Пролог

Хотите верьте, хотите — нет, но я могу трахнуть любую бабу, когда захочу.

Без проблем. По-моему, все они только этого и ждут. Стоит мне только произнести заветные слова, и они готовы сделать для меня все. Замужние и одинокие, молоденькие и перезрелые, вдовы и отчаявшиеся, развращенные и скромницы — никакой разницы между ними нет. Стоит мне только показать на женщину пальцем — и она моя.

Никакого секрета в этом нет, просто я знаю, что следует сказать каждой из них. Я отыскал универсальный ключ, который открывает передо мной любую дверцу, как бы надежно она ни была заперта.

Моя мать была роскошной натуральной блондинкой, на которую оборачивались все мужчины, кроме разве слепых и импотентов.

Когда мне было семь, она погибла — ее зверски избили, задушили проволокой, а потом выкинули на ходу из мчащегося автомобиля.

Полиция подозревала в убийстве моего старика — его даже на пару дней засадили в каталажку, но у него оказалось железное алиби.

В момент смерти матери он как раз кувыркался в койке с очередной своей любовницей — рыжей красоткой с пухлыми ляжками и такой большой грудью, что она не втискивалась ни в одно платье.

У моего отца внешность и манеры были как у классического чикагского гангстера, хотя мы тогда жили в Мемфисе. Носил он, во всяком случае, только самые дорогие костюмы, которые шил на заказе лучшем ателье города; предпочитал рубашки из тончайшего египетского хлопка; любил шелковые галстуки, золотые запонки и золотые часы «Ролекс». Одного этого было достаточно, чтобы уложить в постель любую бабу, и папаша вовсю этим пользовался.

Но дело было не только в его манере одеваться. В свое время я частенько наблюдал его за «работой», и это помогло мне набраться ума-разума. Отец владел небольшим ресторанчиком, и часто по вечерам выходил в зал, небрежно флиртуя на ходу со всеми посетительницами женского пола. Как правило, ему даже не приходилось особенно стараться — женщины просто липли к нему, и папаше оставалось только выбирать.

Сколько я себя помню, у отца всегда были любовницы, а когда умерла мать, их стало столько, что это напоминало небольшое нашествие. Они от души жалели его, а он… он умело этим пользовался.

Главной его слабостью были, однако, не женщины, а любовь к бутылке. Слава богу, мне хватило ума не последовать его примеру.

Днем папаша выглядел как огурчик, но часам к девяти он уже едва держался на ногах; когда же ресторан закрывался, он бывал настолько пьян, что мне приходилось самому отвозить его на квартиру, которую мы снимали.

Хозяйство вела прислуга, которая приходила три раза в неделю.

Папаша спал и с ней тоже. По-моему, ему было совершенно все равно, как выглядит женщина, которую он укладывал к себе в постель. Он часто повторял: «Только баба, которая страшна как смертный грех, может показать тебе настоящий секс. Все они сексуально озабочены и бывают чертовски благодарны, когда обращаешь на них внимание».

Впрочем, сам он предпочитал все-таки женщин покрасивей и попышней.

Из-за склонности к женщинам и к бутылке у отца никогда не хватало времени для меня, поэтому я вырос настоящим беспризорником. Вместо того чтобы прилежно учиться и тискать по углам одноклассниц, я прибился к молодежной банде и начал веселую жизнь. Угонять машины и взламывать винные лавки было намного веселее, чем сидеть в пустой квартире и ждать, пока заявится пьяный отец.

И все же его живой, наглядный пример не мог пройти для меня даром. Я почувствовал, что готов пойти по его стопам. «Трахнуть и слинять»— вот был папашин девиз, и я решил, что мне он вполне подходит.

Когда мне исполнилось пятнадцать, а отцу — пятьдесят, у него уже не было ресторана, да и он был уже не так красив, как прежде. Его смуглое, дерзкое, как у пирата, лицо обрюзгло и приобрело нездоровый землистый цвет, под глазами не проходили черные круги, талия расползлась, превратившись в объемистое «пивное» брюшко, а улыбку портили гнилые зубы, которые он боялся лечить.

