16

Я открыл глаза. Солнце пробивалось сквозь прозрачные занавески. Я лежал под покрывалом в постели Салли Рэнд. Салли в белом брючном костюме лежала рядом со мной поверх покрывала.

Она опиралась на подушку, курила и читала журнал «Вэнити фейр». Если меня не подводила память, то сегодня было воскресенье, а по воскресеньям у нее не было дневных выступлений. Местные ханжи не позволили бы это в воскресный день.

Я медленно сел в постели.

– Доброе утро, – приветствовала меня Салли, искоса поглядывая на меня с хитренькой улыбкой.

– Оно все еще продолжается? Я имею в виду утро.

– Да, еще несколько минут...

– Так уже почти полдень?

– Да. Как ты себя чувствуешь?

– Не так, как вчера.

– Да, и все-таки как же?

– Ко всему прочему у меня сегодня болит голова.

В ухмылке Салли можно было прочитать все ее предупреждения.

– Тебе не следовало вчера пить столько рома.

– Это была твоя идея.

– Нет, не моя. Ты послал меня за ним.

– Я?

– Да, я лишь предложила алкоголь в качестве обезболивающего. Ты же не стал пить ничего более цивилизованного, типа джина. А настоял, чтобы я принесла тебе именно ром.

– Мальчик болен, и за ним следовало ухаживать.

– Значит, ты вполне заслужил похмелье. Салли положила сигарету в пепельницу, стоявшую на столике рядом с постелью, и отложила журнал.

– Что еще у тебя болит?

Я покрутил плечи и поднял ноги.

– Да ничего, даже немного получше.

Салли откинула покрывало.

– Да, у тебя меняется цвет синяков. Черно-синие синяки на ногах стали лиловыми, по их краям появились желтоватые круги.

– Почему бы тебе не принять душ, – предложила Салли. – Я приготовлю полдник.

Я принял душ – сначала холодный, потом горячий и почувствовал себя гораздо лучше. У меня еще все болело, но дышать стало легче. Жутко трещала голова. Может, и к лучшему – похмелье заставляло мне забыть о другой боли. Я вышел из душа и растерся полотенцем. Нет, боль в теле не усилилась. В медицинском шкафчике рядом с раковиной я нашел коробочку с зубным порошком и новую зубную щетку. Почистив зубы, я почувствовал, что постепенно становлюсь человеком. Обернув вокруг талии чистое полотенце, я поковылял в спальню.

Новый костюм, купленный на деньги Нитти, был разложен на постели. Там лежали новая рубашка, шляпа, носки и нижнее белье. Похоже, мои друзья хорошо позаботились обо мне. Я надел белье и брюки с рубашкой и отправился на кухню, где Салли хлопотала над полдником. Уже приготовила омлет с порезанными овощами и сыром. Почему-то он напомнил мне о гарнире в «Стейки Пита», и я почувствовал легкую тошноту. Но тут же взял себя в руки. Салли ничего говорить по этому поводу не стал.

Я уселся за стол, Салли посмотрела на меня с материнской улыбкой.

– Барни принес твои вещи.

– У меня, конечно, мало друзей, но они настоящие, верные.

– Я принадлежу к ним?

– Сегодня ты и Барни открываете этот список. Если бы Барни не появился, когда эти парни «плясали» со мной, я бы лежал сейчас в реанимации.

Я засмеялся и снова почувствовал боль.

– Они не ожидали, что чемпион мира придет мне на помощь. У того мужика, которому он вмазал, наверное, до сих пор распухшая физиономия.

– Он хорошо о них позаботился, да?

– Нормально, если помнить, что он – легковес, да и они постарались смыться поскорее.

– Ты их знаешь?

– Нет, их имена не знаю. Это полицейские из Восточного Чикаго.

– Копы-полицейские?

– Да, Салли, ты читала сегодняшние газеты или кушала радио?

Она пожала плечами.

– В другой комнате есть воскресная «Трибюн», возьми, если хочешь посмотреть комиксы.

– Меня не интересуют комиксы. Как насчет радио?

– Слушала, а в чем дело?

– О чем говорилось в новостях?

