Макс Аллан Коллиз
      Двойник (Настоящий преступник)
      перевод Ю. Комова, Т. Печурко
      1
      КОММИВОЯЖЕР
      13 июля 1934 г. - 23 июля 1934 г.
      1
      Кто-то должен был взорвать "пузырь" Салли Рэнд.
      И выбор пал на меня. В конце концов, именно меня она наняла, чтобы выяснить правду о самопровозглашенном нефтяном миллионере из Оклахомы. Он сделал ей предложение в прошлую субботу вечером. А до этого был месяц цветов, подарков и ночных встреч, хотя только Бог знает, где Салли, занятая в разных шоу в клубе "Парамаунт", в театре "Чикаго" и, конечно, здесь, на Всемирной выставке под названием "Улицы Парижа", находила время для этого старика.
      Ее пресс-агент попытался заставить поверить всех, кроме, пожалуй, жителей Чикаго, в то, что именно Салли воплотила в жизнь идею этой Всемирной выставки, будто старая выставка "Столетие прогресса" оставалась унылой дырой до тех пор, пока Салли не сбросила с себя штанишки и не пристроила сзади страусиные перья. Благодаря такому решительному шагу турникеты у входа на Выставку стали вертеться так же активно, как и "отцы" города в своих могилах.
      Только все это было лишь желанным сном агента: помощь, оказанная Салли Рэнд устроителям Выставки, была ценной, но едва ли решающей. Всю осень, зиму и весну Чикаго наблюдал, как растут декоративные башни и шпили на восьмидесяти шести акрах земли вдоль озера, а летом уже весь город жадно рвался расстаться с проблемами настоящего и перенестись хоть на время в этот Город Завтрашнего Дня. И турникеты завертелись сразу же, но Салли была в этой кутерьме лишь одной из представительниц небольшой команды экзотических танцовщиц, которые помогали раздувать нынешний чикагский пожар1.
      Кроме обнаженных женщин на Выставке можно было увидеть многое. Например, как ткут шелковые чулки или же Библию Гуттенберга (и печатный станок, на котором она была отпечатана), или экспресс-лайнер через Ла-Манш, линию сборки автомобилей и даже то, что называется телевидением. Вам могли показать как сам миллион долларов (в "Федерал билдинг" под вооруженной охраной), так и бриллианты такой же стоимости (в главном выставочном здании, также охраняемом). Дети всех возрастов с удовольствием взирали на гипсовых динозавров Синклера Ойла, на деревню семинолов, где настоящие индейцы сражались с настоящими аллигаторами. Здесь были обложки "Тайм" и "Форчун" высотой в два этажа и термометр девятнадцатиэтажной высоты. Вам бы показали много больше, чем просто голую Салли Рэнд.
      Нет, ничего плохого в том, чтобы видеть голую Салли Рэнд, не было. Я побывал на ее шоу в прошлом году, когда Выставка только открылась, и, черт побери, на Салли действительно ничего не было. Ребята не врали. В этом году она обменяла свои перья на большой прозрачный баллон, назвав его "пузырем", и теперь он доводил ее наготу до немыслимого предела.
      Я полагал, что большинство богатых представителей мужской части Чикаго побывали на шоу Салли еще во время недели открытия Выставки. Но для меня же это было первое посещение "Столетия прогресса". Хотя Выставка открылась месяц назад, я уже имел представление о шоу по своим прошлогодним впечатлениям.
      Как и для многих жителей Чикаго, Выставка 1933 года для меня означала работу. Тысячи рабочих мест были созданы братьями Дэйвс - Руфусом Т., президентом Выставки, и его старшим братом генералом Чарльзом Г., бывшим вице-президентом Соединенных Штатов при Кулидже. Их считали тем мозговым центром, который стоял за организацией "Столетия прогресса". Можно говорить что угодно о братьях Дэйвс, обзывать их бизнесменами-банкирами, действовавшими в собственных интересах. Но благодаря им в наш Город Ветров2 была накачана куча денег.
      Владельцы отелей, ресторанов и театров использовали эту ситуацию - до Выставки большинство из них были на грани банкротства. Вновь открывшиеся ночные клубы и таверны, после того как в апреле 1933 года, в первое лето Выставки, пиво стало легальным, ломились от посетителей. "Сухой закон" задохнулся своим последним вздохом (он был отменен только несколько месяцев назад), и "Столетие прогресса", купаясь в пиве, стало празднованием наступающего лучшего "мокрого" завтра.
      Конечно, большинство посетителей Выставки были иногородними. И в поток этих солидных граждан с ферм и деревень Среднего Запада влились карманники со всех концов Соединенных Штатов. Именно сюда заявился и я.
      Я - Натан Геллер. Частный детектив, в прошлом - полицейский в штатском, специализировавшийся на поимке карманников. Учитывая мой опыт в прошлом, меня наняли для обучения частных полицейских, работающих на территории Выставки, искусству выявления и поимки карманников на месте преступления. И я занимался этим делом тогда все лето и осень, вплоть до закрытия Выставки в ноябре. За такую работу мне неплохо платили.
      Нанял меня генерал Дэйвс, но вовсе не потому, что я был таким уж благопристойным гражданином. Просто мне удалось застать его врасплох. Но это уже другая история, и когда-нибудь она будет рассказана. В интересах нашего повествования достаточно будет сказать, что, рассчитавшись за мой труд в прошлом году, генерал Дэйвс не счел нужным вторично воспользоваться моими услугами.
      Это, а также кое-какие прошлогодние неприятности, связанные с Выставкой, удерживали меня от нее подальше. Сейчас же в душный июльский полдень, когда я бродил по аллее Выставки, заполненной улыбающимися женщинами в летних ярких ситцевых платьях и шляпках с широкими полями, мужчинами в рубашках и соломенных шляпах, детьми в коротких штанишках, меня переполнило чувство ностальгии по этому месту. В свое время я был здесь с женщиной, которую любил. Все еще любил.
      Но теперь она в Голливуде, а я - в Чикаго, почти безработный и полуголодный. И вот Салли Рэнд оказалась моей первой клиенткой за два последних месяца если не считать рутинную работу, которую я выполнял для одной фирмы розничной торговли, проверяя кредитные оценки и исследуя страховые претензии. Детективное агентство "А-1" (я) неплохо отработало свой первый год но, к несчастью, оно (я) оказалось в провале на второй год и существовало главным образом за счет средств накопленных ранее. Если мистер Рузвельт и выводил страну из Депрессии, то он начал не с Чикаго.
      Итак, я снова оказался здесь, чувствуя себя довольно неуютно в своем легком белом костюме и панаме с широкими полями (память о работе во Флориде в прошлом году). Я бродил без дела по аллеям "Города Завтрашнего Дня", в тени двойных, подобных Эйфелевой, башен знаменитого Выставочного Колеса обозрения, где "корабли-ракеты" скользили над плоскими крышами павильонов. Одна из башен называлась Амос, другая Энди, но я их всегда путал. Сев в двухэтажный автобус, я занял плетеное кресло наверху в открытом салоне, где легкий ветер с озера разгонял надоевшую жару. Здесь, на Выставке, меня не покидало странное чувство, словно я превратился в свой собственный дух, преследующий себя самого... Я сошел на "Улицах Парижа", в которые можно было попасть, пройдя сквозь большой бело-красно-синий фасад, оформленный в виде парохода.
      Внутри узкие "улицы" патрулировались ненастоящими жандармами. Уют создавали кафе на тротуарах с полосатыми навесами и маленькими круглыми столиками, стоявшими под большими цветастыми зонтами. В ларьках можно было купить парижские шляпы, изготовленные модистками с Норт-Сайд, и скетчи на самого себя, нарисованные древесным углем студентами из Тауер Таун в беретах и с приклеенными усами. Вдоль аллей рыскали торговцы каштанами, бродячие трубадуры и девушки, продающие букетики цветов. При этом вас не беспокоили ни навязчиво пристающие таксисты, ни проститутки. Плоские поверхности хрупких наружных стен были оклеены яркими завлекающими плакатами, а в открытом плавательном бассейне "Лидо" проходили бесплатные представления купающихся красоток, таких же симпатичных, как мисс Рэнд.
      Но мисс Рэнд теперь была звездой (после своего прошлогоднего успеха здесь она снялась в Голливуде в фильме с Джорджем Рэфтом) и имела свое собственное ревю Кале де ла Пакс с танцующими девушками. Через полчаса у нее начинался дневной спектакль, поэтому вошел внутрь, назвал ее имя официанту, чей французский прозвучал как "сюда, мон сюэр"3. Он усадил меня возле площадки-сцены за столик размером немногим больше почтовой марки.
      Заведение было почти заполнено, большей частью парочками, причем, мужчины пытались спрятать ухмылки предвкушения, женщины делали смущенный вид, более из возбуждения, чем из любопытства. Между тем вентиляторы над головой и холодное пиво создавали в помещении прохладу.
      Шоу проходило на танцевальной площадке, за ней на сцене ярусами сидели оркестранты в токсидо. Я выпил половину второго бокала пива, когда оркестр начал играть что-то неуловимо парижское. Лампы потускнели, и танцевальный круг заполнился девушками-блондинками в дымчатых одеждах, двигающихся по кругу в газовых платьях словно бездарные, но хорошо оплачиваемые Айседоры Дункан.
      После того как девушки удалились и подсветка зала стала синей, на сцену выскользнула Салли в облегающем белом платье, с развевающимися длинными белокурыми локонами. Ее сопровождал огромный пузырь, похожий на воздушный шар, который, казалось, двигался сам по себе. Оркестр, сосредоточившись на своей музыке, играл "Лунную сонату" Бетховена. В этот момент белое платье Салли словно случайно стало постепенно сползать с плеч, обнажая грудь. И вскоре упало к ее ногам под возгласы одобрения зрителей. Она продолжала двигаться, "призывая" себя прозрачным шаром. Но когда оркестр перешел к вальсу Брамса, ее движения за шаром стали более откровенными. И вот наконец синий свет померк. Салли, нагая, с синющими словно у Годивы4 волосами, грациозно воздев руки вверх, подняла шар.
      Когда я вошел в ее раздевалку за сценой, она сидела за подсвеченным большим полукруглым зеркалом, расчесывая свои не очень длинные светло-каштановые волосы. Парик из длинных белокурых волос украшал голову стоящего рядом манекена. На Салли был голубой шелковый халат, в зубах шпильки для волос.
      - Геллер, - сказала она, не вынимая шпилек изо рта и глядя на меня в зеркало, - я видела тебя возле площадки. Как тебе мое шоу?
      - Очень понравилось. Я всегда любил классическую музыку.
      Она положила на столик у зеркала щетку для волос и шпильки, повернулась и взглянула на меня. Открытая алогубая улыбка Салли казалась вполне искренней. У нее были самые длинные ресницы, которые я когда-либо встречал у женщин, а глаза - того же цвета, что и халат.
      - Культурный любовник, да? - сказала она. - Снимите вашу шляпу и положите на стул. Мне нравится ваш белый костюм.
      Я снял шляпу, подвинул стул.
      - Я чувствую себя словно мороженщик...
      - Так что ты разузнал для меня? Маленький электрический вентилятор вращался на столике слева, описывая круги и разгоняя воздух.
      - Ваш любезный папашка, может быть, и золотоискатель...
      Она несколько разочарованно взглянула на меня.
      - Хм?
      - Он и в самом деле занимается нефтью. Владеет бензоколонкой.
      - Маленький лживый хорек.
      - Эти тяжелые времена... когда-то у него была дюжина бензоколонок по всей Оклахоме, и он вполне преуспевал. Сейчас его дела похуже, немного хуже.
      - Но он не делает двух грандов5 в неделю, как "преданный Вам..."6
      - О! - сказал я, - не говорите такое человеку, которому вы платите десять баксов в час плюс расходы.
      - Может, вы занимаетесь не тем бизнесом?
      - Мне это уже говорили раньше. Но никто не предлагал два гранда, чтобы я прыгал вокруг на радостях своем праздничном костюме.
      Она улыбнулась и наклонилась вперед, сложив руки, пои этом ее шелковый голубой халат слегка распахнулся, немного обнажив красивой формы небольшую грудь.
      - Ты выглядишь весьма привлекательно в своем праздничном костюме, заметила она. Я покачал головой и усмехнулся:
      - Но я не стою двух грандов. Закурив, она предложила мне сигарету.
      - Нет, спасибо. Никогда не имел этой привычки. Она пожала плечами.
      - Это хорошо. Геллер, почему ты не заигрывал со мной?
      Я не ожидал такого поворота, и мне потребовалось некоторое время, чтобы ответить.
      - Вы моя клиентка, - сказал я, - это было бы неэтично.
      - Этика? В Чикаго? Думаю, ты понимаешь, что я нахожу тебя привлекательным. А в этом городе женщины выглядят куда хуже, чем Салли Рэнд.
      - Понимаю.
      Она выпустила кольцо дыма.
      - Ты меня боишься?
      - Почему... Потому что ты звезда? Я и раньше встречал знаменитостей.
      - Ты спал с кем-нибудь из них?
      - Только с Капоне. Он храпит.
      Она рассмеялась, это был звонкий, очень женственный смех. Но у этой маленькой дамы, без сомнения, был сильный характер.
      - Значит, мой миллионер ненастоящий, да? Ладно, легко приходит, легко уходит. В любом случае я не хотела бросать шоу-бизнес. - Она вздохнула и снова повернулась к зеркалу. - Сколько тебе лет. Геллер?
      - Двадцать восемь.
      Вентилятор на столике вращался, его лопасти разгоняли воздух.
      - Мне почти тридцать, - сказала она. - Сколько еще времени я смогу снимать одежду, чтобы на это жить?
      - Глядя на тебя, думаю, достаточно долго.
      Она была обречена оставаться здесь, даже и не в шоу-бизнесе. Она могла бы стать разносчицей сигарет, девушкой в хоре, танцовщицей в ревю Гуса Эдвардса, статисткой в немом кино, девочкой-звездой в Голливуде, но уже сейчас ее звезда клонилась к закату. В двадцать восемь лет к Салли наконец пришел ежевечерний успех после четырнадцати лет работы в шоу-бизнесе.
      Теперь она показывала свое тело из-за вентиляторов и пузырей, когда не была поглощена ухаживаниями, создававшими ей пикантную славу.
      - Мое настоящее имя, как тебе известно, Элен, - сказала она, - Элен Бек. Но очень немногие так меня называют.
      - Ты хочешь, чтобы я звал тебя Элен?
      - Я думаю об этом, - она принялась расчесывать свои волосы. Белокурый парик на манекене немного колыхался под дуновением электровентилятора. - Ты знаешь, где я взяла свое имя?
      - С перечня важных персон, публикуемых Рэнд Мак-Нелли?
      - Вижу, что ты читаешь газеты.
      - А кто не читает? Ты более известна, чем Первая Леди7.
      - И, черт возьми, гораздо лучше выгляжу.
      - Да, но и я тоже.
      Она повернулась, улыбнулась и взглянула на меня.
      - Почему ты все еще здесь? - без злости спросила она.
      - Я не знаю.
      - Ты подумываешь, как бы за мной приударить?
      - Может быть.
      - Что изменило твои намерения?
      - Ты больше не моя клиентка.
      - И это меняет ситуацию?
      - Не исключено.
      Она встала, и халат соскользнул с плеч, открыв ее прекрасные груди. Она была еще напудрена, для сцены. От нее приятно пахло.
      Приблизившись к ней, я поцеловал ее.
      Это был милый поцелуй, но какой-то странный. Она посмотрела на меня печальными синими глазами сквозь длиннющие ресницы.
      - Что случилось, Нат? Что не так?
      - Ничего, - сказал я, отодвигаясь. - Может быть, мне лучше уйти?
      - Это из-за той твоей актрисы.
      - Ты... Ты знаешь о ней?
      - Я много чего знаю. Она бросила тебя и отправилась в Голливуд. Ты ей ничего не должен.
      - Мы все еще переписываемся.
      - И ее письма согревают тебя ночью?
      - Не слишком. Да и нужно ли в такую погоду?
      - Может быть, нужно. Подойди и снова поцелуй меня.
      Секунду подумав, я выполнил ее просьбу. На этот раз получилось лучше.
      - Тебе нужна новая девушка, - сказала она, привлекая меня в свои объятия.
      - Может, мне нужна новая актриса, - прошептал я в ее сладкую, пахнущую пудрой шею.
      Она легко отстранилась, не выпуская меня из объятий. Ее глаза, улыбка были понимающими и очень нежными.
      - Как и большинство актрис, я всего лишь девушка с фермы в Миссури, сказала она. - Мы никакие не особенные. Мы только играем в особенных.
      - Ш-ш... Элен.
      Пол был жестковат, но нас выручил ее шелковый халат.
