Выйдя за ворота лечебницы и сев в автобус, направлявшийся к центру города, Кэрри никак не могла отделаться от неприятного ощущения — все вокруг казалось чужим, враждебным. Все так переменилось. Может, было бы все-таки лучше оставаться там, откуда она только что ушла? Там требовалось лишь функционировать, а не мыслить.
Почувствовав на себе мужской взгляд, Кэрри поплотнее завернулась в складки свободно болтавшегося на ней пальто, отвела глаза в сторону. Все мужчины — враги.
Дверь дома на Парк-авеню распахнул дворецкий.
— Меня зовут Кэрри, — выдавила она в смущении, осознав, что стоит на пороге особняка, находящегося буквально в трех шагах от дома мистера Даймса, где когда-то ей было так хорошо. — Я новая служанка, — пояснила Кэрри.
Дворецкий нахмурился.
— Тебе следовало бы стучаться в заднюю дверь.
— Простите… Я не знала…
Пробормотав что-то в негодовании, он неохотно впустил ее в дом.
— Иди за мной.
Глядя ему в спину, Кэрри спустилась вниз по какой-то лестнице и очутилась в большой кухне, где у плиты стояла чернокожая толстуха-кухарка и помешивала что-то в кастрюле.
— Миссис Смит, — обратился к ней дворецкий, — это Кэрри, новая служанка. Оставляю ее на ваше попечение. Думаю, миссис Бекер захочет взглянуть на нее, прежде чем допустить в комнаты.
— Само собой, мистер Бил. — Повернувшись к Кэрри, толстуха пропела:
— Ты уже была в услужении, моя девочка?
Кэрри кивнула.
— Ну, тогда ты и сама знаешь, что твою постель никто не будет убирать розами.
Вновь она стала прислугой. Вновь с утра до вечера одно и то асе. Застелить кровати. Выбить пыль. Выскрести грязь. Вычистить туалет. Вымыть ванну. Ползая на четвереньках, отполировать мраморные полы. Выстирать. Выгладить.
Кэрри принималась за работу в шесть утра, заканчивать ей частенько приходилось в десять-одиннадцать вечера. За такую работу ей платили меньше ста долларов в месяц, и тем не менее это считалось потолком для живущей в доме прислуги.
Обилие работы ничуть не угнетало Кэрри. Наоборот, она забывала о всяких мыслях, она чувствовала себя бодрее, когда была чем-то занята. Раз в месяц ей полагался выходной. Не имея ни малейшего представления о том, как можно распорядиться своим свободным временем, Кэрри чаще всего просто не выходила из дому.
С хозяевами встречалась она нечасто. Кухарка проинформировала ее, что мистер Бекер весьма богат, а фотографии миссис Бекер можно встретить в каждом номере дорогих светских журналов.
— Как-нибудь, когда ее не будет дома, я покажу тебе ее гардероб — у нее там больше тридцати пар туфель! — пообещала Кэрри миссис Смит.
Белый Джек — промелькнуло в мозгу Кэрри. У него обуви было не меньше.
Белый Джек. Высокий, стройный, с черной блестящей лысиной. Неотразимый. Ей вспомнились его двадцать три костюма, его манера осматривать себя в зеркале, его улыбка.
Белый Джек. Он чуть было не отправил ее на тот свет.
Без всякого интереса она подумала о том, где он сейчас может находиться, чем заниматься, есть ли у него женщина.
Белый Джек. Что она сделает, если увидит его вновь?
Убьет эту мразь.
ДЖИНО. 1937
На последней холостяцкой вечеринке Косты, где присутствовали только мужчины, Джино чувствовал себя абсолютно не в своей тарелке. Сидя за столом, он наблюдал за происходящим сквозь полуприкрытые веки: сборище старшеклассников — орут, хохочут, кидаются друг в друга хлебными шариками.
Когда по традиции из огромного торта появилась обычная обнаженная девушка, Джино показалось, что все эти тридцать четыре недавних выпускника колледжа вот-вот одновременно кончат. Господи! Да они ни разу в жизни не видели голой женщины!