Однажды — этот день я запомнил на всю жизнь — я задал отцу вопрос, который мне давно хотелось задать ему. Мне нужно было знать, не он ли убил мою мать.

Он врезал мне с такой силой, что рассек губу — шрам остался у меня до сих пор.

«Убирайся из моего дома, щенок! — заорал он, и его выпученные глаза налились кровью. — Я никогда больше не хочу видеть твою поганую рожу!»

Нашел чем пугать! К этому времени у меня было две любовницы, у которых я мог жить сколько душе угодно, да еще с десяток девчонок дожидались своей очереди.

Я предпочел переехать к Пулу — двадцатилетней стриптизерше, которая была очень рада моему обществу. Разумеется, она даже не догадывалась о том, что мне всего пятнадцать, выглядел я на девятнадцать, а ей соврал, что мне уже двадцать.

Самое замечательное в Лулу было то, что ей было совершенно наплевать на то, что у меня не было никакой работы — ей просто нравилось спать со мной. Когда она не работала, мы все время пропадали в кино — мы оба балдели от всех этих гигантских космических фильмов. Конечно, Голливуд — «фабрика грез», кто бы спорил!

И Лу твердила мне, что я должен стать кинозвездой: «Ты такой талантливый! Ты должен попробовать себя!»

Эта идея пришлась мне по вкусу. Насколько мне было известно, кинозвездам не приходилось даже особенно много работать. От них (я имею в виду, конечно, мужчин) требовалось только выглядеть настоящим мачо, чтобы зрительницы по ним с ума сходили. Из журналов, которые читала Лулу, я узнал, что кинозвезды гребут деньги даже не лопатой, а бульдозером, и решил попробовать сделать то же самое.

Лу разыскала для меня школу актерского мастерства и даже дала денег, чтобы я заплатил за обучение. За это я до сих пор ей благодарен, хотя в конечном итоге она оказалась слабовата на передок.

Мы были вместе уже больше года, когда однажды вечером я вернулся раньше обычного и застукал ее в постели с другим. Папаша всегда предупреждал меня, что бабам доверять нельзя, но я почему-то считал, что Лу не такая. Возможно, тогда мне просто казалось невероятным, что она захочет кого-то еще после меня.

Но папаша оказался прав, и меня ждал неприятный сюрприз.

Лежа под этим Казановой местного пошиба, Лу дрыгала в воздухе ногами и так громко завывала на все лады, что я услышал ее еще на лестничной площадке.

Маленькая развратная сука!

Я стащил с нее этого парня, и он быстренько смылся, поскольку я выглядел достаточно грозным противником. К тому же я просто взбесился!

Лу лежала передо мной голенькая, как цыпленок на тарелочке, и, разведя ляжки, молила меня о прощении.

Именно в этот момент я понял, какая власть мне дана. Я даже не стал бить ее, хотя Лу, безусловно, заслуживала трепки. Вместо этого я просто собрал свои манатки и ушел навсегда. Больше ни одна баба, решил я, не наставит мне рога. В следующий раз первым это сделаю я.

Лулу гналась за мной голышом до самого парадного и умоляла не уходить. Слишком поздно. Я уже знал, что мне нужно и чего я хочу.

И кого я хочу. Дешевые проститутки, которые не умеют быть верными, мне были не нужны.

Я хотел стать кинозвездой и владеть всем этим чертовым миром.

Мне было шестнадцать. Что я тогда мог знать ?..

Глава 1

Лара Айвори медленно вышла на съемочную площадку, стараясь держаться естественно, хотя тяжелый кринолин и мешал ей, а корсет, стянувший ее и без того тонкую талию до невероятных семнадцати дюймов, причинял ей боль и не давал дышать. Самой Ларе казалось, что со стороны она, должно быть, напоминает песочные часы, но режиссер был доволен. Тонкая, «в рюмочку», талия и глубокое декольте должны были отлично смотреться на экране.