      Теперь мне нужна была другая клиентка.
      2
      Он ждал у дверей моего офиса, держа шляпу в руке.
      Офис находился в конце холла на четвертом этаже здания на углу улиц Ван-Барен и Плимут. Отсюда было рукой подать до первоклассного клуба "Стандарт". Но справедливости ради добавлю: отсюда так же близко располагалось несколько ночлежек для нищих. Чикаго - город без предубеждений, здесь соседствовали бездельники и банкиры, шлюхи и дебютантки, преступники и полицейские. Место нашлось для каждого. Только не спрашивайте, чтобы не расстроить меня, кто занимал помещения рядом с моим офисом.
      Все здание заполнено мелкими бизнесменами, второсортными докторами и третьесортными юристами и возможно, одним первоклассным детективом, который безусловно, заслуживал лучшего соседства.
      Поэтому если кто-то и преодолевал три этажа и ожидал у дверей моего офиса, так это был или налоговый инспектор, или судебный курьер, или потенциальный клиент. А я, следуя по коридору между деревянными или чаще всего стеклянными стенами офисов, чувствовал себя, словно рыба в аквариуме. Одновременно я пытался разглядеть посетителя и определить его намерения.
      Меня ждал бледный блондин с темными усами, облаченный в безупречно сшитый коричневый костюм с галстуком-бантом коричневатого тона. В руках держал соломенную шляпу с шоколадного цвета лентой. У него был тонкий, длинный нос и серо-голубые глаза за крупными стеклами очков. Он выглядел вполне безобидно, а судя по тому, как стоял, чуть склонив голову, казался стеснительным и даже застенчивым. Так обычно выглядели либо клиенты, либо судебные курьеры. Для вас, наверное, не секрет, что судебные курьеры всегда стараются принять застенчивый вид.
      А вдруг он все-таки окажется клиентом? Я подошел к нему.
      - Мистер Геллер? - спросил он, улыбнувшись, отчего кожа на его лице напряглась у щек. Казалось, он никогда раньше не улыбался.
      - Правильно, - ответил я, а он, пока я открывал дверь из толстого стекла, встал сбоку.
      - Мне бы хотелось узнать, какие услуги вы предоставляете, - сказал он.
      Я улыбнулся и сделал рукой приглашающий жест.
      - Прошу, - и он, кивнув головой, вошел внутрь. Мой офис - большой, но в нем не было приемной, всего лишь одна большая светлая комната со стенами, оштукатуренными в кремовый цвет. Напротив двери стоял большой исцарапанный дубовый стол. Я немедленно открыл окна, чтобы впустить немного свежего воздуха. Из окон открывался вид на Эль8. Кроме стола, мебели было немного кожаная кушетка с заштопанными прорехами, деревянный шкафчик с картотекой, вешалка для шляп и справа, у стены - большой коричневый шкаф.
      - Это кровать Мерфи9? - спросил мой клиент. Подвинув ему стул, я устроился напротив за столом.
      - Да, как у Пинкертона. Мы работаем круглосуточно.
      Он пожал плечами, слишком смущенный, чтобы поддерживать разговор.
      - Просто я... удивился. Не часто встретишь кровать Мерфи в офисе.
      - Я живу здесь, - пояснил я, снял пиджак, бросив его на стол, и отпустил галстук, закатывая рукава рубашки. Было очень жарко, и у меня, в отличие от Салли Рэнд, не было вентилятора. - Если хотите снять пиджак, будьте моим гостем, чувствуйте себя как дома.
      Он отмахнулся от этого предложения, несмотря на обильный пот, выступивший у него на лбу, и, положив свою шляпу на край стола, недоверчиво спросил:
      - Вы живете здесь?
      - Стараюсь не афишировать этого, потому что подобное признание не производит на клиентов такого впечатления, какое произвело на вас. Но у меня есть соглашение с домовладельцем, что я буду жить в офисе в обмен на плату за помещение. Я здесь своего рода ночной сторож.
      - Понимаю, - он сложил руки, скрестил ноги, явно размышляя, стоит ли воспользоваться моими услугами.
      - Времена тяжелые, - сказал я.
      Он бросил на меня отсутствующий взгляд.
      - О да. Конечно. Я... Меня не волнует, что у вас нет...
      - Секретарши или помощников. Или приличной мебели.
      Он снова улыбнулся, но эта была, скорее всего, нервная гримаса. Лицо осталось недвижным, словно маска.
      - Я небогат, поэтому не смог обратиться к кому-то, вроде... Пинкертона или Харгрейвса. Скажите, каковы ваши расценки, мистер Геллер?
      - Десять долларов в день плюс расходы.
      Он кивнул, потеребил ус, привычно проверил, как сидят очки на его носу.
      - Это дорого для вас? - спросил я. - Заверяю, что я весьма квалифицированный специалист. Несколько лет работал в полиции Чикаго.
      Он снова выдавил улыбку.
      - Я ничего не имею против, мистер Геллер. Не имею ни малейшего представления, откуда взялась в нем эта внезапная, пусть и слабая, вспышка юмора, но короткий всплеск в его серо-голубых глазах исчез так же быстро, как и появился, он сказал:
      - Я испытываю к вам полное доверие, мистер Геллер.
      Такое признание меня буквально ошарашило.
      - Почему? - спросил я.
      - Ну... скажем так - вы были мне рекомендованы юристом.
      - А почему это сделал ваш юрист?
      - Я... хм... я не сказал, что это был мой юрист, мистер Геллер.
      - Если я рекомендован вашим юристом, то мне хотелось бы знать его имя.
      - Это важно?
      - Если я не знаю его, начну размышлять, в чем тут дело. Извините меня, единственно, что я не могу позволить своим клиентам, так это быть уклончивыми в разговорах со мной. Я не могу делать для вас честную работу, если вы скрытны со мной.
      - Мне посоветовал к вам обратиться Луи Пикет, - сказал он мягко.
      - Луи Пикет? - удивился я.
      Однажды я сделал работу для Пикета - оказав через него услугу одной фигуре в подпольном мире. Большинство дел Пикета было связано с уголовным законодательством, поэтому неудивительно, что он имел связи одновременно и с преступным миром, и с местными властями, различие между которыми почти не прослеживалось.
      Пикет имел обширную и, по-видимому, в значительной степени частную практику. В конце концов, он был в прошлом городским прокурором, правда, при особенно коррумпированной администрации Большого Билла Томпсона. То, что перечень клиентов Пикета включал также грабителей банков и гангстеров, среди которых был Лео Броверс, осужденный убийца Джейка Лингла, только поднимало его авторитет.
      - О'кей, - сказал я, все еще недоумевая. - А откуда вы знаете Пикета?
      - Его как юриста мне рекомендовали мои наниматели.
      - А кто ваши наниматели?
      - Мне бы не хотелось вовлекать их... Они занимаются торговлей зерном и обслуживанием за пределами Гэри... - Он прочистил горло и добавил: Индиана, - словно я не знал, где находится Гэри.
      Ладно, это по крайней мере могло что-то прояснить: нельзя исключать контакты компании по торговле зерном с преступниками, которые в недавние бутлегерские времена могли вывести ее владельцев на Пикета. Это представлялось столь же невинным делом, как и внешний вид моего клиента.
      Я достал из левого ящика стола желтый блокнот и приготовился записывать.
      - Почему бы нам не начать с вашего имени, - предложил я.
      - Говард, - сказал он, - Джон Говард.
      - Прекрасно, мистер Говард. Так что же я могу для вас сделать?
      Он выпрямился, сидя на стуле, и положил руки на колени.
      - Мне это не просто изложить...
      - Ведите себя так, словно я ваш юрист, мистер Говард. Что бы вы ни сообщили, останется конфиденциальным... Что-либо смущающее... все останется в этих стенах. Между нами. И какова бы ни была ваша проблема, Думаю, она не из тех, с чем бы мне не приходилось иметь Дело раньше. Словно доктор, я видел массу различных болезней.
      - Я думаю, что моя жена обманывает меня. "Можно представить", подумал я и сказал:
      - Продолжайте.
      - Я торговец, разъезжающий коммивояжер. Приходится разъезжать, продаю корма и зерно в магазины двух штатов. Поэтому большую часть времени я нахожусь в дороге, иногда неделями не бываю дома.
      - Понимаю.
      - И Полли... Полли всегда отличалась некоторым вольнодумством и независимым характером.
      - Как давно вы женаты?
      - Уже больше года. Несколько месяцев назад я получил новую территорию для сбыта продукции, это открывало передо мной большие возможности. Такого шанса я не мог упустить. Но только это означает... быть вне дома чаще, чем раньше. Ее, казалось, это не озаботило. Но мне хотелось, чтобы она проявила беспокойство. А на прошлой неделе я узнал, что она стала работать в кафе. Поступила на работу, даже не сказав мне. Я повздорил с ней из-за этого, спросил, почему она так поступает, разве я не зарабатываю хорошие деньги, разве не забочусь о ней? Но она ответила, что просто скучала и что девушка может зарабатывать и пользоваться своими собственными небольшими деньгами.
      - У вас есть дети, мистер Говард?
      - Нет. Пока нет. Я надеюсь, что...
      - Понимаю. Разве это плохо, если ваша жена будет иметь работу, будет чем-то занята?
      - Полагаю, что нет.
      - В такие времена, как нынешние, иметь дополнительные деньги... Разве из-за этого стоит сердиться?
      - Возможно, нет...
      - Полагаю, что некоторые мужья радовались бы дополнительному доходу.
      - Возможно...
      - Если у вас нет других оснований для подозрений, я должен дать вам совет, несмотря на то, что не хотелось бы терять перспективного клиента, оставить все как есть.
      Снаружи грохотала Эль. Он выглянул и посмотрел на нее, словно мир проходил мимо него. Я выждал, пока шум миновал, прежде чем вернуться к разговору.
      Затем, когда в комнате снова наступила тишина, он взглянул на меня и сказал:
      - Она должна была сказать мне.
      - Что сказать?
      - Что работает! Она должна была спросить меня.
      - Вы имеете в виду, спросить вашего разрешения?
      - Да, конечно! Я... я же муж, разве не так?
      - Кто-то должен носить брюки, - сказал я, оставляя как мне казалось, сарказм при себе.
      - Но это не главное, что меня расстроило. - Скажите, что еще. Он отвел глаза в сторону.
      - Она работает под своей девичьей фамилией - Гамильтон.
      Это выглядело забавным, но вовсе не зловещим.
      - Она просто защищает свою независимость, - сказал я.
      - Но она замужняя женщина!
      - Замужние женщины имеют право поступать по-своему. Как бы то ни было, многие из них так полагают.
      - Она может утверждать больше, чем свою независимость, - он говорил, едва шевеля губами.
      - Вы думаете, что она встречается с другими мужчинами, да?
      - Я прошу, чтобы именно это вы выяснили.
      - У вас нет иных причин подозревать жену в неверности, кроме той, что она использовала девичью фамилию, чтобы получить работу?
      - Есть другие причины.
      - Да?
      Он тяжело вздохнул, снова взглянул на Эль.
      - Это личное.
      - Заработать рога - это тоже личное дело, мистер Говард. Убедите меня, что я не буду впустую тратить ваши деньги, принявшись за эту работу.
      - Это как она... Как она ведет себя... в постели.
      - Вы хотите сказать, холодно?
      Он очень печально посмотрел на меня своими серо-голубыми глазами.
      - Вовсе нет. Совершенно наоборот.
      - И что в этом плохого? Мне бы проблемы этого парня.
      - Она делает вещи, которым я ее не учил.
      - Ох! Может, она обладает воображением, может, e нее есть подруга, которая поделилась с нею некоторыми секретами.
      - Или прочитала сексуальные наставления. Или обладала до нашего брака большим опытом, чем поначалу проявляла. Да. Я думал над этим. Но она очень усердна в постели, словно старается увести любые подозрения, какие у меня могут возникнуть. Кроме того, муж чувствует, когда его жена неверна, разве вы этого не знаете? В действительности я знал много случаев прямо противоположных, но к чему спорить, чтобы потерять деньги?
      - Я буду рад разобраться с этим, мистер Говард. С одной только целью успокоить вас. Я склонен думать, что ваша жена верна вам по-прежнему.
      - Молюсь, чтобы вы оказались правы, мистер Геллер.
      Он сообщил мне необходимые данные - адрес кафе, 1209 1/2 Вест Вильсон-авеню. Это в районе, известном под названием Аптаун10, он так назывался, потому что там кончалась Эль. И адрес их квартиры в "Мельден Плаза Отель", в нескольких кварталах от того заведения, в котором она сейчас работала.
      Он также оставил мне ее моментальную фотографию: хорошенькая, с щечками яблочком девушка, которая казалась прямо-таки олицетворением невинности. Я в свою очередь дал ему также несколько разъяснений - заверил, что буду следовать за его женой, как тень, так что она ничего не заметит. Если обнаружу, что она имеет любовника или любовников, не пойду на прямой конфликт. Он не хотел такого рода осложнений или замешательства, определенно не хотел. Я заверил его также, что его жена и любой любовник не будут знать, что я нахожусь рядом. Такова была моя работа. Он не хотел никаких фотографий, не выискивал доказательств в целях получения развода.
      - Я только хочу знать правду, мистер Геллер.
      - Это редкий товар, мистер Говард, а тем более в Чикаго, - сказал я.
      Я попросил у него двадцать пять долларов задатка. и он, поднявшись со стула, вынул из неплохо набитого бумажника пять десяток.
      - Поскольку я буду находиться в поездке и вы не сможете связаться со мной, - сказал он, выкладывая пять кредиток на стол, словно игрок в покер, - предпочитаю заплатить вам сейчас за полную недельную работу.
      Я, конечно, не возражал.
      - Прекрасно. Но если на это потребуется больше, чем неделя...
      - работайте. Я скоро свяжусь с вами. С прощальной безрадостной, натянутой улыбкой он протянул мне руку, и я, стоя за столом, пожал ее. Ценю вашу помощь, мистер Геллер.
      - Я надеюсь, что смогу быть полезным, доказав, что у вас хорошая, преданная, любящая жена.
      - Молюсь об этом, - сказал он, - молюсь. Потом он ушел, а я, положив деньги в карман, стал размышлять, где раньше мне приходилось видеть эту изображенную на снимке хорошенькую девушку со щечками яблочком.
      3
      Я начал работу в следующий понедельник. Это был день, когда жара стала по-настоящему нестерпимой. В семь часов утра я сел в поезд, направлявшийся в Аптаун - район в шести милях к северу от Лупа. Из-за невыносимой жары все мужчины в вагоне были в одних рубашках. Пиджаки либо висели у них на руке, либо были оставлены дома. Единственные мужчины, которых в этот день я видел в пиджаках, - это пожилые джентльмены, сидевшие на скамейках перед станцией Эль на углу Вильсона и Бродвея. Они казались непременной принадлежностью местного ландшафта, частью украшений станции, вроде мраморной арки с часами, что возвышалась над ее входом.
      Станция Эль, сооруженная, как говорили, в виде копии нью-йоркского Гранд-Сентрал11, была типичной постройкой Аптауна с его наивно-грандиозным самомнением. Хотя лишь несколько зданий были выше трех этажей - пара отелей, столько же жилых домов и случайных зданий под офисы, Аптаун не без оснований воображал себя миниатюрным Лупом. Пряничная архитектура его зданий носила отпечаток влияния другой чикагской ярмарки - Колумбовой выставки 1893 года, на которой царствовал смешанный европейский псевдоклассический стиль архитектуры. Поэтому в Аптауне по сей день сохранялась эта выставочная атмосфера. Здесь были дворцы кино вроде "Ривьеры", танцевальные залы вроде "Арагона", специализированные магазины, универсальные магазины, банки, аптеки, чайные, лавки деликатесов, рестораны - от русских и польских до греческих и шведских кафетериев.
      В эту жаркую погоду берега озера Мичиган, восточной границы Аптауна, могли представлять интерес только для одного вида бизнеса, представленного будочками. где продавались апельсиновый сок и мороженое, а также барами и кафе, в которых могли предложить выпить что-либо прохладительное.
      Кафе, в котором работала жена Говарда, находилось в квартале от станции. На его вывеске, простиравшейся над тротуаром, я разглядел надпись "Сандвичи". Это было трехэтажное здание с квартирами наверху. Поскольку в адресе стояло "1/2", я ожидал увидеть грязную дыру в стене. Но когда проходил мимо и заглянул в окно, то увидел длинную стойку, пространство на восемь - десять столиков и трио официанток, одна из которых была хорошенькой, со щечками яблочком - Полли.
