– Никогда не был с ним знаком.
– Он действительно хороший. Мне нужно побыстрее приехать к ним.
Ее полное лицо стало жестким.
– Я им нужна.
– Вы часто с ними встречаетесь? Она неопределенно пожала плечами.
– Там, где они находятся, нет телефона, но они звонят мне из города время от времени.
– И вы планируете вскоре поехать к ним? – спросил я.
Она кивнула головой и сказала:
– Но я не вожу машину. Мне нужен шофер. Никогда не знаешь заранее, когда тебе выпадет счастливый случай. Таковым для меня стала маленькая толстая старая леди... Джин Отри, если это был он, вдруг начал петь что-то поживее, о прерии.
– Я могу вас отвезти, – предложил я, стараясь не выдать своей радости. – Мне было приказано повидать доктора лично.
– Вы должны сами привезти его обратно. Так вам было сказано?
– Правильно.
– Приказ есть приказ.
– Именно так.
Она коснулась меня своей прохладной и влажной рукой и сказала:
– Действительно, почему бы вам не отвезти меня туда? Но я должна вас предупредить: готовится нечто весьма крупное.
– Да?
– Мне кажется, я должна предупредить вас, иначе можно завязнуть в этом.
– В чем?
– В чем-то большом.
– И плохом?
Она загадочно улыбнулась. Такая милая улыбка никак не вязалась с ее карикатурным обликом.
– Нет, если вы любите деньги.
– Я люблю деньги.
– Ну, где появляются мои мальчики, там всегда бывают деньги. Джимми, у меня хорошие мальчики, они так много работают. А вы хотите заработать?
– Конечно.
Она мне подмигнула.
– Тогда вам стоит держаться поближе к моим мальчикам.
– Вы ими так гордитесь.
– Да, очень. Итак, у меня есть шофер? – спросила она, забавно произнеся слово «шофер».
– Я рад вам служить, у меня есть машина.
– Какая? Я замер.
– Двухместный «шевроле».
– Не пойдет, не пойдет, – сказала она и покачала головой.
Мамочка встала и поковыляла к комоду, стоявшему у стены, открыла ящик и вытащила деньги. Пересчитав, отдала мне пачку.
– Здесь шесть сотен, – сказала она. – Попробуйте купить хорошую подержанную двенадцатицилиндровую машину марки «Аубурн» с радио. Мне так нравятся Двенадцатицилиндровые «Аубурны» с радио.
Я положил толстую пачку денег в карман пиджака, а она вернулась к комоду и закрыла ящик.
– Когда вы хотите ехать?
– Завтра днем. А пока можно собрать вещи и сходить вечером в кино. Обожаю ходить в кино. Когда я езжу с моими мальчиками, приходится неделями не бывать в кино, не играть в бинго. Но мать должна чем-то жертвовать ради своих мальчиков, понимаете?
Я сказал, что все понимаю, и предупредил, что заеду завтра в час дня.
Она проводила меня до дверей, держа за руку, и потрепала по щеке на прощание. Пальцы были холодными и мягкими.
– Мне кажется, вы приличный парень, – сказала Мамочка. – Вы всегда будете стараться услужить своей старой Мамочке, правда?
Я обещал ей сделать все, что можно.
Потом я пошел и купил подержанный двенадцатицилиндровый «Аубурн», с радио.
28
На следующий день я ехал по хайвею 19 через Мак-Генри-Каунти. Зеленые холмы перемежались возделанными фермерскими полями, озерами, и иногда встречались разработки гравия. Я сидел за рулем спортивного двухместного автомобиля, на таком мне еще не приходилось ездить. «Аубурн» выпуска 1932 года уже прошел много миль, что помогло мне купить эту красотку за вполне приемлемую цену. О таком автомобиле можно только мечтать для того, чтобы произвести впечатление на девушку, сидящую рядом с вами. К сожалению, «девушка», сидевшая рядом со мной, пробежала больше миль, чем «Аубурн».
