После окончания фильма я почти потерял Полли и щеголя, огромный холл был заполнен толпой. Меня закрутил поток и выбросил на улицу, когда я снова увидел их отъезжающими в такси. Поймав машину, я последовал за ними.
      В этот вечер они поехали уже к нему, в тот самый роскошный дом возле озера. Может, ее комната в "Мельден Плаза" им показалась слишком тесной. Может, у нее была только кровать Мерфи. На основании собственного опыта могу сказать, что буянить на кровати Мерфи можно только до тех пор, пока не подвернется что-то получше. Но щеголь, возможно, имел шесть или восемь комнат, одна из которых наверняка была комнатой, в которой кровать не опускалась из ниши в стене.
      Здешнее окружение было слишком снобистским, и я не рискнул прибегнуть к своей обычной уловке - усесться на Пыльце. Поэтому я остался в такси и вернулся к ее дому, к "Мельден Плаза", где занял позицию на крыльце напротив и стал дожидаться, когда Полли вернется домой. Через два часа я понял, что она этого не станет делать.
      Так что я побрел на "Вильсон Армс" и наконец воспользовался той кроватью, за которую платил.
      Лавочка Полли открывалась в шесть тридцать, а я пересек улицу в семь. Я принял решение, как только сполз с койки, поговорить с Полли.
      Я еще не знал, что скажу ей, но определенно не то, что я частный детектив, нанятый ее мужем, чтобы следить за ней. Но чувствовал потребность переговорить с ней. Посмотреть, смогу ли вытянуть ее из этой истории. Может быть, даже дать ей какой-то шанс.
      Или нет.
      Я просто чувствовал, что каким-то образом обязан ей. Возможно потому, что никак не мог припомнить: заплатил ли ей за ту ночь над баром на Хальстед.
      Я занял место у стойки, и хорошенькая брюнетка с копной кудрей и голубыми глазами подошла ко мне, чтобы принять заказ. Я попросил взбитую яичницу с беконом и апельсиновый сок и, пока дожидался заказа, осмотрелся вокруг, выискивая Полли.
      Сегодня здесь были только две официантки - девушка за стойкой и загнанная бедняжка с белокурыми волосами, обслуживавшая все многочисленные столики.
      Вскоре брюнетка принесла мне сок, я сказал ей:
      - Как я вижу, вы сегодня сбиваетесь с ног.
      - Это точно, - ухмыльнулась брюнетка, - еще одна наша девушка позвонила, что заболела.
      - Вы имеете в виду Полли?
      - Да, но не припомню, чтобы вы посещали нас раньше...
      - Конечно, много раз.
      - Если бы присаживались к стойке, я бы запомнила вас.
      Она отошла, и я принялся потягивать сок. Очень скоро девушка поставила передо мной тарелку с яйцами и беконом.
      - Тосты к этому не прилагаются, - сказала она, - но, если хотите, я могу принести вам несколько.
      - Пожалуйста.
      Когда она появилась с небольшой тарелкой, на которой лежало несколько тостов, я сказал:
      - Понимаю, что вы заняты, но хотел бы вас спросить кое о чем.
      Она снова ухмыльнулась, но довольно любезно.
      - Только побыстрее.
      - У Полли есть постоянный дружок?
      - Ага. Последние две недели есть.
      - Забавно, - сказал я. - А я думал, что она замужем.
      Официантка пожала плечами. - Была, - сказала она.
      - Была?
      - Да. Извините, у меня посетители.
      - О, конечно. Извините.
      Немного позже она подошла и спросила, не желаю ли я кофе.
      Я не отказался, и она налила мне немного черного.
      - А у меня нет дружка, - сказала она. Я отыскал улыбку для нее.
      - В это трудно поверить. А что вы имели в виду, когда сказали, что Полли была замужем?
      - Она разведена. Уже два или три месяца. Почему бы вам не заглянуть, когда мы не так заняты, чтобы познакомиться поближе?