      Вот и все, что довелось мне увидеть мимоходом, и я прошел через улицу в четырехэтажное здание меблированных комнат под названием "Вильсон Армc". Нижний этаж занимал бар, бюро регистрации находилось на втором этаже. Заведение не могло конкурировать с "Эджвотер Вич", но и не было ночлежкой. Я заплатил за три ночи - меня поразило, в какую сумму это обошлось, и арендовал электрический вентилятор на один день. Двадцать пять центов за вентилятор - это настоящий грабеж, ведь я знал клерков в магазине, которые получали всего десять центов в час и были этому рады. Но стояла жара, у меня был задаток в пятьдесят баксов. которыми я мог располагать, а Чикаго отличался своими грабежами даже и в старые добрые времена.
      Итак, я сидел в маленькой комнате на втором этаже у открытого окна, вентилятор на столе кружил своими лопастями, пытаясь освежить меня. Развалившись на легком стульчике, я постарался устроиться поудобнее, распустил галстук и расстегнул рубашку.
      По мере того как день продвигался к полудню, улица заполнилась мужчинами в одних рубашках и девушками в легких летних платьях. Одежда прилипала к фигуркам девушек, предлагая вам иногда приятное и пикантное зрелище, чего нельзя было сказать о мужчинах с пятнами пота под мышками на их рубашках. Детей школьного возраста здесь вертелось немного - большинство находились на пляжах. Чаще можно было увидеть солидных матрон в широкополых шляпах и просторных платьях, которые катили перед собой коляски для покупок, поглядывая по сторонам.
      В эту жару никто, кроме работающей смены, не оставался в помещениях. Даже в прохладную погоду на улице было полно народу. Бродвей и Вильсон были сердцем крупного коммерческого района Аптауна, припаркованные автомобили вытянулись по обеим сторонам улицы, мимо постоянно проносились такси, находившие иногда пассажиров.
      Кафе Полли делало оживленный бизнес, люди то и дело заходили, чтобы выпить кока-колы или лимонада. Прохладительные напитки были сегодня нарасхват. Ребята-студенты (или, во всяком случае, юноши студенческого возраста) сидели либо на маленьких крылечках, либо прислонялись к фонарным столбам, занятые поглощением мороженого, которое угрожало растаять и накапать им на руки. Временами они пили апельсиновый сок из бумажных стаканчиков, от чего над губой у них появлялись оранжевые усы. Все они наблюдали за девушками в летних, облегающих их ладные тела, платьях.
      Трудные времена, казалось, не ударили так по Аптауну, как по некоторым другим районам города. Однако все же их последствия иногда прослеживались: несколько мужчин носили изготовленные дома плакаты-"сандвичи", на которых были выведены слова: "Требуем приличную работу". Затем было добавлено что-нибудь личное, вроде: "Глава семьи, 43 года". Ниже маленькими буквами сообщались краткие данные о желаемой работе, включая номер телефона и адрес.
      Вдали с улицы доносились слабые звуки музыки Луи Армстронга, и я высунул голову в окно. Внизу, на той бороне улицы, где было кафе Полли, стоял павильончик по чистке обуви, и цветные мальчишки в нижних рубашках и широких штанах пели под викторолу, имитируя Сачмо12, обрабатывая щетками горячую обувь клиентов.
      При этом они даже немного приплясывали. Совсем немного. Я удивлялся, откуда они находили в себе силы петь на такой жаре. Джаз делает чудеса.
      Застегнув рубашку и подтянув галстук, я спустился в бар и купил бутылку холодного пива. Вернувшись обратно к себе, я тянул ее целый час, при этом последний глоток оказался таким же теплым, как собственная слюна. К этому времени множество одиноких мужчин, которые могли оказаться приятелями Полли, заходили в магазинчик сандвичей, но никто из них не задерживался там дольше, чем требовалось, чтобы взять коку или сандвич. Полли работала за столиками, и иногда мне даже удавалось в окно кафе мельком увидеть, как она принимает заказ или убирает один из столиков. Ничего другого, кроме обслуживания посетителей, сегодня в жизни Полли, казалось, не происходило.
      По-прежнему она казалась мне знакомой. Но я никак не мог припомнить, откуда она мне известна.
      К двум часам дня мой желудок дал о себе знать, поэтому я спустился вниз на улицу, дал одному из парней студенческого возраста полдоллара и поручил ему перейти улицу и купить мне в кафе Полли сандвич с ветчиной и сыром. Он не спросил, почему я не хочу сделать это сам, и просто отправился за сандвичем. Через пять минут в бумажном пакете он принес его мне, заработав на этом четвертак сдачи. Может быть, теперь он сможет пойти и арендовать себе вентилятор.
      Сандвич оказался очень вкусным, во всяком случае? хлеб был свежим, но еще одна бутылка пива из бара, чтобы запить его, не помешала бы. Подошел полдень? и температура воздуха поднялась к девяноста13 с чем-то. Посетители, в основном одинокие мужчины, валили в кафе, но никто из них там надолго не задерживался.
      К семи часам вечера я опустошил пять бутылок пива и столько же раз посетил сортир в холле. Пиво не оказало на меня алкогольного воздействия, быстро улетучившись за те одиннадцать часов, что я здесь провел. Но именно оно, а также трудяга-вентилятор поддерживали меня бодрствующим и живым. Наступал вечер, хотя снаружи было по-прежнему солнечно.
      Вскоре после семи Полли Говард (или Гамильтон, как она себя здесь называла), одетая в бело-розовое ситцевое платье с бантом впереди, вышла из кафе. Должно быть, в задней комнате кафе она переоделась, сменив свою униформу официантки. Несмотря на то что ее работа продолжалась двенадцать часов на невыносимой жаре, Полли выглядела свежей, ее рыжевато-каштановые волосы развевались по плечам.
      Поскольку мне показалось, что она поджидала кого-то и этот кто-то мог оказаться здесь в любой момент, чтобы подхватить ее, я поспешно вышел из комнаты, спустился вниз и медленно прошелся по улице, чтобы найти укромное местечко для продолжения наблюдения. Завернув за угол, я взял со стойки "Дейли ньюс", делая вид, что на ходу просматриваю газету. Мне было видно, как Полли терпеливо кого-то ждала. Мужчины и парни, которые проходили мимо, бросали на нее заинтересованные взгляды.
      Может быть, Полли все же была предана своему муженьку, бродячему торговцу?
      И тут подъехало такси, из него вышел щеголевато выглядевший темноволосый мужчина с тонкими, словно нарисованными, усиками, в очках в золотой оправе, в сшитом у портного сером костюме. Пиджак от костюма был перекинут через руку. Он был без шляпы. Невысокий. Но не коротышка.
      Мужчина распахнул перед Полли дверцу, а она улыбнулась ему так, что мне стало ясно - у ее мужа масса неприятностей.
      Он вслед за ней сел в машину, и такси устремилось на восток по Вильсон.
      Секундой позже я остановил следующее такси, опустился на заднее сиденье и, наклонившись к водителю, сказал:
      - Следуй за той машиной.
      4
      Красные стоп-сигналы желтого такси, за которым мы следовали, вскоре взяли курс на юг, к нижнему Бродвею. Когда машина свернула на Диверсей, к озеру, стало ясно, что мы движемся к Лупу. Парень в золотых очках и с усиками, должно быть, хотел произвести впечатление на Полли, потому что по времени этот путь, если воспользоваться надземкой, оказался бы таким же. А он взял такси в центр. Бросал на ветер свои денежки, как, впрочем, и мои.
      Задаток в пятьдесят баксов таял прямо на глазах.
      Когда они вышли на Мэдисон перед отелем "Моррисон", всего в нескольких кварталах от моего офиса который, кстати, я оставил, чтобы быть поближе к Полли, я уже негодовал по-настоящему: этот парень тратил мои деньги. В отеле "Моррисон" был холл для прогулок, в котором я прохлаждался каждый день благодаря соглашению, заключенному с хозяином квартиры. Очутиться здесь было все равно что проследовать за своей женой и ее дружком в свой собственный дом. Понемногу я начинал себя чувствовать таким же сосунком, как мой бедный странствующий торговец-клиент.
      Ладно, возможно, цель Полли и ее приятеля вовсе не заключалась в том, чтобы найти здесь постель. Ведь в городе имелось множество менее броских мест, в которых можно провести ночь, нежели отель в центре Луп. Значит, они приехали сюда вкусить радостей ночной жизни.
      Это раздражало меня, потому что район Аптаун - который они покинули на такси - превращался по вечерам в Великий Белый Путь14 Норд-Сайда. Ночные клубы и рестораны, вперемешку с грязными притонами, среди которых, однако, попадались и вполне респектабельные заведения. Зачем надо было приезжать в Луп? Только для того, чтобы произвести впечатление на даму и нанести удар по своим деньгам. И моим тоже.
      Мое такси проехало мимо усатого мужчины, нежно обнимавшего Полли за плечи, в тот момент, когда они входили в отель. За углом я расплатился с водителем - бакс за рейс и дайм15 чаевых, - вылез из машины, отметил расход в маленьком блокнотике и пошел к другому входу в отель с Кларк-стрит.
      Интерьер холла "Моррисон" представлял из себя плюш, массу серого мрамора, темного дерева, мягкой мебели и бронзовых ламп. Над головой в высоту на пару этажей уходил потолок. Во всем этом мраморно-бронзовом великолепии я не смог обнаружить никаких следов Полли и ее приятеля. Но, кажется, знал, где они могли находиться.
      Мраморная лестница вела вниз, к Террасному саду, большому, сияющему, искусно декорированному месту для обедов и танцев, которое было популярно у публики до и после театральных представлений. Даже в театральное межсезонье заведение по-прежнему делало хороший бизнес. Приятно, конечно, видеть в такие времена столько людей, располагающих деньгами. Жаль, что я не входил в их круг.
      Полли и ее друг сидели за столиком в круглом, террасами, обеденном пространстве, которое охватывало находившуюся чуть ниже площадку для танцев, где даже сейчас Гай Ломбарде и его "Ройал Канадиенс" исполняли ритмичный огненный номер. Элегантные светские пары в вечерних туалетах белые пиджаки у мужчин, длинные платья с низким вырезом у женщин смешивались здесь с туристами, приехавшими на Всемирную выставку. Хотя последние придерживались установленного кодекса одежды (галстуки у мужчин, никаких брюк у женщин), но они никогда не могли бы попасть на страницы светской хроники. Причина, по которой именно здесь совершались оживленные деловые встречи, частично объяснялась обеспеченной кондиционерами свежестью воздуха.
      Еда была первоклассной, но не дешевой. Я обсудил эту проблему со своим желудком и решил все-таки занять столик, хотя чувствовал себя неуютно от того, что привлекал внимание своим одиночеством. Ведь сюда приходили чаще всего парами, возможно, мне лучше было бы расположиться в баре. Но какого черта... Я заказал кусок отварной говяжьей грудинки с хреном, сделав себе небольшое мысленное внушение о незапланированных Расходах (не желая вынимать свой маленький блокнотик), и выпил немного рому. Ожидая свое блюдо, я наблюдал, как на противоположной стороне зала Полли и ее друг разговаривали, держа друг друга за руки. Полли была оживлена и постоянно смеялась. Он же казался увлеченным ею, но был более собран. Складывалось впечатление, что разговор вела в основном Полли. Пока не принесли их главный заказ, они пили джин с содовой и танцевали. Танцуя, пара оказалась недалеко от моего столика. И тут я внезапно вспомнил, откуда мне так знакомо ее лицо.
      Я окинул их отсутствующим взглядом, и мне показалось, что девушка или не узнала меня, или это искусно скрыла.
      Стало быть, я не ошибся.
      - Нат, бездельник, - вдруг послышался знакомый голос, - а я-то считал, что ты работаешь!
      Я вытер салфеткой рот и улыбнулся моему другу Барни Россу, одетому в токсидо, в котором он чувствовал себя очень неуютно. Его спутница хорошенькая рыжеволосая девушка - немного сглаживала это впечатление.
      На лице Барни появилась смущенная гримаса, его карие маленькие глазки округлились. Придвинув стул для своей леди, он уселся между нами и, пожав плечами, сказал:
      - Чур, сегодня я шлиемил16, поэтому плачу по счету.
      - Спасибо, но не надо милости. Я заполучил клиента, который за все заплатит. Он криво ухмыльнулся.
      - Ну-у... Это весьма благородно с твоей стороны. Нат. Думаю, что я съел бы омара.
      - Я не настолько благороден, кореш. Счета богатых ребят, даже когда мне покрывают расходы, я не оплачиваю.
      Рыженькая улыбнулась, услышав, что Барни назвали "богатым", но его это смутило.
      - Богач-фугач, - пробормотал он. - Через несколько лет я буду без работы и стану одалживать у тебя.
      - Так оно и случится, если не бросишь играть. Единственным недостатком Барни было то, что он играл, да еще не забывал своих старых приятелей с Вест-Сайда. Мы выросли вместе на Максвелл-стрит, где для его семьи я был шабес гон17 (мой отец был еврей, правда, неортодоксальный, однако и католицизм моей покойной матери не смог оказать на меня какого-либо воздействия). Став подростком, я уже жил в Дуглас-Парк, но по воскресеньям все равно возвращался на Максвелл-стрит, работал вместе с Барни. Барни как "загребатель", зазывала перед магазином, зачастую буквально силой затаскивавший потенциальных покупателей, а я гонял оттуда уличных торговцев. Немного грубости и все, но Барни был грубее, он был маленьким уличным драчуном, который уже с мальчишеских лет должен был заботиться о себе и своей семье. Отца Барни застрелили воры в его крохотной лавочке. Мальчику тогда исполнилось тринадцать лет. Как бы то ни было, но Барни вырос в драчуна другого рода, стал чемпионом в легком весе. В мае этого года он даже уложил легендарного Джимми Мак-Ларнина в Нью-Йорке в бою за первенство в полусреднем весе.
      - Это Перл, - сказал он, указывая на привлекательную рыженькую спутницу, - пташка, о которой я тебе говорил.
      Я пожал ее руку, гладкую и теплую. Мне понравилась милая улыбка девушки. Глаза у нее были большими и синими, правда нос немножко великоват, но это делало ее еще привлекательнее. Низкий вырез синего вельветового вечернего платья эффектно подчеркивал красоту ее высокой полной груди.
      - Значит, это вы тот самый друг Барни, который работает частным детективом, - сказала она.
      Я приложил палец к губам, сделав предостерегающий жест.
      - Пусть это останется нашим маленьким секретом. Барни обнял ее за плечи.
      - Нат уже сказал, он на работе - следит за кем-нибудь или чем-нибудь...
      Смутившись, она сморщила подбородок, и на лице ее появилась привлекательная легкая улыбка.
      - Извини.
      - О'кей, - ответил я, улыбаясь. - Позвольте мне заказать вам что-нибудь из бара. - Подняв руку, я подозвал официанта.
      - Спасибо, Нат. Пожалуй, не надо, - сказал Барни, - я в тренинге, помнишь?
      - Ты, но не Перл. Не так ли? Вы что-нибудь уже ели? Они признались, что нет, и я настоял, чтобы они присоединились ко мне.
      - Одинокий мужчина в подобном заведении заметен, как больной большой палец, - объяснил я, - садитесь рядом, обстановка станет непринужденной.
      Они сделали заказ - Перл попросила "Розовую Леди"18 для себя и оба запеченную пикшу "а ля Мор". Барни сказал:
      - Перл приехала из Нью-Йорка на уик-энд, Нат.
      - Замечательно.
      - Я... хм... хотел, чтобы она встретилась с мамой моими братьями и сестрами...
      - Это звучит серьезно.
      Барни почти вспыхнул, но Перл только улыбнулась.
      - Будь преданной этому парню. Перл, - сказал я, - иначе когда-нибудь за тобой может начать следить кто-то, вроде меня.
      Барни с заговорщическим видом наклонился вперед.
      - Так ты из-за этого здесь?
      Я кивнул.
      - Видишь вон ту хорошенькую девчушку с щечками яблочком и ее усатого спутника, которые ведут себя неприлично? Или выглядит так.
      - Его жена твоя клиентка?
      - Ее муж, - сказал я. Барни покачал головой.
      - Ты в грязном бизнесе.
      - А у некоторых удары отражаются на их мозгах. Он слегка улыбнулся и поднял голову.
      - Если ты пытаешься описать способ, которым я зарабатываю на жизнь, то позволь кое-что уточнить. Во-первых, еще никому не удалось раздолбать мою голову, и, во-вторых, моя работа оплачивается гораздо лучше твоей.
      Я отправил в рот последний кусок грудинки.
      - Верно, зато ты не можешь есть во время работы. Перл пристально рассматривала нас и, похоже, поняла, что наше с Барни подкалывание - всего лишь признак настоящей дружбы.