– О жаре. Сегодня опять будет очень жарко. Вчера от перегрева умерло семнадцать человек, и сегодня объявили еще о шести.

– Как приятно сидеть дома, под кондиционером.

– Почему ты спросил меня об этом? Тебя же, наверное, интересуют не проблемы, связанные с жарой.

– Я думал, что там будет еще одно сообщение.

– О чем?

– О поимке Диллинджера.

Салли повернулась ко мне и посмотрела широко раскрытыми и испуганными глазами.

– Нат, почему бы тебе не попробовать как-то иначе зарабатывать деньги?

– Я подумывал было о балетных танцах в обнаженном виде среди разных шариков и дыма, но это место оказалось уже занятым.

Салли поморщилась, делая вид, что разозлилась.

– Ты пытаешься переменить тему разговора. Ты – умный, способный человек. Почему же сидишь в своем убогом крохотном офисе и занимаешься опасной работой?

Пожав плечами, ответил:

– Моя работа не всегда опасна. Не думай, что со мной каждую неделю происходят подобные волнующие встречи. Ты можешь, конечно, не верить, но еще никогда меня не отделывали резиновым шлангом.

Она отвернулась, перекладывая омлет со сковородки на тарелку.

– Многие могут прожить всю жизнь, и их никто и никогда «не отделает резиновым шлангом».

– Могу себе представить, как много они потеряли в своей жизни.

Салли поставила передо мной тарелку с омлетом и тарелочку с тостами.

– Может дать еще жаркое по-деревенски?

– Нет, этого вполне достаточно.

– Кофе?

– Лучше апельсиновый сок.

– Я только что его приготовила.

Салли достала небольшой белый кувшин из маленького холодильника и налила большой стакан сока. Стакан стал оранжевым в лучах солнца. Я отпил, сок был очень вкусный. И было очень приятно ощущать мякоть апельсина на языке. Кажется, похмелье проходило.

Но я на всякий случай попросил:

– Могу я еще заказать аспирин?

Салли улыбнулась.

– Сейчас подам.

Аспирин лежал на полочке буфета. Я принял две таблетки, запивая остатками сока. Салли села рядом.

– Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – сказала она с серьезным выражением лица.

– Мне тоже хотелось бы, чтобы у тебя все было в порядке.

– Нат, ты живешь в своем офисе и спишь на складной кровати. Я это видела.

– А я видел людей, которые спят на скамейках в парках.

– Не пытайся меня смутить – я не сноб, и ты это знаешь. Но я могу определить, когда человек понапрасну расходует свои силы, – заметила Салли.

– Напрасно расходует?

– Да. Расходует зря свой разум, и потенциально – жизнь.

– Омлет очень вкусный. А ты уверена, что не хочешь покончить с работой в шоу-бизнесе и выйти за меня замуж?

– Ты просто невозможный, – грустно рассмеялась Салли.

– Мне многие говорили об этом. Послушай, Салли... у меня есть только одна специальность. Меня этому научили, и я умею только это. Надеюсь, что когда-нибудь смогу жить в приличной квартире, а не в офисе. У меня будет свое агентство с оперативниками, работающими под моим началом. Большой офис с хорошенькой секретаршей, с которой можно будет побаловаться, пока моя жена будет воспитывать маленьких Натов и Элен и сидеть дома.

Она улыбнулась, но уже не так грустно.

– Сейчас у меня маленький убогий офис, потому что я только начинаю свое дело. И сейчас царит эта чертова Депрессия,ясно?

– Да, Нат. Я не хочу давить на тебя. Наверное, это не мое дело.

Я погладил ее руку.

– Ты – мой друг, и это дает тебе право вмешиваться в мои дела до тех пор, пока я не попрошу тебя о другом.

Она насмешливо улыбнулась.

– Друг, ха-ха! Ты спишь со всеми своими друзьями?

Мне удалось выразительно пожать плечами и не скривиться от боли.

– Нет, только с тобой и Барни.

– Геллер, ты хочешь, чтобы тебя поколотили еще раз.

– Нет, нет. Омлет очень вкусный. Ты уверена, что о Диллинджере ничего не сообщалось в газете или по радио?

– Конечно уверена. Если бы поймали Джона Диллинджера, об этом трубили бы на каждом шагу. Разве я не права?