На Кейт была шляпка с цветочками, плотно облегавшая голову, как шлем авиатора. На ее мешковатом грязно-белом платье были изображены огромные пурпурные цветы, резко контрастировавшие с белыми сиденьями машины. Чтобы ей было удобно смотреть в окно, она сидела на своей надувной подушке. Наклонившись, она крутила ручки радио, встроенного в приборную панель. Мамочка пыталась отыскать народную музыку.
– Эта музыка просто ужасна, – сказала она, переключаясь со станции, где передавали Бинга Кросби с его песней «Там, где синева ночи встречается с золотом дня». В голосе Кейт Баркер звучало недовольство.
Она уже выразила его мне, когда я заехал за ней в час дня в квартиру на Пайн-Гроув. Взглянув на машину, Мамочка скорчила мину.
– Вы купили двухместный автомобиль?! А я хотела прогулочный седан! – сказала она, стоя на тротуаре. В каждой руке она держала по сумке, а из-под мышки у нее торчали журналы и большая сумочка.
Я стоял у машины, прислонившись к круглому, как бедро хорошенькой девушки, крылу. Пожав плечами, ответил:
– Вы сказали купить двенадцатицилиндровый «Аубурн» с радио. Мне пришлось объездить весь город, чтобы найти такую подержанную машину, да еще доплатил за нее сотню.
Она по-прежнему недовольно посмотрела на меня, потом на машину.
– У нас большая семья, и для нас двухместная машина мала.
– Вам все равно нужна не одна машина. Мамочка, я старался достать то, о чем вы меня просили. Она закивала головой.
– Но мне нравится черный цвет, а эта – синяя.
Да, машина была синей, как глаза Салли Рэнд.
– Но вернуть я ее не смогу, это не новая машина, ее обратно не примут.
– Ладно... Это «Аубурн» двенадцатицилиндровый, и мне нравится эта модель.
– Не забудьте, здесь еще есть радио. Мне повезло, что я смог ее найти.
– Хорошо, хорошо.
Я положил ее сумки в багажник.
– Я получу ту сотню, которую пришлось доплатить?
– Получите, – отрезала Мамочка и, обойдя машину, подошла к дверце с другой стороны. Она ждала, пока я ее открою. Я так и сделал.
Когда мы выехали из Чикаго, Мамочка повеселела, несмотря на то, что ей так и не удалось поймать народную музыку.
– Вот здорово, здорово! – сказала она, хлопая в ладошки.
– Что здорово? – спросил я, стараясь внимательно вести машину. Хотя автомобиль был двухместным, но намного мощнее и больше моего «шевроле» и двигался очень быстро. Мне все время приходилось контролировать двигатель, чтобы не ехать со скоростью больше пятидесяти миль в час.
– Он предложил ей кольцо... – вдруг проговорила Мамочка.
– Что?
– У него была квартира...
– А?
– Но ее возмущала...
– С вами все в порядке?
– На подбородке щетина!
Она повернулась ко мне, и ее круглое, как блин, лицо расплылось в улыбке.
– Это реклама крема для бритья «Бурма Шейв».
– Боже, – сказал я и крепче сжал руль. Теперь она постоянно высматривала рекламу этого чертова крема. На этой территории, видимо, работал старательный агент, потому что рекламные щиты, казалось, вырастали из земли через каждые несколько миль, словно деревянные сорняки.
Мамочка все время была занята чтением рекламных щитов.
– Красавцы мальчики... С нежной кожей... Должны хранить... что дал вам Боже! Ха-ха-ха! Крем для бритья «Бурма Шейв».
У нее на верхней губе пробивались усики, может, она была потенциальной покупательницей этого крема.
Сегодня я взял с собой пистолет, который показался мне тяжелым – давно я не носил оружия. Если бы меня остановили за превышение скорости, а это было вполне возможно, потому что «Аубурн» сам выбирал удобную для себя скорость, то мне пришлось бы ответить на некоторые неприятные вопросы. Например, почему водительские права у меня на имя Лоуренса, а пистолет зарегистрирован на имя Натана Геллера.
