Глава 8

Наступил день банкета. Рамона проснулась в своей залитой ярким солнечным светом комнате от ужасной головной боли. Слишком свежа была память о трагической смерти Зака. Вместе с завтраком служанка принесла ей в постель последний номер «Новостей Акапулько». Газета была переполнена невероятными деталями и слухами о предстоящем знаменательном событии, посвященном началу съемок «Кортеса». Если верить корреспонденту отдела социальных новостей, это будет самое знаменательное событие в Акапулько за все годы его существования. Лана Тернер и Линда Кристиан скоро прилетят из Голливуда и присоединятся к уже отдыхающим здесь Эрролу Флинну, Аве Гарднер и Гилберту Роланду. Сам Мигель Алеман, бывший до недавнего времени президентом Мексики, пообещал приехать, не говоря уж о многих других известных политических и общественных деятелях Америки. Торжества начнутся на закате солнца, потому что закаты в Акапулько отличаются редкой, волшебной красотой и могут сравниться только с восходами.

На вечер Рамона пригласила два ансамбля: один из самой столицы, Мехико, и второй, больше похожий на бродячую группу музыкантов, из соседнего города. Они называли себя «Лос Парагвайос» и исполняли мексиканские народные песни.

В модных журналах Рамона постоянно просматривала «список десяти самых желанных гостей» и составляла свой собственный список, надеясь восстановить свою репутацию. Несмотря на огромную печаль из-за смерти Зака, она не отменила прием. Целая армия прислуги с самого восхода чистила, терла, мыла, подмотала и полировала огромный дом из мрамора и стекла. По ее замыслу, на поверхности двух бассейнов должны были плавать два роскошных цветочных ковра. И не какая-то там сирень и жасмин, а белоснежные розы, сотни белых роз, доставка которых обошлась ей в несколько тысяч долларов.

Этот праздник будет стоить целое состояние, но сама Рамона не заплатит за него ни доллара. Хотя князь и потакал всем ее прихотям, детство, проведенное в Венгрии, внушило ей огромное уважение к деньгам. Дидье, который начинал мальчиком на побегушках, прежде чем стал самым известным и влиятельным продюсером в Англии, научил ее всему, что необходимо знать о деньгах и денежных операциях. Его совет был прост: «Никогда не плати за все сама, если есть тот, кто может заплатить за тебя». Дидье всегда ругал ее, когда узнавал, что она покупает себе перчатки и чулки для тех фильмов, в которых играет второстепенные роли.

– Всегда бери в долг то, что тебе требуется для съемок. Это должно стать твоим девизом! – Рамона хорошо запомнила слова брата. Поэтому, когда Зак предложил ей организовать этот вечер, она согласилась, считая, что за все, естественно, заплатит «Коламбиа пикчерз».

Хладнокровно оценив ситуацию, Рамона решила не допустить, чтобы смерть Захарии испортила праздник. Она не видела никакого смысла оплакивать покойного слишком долго. Со дня похорон Зака прошло три дня. Этого было достаточно; жизнь продолжается.

Она набросила на себя кремовый пеньюар. Вставив в свои блестящие волосы черепаховый гребешок и смыв с лица косметику, она начала просматривать длинный список дел, которые ей надо было сегодня сделать.

Вечером все должно быть необычайно красиво и роскошно. Но ей хотелось поразить не только знаменитых гостей, которые скоро здесь соберутся, но и Умберто Скрофо, который стал новым продюсером вместо Зака, и которого она очень хотела заполучить к себе. Вчера вечером Ирвинг Франкович проболтался, что Умберто уже назначен главным продюсером, правда, он хочет изменить имя. Работа с Умберто в прошлом году доставила ей большое удовольствие, к тому же ей всегда было с ним интересно.

Тогда она играла одну из главных ролей. Теперь Рамона надеялась уговорить Умберто сделать ее роль в «Кортесе» более значительной. Именно то, чего Захария не хотел делать, несмотря на их отношения.

