Глава 13

В стране благоуханных экзотических цветов на втором этаже старого здания Капиолани-Билдинг на углу Кинг— и Алакеа-стрит пахло жидкостью от тараканов и застоявшимся табачным дымом. Довольно знакомый букет. В конце концов, я был полицейским из Чикаго, а это, в конце концов, было временное помещение полицейского управления Гонолулу. Главное здание на Бетел и Мерчант подтягивало морщины, объяснил Чанг Апана.

Сюда перевезли кое-что из мебели и оборудования и превратили это место в управление — в большой просторной комнате, в которую вы попадали, красовалась высокая стойка дежурного сержанта, чтобы он спокойно мог тасовать отчеты, у одной из стен стояли столы, за ними сидели одетые в синюю форму копы и беседовали с гражданами, еще тут были несколько шкафов с досье и россыпь стульев с прямыми спинками. Лениво вращались под потолком вентиляторы, отбрасывая тени и шелестя бумагами.

Дежурный сержант сказал мне, что общая комната детективного бюро находится на втором этаже. Поднявшись по лестнице, я нашел Чанга Апану в другой большой просторной комнате. Свет утреннего солнца просачивался сюда через высокие окна, сообщая золотистый оттенок зеленым оштукатуренным стенам и деревянным полам. Вентиляторы под потолком двигались, как разбивающая яйца апатичная кухарка. В одном конце помещении стояли стулья и доска для переклички, по правой стене вытянулись застекленные кабинеты. Посередине комнаты стоял стол, за которым копы могли собраться на совещание или просто почесать языками.

За столом с неожиданным украшением на крышке — дракон, составленный из черных и белых шашек и карточек маджонга — сидели Чанг Апана, по-прежнему облаченный в белый полотняный костюм и черный галстук-бабочку, и смуглый, с ястребиным лицом человек, который мог быть и копом, и бандитом. И пока я шел к ним, из-под полей шляпы за мной следили внимательные темные глаза. Костюм на нем был коричневый и мятый, а галстук красный и аккуратный. Роста он был не такого маленького, как Чанг, но вряд ли уложился бы в стандарты роста полицейского управления Чикаго или, коль на то пошло, бандитов.

Они курили сигареты и пили кофе. Это не была в обычном смысле слова комната для дежурной смены. Занята была только с треть столов, а те, кто не сидел, тоже особенно никуда не спешили. Суеты здесь было не больше, чем на пляже перед «Ройял Гавайен».

Хотя на пляже могло быть гораздо больше движения — морское поло иногда перерастало в весьма напряженное действо.

Чанг вежливо встал и, секунду спустя, то же сделал и второй парень. Оскалившись улыбкой черепа, Чанг отвесил полупоклон, его приятель этого не сделал.

— Детектив Нат Геллер, полиция Чикаго, — сказал Чанг, делая жест в сторону своего друга с ястребиным лицом. — Детектив Джон Джардин, полиция Гонолулу.

Мы обменялись рукопожатием, хватка у парня была крепкая, но он не злоупотреблял ею. Он изучал меня холодным, немигающим взглядом копа, который оценивает подозреваемого в убийстве.

Чанг позвал секретаршу, круглолицую гавайскую девушку, под делового вида блузкой и юбкой которой угадывались отличные формы, и велел принести мне кофе. Чанг поинтересовался, какой я предпочитаю. Я ответил, что черный. Она кивнула и пошла за ним.

— На чьей вы стороне, детектив Геллер? — спросил Джардин.

Я отодвинул стул и сел.

— Так же как любой коп — на своей собственной.

Зеленые огоньки осветили темное лицо. Он сел, сел и Чанг.

— Симпатичный столик. — Я указал на черно-белые клетки мозаичного маджонга.

— Это работа детектива Апаны, — сказал Джардин.

Я вздел бровь совсем, как Чанг.

— Плотник и великий детектив?