Рядом с Ларой шел Гарри Селигер — ее партнер по эпизоду.

Это был высокий, стройный англичанин с печальными, чуточку сонными глазами и непокорным вихром на русой голове. Свой текст он произносил без запинки, что было вовсе неудивительно.

За сегодняшний день это был уже седьмой дубль.

Эту сцену они снимали на натуре — в саду, где пышно цвели гортензии и благоухали розы. В это время года температура воздуха на юге Франции почти не опускалась ниже восьмидесяти четырех градусов, и технические работники, а также не занятые в — съемках эпизода актеры старались укрыться в спасительной тени под деревьями, терпеливо ожидая, пока Ричард Барри объявит сцену снятой и скомандует перерыв.

В свои тридцать два года Лара Айвори выглядела по-прежнему юной и ослепительно красивой. Зеленые, как у кошки, глаза миндалевидной формы, маленький прямой нос, яркий, щедрый рот, высокие, безупречной формы скулы и роскошные волосы цвета липового меда делали ее совершенно неотразимой Но дело было не только в ее внешности Звезда Лары Айвори засияла на голливудском небосклоне девять лет назад, но ни слава, ни головокружительный успех не смогли изменить ее характер. Лара осталась такой же приветливой и отзывчивой, как та очаровательная и бесконечно наивная двадцатилетняя девушка, которая много лет назад впервые приехала в Голливуд.

Тогда ей очень повезло. Когда она пробовалась на одну из второстепенных ролей, ее заметил известный режиссер Майлс Кейфер. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять — перед ним прирожденная актриса, способная не только играть первые роли, но и делать сборы.

Оригинальная манера держаться, безупречные внешние данные и неплохая актерская подготовка помогли Ларе получить роль главной героини в «Милашке». Она с блеском сыграла наивную, юную девушку, которая приехала в Нью-Йорк из американской глубинки и стала проституткой, и, когда картина вышла на экраны, Лара в одночасье сделалась кумиром зрителей и любимицей критики.

После этого ее карьера круто пошла вверх. Как это часто бывает, Ларе понадобился только один успешный фильм, чтобы ее объявили звездой первой величины. Примерно то же самое произошло в свое время и с Сандрой Баллок, сыгравшей главную женскую роль в «Скорости», и с Мишель Пфайфер, чья звезда засверкала в полную силу после картины «Лицо со шрамом», и с Шэрон Стоун, которой, чтобы стать суперзвездой, понадобилось только раздеться перед камерой в «Основном инстинкте».

Публика никогда не забывала первого явления звезды. Важно было другое — удержаться на вершине.

И Ларе Айвори это прекрасно удалось.

Наконец Ричард Барри произнес долгожданные слова.

— Снято! — громко крикнул он. — Отпечатайте эти кадры. Пожалуй, пойдет.

Услышав это, Лара с облегчением вздохнула. Если Ричард говорит «пойдет», значит, они больше не будут возвращаться к этому эпизоду.

Ричард Барри вот уже лет тридцать снимал фильмы, неизменно имевшие шумный успех. Он был высоким, хорошо сложенным мужчиной пятидесяти с небольшим лет, с правильными чертами лица и ярко-голубыми глазами, в которых пряталась усмешка. Его аккуратно подстриженная бородка и густые русые волосы были чуть-чуть тронуты сединой, что делало его особенно привлекательным в глазах женщин.

— Ф-фу'.. — снова выдохнула Лара, прикладывая ладони к своим раскрасневшимся от жары щекам. — Кто-нибудь… помогите мне снять это идиотское платье!

— С удовольствием, дорогуша, — с игривой улыбкой отозвался Гарри Селигер, который никогда не упускал случая немного пофлиртовать.

— Валяй, — отозвалась Лара и улыбнулась. Гарри ей нравился, и, если бы он не был женат, она, возможно, ответила бы на его заигрывания. Но в данном случае это совершенно исключалось.