      - Между прочим, - сказал Барни, - у Перл здесь есть свой собственный номер. Просто хочу, чтобы ты знал об этом, прежде чем к тебе придут какие-то идеи.
      - Барни, лично я получаю удовольствие от того, что являюсь падшим ангелом.
      - Это в тебе смешались разные религии, Нат.
      - Да, дает знать о себе часть моей ирландской крови. Барни занимал апартаменты здесь, в "Моррисоне" и отель даже отвел ему часть помещений в холле под маленький тренировочный зал. Иметь у себя чемпиона, доступного для публики, - неплохая реклама для отеля.
      Перл, пытаясь вникнуть в наш не всегда понятный ей разговор, спросила:
      - Как ты узнал, что Нат будет работать здесь всю ночь?
      Пока Барни подыскивал возможный ответ, я опередил его:
      - Барни мой домохозяин. Он уже водил вас в такое заведение - "Барни коктейль лоунж"?
      - Еще нет, - сказал она.
      - Это, должно быть, единственное вложение, сделанное им, которое не имеет четырех ног. Как бы то ни было, он владеет всем зданием, и в нем находится мой офис. Вместо платы я остаюсь там на ночь и приглядываю за помещением. В те ночи, когда моя работа не позволяет этого сделать, я звоню домовладельцу и предупреждаю о том, что ночного сторожа сегодня не будет.
      - Что бывает весьма редко, - сказал Барни, словно оправдывая свое великодушие перед Перл, смотревшей на него с любовью и восхищением. Я надеялся, что это надолго. Я очень надеялся, что им никогда не придется иметь дело с таким сукиным сыном, как я, который следил бы за одним из них.
      Принесли их заказ, и я спросил Барни о предстоящем поединке.
      - Не раньше сентября, - ответил он.
      - Снова с Мак-Ларнином?
      С явным недовольством он сказал:
      - Снова Мак-Ларнин. Честность есть честность - надо дать ему еще шанс.
      Я видел тот бой. Тогда Барни получил несколько жестоких ударов от Мак-Ларнина, который был очень сильным бойцом. Особенно хорош был его короткий кросс справа, которым он отправил в нокаут много отличных парней. Хотя Мак-Ларнин был тяжелее Барни, но это не отражалось на его скоростных качествах. Повторная встреча не станет легкой прогулкой.
      - У меня еще будет несколько контрольных встреч, - он пожал плечами, но свой титул придется защитить только после сентября.
      Тем временем Полли и ее приятель покинули столик и спускались вниз для очередного танца. Ломбарде начал исполнять свою версию "Песни с небес", более медленную и не столь ритмичную.
      - Вы просто этого не любите, - сказала Перл, глядя на танцевальную площадку.
      - Вы имеете в виду музыку? - спросил я.
      - Конечно. А что же еще?
      - Копченую пикшу. Она обернулась к Барни:
      - Потанцуй со мной.
      - Конечно, только закончу свою рыбу. Перл воспользовалась возможностью зайти в туалетную комнату. В это время Полли и ее усатый приятель заскользили в танце по кругу. Барни мельком взглянул на них, как раз когда положил в рот последний кусочек рыбы, и его глаза сузились.
      - Откуда я знаю эту девушку? - спросил он.
      - Ты тоже узнал ее?
      - Может, ошибаюсь, но она выглядит очень знакомой.
      - Помнишь, как несколько месяцев назад мы однажды вечером погудели в Аптауне? Он моргнул.
      - Ты имеешь в виду тот вечер, когда я немного перебрал?
      - Ага. Ты немного перебрал.
      - Только не рассказывай об этом Уинчу и Плэну.
      Уинч и Плэн - это менеджеры Барни. Они были строже, чем католические воспитатели.
      - Твоей маме я тоже не расскажу. Тем более о том, что ты знаешь, откуда эта девушка.
      - О, черт, - сказал он, когда до него дошло.
      - Правильно. Тот бар на Хальстеде? Я знал дамочку, которая управляла этим заведением. Она была из восточного Чикаго. Припоминаешь?
      Восточный Чикаго не был частью Чикаго, это уже городок в Индиане. Время от времени моя работа заносила меня туда.
      Барни огляделся вокруг, проверяя, не возвращается ли Перл.
      - Но мы не пошли наверх с этими девицами, не так ли? - спросил он.
      - Мы попытались это сделать, но оба были здорово пьяны.
      - О Господи, если репортеры пронюхают об этом, я подмочу свою репутацию.
      - Репортеры не напечатают ничего, что могло бы бросить тень на твое тошнотворно чистое имя, ты, маленький шмук19. Тогда ты отключился и Анна так звали ту красотку, что управляла заведением, - уложила тебя баиньки.
      Он кивнул, припоминая что-то.
      - А что было с тобой, Нат?
      - Со мной? - переспросил я. - Тоже был пьян. Но я все же поднялся наверх с одной из девушек.
      Мимо проплыла Полли в объятиях своего спутника.
      - С этой? - спросил он. Я кивнул.
      - Ну, парень, - протянул Барни.
      Вернулась Перл, и они направились танцевать. А девушка в бело-розовом и мужчина в золотых очках собрались уходить.
      Я последовал за ними.
      Они взяли такси, и я тоже, скрипнув зубами. Расходы неудержимо сокращали мой пятидесятидолларовый аванс, и я злился.
      Я не знал, что меня смущало больше: то, что женушка моего клиента разъездного торговца была проституткой, возможно, экс-проституткой, или что я однажды трахнул ее. И это мне тогда очень понравилось.
      5
      Вернувшись в Аптаун, Полли и ее дружок отпустили такси на углу Вильсон и Мельден и прошли пешком полквартала до отеля "Мельден Плаза". Его четырехэтажное здание выглядело более современно, чем соседние Дома, украшенные витиеватыми портиками и другими архитектурными излишествами. Отель был зажат между двумя старомодно украшенными зданиями, и его фасад был несколько углублен в сторону от проезжей части.
      Держа в руке свой серый пиджак, щеголеватый кавалер Полли распахнул перед ней входную дверь, и они вошли внутрь.
      Мое такси проехало дальше, и я вышел возле кладбища Святого Бонифация. Мельден была странной маленькой улицей и тянулась на какие-то жалкие четыре квартала, соединяя два кладбища. Второе - кладбище Земли Милосердной было заполнено роскошными склепами знаменитых умерших чикагцев. Кстати, именно здесь покоился известный американский изобретатель Джордж Пульман в свинцовом гробу под бетоном и сталью. Я прошел вдоль этой маленькой улицы, чьи начало и конец упирались в могилы, накинув пиджак на плечи и размышляя над тем, как отреагирует мой бродячий торговец-клиент на то, что ему станет известно о жене.
      Был жаркий вечер, терпимым его делало только воспоминание о знойном дне. Несколько человек еще сидели на ступеньках крылечек, ожидая спасительной прохлады. Прохожие поглядывали в сторону озера, надеясь, что оттуда повеет ветерок. Но уже была половина одиннадцатого, и многие укладывались спать, в том числе, возможно, и Полли с ее спутником. Мне не трудно было отыскать пустое крыльцо почти напротив отеля, присесть на него с видом обычного соседа, пытающегося отдохнуть от жары.
      Однако я не мог оставаться здесь всю ночь. Если бы я приехал сюда утром на своей машине, а не на Эль, можно было бы припарковаться на улице и в любой момент убраться, продолжая наблюдение. Но торчать всю ночь на крыльце... Рано или поздно кто-нибудь, не исключено, что и полицейский, заинтересуется моим присутствием. Пробыть здесь можно было совсем недолго.
      Судя по внешнему виду здания, номера в нем, скорее всего, однокомнатные. Это был адрес, который мой клиент дал мне как свой домашний, значит, здесь они жили вдвоем, когда он не находился в поездке. Складывалось впечатление, что он зарабатывал немного, торгуя кормом и зерном. Хотя мне сказал, что делал "хорошие деньги"... То, что его бумажник выглядел довольно пухлым, ничего не означало - это могли быть все его сбережения. Возможно, пятидесятидолларовый задаток сильно их подорвал.
      Конечно, они женаты недавно. Он сказал, что только что стал осваивать новую территорию. Так что не исключено, что они планировали перебраться вскоре в другое место. Ничего плохого в нынешнем окружении не было (если не иметь в виду двух кладбищ - но соседи-покойники не нарушают покой шумными вечеринками). В общем, это было не самое плохое здание на Мельден. Да что уж говорить обо мне, который спит в своем офисе.
      Прошло около получаса. В некоторых окнах еще горел свет, но большинство были уже темными и распахнутыми.
      Тяжелое чувство вины охватило меня за то, что когда-то в пьяную ночь в комнатушке над баром на углу Виллоу и Хальстед я трахнул эту хорошенькую Полли. Но мучения мои были глупыми и бессмысленными. Откуда я мог знать, что маленькая проститутка оставит свой бизнес и выйдет замуж за какого-то несчастного торговца, думавшего, что она официантка или что-то в этом роде? Дурака, который затем наймет меня, чтобы выяснить добродетельность своей женушки. Тоже мне, многоработающий торговец, почитающий себя пупом земли и размышляющий, почему его жена, похоже, знает вещи, которым он ее в постели не учил.
      Я размышлял, действительно ли Полли оставила свой промысел. Может быть, этот щеголь был не постоянным ее дружком, а Джоном20. Не исключено, что, как и ее работа официанткой, это было нечто развлекавшее ее, пока муженек был в отъезде, нечто придуманное для того, чтобы побороть скуку, продолжать носить красивые платья и откладывать золотые яйца, чтобы затем им обоим перебраться в лучшую квартиру.
      А если она все же промышляла этим, должен ли я сообщить ее мужу?
      Конечно, должен. Мне платили вовсе не за то, чтобы я решал, хороша или нет полученная мною информация для здоровья клиента. Если клиент платил мне за то, чтобы ее получить, он должен ее получить. И получит эту информацию. Может, это совершенно безобидная встреча, может, они сейчас распивают чай с молоком.
      Какого черта, у меня уже есть что рассказать моему клиенту. Я могу подняться с этого крыльца, дойти до станции Эль Вильсон-авеню, вернуться в офис и завалиться спать, послав к черту и разъездных торговцев и жен разъездных торговцев, и парней, которые ублажают жен разъездных торговцев.
      И вот в этот самый момент, пробыв у Полли час щеголь вышел из здания, пошел к Вильсон-авеню и взял такси.
      Я проделал то же самое.
      И проследовал за ним до большого трехэтажного жилого дома, в котором, возможно, были квартиры в шесть и в восемь комнат. Кирпичное красивое здание находилось на Пайн-Гроув-авеню, возле озера и Линкольн-Парка. Ясно, щеголь имел доход больший, чем разъездной торговец, это уж точно.
      Он вошел в здание, а я проехал дальше и остановился у станции Эль. Я планировал провести ночь в комнате, которую снял на "Вильсон Армс", но теперь передумал, решив потратить завтра на своего клиента еще немного своего времени. К тому же я теперь буду следовать за Полли в своей машине, к черту эти такси.
      Поэтому я не вернулся в Аптаун до семи вечера следующего дня. День я провел в страховой компании Еванстона. Зачем сидеть весь день в крохотном номере отеля и смотреть в окно на лавочку сандвичей Полли? Это ничего не даст. Да и она до окончания работы никуда не денется.
      Я сидел в своем "шеви-купе"21 двадцать девятого года выпуска, припарковавшись чуть ниже по улице, когда сразу после семи Полли вышла из своего заведения. На ней были легкое синее платье и темная синяя шляпка. Полли ожидала, когда покажется ее дружок. Да, скорее всего, это было так, по крайней мере, ее поведение не отличалось от вчерашнего.
      Не отличалось и поведение щеголя. За одним исключением: приехав снова на такси, он отпустил машину, и дальше они уже пошли под ручку пешком, на восток по Вильсон. В своей соломенной шляпе и белой рубашке в узкую темную полоску, с голубым галстуком и бледно-желтых широких брюках он выглядел весьма беспечно.
      Я вышел из машины и незаметно последовал за ними.
      Они прошли под Эль и вошли напротив в маленький магазинчик вафель на Шеридан. К этому моменту я посчитал, что уже могу рискнуть, даже если они заметят меня. В конце концов, я уже установил, что тут происходит, я заработал деньги моего клиента, и разве имело какое-то значение, был ли этот щеголь в самом деле ее дружком или просто очередным клиентом? В любом случае, она обманывала мужа, это я и должен был выяснить. Но просто так я все это бросить уже не мог.
      Они сели за столик, я устроился в уголке. Мы все взяли вафли и бекон. Мы все взяли кофе.
      Затем мы все пошли в кино. На "Вива Вилья!"22 с Валаасом Вирн, который шел в "Аптауне" на Бродвее у Балабана и Каца. Мы не сидели рядом. И я не был замечен. Все четыре тысячи мест "Аптауна" были заполнены: в городе не было кинотеатра с кондиционером, который не делал бы сейчас сборов. Похожий на пещеру, пышный, со скульптурами и фресками, "Аптаун" не был исключением.
      После окончания фильма я почти потерял Полли и щеголя, огромный холл был заполнен толпой. Меня закрутил поток и выбросил на улицу, когда я снова увидел их отъезжающими в такси. Поймав машину, я последовал за ними.
      В этот вечер они поехали уже к нему, в тот самый роскошный дом возле озера. Может, ее комната в "Мельден Плаза" им показалась слишком тесной. Может, у нее была только кровать Мерфи. На основании собственного опыта могу сказать, что буянить на кровати Мерфи можно только до тех пор, пока не подвернется что-то получше. Но щеголь, возможно, имел шесть или восемь комнат, одна из которых наверняка была комнатой, в которой кровать не опускалась из ниши в стене.
      Здешнее окружение было слишком снобистским, и я не рискнул прибегнуть к своей обычной уловке - усесться на Пыльце. Поэтому я остался в такси и вернулся к ее дому, к "Мельден Плаза", где занял позицию на крыльце напротив и стал дожидаться, когда Полли вернется домой. Через два часа я понял, что она этого не станет делать.
      Так что я побрел на "Вильсон Армс" и наконец воспользовался той кроватью, за которую платил.
      Лавочка Полли открывалась в шесть тридцать, а я пересек улицу в семь. Я принял решение, как только сполз с койки, поговорить с Полли.
      Я еще не знал, что скажу ей, но определенно не то, что я частный детектив, нанятый ее мужем, чтобы следить за ней. Но чувствовал потребность переговорить с ней. Посмотреть, смогу ли вытянуть ее из этой истории. Может быть, даже дать ей какой-то шанс.
      Или нет.
      Я просто чувствовал, что каким-то образом обязан ей. Возможно потому, что никак не мог припомнить: заплатил ли ей за ту ночь над баром на Хальстед.
      Я занял место у стойки, и хорошенькая брюнетка с копной кудрей и голубыми глазами подошла ко мне, чтобы принять заказ. Я попросил взбитую яичницу с беконом и апельсиновый сок и, пока дожидался заказа, осмотрелся вокруг, выискивая Полли.
      Сегодня здесь были только две официантки - девушка за стойкой и загнанная бедняжка с белокурыми волосами, обслуживавшая все многочисленные столики.
      Вскоре брюнетка принесла мне сок, я сказал ей:
      - Как я вижу, вы сегодня сбиваетесь с ног.
      - Это точно, - ухмыльнулась брюнетка, - еще одна наша девушка позвонила, что заболела.
      - Вы имеете в виду Полли?
      - Да, но не припомню, чтобы вы посещали нас раньше...
      - Конечно, много раз.
      - Если бы присаживались к стойке, я бы запомнила вас.
      Она отошла, и я принялся потягивать сок. Очень скоро девушка поставила передо мной тарелку с яйцами и беконом.
      - Тосты к этому не прилагаются, - сказала она, - но, если хотите, я могу принести вам несколько.
      - Пожалуйста.
      Когда она появилась с небольшой тарелкой, на которой лежало несколько тостов, я сказал:
      - Понимаю, что вы заняты, но хотел бы вас спросить кое о чем.
      Она снова ухмыльнулась, но довольно любезно.
      - Только побыстрее.
      - У Полли есть постоянный дружок?
      - Ага. Последние две недели есть.
      - Забавно, - сказал я. - А я думал, что она замужем.
      Официантка пожала плечами. - Была, - сказала она.
      - Была?
      - Да. Извините, у меня посетители.
      - О, конечно. Извините.
      Немного позже она подошла и спросила, не желаю ли я кофе.
      Я не отказался, и она налила мне немного черного.
      - А у меня нет дружка, - сказала она. Я отыскал улыбку для нее.
      - В это трудно поверить. А что вы имели в виду, когда сказали, что Полли была замужем?
      - Она разведена. Уже два или три месяца. Почему бы вам не заглянуть, когда мы не так заняты, чтобы познакомиться поближе?