«Шахерезада» была огромным многоэтажным зданием, похожим на арабскую мечеть. На самом верху, где-то на уровне десятого этажа современного здания, находилась старая подвесная кабинка для съемок, которая по толстым железным тросам спускалась от дома Рамоны прямо к ее личному пляжу. Это была антикварная редкость, ее всегда содержали в порядке и безопасности, и все посетители «Шахерезады» обязательно спускались в ней на уединенный пляж Рамоны.

Верхний этаж представлял собой огромную открытую террасу, с витражами, сиявшими, как драгоценные камни. В центре журчал красивый фонтан, вокруг которого росли пальмы и всевозможные тропические деревья. Вокруг в тени деревьев стояли каменные верблюды.

На втором этаже было шесть спален для гостей, выходивших прямо к маленькому бассейну.

Расположенные по обеим сторонам здания винтовые лестницы были обвиты лианами. Внизу посетителям открывался вид на роскошный главный зал. Отсюда Тихий океан был виден во всем своем великолепии и красоте. Вокруг главного зала были расположены большие бассейны, казалось, что где-то вдалеке они сливаются с морем.

Большая золотая улитка с нарисованными на ее ракушке порхающими бабочками «охраняла» вход в грот, в котором гости по ночам частенько распевали серенады.

В стену была вделана переливающаяся половина жемчужной раковины, на которой вполне могла уместиться маленькая женщина. Рамона сама сделала ее для Зака, они часто предавались здесь любви. Бедный Зак!

Еще одна лестница вела к ее личному пляжу, единственному частному пляжу в Акапулько, и Рамона очень этим гордилась.

Рамоне и ее мужу потребовалось пять лет, чтобы создать «Шахерезаду», пять трудных лет, во время которых самые знаменитые и талантливые архитекторы и дизайнеры из Мехико, Нью-Йорка и Парижа создавали этот фантастический замок. Теперь «наисовершеннейшая» Принцесса Рамона царствовала здесь, уверенная, что ее дом самое грандиозное сооружение в Мехико.

Николас Стоун всегда брился очень быстро. Он терпеть не мог попусту тратить время на бритье, душ и всякие светские условности. Его мысли постоянно были заняты какими-нибудь сценами из фильма, съемки которого наконец-то должны были начаться в понедельник утром. Его абсолютно не интересовали сливки общества, собравшиеся на сегодняшнее празднество. Банкеты и пирушки, даже самые пышные, были не его стихией. Идея этого праздника, на котором ему придется общаться с разными снобами, была ему не по душе. Он попытался дозвониться новому продюсеру Хьюберту С. Крофту еще вчера вечером, но служащий отеля сообщил ему, что мистер Крофт спит после тяжелого перелета из Рима и просил, его не беспокоить ни по какому поводу.

Чтобы успокоиться, он поговорил с Электрой и детьми. Хотя связь была очень плохой, он слышал в их голосах заботу, и сердце его переполнялось счастьем. Увидев, что пора идти за Блуи на его яхту, Ник схватил ключи и, быстро взглянув в зеркало, с выражением обреченности на лице вышел из отеля, думая о скучном вечере, который ждал его впереди.

В отличие от Ника, новоиспеченный Хьюберт С. Крофт уделил своему туалету очень много времени. К сожалению, его прекрасно сшитый костюм от Карацени совсем не скрывал его полноту, а белоснежная тонкая рубашка в полосочку еще сильнее подчеркивала болезненный желтый цвет лица. Он очень надеялся, что темно-синий шелковый галстук придаст ему респектабельности и солидности. Самое главное – произвести нужное впечатление на сегодняшнем вечере.

Крофт понимал, как много поставлено на карту. Как продюсер такого большого голливудского фильма, он должен был заслужить доверие режиссера, симпатии актеров, снискать уважение технического персонала и показать каждому, что он знает себе цену. Он добился успеха в Риме, в конце концов, он добьется успеха и в Голливуде. Вера в себя была его самым сильным оружием. Он уже завоевал союзников в лице Франковичей и Рамоны Арман. Теперь у него на руках были неплохие карты, чтобы начать игру.