Лара давно взяла себе за правило не кокетничать с женатыми мужчинами и не собиралась делать исключение ни для кого, хотя вот уже почти полгода она ни с кем не встречалась.

Да, прошло уже больше полугода с тех пор, как она рассталась с Ли Рэндольфом. Он был ассистентом режиссера в одном из фильмов с ее участием, и Лара увлеклась им совершенно неожиданно для самой себя. Целый год они были вместе, но потом Ли ушел от нее, не выдержав психологического напряжения, которое было неизбежным следствием близости с такой знаменитостью, как Лара.

В самом деле, какому мужчине могла понравиться роль сателлита, сияющего отраженным светом звезды? Какому мужчине могло понравиться вечно быть на втором плане и иметь дело с ее обожателями, с ее поклонниками? Каково было Ли, когда официанты, портье и водители лимузинов именовали его «мистер Айвори»?

Чтобы принимать все это спокойно, нужно было быть очень сильным человеком. Таким, например, как Ричард Барри, который блестяще справлялся со своей ролью консорта на протяжении тех четырех лет, что они с Ларой были мужем и женой.

Лара и Ричард развелись три года назад. С его новой женой Никки, которую Ричард подцепил в Чикаго, когда снимал там один из своих кассовых шедевров, Лара была хорошо знакома.

Теперь они были добрыми подругами.

Никки была темноволосой, миниатюрной, очень хорошенькой женщиной с большими серыми глазами и тонкой талией. Ее движения и жесты были чуточку слишком порывисты, чуточку слишком угловаты, но это лишь добавляло ей шарма, делая Никки похожей на очаровательного мальчишку-сорванца. Кроме этого она обладала живым умом и острым, как бритва, язычком, что всегда немаловажно, если имеешь дело с таким типом, как Ричард.

Никки быстро обнаружила, что для того, чтобы сделать из него приличного человека, ей придется изрядно потрудиться, и она взялась за дело с присущей ей энергией и энтузиазмом.

И Лара не могла не признать, что ее подруга добилась поразительных успехов. До того как Никки появилась в жизни Ричарда, он был заядлым курильщиком, отчаянным ловеласом и любителем крепко выпить в компании друзей. Кроме того, он был излишне самолюбив и не терпел никаких возражений. Его апломб и занудливая самоуверенность способны были вывести из терпения даже ангела.

Никки тщательно учла все его плюсы и минусы и пришла к заключению, что ей все же стоит попытаться сделать из Ричарда полезного члена общества.

И ей это удалось, или почти удалось. Обнаружив, что эта маленькая женщина способна утолить все его капризы и желания, Ричард заметно успокоился, стал более уравновешенным и покладистым. Если раньше он мог бросить дела ради того, чтобы приволокнуться за какой-нибудь юбкой или устроить шумную пирушку, то теперь он с головой отдался работе. Как продюсер и режиссер Ричард всегда пользовался спросом; его фильмы делали сборы, а в Голливуде это было единственным критерием успеха.

Лара считала Никки своей ближайшей подругой. Ей нравилось работать с ней и с Ричардом, и она была рада тому, что в последнее время это случалось все чаще и чаще. На натурные съемки «Французской сиесты»— прелестного исторического фильма, который как раз продюсировал Ричард, — они выехали все втроем, и Никки настояла, чтобы Лара поселилась с ними на роскошной вилле, которую арендовала для них кинокомпания.

Правда, Лара сначала отказывалась — из чистой вежливости, ибо она не хотела быть помехой для Ричарда и Никки, — но в конце концов приняла предложение. Одиночество иногда давалось ей тяжело.

— Последний дубль получился просто великолепно, — сказал Ричард, подходя к Ларе и слегка пожимая ей руку. — Определенно, стоило пожариться на солнышке, чтобы получить эти кадры.

Лара нахмурилась. Она сама была самым суровым критиком и редко оставалась довольна своей игрой. Когда ей казалось, что она могла бы сыграть лучше, переубедить ее было чрезвычайно трудно.

— Ты считаешь? — спросила она с сомнением.