– Но его должны были схватить вчера вечером. Они встречались с Анной Сейдж, и та должна была сообщить им адрес или просто привести агентов к нему...

– Ты имеешь в виду Диллинджера?

– Да. Не понимаю, что там могло случиться.

– Может, что-то не сработало?

– Не исключено. Можно мне позвонить отсюда?

Я встал.

Салли и это не понравилось, но она разрешила.

В гостиной я сел в мягкое кресло у окна и набрал номер. Телефон был белого цвета и стоял на низком кофейном столике. На окне были откинуты занавески, и я выглянул, пока ждал ответа. Внизу увидел шоссе Лейк-Шор, раскинувшийся неподалеку парк. И все это выходило к синему озеру, на поверхности которого качались лодки и яхты. Лодки старались держаться подальше от береговой линии, подальше от подпрыгивающих на волнах голов купальщиков.

В трубке раздался молодой мужской голос.

– С вами говорит Харт из подразделения расследований...

В трубке слышался какой-то шум.

– Мне нужно поговорить с инспектором Коули.

– Он сейчас занят. Могу ли я вам помочь?

– Скажите Коули, что ему звонит Натан Геллер.

– Сэр, мы очень заняты, не могли бы вы...

– Скажите Коули, что с ним желает поговорить Натан Геллер.

Он некоторое время пытался осмыслить это требование, потом последовал вздох и еще одна пауза, пока он ходил за Коули.

– Мистер Геллер, – сказал Коули. – Давайте покороче, что я могу для вас сделать?

– Мне кажется, что у вас там слишком много народа для воскресного дня.

– Человек двадцать или тридцать, и сплошные волнения. Что вы желаете?

– Что случилось вчера вечером?

– Мне кажется, что вы не планировали ввязываться в это дело, тем более, когда игра пошла довольно странно.

– Коули, почему вы мне не говорите, что случилось вчера?

– Если вы звоните по поводу награды, то я попытаюсь организовать, чтобы вы получили частичное...

– Пошел ты со своей наградой, Коули, куда подальше!

Последовала долгая пауза, затем Коули сказал:

– Вчера мы встретились с Анной Сейдж, и она обещала нам доставить Диллинджера сегодня. Вот и все.

– Почему она не сдала его вам вчера?

– Она не собиралась встречаться с ним вчера. Она, Полли Гамильтон и Диллинджер сегодня должны пойти вместе в кино. В «Марбро». Вы знаете, что сегодня пойдет новый фильм?

– Какие глупости! Анна Сейдж знает, где остановился Диллинджер. Это шикарное место в Пайн-Гроув.

– Вы знаете, где он живет?

– Да.

Я продиктовал ему адрес и даже слышал, как перо царапало бумагу, когда он торопился все записать.

– Геллер, почему вы мне ничего не сказали раньше?

– Я уже говорил, что не уверен, что это именно Диллинджер, и не желал навлекать беду на другого человека. Я боялся, что вы можете взорвать беднягу в Кингдом-Кам только потому, что у него было две руки и ноги и еще глаза, как у Джонни.

– Ну, это точно Диллинджер.

– Не стану с вами спорить. Я только не понимаю, почему Нитти желает его смерти.

Коули не понравилось, что я напоминаю о роли Нитти. Я это почувствовал даже на расстоянии.

Потом он сказал:

– Мы ждем звонка от миссис Сейдж каждую минуту после чего отправимся в «Марбро». Там без перерыва идут фильмы. Наш план уже в работе, и у нас нет лишних людей, поэтому мы не отправимся по этому адресу. По крайней мере, сейчас.

– Вам решать.

– Повторяю, мы уже задействовали план в отношении «Марбро», посылали туда агентов еще вчера вечером, и у нас теперь имеются карты с указанием входов и выходов, пожарных лестниц и окружающих улиц. Как только позвонит миссис Сейдж, план начнет действовать.

– Почему бы вам не съездить в Пайн-Гроув и не проверить, дома ли сейчас Джонни. Или почему бы не устроить засаду в квартире Анны Сейдж?

Молчание. Мне показалось, что это было смущенное молчание.