Еще до начала вечеринки он выяснил, кем был муж Леоноры, и теперь не сводил с него глаз. Любовь его вышла замуж за какого-то болвана. Эдвард Филип Грационе. Полное ничтожество, работает в банке своего отца, волосы цвета кукурузы и глаза навыкате. Фигура звезды футбола, кем, впрочем, он и являлся в колледже, когда они с Леонорой поженились.
Джино невыносимо хотелось увидеть ее, он покрывался потом при одной мысли о Леоноре, и это злило его. Прошло столько времени, что пора бы уже привыкнуть.
Разум его привык. Только тело никак не могло в это поверить.
— Дженнифер, не дергайся! — строго сказала Леонора. — Как же я смогу застегнуть эту штуку, если ты и секунды не простоишь спокойно?
— Прости, я больше не буду. Обещаю.
Дженнифер Бриэрли, невеста Косты, неподвижно замерла в центре своей спальни, давая Леоноре возможность застегнуть на ней стягивающий талию корсет.
— Слишком туго! — пожаловалась она, когда с пуговицами было покончено. — Я не могу вздохнуть!
— А тебе это и не нужно, — решительно ответила Леонора. — По-моему, мы обе заслужили по глотку шампанского, как ты думаешь? , — Сейчас всего одиннадцать утра.
— Сегодня ты выходишь замуж. Может, сбегать вниз и притащить сюда бутылочку?
Дженнифер кивнула. Бедная Леонора. Дженнифер известно, что ее подруга пьет, но в одиннадцать утра — не слишком ли рано?
— Вот! — Не прошло и пяти минут, как торжествующая Леонора вернулась в комнату, держа в руках бутылку шампанского и два бокала.
— Voila!
Она умело открыла бутылку, без хлопка, без рвущейся вверх пены, и наполнила бокалы. Протянула Дженнифер.
— Выпьем за твой брак, — предложила она тост; в голосе ее слышалась легкая горечь. — Да будет он счастливым!
Дженнифер сделала глоток искрящейся и шипящей жидкости и поставила свой бокал на стол.
Леонора несколькими большими глотками осушила свой и тут же наполнила его вновь.
— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, куда лезешь? — с еще более заметной горечью спросила она.
— Я никуда не лезу, — мягко ответила Дженнифер. — Я выхожу замуж за человека, которого люблю.
— Как только ты станешь его собственностью, — фыркнула Леонора, — любовь очень быстро уйдет.
— Я не буду собственностью Косты, а он — моей. Мы просто окажемся вместе — потому что мы оба этого хотим.
— Хм. — Леонора отпила из бокала. — Поговорим об этом через пару лет, когда ваш роман закончится. Жена всегда принадлежит мужу, если, конечно, она себе это позволяет.
— Леонора, прошу тебя, не будем сейчас об этом говорить. Я знаю, что у вас с Эдвардом ничего не выходит, но это вовсе не значит, что каждый брак должен быть таким же, как ваш.
— Конечно, конечно. — Леонора подлила себе шампанского. — Я сейчас вернусь. — Она быстро вышла из спальни, не желая, чтобы подруга видела ее слезы. В конце концов, у Дженнифер сегодня радостный день, и нет никакой нужды портить его.
С самого утра Леонора думала о Джино Сантанджело и только расстраивалась от этого. Как он сейчас выглядит? Все такой же? Смуглый, молчаливый и опасный своей красотой? Или же он изменился — как и она?
Леонора знала, что давно уже перестала быть той девочкой, в которую он тогда так без оглядки влюбился. Стоя перед зеркалом, она видела на своем лице ранние морщинки, горькую складку у рта. Почему же, ну почему она не дождалась его? Может, из-за его писем — до отвращения романтических, так не похожих на него? Или причина в том, что поблизости от нее всегда оказывалось множество молодых людей, с которыми каждый раз все получалось по-другому? А уж если она решила попробовать одного, то было бы только справедливо после него попробовать и его приятеля.
Потом появился Эдвард. Потом Мария. Потом она пристрастилась к спиртному. Потом пошли любовники.