— Ну конечно, — уверенно ответил Ричард. Он хорошо знал, о чем сейчас думает его бывшая жена. — Седьмой дубль вышел идеально. Мы больше не будем к нему возвращаться.

— Ты просто меня успокаиваешь, — пробормотала Лара и нахмурилась еще больше.

— С чего бы я стал тебя успокаивать? Что хорошо — то хорошо, — ответил Ричард со всей возможной искренностью.

— Правда? — Ее встревоженные глаза встретились с его, и Ричард кивнул. Интересно, невольно подумал он, не из-за ее ли болезненной мнительности и неуверенности в себе их браку пришел конец?

Это было не исключено. И все же, последний гвоздь в крышку гроба, в котором успокоилась их семейная жизнь, он вбил сам, когда уединился в трейлере с сексапильной гримершей. Он не сумел сдержаться и пройти мимо смазливой мордашки, а Лара их застукала.

И это была не первая его измена.

На протяжении целого года после их скандального развода они с Ларой почти не разговаривали друг с другом. Потом Ричард встретил Никки, и она сумела убедить его в том, что они трое могут быть друзьями. И, как всегда, она оказалась права. Примирение состоялось, и ни он, ни Лара об этом не пожалели.

К ним подошла Никки. Она отлично смотрелась в просторных хлопчатобумажных брюках и желтой клетчатой рубашке, полы которой были завязаны под грудью узлом, оставляя открытым подтянутый, золотисто-оливковый от загара живот. Длинная густая челка падала Никки на глаза, но сзади волосы были коротко подстрижены. Ей было тридцать с небольшим, но выглядела она на двадцать. Даже Ричарду порой было трудно поверить, что у Никки есть пятнадцатилетняя дочь.

Никки была умна, энергична и дьявольски сексуальна, но самым главным ее достоинством было то, что она не была актрисой. После того как Ричард расстался с Ларой, он решил, что никогда больше не свяжет свою судьбу ни с одной женщиной. Представить себе кого-то, кто мог бы сравниться с Ларой, ему было чрезвычайно трудно, но Никки с ее оптимизмом и энергией заставила Ричарда изменить свое мнение.

— Поможет мне хоть кто-нибудь снять наконец это платье или нет?! — с наигранным отчаянием воскликнула Лара. — Проклятый корсет вот-вот разрежет меня пополам. Носить его еще хуже, чем быть замужем за Ричардом!

— Ничто не может быть хуже этого, — подхватила Никки, картинно закатывая глаза — Скажи, разве Лара не была великолепна в этом последнем дубле? — вставил Ричард, обнимая Никки за талию и рассеянно поглаживая ее по голому животу.

— Он просто боится меня огорчить, — сказала Лара с одним из своих знаменитых чувственных вздохов, которые так хорошо Удавались ей на экране.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — проговорила Никки. — Я испытываю примерно то же самое, когда этот подхалим хвалит мою стряпню.

Лара широко раскрыла глаза.

— Ты хочешь сказать, что ты еще и готовишь?! — вскричала она. — Я никогда этого не делала.

Никки скорчила смешную гримасу;

— Он меня заставил. Ты же знаешь, каким он может быть упрямым.

— О да! — кивнула Лара, и обе женщины рассмеялись. Ричард нахмурился, притворяясь сердитым.

— Ваша тесная дружба порой меня бесит, — заявил он. — Когда новая жена дружит с бывшей женой, это какое-то извращение.

На самом деле он так не думал. Ричард был искренне рад, что в его жизни нашлось место обеим женщинам.

— Ничего подобного, — возразила Никки и поглядела на него взглядом собственницы, который в конце концов появляется у каждой женщины, когда она совершенно уверена в своем супруге. — Впрочем, если это и извращение, то ты, по-моему, от этого только торчишь. Что, не так?..

Ричард с довольным видом покачал головой и отошел, а Никки взмахнула рукой, призывая на помощь одну из своих ассистенток. Втроем они пошли к трейлеру Лары, чтобы освободить ее от корсета и кринолина.