– Геллер, это был план... начальника Пурвина, и... мистер Гувер его одобрил. Я доложу им об аресте на Пайн-Гроув. Но мне кажется, что нам следует довести до конца план Пурвина...

– Каким образом?

– У пожарных лестниц кинотеатра и по обеим сторонам от главного входа у нас расставлены агенты. Пурвин будет стоять с одной стороны, а Заркович – с другой.

Мне показалось, что так им будет удобно перестрелять друг друга и Диллинджера, если тот попытается скрыться.

– Мне показалось, вы говорили, что постараетесь поймать Диллинджера, а не пристрелить его, – сказал я.

– Геллер, вчера вечером мы встретились с миссис Сейдж в обстановке глубокой секретности. Мы ее подобрали на Норд-Сайд и повезли к потайному местечку у озера. Я был в одной машине с капитаном О'Нейлом, а начальник Пурвин и сержант Заркович с миссис Сейдж – в другой.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Дело в том, что теперь начальник Пурвин и сержант Заркович хорошо знают миссис Сейдж в лицо и смогут ее узнать... Меня не было с ними в машине.

– Боже мой! Вы представляете, сколько будет народу в кинотеатре, особенно в такую жару? Если вам придется стрелять, то под пули попадет не только Диллинджер, вы обязательно попадете в чью-то бабушку и пристрелите парочку десятилетних ребятишек!

– Геллер, я там буду и сам проконтролирую ситуацию. Даю вам слово.

– Коули, черт вас побери, я не ваша дерьмовая совесть! Делайте, что пожелаете.

– Мистер Геллер, извините меня... Мне нужно спешить на брифинг.

– Что? Малышка Мел будет объяснять вам, как он собирается обгадить все планы?..

– Мистер Геллер, мне не нравится ваша манера выражаться. Я – ревностный мормон...

– Мне все равно, но Мелвин Пурвин может загадить любую религию.

Коули прокашлялся.

– Сержант Заркович собирается представить нам полное описание внешности Диллинджера после его пластической операции.

– Ну да, может, заодно сержант Заркович объяснит, кто из его собственных «хирургов» из Восточного Чикаго отделал меня резиновыми дубинками?

Опять пауза.

– Я этому не верю.

– Конечно.

– Геллер, мне нужно идти. Вы уже лучше... себя чувствуете?

– Спасибо, лучше.

– Вам следует немного отдохнуть. Пусть на нас поработает полиция.

– Кстати, о полицейской работе. Какого черта вы не позволили капитану Стеги выполнять его идиотский план?

Снова тишина.

– Коули?

– Мы не желаем вмешивать в дело полицию Чикаго.

– Не вмешивать полицию Чикаго? Но Диллинджера собираются взять в Чикаго. Коули, это что-то новенькое. Как вы до этого додумались?

– Слишком много продажных полицейских, – ответил он. Но в его голосе уже не чувствовалось былой уверенности. – Мы не хотим, чтобы кто-то из них предупредил Диллинджера.

– Коули, не волнуйтесь по этому поводу.

– Почему?

– Если он прослышит о вашем плане, он не поверит.

Коули помолчал, потом хмыкнул. Я повесил трубку.

Почувствовав прохладную руку Салли у себя на плече, я посмотрел на нее.

– Все случится сегодня?

– Наверное.

– Но это действительно Диллинджер?

– Да.

– Иди ложись.

– Не знаю, смогу ли я снова заснуть.

– Кто говорил о сне?

Действительно, я чувствовал себя гораздо лучше, хотя телефонный разговор меня утомил, и я снова заснул. Когда проснулся, уже стемнело.

– Который час?

Салли, лежавшая рядом, посмотрела на часы.

– Седьмой час.

– Господи, я проспал всю жизнь.

– Ты должен выздороветь и нечего терзаться.

– Я не переживаю. Послушай, ты сегодня не работаешь?

– Работаю, мне придется уйти через час. Я отбросил покрывало.

– Пойдем в гостиную и послушаем радио. Мы сидели в гостиной и слушали радио, слушали все подряд, пока не начали передавать последние известия: жара, смерти людей от перегрева. Это были основные события дня.

– Когда ты изменил свое мнение? – спросила Салли.

– О чем?