— Я не делал стол, — сказал Чанг, закуривая новую сигарету. — Но обеспечил работы.

— Чанг конфисковал это во время рейдов по игорным домам в китайском квартале, — сказал Джардин, кивнув в сторону черно-белого дракона. — Хотел бы я посмотреть, как с этим справился бы Чарли Чан.

— Детектив Джардин слишком щедр на похвалы, — сказал Чанг, явно наслаждаясь ею.

Секретарша принесла мне кофе. Я поблагодарил ее, мы обменялись улыбками, и я проследил, как она направляется к своему столу покачивая бедрами, целеустремленно, но без спешки. Нигде так не отвлекаешься от дела, как на Гавайях.

— Итак, детектив Джардин, — сказал я, — а вы на чьей стороне? Кроме своей собственной... в деле Мэсси, я имею в виду.

Он скривил губы, однако его ястребиное лицо осталось по-прежнему невозмутимым, хотя глаза казались острыми иглами.

— Я делаю свою работу. Собираю улики. Пишу отчет о том, что вижу. А кого осуждают, меня не касается.

— А вы бы осудили ребят Ала-Моана?

Губы опять искривились. Он выдохнул дым.

— Только на основании более веских улик.

Я отхлебнул кофе, он был горячим, горьким и хорошим.

— Вы думаете, они это сделали?

Пожал плечами. Глубоко затянулся сигаретой.

— Не знаю. По городу ходят упорные слухи, что в ту ночь по округе бродила другая банда.

— Есть какие-нибудь предположения, кто это мог быть?

Джардин отрицательно покачал головой.

— С другой стороны, мы и не искали. Задумчиво нахмурившись, Чанг произнес:

— Тут что-то не так. На островах есть поговорка «болтлив, как гаваец».

— Я слышал ее, — сказал я. — Но никто даже не шепчет о том, что это может быть за вторая банда. Что вы на это скажете?

Джардин снова пожал плечами, сделал глоток кофе.

— Может, и нет никакой второй банды.

Чанг поднял указательный палец.

— Конфуций говорит: «Молчание — старшая сестра мудрости».

— Вы хотите сказать, что тот, кто знает о второй банде, — сказал я, — достаточно сообразителен, чтобы молчать об этом.

— И что случилось с «болтливыми гавайцами»? — ворчливо спросил Джардин.

Я поднял указательный палец.

— Капоне говорит: «Пуля в голове — младшая сестра болтливого рта».

Чанг улыбнулся. Дымок от сигареты, которую он держал в пальцах, поднимался вверх, образуя знак вопроса перед его костлявым, помеченным шрамом от удара ножом лицом.

— Тем не менее, — сказал Джардин, — кто-то привез Талию Мэсси на старую карантинную станцию для животных. Я не знаю, кто это был и что они с ней делали, но она там была.

— Откуда вы знаете?

— Мы нашли там ее вещи.

— Ах да, — вспомнил я, — бусы.

Я оставил это без внимания, зная, как легко можно было их подбросить.

— Связку жадеитовых бус, — сказал Джардин, — спички с попугаем и сигареты «Лаки страйк», которые миссис Мэсси признала своими.

— Ее сумочку тоже, кажется, нашли?

— Зеленую кожаную сумочку, да, но нашли не мы. Беллингеры, супруги, которых после случившегося остановила и попросила подвезти миссис Мэсси, нашли ее на дороге, потом, когда возвращались домой.

Я сделал глоток кофе и как бы между прочим спросил:

— Вы одним из первых побеседовали с Талией? И были в ту ночь в ее доме в долине Маноа?

Джардин кивнул.

— Она не хотела врачебной помощи, отказалась поехать в больницу, решительно противилась. Естественно, я знал, насколько важен в деле об изнасиловании осмотр половых органов. Но она и слышать об этом не хотела. Наконец я убедил ее мужа, а он уговорил ее.

— В каком состоянии был Томми?

— Здорово пьян.