* * *
Утром Барни заметил мой пистолет. Я был в очках, соломенной шляпе и в коричневом костюме, и пистолет слегка выпячивался под пиджаком.
Как когда-то сказал мне Кампанья, я не мог себе позволить хорошего портного, такого, как у него.
– Что это, или мне кажется? – спросил хмуро Барни, показывая на мою левую руку. Он играл в бильярд и ожидал своей очереди. Я утром искал Барни и сначала зашел в маленький спортзал в отеле «Моррисон», но не найдя его там, отправился сюда, в Масси.
Масси был бильярдным залом. Здесь обычно встречались все заядлые игроки в пул, бильярд и боулинг. Театральные знаменитости играли здесь с известными и не очень известными боксерами, баскетболистами и гонщиками. Сюда захаживали рэкетиры и жулики.
Мне пришлось признаться, что я был вооружен.
Барни покачал головой, сделал удар и промазал. Его партнеры захихикали в надежде, что на этот раз им удастся обыграть Барни, чего им почти никогда не удавалось.
– Мне не нравится, когда ты ходишь с этой штукой, – сказал он обеспокоенно. – Знаешь, мне не доставляет удовольствия ходить на похороны.
– Если тебе это так неприятно, – тихо сказал я, – тогда не приходи на мои...
– Господи Иисусе, Нат, неужели ты не можешь найти себе другую работу?
– Ненавижу, когда евреи говорят «Иисусе», меня это смущает.
– Умники не нравятся никому, – сказал он, ухмыляясь. Он снова сделал удар, но опять промазал. Его партнеры улыбались.
– Серьезно, – продолжал Барни, – тебе нужно найти другую работу, и я мог бы помочь в этом...
– Господи, это твердит мне и Салли! Никому не нравится моя работа, и все хотят сделать из меня прислугу для себя или что-то в этом роде.
Барни обнял меня.
– Ненавижу, когда полукровки упоминают Бога, меня это смущает. А вот в моем присутствии говорить «трахаться» можешь сколько угодно! Меня это совсем не смущает.
– Значит, я наполовину еврей?!
– Да, и наполовину ирландец, и еще в тебе полно всякого дерьма. Теперь убирайся отсюда, пока я не проиграл этим парням.
– Прежде чем уйти, я должен сказать тебе, почему заглянул сюда.
– Говори.
– Я на некоторое время отбываю из города, и ты приглядывай за моим офисом, ладно?
– Хорошо. Ты уезжаешь надолго?
– Не могу сказать.
– Чем ты занимаешься?
– Мне нужно разыскать одну девушку.
– Кто их не ищет? – заметил один из партнеров Барни.
А Барни посоветовал:
– Смотри чтобы тебя не подстрелили, парень, ладно?
– Ладно. Когда тебе предстоит драться?
– Это будет через месяц, – ответил Барни и наклонился, чтобы ударить по шару.
– У тебя проходят интересные тренировки, – сказал я, и он опять промазал.
* * *
– Охотничьи законы... Должны позволять... Стрелять маленьких птичек... Которые пытаются наш крем подменить! Ха-ха-ха!
Мамочка Баркер улыбалась мне.
– Крем для бритья «Бурма шейв»!
Что я мог ей ответить на это? Я просто продолжал вести машину. Мы уже ехали довольно долго и находились в штате Висконсин.
Мы ехали по хайвею № 89, прекрасная дорога сменилась на покрытие гравием. Я старался ехать со скоростью не выше сорока пяти миль. Хотя это была не моя машина, мне было бы неприятно, если эти чудесные синие крылья будут побиты отскакивавшими из-под колес мерзкими мелкими камешками.
Мне мало приходилось ездить за городом, поэтому на этом узком шоссе каждый встречный автомобиль становился неприятным препятствием. «Аубурн» был широкой и мощной машиной, а провинциальные дороги для него становились слишком узкими, и нам постоянно грозила встреча с каменным бордюром, которая могла стать роковой. Мое кислое настроение ухудшалось еще оттого, что Кейт Баркер постоянно мурлыкала что-то народное. Она делала это, когда не могла поймать по радио такую музыку или по дороге не встречались рекламные щиты крема «Бурма шейв».