      6
      Женщина, которая управляла таверной на углу Уиллоу и Хальстед, отсутствовала, но молодой человек за стойкой продал мне домашний адрес своего босса-леди за один бакс.
      Она жила примерно в миле к северу от бара, 2420 Норд Хальстед, на втором этаже большого трехэтажного Дома из серого камня. Цокольный этаж не был заперт, я поднялся по лестнице и постучал в дверь. Она ответила на третий стук, дверь со скрипом отворилась, и на меня в образовавшуюся щель взглянул один большой темный глаз, поразительно темный на белом лице.
      - Кто вы такой, и что вам угодно? - спросила она. У нее был низкий, мелодичный голос, похожий на голос Гарбо23, и среднеевропейский акцент.
      - Я Нат Геллер, - сказал я, снимая шляпу, - детектив. Припоминаете?
      Темный глаз прищурился.
      - Мы пару раз встречались в Восточном Чикаго. И не так давно я посетил ваш бар. С Барни Россом.
      Темный глаз широко раскрылся, и хозяйка бара, кажется, улыбнулась.
      Потом дверь отворилась, и Анна, крупная темноволосая красивая женщина около сорока в сером, сшитом у портного костюме с белыми сборками у шеи, жестом пригласила меня войти.
      Я это сделал, она взяла мою шляпу и положила ее на маленький столик в прихожей.
      - Мистер Геллер, - сказала она, вежливо улыбаясь. Проницательно? Скорее осторожно. - Что привело вас сюда? И как вы нашли меня? Я живу в этой квартире лишь пару недель.
      - Я бывший чикагский коп, Анна, - сказал я любезно. - Знаю все о подкупе людей.
      Ее улыбка оставалась все еще смущенной, она снова сделала приглашающий жест:
      - Проходите и присаживайтесь.
      Анна ввела меня в большую гостиную, где толстый ковер и дорогая темная мебель свидетельствовали о достатке хозяйки. А почему бы и нет? Когда вы управляете баром, деньги всегда водятся - особенно, если у вас имеются при баре девушки и комнаты наверху.
      - Америка хорошо к вам отнеслась, Анна, - сказал я, усаживаясь на мягкую софу и оглядываясь.
      - Я к ней тоже, - ответила она, усаживаясь в ближайшее кресло.
      В гостиной было тепло, хотя и не душно, но окна были раскрыты. Анна, казалось, не замечала жары в отличие от маленькой желтой птички в клетке, которая молча сидела и даже ни разу не чирикнула. Для румынской иммигрантки, возможно нелегальной, Анна, конечно, устроилась хорошо. Так оно и должно было быть: она действовала под опекой Падди Баулера, где ничего не давалось даром.
      - Вы не являетесь чьим-то прикрытием, Анна? Ее улыбка угасла, но она не нахмурилась по-настоящему.
      - Для гостя, который еще не сообщил о своих намерениях, вы немного забегаете вперед, мистер Геллер.
      Она обладала этой странной взвешенной манерой говорить как человек, который изучал английский как второй язык. Я находил в этом своеобразное очарование.
      - Вы правы, - сказал я, - это не мое дело, как устроен ваш бизнес. Скажите, вы владеете этим зданием?
      Моя дерзость вызвала у нее еще одну широкую улыбку.
      - Как было мое понимание, - сказала она, - вы больше не были с полицией...
      - Нет, - я пожал плечами. - Но коп из меня не выветривается.
      - И также было мое понимание, что вы не были в дружеских отношениях с полицией... Я опять пожал плечами.
      - Мы стараемся не вставать друг у друга на пути. У меня остались друзья, которые занимаются карманниками. Невозможно свидетельствовать против копов и при этом нравиться им.
      - Даже если офицеры, против которых вы свидетельствуете, виновны?
      - Каждый коп, которого я знаю, виновен. Но представьте, что полиция это букет лилий, а все, что я сделал, так это выдернул пару сорняков... На меня до сих пор смотрят как на доносчика.
      Анна криво улыбнулась:
      - Мир преступлений, мир закона. Две стороны одной и той же монеты.
      - Можно сказать "двуглавая" монета24.
      - Когда мы встречались в последний раз, вы не произвели на меня впечатление философа.
      Я покачал головой.
      - В последний раз, возможно, я произвел на вас впечатление пьяницы, который хотел привалиться к одной из ваших девушек.
      - И, как припоминаю, преуспели в этом.
      - Правильно. Именно поэтому я и пришел к вам.
      - Не понимаю.
      - Вы хорошо знаете Полли Гамильтон?
      - Есть какие-то причины, по которым я должна ответить на этот вопрос?
      - А есть какие-то причины, по которым не должны?
      Она задумалась.
      - Я могу оскорбить вас и предложить деньги, Анна, - сказал я, делая вид, что интересуюсь притоном, но я ненавижу давать деньги людям, которые умеют их делать намного лучше, чем я.
      - Я не спрашиваю у вас никаких денег, мистер Геллер, - улыбаясь, сказала Анна. - Я спрошу вас, хотите ли вы немного чая или кофе? Или чего-нибудь покрепче?
      - Как насчет чего-нибудь холодного, например воды со льдом?
      - Прекрасно.
      Она встала и вышла из комнаты. Мне показалось, что я услышал за стеной справа какой-то шум. Словно в соседней комнате кто-то находился. В этой квартире, по крайней мере, было шесть или восемь комнат. Судя по звуку, который я услышал, она, наверное, держала постояльцев. А может быть, здесь был кто-нибудь из ее девушек.
      Она вернулась с водой со льдом для меня и кофе для себя. Казалось, она совсем не ощущала жары, несмотря на ее почти зимнее облачение.
      - Чем объясняется ваш интерес к Полли, мистер Геллер?
      - Это связано с работой, которой я сейчас занимаюсь. Ничего криминального, заверяю вас. Полли ни в чем таком не замешана. Ни в чем... незаконном.
      - А в чем же?
      - Тут замешан... мужчина.
      - Я слышала об этом, - сказала она, прихлебывая кофе.
      - Анна, Полли замужем?
      - Была. За полицейским из Восточного Чикаго.
      - Полицейским?
      Анна кивнула.
      - Она встретилась с ним, когда работала для меня.
      - В отеле "Костур"?
      Это было место в Гэри, где Анна держала свой бордель. Там, в цокольном этаже, под названием "Бадья крови" находилось имеющее дурную репутацию казино. Стрельба и поножовщина были заурядным делом, хотя известно, что наверху Анна содержала чистый, в полном порядке "дом".
      - Да, - призналась Анна, - в "Костуре".
      - Но это могло быть уже несколько лет назад. Полли выглядит слишком молоденькой, чтобы работать на вас в "Костуре", ведь это было лет восемь назад?
      - Она выглядела тогда еще моложе.
      - Готов спорить, что да. Но как может случиться, что девушка знакомится с полицейским в борделе? Теперь Анна улыбнулась по-настоящему.
      - Ну, а как она может познакомиться с другим полицейским в борделе?
      - Извините, сказал глупость. Итак, она вышла замуж за полицейского?
      - Да.
      - Вы можете его описать?
      - Зачем? Мистер Геллер, вы уже переступаете...
      - Я прошу вас. Это никому не принесет вреда.
      Она вздохнула.
      - Он худой высокий мужчина. Каштановые волосы, на макушке плешь. Довольно приятный в общении. Совсем не похож на моего клиента.
      Я не принял всерьез утверждение официантки-брюнетки из кафе, что Полли разведена; в конце концов, мой клиент говорил, что его жена работала под девичьей фамилией и - особенно, если она обманывала его и, возможно, даже занималась своим промыслом - ей ни к чему было всем говорить, что она замужем.
      Я сделал новую попытку:
      - А фамилия ее мужа была не Говард?
      - Нет, - ответила Анна. - Кили. Рой Кили.
      - И она развелась только несколько месяцев назад?
      - Верно.
      Мой клиент говорил, что он и Полли женаты больше года...
      - Скажите, у нее были какие-то постоянные дружки?
      - Да, - сказала Анна, кивнув. - Несколько. Последний называл себя... тут она сделала паузу, словно то, что я должен был услышать, имело значение. - ...Джимми Лоуренс. Говорил, что работает в торговой палате.
      - Очки в золотой оправе, усики, как нарисованные, среднего сложения? Хорошо одевается?
      Она снова кивнула, при этом выглядела немного встревоженно.
      - Это он.
      - А кто был до него?
      Она, приложив палец к щеке, размышляла.
      - Мне кажется... не уверена, но кажется, это был разъездной торговец.
      - Его имя Говард? Джон Говард?
      - Я не знаю. Никогда не знала его имени. Почему бы вам не спросить Полли?
      - Это будет неловко, по крайней мере, сейчас. Этот разъездной торговец, блондин, тоже в очках и с усами?
      - Да.
      - Внешне он немного похож на этого Джимми Лоуренса?
      - Пожалуй. А что?
      - Ничего. Мой клиент лгал мне, только и всего. Сказал, что является ее мужем, тогда как в действительности - всего лишь брошенный дружок. И он опасался, что ни один уважающий себя детектив не возьмется за его дело, если он не представится супругом Полли.
      - У него выговор, словно он не из Чикаго.
      - Да, - сказал я, - он, очевидно, приезжий. Я встал.
      - Спасибо, Анна. И спасибо за холодную воду.
      - Вы собираетесь поговорить с Полли?
      - Нет.
      - Почему так?
      - Почему? Я завершил работу, на которую был нанят. И ответил на вопрос, который породило мое любопытство. Не надо провожать меня, я знаю дорогу. И еще раз спасибо...
      Она протянула руку, и ее прикосновение было теплым, но рука дрожала. Дрожала! Это невозмутимое существо было испугано...
      - Что случилось, Анна, - спросил я, - что-то не так?
      - Ничего, - ответила она с непроницаемым лицом, но ее рука по-прежнему дрожала. - Пожалуйста, сядьте, я хочу поговорить с вами. Я должна с кем-то поговорить, и... вы кажетесь таким милым. В конце концов, вы почти полицейский.
      Я сел.
      Ее темные глаза казались очень мягкими и призывными. Эта большая привлекательная женщина обладай способностью выглядеть то сильной, то уязвимой, как, впрочем, многие другие "мадам".
      Она сама оставила промысел достаточно рано, чтобы сохранить свою внешность. Но приобретенный ею опыт позволял легко управлять мужчиной.
      Наклонившись ко мне со своего кресла, держа руки на коленях, она сказала:
      - Однажды вы провели с Полли ночь...
      - Откровенно говоря, я был пьян и долгое время не был близок с женщиной. У меня с ней были трудности другого рода... Вы, должно быть, понимаете меня...
      Попытка облегчить разговор не возымела действия. Непременная улыбка Анны уже не появлялась.
      - Вы ей понравились, - сказала она.
      - Я не хочу заходить так далеко, - ответил я.
      - Полли сама это сказала. А вам она тоже немного понравилась?
      - Да, понравилась, но, честно говоря, дальше я не хочу заходить. Я был пьян, вы помните?
      Ее лицо стало бледным, темные глаза померкли, алые губы вытянулись в линию.
      - Я думала, что, может, вы заинтересованы... чтобы помочь ей...
      - Пожалуй... конечно... но я следил за ней несколько дней, и она не узнала меня, даже оказавшись рядом.
      - Но вы должны помочь ей, если можете. Вы должны помогать каждому, кто в беде.
      - Не совсем. Но тем не менее выкладывайте. Вы вновь разбудили мое любопытство.
      Она встала и принялась расхаживать по комнате, возможно, для усиления драматического эффекта, возможно, действительно нервничая. Я не знал.
      Потом остановилась и сказала:
      - Полли может оказаться в опасной компании.
      - Каким образом?
      - Этот Джимми Лоуренс... Она привела его сюда, на ужин. Полли и несколько других девушек для меня больше, чем просто служащие - они для меня семья. И я часто приглашаю их к себе. Угощаю румынскими блюдами, которые, готовлю сама. Знаете, я славлюсь своими кулинарными способностями. Мои вечеринки с ужином пользуются успехом.
      - Убежден в этом. Но мы отклоняемся от главного, Анна.
      Она снова начала расхаживать, потом села рядом со мной и положила руку мне на колено. Я почувствовал запах хорошей пудры и дорогих духов. Пожалуй, она была лет на пятнадцать старше меня. Я прекрасно понимал, что Анна хладнокровно занималась секс-бизнесом целые десятилетия, когда-то она была проституткой, а теперь стала преуспевающей "мадам". Тем не менее, она по-прежнему обладала такой страстной чувственностью что мне стало как-то не по себе.
      - Мой сын Стив и его девушка... Они уходили с ними. Несколько раз.
      - Уходили с кем?
      - С Полли и этим ее дружком Лоуренсом.
      - И что?
      - Вы понимаете, в какой опасности они оказались?
      - Кто оказался? В какой опасности?
      - Мой сын Стив и его девушка! Они еще дети, им всего лишь немногим за двадцать.
      - Мне тоже, Анна. Но я вас не совсем понимаю.
      - А знаете, как другие девушки из этой лавочки с сандвичами называют Лоуренса за его спиной?
      - Понятия не имею.
      - Дилли.
      - Ну и что? Он носит в карманах укроп, что ли?
      - Нет, - сказала Анна. - Они думают, что он похож на Диллинджера25.
      7
      Я проехал по Пайн-Гроув-авеню и припарковался напротив роскошной берлоги, в которой проживала Полли Гамильтон со своим дружком. Поскольку на работе мне сказали о ее болезни, возможно, сейчас она была прикована к постели. Я надеялся, что бедняжке станет получше...
      Сидя за рулем, я опустил боковое стекло, чтобы чувствовать ветер с озера. Передо мной была утренняя "Геральд энд экзаминер" - "газета для людей, которые думают", как считал мистер Херст. Что ж, может, он и прав: я не читал, но напряженно думал.
      Думал об Анне Сейдж и ее предположении, что приятель Полли Гамильтон Джимми Лоуренс в действительности тот самый Джон Диллинджер.
      - Разве вы не заметили сходства? - спросила она.
      - Нет, - ответил я, но про себя отметил, что он немного смахивает на Диллинджера.
      Но на него смахивают многие. За последние месяцы через каждые несколько дней появлялась очередная история о "двойнике Диллинджера", которого задерживала полиция где-нибудь на Среднем Западе. Одного беднягу из Сент-Пола арестовывали пять раз, а когда после этого он решил пойти в местный полицейский участок, чтобы как-то решить эту проблему своего сходства, то его опять арестовали и не освобождали до тех пор, пока не сняли отпечатки пальцев и не сравнили с отпечатками настоящего Диллинджера.
      Месяц назад другой нечаянный двойник Диллинджера вывалился из кулуаров кинотеатра "Аптаун", того самого, где Полли, ее красавчик и ваш покорный слуга смотрели вчера вечером "Вива Вилья!", и встретил шесть взводов полиции спецназначения Чикаго, которые посоветовали ему не шевелиться, в противном случае пообещали снести голову.
      А в прошлое воскресенье один страховой агент в Колумбусе, штат Огайо, сошел с самолета после деловой поездки в Индианаполис и неожиданно был встречен дюжиной вооруженных людей. Оказывается, они получили от управляющего отелем, в котором он останавливался накануне ночью, "полную идентификацию", что он является Диллинджером. Продал ли ему этот парень страховой полис или нет, газеты не сообщали.
      Страну охватило что-то вроде "лихорадки Диллинджера", которая после годового разгула грабителей банков привела несколько месяцев назад в Маленькой Богемии в нижнем Висконсине к кровавой разборке, когда феды по наводке должны были взять Диллинджера. В результате они лишь убили одного или двух оказавшихся ни при чем гражданских лиц и схватили несколько любовниц гангстеров, в то время как Диллинджер, Нельсон "Детское личико" и их команды благополучно смылись.
      Как этот "враг общества" (выражение, заимствованное федами в Чикаго, где Комиссия по преступлениям приклеила его к Аль Капоне) за какой-то год стал настолько известен, было больше связано со стилем его ограблений, чем с самими ограблениями. Содержание этой легенды было известно каждому мужчине, женщине и ребенку в нашей стране.
      Получив двадцать лет за незначительное преступление от судьи, известного тем, с какой легкостью он выносил смертные приговоры, двадцатилетний Джонни Диллинджер прямо с фермы отца отправился в исправительный дом, а затем в тюрьму. Там провел девять лет под покровительством таких лиц, как Гарри Пиргюнт. Гомер Ван Метер и Джон Гамильтон - опытных, закоренелых преступников, искусных мастеров в деле ограбления банков.