Чанг сказал:

— Расскажи детективу Геллеру о лейтенанте Брэдфорде.

Джардин нахмурился.

— Ты придаешь этому слишком большое значение, Чанг.

— Расскажи ему.

Я знал Брэдфордову версию «недоразумения», но горел желанием услышать и версию копов. Странно, но Джардин, похоже, не хотел об этом распространяться.

— Лейтенант Мэсси подтвердил показания Брэдфорда, — сказал Джардин. — Брэдфорд весь вечер провел в «Ала-Ваин Инн» в компании Мэсси. Он не подозревается в изнасиловании и избиении.

— Но вы же арестовали его в ту ночь, — сказал я.

Джардин кивнул.

— За обычное нарушение закона. Он был пьян, с расстегнутой ширинкой, сказал, чтобы мы убирались к черту, когда мы остановились рядом с ним.

— В Чикаго за это не только арестовали бы, — заметил я.

Джардин затушил сигарету в пепельнице, которая стояла на одной из лап дракона.

— Он сказал, чтобы мы оставили его в покое, что он офицер береговой охраны. Мы сказали, что если он из береговой охраны, то должен соображать и не прибавлять работы другим копам.

— Расскажи ему, — сказал Чанг.

Джардин вздохнул.

— Когда я вывел миссис Мэсси, чтобы везти ее в больницу, Брэдфорда сажали в патрульный фургон. Они переговорили. Я слышал, как она сказала ему: «Не беспокойся, Джек... все будет хорошо.» Было похоже... было похоже, что это она успокаивала его.

Чанг посмотрел на меня, подняв обе брови. Под потолком над нами вращались вентиляторы. Джардин мог с таким же успехом быть индейцем в мягкой шляпе, так неподвижно, с таким непроницаемым выражением лица он сидел.

— Есть еще что-нибудь по этому делу, — спросил я, — что вы хотели бы мне сообщить?

Джардин покачал головой.

— Нет. Я устранился от расследования, когда под Новый год на Оаху сбежали Дэниел Лайман и Луи Каикапу.

Тон Чанга Апаны стал почти брюзгливым.

— Как могут заключенные сбежать из камеры, в которой нет двери?

— Вы о чем? — спросил я.

Чанг объяснил:

— Большая часть тюремной охраны на Оаху, как и большинство заключенных, гавайцы. Система держится на слове чести. Ты в тюрьме, но у тебя срочное дело за ее пределами, ты просто просишь, чтобы тебя отпустили. Вы хотите знать, как «сбежали» убийцы Лайман и Каикапу? Чанг скажет вам: охрана послала их раздобыть спиртного для новогодней вечеринки в тюрьме.

Это напомнило мне о тюрьме в округе Кук, где охрана позволяла контрабандистам братьям Драгган уходить и приходить, когда им надо, и ни тюремщики, ни Драгганы не были гавайцами.

— Но эти двое решили не возвращаться, — подхватил я.

— Оказавшись на свободе, — сказал Джардин, — они решили разделиться и попытать счастья по одиночке. Каикапу мы схватили на следующий же день.

— А Лайман все еще гуляет.

И опять Джардин скривил рот.

— Этот ублюдок напал на пару на автостоянке, привязал парня к забору леской, изнасиловал женщину, взял у нее из сумочки доллар с четвертью, а потом отвез ее домой.

— Заботливый тип.

— И с тех пор мы так за ним и охотимся.

— Вы по-прежнему занимаетесь этим делом?

Джардин глотнул кофе.

— Да вроде.

— Что это значит?

Джардин вытащил из кармана пачку «Лаки страйк» — думаю, не ту, которую нашли на месте преступления.

— Губернатор назначил майора Росса начальником Территориальных полицейских сил.

— Только для того, чтобы поймать улетевшую птичку?

— Нет. — Он зажег сигарету, выдохнул дым через нос, уподобившись дракону на столе. — Мы в самом разгаре перетряски в управлении, в основном благодаря делу Мэсси. Каждый день летят чьи-то головы. Предполагается, что эти Территориальные силы зацепят конец веревки.