Брови Леоноры дрогнули. Джино Сантанджело. Гроза девчонок. И что в нем такое есть?
— Сукин ты сын! — рассмеялся Джино. — Ты и в самом деле собираешься это сделать? Коста улыбнулся.
— Ну да. — Они сидели в лимузине, который должен был доставить жениха в церковь. — Теперь мне уже будет трудно сдать назад. К тому же Дженнифер — просто потрясающая девушка.
— Уж если ты решил на ней жениться, малыш, то я в этом уверен.
— Конечно, она не так ошеломительно красива, как Синди, — честно признал Коста. Джино захохотал.
— Синди! Ошеломительно красива! Малыш, да если бы она услышала твои слова, то бросилась бы целовать твои ботинки!
— Дженнифер полностью меня устраивает, — не обращая внимания на веселье друга, продолжал Коста. — Она просто чудо, и я не могу понять, почему мне понадобилось столько времени, чтобы рассмотреть это, ведь, в конце концов, она же всегда была лучшей подругой Леоноры.
Имя повисло в воздухе.
Вот-вот они подъедут к церкви.
Вот-вот Джино вновь встретится с ней.
Глядя в окно, Джино с трудом проглотил стоявший в горле комок.
Синди пришлось взять такси, чтобы попасть в церковь. Одетая в костюм из белого шелка, плотно облегавший каждый плавный, соблазнительный изгиб ее тела, она небрежно набросила пелеринку из голубых песцов на плечи. Волосы подобраны в высокую модную прическу, украшенную небольшой плоской белой шляпкой. В ее понимании она очень походила на кинозвезду — факт этот отрицать нельзя. От взгляда на нее сам Кларк Гейбл потерял бы сознание.
— Замуж выходишь, или еще что-нибудь, а, красавица? — спросил ее таксист.
— Я приглашена, — высокомерно бросила ему в ответ Синди, расплатилась и стала подниматься по ступеням лестницы.
Как это глупо — отправляться в храм, на бракосочетание — в такси. Неужели Джино не мог распорядиться, чтобы за ней послали машину? Но когда она пожаловалась ему на это, он просто ответил:
— Я забыл.
Моложавый и привлекательный распорядитель церемонии окинул Синди восхищенным взглядом.
— Жениха или невесты? — обратился он к ней с вопросом.
— Что? — Голубые глаза Синди от изумления расширились.
— Жениха или невесты?
Она ничего не понимала.
К первому откуда-то на помощь подошел второй, сложением и обликом напоминавший какого-то мифологического героя.
— Вы являетесь родственницей или другом жениха или невесты? — уточнил он.
— А что?
Синди подумала, что неплохо бы было увидеть этого греческого бога без одежды.
— Нам необходимо знать это, чтобы посадить вас в соответствующей половине церкви. — Он рассмеялся. Синди вспыхнула. Не дай Бог, ее примут за дурочку!
— Старая знакомая Косты.
Беря ее за руку, молодой грек улыбнулся.
— Ну и счастливчик же этот Коста!
Дженнифер Бриэрли царственной походкой шла по центральному проходу храма, опираясь на локоть отца. Королева дня.
Перед ней выступала Леонора, а впереди медленно двигались еще три подружки невесты и Мария — девятилетняя дочь Леоноры.
Процессия была весьма торжественной, и никто не обратил внимания на то, что тело Леоноры сотрясает легкая дрожь.
Стоя в переднем ряду, Коста чувствовал, как по вискам его струится пот. Ему хотелось в туалет. Ему хотелось курить. Ему нужно было выпить.
Джино сохранял полное присутствие духа. Потребовалось напряжение всех его сил, чтобы удержаться от попыток повернуть голову и бросить взгляд на проход. Вовсе не невесту горел он желанием увидеть. Он знал, что там, перед ней — Леонора.
— Что-то мне не по себе, — негромко пробормотал Коста.
— Все будет отлично. Держись.