– Что этот человек оказался не Диллинджером? Сначала ты думал по-другому.

– Я не был в этом уверен. Он лишь немного внешне напоминал Диллинджера, только немного.

– Тогда почему ты сейчас уверен, что он – Диллинджер?

– Потому что Фрэнк Нитти желает его смерти.

– Мне показалось, что ты говорил, что Диллинджер и Бойз были в хороших отношениях.

– Так было раньше, еще до того, как их припекло.

– Они смогут убить друг друга?

– В любое время, моя сладенькая.

– Но почему его собственный адвокат предал его?

– Пикет? Деньги. Страх наказания со стороны другого, более влиятельного клиента... Это Бойз, о котором ты говорила...

– Мне кажется, что адвокат и этот Бойз постараются найти способ избавиться от него, не убивая. Отправить, например, его в Мексику...

Я задумался.

– Что-то не так? – спросила Салли.

– Ты не устала от того, что пытаешься стать умнее меня?

Я встал, прошел в спальню и оделся.

Салли стояла в дверях и смотрела на меня. Она все еще была в брючном костюме.

– Что я такого сказала? – спросила она.

– Ты сказала, что, может, этот парень не Диллинджер.

– И?

– Может, ты и права.

Я поцеловал ее в щеку и выскочил из квартиры так быстро, как только смог.

17

Большая самодельная карта кинотеатра «Марбро» и его окрестностей была выполнена на оберточной бумаге жирным карандашом. Она висела на стене над столом Коули. Примерно дюжина агентов в рубашках с засученными рукавами и с кобурами под мышками столпились в большом офисе. Некоторые сидели на столах, многие курили, и электрические вентиляторы разгоняли дым по всему помещению. В распахнутые окна проникал прохладный вечерний воздух. Многие агенты провели здесь целый день, ожидая звонка Анны Сейдж.

Я придвинул стул и бросил шляпу на стол. Положив пиджак на колени, спросил:

– Еще не звонила?

Коули уставился на свой стаканчик с кофе.

На лице у него было написано разочарование, а глаза выражали усталость и скуку. Рукава рубашки были засучены, под мышкой торчала кобура, на шее болтался полосатый галстук.

– Хуже, она звонила.

– Черт. Когда?

– В шестом часу.

– И что же случилось? Он отпил кофе.

– Ничего. Нам пришлось послать людей в «Байограф».

– "Байограф"? Почему? Коули тяжело вздохнул.

– Она сообщила, что Диллинджер был у нее в гостях и что они выходят через пять минут и поедут или в «Марбро» или в «Байограф». Она не была уверена, куда именно.

– Вот дерьмо. «Байограф». Какие-то крапленые карты... Что вы думаете по этому поводу?

Коули рассказал, что сразу же отправил своих людей в «Байограф» в Норд-Сайд на разведку. Те вернулись, сделав план кинотеатра. Специальный агент поехал с Зарковичем в «Марбро», а Пурвин и другой агент устроили засаду в «Байографе». Каждая пара должна периодически звонить и докладывать, как идут дела.

– Все произошло полтора часа назад.

– Это самые долгие пять минут, – заметил я. – Если учесть, что они собирались пойти в кино пешком из квартиры Анны. Вы же знаете, что кинотеатр «Байограф» расположен рядом с ее домом.

– Знаю, – мрачно согласился Коули.

– Похоже, что сегодня ничего не случится.

– Похоже.

– Вот и хорошо.

– Почему?

– Я начал сомневаться, что Джимми Лоуренс – это Диллинджер.

Коули тяжело вздохнул. Казалось, ему хотелось сокрушенно вскинуть руки вверх, но сил для этого у него уже не оставалось.

– Вы что, снова начинаете свои сказки? Почему вы изменили мнение, Геллер?

– Я должен быть абсолютно уверенным, прежде чем спустить курок.

– Пока не возникнет необходимости, мы не собираемся никого убивать. Если это не Диллинджер, после ареста мы с этим разберемся.

– Мне казалось, что вы сами собирались проследить, чтобы никто не начал зря палить из пистолетов. Будучи опытным детективом, могу объяснить, почему вы отсиживаетесь здесь у себя за столом.