— Кто эти временные полицейские?

— Майор Росс набрал свою группу из Национальной гвардии, взял кого-то из федеральных агентов по борьбе с контрабандой спиртного и несколько добровольцев из Американского легиона.

Занятно. Джо Кахахаваи служил в Национальной гвардии под началом майора Росса. Фальшивое предписание майора Росса, которое изготовила миссис Фортескью, привело Большого Джо к смерти.

Джардин продолжал:

— Я связующее звено между группой майора Росса и полицейским управлением.

Я рассмеялся.

— Да только вся королевская конница и вся королевская рать не поймали убийцу-насильника.

Джардин кивнул.

— Но мы его схватим.

— Какие-то сведения? Новые преступления?

— Достаточно сведений, чтобы не сомневаться — Лайман на острове. Новых изнасилований или каких-то серьезных краж не было. Он затаился. Возможно, где-то в горах.

— Если вы больше не занимаетесь делом Мэсси, значит ли это, что я не могу попросить вас кое-что для меня разузнать?

Глаза Джардин сверкнули.

— Вовсе нет. С чем вы пришли?

Я выпрямился на стуле и чуть улыбнулся.

— Вам известно, что как раз перед тем, как уйти из «Ала-Ваи», Талия болтала с местным парнем?

На лице Джардина отразился интерес.

— Это новость для меня. Откуда вы узнали?

— Я детектив.

Это позабавило Чанга, во всяком случае, он улыбнулся.

— Его зовут Сэмми, — продолжил я, — он как будто музыкант, играет в оркестре на Мауи. — Я вытащил свой блокнотик и прочитал имя: — Оркестр Джо Кроуфорда. На Мауи есть полицейские, с которыми вы можете связаться?

Кивнув, Джардин достал свой блокнот и записал туда имя.

— Простите, — раздался позади нас мужской голос, низкий и властный.

На пороге одного из застекленных кабинетов за спиной Джардина стоял крупный мужчина. Его гибкая, мускулистая фигура футбольного нападающего сочеталась с приятной, терпеливой улыбкой приходского священника. Грубоватое, но доброе лицо, смазанные брилльянтином волосы, тронутые на висках сединой. Если большая часть детективов, обретавшихся в детективном бюро, была гавайцами и их плохо сидящие западные костюмы казались одеждой для них непривычной, то этот парень, без сомнения, принадлежал к англосаксам и его темно-коричневый костюм сидел на нем аккуратно и естественно.

Чанг и Джардин отодвинули стулья и встали, я последовал их примеру.

— Инспектор Макинтош, — сказал Чанг, — разрешите представить почетного гостя из полиции Чикаго — Ната Геллера.

Не переставая приветливо улыбаться, он шагнул ко мне и, протягивая руку, произнес:

— Работаете не по профилю.

Мы обменялись рукопожатием. Его рука оказалась неожиданно мягкой, словно кошачья лапа.

— Случается время от времени, — сказал я. — Дело в том, что Кларенс Дэрроу старый друг семьи. Он отошел от дел, и у него уже не было штата следователей, поэтому я взялся ему помочь.

— Держу пари, мистеру Дэрроу пришлось нажать на некоторые рычаги, чтобы это устроить.

— Он это умеет. Рад познакомиться с вами; инспектор. Я уже сказал детективу Апане, что надеялся поговорить с вами.

— Чанг тоже об этом сказал. Разве процесс не начался? Я полагал, что вы должны быть рядом с мистером Дэрроу.

— В понедельник начался отбор присяжных. А я тем временем продолжаю заниматься своим делом, до самого начала суда.

— А. — Он сделал жест радушного хозяина. — Пройдемте в мой кабинет, детектив Геллер. — Он обратил свое приветливо сияющее лицо к Чангу и Джардину. — Я поговорю с нашим гостем наедине.