— Ричард порой ведет себя как ребенок, — доверительно пожаловалась Никки. — Самолюбивый, эгоистичный ребенок.

— Должно быть, поэтому из нашего брака так и не вышло ничего путного, — небрежно отозвалась Лара. — Два медведя в одной берлоге ужились бы скорее, чем наши два распухших «я», постоянно спорящих из-за того, кто лучше знает жизнь.

— Да, — согласилась Никки. — Только одно «я» отправилось гулять направо и налево, пока другое верно ждало его дома.

— Ну, от этого-то ты его, по крайней мере, отучила.

— Надеюсь, что да, — с чувством произнесла Никки. — Я решила: как только Ричардов дружок снова отправится шнырять по чужим норкам, я от него уйду.

— Ты его бросишь?

— Незамедлительно, — без тени колебания ответила Никки.

— Готова поспорить: так оно и будет, — медленно произнесла Лара, завидуя внутренней силе, которой обладала ее подруга.

— Послушай, Лара. — Никки наморщила нос, который от солнца был сплошь усыпан веснушками. — Я совершенно уверена, что если бы я стала спать с другими, то Ричард тут же меня бы бросил. Почему я не могу поступить так же?

Лара кивнула.

— Ты совершенно права.

«Почему я этого не сделала? — с горечью подумала она. — Почему я не дала Ричарду отставку сразу, как только поняла, что он мне изменяет?

Потому что я — бесхарактерная тряпка.

Нет! Просто я верю, что всегда есть еще один шанс все поправить…»

Но за первой возможностью была еще одна, и еще одна, и еще… Ричард не смог или не захотел остановиться.

А она не захотела терпеть его измены.

Они встретились на съемочной площадке ее третьего фильма, где Ричард был режиссером. К этому времени Лара уже была звездой, однако знакомство со знаменитым Ричардом Барри произвело на нее сильное впечатление.

Вернее сказать, это он сам подействовал на нее как удав на желторотого птенца. Ларе было всего двадцать четыре года, и по голливудским стандартам она была еще зеленой и наивной. Ричарду было сорок шесть, и он считался крутым. Во всяком случае, он определенно знал, чего хочет.

Их свадьба, состоявшаяся в доме агента Лары в Малибу, попала на первые полосы газет. Над домом висели вертолеты, а в кронах деревьев, словно стая мартышек, мелькали многочисленные папарацци, вооруженные телеобъективами. Этот цирк тогда здорово испортил Ларе настроение, но развод оказался еще хуже.

— Сегодня вечером мы идем в «Тету», — объявила Никки. — Я слышала, здесь подают такой буйабес , что за него не жалко отдать полжизни. Составишь нам компанию?

Лара покачала головой.

— Не могу. Мне нужно подучить роль. И еще я хочу выспаться как следует, иначе завтра утром я буду выглядеть как старуха.

Никки недоверчиво приподняла брови. Ее удивляло, что Лара вела себя как обычная смертная, хотя она была самой красивой женщиной из всех, кого Никки когда-нибудь встречала.

«Но сама Лара упорно отказывалась признать, что ее красота умопомрачительна.

— Ты пойдешь с нами, и точка, — сказала Никки решительно. — Я уже узнавала — завтра ты можешь приехать на площадку часам к двенадцати. Неужели ты не можешь хоть на несколько часов забыть об этом дурацком кино и развлечься?

— Развлечься? Что ты имеешь в виду? — с улыбкой осведомилась Лара.

— Что имею, то и введу, как говорит наш общий друг Ричард, — отозвалась Никки. — Скажи честно, сколько времени прошло с тех пор, как ты в последний раз спала с мужчиной?

— Много, — искренне призналась Лара. — Месяцев шесть…

— Не обязательно заводить роман, — продолжала Никки. — Среди техперсонала есть несколько горячих парней, которые вполне сгодятся на одну ночь.

— Это не в моих правилах, — покачала головой Лара.