      6
      Женщина, которая управляла таверной на углу Уиллоу и Хальстед, отсутствовала, но молодой человек за стойкой продал мне домашний адрес своего босса-леди за один бакс.
      Она жила примерно в миле к северу от бара, 2420 Норд Хальстед, на втором этаже большого трехэтажного Дома из серого камня. Цокольный этаж не был заперт, я поднялся по лестнице и постучал в дверь. Она ответила на третий стук, дверь со скрипом отворилась, и на меня в образовавшуюся щель взглянул один большой темный глаз, поразительно темный на белом лице.
      - Кто вы такой, и что вам угодно? - спросила она. У нее был низкий, мелодичный голос, похожий на голос Гарбо23, и среднеевропейский акцент.
      - Я Нат Геллер, - сказал я, снимая шляпу, - детектив. Припоминаете?
      Темный глаз прищурился.
      - Мы пару раз встречались в Восточном Чикаго. И не так давно я посетил ваш бар. С Барни Россом.
      Темный глаз широко раскрылся, и хозяйка бара, кажется, улыбнулась.
      Потом дверь отворилась, и Анна, крупная темноволосая красивая женщина около сорока в сером, сшитом у портного костюме с белыми сборками у шеи, жестом пригласила меня войти.
      Я это сделал, она взяла мою шляпу и положила ее на маленький столик в прихожей.
      - Мистер Геллер, - сказала она, вежливо улыбаясь. Проницательно? Скорее осторожно. - Что привело вас сюда? И как вы нашли меня? Я живу в этой квартире лишь пару недель.
      - Я бывший чикагский коп, Анна, - сказал я любезно. - Знаю все о подкупе людей.
      Ее улыбка оставалась все еще смущенной, она снова сделала приглашающий жест:
      - Проходите и присаживайтесь.
      Анна ввела меня в большую гостиную, где толстый ковер и дорогая темная мебель свидетельствовали о достатке хозяйки. А почему бы и нет? Когда вы управляете баром, деньги всегда водятся - особенно, если у вас имеются при баре девушки и комнаты наверху.
      - Америка хорошо к вам отнеслась, Анна, - сказал я, усаживаясь на мягкую софу и оглядываясь.
      - Я к ней тоже, - ответила она, усаживаясь в ближайшее кресло.
      В гостиной было тепло, хотя и не душно, но окна были раскрыты. Анна, казалось, не замечала жары в отличие от маленькой желтой птички в клетке, которая молча сидела и даже ни разу не чирикнула. Для румынской иммигрантки, возможно нелегальной, Анна, конечно, устроилась хорошо. Так оно и должно было быть: она действовала под опекой Падди Баулера, где ничего не давалось даром.
      - Вы не являетесь чьим-то прикрытием, Анна? Ее улыбка угасла, но она не нахмурилась по-настоящему.
      - Для гостя, который еще не сообщил о своих намерениях, вы немного забегаете вперед, мистер Геллер.
      Она обладала этой странной взвешенной манерой говорить как человек, который изучал английский как второй язык. Я находил в этом своеобразное очарование.
      - Вы правы, - сказал я, - это не мое дело, как устроен ваш бизнес. Скажите, вы владеете этим зданием?
      Моя дерзость вызвала у нее еще одну широкую улыбку.
      - Как было мое понимание, - сказала она, - вы больше не были с полицией...
      - Нет, - я пожал плечами. - Но коп из меня не выветривается.
      - И также было мое понимание, что вы не были в дружеских отношениях с полицией... Я опять пожал плечами.
      - Мы стараемся не вставать друг у друга на пути. У меня остались друзья, которые занимаются карманниками. Невозможно свидетельствовать против копов и при этом нравиться им.
      - Даже если офицеры, против которых вы свидетельствуете, виновны?
      - Каждый коп, которого я знаю, виновен. Но представьте, что полиция это букет лилий, а все, что я сделал, так это выдернул пару сорняков... На меня до сих пор смотрят как на доносчика.