Проведя рукой по остаткам волос, Крофт побрызгал на себя дорогим французским одеколоном, которым он пользовался уже много лет. Вставив в манжеты две золотые запонки с огромными сапфирами, он подумал, что его любимая сапфировая булавка в этих тропиках будет лишней. Он уже и так весь мокрый от пота, хотя в номере отеля довольно прохладно. Он очень рассчитывал, что на вечере у Рамоны будет попрохладней. На этом банкете он должен быть самым главным гостем, чтобы показать всей съемочной группе, кто здесь хозяин. И прежде всего он должен будет убедить в этом молодого строптивого режиссера Николаса Стоуна.

Накрасившись, Инес взглянула в зеркало и осталась довольна тем, что получилось. Все было ярко и эффектно. Светло-зеленое саронговое платье, обнажавшее одно плечо, прекрасно подчеркивало стройность ее фигуры. Перекинутая через плечо ткань была заколота красивой брошью из слоновой кости с жадом. Джулиан подарил се жене сегодня утром, прочитав письмо доктора Лэнгли из Лос-Анджелеса, подтверждавшее беременность Инес. Инес вставила в мочки ушей крошечные бриллиантовые сережки, в которых отражался свет, и туго стянула волосы красно-зеленой лентой. На запястье, как всегда, был янтарно-серебряный браслет, подаренный когда-то Ивом. Она никогда с ним не расставалась, это был ее талисман. Единственный раз, когда она забыла надеть браслет, привел к той ужасной трагедии, когда она перерезала горло итальянскому генералу его же бритвой. Инес передернуло. Забудь об этой страшной ночи, говорила она себе. Почему ей так тяжело это сделать?

Джулиан стоял в дверях, озабоченно глядя на Инес. Он был, как всегда, безукоризненно одет. Его загорелое лицо было сегодня особенно красивым.

– Дорогая, ты уверена, что тебе надо идти на этот банкет? – спросил он. – Я боюсь за тебя. Ты же знаешь, как мы оба хотим этого ребенка. Я бы не хотел, чтобы ты рисковала, переутомляясь.

– Не волнуйся, любимый, – ответила Инес. Она подошла к нему и мягко коснулась его щеки своими нежными пальцами. – Я чувствую себя прекрасно. Утром была легкая слабость, но доктор Лэнгли говорит, что этим страдают почти все женщины, особенно при первой беременности.

– Надеюсь, когда ты будешь носить второго, это пройдет, – искренне сказал Джулиан, взяв ее лицо в ладони и с любовью глядя в ее счастливые глаза. – А после второго будут еще дети. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Я хочу тебя. Я хочу быть с тобой всю жизнь, мой ангел. Ты не против?

– Нет, дорогой, я за, – прошептала Инес, чувствуя, что ее сердце переполняется любовью к Джулиану.

– Для меня это будет очень сложный фильм, милая. Я должен знать, что ты понимаешь меня, как прежде, и всегда, слышишь, всегда будешь рядом.

– Главное, верьте в это, мистер Брукс, – сказала Инес с улыбкой. – Вы мой Красавчик и Милашка и не пытайтесь бросить женщину, которая нуждается в вашем особом внимании.

– Я об этом никогда не думал. Никогда, – сказал он так трогательно и искренне, что Инес удивленно подняла на него глаза.

– Ты, кажется, чем-то обеспокоен? Чем? Что случилось?

– Я и сам не знаю, – ответил Джулиан. Он подошел к окну и стал смотреть на темно-синюю бархатную поверхность океана. – Все так прекрасно, Инес. Слишком прекрасно, чтобы быть правдой. Все… И ты, и то, что мы вместе, и наш ребенок… Я не вынесу, если что-то случится…

– Глупыш, ничего плохого не произойдет, – весело сказала Инес, подумав про себя, что это на него не похоже. У Джулиана не было привычки впадать в уныние. – Фиби согласилась на твои условия, как только придет решение о разводе, мы поженимся, с ребенком пока все в порядке, и доктор Лэнгли считает, что я смогу иметь детей, сколько захочу. Почему же ты так разволновался, дорогой?