Коули отхлебнул кофе и сделал рукой успокаивающий жест.

– Я буду следить за тем, как его арестуют. Не волнуйтесь. Когда они выследят Диллинджера, то сообщат мне, и я сразу же поеду в тот кинотеатр, где он находится.

– Разве они не станут его брать?

– Наверное, нет.

– Наверное, нет?

– Если по обе стороны от входа будут стоять по два агента, мы предпочтем подождать, пока не прибудут все наши силы в нужный нам кинотеатр.

– И что? Будете его брать в темном зале?

– Возможно, если за ним окажутся свободные места; тогда мы сможем его схватить.

Я покачал головой.

– Не при такой жаре. Да сегодня ни в одном кинотеатре с кондиционером не останется ни единого свободного места.

Коули поднял брови.

– Тогда мы его арестуем при выходе из кинотеатра.

– Анна и Полли с ним?

– Да, и Анна Сейдж, и мисс Гамильтон.

– Полли знает о том, что происходит?

– Мы имели дело только с миссис Сейдж.

– Вы хотите сказать, что это делал Пурвин. Вы сами с ней не говорили.

Коули почесал уже седеющую голову. Не глядя на меня, сказал:

– Все так, но не в этом дело.

– Мне кажется, что, если сегодня что-нибудь произойдет, вам следует быть очень осторожным. Особенно, если разрешите парням из Восточного Чикаго принимать участие в задержании. Они будут частью вашей группы задержания? Все шестеро?

Коули посмотрел на меня с каменным выражением лица, потом медленно и недовольно кивнул головой.

– Я узнал об этом, заскочив сейчас в «Марбро». А где все остальные?

В его глазах появилась насмешка.

– В конференц-зале, в холле. С ними находятся некоторые мои люди. Они предложили им сандвичи. А что вы хотели бы побеседовать с кем-нибудь из присутствующих там?

– Да, эти двое в конференц-зале.

У меня вдруг страшно заболело тело.

– Им, наверное, там комфортно.

Коули попытался сделать вид, что ничего не понимает.

Я все же ему сказал:

– Думаю, они пойдут в «Байограф». В другом кинотеатре за девять миль к Вест-Сайду идет детский фильм. Конечно, если он предпочитает спать с Ширли Темпл, а не с Мирной Лой, тогда другое дело, и я во многом ошибаюсь.

Сексуальные ссылки на малышку Ширли Темпл не понравились порядочному мормону Коули. И вообще он показался мне раздраженным и усталым. Ему все надоело, а я – особенно.

– Мистер Геллер, вам здесь нечего делать. Почему бы не предоставить заниматься этим правительственным агентам.

– Прекрасная мысль. Мне как раз нужно отдохнуть и развлечься.

Я встал, надел шляпу и небрежно перебросил пиджак через плечо.

– Пойду, пожалуй, посмотрю кино, – сказал я, улыбнувшись.

Услышав это, он нахмурился.

18

Навес над входом в кинотеатр освещался гирляндой из маленьких белых лампочек, которые постоянно зажигались и гасли. Они шли рядами и образовывали круги, ярко освещая четкие крупные буквы:

БАЙОГРАФ

Ниже в свете других лампочек можно было прочитать главную приманку дня:

МЕЛОДРАМА НА МАНХЭТТЕНЕ

Звезды – Кларк ГЕЙБЛ и Вильям ПАУЭЛЛ

Рядом висел темно-синий плакат с надписью светло-синими буквами:

«Свежий прохладный воздух. Работает кондиционер».

Обещание прохладного воздуха в зале, а также приманка из голливудских звезд привлекли в кинотеатр много народу. Было восемь часов вечера, а следующий сеанс – в восемь тридцать. К кассе подходили парочки, целые семьи и иногда – одинокие мужчины и женщины. Купив билеты, они проходили в фойе, чтобы подождать начала сеанса в прохладе и отведать поп-корна и кока-колы.

На улице не было особого оживления. Уже стемнело, и над городом нависло небо с какими-то странными оранжевыми полосками. Вблизи кинотеатра не чувствовалось дуновения даже легкого ветерка с озера. Редкие машины проносились по Линкольн-авеню, прохлада забыла о городе. Холодком веяло, только когда двери кинотеатра открывались, впуская и выпуская зрителей.

