. Тигр прыгнул и опрокинул Соню на спину.

Клыки химеры сомкнулись на лице жертвы, и тут Другая начала смеяться.

~~

На глазах у Хауэлла и Палмера замок на двери зарделся и в мгновение ока достиг белого каления. Запах жареной свинины стал так силен, что у Палмера заурчало в животе.

– Другой выход есть? – резко спросил он у Хауэлла.

Ученый кивнул, не в силах оторвать глаз от двери.

– Есть люк, который ведет в ядро. – Он показал на секционный стол, придвинутый к стене.

– Так чего ждем? – Палмер схватил Хауэлла за руку. – Если это то, что я думаю, то он не с цветами пришел!

Хауэлл освободил руку и покачал головой.

– Нет! Я вам уже сказал: я покойник. И лучше иметь дело со слугой Моргана, чем попасть к нему в лапы.

Палмер не успел возразить, как дверь распахнулась. Ручка и замок превратились в растаявшую карамель. Пиротик вошел в комнату, шипя в собственном жиру. Хотя у него был тот же рачий цвет кожи и вареные белки глаз, как у того, в Сан-Франциско, Палмер подумал, что тело вряд ли то же самое. Тот, кто охранял резиденцию Моргана на Пасифик-Хейтс, теперь уже должен был расплавиться лужей.

– Ага, так ренфилды тебя вместо себя выслали? – Хауэлл схватил большой зловеще искривленный нож из лотка рядом с секционным столом. – Это ему не поможет! Я не вернусь, тебе придется меня убить!

Пиротик вроде бы не слышал и уж тем более не понимал. Он приближался, пуская из ушей и ноздрей вымпелы дыма.

Палмер не стал тратить слов. Если ученый хочет искупить свои грехи в битве один на один с пиротиком, это его дело.

Он нырнул под секционный стол и глянул в люк. Шаткая лестница уходила вниз, в темноту. Вряд ли лестница в небо, но сойдет.

– Нет! Отойди, идиот! Это не телевизор! Нет, я сказал!

Раздался звон стекла, что-то неразборчивое заорал Хауэлл.

Зародыш подменыша лежал на полу, окруженный осколками стекла. Кожа у него была яркая и волдырчато-розовая, как у вареной креветки. Трепыхаясь беспомощно на полу, как выброшенный на берег акуленок, подменыш издавал жалобное мяуканье.

Палмер поднял глаза и увидел, как доктор Хауэлл, выкрикивая во весь голос проклятия, всадил нож в живот пиротика, развалив его от паха до горла так же легко, как если бы взрезал рождественскую индейку. Пиротик открыл рот, чтобы закричать, но раздалось лишь шипение пара. Из раны хлынул напалм, залив Хауэлла.

Незадачливый исследователь завопил, охваченный пламенем, топча умирающего подменыша. Вопли стали сильнее, когда Хауэлл замахал пылающими руками над головой – как мальчик, на которого напали разъяренные шершни.

Извилистое змееподобное создание из дыма и огня, похожее на бородатых драконов на воротах Чайнатауна, вырвалось из разваленного брюха пиротика и завертелось в воздухе в поисках нового хозяина.

Палмер захлопнул дверцу люка и быстро слетел вниз по лестнице. Какие бы ни таила опасности «Западня Призраков», все лучше, чем превратиться в ходячий ромовый пудинг.

~~

Соня спокойно посмотрела на химеру, сидящую у нее на груди, химеру с отравленным жалом и тремя парами челюстей. Чудище задергалось, заревело в недоумении и стало тонуть в груди своей бывшей жертвы. Соня встала. Огромный скорпионий хвост химеры все еще бешено извивался около ее талии. Глаза Сони затрепетали, будто она была заворожена приливом невероятного наслаждения.

С безупречного лица Моргана закапала кровь, из его корпуса показалось что-то вроде обезьяны с длинными паучьими руками. У этой обезьяны были мех цвета древесного гриба, сложные глаза и красная пасть, как у миноги. С пронзительным визгом фантом набросился на врага своего хозяина, вонзая в лицо когтистую клешню.

И тут же визг стал выше, переходя в ультразвук, – сначала кисть, потом по локоть рука обезьяны всосалась. Оставив правую руку на произвол судьбы, обезьяна отпрыгнула, вереща, как летучая мышь. Обхватив обрубок правого плеча, тварь прыгнула обратно к Моргану и скорчилась у его ног. Вампир, нахмурившись, быстро вобрал ее в себя.

– Ты меня удивляешь, подменыш! Я знал, что ты сильна, но мне даже не снилось, что у тебя столь твердая воля. Давно я уже не встречал такого противника. Это почти заставляет меня усомниться в своем превосходстве. Почти.

Из груди Моргана вырвалось щупальце, арканом закрутилось над его головой. Еще два высунулись из боков, быстро обернулись вокруг талии, рук и ног Сони. Она зашипела, когда кольца стали сжиматься, и это шипение перешло в вопль, когда тысячи игольчатых крошечных пастей вцепились в ее плоть.

~~

И она снова оказалась в физическом мире, свернувшись в позе эмбриона на полу библиотеки. Оказалась ли? Она все еще осознавала себя там, в Месте, Которого Нет, но в то же время ощущала щекой прикосновение ковра. Над ней склонилась оболочка Моргана, присела, как горгулья на карнизе собора. Уцелевший глаз так далеко закатился под лоб, что казался мраморным шариком.