– Да нет, нет, ничего, забудь об этом. – Он крепко обнял ее и нежно поцеловал в шею. – Я веду себя, как глупый суеверный актер перед началом съемок. Ну, ладно, старушка, давай собирайся, и пойдем на это идиотское представление.

Инес поцеловала его в щеку и ощутила огромное счастье от того, что у нее будет от него ребенок.

Джулиан ласково улыбнулся в ответ. Она была именно той женщиной, с которой он мечтал прожить всю свою жизнь.

Проснувшись после дневного сна, Доминик стала под душ и с удовольствием позволила холодным покалывающим струям развеять остатки сладкого сна. Она с нетерпением ждала наступления вечера. Ей нравились вечеринки, она с приятным волнением подбирала наряды, красилась и укладывала волосы так, чтобы получилась какая-нибудь необычайно смелая и красивая прическа. Доминик обожала флиртовать и кокетничать, особенно теперь, когда у нее появилась возможность заигрывать с таким мужчиной, как Джулиан. Джулиан Брукс. Знаменитый, очаровательный, самый красивый мужчина в мире.

Она знала, что он интересуется ею. Улыбаясь в душе, Доминик сидела около трюмо и вертела в руках помаду. Ей совсем не нужны были ни румяна, ни тени, ни другая косметика, это просто помогало ей думать. Да, она определенно нравилась Милашке Бруксу. Улыбнувшись хитрой кошачьей улыбкой, Доминик провела по губам ярко-красной помадой. Нет, она не просто нравится ему, он ее безумно хочет! Она поняла это, когда заметила, как он тайно наблюдает за ней с балкона. После этого она встречалась с ним несколько раз, и у нее не осталось никаких сомнений по поводу того чувства, которое он к ней испытывал.

Доминик все лучше осознавала, что она необычайно привлекательна и ее юная красота дает огромную власть. Это было приятно. Итак, Милашка Брукс хочет поиграть с ней, не так ли? В свои шестнадцать лет она была еще недостаточно опытна в любовных играх, но сейчас решила попробовать и провести эксперимент. Любовь Гастона в Сен-Тропезе доставляла ей много удовольствия. Но в тот самый момент, когда она только начала «входить во вкус» занятий любовью, ей пришлось уехать в Америку на съемки этого фильма. Интересно, на что будет похожа любовь с Джулианом?

То, что он наполовину разведен и помолвлен, ее абсолютно не волновало. «Любовь – это всего лишь игра, не так ли?» – подумала Доминик, надевая большие золотые клипсы. В конце концов, Инес ведь тоже француженка, а французские женщины знают толк в этих делах. Она не будет возражать, если Доминик немножко пококетничает с ее женихом. Это входит в условия игры.

Доминик достала из гардероба узкое платье без пояса. Он плотно облегало ее талию, и было таким коротким, что сразу привлекало внимание к ее стройным красивым ногам. Волосы высохли, и она расчесывали их, пока они не рассыпались у нее по плечам и спине роскошным пушистым водопадом.

Она постучала в соседнюю дверь.

– Ты готова, Агата? – прокричала она своим тонким девичьим голосом, в котором уже чувствовался американский акцент. – Пора идти, слышишь?

Ей очень хотелось весело провести время сегодня вечером и, если получится, еще больше очаровать Джулиана Брукса.

Ирвинг и Шерли тоже заканчивали одеваться. Ирвинг прекрасно чувствовал себя в свободных темных брюках и старой рубашке. Он мало заботился о своей внешности. Единственное, что его интересовало, была работа.