– На далеком холме, – внезапно завопила она, – стоял старый покосившийся крест...
– Крем для бритья. «Бурма шейв», – внес свою лепту я.
Она возмущенно уставилась на меня. Сегодня мы не ладили. Наши приятные отношения остались во вчерашнем дне.
– Какое кощунство, – заявила Мамочка.
– Наверное, вы правы.
– Какую церковь вы посещаете?
– Мамочка, я даже не могу припомнить, какую.
Она возмущенно поцокала языком.
– Это очень грустно. Весьма грустно.
– Наверное, вы правы, Мамочка.
– Вы знаете, что вам придется поджариваться в аду?
– У меня там будет неплохая компания.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего. Посмотрите вперед.
– О-о-о-о-! – взвизгнула она. – Бородатая леди... Попробовала наш крем... Это не поздно никогда... Теперь она знаменитая кинозвезда! Крем «Бурма шейв»! Ха-ха-ха!
* * *
Салли не обрадовалась, когда узнала, в какое дело я опять ввязался. Наоборот, она здорово разозлилась.
– Нат, ты меня разочаровал! Ужасно разочаровал! Мы пили у нее кофе.
– Почему так, Элен?
– Я тебя считала умнее... И не думала, что ты ввяжешься в подобную убийственную авантюру!
– Убийственную?
– Ты сам лезешь в логово к этим... бешеным маньякам.
– Все маньяки немного «с приветом»!
– Правильно, как ты!
Я допустил большую ошибку, рассказав все Салли, правда, умолчал о роли Фрэнка Нитти и моего прикрытия под именем Джимми Лоуренса. Я только сказал ей о том, что фермерская дочка оказалась в лапах банды Баркеров и что я под вымышленным именем должен вернуть ее в объятия папочки.
– Тебе не ясно, чем ты занимаешься?
– Я просто делаю свою работу.
– Ты пытаешься... действовать в той манере, как это делают дети. Ты себя так сильно жалел, когда тебя использовали во время убийства Диллинджера, и теперь любыми способами пытаешься вернуть уважение к себе. Поэтому и взялся за это идиотское дело! Ты будешь среди воров и убийц и рисковать жизнью за несколько долларов, чтобы сыграть роль рыцаря и спасти милую даму, попавшую в беду. Я не думала, что ты такой дурак!
– Элен, дело совсем не в деньгах, хотя они не такие уж маленькие.
Это первые настоящие деньги, которые я получил за этот год, не считая награды за Диллинджера.
– Я вижу, ты не отрицаешь, что сильно поглупел.
– Ну, я всегда был простаком. В этом заключается мое очарование.
– Не смей подлизываться ко мне, дрянь! Тебе нужно вернуться к этой... к этой твоей маленькой актрисульке в Голливуде... Это как раз ее стиль... Именно на подобное романтическое дерьмо она так падка! Геллер, почему бы тебе не позвонить ей, можно даже за мой счет?! Междугородный звонок лично ей в Голливуд! За мой счет, это доставит мне удовольствие.
Я ничего не говорил.
Салли вздохнула и начала рассеянно помешивать кофе. Потом глянула на меня влажными глазами.
– Прости меня за то, что я здесь наговорила.
Я сделал глоток кофе.
– Мне не нужно было говорить о ней, правда?
Я кивнул головой.
– Тебе до сих пор больно, что ты ее потерял, не так ли?
– Ты когда-нибудь разговаривала с человеком, у которого ампутировали руку или ногу?
Салли удивилась.
– Нет.
– Они все говорят, что самое ужасное, когда у тебя нет руки или ноги, а ты ее все время чувствуешь. По ночам отсутствующая рука или нога начинает болеть...
– Ты – сентиментальный парень, Геллер, разве я не права?
– Элен, ты не ошиблась.
По ее круглой и гладкой щеке катилась слеза.