      Анна криво улыбнулась:
      - Мир преступлений, мир закона. Две стороны одной и той же монеты.
      - Можно сказать "двуглавая" монета24.
      - Когда мы встречались в последний раз, вы не произвели на меня впечатление философа.
      Я покачал головой.
      - В последний раз, возможно, я произвел на вас впечатление пьяницы, который хотел привалиться к одной из ваших девушек.
      - И, как припоминаю, преуспели в этом.
      - Правильно. Именно поэтому я и пришел к вам.
      - Не понимаю.
      - Вы хорошо знаете Полли Гамильтон?
      - Есть какие-то причины, по которым я должна ответить на этот вопрос?
      - А есть какие-то причины, по которым не должны?
      Она задумалась.
      - Я могу оскорбить вас и предложить деньги, Анна, - сказал я, делая вид, что интересуюсь притоном, но я ненавижу давать деньги людям, которые умеют их делать намного лучше, чем я.
      - Я не спрашиваю у вас никаких денег, мистер Геллер, - улыбаясь, сказала Анна. - Я спрошу вас, хотите ли вы немного чая или кофе? Или чего-нибудь покрепче?
      - Как насчет чего-нибудь холодного, например воды со льдом?
      - Прекрасно.
      Она встала и вышла из комнаты. Мне показалось, что я услышал за стеной справа какой-то шум. Словно в соседней комнате кто-то находился. В этой квартире, по крайней мере, было шесть или восемь комнат. Судя по звуку, который я услышал, она, наверное, держала постояльцев. А может быть, здесь был кто-нибудь из ее девушек.
      Она вернулась с водой со льдом для меня и кофе для себя. Казалось, она совсем не ощущала жары, несмотря на ее почти зимнее облачение.
      - Чем объясняется ваш интерес к Полли, мистер Геллер?
      - Это связано с работой, которой я сейчас занимаюсь. Ничего криминального, заверяю вас. Полли ни в чем таком не замешана. Ни в чем... незаконном.
      - А в чем же?
      - Тут замешан... мужчина.
      - Я слышала об этом, - сказала она, прихлебывая кофе.
      - Анна, Полли замужем?
      - Была. За полицейским из Восточного Чикаго.
      - Полицейским?
      Анна кивнула.
      - Она встретилась с ним, когда работала для меня.
      - В отеле "Костур"?
      Это было место в Гэри, где Анна держала свой бордель. Там, в цокольном этаже, под названием "Бадья крови" находилось имеющее дурную репутацию казино. Стрельба и поножовщина были заурядным делом, хотя известно, что наверху Анна содержала чистый, в полном порядке "дом".
      - Да, - призналась Анна, - в "Костуре".
      - Но это могло быть уже несколько лет назад. Полли выглядит слишком молоденькой, чтобы работать на вас в "Костуре", ведь это было лет восемь назад?
      - Она выглядела тогда еще моложе.
      - Готов спорить, что да. Но как может случиться, что девушка знакомится с полицейским в борделе? Теперь Анна улыбнулась по-настоящему.
      - Ну, а как она может познакомиться с другим полицейским в борделе?
      - Извините, сказал глупость. Итак, она вышла замуж за полицейского?
      - Да.
      - Вы можете его описать?
      - Зачем? Мистер Геллер, вы уже переступаете...
      - Я прошу вас. Это никому не принесет вреда.
      Она вздохнула.
      - Он худой высокий мужчина. Каштановые волосы, на макушке плешь. Довольно приятный в общении. Совсем не похож на моего клиента.
      Я не принял всерьез утверждение официантки-брюнетки из кафе, что Полли разведена; в конце концов, мой клиент говорил, что его жена работала под девичьей фамилией и - особенно, если она обманывала его и, возможно, даже занималась своим промыслом - ей ни к чему было всем говорить, что она замужем.
      Я сделал новую попытку:
      - А фамилия ее мужа была не Говард?
      - Нет, - ответила Анна. - Кили. Рой Кили.
      - И она развелась только несколько месяцев назад?