Дженнифер вместе с отцом уже подходили к первому ряду. Коста и Джино, державшийся чуть позади, двинулись им навстречу. Теперь уже ничто не мешало Джино рассмотреть подружку невесты. Внезапно внутри у него похолодело. Она ничуть не изменилась'. Даже в неверном блеске церковных свечей он отчетливо видел ее лицо.
Она стояла чуть в стороне, так что к Джино был обращен только ее тонкий профиль, голова немного приподнята, те же замечательные волосы, тот же сияющий взгляд, розовое платье с множеством оборок мягко повторяло линии ее высокой груди и пышными складками спадало на пол.
Во рту у Джино пересохло. Он отвел взгляд от Леоноры, уставившись в какую-то точку пространства прямо перед собой.
Церемония началась, и ему вовсе не хотелось упустить хотя бы миг.
Остаток дня прошел для Джино в какой-то дымке. Торжественный обед, прием. Шампанское, прекрасная еда, речи, тосты.
Во взгляде Франклина Дзеннокотти читалось все то же старое недоверие. Мэри, его жена, приветствовала Джино с материнской приветливостью.
Синди флиртовала напропалую, похожая на дорогую проститутку, обдавая своим жарким дыханием каждого присутствовавшего молодого человека — в том числе и мужа Леоноры, оказавшегося и в самом деле таким недалеким, каким он выглядел в глазах Джино.
Не отрывая глаз друг от друга, Коста и Дженнифер никого и ничего вокруг себя не видели. Они сидели, держась за руки, и обменивались им одним понятными улыбками.
И, наконец, она сама.
Леонора.
Теперь уже вовсе не девушка. Молодая двадцативосьмилетняя женщина.
— Как дела? — будничным голосом спросил Джино.
— Отлично. А у тебя? — еще более буднично отозвалась Леонора.
— Неплохо.
— Я рада.
Молчание. Очень долгое молчание.
— Я слышал, у тебя прекрасная дочка? — в голосе Джино слышался интерес.
— Да. Мария. — На Леонору этот интерес не произвел никакого впечатления. Вновь молчание.
— У меня детей пока нет.
— Нет?
Они стояли у танцевальной площадки, мимо проносились пары.
— По-моему, мы должны к ним присоединиться — шафер и подружка невесты, как ты думаешь?
— Ну пойдем, — согласилась Леонора.
В его руках она почувствовала себя невесомым перышком. Джино держался от нее на максимально дозволенном приличиями расстоянии. Под звуки старого вальса «Пенни падают с неба» они кружили по залу.
Чувства в душе Джино перемешались: восторг и отвращение, ощущение того, что его одурачили, и непонятно откуда взявшееся внутреннее напряжение. Захочет ли она ответить, если он обратится к ней? Хочет ли он сам оказаться выставленным на всеобщее посмешище? Он, Джино Сантанджело? В этом мире он тоже что-то да значит. Ему могла принадлежать любая понравившаяся женщина. В Нью-Йорке к нему относились с доверием, уважением и страхом. Среди его друзей сенаторы, судьи, известные политики. Он спал с их женами.
— С меня хватит, — произнесла вдруг Леонора. — Я хочу выпить.
— Ладно.
Они отошли в сторону.
— Леонора? — начал Джино.
— Да? — ее прозрачные светящиеся глаза были ледяными, их взгляд замораживал душу.
Ну ее в задницу. У нее не хватает порядочности на то, чтобы хотя бы попытаться объяснить, попросить прощения, — ни на что.
— Что бы ты хотела выпить? Я принесу.
— Не нужно ничего. — Она высвободила свою руку из его. — Мне принесет муж.
Не произнеся больше ни слова, она оставила Джино одного.
Ощущение такое, будто его лягнула в живот лошадь. Что с ней такое? Она смотрела на него так, будто он был грязью, будто ненавидела его. Что он ей сделал плохого? Сидел и смотрел на нее влюбленными глазами — и все.
— Привет!
Перед ним стояла маленькая девочка. Крошечная девятилетняя копия своей матери.
— Мария?
— Да.
Удивительный ребенок. Те же глаза. Те же волосы.