– Тогда, сентиментальный рыцарь, почему бы тебе не запрыгнуть на белого коня и не поехать за своей чертовой дамой?! Дерьмо! Почему бы тебе не взобраться на имеющуюся неподалеку даму?! Пошли в постель!
– Пошли, – ответил я ей.
Позже она коснулась моего плеча и сказала:
– Я не знаю, захочу ли я тебя видеть, когда ты вернешься.
– О?
– Может, мне лучше отказаться от тебя именно сейчас... чтобы, если что-то случится... легче было бы пережить.
– Как скажешь, Салли.
Она сделала вид, что обиделась.
– Ты назвал меня Салли.
– Да. Я назову тебя Элен, когда разрешишь мне вернуться к тебе после окончания этого дела.
Элен рыдала в моих объятиях. Утром, когда я ее покидал, она опять разозлилась и не стала разговаривать со мной.
* * *
– Под этим камнем... Лежит Элмер Соррейя... Его защекотала до смерти... Кисточка для бритья! Ха-ха-ха! Крем «Бурма шейв»!
– Бивер-Фоллс, – заметил я.
– Что? – спросила Кейт Баркер.
– Впереди Бивер-Фоллс.
По хайвею 151 мы подъезжали к маленькому городку. Потом выехали на тенистую улицу, вдоль которой стояли двухэтажные обшитые досками домики.
У домиков были уютные крылечки с колоннами. Во дворах висели качели. Домики могли похвастаться широкими окнами и остроконечными крышами. Перед ними расстилались большие красивые лужайки. Все выглядело достаточно ухоженным. Мы въехали в главную часть городка. Там вместо деревьев стояли фонарные столбы для освещения улиц. По обеим сторонам улицы располагались двухэтажные кирпичные здания, в них находились магазинчики скобяных изделий, обувная лавка, цветочный магазин, кафе и маленький кинотеатр.
Мамочка повернулась в сторону, пытаясь разобрать, какой фильм шел в кинотеатре.
– Что там идет? Что?
Я посмотрел, и, когда увидел название фильма, мне стало неприятно.
– "Мелодрама на Манхэттене".
– Ну, – разочарованно протянула Мамочка. – Я его уже смотрела. Мне нравится Кларк Гейбл, но только не в конце фильма, когда он умирает.
Спустя четыре мили за Бивер-Фоллс появилась ферма. На почтовом ящике было написано «Джиллис». Я снизил скорость и повернул на дорожку из гравия.
Из-под колес автомобиля в разные стороны разбегались куры. Справа стоял большой двухэтажный фермерский дом. На крыльце с подпорками висели детские качели, широкие окна были закрыты занавесками. Дом венчала остроконечная крыша. Он походил на остальные дома в Бивер-Фоллс, только был свежевыкрашен. Слева и позади его располагались еще какие-то строения: некрашеный сарайчик для инструментов, насос, силосная башня и коровник.
На лужайке не было видно других машин. Я вышел из «Аубурна», обошел его и открыл дверь для Мамочки – Кейт Баркер. Лужайка, на которой росло несколько елей и сосен, и дом были обнесены проволочным забором. Дверь на крыльцо открылась, и маленький мужчина в мятой белой рубашке и таких же мятых коричневых брюках быстро сбежал по ступенькам крыльца. Мамочка двинулась ему навстречу.
– Артур, Артур, – приговаривала Мамочка, прижимая его к себе.
Довольно плотный мужчина, казалось, затерялся в ее объятиях. Она ласково похлопывала его по спине.
Он радостно повторял:
– Мамочка, Боже, мамочка, как я рад тебя видеть...
Я доставал ее багаж из машины, когда появился другой маленький человек в белой рубашке и галстуке-бабочке. Он быстро спустился по ступенькам и побежал к матери. Куры на лужайке снова разлетелись в разные стороны. В руке человек держал автомат Томпсона, который, увидев меня, он направил в мой живот. Мне сразу захотелось присоединиться к курам.
– Какого черта, кто ты такой? – нарочито грубым голосом спросил он.
– Я – Джимми Лоуренс, – ответил я.
– Да-а-а?
– А ты кто такой?
– Не знаешь?