А Шерли суетилась у зеркала. Новое яркое платье в оранжевых и желтых тонах никак не скрывало полноту ее необъятной талии. Она не переносила солнце, поэтому лицо у нее было мучнисто-белого цвета. Полуседые волосы, завитые мелким бесом, плотно облегали голову. Это выглядело старомодно, нелепо и ужасно не шло ей. Сейчас она была очень похожа на Харлоу Маркс. Шерли старалась выжать из косметики все, что только возможно, чтобы к моменту встречи с Умберто Скрофо выглядеть как можно лучше. Умберто Скрофо или Хьюберт С. Крофт – ее не волновало, что за имя он там себе придумал. Накануне он позвонил Франковичам и сообщил им, что теперь, когда он будет снимать американский фильм, ему хотелось бы, чтобы его имя звучало на американский манер. Как Умберто Скрофо его знали только Ирвинг, Рамона и Шерли, и он сказал, что ему было бы очень приятно… что он бы оценил… что он даже настаивает… чтобы они никогда и ни за что не обращались к нему так, помня, что он теперь Хьюберт С. Крофт. Черт возьми, да она станет называть его хоть Дональдом Даком, если это поможет их общему делу. Скрофо может быть уверен в поддержке Франковичей, потому что он именно тот человек, который в состоянии вернуть в сценарий огромные батальные сцены и бесконечные лирические диалоги, которые Захария Домино и Николас Стоун безжалостно оттуда выбросили. Скрофо станет их защитником. Он будет вести себя так же строго и властно, как в Италии, внушая страх некоторым членам обслуживающего и технического персонала. Это не так уж и плохо. Это будет даже внушать уважение. Этакий жестокий надсмотрщик. Скрофо сделает так, что это будет их фильм. Картина в духе Франковичей, и критики не будут рассыпаться в похвалах только режиссеру и артистам, забывая по привычке нелегкий труд сценаристов. Прикалывая к платью изумрудную брошь, Шерли злобно улыбнулась. О да, она будет называть его так, как он хочет, пока он будет поддерживать у съемочной группы уважительное отношение к Франковичам, все время напоминая о их роли в создании картины. Скрофо даст им то, что они заслужили: славу и деньги.

Глава 9

Рамона была само очарование. Она ждала гостей в главном, выложенном мрамором зале. На ней было тонкое белое шелковое платье классического покроя, черные как смоль волосы украшал старинный бриллиантовый гребешок, подаренный князем, в ушах сияли два огромных грушевидных бриллианта, несколько бриллиантовых браслетов были надеты на запястья. От нее веяло прохладной элегантностью и очаровательным возбуждением, когда она приветствовала каждого входящего гостя.

Агата и Доминик приехали первыми. На Агате было длинное, в цветочек, платье, какие обычно носят почтенные дамы. Она выглядела в нем совершенно нелепо. На ее обычно непроницаемом лице был написан благоговейный трепет. Она была не просто гостьей в одном из самых известных домов мира, она увидит своего идола. Он улыбнется ей. Потом они шутливо о чем-нибудь поболтают, и он поймет, какая она веселая и образованная.

Агата взяла стакан с минеральной водой и была счастлива, что может, присев на край дивана, любоваться невероятным закатом и ждать приезда Джулиана.

Доминик медленно прохаживалась рядом. Она выглядела сегодня вечером намного старше своих шестнадцати лет. Ее загоревшая кожа приобрела золотисто-медовый оттенок. Весело подходя к гостям, она болтала и шутила с ними с дружеской непосредственностью и легкостью.

Агата завидовала ей. Где она научилась так себя вести, когда успела стать такой опытной, так легко знакомиться с людьми? Всего несколько месяцев назад она была обыкновенной французской школьницей. Теперь это была настоящая женщина, актриса, красивая и уверенная в себе. В ее присутствии Агата чувствовала себя как самая последняя деревенская простушка.

Вскоре в мраморном зале раздавались шутки и смех голливудских звезд, местных знаменитостей и политических деятелей. Блуи и Ник были поражены колоссальными размерами дома.

– Боже всемилостивый! – присвистнул Блуи. – В свое время я видел кое-какие чудеса, но это превосходит все. Кремовая, вишневая, сахарная лазурь, вот это да!