Детективы кивнули и сели.

Несколько секунд спустя за нами закрылась дверь, и я сел напротив Макинтоша за его большой стол. Не считая шкафов с досье, комната была голой: ни фотографий или дипломов на стене, только несколько предметов личного пользования на столе привязывали обитателя этого помещения к его временному убежищу.

Макинтош разместил свое крупное тело на вращающемся деревянном стуле и, пока мы разговаривали, сидел, нервно потирая указательным пальцем седеющий висок.

— Я хотел поговорить с вами с глазу на глаз, — начал Макинтош. — Чанг Апана — наша живая легенда, а Джардин один из лучших следователей, один из самых проницательных. Но один из них китаец, а второй португалец, а мне хотелось поговорить с вами на равных.

— Какое отношение к чему бы то ни было имеет их расовая принадлежность?

Терпеливая улыбка стала снисходительной, веки уставших от жизни, тревожных глаз полузакрылись.

— В Гонолулу все имеет отношение к расовой принадлежности, детектив Геллер.

— Что ж, в таком случае... какое это имеет значение в данном деле? Кстати, у нас в Чикаго живут представители не только одной расы. Мне и раньше встречались цветные.

— Я не хотел показаться чересчур покровительственным. Но даже самый толковый детектив из самого большого города вполне может потонуть в местных водах.

— Ну так, может, бросите мне спасательный круг?

Он слегка улыбнулся и продолжал нервно теребить висок.

— Давайте начнем с полицейского управления Гонолулу. В настоящий момент мы находимся под сильным политическим давлением, кроме того, идет процесс реорганизации. Наш авторитет подорван этими Территориальными силами во главе с майором Россом. И знаете почему?

— У меня есть соображения, но не хотелось бы показаться невежливым.

— Говорите откровенно.

— Похоже, вы слишком закрутили дело Мэсси.

Он сглотнул, потер лоб.

— Расовый вопрос и политика, детектив Геллер. Несколько лет назад белые и гавайские политические группировки объединились, чтобы не дать японцам и китайцам захватить большинство в местном правительстве. По одному из условий сделки белые отдали гавайцам менее важные посты. Наши силы насчитывают двести восемьдесят человек, детектив Геллер — и двести сорок из них гавайцы или с примесью гавайской крови.

— Ну и в чем же дело, если они хорошие люди?

Макинтош кивнул и перенес свои руки на стол, сложив их, как для молитвы.

— Большинство из них — действительно хорошие люди... они просто плохие полицейские. Потому что для того, чтобы стать патрульным или даже детективом не надо никакой квалификации, кроме наличия гавайской крови. О, и еще восемь классов образования.

— И что, не проводится никакого обучения, проверок?..

— Ну что вы. Мы обучаем полицейских, чтобы они могли показать дорогу туристам. Им приходится учиться правильно произносить названия островов и знать, какие достопримечательности посоветовать к осмотру.

— Так они копы или гиды?

Губы Макинтоша дрогнули.

— Мне не нравится чернить своих людей, детектив Геллер. Некоторые из них, как Чанг или Джардин, могут соперничать с любым полицейским в любом другом месте. Я говорю о том, что политическое давление, которое существует на острове, подрывает эффективность действия управления.

— А как вы оцениваете ваши действия в деле Мэсси?

Я намеренно употребил расплывчатое местоимение «ваши».

— Учитывая обстоятельства, мы сработали хорошо. Мы совершили грубый промах на карантинной станции, со следами шин, который просто непростителен. Но у нас были указания найти улики для обвинения, хотя дело было сомнительным.

— Вы считаете, что оно сомнительное?

— Нам нужно было больше времени, мы не были готовы к процессу. В правительственном деле было слишком много щелей, которые оказались не заткнутыми. Все, что у нас было, это рассказ Талии Мэсси. — Он отогнул один палец. — Затем показания Эухенио Батунгбакала, что он видел, как примерно в двенадцать пятнадцать в машину затаскивали женщину. Потом опознание миссис Мэсси подозреваемых и номер машины, который она вспомнила. Плюс — на месте преступления были найдены ее бусы и другие вещи, а кроме того, полицейское досье на Ахакуэло и Кахахаваи.