Он презрительно захохотал, будто я был самым тупым дерьмом, и показал на себя пальцем.
– Я – Большой Джордж!
– Большой Джордж?
– Нельсон! – заявил он.
Тот самый «Детское личико» Нельсон.
29
Мамочка выпустила из объятий своего мальчика Артура, чтобы крикнуть Нельсону:
– Он из Чикаго.
Нельсон презрительно усмехнулся. На его верхней губе пробивались усики, но это было не обещание растительности, а скорее отдаленная ее угроза.
– Я тоже оттуда. Ну и что?
– Я здесь с поручением от Фрэнка Нитти! – сказал я.
Усмешка исчезла, и он заморгал.
– Мне что, следует испугаться?
– Нет.
Мамочка и Артур пошли к дому, держась за руки. Проходя мимо, она сказала:
– С ним все в порядке, я проверяла. Не отводя от меня своих светло-голубых глаз, Нельсон спросил:
– Ты разговаривала с Нитти?
– Нет, я звонила Слиму.
– Слиму Грею?
– Да, и он сказал, что с ним все нормально. Он три раза ткнул мне в грудь стволом своего «Томпсона».
– Мне наплевать, что с ним все в порядке. Я просто хочу знать, что он действительно этот Джимми, как его там.
– Лоуренс, – подсказал я, отводя рукой ствол в сторону, не давая ему ткнуть меня в четвертый раз. У Нельсона разгорелись глаза.
– Не смей трогать мое оружие!
– А ты не тыкай его в меня!
– Да я тебя...
– Я не собираюсь ссориться с тобой, Нельсон, но и не позволю издеваться и запугивать меня. Тебе это ясно?
Опустив руку с автоматом, он сказал:
– Я тоже не стану с тобой ссориться, Лоуренс, если ты от Нитти. Но если ты чертов агент ФБР, то считай себя мертвецом!
Артур подошел к Нельсону. Они были почти одного роста, но у Артура-Дока Баркера были запавшие карие глаза, глубокие залысины надо лбом. Я инстинктивно почувствовал, что он более опасен, чем Нельсон.
– Следи за своим языком в присутствии моей мамочки, – заметил Док Баркер голосом, от которого по коже пробежали мурашки.
Нельсон раздраженно стряхнул его руку и ответил:
– Да, да, хорошо. Я добавил:
– Вы что, считаете, что агент идиот, чтобы забираться так далеко?
Нельсон начал раздумывать по этому поводу, а Док ухмыльнулся и сказал:
– Черт, конечно, нет!
Мамочка шла по лужайке к крыльцу, неся в руках свои журналы. Багаж она оставила для мальчиков.
– Может, мне кто-нибудь поможет унести Мамочкины вещи? – спросил я.
Помогали оба. Нельсон при этом не расставался с автоматом.
Сразу за входной дверью в доме была лестница, ведущая на второй этаж. Вестибюль рядом с лестницей заканчивался закрытой дверью. Слева располагалась гостиная с пианино и камином. В ней стояла мягкая мебель.
Справа от входа, где были распахнуты цветастые занавеси, волновавшиеся от легкого ветерка, залетавшего в открытые окна, была столовая. Док Баркер показал мне кивком головы, чтобы я оставил чемоданы у лестницы.
– Мы потом решим, где расположить вас на ночь, – сказал он. Я прошел за ним в большую с приличной мебелью столовую. Она была больше гостиной и полна народа.
У стены, на которой висело зеркало, стояла кремового цвета кушетка, на которой сидели три привлекательные женщины. Одна из них, пикантная брюнетка с волнистыми волосами до плеч и темными глазами, с хорошей фигуркой, спрятанной под тонким бежевым платьем, и стройными ножками, улыбнулась Нельсону. Он встал рядом и как хозяин положил ей руку на плечо, видимо, давая мне понять, что это его девушка. На другом краю дивана сидела вторая брюнетка. Глаза у нее были такого же цвета, как темная жидкость в стакане, который она держала в руке. Ее слегка опухшее лицо говорило о том, что темная жидкость в стакане не была лечебной настойкой. На девушке было синее платье в белый горошек с белым воротничком. И фигура у нее была что надо!