      - Верно.
      Мой клиент говорил, что он и Полли женаты больше года...
      - Скажите, у нее были какие-то постоянные дружки?
      - Да, - сказала Анна, кивнув. - Несколько. Последний называл себя... тут она сделала паузу, словно то, что я должен был услышать, имело значение. - ...Джимми Лоуренс. Говорил, что работает в торговой палате.
      - Очки в золотой оправе, усики, как нарисованные, среднего сложения? Хорошо одевается?
      Она снова кивнула, при этом выглядела немного встревоженно.
      - Это он.
      - А кто был до него?
      Она, приложив палец к щеке, размышляла.
      - Мне кажется... не уверена, но кажется, это был разъездной торговец.
      - Его имя Говард? Джон Говард?
      - Я не знаю. Никогда не знала его имени. Почему бы вам не спросить Полли?
      - Это будет неловко, по крайней мере, сейчас. Этот разъездной торговец, блондин, тоже в очках и с усами?
      - Да.
      - Внешне он немного похож на этого Джимми Лоуренса?
      - Пожалуй. А что?
      - Ничего. Мой клиент лгал мне, только и всего. Сказал, что является ее мужем, тогда как в действительности - всего лишь брошенный дружок. И он опасался, что ни один уважающий себя детектив не возьмется за его дело, если он не представится супругом Полли.
      - У него выговор, словно он не из Чикаго.
      - Да, - сказал я, - он, очевидно, приезжий. Я встал.
      - Спасибо, Анна. И спасибо за холодную воду.
      - Вы собираетесь поговорить с Полли?
      - Нет.
      - Почему так?
      - Почему? Я завершил работу, на которую был нанят. И ответил на вопрос, который породило мое любопытство. Не надо провожать меня, я знаю дорогу. И еще раз спасибо...
      Она протянула руку, и ее прикосновение было теплым, но рука дрожала. Дрожала! Это невозмутимое существо было испугано...
      - Что случилось, Анна, - спросил я, - что-то не так?
      - Ничего, - ответила она с непроницаемым лицом, но ее рука по-прежнему дрожала. - Пожалуйста, сядьте, я хочу поговорить с вами. Я должна с кем-то поговорить, и... вы кажетесь таким милым. В конце концов, вы почти полицейский.
      Я сел.
      Ее темные глаза казались очень мягкими и призывными. Эта большая привлекательная женщина обладай способностью выглядеть то сильной, то уязвимой, как, впрочем, многие другие "мадам".
      Она сама оставила промысел достаточно рано, чтобы сохранить свою внешность. Но приобретенный ею опыт позволял легко управлять мужчиной.
      Наклонившись ко мне со своего кресла, держа руки на коленях, она сказала:
      - Однажды вы провели с Полли ночь...
      - Откровенно говоря, я был пьян и долгое время не был близок с женщиной. У меня с ней были трудности другого рода... Вы, должно быть, понимаете меня...
      Попытка облегчить разговор не возымела действия. Непременная улыбка Анны уже не появлялась.
      - Вы ей понравились, - сказала она.
      - Я не хочу заходить так далеко, - ответил я.
      - Полли сама это сказала. А вам она тоже немного понравилась?
      - Да, понравилась, но, честно говоря, дальше я не хочу заходить. Я был пьян, вы помните?
      Ее лицо стало бледным, темные глаза померкли, алые губы вытянулись в линию.
      - Я думала, что, может, вы заинтересованы... чтобы помочь ей...
      - Пожалуй... конечно... но я следил за ней несколько дней, и она не узнала меня, даже оказавшись рядом.
      - Но вы должны помочь ей, если можете. Вы должны помогать каждому, кто в беде.
      - Не совсем. Но тем не менее выкладывайте. Вы вновь разбудили мое любопытство.
      Она встала и принялась расхаживать по комнате, возможно, для усиления драматического эффекта, возможно, действительно нервничая. Я не знал.
      Потом остановилась и сказала:
      - Полли может оказаться в опасной компании.