У входа толпилось много народа. Люди, живущие в квартирах на втором этаже, над магазинчиками, расположенными вдоль улицы, открывали окна и высовывались, недоумевая, куда подевался знаменитый ветерок, дующий с озера в Чикаго. Рядом с кинотеатром было открыто кафе «Гетц кантри-клуб», чуть подальше торговали мороженым и прохладительными напитками. Все магазины, кроме тех, где торговали апельсиновым соком или мороженым и чем-нибудь освежающим, были уже закрыты. Разглядывая витрины, прогуливались подростки и молодежь. Парни были в рубашках с короткими Рукавами, а девушки в легких летних платьях. Гуляли парочками, но чаще можно было встретить небольшие группы девушек. Они хихикали, а за ними следовало такое же число развязных парней. Даже жара не могла пресечь их попытки познакомиться. Скорее, наоборот, жара вызывала какую-то лихорадочную активность молодых людей.

Я приехал с шиком на такси от Дрейка до «Бэнкерс билдинг», потом прошел пешком к своему офису, где сел в свою машину и доехал до Норт-Сайд. Я подумал было зайти в офис за оружием, но затем отказался от этой идеи, не хотелось навлекать на себя беду. У кинотеатра сегодня и так будет слишком много людей с оружием.

Я оставил машину на той же стороне, где был расположен кинотеатр, справа от входа в аллею. Чуть дальше по улице светилась реклама кинотеатра. Между ним и мною был бакалейный магазинчик, стоявший на углу у начала аллеи за кафе, что рядом с кинотеатром. Выйдя из машины, я вдруг вспомнил, что недалеко, в нескольких кварталах отсюда находится тот гараж, где на день святого Валентина происходила кровавая бойня. Как тесен наш мир!

Я шел за семейством – отец, мать, мальчик лет десяти и девочка примерно восьми лет. В такую жару родители взяли детей с собой в кино на поздний сеанс. Я как раз проходил мимо кафе «Гетц кантри-клуб», когда обратил внимание на странную машину, стоявшую у тротуара. Я заглянул в нее.

За рулем сидел Мелвин Пурвин.

Он прикуривал сигарету, рука дрожала. На нем были синий спортивный костюм и щегольская соломенная шляпа. Рядом с ним на пассажирском сиденье расположился агент из «Бэнкерс билдинг», который посмотрел на меня испуганными глазами.

Улыбнувшись, я приподнял руки на уровень груди и показал, что не вооружен.

Пурвин взглянул на меня, дымя сигаретой, нахмурился, словно хозяйка, у которой только что подгорел пирог, и подозвал меня. Я вплотную подошел к машине и улыбнулся ему.

– Привет, Мелвин.

– Геллер, какого черта вы здесь делаете? – выдавил он из себя, причем я заметил, что его южный акцент полностью исчез.

– Поскольку я оказался неподалеку, подумал, что стоит посмотреть на вас, – радостно заявил я. – На всякий случай сообщаю: я не Диллинджер.

Он открыл рот, а глаза загорелись злобой.

– Мне показалось необходимым подчеркнуть это, чтобы в меня не стреляли.

– Геллер, вы мешаете работе правительственных органов. Катись отсюда!

– Мелвин, мы живем в свободной стране. Мне захотелось сходить в кино.

Он посмотрел на своего компаньона, и вдруг в его речи снова зазвучали южные интонации.

– Агент Браун, почему бы вам не проводить отсюда мистера Геллера?

Я наклонился и, продолжая улыбаться, посмотрел прямо в лицо удивленному Пурвину.

– Правильно, пошли Брауна, я никогда еще не ломал пук правительственному агенту.

– Вы угрожаете...

– Обещаю вам скандал, какого никогда не показывали в фильмах, демонстрировавшихся в этом кинотеатре.

– Иди в кино. Иди к черту! – выдавил он из себя. Я пожал плечами.

– Где мне находиться и чем заниматься – это уже мое дело. Я могу стоять здесь и смотреть, как гуляет народ. Вы же понимаете, что детектив всегда может узнать что-то новенькое, если станет изучать людей.