Между ними сидела блондинка в розовом платье и маленьком розовом берете на коротко подстриженных светлых волосах. На прекрасном молодом лице с розовыми щечками и пухлыми губами выделялись широко посаженные большие карие глаза.
Но сейчас эти глаза были покрасневшими, она сжимала носовой платок в маленьком кулачке и плакала, и обе брюнетки пытались ее утешить и ободрить.
Хорошенькая блондинка с карими глазами была дочерью Джошуа Петерсена – Луизой, той самой девушкой, за которой я сюда приехал.
Пока я здоровался с этими хорошенькими подружками «мальчиков», миссис Баркер обнимала и тискала своего другого сына. Он сидел на диванчике у открытого окна и быстро спрыгнул оттуда при виде любимой мамочки.
– Фредди, Фредди, – повторяла она, – мой милый маленький Фредди.
– Мамочка, – отвечал он ей, – не смущай меня! Но было видно, что ему нравилось, как она проявляла свою любовь. Он положил голову ей на плечо и улыбался ртом, полным золотых зубов. Мамочка прижимала его к себе.
Увидев меня, этот блондин с бегающими глазками и впалыми щеками отстранил мать в сторону. Ему было около тридцати, и он был маленького роста. Он был очень похож на своего братца Дока, но тот выглядел плотней и старше.
– Кто это? – спросил он, указывая на меня. Его веселье куда-то испарилось.
Док, стоявший рядом со мной, ткнул в меня пальцем и сказал:
– Он привез Мамочку из Чикаго. Она сказала, что ему нужно повидать Дока Морана, об этом просили Бойз.
Фред нахмурился и произнес:
– Нам не нужны никакие связи с рэкетом.
– В Сент-Поле говорят иное, – заметил я.
– Нам не хочется связываться с рэкетирами из Чикаго. На сколько вы собираетесь здесь остаться?
– На ночь. Вас это устроит? Могу остановиться в городе... „
– Нет! – вклинился Нельсон. Он стоял у стены, рядом с диваном и пикантной брюнеткой. – Ты останешься здесь.
Я решил не связываться с Нельсоном в присутствии девушки. Поэтому примирительно ответил:
– Я – гость, и было бы неприлично делать что-то против вашей воли.
В ответ на мои слова Нельсон нагло улыбнулся. Маленькая брюнетка расплылась в улыбке, она просто с ума сходила по нему.
Док решил представить меня всем.
– Это – Хелен, жена Большого Джорджа, – сказал он, показывая на Нельсона и его брюнетку.
– Эта маленькая леди со стаканом в руках – Пола, подружка моего брата Фреда. Ну, а это – Фред.
Фред кивнул мне, я приветливо ответил тем же. Пола отсалютовала мне своим стаканом и лениво улыбнулась. Фред нахмурился, а она высунула ему язык. Я пытался оставаться серьезным и невозмутимым.
Я направился к дивану, и Нельсон резко поднял голову. Но я не собирался подходить к его жене. Остановившись перед Луизой, спросил:
– А вы кто такая?
Большие карие глаза заморгали, розовый язычок нервно облизнул красные припухшие губки. Она посмотрела на женщин, сидевших рядом, как бы советуясь, что же ей ответить, словно спрашивая у них на это разрешения.
– Это Лулу, – ответил вместо нее Док. – Девушка Кэнди Уолкера.
Взяв за руку, он осторожно оттеснил меня от дивана.
– Она нервничает, – шепнул он, – ее дружка сейчас режут на кухне.
– Что?
Он покрутил пальцем у виска.
– Пластическая операция. Ее дружок Кэнди Уолкер в последнее время здорово «засветился»: фотографии в газетах и плакаты с надписью «РАЗЫСКИВАЕТСЯ»!". Ну, вы понимаете. Поэтому сейчас работают над его лицом, а Лулу очень нервничает, не любит врачей. Конечно, кроме меня. Но я «оперирую» только банки!