      - Каким образом?
      - Этот Джимми Лоуренс... Она привела его сюда, на ужин. Полли и несколько других девушек для меня больше, чем просто служащие - они для меня семья. И я часто приглашаю их к себе. Угощаю румынскими блюдами, которые, готовлю сама. Знаете, я славлюсь своими кулинарными способностями. Мои вечеринки с ужином пользуются успехом.
      - Убежден в этом. Но мы отклоняемся от главного, Анна.
      Она снова начала расхаживать, потом села рядом со мной и положила руку мне на колено. Я почувствовал запах хорошей пудры и дорогих духов. Пожалуй, она была лет на пятнадцать старше меня. Я прекрасно понимал, что Анна хладнокровно занималась секс-бизнесом целые десятилетия, когда-то она была проституткой, а теперь стала преуспевающей "мадам". Тем не менее, она по-прежнему обладала такой страстной чувственностью что мне стало как-то не по себе.
      - Мой сын Стив и его девушка... Они уходили с ними. Несколько раз.
      - Уходили с кем?
      - С Полли и этим ее дружком Лоуренсом.
      - И что?
      - Вы понимаете, в какой опасности они оказались?
      - Кто оказался? В какой опасности?
      - Мой сын Стив и его девушка! Они еще дети, им всего лишь немногим за двадцать.
      - Мне тоже, Анна. Но я вас не совсем понимаю.
      - А знаете, как другие девушки из этой лавочки с сандвичами называют Лоуренса за его спиной?
      - Понятия не имею.
      - Дилли.
      - Ну и что? Он носит в карманах укроп, что ли?
      - Нет, - сказала Анна. - Они думают, что он похож на Диллинджера25.
      7
      Я проехал по Пайн-Гроув-авеню и припарковался напротив роскошной берлоги, в которой проживала Полли Гамильтон со своим дружком. Поскольку на работе мне сказали о ее болезни, возможно, сейчас она была прикована к постели. Я надеялся, что бедняжке станет получше...
      Сидя за рулем, я опустил боковое стекло, чтобы чувствовать ветер с озера. Передо мной была утренняя "Геральд энд экзаминер" - "газета для людей, которые думают", как считал мистер Херст. Что ж, может, он и прав: я не читал, но напряженно думал.
      Думал об Анне Сейдж и ее предположении, что приятель Полли Гамильтон Джимми Лоуренс в действительности тот самый Джон Диллинджер.
      - Разве вы не заметили сходства? - спросила она.
      - Нет, - ответил я, но про себя отметил, что он немного смахивает на Диллинджера.
      Но на него смахивают многие. За последние месяцы через каждые несколько дней появлялась очередная история о "двойнике Диллинджера", которого задерживала полиция где-нибудь на Среднем Западе. Одного беднягу из Сент-Пола арестовывали пять раз, а когда после этого он решил пойти в местный полицейский участок, чтобы как-то решить эту проблему своего сходства, то его опять арестовали и не освобождали до тех пор, пока не сняли отпечатки пальцев и не сравнили с отпечатками настоящего Диллинджера.
      Месяц назад другой нечаянный двойник Диллинджера вывалился из кулуаров кинотеатра "Аптаун", того самого, где Полли, ее красавчик и ваш покорный слуга смотрели вчера вечером "Вива Вилья!", и встретил шесть взводов полиции спецназначения Чикаго, которые посоветовали ему не шевелиться, в противном случае пообещали снести голову.
      А в прошлое воскресенье один страховой агент в Колумбусе, штат Огайо, сошел с самолета после деловой поездки в Индианаполис и неожиданно был встречен дюжиной вооруженных людей. Оказывается, они получили от управляющего отелем, в котором он останавливался накануне ночью, "полную идентификацию", что он является Диллинджером. Продал ли ему этот парень страховой полис или нет, газеты не сообщали.