— Откуда ты знаешь, как меня зовут? — Маленькая головка вопросительно склонилась набок. Он улыбнулся.
— Эй, ты же — знаменитость!
— Я?
— Да, ты.
— Тем лучше. Я хочу, чтобы ты со мной потанцевал. Шафер должен танцевать со всеми подружками невесты. — Она робко взяла его за руку. — Теперь моя очередь!
— С удовольствием, малышка! Он торжественно развел руки в стороны. Она сделала шаг к нему.
Вскоре они танцевали.
КЭРРИ. 1937
-Мистер Бернард Даймс, наш сосед, устраивает в следующий понедельник вечер. Обычно миссис Бекер посылает нас помочь на кухне. Хочешь пойти? Он очень хорошо платит. — Миссис Смит выжидательно смотрела на Кэрри. — Что скажешь? Я должна предупредить его экономку.
Кэрри пребывала в растерянности. Это походило на шаг в прошлое. Но… непредвиденный заработок… Она старалась откладывать лишний доллар, хотя и сама пока не знала для чего.
— Я не против, — наконец согласилась она. По крайней мере, хоть какое-то разнообразие. У супругов Бекер Кэрри работала уже шесть месяцев, и за все это время лишь единожды выходила из дому — на рынок за продуктами, если не считать еще того, что однажды она посетила лечебницу, чтобы встретиться с доктором Холландом. Тот оказался доволен ее прогрессом.
— Самым серьезным испытанием было твое возвращение в Нью-Йорк со всеми его соблазнами. Похоже, ты с ним справилась неплохо.
Справилась? Прятаться по выходным в своей комнате называется справилась? Или же так она боролась с этими искушениями?
А может, ей следовало выйти на улицу, сходить в кино, на спектакль, пройтись по магазинам?
Когда-нибудь она так и сделает. Когда почувствует себя готовой к этому.
В особняк мистера Даймса миссис Смит и Кэрри отправились в понедельник в пять часов дня. Ради такого случая миссис Смит надела свое лучшее платье, Кэрри же выглядела как обычно, заплела только свои длинные волосы в косички.
— Тебе что, больше нечего надеть? — с осуждением поинтересовалась миссис Смит.
— Это моя рабочая одежда, — сухо ответила Кэрри.
У дверей кухни их встретила миссис Черч, экономка Даймса. Кэрри с облегчением для себя поняла, что это вовсе не та женщина, что работала здесь несколько лет назад.
Кухня стала совсем другой, куда более современной. И все же Кэрри вздрогнула на входе, оглядываясь по сторонам. Ей вспомнилась маленькая наивная девочка, впервые переступившая этот порог в далеком прошлом…
На кухне кипела работа. На стуле в углу сидела затянутая в костюмчик официантки молодая шведка в ожидании, пока ее призовут к исполнению своих обязанностей, двое барменов суетились со льдом и бутылками, горничная помогала буфетчику. Специально приглашенный повар колдовал над блюдом со слоеными пирожками.
Кэрри безропотно принялась за более прозаические вещи.
В семь начали прибывать гости, с верхнего этажа в кухню доносились звуки музыки, смех, оживленные голоса. Оба бармена и шведка исчезли, время от времени забегая, чтобы поделиться новостью о том, какая очередная знаменитость почтила хозяина своим присутствием. Гора грязной посуды все прибывала. Руки Кэрри покраснели и огрубели от горячей мыльной воды.
В половине одиннадцатого в кухню вошел швейцар. Обведя работавших взглядом, он остановил свой выбор на Кэрри.
— Знаешь, как подавать одежду?
— Что?
— А, ладно. В любом случае ты будешь не хуже, чем та девчонка, которую нам прислали. Пошли.
Она вытерла руки о посудное полотенце и стала подниматься по ступеням знакомой лестницы.
— Туда, — подтолкнул он ее в направлении прихожей, полной меховых манто. — Будешь подавать мне то, что я тебе скажу — и быстро!
Это было лучше, чем возиться с посудой.
Эстер и Гордон Бекер уходили одними из последних.