– Слышал, что вы – хороший хирург, – заметил я. Ему это понравилось.
– Я их вскрываю и достаю деньги, – сказал он. – Да, я настоящий хирург, специализирующийся по банкам.
Фред не прислушивался к нашему разговору, да и Мамочка тоже. Они сидели на маленьком диванчике, как воркующая парочка влюбленных. Фред держал ее за руку, а та смотрела на него любящими глазами. Они тихо разговаривали.
Док кивнул на кресло напротив софы, предлагая мне сесть. Я повиновался. Сам Док уселся рядом, придвинув стул с прямой спинкой.
– Вы давно работаете с Бойз?
– Примерно около года.
– Вот как? А откуда вы сами?
Кусочек за кусочком я скормил ему историю жизни Джимми Лоуренса: родился в Канаде, жил в Нью-Йорке, работал в профсоюзах, мальчик на побегушках у Лепке, потом обвинение в убийстве, пластическая операция и переезд в Чикаго.
Нельсон сидел на ручке дивана рядом со своей женой Хелен и все время ухмылялся, потом сказал:
– Лоуренс, я тебя проверю. Понял? Ты знаешь, что я работал для Бойз. Я собираюсь сейчас кое-кому позвонить.
– Прекрасно. – Я пожал плечами. Он отошел от софы.
– Может, сделаю это именно сейчас, съезжу в город и позвоню.
– Конечно, – ответил я.
Нельсон немного постоял, потом снова уселся на ручку дивана, не убирая руки с автомата. Другую руку он положил на плечо жены.
– Какой приятный дом, – сказал я Доку Баркеру. Вся мебель была новой, и казалось, что стены недавно оклеили обоями – приятный рисунок в розово-желтых тонах с цветочным рисунком. Дорогой восточный ковер, застилавший почти целиком дубовый пол, немного не соответствовал стилю убранства комнаты.
– Да, дом хороший, – согласился со мной Док.
– А где же его владельцы?
– Верле занимается фермерством, где же еще? Его жена и два маленьких мальчика сейчас в лавке. Мы... попросили их сходить туда, пока Док Моран оперирует Кэнди.
– Понимаю. И здесь нет телефона? Они могут себе позволить телефон...
– Здесь есть один общий телефонный провод на несколько абонентов, – сказал Док. – На ферме происходит много дел.
Он имел в виду, что это место использовалось как укрытие для бандитов, чтобы сбить с толку полицейских. Он продолжил:
– Такого рода бизнес не делается по телефону, тебя может подслушать половина соседей.
– Понимаю.
Неожиданно из-за драпированной арки появилась еще одна привлекательная брюнетка, с овалом лица в виде сердечка, карими глазами и роскошной фигурой в стильном платье песочного цвета с кружевным воротником. Сразу бросилось в глаза ее очень бледное лицо.
Все присутствующие уставились на нее.
Луиза-Лулу наклонилась вперед, откинув голову назад, и начала кусать костяшки пальцев.
Док вскочил.
– Долорес, что такое? Что случилось?
Та не могла вымолвить ни слова и закрывала рот рукой, опустив голову. Потом подняла ее и тихо сказала:
– Этот ублюдок убил его.
Луиза закричала.
Док подошел к Долорес.
– Кэнди...
– Мертв, – сказала она.
Док быстро прошел сквозь арку на кухню.
Постояв секунду, я пошел за ним. Никто не пытался остановить меня. Луизу удерживали две женщины на диване.
В большой сельской кухне с огромным шкафом, раковиной с насосом и дубовым ящиком для льда на столе лежал распростертый обнаженный до пояса мужчина. У него было привлекательное, но очень синее лицо.
На плите свистел кипящий чайник.
У стола стоял высокий мужчина, лет сорока, с темными волосами с сединой. В трясущейся руке он держал пинцет. Темные, воспаленные глаза под пушистыми бровями глянули прямо на меня. Он обратился ко мне, будто знал меня всю жизнь:
– Бедняга, подавился собственным языком. Я его вытащил с помощью вот этого.