      Страну охватило что-то вроде "лихорадки Диллинджера", которая после годового разгула грабителей банков привела несколько месяцев назад в Маленькой Богемии в нижнем Висконсине к кровавой разборке, когда феды по наводке должны были взять Диллинджера. В результате они лишь убили одного или двух оказавшихся ни при чем гражданских лиц и схватили несколько любовниц гангстеров, в то время как Диллинджер, Нельсон "Детское личико" и их команды благополучно смылись.
      Как этот "враг общества" (выражение, заимствованное федами в Чикаго, где Комиссия по преступлениям приклеила его к Аль Капоне) за какой-то год стал настолько известен, было больше связано со стилем его ограблений, чем с самими ограблениями. Содержание этой легенды было известно каждому мужчине, женщине и ребенку в нашей стране.
      Получив двадцать лет за незначительное преступление от судьи, известного тем, с какой легкостью он выносил смертные приговоры, двадцатилетний Джонни Диллинджер прямо с фермы отца отправился в исправительный дом, а затем в тюрьму. Там провел девять лет под покровительством таких лиц, как Гарри Пиргюнт. Гомер Ван Метер и Джон Гамильтон - опытных, закоренелых преступников, искусных мастеров в деле ограбления банков.
      И все же Джонни условно освободили под поручительство. Петицию об его освобождении в целях оказания помощи в работе на ферме его престарелому папаше подписали тот самый человек, которого Диллинджер ограбил, а также "раскаявшийся" судья. Помощь престарелому папаше заключалась в грабежах банков и магазинов с целью сбора денег на финансирование побега своих покровителей Пирпонта, Ван Метера, Гамильтона и еще шести его приятелей из тюрьмы штата в Мичиган-Сити. Он переправил в тюрьму несколько револьверов в ящике с нитками, которые привозили в тюремную мастерскую, где шили рубашки. Девять дружков Диллинджера бежали как раз вовремя, так как необходимо было уже вызволять самого Диллинджера из тюрьмы Лимы, штат Огайо. Кажется, он был схвачен, когда наносил визит хорошенькой Мэри Лонгнейкер, одной из своих многочисленных подружек. Пресса любила Джонни и его хорошеньких девушек.
      Они любили Джонни - и точка. Потому что когда он грабил свои банки, то, перегнувшись через банковскую стойку, флиртовал с женщинами и был любезен с мужчинами. Если же все-таки были жертвы, Джонни никогда не оказывался в числе стрелявших, он осуждал подобное насилие. Был известен, например, такой случай: Пирпонт застрелил шерифа во время побега в Лиме, и Джонни остановился, нагнулся над умирающим, к которому проникся симпатией во время его препровождения в тюрьму, и грустно сказал Пирпонту:
      - Разве была в этом необходимость?
      Публике нравилось все это, публике нравилось, что он позволял вкладчикам, которым "посчастливилось" оказаться в банке во время ограбления, оставить при себе свою наличность - он брал только "банковские деньги". И когда он бежал из тюрьмы Кроун-Пойнт, штат Индиана, использовав револьвер, который будто бы вырезал из дерева и покрасил черным гуталином, то обыватели одобрительно говорили: "Здорово проделано, Джонни, ты показал им, Джонни!"
      Обывателю обычно нравилось, если его принимали за Джона Диллинджера. А почему бы и нет? У Джона было лицо среднего американца. Может быть, даже немного привлекательное, во всяком случае, для грабителей банков. Фотографии часто изображали его с чуть кривой улыбкой, с выражением лица, достойного того, чтобы быть помещенным на афишу кинотеатра. На фото мы всегда не такие, как в жизни.
      А пока что в стране нагнеталась национальная истерия. За последние три или четыре месяца "полная идентификация" Диллинджера могла произойти, скажем, и в Массачусетсе, и в Огайо почти одновременно.
      Поэтому, когда Анна углядела в приятеле-щеголе Полли сходство с Диллинджером, хотя я и был застигнут врасплох, но не пришел в замешательство. Имя Диллинджера было у всех на устах, в каждом газетном заголовке. К тому же, как говорила Анна, Джимми Лоуренс сам прочитал об этом несколько вечеров назад у нее на квартире.