— Тебе нужно перенять мужскую психологию. Трахнулись и разбежались — вот как они действуют, и, должна признаться, в этом есть определенный смысл. Я и сама придерживалась этого принципа до тех пор, пока не встретилась с Ричардом.

Ричард был вторым мужем Никки. Ее первого супруга звали Шелдон Уэстон; Никки вышла за него, когда ей было шестнадцать, а ему — тридцать восемь.» Мне не хватало патернальной фигуры, — частенько шутила Никки, когда речь заходила о тех временах. — Вот почему я по уши втрескалась в этого долбаного психоаналитика «.

Теперь у Никки была пятнадцатилетняя дочь Саммер, которая жила с отцом в Чикаго.

— Ты — другое дело, — сказала Лара. — Ты можешь поступить так и забыть об этом. А я не могу. Мне важно, чтобы и он, и я что-то чувствовали друг к другу. Голый секс не для меня.

— Твое дело, — несколько разочарованно проговорила Никки. — Но, хочешь ты того или нет, сегодня мы ужинаем вместе.

Глава 2

Джоуи Лоренцо ворвался в нью-йоркский офис Мадлен Френсис с таким видом, словно у него были все права находиться здесь. То, что ему не было назначено, не имело, разумеется, ни малейшего значения. Как, впрочем, и то, что он не виделся с Мадлен целых шесть лет.

Возмущенная секретарша следовала за ним по пятам. Это была круглолицая, крутобедрая девица в невероятно короткой мини-юбке.

— Что, черт возьми, происходит?.. — начала было Мадлен.

Потом ее блеклые глаза, скрытые за тонированными стеклами очков, широко раскрылись, и она взмахнула рукой, останавливая секретаршу, которая уже почти настигла свою жертву.

— Все в порядке, Стелла, — промолвила она и устало вздохнула. — Я сама с ним справлюсь.

— Но, мисс Френсис!.. — возмущенно воскликнула секретарша. — Этот тип! Он сказал, чтобы я… — Она запнулась, и на ее пухлых щеках появились красные пятна. — Он сказал, чтобы я уе…

— Спасибо, Стелла, — ответила Мадлен, жестом отпуская секретаршу. — Он за это ответит.

Смерив гостя негодующим взглядом, секретарша удалилась в приемную, а Джоуи по-хозяйски уселся в мягкое кожаное кресло для посетителей, стоявшее у массивного рабочего стола. Ноги он свесил с подлокотника.

— Я вернулся, — заявил он и ухмыльнулся.

— Вижу, — кивнула Мадлен и невольно поежилась, гадая, что она такого совершила, что Джоуи Лоренцо снова появился в ее жизни.

Шесть лет назад они жили вместе — сорокавосьмилетняя агентша и двадцатичетырехлетний актер. Подобная разница в возрасте безусловно не делала их идеальной парой, однако на протяжении восьми месяцев все шло хорошо, пока в один прекрасный день Джоуи не исчез, прихватив с собой семь тысяч долларов из ее домашнего сейфа.

Теперь Мадлен было пятьдесят четыре, а этому подонку — тридцать.

И он вернулся.

— Что тебе нужно? — спросила Мадлен. В ее напряженном голосе слышался еле сдерживаемый гнев.

— Так ты обиделась? — небрежно бросил Джоуи, словно он не исчезал на долгих шесть лет, а просто выходил за пивом или за сигаретами. — Правда обиделась?

— Да, Джоуи, я правда обиделась, — ледяным тоном сообщила Мадлен, снимая очки в толстой черепаховой оправе. — А ты?

Ты не обиделся бы?

— Должно быть, ты очень удивилась, куда я подевался, — предположил Джоуи, словно не слыша ее вопроса.

— Я очень удивилась… Особенно меня интересовало, что стало с моими деньгами.

— Ах да, деньги… — Джоуи запустил руку во внутренний карман потертой кожаной куртки и выудил оттуда тонкую пачку стодолларовых банкнот, перетянутых резинкой. — Здесь три» штуки «. Через пару недель отдам остальное.