— Каждый из этих пунктов до некоторой степени уязвим, — сказал я, тоже начав разгибать по одному пальцы. — Талия может лгать, показания остальных свидетелей, похоже, противоречат словам Батунгбакала, сначала Талия сказала, что не может опознать напавших на нее и вспомнить номер машины, найденные на месте преступления вещи Талии не говорят о том, что там были подозреваемые, а провинности Ахакуэло и Кахахаваи просто смехотворны.

— Вы полагаете, что я стану возражать? Но вот что я скажу, тот факт, что сначала миссис Мэсси не смогла их опознать, а она была близка к истерике, в состоянии шока, находилась под действием успокаивающих средств, беспокоит меня меньше всего. Ребята это сделали, сомнений нет.

От этих слов я выпрямился.

— Вы действительно в это верите?

Уставшие от жизни глаза сузились.

— На все сто. Посмотрите на дело вот с какой стороны... Когда мы взяли Иду, он солгал. Он сказал, что не ездил на машине, хотя на самом деле его не было всю ночь. Потом, когда на него нажали, он проговорился, что не нападал на белую женщину — до того, как ему сказали об изнасиловании Мэсси!

Я задумался.

— Тогда как же он узнал о нападении на белую женщину?

— Вот именно. С опозданием или нет, но миссис Мэсси опознала четырех парней из пяти, вспомнила номер машины, ошибившись всего-то на одну цифру. Не знаю, как там у вас в Чикаго, детектив Геллер, но у нас в Гонолулу, если человек дважды солгал мне, я уже не верю ни одному его слову.

Против этого возразить было нечего.

— Нет, эти ребята виновны. У нас просто не было времени как следует провести расследование. — Он вздохнул, напряженно улыбнулся. — Могу я еще чем-нибудь вам помочь?

— Нет. Нет, вы и так уделили мне много времени.

— Я дал указание детективу Апане, чтобы он при необходимости помогал вам. Хотя в деле Фортескью технически мы на стороне обвинения, мы большие почитатели мистера Дэрроу и в известной мере сочувствуем его клиентам.

— Благодарю вас.

Мы снова пожали друг другу руки, и я вернулся к Чангу и Джардину, которые встали, когда я подошел к ним. Макинтош остался в своем кабинете.

— Меня не удивляет, что инспектор захотел поговорить с вами наедине, — мрачно проговорил Джардин.

— О?

— Среди полицейских есть группировки, в основном гавайские и португальские — сам я португалец, — которые подозреваются в передаче информации защите во время первого суда. И англоязычной японской газете «Хочи», которая сочувствовала ребятам Ала-Моана.

— Ясно.

Темные глаза скорбно смотрели из-под полей шляпы.

— Я разочарован, что инспектор мне не доверяет.

— Он высоко о вас отзывался, инспектор Джардин.

— Приятно слышать. Если вам понадобится помощь, Чанг знает, где меня найти.

Мы еще раз обменялись рукопожатиями, Джардин удалился за свой стол и занялся какой-то бумажной работой.

Чанг, державший путь на Панчбаул-хилл, домой, к жене и восьмерым детям, спустился вместе со мной, и мы вышли на Кинг-стрит, где нас приветствовал поцелуем нежный ветерок.

— Макинтош кажется неплохим человеком, — сказал я.

— Неплохой человек, — согласился Чанг.

Он нахлобучил свою панамскую шляпу. — Слабый детектив.

— Почему вы так говорите?

— Он арестовал ребят Ала-Моана по подозрению, а потом упрямо придерживался этой версии.

— Он говорит, что Ида ему солгал. Что у Иды вырвалось что-то вроде «я не нападал на белую женщину».