      Это происходило примерно так. Анна приготовила румынские кушанья для Лоуренса, Полли, неработающего сына Стива и его девушки, чье имя Анна не назвала. Обедали на кухне, возле открытых окон, чтобы не так было жарко. После ужина женщины убрали со стола и стали мыть посуду. Говорили лениво было слишком жарко для оживленной болтовни. Тем временем Лоуренс, несмотря на жару, закурил сигару - большую, толстую Дорогую сигару. И начал читать газету.
      Через некоторое время он сказал:
      - Вот здорово, сегодня они поймали меня в Сент-Поле, - и рассмеялся.
      Потом встал и вышел на заднюю лестницу докурить свою сигару и подышать свежим воздухом. Анна на мгновенье перестала вытирать тарелки, чтобы взглянуть на первую полосу газеты, которую читал Лоуренс; ее поразило сходство Диллинджера на фотографии и Лоуренса.
      Услышав эту басню, я вынужден был спросить ее:
      - Как он мог быть Диллинджером? Он немного похож на Диллинджера, конечно. Но вовсе не выглядит как Диллинджер.
      - А разве вы не слышали о пластической хирургии? В наши дни гангстеры уходят в подполье и делают себе пластические операции, - сказала она.
      И все же оспаривать мнение Анны трудно. Это не была истерическая реакция взвинченной донельзя домохозяйки из Дулута, которая по пути в банк с тяжело заработанными за неделю деньгами вдруг увидела мужчину, похожего на Джона Диллинджера, и немедленно помчалась в полицейский участок. Нет. Анна вращалась в определенных кругах, имела дела с преступниками и нечестными копами, когда я еще ходил в коротких штанишках. Если она подумала, что этот парень может быть Диллинджером, значит... значит, этот парень мог быть таковым.
      А если это так, то мне необходимо что-то предпринять. В конце концов, сумма наградных за поимку составляла около двадцати тысяч долларов, половина от федеральных властей, а половина от полудюжины штатов в "криминальном коридоре" Среднего Запада, в котором Диллинджер в течение теперь уже более года собирал урожай с банков.
      Вот только идти к копам я не мог. Я был персоной нон грата для многих парней в синем26. И главой специального подразделения числом в сорок полицейских, созданного для захвата Диллинджера, был не кто иной, как капитан Джон Стеги (рифмуется с "легги"27), который скорее пристрелил бы меня, чем уделил пять минут своего времени.
      Стеги - честный коп, что для Чикаго редкость. Он был одним из полудюжины полицейских, пользующихся репутацией "парня, который достал Капоне" (мой друг Элиот Несс был другим), и, можно сказать, Стеги, как и остальные ребята (включая Элиота), заслуживал такой оценки.
      Стеги сражался с бандой Капоне все двадцатые годы. Это в результате его рейда по притонам, принадлежавшим Капоне, были взяты бухгалтерские книги, которые позволили федам выявить факты уклонения от налогов и в результате отправить Большого Парня28 в тюрьму в Атланте.
      Но Стеги также получил свою долю и плохой прессы. Он потерял пост шефа Сыскного бюро после дела Джейка Лингла. Газетчики постарались запачкать его, потому что он был закадычным другом полицейского комиссара, дружившего в свою очередь с репортером Линглом, а Лингл, оказывается, был дружен с Капоне и компанией. Все это вылезло наружу после того, как Лингл был убит в туннеле метро под Мичиган-авеню.
      Я определенным образом тоже был вовлечен в это дело. Я должен был быть дорожным полицейским на Мичиган-авеню, преследовавшим, но не сумевшим поймать убегающего убийцу. Я должен был стать ключевым свидетелем на суде. Я должен был лгать, разумеется, чтобы помочь свалить все на козла отпущения, которого команда районного прокурора подбросит для удовлетворения публики и прессы. И в качестве награды за мое хорошее поведение я стал полицейским в штатском.