Мадлен не верила своим глазам. Она уже не надеялась снова увидеть ни Джоуи, ни свои деньги. Правда, украл он семь тысяч, а возвращает три, но, как он сказал, это только начало.

Она внимательно смотрела на него. Шестилетнее отсутствие Пошло Джоуи только на пользу — он стал даже красивее, чем был раньше. Правда, его густые черные волосы, падающие на воротник куртки, были длинноваты, да и сама куртка, равно как и вылинявшие голубые джинсы, выглядела изрядно поношенной, но и теперь он оставался таким же подтянутым и мускулистым, разве что чуточку раздался в плечах. Впрочем, это его не портило. Перед Мадлен сидел зрелый мужчина с черными, всезнающими глазами, с жестко очерченными, но чувственными губами, и с улыбкой, от которой растаяла бы женщина гораздо более решительная и сильная, чем Мадлен.

Она очень хорошо помнила эту его улыбку. И еще она помнила ласки, которыми он ее осыпал, помнила его могучую и неутомимую снасть, которая — как, впрочем, и все в нем — служила ей источником бесконечного и разнообразного наслаждения.

Жаль, что в конце концов он оказался просто вороватым сукиным сыном.

— Так что же тебе надо? — снова спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. На свой счет Мадлен не заблуждалась: время было к ней не так милосердно, как к Джоуи. Ее рыжеватые волосы начали седеть, морщинок возле глаз и в уголках губ стало больше, а глаза болели и слезились все сильнее. Кроме того, в последнее время Мадлен набрала лишних пятнадцать фунтов, от которых ей никак не удавалось избавиться.

— Дело вот в чем, — медленно проговорил Джоуи своим глубоким, сексуальным баритоном. — Незадолго до того как мне пришлось уехать, ты нашла мне пару ролей в кино.

— Это верно, — подтвердила Мадлен ледяным тоном. — Но ты, как ты выражаешься, » уехал «, хотя я назвала бы это иначе.

— Произошло нечто очень важное. Я ничего не мог поделать, — ответил Джоуи, и впервые в его глазах промелькнула тень беспокойства.

Мадлен сумела удержаться и не спросить его, что же такого важного могло с ним случиться. Она не хотела доставить ему этого удовольствия.

— Меня это не касается, Джоуи. Больше не касается, — подчеркнула она, придвигая к себе стопку бумаг. — Ты вернешь мне все деньги, на этом мы и расстанемся. Если нет…

Мадлен на мгновение замолчала, припоминая, как он впервые появился в ее агентстве — самоуверенный молодой петушок с огромными амбициями и повадками провинциала откуда-то со Среднего Запада. Но она сумела разглядеть в нем кое-какие способности и решила рискнуть. За это она получила восемь совершенно невероятных, безумных, волшебных месяцев, наполненных яростным сексом. Это время она никогда не забудет.

— Как ты помнишь, — медленно сказала она, — тогда я не обратилась в полицию, хотя именно так мне, наверное, следовало поступить.

Джоуи кивнул с самым искренним выражением лица. Чуть заметная щетина на подбородке делала его особенно мужественным и по-мужски привлекательным.

— Я знаю, Мадди, — сказал он. — Поверь, я бы не взял твоих денег, но у меня не было другого выхода.

Мадлен молчала. В самом деле, сколько можно спрашивать, что ему от нее надо? Очевидно, не денег, так чего же?

Джоуи подался вперед и положил руки на край ее стола.

У него были длинные узкие кисти и изящные пальцы пианиста.

Мадлен даже заметила, что ногти у него были ухожены и тщательно наманикюрены, и это ее удивило — насколько она помнила, Джоуи предпочитал подчеркивать свою мужественную грубоватость.

— Я хочу вернуться в кинобизнес, — сказал он. — А ты — единственный человек, который может мне в этом помочь.

Мадлен чуть-чуть приподняла брови.

— Мне бы очень этого хотелось, — быстро продолжил Джоуи, не дав ей вставить ни слова. — Еще одну роль, Мадди!..