— Ида солгал, чтобы огородить себя от другого, незначительного происшествия, когда он с дружками зацепил своим бампером бампер другой машины. В ней ехали жена из местных и белый муж. Ида был в отделении полиции, когда сказал, что не нападал на белую женщину. К этому времени он вполне мог услышать о миссис Мэсси... в отделении новости так и сыплются.

— Ясно.

Чанг весело рассмеялся.

— Макинтош похож на плотника, который строит соломенный дом на песке — как только подует сильный ветер, произойдет катастрофа.

— Кто это сказал?

— Я, — ответил Чанг.

Он приподнял свою панамскую шляпу и пошел своей дорогой.

Глава 14

Вечером в воскресенье, накануне первого дня суда, мы с Изабеллой погрузились в «дюран» миссис Фортескью с опущенным верхом. Короткие волосы Изабеллы бились на ветру, пока мы объезжали скалистое основание «Алмазной Головы», петляли, поднимаясь вверх по склону мимо маяка, забрались наконец на скалу, остановились и вышли из машины, пересекли застывшую лаву, лежавшую вдоль дороги и встали, держась за руки и глядя вниз, на бившийся о коралловый риф прибой. Бронзовые рыбаки, голые по пояс, в длинных брюках и в башмаках — коралловые рифы очень острые — бродили в воде с ручными сетями и трезубцами, время от времени вытаскивая мерцающий, пытающийся вырваться улов — серебристых, красных, синих рыб, иногда одноцветных, иногда полосатых, а еще угрей. Пока мы наблюдали за этим туземным ритуальным танцем на фоне аметистовой глади океана и белых барашков пены, заходящее солнце начало окрашивать волны в розовый цвет, пока совсем не опустилось за горизонт и пурпурная ночь не упала на воду, как огромная тень. Резко засияла серебряная луна, звезды были огромными, но тьма устрашала, и Изабелла крепко схватила меня за руку, радуясь, что она не одна. И внезапно внизу расцвели оранжевые цветы света и стали метаться, как огненные мухи. Теперь внизу ловили рыбу при свете факелов.

Вернувшись в синий автомобиль, слегка опьяненные очарованием темной ночи, мы начали спуск по другой стороне горы, проезжая мимо дорогих домов и усадеб. Спускаясь, можно было увидеть плавательные бассейны, вырезанные в лаве или в коралловой скале и расположенные выше уровня моря, в них была вода, и содержались они в чистоте. На Кахала-роуд мелкий кустарник сменился экзотической зеленью и кокосовыми пальмами, и мы ехали мимо еще более роскошных домов, пока не добрались до входа в гольф-клуб «Ваиалае», который относился к «Ройял Гавайен» и был открыт для постояльцев этого отеля.

В это время суток играть в гольф было неинтересно, поэтому мы поставили машину и пошли в здание клуба, скрытое пальмами и тропическим кустарником, где нам подали итальянский ужин, сервированный на особой веранде на берегу океана. В этот вечер Изабелла надела белый в синий горох пляжный костюм, а благодаря изящной шляпке вы ни за что не догадались бы, что ее блузка — это верхняя часть белого купальника. Я тоже надел плавки под полотняные брюки, вторым предметом моей одежды была рубашка поскромнее, поскольку в данном заведении на шелковые рубахи крикливых расцветок был наложен строжайший запрет, но и она вызвала несколько взглядов даже у этого случайного туристского сброда. На этот раз я надел темно-синюю с белыми и красными цветами. Может, с моей легкой руки тенденция и поменяется.

После ужина мы уселись в шезлонги тут же на веранде и в свете японских фонариков лениво потягивали фруктовый пунш, вкус которого значительного улучшился путем добавления в него рома из моей фляжки. Поставщиком у меня был коридорный-японец в «Ройял Гавайен», которому я недвусмысленно намекнул, что местное пойло мне не подходит и пусть пеняет на себя, если вернется без «Бакарди».