      Это было как раз тогда, когда мой отец, старый идеалист-профсоюзник, ненавидевший конов и меня за то, что я стал одним из них, вышиб себе мозги из моего револьвера. Но это другая история.
      Стеги, как и мой отец, все понял, когда молодой Нат Геллер обменял униформу и свою честность на работу в штатском. Он, как и многие другие в полиции, повесил мне ярлык "мальчишки-подхалима", желающего сделать карьеру любой ценой. Это вынудило меня удержаться от предложения двух настоящих холуев покойного мэра Чикаго по имени Лэнг и Миллер, его главных шестерок и телохранителей, участвовать в попытке покушения на жизнь Фрэнка Нитти. Но после того, как я уже оставил полицию и подался в частные детективы, я должен был давать показания о нападении на Нитти, и - после того, как мэра Сермэка пристрелил в Майами сицилийский убийца по имени Зангара, я почувствовал, что не должен лгать. Может, я этим пытался как-то воздать должное моему старику и его идеализму. А может, пытался оправдаться перед самим собой. Но на свидетельском месте я говорил правду (что было здесь в новинку) и выставил тем и Лэнга, и Миллера, и покойного мэра в плохом свете.
      Стеги, хотя и был непокладистый, прямой и честный коп по чикагским (и любым другим) меркам, но имел слабость: он не любил, когда даже продажный полицейский полощет грязное белье на людях. А я был экс-коп, который публично прополоскал не только двух сержантов чикагской полиции, но и самого мэра Сермэка29.
      Стеги был другом Сермэка. Рассказывали, что вскоре после того, как Сермэк был избран мэром, Стеги перевели в участок Соуф-Вабаш, сердце Бронзвилля, чтобы "поднять шум вокруг политического рэкета". Для этого капитан загонял в тюрьму по двести цветных арестованных в день. Камеры были так набиты, что арестованным негде было сидеть. Политиканы-негры вначале материли Сермэка, но потом наконец взмолились: "Что хочет от них Сермэк за то, чтобы убрали Стеги из их района?"
      - Станьте демократами, - сказал Сермэк.
      И они стали демократами.
      Стеги все бы сделал для Энтона Дж. Сермэка, а я в глазах Его Чести вывалял в грязи его честь30.
      Последний раз я видел Стеги в Сити-Холле31, куда пришел давать свидетельские показания на одном из последующих заседаний по процессу Лэнг - Миллер. Я кивнул рослому седовласому полицейскому и сказал:
      - Добрый день, капитан! И Стеги ответил:
      - Пошел к черту, ты, лживый сукин сын, и не возвращайся обратно!
      Хэл Дэвис из "Дейли ньюс" услышал этот наш обмен любезностями и, подправив как надо, украсил им свой отчет о суде. И теперь, когда бы я ни разговаривал с моими немногими оставшимися друзьями в полиции, первое, что я слышал от них, было: "Передать от тебя привет капитану Стеги, Геллер?" Далее следовал самодовольный хохот.
      Нет, пока я не был в состоянии идти с этим к капитану Стеги, конечно, если бы Джимми Лоуренс действительно оказался бы Диллинджером и я сдал бы его Стеги; может быть тогда я и был бы вычеркнут из капитанского списка "лживых сукиных сынов".
      Но если Джимми Лоуренс всего лишь очередной двойник Диллинджера, я, возможно, окажусь вскоре связанным в маленькой комнатушке какого-нибудь полицейского, исполняющим румбу под ударами резиновой дубинки.
      Уже в сумерки перед жилым домом на той стороне улицы, где я припарковался, остановилось желтое такси. Я откинулся назад и опустил шляпу на лицо, словно задремал. Спустя несколько минут Джимми Лоуренс и Полли Гамильтон, держась за руки, вышли из парадного и сели в такси на заднее сиденье. Я выждал тридцать секунд, завел двигатель и последовал за ними.
      Желтое такси направилось на Хальстед и, прежде чем что-либо понял, я узнал место.