— Замечательный вечер, Бернард, дорогой, — ворковала Эстер.
Бернард улыбнулся.
— Спасибо, Эстер. Рад, что вам понравилось.
— Я в восторге, и Гордон тоже. Правда, милый? Гордон утвердительно фыркнул. В данный момент он восторгался молоденькой негритянкой, передававшей швейцару их одежду. Такая простенькая и аккуратная, с этими своими смешными косичками. Что-то в ней есть знакомое…
— Корри! — вдруг воскликнула Эстер. — Ты все еще здесь? Ты же завтра не сможешь стоять на ногах!
— Кто это? — спросил Гордон.
— Наша прислуга, дорогой. — Эстер не выдержала и засмеялась. — Ты не узнаешь собственных слуг! Можете вы этому поверить, Бернард? — Ее двойной подбородок затрясся в такт с чудовищно массивной грудью.
— Кто обращает внимание на прислугу?. — со смехом, чтобы подыграть жене, ответил Гордон, не желавший выглядеть полным идиотом. — Вечно они мечутся туда-сюда, как кролики.
Бдительная память Бернарда Даймса тут же включилась в работу. Кэрри? Ему когда-то уже приходилось слышать это имя. Да и лицо — его он тоже определенно где-то видел. Кэрри? Не в состоянии вспомнить, он почувствовал легкую злость на себя.
— Вы не будете против, если она немного задержится? — обратился Бернард с вопросом к Эстер.
— Само собой нет! Я просто пошутила! Кэрри высыпается всегда, во сколько бы она ни легла спать. — Она покровительственно улыбнулась. — Не правда ли, моя милая? — И шепотом, слышным каждому, добавила:
— Девчонка просто золото! Работает как негр! — Послышалось глупое хихиканье. — О!
Что это я такое говорю!
В этот момент Кэрри решила, что должна подыскать себе другую работу. И пусть миссис Эстер Бекер сама убирает за собой свое дерьмо.
После того как ушел последний гость, Бернард Даймс уселся у себя в кабинете, плеснув в стакан своего любимого бренди. Звонком вызвал швейцара.
— Роджер, там была эта девушка, что помогала тебе управляться с одеждой. Если она еще не ушла, пришли ее ко мне.
— Хорошо, сэр. Она была очень хорошей помощницей, — заметил Роджер. — Как раз то, что нам нужно. Бернард сделал вид, что изумился.
— Другими словами, ты хочешь, чтобы я попросил миссис Бекер уступить нам ее?
— Неплохая идея, сэр. Даймс расхохотался.
— Удивляюсь я, глядя на тебя, Роджер. Переманивать чужую прислугу — это так на тебя непохоже! Лицо Роджера сохраняло невозмутимость.
— Знаю, сэр. Но иногда это единственно возможный ответ.
Внизу в кухне миссис Смит, пьяновато покачиваясь, укладывала в бумажный пакет богатый набор изысканных закусок. Подобные вечера были хороши еще и тем, что слугам, в том числе и приглашенным, дозволялось уносить с собой все то, что не доели и не выпили гости.
Бармены разбирали пустые бутылки, а шведка, сменив униформу официантки на довольно смелое платье ярко-желтого цвета, сидела у задней двери и листала какой-то киножурнал. Повар, ее муж, упаковывал в сумку свои принадлежности.
Кэрри ставила в буфет вымытую посуду.
Оставив бутылки, к ней приблизился один из барменов.
— А не захочет ли наша красоточка продолжить веселье?
Кэрри смерила его отсутствующим взглядом.
— Ну? — настойчиво протянул он. Она отрицательно покачала головой. Парень было собрался привести более убедительные аргументы, однако в эту минуту на кухню вошел швейцар.
— Мистер Даймс просит тебя подняться к нему наверх, Кэрри. Прямо сейчас.
ДЖИНО. 1937
Поездка не принесла Джино никакого удовольствия, а свадебная церемония — и того меньше. Он едва мирился с присутствием Синди в номере отеля, и после происшедшей между ними безобразной ссоры супруги прежде времени вернулись в Нью-Йорк, почти не общаясь друг с другом.