      И все же Джонни условно освободили под поручительство. Петицию об его освобождении в целях оказания помощи в работе на ферме его престарелому папаше подписали тот самый человек, которого Диллинджер ограбил, а также "раскаявшийся" судья. Помощь престарелому папаше заключалась в грабежах банков и магазинов с целью сбора денег на финансирование побега своих покровителей Пирпонта, Ван Метера, Гамильтона и еще шести его приятелей из тюрьмы штата в Мичиган-Сити. Он переправил в тюрьму несколько револьверов в ящике с нитками, которые привозили в тюремную мастерскую, где шили рубашки. Девять дружков Диллинджера бежали как раз вовремя, так как необходимо было уже вызволять самого Диллинджера из тюрьмы Лимы, штат Огайо. Кажется, он был схвачен, когда наносил визит хорошенькой Мэри Лонгнейкер, одной из своих многочисленных подружек. Пресса любила Джонни и его хорошеньких девушек.
      Они любили Джонни - и точка. Потому что когда он грабил свои банки, то, перегнувшись через банковскую стойку, флиртовал с женщинами и был любезен с мужчинами. Если же все-таки были жертвы, Джонни никогда не оказывался в числе стрелявших, он осуждал подобное насилие. Был известен, например, такой случай: Пирпонт застрелил шерифа во время побега в Лиме, и Джонни остановился, нагнулся над умирающим, к которому проникся симпатией во время его препровождения в тюрьму, и грустно сказал Пирпонту:
      - Разве была в этом необходимость?
      Публике нравилось все это, публике нравилось, что он позволял вкладчикам, которым "посчастливилось" оказаться в банке во время ограбления, оставить при себе свою наличность - он брал только "банковские деньги". И когда он бежал из тюрьмы Кроун-Пойнт, штат Индиана, использовав револьвер, который будто бы вырезал из дерева и покрасил черным гуталином, то обыватели одобрительно говорили: "Здорово проделано, Джонни, ты показал им, Джонни!"
      Обывателю обычно нравилось, если его принимали за Джона Диллинджера. А почему бы и нет? У Джона было лицо среднего американца. Может быть, даже немного привлекательное, во всяком случае, для грабителей банков. Фотографии часто изображали его с чуть кривой улыбкой, с выражением лица, достойного того, чтобы быть помещенным на афишу кинотеатра. На фото мы всегда не такие, как в жизни.
      А пока что в стране нагнеталась национальная истерия. За последние три или четыре месяца "полная идентификация" Диллинджера могла произойти, скажем, и в Массачусетсе, и в Огайо почти одновременно.
      Поэтому, когда Анна углядела в приятеле-щеголе Полли сходство с Диллинджером, хотя я и был застигнут врасплох, но не пришел в замешательство. Имя Диллинджера было у всех на устах, в каждом газетном заголовке. К тому же, как говорила Анна, Джимми Лоуренс сам прочитал об этом несколько вечеров назад у нее на квартире.
      Это происходило примерно так. Анна приготовила румынские кушанья для Лоуренса, Полли, неработающего сына Стива и его девушки, чье имя Анна не назвала. Обедали на кухне, возле открытых окон, чтобы не так было жарко. После ужина женщины убрали со стола и стали мыть посуду. Говорили лениво было слишком жарко для оживленной болтовни. Тем временем Лоуренс, несмотря на жару, закурил сигару - большую, толстую Дорогую сигару. И начал читать газету.
      Через некоторое время он сказал:
      - Вот здорово, сегодня они поймали меня в Сент-Поле, - и рассмеялся.
      Потом встал и вышел на заднюю лестницу докурить свою сигару и подышать свежим воздухом. Анна на мгновенье перестала вытирать тарелки, чтобы взглянуть на первую полосу газеты, которую читал Лоуренс; ее поразило сходство Диллинджера на фотографии и Лоуренса.
      Услышав эту басню, я вынужден был спросить ее:
      - Как он мог быть Диллинджером? Он немного похож на Диллинджера, конечно. Но вовсе не выглядит как Диллинджер.
      - А разве вы не слышали о пластической хирургии? В наши дни гангстеры уходят в подполье и делают себе пластические операции, - сказала она.
      И все же оспаривать мнение Анны трудно. Это не была истерическая реакция взвинченной донельзя домохозяйки из Дулута, которая по пути в банк с тяжело заработанными за неделю деньгами вдруг увидела мужчину, похожего на Джона Диллинджера, и немедленно помчалась в полицейский участок. Нет. Анна вращалась в определенных кругах, имела дела с преступниками и нечестными копами, когда я еще ходил в коротких штанишках. Если она подумала, что этот парень может быть Диллинджером, значит... значит, этот парень мог быть таковым.
      А если это так, то мне необходимо что-то предпринять. В конце концов, сумма наградных за поимку составляла около двадцати тысяч долларов, половина от федеральных властей, а половина от полудюжины штатов в "криминальном коридоре" Среднего Запада, в котором Диллинджер в течение теперь уже более года собирал урожай с банков.
      Вот только идти к копам я не мог. Я был персоной нон грата для многих парней в синем26. И главой специального подразделения числом в сорок полицейских, созданного для захвата Диллинджера, был не кто иной, как капитан Джон Стеги (рифмуется с "легги"27), который скорее пристрелил бы меня, чем уделил пять минут своего времени.
      Стеги - честный коп, что для Чикаго редкость. Он был одним из полудюжины полицейских, пользующихся репутацией "парня, который достал Капоне" (мой друг Элиот Несс был другим), и, можно сказать, Стеги, как и остальные ребята (включая Элиота), заслуживал такой оценки.
      Стеги сражался с бандой Капоне все двадцатые годы. Это в результате его рейда по притонам, принадлежавшим Капоне, были взяты бухгалтерские книги, которые позволили федам выявить факты уклонения от налогов и в результате отправить Большого Парня28 в тюрьму в Атланте.
      Но Стеги также получил свою долю и плохой прессы. Он потерял пост шефа Сыскного бюро после дела Джейка Лингла. Газетчики постарались запачкать его, потому что он был закадычным другом полицейского комиссара, дружившего в свою очередь с репортером Линглом, а Лингл, оказывается, был дружен с Капоне и компанией. Все это вылезло наружу после того, как Лингл был убит в туннеле метро под Мичиган-авеню.
      Я определенным образом тоже был вовлечен в это дело. Я должен был быть дорожным полицейским на Мичиган-авеню, преследовавшим, но не сумевшим поймать убегающего убийцу. Я должен был стать ключевым свидетелем на суде. Я должен был лгать, разумеется, чтобы помочь свалить все на козла отпущения, которого команда районного прокурора подбросит для удовлетворения публики и прессы. И в качестве награды за мое хорошее поведение я стал полицейским в штатском.
      Это было как раз тогда, когда мой отец, старый идеалист-профсоюзник, ненавидевший конов и меня за то, что я стал одним из них, вышиб себе мозги из моего револьвера. Но это другая история.
      Стеги, как и мой отец, все понял, когда молодой Нат Геллер обменял униформу и свою честность на работу в штатском. Он, как и многие другие в полиции, повесил мне ярлык "мальчишки-подхалима", желающего сделать карьеру любой ценой. Это вынудило меня удержаться от предложения двух настоящих холуев покойного мэра Чикаго по имени Лэнг и Миллер, его главных шестерок и телохранителей, участвовать в попытке покушения на жизнь Фрэнка Нитти. Но после того, как я уже оставил полицию и подался в частные детективы, я должен был давать показания о нападении на Нитти, и - после того, как мэра Сермэка пристрелил в Майами сицилийский убийца по имени Зангара, я почувствовал, что не должен лгать. Может, я этим пытался как-то воздать должное моему старику и его идеализму. А может, пытался оправдаться перед самим собой. Но на свидетельском месте я говорил правду (что было здесь в новинку) и выставил тем и Лэнга, и Миллера, и покойного мэра в плохом свете.
      Стеги, хотя и был непокладистый, прямой и честный коп по чикагским (и любым другим) меркам, но имел слабость: он не любил, когда даже продажный полицейский полощет грязное белье на людях. А я был экс-коп, который публично прополоскал не только двух сержантов чикагской полиции, но и самого мэра Сермэка29.
      Стеги был другом Сермэка. Рассказывали, что вскоре после того, как Сермэк был избран мэром, Стеги перевели в участок Соуф-Вабаш, сердце Бронзвилля, чтобы "поднять шум вокруг политического рэкета". Для этого капитан загонял в тюрьму по двести цветных арестованных в день. Камеры были так набиты, что арестованным негде было сидеть. Политиканы-негры вначале материли Сермэка, но потом наконец взмолились: "Что хочет от них Сермэк за то, чтобы убрали Стеги из их района?"
      - Станьте демократами, - сказал Сермэк.
      И они стали демократами.
      Стеги все бы сделал для Энтона Дж. Сермэка, а я в глазах Его Чести вывалял в грязи его честь30.
      Последний раз я видел Стеги в Сити-Холле31, куда пришел давать свидетельские показания на одном из последующих заседаний по процессу Лэнг - Миллер. Я кивнул рослому седовласому полицейскому и сказал:
      - Добрый день, капитан! И Стеги ответил:
      - Пошел к черту, ты, лживый сукин сын, и не возвращайся обратно!
      Хэл Дэвис из "Дейли ньюс" услышал этот наш обмен любезностями и, подправив как надо, украсил им свой отчет о суде. И теперь, когда бы я ни разговаривал с моими немногими оставшимися друзьями в полиции, первое, что я слышал от них, было: "Передать от тебя привет капитану Стеги, Геллер?" Далее следовал самодовольный хохот.
      Нет, пока я не был в состоянии идти с этим к капитану Стеги, конечно, если бы Джимми Лоуренс действительно оказался бы Диллинджером и я сдал бы его Стеги; может быть тогда я и был бы вычеркнут из капитанского списка "лживых сукиных сынов".
      Но если Джимми Лоуренс всего лишь очередной двойник Диллинджера, я, возможно, окажусь вскоре связанным в маленькой комнатушке какого-нибудь полицейского, исполняющим румбу под ударами резиновой дубинки.
      Уже в сумерки перед жилым домом на той стороне улицы, где я припарковался, остановилось желтое такси. Я откинулся назад и опустил шляпу на лицо, словно задремал. Спустя несколько минут Джимми Лоуренс и Полли Гамильтон, держась за руки, вышли из парадного и сели в такси на заднее сиденье. Я выждал тридцать секунд, завел двигатель и последовал за ними.
      Желтое такси направилось на Хальстед и, прежде чем что-либо понял, я узнал место.
      Такси остановилось перед большим трехэтажным зданием из серого камня, Джимми Лоуренс вышел и открыл дверцу для Анны Сейдж, которая появилась из своего дома в красивом синем платье и белой шляпе с широкими полями.
      Я последовал за ними в кинотеатр "Марбро" на Вест-Сайд.
      И все мы посмотрели "Ты говоришь мне" с У. К. Филдсом. Это было забавно.
      8
      На следующее утро, около десяти часов я вошел в "Бэнкерс билдинг" на углу Кларк и Адаме и поднялся на лифте на одиннадцатый этаж, где находилось представительство федов. Главным агентом чикагского отделения Подразделения расследований был Мелвин Пурвин, но я надеялся поговорить с Сэмом Коули.
      Я никогда не встречался с Коули, но мой друг Элиот Несс, который до прошлого года был старшим федом в задержании преступников, связанных с Чикаго, отзывался о нем хорошо. Пурвина я не знал по-настоящему: он был рыбой из другого садка, Элиот относился к нему без уважения, хотя я понимал, что Несс и Пурвин могли испытывать друг к другу профессиональную зависть.
      В конце концов, Пурвин, специальный агент Департамента юстиции, появился на чикагской сцене примерно в то время, когда карьера Элиота, человека Департамента финансов, клонилась к закату. Его подразделение по "Сухому закону" постепенно сворачивало деятельность. Сначала было легализовано пиво, так что подразделение "Сухого закона" вступило в тридцать третий год, уже прихрамывая. Затем закон и вовсе отменили. Пурвин должен был охотиться за такими преступниками, как Диллинджер, в то время как бывший гроза банд и нарушителей "Сухого закона" Несс должен был оставаться в стороне, превратившись в простого сборщика штрафов, Даже сейчас Элиот занимался тем, что охотился за самогонщиками в холмах Огайо, Кентукки и Теннесси.
      Но то, что я знал о нем из газет, от своих приятелей из отдела карманных краж, характеризовало Пурвина не с лучшей стороны. Его самым "громким" делом стал захват "ужасных тоуи" - банды пригородных бутлегеров. С этой мелкой шпаной не захотел связываться даже Элиот, хотя они каким-то образом умудрялись сохранить независимость от Капоне. После "отмены" тоуи действительно не стоили того, чтобы ими серьезно заниматься, но в прошлом году Пурвин обвинил Роджера Тоуи в стотысячном киднеппинге Вильяма Хамма, барона "Пива Хамма". Никакого смысла в этом не было: Тоуи не особо нуждался в деньгах и легко продвигался в легальный бизнес. Возможно, мотивом Тоуи была зависть, поскольку Хамм вернулся в свой пивоваренный бизнес вполне легально.
      Пурвин гордо заявил прессе, что у него "железное дело", однако жюри присяжных не разделяло этого мнения. Еще до оправдательного приговора, вынесенного Тоуи, говорили, что похищение Хамма проделала банда Карписа-Баркера, если бы Пурвин был хорошим расследователем, он должен был бы тоже слышать об этом я, к примеру, знал, хотя к делу не имел никакого отношения.
      Почти немедленно Пурвин предъявил Тоуи другое обвинение в киднеппинге - на сей раз в похищении Джека "Парикмахера" Фактора, известного международного преступника, имевшего связи с Капоне. Все в городе знали, что Фактор просто искал способ отвертеться от высылки в Англию, что похищение он организовал сам, используя связи с Капоне, и что дело, возбужденное против Тоуи, шито белыми нитками.
      Знали все, кроме Пурвина: вероятно, на этот раз он ухитрился передать это дело жюри, и бедняга Роджер "Грозный" отправился отбывать девяносто девять лет в Джоли. Как только двери тюрьмы захлопнулись, Фрэнк Нитти, телохранитель Капоне, усилиями его команды оказался в Де Плейнс.
      В глазах прессы Пурвин выглядел неплохо, ему не повредил даже эпизод из его полицейской практики в Маленькой Богемии в апреле прошлого года, когда "Малыш Мел" страшно опростоволосился. (Я слышал, что Пурвину не нравилось, когда к нему обращались - "Малыш Мел", это было всем известное его прозвище.)
      Пурвин получил информацию, что Диллинджер и его банда отсиживались в охотничьем домике в Маленькой Богемии, что в штате Висконсин. Он и две группы других агентов погрузились в три маленьких самолетика и вылетели в Рийнлендер, где связались с агентами подразделения расследований из Сент-Пола. Поспешно собранная команда на нескольких машинах проехала еще около пятидесяти миль по заснеженным проселочным Дорогам штата. Два автомобиля из четырех сломались по дороге, и когда шестнадцать агентов добирались до места, то половина из них ехала на подножках, стуча зубами от холода.
      Они подобрались к охотничьему домику через сосновый лес с фонариками в руках. Когда агенты подошли к ярко освещенной постройке, три человека выскочили через входную дверь и быстро побежали к двухместному автомобилю, находившемуся рядом на стоянке. Пурвин приказал своим людям открыть огонь. Один из троих бежавших был тут же убит, остальные - ранены.
      На самом деле оказалось, что Пурвин и его агенты убили работника Гражданского Корпуса заповедников, ранили повара Корпуса и служащего бензозаправочной станции. А тем временем Джон Диллинджер со своими приятелями, завидев огни фонарей, еще до выстрелов удрали через заднюю дверь. Правда, Нельсон "Детское личико" немного задержался для того, чтобы подстрелить кого-нибудь из федов. Вскоре Пурвин захватил нескольких любовниц членов банды, которые прятались в подвале дома вместе с персоналом охотничьего угодья в то время как феды прошивали беззащитный домик автоматными очередями.
      На сей раз пресса потребовала крови Пурвина. Со всех сторон слышались требования отправить его в отставку. Однако его босс Дж. Эдгар Гувер стеной встал на защиту своего парня, но в то же время поручил надежному, знающему дело, методичному Сэму Коули принять на себя все бремя тяжести расследования дела Диллинджера.
      Секретаря или служащего по приему посетителей в чикагском офисе подразделения расследований на месте не оказалось. Да и самой приемной в настоящем понимании этого слова не было. Была просто большая комната со множеством столов и без всяких перегородок. Всюду сновали агенты с бумагами в руках, обсуждая их содержание со своей братией. Стучали пишущие машинки, звенели телефоны, и жужжание электрических вентиляторов смешивалось с шумом улицы, проникающим в открытые окна. Все это создавало такой шум, что трудно было расслышать собеседника.