Ник кивнул головой. Несмотря на то, что он прожил в Америке уже десять лет, он никак не мог привыкнуть к роскошным, зачастую вульгарным проявлениям повседневной жизни звезд, продюсеров и режиссеров высшего голливудского общества. Однако эта вилла была такой необычной, такой безумно роскошной, что с ней не могла сравниться никакая другая. Его глаз режиссера был очарован красотой пейзажа, дорогими картинами, скульптурами и другими предметами роскоши, размерами и оригинальным расположением комнат. Он решил пройтись по дому, чтобы все получше рассмотреть.

Как всегда, измученные фотографы из «Лайф», «Лук», «Вог» и других киножурналов были так взволнованы, что суетились и отталкивали друг друга, чтобы сделать снимок получше. Здесь было столько звезд, что на них, пожалуй, не хватит пленки. Приехала Лана Тернер со своим новым мужем, Лексом Баркером. Волосы у нее были нежно-серебристого цвета, а загар темнее, чем у любого мексиканского официанта. Баркер был красив настолько, что вполне мог считаться звездой. Хедда Хоппер и Луэлла Парсонс прислали только своих дублерш, а пользующиеся большим влиянием разговорчивые Уолтер Уинчелл и Гаррисон Каролл из «Геральд Икземинер» прибыли лично и сейчас, влившись в толпу болтающих о пустяках гостей, весело смеялись и шутили. Шум голосов перекрывал даже музыку бродячих музыкантов.

Как только диск солнца коснулся горизонта, гости собрались в конце огромной террасы, чтобы посмотреть на великолепный закат. Даже официанты остановились, восхищенно глядя на солнце, ведь для мексиканцев оно было символом вечной жизни. Все буквально онемели от изумления, когда солнце быстро и печально закатилось на западе, осветив на прощание землю ножным оранжевым светом. Это было такое непередаваемое зрелище, что все не сговариваясь зааплодировали. Музыканты заиграли еще громче, а «Маргаритас» в бокалах все больше горячило кровь. Вокруг царило праздничное возбуждение.

Никто не обратил внимания на появление Хьюберта С. Крофта. Он стоял на самой верхней ступеньке мраморной лестницы и наблюдал за гостями, которые, ахая и охая, восхищались закатом. На его губах играла презрительная улыбка. Все они казались ему просто детьми…

Первой его заметила Рамона. Она поспешила к нему, громко приветствуя.

– Хьюберт, мой дорогой Хьюберт, я так счастлива снова тебя видеть! Ты прекрасно выглядишь. – Она была внимательна и назвала его так, как он просил.

Хьюберт взял ее руку и с истинно европейской галантностью склонил голову над бриллиантом в сорок каратов.

– Рамона, дорогая, вы красивы, как никогда. Что за прекрасный дом. Восхитительно, дорогая, просто великолепно.

Рамона улыбнулась ослепительной улыбкой и, после того как Хьюберт взял бокал у официанта, повела его в зал знакомиться с другими гостями.

Бросив взгляд поверх моря смеющихся лиц, Инес застыла от ужаса. Нет. Только не это. Не здесь, в Акапулько. Это сон или призрак? Почему он здесь? Ее взгляд не отрывался от мужчины невысокого роста с брюшком, который, улыбаясь с напыщенным видом, пожимал протянутые руки, а все присутствующие приветствовали его милыми дружескими улыбками. Он, наверное, какой-то знакомый Рамоны, в прошлом месяце она видела их вдвоем возле ресторана «У Романова».

По мере того как мужчина приближался к ним, Инес все яснее различала черты его лица, приземистую плотную фигуру, которые она так часто видела в своих кошмарных снах. В этот момент его губы были растянуты в какой-то непонятной гримасе, которую он, наверное, считал очаровательной светской улыбкой. Но больше всего он напоминал ужасную уродливую горгулью. Никаких сомнений, это был человек из ее прошлого. Инес вцепилась в руку Джулиана. Сердце ее бешено забилось, когда Скрофо направился к ней. На лице у него застыла мертвая кривая улыбка. Скрыться было негде.