Синди кипела от негодования. Своим поведением Джино лишний раз подтвердил: она для него не более чем вещь, нечто вроде его костюмов или машин. Ну конечно же, он этого не говорил. Однако она и так знала, сама. Он позволил себе смеяться над ней — по его мнению, она в присутствии других гостей корчила из себя дурочку. Идиот! Что он понимает? Да каждый ее новый знакомый там до сих пор, наверное, пачкает по ночам простыни.
— Тебе не следовало бы одеваться во все белое, — заметил он.
— Это почему же?
— В белом должна была быть только невеста.
— Вот как? Кто это сказал?
— Это я говорю. Есть определенный этикет или нечто вроде него.
— Этикет! Этикет! А я и не знала, что тебе известно такое слово.
Плюх'. Впервые за все время, что они были вместе, Джино ударил ее. Она набросилась на него, как дикая кошка: кусаясь и царапаясь.
Отшвырнув Синди от себя, Джино вышел, оставив ее в тишине и одиночестве, а сам в ближайшем баре напился в стельку. На него это было непохоже. Обычно он гордился тем, что всегда в состоянии контролировать свои чувства и оставаться трезвым. Но сейчас ему было не до этого. Синди! Она посмела выставить его на посмешище, подобно последней шлюхе крутя своим передком на виду у собравшихся! Плюс еще этот Франклин Дзеннокотти, давший понять, что видит в нем все того же маленького шпаненка, не способного отличить дерьмо от конфетки.
И в довершение всего — Леонора. Он давно уже преодолел в себе эту боль — во всяком случае, он был в этом уверен. Так нет же. Стоило ей только появиться, как сам облик ее вновь всколыхнул забытую горечь.
Она была такой холодной и неприступной, как будто это он совершил в отношении нее нечто ужасное, а вовсе не наоборот. Это никак не укладывалось в его голове.
Он дождаться не мог возвращения в Нью-Йорк.
Прожевав зубок чеснока, Алдо сказал:
— Слава Богу, что ты наконец вернулся. Джино расхаживал по офису, в каждом шаге чувствовалась распиравшая его злость.
— Господи! Уехал всего на несколько дней, возвращаюсь и что же тут нахожу? Кучу дерьма! — Голос почти срывался в крик. — Ты что, сам ничем не в состоянии управлять?
В лицо Алдо бросилась краска.
— Неприятностей никто не ожидал, все шло очень гладко.
— Как же. Я потратил на смазку столько, что, казалось, мог бы быть уверенным в этом. — Кулак Джино с размаху опустился на стол. — Где этот долбаный Парнишка?
— Ему здорово досталось, Джино. Они хорошенько поработали над ним.
Взгляд Джино сделался совсем тяжелым.
— Тупоголовые идиоты. Почему это он выехал один?
— Как обычно.
Да. Джэкоб Коэн. Джейк. Парнишка. Ему нравилось все делать по-своему. Быть независимым. Быстрым и опасным. Может, чересчур быстрым.
— Доложи-ка еще раз факты, — приказал он Алдо.
— Я же говорил тебе…
— Повтори.
Алдо не стал спорить. От Джино шли волны едва сдерживаемой ярости.
— Деньги он собирает по субботам, как всегда. Так вот, он садился в свою машину на Сто пятнадцатой улице у кондитерского магазинчика…
— Гамбино? — перебил его Джино.
— Да. В общем, когда он садился за руль, на него сзади напали трое…
— И он никого не видел?
— Нет. Его повалили, зверски избили, отняли сумку с деньгами и бросились бежать.
— Куда?
— Что?
— В каком направлении? Алдо пожал плечами.
— Этого я не знаю.
— Мои шестьдесят тысяч, а ты не знаешь.
— Мне известно только то, что рассказал мне сам Парнишка.
— Он явился прямо сюда?
— Да. Весь в крови, его трясло. Я велел Реду отвезти его домой.
— Успокоить и налить стакан горячего молока? Алдо почувствовал себя сбитым с толку.