      Один из агентов, сидящий за столом близ двери, с раздражением взглянул на меня из-за пишущей машинки. Очевидно, близость входной двери возлагала на него дополнительные обязанности секретаря по приему посетителей.
      - Чем могу служить? - спросил он негостеприимно. У него были гладкое лицо с розовыми щеками и светлые волосы. Как и все находившиеся в комнате, он был без пиджака, но в галстуке.
      - Я хотел бы видеть Сэма Коули, - ответил я.
      - Если вы из газеты, то должны знать, что репортерам следует держаться подальше от этого офиса.
      - Я не из газеты и желаю видеть Сэма Коули.
      - Инспектора сейчас нет, - сказал он, хрустя засохшим тостом.
      Все эти ребята в комнате выглядели мальчиками из колледжей, которые в лучшие времена могли бы зарабатывать хорошие деньги частной практикой в качестве адвокатов и бухгалтеров.
      - Когда он вернется?
      Розовощекий агент снова отвел взгляд и погрузился в чтение текста, который печатал.
      - Завтра, - ответил он, не поднимая на меня глаз, и застучал на машинке.
      Я положил руку на каретку машинки и помешал ей двигаться.
      Он взглянул на меня округлившимися злыми глазами.
      - В качестве налогоплательщика я оплачиваю твое жалованье, парень, сказал я. - Веди-ка себя, как положено на службе. И прояви некоторое уважение, пока ты еще здесь работаешь.
      Он вздохнул и криво улыбнулся.
      - Вы правы, примите мои извинения. Просто очень жарко.
      - Ага. Со времен Маленькой Богемии. Его улыбка мгновенно исчезла, потом вернулась, но в виде некоего ее подобия.
      - Если ваше дело не терпит до завтра, то можно переговорить с шефом Пурвином. Если это касается Джона Диллинджера.
      - Откуда вы знаете, что я хочу поговорить о Диллинджере?
      - Вы спросили Коули. Дело Диллинджера - его единственное дело. Только он и шеф Пурвин занимаются Диллинджером.
      - И любой звонок от какого-нибудь чудака, каждое мелкое сообщение...
      - Попадают прямо к Коули и Пурвину.
      - Интересно. Не подскажете, где находится офис Коули?
      - Здесь это единственный офис, которым мы располагаем, мистер. А шеф Пурвин сидит за тем столом, в углу, у окна.
      Я не заметил его раньше, его маленькую фигуру трудно было сразу разглядеть. Он был единственный в комнате, кто сидел в пиджаке, хорошо сшитом на заказ светло-сером пиджаке. Его стол был больше, чем у остальных, и накрыт стеклом. Он стоял возле открытого окна, из которого тянуло воздухом, смешанным с уличным шумом.
      Когда я подошел к нему, он оторвался от своих бумаг и высоким по-южному протяжным голосом сказал:
      - Вы Натан Геллер, не так ли? Присаживайтесь...
      То, что он обратился ко мне по имени, меня удивило. Ведь мы с ним встречались только раз. Элиот накоротке представил меня, мы обменялись рукопожатиями, после этого, встречаясь иногда в "Федерал билдинг", кивали друг другу, но это вовсе не означало, что мы близко знакомы или узнавали друг друга всякий раз.
      Как и приятель Полли Гамильтон, Мелвин Пурвин был маленьким щеголеватым мужчиной, всего лишь на пару лет старше меня, но, несомненно, все же старше находившихся в комнате. Отодвинув в сторону недочитанный доклад, он закрыл папку и улыбнулся. У него были каштановые волосы, и одна прядь падала на лоб. Лицо имело форму сердечка с мелкими, но резкими чертами. Взгляд его темных глаз был довольно острым.
      - Удивлен, что вы помните меня, - сказал я.
      - Это ведь Несс познакомил нас. Мы не слишком жалуем друг друга. Я просто считаю, что ваш друг Несс... считаю, что он питает слишком большое пристрастие к прессе.
      Я подавил желание сказать "Малышу Мелу", что это особое пристрастие столь же присуще и ему самому.
      Но вместо этого я сказал:
      - Полагаю, что сейчас некоторые положительные отзывы газет о вас вовсе не повредили бы, не так ли?
      Он криво улыбнулся, отчего ямочка на щеке сделалась такой же, как у Ширли Темпл32.
      - Я не могу осуждать вас за подобную шутку, - сказал он с мягким южным акцентом.
      Я подумал, не кровь ли южанина позволяет Пурвину сидеть в такую жару в пиджаке.
      - Вы, без сомнения, занятой человек, мистер Геллер, - сказал он без всякого сарказма. Казалось, он обладал также и характерной для южан вежливостью, во всяком случае, он искренне хотел быть джентльменом. - Что привело вас сюда?
      - Не исключено, что я видел Диллинджера.
      Он удивленно поднял брови.
      - Я слышал такие признания от многих, правда большинство из них непрофессиональные детективы. Вам не следует делать подобные заявления безосновательно, не так ли, мистер Геллер?
      - Согласен, но мне хотелось бы спросить вас кое о чем.
      - О чем?
      - Я слышал, после той истории в Маленькой Богемии, как Билл Роджерс говорил по радио, что феды, возможно, застрелили бы Джона Диллинджера, если бы тот оказался среди тех троих пострадавших.
      К чести Пурвина, он только улыбнулся.
      - Я тоже слышал, как он это сказал. А вы что думаете?
      - То же самое, что прочитал в газетах, что Департамент юстиции предпочел бы, чтобы его агенты застрелили Диллинджера, как только увидят его, и что не стоит рисковать очередной перестрелкой. Что ваш босс Гувер и его босс министр юстиции вынуждены были заявить: "Если это связано с Диллинджером, застрелите, а потом считайте до десяти".
      Пурвин облокотился на спинку стула, сложив перед лицом руки, словно молился, ехидно улыбнулся и пожал плечами.
      - Вот что я думаю, - сказал я, вставая.
      - Что вас не устраивает, мистер Геллер?
      - Не уверен в том, что этот парень Диллинджер изложит вам все подробности или сообщит, где его можно найти. В последнее время слишком много людей, внешне похожих на Диллинджера, едва не потеряли свои головы оттого, что в них палили ваши ретивые агенты. Не хотелось бы участвовать в этом.
      - И вы полагаете, что я способен на такое?
      - Я полагаю, что вы ужасно хотите заполучить мертвого Диллинджера.
      - Сядьте, мистер Геллер.
      Я продолжал стоять.
      - Пожалуйста, садитесь.
      Я сел.
      - Ваше беспокойство серьезно, - сказал он, - и, возможно, справедливо. Суматоха в Маленькой Богемии дала повод видеть в нас людей, обуреваемых бессмысленным желанием нажимать на спусковой крючок. Я принимаю это. Но подумайте также и о том, что если я застрелю не Диллинджера, а невинного свидетеля, то через несколько дней окажусь снова в Северной Каролине копнящим сено на дворе у моего папы.
      - Сомневаюсь в этом, - сказал я, немного тронутый этой откровенностью, - вы юрист, а ваш папа, которого вы упомянули, как я слышал, богат...
      - Да, богат. Но это означает то, что у него очень большой двор, на котором мне пришлось бы укладывать много сена. Времена сейчас пока еще тяжелые, чтобы заниматься частной практикой. Я нуждаюсь в своей работе, мистер Геллер. Могу я называть вас Натан?
      - Нат.
      - Если хотите, называйте меня Мелвин. Я нуждаюсь в этой работе, не могу и не должен ее упустить. Маленькая Богемия была последней ошибкой, которую я мог себе позволить.
      - Значит, если я дам вам свою информацию, вы ее не проигнорируете?
      Он не стал уклоняться, ссылаться на трудности, только снова пожал плечами.
      - Да уж постараюсь. Что я могу сказать? Враги общества не сообщают, когда или где они намереваются быть, или что они собираются делать. Белые перчатки не входят в амуницию специального агента правительства.
      - А кто сказал, что это так?
      - Вы сказали, Нат. Вы просили меня, в конечном счете, гарантировать, что, если дадите мне некоторую информацию, я... ничего не испорчу. Правильно? Как я могу гарантировать вам что-либо, кроме того, что постараюсь использовать этот шанс?
      Этот парень был искренен - в нем чувствовался налет всей этой южной ерунды, какая-то напыщенность, но в основе все же было что-то настоящее.
      - Не знаю, - протянул я, глядя на снующих по комнате молодых агентов, - я не знаю, смогут ли эти мальчики из колледжей сделать все, как надо...
      - Нат. - Пурвин наклонился вперед с видом очнувшегося от дремы щенка. - Отдел считает, что в конечном счете намного больше смысла делать из образованных парней полицейских ищеек, нежели пытаться превратить полицейских ищеек в образованных людей. - Только не старайтесь меня обидеть... - Я обратил внимание, что вы не пошли с этим в полицию...
      - Нет, я не пошел в полицию. Их главный по Диллинджеру не в восторге от меня.
      - А-а... Капитан Стеги. Кажется, ваши отношения отнюдь не дружеские. Но дело не в нем... Не думаю, чтобы вы пошли в эту коррумпированную, ленивую, неумелую компанию неотесанной деревенщины. Мы оба ее знаем. Мои люди, однако, учились, ходили в школу. За это вы их высмеиваете, но они получили образование, а не просто закончили колледж. Они научились фотографировать, снимать отпечатки пальцев. Они умеют пользоваться микроскопом, освоили науку баллистику, научились стрелять из любого оружия, от пистолета до пулемета. Нат, криминальный мир умен, но научный ум всегда обладает превосходством.
      - Позвольте мне спросить вас кое о чем.
      - Конечно.
      - Расскажите мне подлинную историю бойни в Канзас-Сити.
      В Канзас-Сити на Юнион-Стейшн федеральные агенты и местные полицейские пересаживали гангстера "Желе" Фрэнка Нэша из вагона в автомобиль, который должен был доставить его в Левенворт33. Когда они заталкивали его в автомобиль, на станции появился какой-то крупный мужчина с автоматом, к которому присоединились еще двое вооруженных, и втроем они изрешетили автомобиль пулями, убив четырех полицейских и Нэша.
      Пурвин резко поднял голову.
      - Это одно из двух событий, которые дали Департаменту юстиции ту карательную власть, которой он теперь обладает. Другим событием, естественно, был киднеппинг Линдберга34.
      - Понимаю.
      - Когда я стал специальным агентом, у меня были связаны руки в делах, которые должен был расследовать. Мои обязанности больше походили на обязанности судебного следователя. Я не мог даже производить аресты. Если настигал того, за кем охотился, то должен был по закону обратиться за разрешением в местную полицию или к судебному исполнителю Соединенных Штатов, чтобы защелкнуть браслеты на руках преступника.
      - И бойня в Канзас-Сити все это изменила?
      - Да, она и трагедия Линдберга. Возмущение общества, которое последовало за бойней в Канзас-Сити, в частности, дало нам больше людей, лучшее материала кое обеспечение и лучшие законы. Мы получили тяжелую артиллерию, в которой нуждались, чтобы настигнуть преступников на их собственном поле боя и завершить начатую работу. - Он остановился, осознав, что читает мне что-то вроде лекции, с какими обращался к прессе. Будучи немного разочарованным, он, тем не менее, казалось, улавливал, слежу ли я за его речью. - Но почему я вам все это говорю? Вы сами из нашего круга, и, конечно, вам все это известно.
      - А вы установили, кто несет ответственность за бойню в Канзас-Сити?
      Пурвин поерзал в своем кресле, его доверительность внезапно сменилась явной нервозностью.
      - Один из нападавших, Верни Миллер, был найден убитым в канаве.
      - Это дело Синдиката35?
      - Явно.
      - Почему вы так предполагаете?
      - Об этом свидетельствует грязная работа, а также убийство человека, спасти которого они были туда посланы.
      - Вы имеете в виду Нэша?
      - Определенно. И убийство офицеров полиции и федеральных агентов. И то, что это обрушит необузданную ярость честных граждан на творящееся вокруг беззаконие.
      - Я могу принять только последнее ваше утверждение.
      - А как же другие?
      - Целью был Нэш. Потому что он знал слишком много. И вам, конечно, это известно.
      - Не смешите меня.
      - Ладно, Мелвин, пусть будет по-вашему. Нэш не был целью, просто он случайно попал под пулеметный огонь. Кого еще вы ищете в связи с этой бойней?
      - Остальные двое убийц это, конечно, "Красавчик" Флойд и Адам Ричетти.
      - А что, если скажу - это сплошная чушь? Флойда и Ричетти там не было.
      Он поджал свои тонкие губы.
      - Я скажу, что вы ошиблись.
      Покачав головой, я улыбнулся.
      - Слышал, что их там не было.
      - Вы ошибаетесь.
      В конце концов, нотки сарказма прорвались в его тягучую речь.
      - Неужели ваши источники информации лучше, чем мои?
      - Мелвин, некоторые вещи вы не сможете обнаружить, разглядывая их под микроскопом.
      Я встал.
      - Что ж, увидимся.
      - Сядьте, Геллер. Сядьте!
      Продолжая стоять, я сказал:
      - Я, возможно, видел Диллинджера. Но хочу еще раз проверить это. Понимаете, парень, который может оказаться Диллинджером, крутится вокруг девушки моего клиента. И если вы и ваши коллеги доведете дело до того, что она будет убита, мой клиент будет несчастлив и недоволен мной. Поэтому я собираюсь сделать так, чтобы все было просто и надежно. Я еще вернусь к вам.
      Он напрягся.
      - Это ваше окончательное решение, мистер Геллер?
      - Да, именно так. И не вздумайте организовывать слежку за мной... Вы и ваши парни недавно уже пережили много неприятностей.
      Он был все еще напряжен.
      - За это дело обещаны большие деньги в награду, Геллер.
      - Знаю. И никого не хочу обижать, Пурвин. Я вернусь, чтобы войти с вами в контакт.
      - Скоро?
      - Скоро.
      "Но вернусь я не к тебе, а к Коули", - подумал я и вышел.
      9
      Время после полудня я провел, наблюдая за Лоуренсом и Полли, уверяя себя, что делаю это в последний раз. Около полудня я приехал к жилому дому на Пайн-Гроув, вблизи озера. Как только я снял шляпу и пиджак, ослабил галстук, подъехало такси. Лоуренс и Полли вышли из дома и сели в него. Лоуренс был в рубашке, без пиджака, с бабочкой-галстуком, в соломенной шляпе и широких брюках. Полли надела желтое платье и шляпку.
      Я проследовал за ними до Норд-Линкольн-авеню, всего в квартале от дома Анны, где они вышли из такси. Проезжая мимо, я увидел, что неподалеку от них стояли двое полицейских и разговаривали. Вскоре после того, как я припарковался, появилась патрульная машина и развернулась, чтобы в нее сел один из полицейских. Лоуренс даже взгляда не бросил в их сторону, и эта парочка пошла дальше, не проявляя никаких признаков беспокойства. Если этот Лоуренс и есть Диллинджер, то я могу только позавидовать его самообладанию.
      В павильончике прохладительных напитков рядом с "Байограф Бильярдс" Лоуренс и Полли съели по мороженому. Затем Полли наклонилась к нему, легонько поцеловала в щеку и ушла, по-видимому, делать покупки "Норд-Линкольн" был маленьким модным торговым центром.
      Я остался с Лоуренсом, взял его под наблюдение. Если это действительно был Диллинджер, он мог бы засечь меня, но я был очень осторожен. А кроме того, заметил, что он не был вооружен; был без пиджака да и карманы его просторных желтых брюк не оттопыривались.
      Тем временем он подстригся в "Байограф Барбер Шоп", а затем перешел напротив к "Байограф Театр" и зашел в дверь справа от большого купола. Скорее всего, он намеревался навестить своего букмекера - их притоны давно действовали в лофте36 над этим театром.
      Через несколько минут он вышел и направился вниз по улице к галантерейному магазину "Ярд Митчелл Ком-пани", где купил полосатую рубашку. Я углядел это через оконную витрину и тут же перешел улицу, чтобы следовать за ним на дистанции. В результате едва не упустил Лоуренса, когда он вышел из магазина и столкнулся с совершающим обход полицейским, который размеренно шагал, помахивая своей дубинкой.
      Лоуренс уронил свой пакет, и бык37 помог ему поднять его, они улыбнулись и кивнули другу другу, после чего каждый пошел своей дорогой.
      "Черт с ним", - подумал я и, сев в свою машину, поехал обратно к Лупу. Этот плоскостопый38, конечно, не думал, что Лоуренс - это Диллинджер, да и Лоуренс не обмочился в штаны, когда налетел на закон. Пошли все к черту!