Изабелла сказала:

— Мы совсем не говорим о деле.

Мы и не говорили, разве что совсем чуть-чуть, моя роль адвоката дьявола выводила ее из себя. Мы проводили вместе вечера и ночи, потом, на рассвете, она бежала к себе в комнату напротив, а через несколько часов я встречал ее внизу за завтраком. Она взяла напрокат маленький «форд»-купе и каждый день ездила в Перл-Харбор, чтобы весь день побыть с Талией и всей честной компанией — у Олдсов и — или — на «Элтоне».

Но вечера отдавались ужину, танцам и прогулкам по белому песку под аккомпанемент шелеста пальмовых листьев и треньканья уку-леле. А потом мы уединялись в моей комнате и забывали обо всем на кровати, обдуваемые ветерком с балкона. Это был медовый месяц, который я никогда бы не позволил себе с женщиной, которая в настоящей жизни никогда меня не получит.

По счастью, это была не настоящая жизнь, это был район Вайкики.

— Что ты хочешь знать о деле? — спросил я, зная, что возможный разговор может стоить мне супружеских прав на вечер.

— Как, по-твоему, пойдет процесс?

— Ну... против К. Д. жюри из присяжных разных рас. Возможно, это было неизбежно, учитывая национальный состав населения. Ему не дали сделать так, как он хотел.

— Они не хотели убивать этого мерзавца.

— Они хотели его похитить. А когда копы включили сирену, миссис Фортескью не остановилась. Полицейским пришлось сделать два выстрела по ее машине, прежде чем она остановилась.

Ее мордашка в форме сердечка была похожа на хрупкую маску, красивую и безжизненную, как личико фарфоровой куклы.

— Знаешь, а мы поедем по той самой дороге. Купаться под луной.

— Я как-то об этом не задумывался, — сказал я, солгав при этом.

Я хотел остановиться, выйти и осмотреться. Они собирались — и неважно, кто это придумал — миссис Фортескью, Томми или один из матросов, все равно ничего не вышло — отвезти тело Кахахаваи к заливу Ханаума и оставить его в месте, которое звучно и зловеще называлось Дыхало кита.

— Они сглупили, да, Нат?

— Не сглупили, Изабелла, а повели себя как последние дураки. Притом самонадеянные.

Она повернула свое нежное личико в стороне океана.

— Теперь я вспомнила, почему перестала расспрашивать тебя о деле.

— Они убили человека, Изабелла. Я пытаюсь помочь им выбраться из этого, но черт меня побери, если знаю почему.

Она повернулась ко мне, ее глаза улыбались, губки сложились в поцелуе, потом она сказала:

— Я знаю почему.

— Неужели?

Чуть кивнула.

— Потому что этого от тебя хочет мистер Дэрроу.

— Потому что мне платят за эту работу.

— Вовсе не поэтому. Я слышала, как вы разговаривали. Ты вряд ли получишь что-то сверх своей обычной полицейской зарплаты и кое-каких денег на расходы.

Я дотронулся до ее мягкой руки.

— Есть и еще кое-какие дивиденды.

От этих слов пухлые губки сложились в едва заметную улыбку.

— Ты же уважаешь его, а, Нат? Ты восхищаешься им.

— Он хитрый старый ублюдок.

— Может, ты хочешь стать именно таким, когда вырастешь.

Я нахмурившись глянул на нее.

— С чего это вдруг ты так поумнела?

— А откуда ты знаешь такого известного человека, как Кларенс Дэрроу?

— Такое ничтожество, как я, ты хочешь сказать?

— Не злись. Ответь на мой вопрос.

Я пожал плечами.

— Они с моим отцом были друзьями.

— Твой отец был адвокатом?

— Какого дьявола! Он был профсоюзным деятелем, держал книжный магазин в Вест-сайде. Они вращались в одних политических кругах. Дэрроу был у него завсегдатаем, покупал книги по политике и философии.