— Парнишка работает с нами уже семь лет. Неужели ты ему не доверяешь?
— Я верю только в одно: раз в неделю я должен получать деньги. Вот себе я в этом вопросе доверяю.
К Алдо медленно приходило осознание того, что Джино, возможно, и прав. Лицо его побагровело еще больше, голос сделался жестким.
— Как же этот маленький грязный жиденок…
— Спокойнее, — бросил Джино. — Он вовсе не превратился в грязного жиденка лишь из-за того, что стал воровать наши деньги. Точно так же, как и я не превращусь в грязного итальяшку, если вздумаю проломить тебе голову бейсбольной битой. Подумай-ка об этом, по-моему, это неплохая идея — проветрить тебе немножко мозги, а? То есть, я хочу сказать — Парнишка обставил нас. Говоришь, это было вчера? Готов поставить сколько угодно, что сейчас он вовсе не сидит дома, дожидаясь моего возвращения. — Он смолк на мгновение, посмотрел на Алдо. — Не-е-ет. Могу поспорить, он ударился в бега с моими шестьюдесятью тысячами. А ты, недоумок, подвез его домой.
Алдо молча переваривал факты.
— Я сам все проверю, — Джино направился к выходу. — Сэм, Ред, пошевеливайтесь! Хочу заглянуть к Парнишке, принести ему букет цветов в подарок.
Сэм с Редом обменялись понимающим взглядом. Джейк мог надуть Алдо, но его мог надуть любой. Они-то с самого начала знали, что все было подстроено. Им хорошо известно, что любой человек, подкрадывающийся к Парнишке с недобрыми намерениями, схлопочет пулю еще за сотню ярдов. Никому еще не удавалось ловчее него управляться с оружием. Они это знали. И Джино тоже знал. Не пора ли кому-нибудь просветить и Алдо?
Само собой разумеется, что Джино оказался прав. Хозяйка Джэкоба Коэна заявила, что ее жилец переехал. Неожиданно. Адреса нового не оставил.
— Такой приятный молодой человек, — сокрушалась она, — тихий, спокойный, ни разу не опоздал с оплатой.
— У вас нет ни малейшего представления о том, куда он мог податься? — спросил Джино. Она покачала головой.
— А его подружки? Хозяйка поджала губы.
— У моих жильцов есть право на личную жизнь. Он сунул ей двадцатку.
— Подружек у него множество. Каждую неделю появлялась новая.
— Какая-нибудь чаще других?
— Нет. Они приходили и уходили. — Она шмыгнула носом. — Такой молоденький петушок не захочет клевать из одной-единственной кормушки.
Джино кивнул. Ничего, когда он разыщет Коэна, то поджарит его яйца на углях, а потом скормит уличным голубям.
Никто еще не обкрадывал Джино Сантанджело. Никто.
— Неужели мы обязаны идти? — с недовольством спросила Синди.
— Да, — коротко ответил ей Джино. Настроение его по возвращении из Сан-Франциско было, мягко говоря, не на высоте.
— Значит, как я догадываюсь, нам придется остаться там на весь уик-энд? — Она застонала.
— Да.
Так же как и Синди, Джино не испытывал ни малейшего желания присутствовать на очередном рауте мистера и миссис Дьюк. Но на этот раз предстояло празднование двадцать седьмой годовщины их супружеской жизни, и уклониться от приглашения не представлялось возможным. В ушах еще стоял бархатный голос Клементины, с которой Джино разговаривал по телефону.
— Если ты не придешь, Джино, я буду считать, что ты меня избегаешь. Ты уже пропустил нашу последнюю вечеринку, мы не виделись с тобой более трех недель. — Пауза. — Мне бы очень не хотелось думать, что ты и правда меня избегаешь… Мне бы чрезвычайно не хотелось, чтобы так подумал Освальд…
Уж не скрывалась ли за этими словами угроза? Джино расхохотался. Какая угроза? Что-то разыгралось у него воображение! Если ему не захочется их больше видеть, ничего они с этим поделать не смогут.