      В четыре часа дня я сидел в открытой кабинке "Коктейль лоунж" Барни Росса и пил пиво. Под потолком над головой вращались лопасти вентиляторов, вместе с пивом они изгоняли жару. Это была длинная, узкая темная комната с маленькой танцевальной площадкой в дальнем углу, несколькими столиками вокруг нее, баром и кабинками вдоль стен. Повсюду на стенах висели в рамках портреты боксеров, и не только Барни, но и Кинга Левински, Джеки Филдса, Бенни Леонарда и других. В эти дни Барни редко появлялся в заведении, он был слишком известной фигурой для такого места; Пиан и Винч, его менеджеры, кудахтали над ним, словно куры-наседки, и им не нравилось, что он владеет баром и может болтаться здесь без их надзора. У Барни была репутация положительного человека. Но то, что бар носил его имя, было плохо, а если бы он постоянно торчал здесь, было бы еще хуже.
      Помимо основной своей работы, связанной с рингом, Барни много занимался общественной деятельностью. Слушать речи Барни Росса я всячески старался избегать.
      Так что, когда, повергнув меня в изумление, Барни вошел в кабинку, я попросил у него автограф, но он послал меня куда-то, насупился и сел напротив, с завистью наблюдая, как я пью пиво.
      - Где Перл? - спросил я.
      - На Стэйт-стрит.
      Как и Полли, Перл направилась за покупками.
      - Как продвигается твое дело? - спросил Барни.
      - Частные детективы не работают с делами. Это адвокаты работают с делами. Шерлок Холмс работал с делами.
      - Да? Тогда чем же ты сейчас занят?
      - Работой. По крайней мере, была одна работа.
      - Ага. Та, что с прошлого вечера.
      - Правильно.
      - И тебе удалось ее сделать?
      - Пожалуй, нет. Впору выбрасывать полотенце39.
      - Это случается даже с лучшими из нас. - Он пожал плечами, жестом подозвал своего бармена, бывшего тяжеловеса по имени Бадди Голд, и попросил принести стакан содовой.
      - Я выполнил заказ клиента, за который он мне заплатил, - сказал я. И добавил: - Хотя и оказался лжецом.
      - Но, на мой взгляд, ты не очень-то похож на выбросившего полотенце.
      - Эта работа, после того как закончилась, превратилась в нечто иное, что может стоить больших денег, но я не уверен, что хотел бы получить хотя бы часть из них.
      - Почему?
      - Я должен стать указательным пальцем, и из-за меня может умереть человек.
      Барни внимательно посмотрел на меня, не разыгрываю ли я его.
      Я продолжал:
      - Понимаешь, это парень, которого ищут. Преступник. Но он, возможно, умрет.
      Теперь Барни окончательно понял, что я говорю серьезно.
      - Нат...
      - Что? - А почему бы тебе не проделать это самому?
      - Хороший совет.
      - Забудь все моральные переживания.
      - Понимаю.
      - Ты все еще носишь револьвер?
      Он имел в виду тот револьвер, которым мой отец убил себя.
      - Он все еще у меня, но ношу его редко.
      - Но ведь ты его носишь, когда чувствуешь, что это необходимо?
      - Безусловно.
      Ему принесли его содовую, он отпил глоток и улыбнулся.
      - Хорошо!
      Понимая, что он имеет в виду, я тоже улыбнулся. Крупный высокий мужчина в опрятном темном костюме и в серой шляпе подошел к Бадди Голду у стойки и спросил его о чем-то. Бадди указал на нас, и он - смуглый, красивый мужчина лет под сорок - легким шагом направился к нам.
      - Еще один фан, - пробормотал под нос Барни.
      - Не думаю, - возразил я.
      - Мистер Геллер, - сказал мужчина, кивнув мне, - полагаю, мы не встречались. Но я...
      - Я знаю вас, сержант Заркович, - сказал я, - мы действительно не встречались, но вы попадались мне несколько раз на глаза в Восточном Чикаго. Это Барни Росс, присоединяйтесь к нам, если угодно.
      Его улыбка была ослепительной. Он бы мне сразу понравился, если бы я не знал, что перед нами самый нечестный коп в Восточном Чикаго.
      Он сказал:
      - Я, конечно, узнал вас, мистер Росс, - и коснулся своей шляпы. - Для меня большая честь встретиться с вами. Я видел, как вы разделали Канцонери. Благодаря вам, я выиграл полтысячи долларов.
      Он все еще стоял рядом с нами, так что Барни, улыбнувшись в ответ, сказал:
      - Спасибо. Почему бы вам не присоединиться к нам?
      - Нет, спасибо. Извините, что помещал вам. Я просто подумал, не уделит ли мне мистер Геллер немного времени... частным образом... Пока вы закончите разговор, я могу подождать у стойки.
      Он был сладкоречив. В этом надо было отдать ему должное. Однако при взгляде на него на душе у меня становилось муторно.
      Он был тем копом в Восточном Чикаго, которому все мадам платили каждый месяц - сборщик подати, с которым Анне Сейдж лучше бы не знаться. Черт! Я вспомнил где видел его и где он заприметил меня - в Восточном Чикаго, в отеле "Костур"!
      - Не дурите, - сказал Барни, - присоединяйтесь к нам, для затравки, выпейте пива.
      - О'кей, - сказал Заркович, придав своей улыбке выражение застенчивости. Он обошел чемпиона, который рядом с ним показался карликом. - Я был уверен, что вы разделаетесь с Канцонери, - продолжал он, обращаясь к Барни, - ни секунды не колебался.
      - В таком случае, вы оказались единственным, кто так думал, - сказал Барни. - На самом деле все было не так-то просто. Они даже не воспринимали меня как чемпиона Нью-Йорка, пока я не побью их парня в его собственном городе.
      - И вы задали ему хорошую трепку.
      Барни смутился, но такое внимание ему было приятно. Он был хорошим парнем, ничто человеческое не было ему чуждо.
      - Я страшно хотел послать его в нокаут, - сказал Барни, почти извиняясь, - но малый держался неплохо.
      - Слушайте, Заркович, - прервал я их разговор, пропустив "сержант", если у вас есть дело ко мне, давайте поднимемся в мой офис.
      Барни, казалось, мои плохие манеры обидели.
      - Нат, - сказал он, - это я настоял, чтобы он присоединился к нам.
      Заркович привстал.
      - Извините за вторжение.
      На этот раз Барни смутился по-настоящему. Взяв Зарковича за руку, он остановил его.
      - Вы вовсе не вторглись, позвольте угостить вас пивом.
      Я встал и вышел из кабинки:
      - Хотелось бы все-таки вначале покончить с делом.
      Если ты побудешь здесь некоторое время, мы оба предоставим тебе возможность угостить нас пивом.
      Барни недоверчиво сказал:
      - Хм... конечно, Нат. Все равно я буду ждать возвращения Перл, которая, надеюсь, потратила не все мои деньги. Поэтому пробуду здесь еще где-то около получаса.
      Заркович поблагодарил Барни за гостеприимство и последовал за мной на улицу. Здесь мы вошли в дверь между "Коктейль лоунж" и ломбардом и поднялись по лестнице в мой офис. Я отпер дверь и пригласил его войти. Весь путь мы проделали молча.
      Открыв окно, я прошел за свой стол и пригласил Зарковича сесть на один из стульев напротив меня. Он снял шляпу. На предложение снять пиджак он, вежливо улыбнувшись, отказался, несмотря на жару.
      - Думаю, нам следовало поговорить, - начал он.
      - Пожалуй.
      - Похоже, вы обогнали меня, мистер Геллер.
      - Давайте отбросим всяких "мистеров". Анна Сейдж все еще владеет двумя заведениями в Восточном Чикаго. Так что, собрав дань, вы заявились прямо от нее, не так ли?
      Его красивое лицо оставалось невозмутимым.
      Я продолжал:
      - И на этот раз Анна рассказала вам некую интересную историю. Историю о человеке, который встречается с одной из ее девушек.
      Он кивнул.
      - Анна рассказала вам, что этот человек может быть кем-то очень знаменитым, - сказал я. Он опять кивнул.
      - Теперь я размышляю, кем может быть эта знаменитость? Дионном Квинтсом? Чарли Мак-Карти? Джоном Диллинджером?
      Сложив свои большие ладони вместе и хрустнув пальцами, он сказал:
      - Ваши размышления меня не рассмешили, Геллер.
      - Они предназначались только для моего собственного удовольствия. В конце концов, это мой офис, так что какого черта стесняться.
      - Вы понимаете, дело серьезное.
      - Нет, не понимаю, расскажите.
      - Вы всего лишь мелкий частный коп, которому в свое время довелось быть мелким чикагским копом. Вы ничего из себя не представляете. На вашем месте мог оказаться любой другой.
      - Повторяетесь. Вы уже сказали, что я был чикагским копом.
      - Забавно. Только не старайтесь быть таким крутым, воспарившим высоко. Я не могу отказаться от выгодного дела и не отрицаю этого. Но это отнюдь не делает меня плохим копом. Если бы времена не были такими тяжелыми, я...
      - ...Не носил костюм за сотню долларов и галстук за десять? Вы вымогатель, Заркович. Было бы противоестественно, если бы вы им не были. Я чувствовал бы себя возле вас очень неуютно.
      - А вам уютно рядом со мной?
      - Да. Я дома, знаю где были вы и куда идете.
      - То же самое я могу сказать о вас. Можно закурить?
      - Травитесь.
      Заркович изобразил улыбку, достал серебряный портсигар. Выбрав сигарету, вставил ее в черный мундштук и прикурил.
      - Как прошла ваша встреча с Пурвином? - спросил он.
      Если это был рассчитанный ход, чтобы ошеломить меня, то он достиг своей цели. Мне не понравилось, что ко мне прицепился хвост, а я не заметил этого.
      Я сказал:
      - Мы говорили и о том, что, может быть, я видел Диллинджера. Но не более того.
      Он кивнул, не вынимая мундштука из зубов, копируя манеры ФДР40.
      - Мудро. Ожидаете разговора с Коули?
      - Да. Может быть. Если вообще буду говорить с кем-либо.
      - А почему нет?
      - Может, здесь нет предмета для разговора. Джимми Лоуренс, являясь клерком торговой палаты, слишком часто пользуется такси, но в этом нет ничего незаконного.
      - Вы сомневаетесь, что он Диллинджер? - Очень сильно. Если он Диллинджер, то это самый наглый, самый хладнокровный и лихой парень, которым я когда-либо встречался. Он посещает все общественные места в городе, днем и ночью, он, смутившись, толкает копа, носит щегольскую одежду. Что-то новенькое для врага закона... И он явно безоружен... Да вообще, он не очень-то и похож на Диллинджера. Заркович понимающе улыбнулся и кивнул.
      - Пластическая хирургия. Достаточно хорошая, придает ему чувство уверенности. Можно смело выходить на публику и смешаться с толпой обывателей. Но это ложное чувство безопасности. Анна сразу узнала его.
      - Да, она говорила об этом.
      - Не только она. Вчера вечером он сам назвал себя Диллинджером.
      - Что?
      - Позвоните ей, - сказал он, кивнув на мой телефон, - и спросите.
      - Но почему он в этом сознался и именно ей?
      - Он доверяет Анне, которая умеет быть по-матерински теплой и ласковой. Вы же сами знаете.
      - Это верно.
      - Она была приветлива с ним. С точки зрения человека, находящегося в розыске, ей можно доверять. Ведь Анна была известна тем, что сама не в ладах с законом, нередко сдавала жилье ребятам, находившимся в бегах.
      - Понимаю. А сейчас Анна почему-то хочет продать Диллинджера.
      - Что значит продать? Он не ее жилец, у него есть собственная крыша над головой, разве не так? На Пайн-Гроув-авеню?
      Я кивнул.
      - Разве Анна виновата в том, что парень так доверился ей?
      - Заркович, а что, собственно, вы хотите от меня? Он вынул мундштук изо рта.
      - Мне хотелось бы, чтобы вы снова поговорили либо с Пурвином, либо с Коули. Хорошо бы устроить им встречу с Анной.
      - А почему Анна не может сама обратиться к ним?
      - С ее уголовным послужным списком она нуждается в посредничестве.
      - А почему бы вам не взяться за это?
      Он сделал широкий, великодушный жест рукой.
      - Я могу это сделать. Но собираюсь объединить наши усилия. Вы сообщите то, что наблюдали, а я бы сказал, что миссис Сейдж, мой старый друг из Восточного Чикаго, вошла со мной в контакт относительно Диллинджера и свела нас вместе.
      - И все же зачем вам я?
      Он пожал плечами.
      - Просто хочу быть справедливым. Не вижу смысла в конкуренции. Денег хватит на всех, причастных к делу, Геллер. По крайней мере, двадцать грандов, поделенных на четыре части.
      - Четыре?
      - Кроме меня, вас и Анны есть еще мой непосредственный начальник капитан О'Нейли. Он сегодня тоже в деле.
      - Он тоже участвует в сборе денег с мадам?
      - Геллер, мы уже занимались делом Диллинджера. У нас имеется донесение, что этот человек был в Чикаго на Норд-Сайд.
      - От Анны?
      - Нет. От одного игрока, которого я знаю, хорвата. Но никому не говорите об этом. Вскоре после того, как вы ушли от Анны, я, разговаривая с ней, вдруг понял, что этот парень у нас в руках. Вы знаете, у нас есть свой денежный интерес в поимке мистера Диллинджера в Индиане.
      - Вы имеете в виду некую сумму помимо наградных в двадцать тысяч долларов?
      - Разумеется. Диллинджер - это стыд Индианы, родной сын, пошедший по неправедному пути.
      - Лич в этом участвует?
      Капитан Мэтт Лич был полицейским штата Индиана, который посвятил в последние годы всю свою карьеру выслеживанию Диллинджера. В поисках известности он далеко переплюнул Пурвина и Несса. Правда, его не любили многие полицейские. Однако знали как неутомимого, даже одержимого преследователя Диллинджера.
      - Нет, - коротко ответил Заркович. - Он не причастен. Это дело Восточного Чикаго.
      - Только что вы сказали, что Диллинджер - это дело Индианы.
      - В особенности Восточного Чикаго.
      - Почему?
      - Он убил там полицейского.
      - А! Значит, они ищут его за это убийство.
      - Да. Он убил копа, когда выскакивал из дверей Первого национального банка, стреляя из автомата. И этому есть множество свидетелей.
      - И, конечно, вы знали того копа, которого убил Диллинджер.
      - Да. Прекрасный парень, он оставил вдову с детьми.
      - Итак, вы хотите заполучить Диллинджера.
      - Да.
      - Вы хотите участвовать в его ликвидации.
      - Пожалуй.
      - Именно в ликвидации, но не в поимке?
      - Геллер, вы действительно думаете, что Диллинджера можно взять живым?
      - А почему нет? Раньше его задерживали много раз.
      - Но он знает, что на этот раз не сможет бежать, что не может быть никакого повторения несчастья в Кроун-Пойнт, не может быть деревянных револьверов, покрашенных гуталином.
      - Не знаю, может быть, вы и правы. Но в любом случае, не думаю, что все это меня интересует.
      - Как знаете. Вы не собираетесь поговорить с Коули в таком случае? Или снова с Пурвином?
      - Нет. Но если вы хотите отомстить за того копа из Восточного Чикаго, тогда вам нужен Пурвин. Он сначала стреляет, а потом уже думает.
      Заркович встал и, надев свою шляпу, сухо улыбнулся, не выпуская мундштук с сигаретой изо рта.
      - Раньше я уже имел дело с Пурвином. Он слишком молод для такой работы.
      - Его люди еще моложе.
      - Знаю. Этот парень проваливал любое задание, на которое его когда-либо посылали... Ему никогда не следовало их поручать. А в общем-то это неплохо...
      - Это неплохо для полиции Восточного Чикаго. На этот раз она сможет оказаться рядом, чтобы выручить его?
      - Вот именно, - улыбнулся Заркович. Я встал из-за стола.
      - Из чистого любопытства, сержант. Что вы собираетесь делать?
      - Постараюсь провернуть одно дельце в пользу Дины Сейдж.
      - Какого рода дельце?
      - У Анны есть проблемы с иммиграционными властями. Она думает, что, может, люди из администрации снимут эти проблемы, если она поможет с Диллинджером.
      - Возможно. Я вижу, вы не хотите обращаться к чикагским полицейским.
      - Нет, черт побери! А вы?
      - Стеги хороший мужик.
      - Забавно это слышать от вас.
      - Из-за того, что он не любит меня, не следует думать, что я его не уважаю. Он честный и прямой. Вам с ним иметь дело гораздо лучше, чем с Пурвином.
      - Спасибо за совет, Геллер. Значит, вы вне игры?
      - Именно так.
      - Знаете, не вижу в вашем решении смысла.
      - Я так не думаю.