Рафаэлла старалась не слушать музыку самбы и не замечать движущиеся рядом тела. Она тщетно искала Одиль. Эта задача оказалась непосильной.
«Может, вернуться? Или идти вперед? О, Боже, что делать?»
К Рафаэлле подскочило странное существо с чудовищно раскрашенным лицом в оранжевом бикини, которое прикрывала юбка с оборками.
– Дорогуша, – закричало оно явно мужским голосом, хотя Рафаэлла видела женскую грудь. – Дорогуша! Дорогуша!
Она отшатнулась и чуть не упала. Существо бежало за ней.
– Убирайся! – вопила Рафаэлла.
– Красотка! Такая красотка!
Рафаэлла не чувствовала себя красивой, она страшно нервничала. Внезапно вспомнились предупреждения Джорджа. «Карнавал опасен…» «Убийства…»
«Попытки изнасилования…» «Везде карманники…»
«Воры только и дожидаются этих трех дней…» И самое страшное:
«По улицам города во время карнавала бродят прокаженные».
Рафаэлла вздрогнула от страха и перевернула кольцо с огромным бриллиантом так, чтобы камень не был виден.
Странное существо весело помахало ей и, танцуя, растворилось в толпе.
«Неужели у меня паранойя? – думала Рафаэлла. – Что может случиться, когда вокруг столько людей?»
Она решительно пошла вперед, злясь на Одиль и на саму себя, ибо поступила неосторожно.
Через час Рафаэлла уже не знала, где находится. Она брела по улицам, как зомби. Потная, уставшая, отчаявшаяся. Если бы можно было взять такси, она бы тут же уехала домой. Одиль уже, наверное, давно добралась до ложи, а Джордж послал своих охранников на ее розыски. Рафаэлла чувствовала себя дурой, а вокруг продолжался праздник, который становился все более шумным, безумным и неконтролируемым.
Везде приставали мужчины. Слышались пошлые ругательства и откровенные комплименты.
Руки щупали ее.
«Спокойствие, – говорила себе Рафаэлла. – Не паникуй». Она столкнулась с двумя мужчинами, которые прижали ее к стене и начали грубо ощупывать тело.
– Оставьте меня в покое! – кричала Рафаэлла и отчаянно отбивалась коленом.
Удар достиг цели. Один из мужчин скорчился от боли, а другой стащил золотые бусы с шеи и тянул за золотые серьги.
Человек, которого Рафаэлла ударила, словно обезумел. Отвратительное лицо перекосилось от злости.
– Американская дрянь! – заорал он и ударил ее кулаком в лицо. Потеряв сознание, Рафаэлла упала на тротуар.
Бобби Манделла, 1983
– Привет, Бобби.
– Здравствуй, Шарлин. Ты прекрасно выглядишь!
Он произнес это автоматически. Его бывшая подруга выглядела ужасно: она расплылась, черты лица исказились. Шарлин дотронулась до волос и рассмеялась:
– Не мели чушь. Я знаю себе цену. Я уже давно не похожа на Дайану Росс. Нужно сбросить пару фунтов.
– Нет ничего хуже худобы, – пошутил Бобби, стараясь подбодрить Шарлин. – Хорошего человека должно быть много.
– Ходят слухи, что ты очень любишь женщин.
– Такова жизнь, милая.
– Я также слышала, что ты отдаешь предпочтение одной. И пришла специально, чтобы предупредить тебя: это опасно для твоего здоровья.
Они сидели в люксе отеля «Хелмсли-Пелаз» в Нью-Йорке. Шарлин позвонила и договорилась о встрече. Бобби не видел ее уже два года, но во имя старой дружбы сказал «да». Обычным людям было трудно добиться аудиенции у Бобби Манделлы.
– Как насчет шампанского? – спросил он, любовно поглаживая стакан с виски. Теперь Бобби никогда не расставался с этим верным другом.
– Почему бы и нет? – ответила она и сбросила шубу.
Бобби жестом позвал охранника, сидевшего в углу большой гостиной.
– Шампанского Шарлин. Последовал вежливый кивок.
– А мне еще виски.
– Бобби, Бобби, Бобби, – пропела Шарлин. – Ты действительно всего добился и далеко ушел от голодной молодости.
– Это давно забытая история, – заметил он.
Бобби ненавидел, когда ему напоминали, что он выбрался из нищеты. Николз постоянно копался в прошлом, но однажды Бобби не выдержал и заявил, что вернется в «Блю кадиллак», если Николз еще раз вспомнит о «Чейнсо» и о том, что он когда-то работал уборщиком в туалете.
– Ты не хочешь говорить о старых временах, – спросила Шарлин, разглаживая платье на располневшей фигуре.
– Зачем? А тебе нравится возвращаться?
– Когда дела идут плохо, я думаю о прошлом, о том, что можно было кое-что изменить, и все вышло бы по-другому.
Телохранитель протянул Шарлин бокал шампанского, и она глотками пила холодный пенистый напиток. Бобби заметил, что рука у нее дрожит, хотя и не очень сильно. Он слышал, что Шарлин развелась и все еще употребляет наркотики.
Смешно складывается жизнь. Когда-то Шарлин играла самую важную роль в жизни Бобби. Он был готов на все для нее. Теперь она принадлежит прошлому. Зачем вспоминать о нем?
– Итак… – начал он, надеясь, что надолго она не останется. – Чем могу быть полезен, милая?
Шарлин посмотрела на двух телохранителей в глубине комнаты и сказала:
– Мы можем поговорить… наедине?
– Выйдите на десять минут, – приказал Бобби. Мужчины удалились.
– Ой! – саркастически воскликнула она. – Целых десять минут. Я чувствую себя польщенной.
Бобби предпочел проигнорировать ее ехидное замечание и произнес:
– Нужно очень многое сделать, прежде чем уехать в Лос-Анджелес.
Шарлин обвела глазами роскошный люкс:
– Ты прекрасно путешествуешь.
– Значительно лучше, чем во времена работы в «Блю кадиллак».
– Эта компания сделала тебя звездой.
– Я обошелся бы и без нее, – спокойно ответил Бобби.
– Ты действительно так думаешь? Ты, должно быть, забыл, как провел в «Соул он соул» долгие годы и был обыкновенным негритянским певцом. Тебя сделал Маркус Ситроэн. Он во всем помог. Неужели ты не признаешь этого?
– Чего ты добиваешься? – обеспокоенно спросил Бобби. – Хочешь заставить меня вернуться в «Блю кадиллак»?
– Нет, милый. Хочу, чтобы ты перестал волочиться за женой Маркуса. Ему это не нравится, Бобби. Лучше послушайся, иначе попадешь в беду.
«Неужели она говорит серьезно? Как эта женщина посмела явиться сюда?»
– До сих пор греешь старика ночью? – безжалостно хохотнул он. – Мы не виделись с тобой два года. Я думал, он тебя давным-давно бросил, но, видимо, ошибался. Маркус до сих пор заставляет тебя выполнять грязную работу. Так ведь?
Шарлин осторожно поставила бокал с шампанским на стол и потянулась за шубой.
– Я знала, что ты упрямец и не захочешь выслушать меня.
– Можешь сказать своему другу Маркусу, – злобно произнес Бобби, – пусть убирается к чертовой матери со своими угрозами. Дождемся, когда он будет танцевать на собственных похоронах. Мне плевать. Когда-нибудь Нова уйдет от него. Я буду ждать этого дня. И никакие угрозы в мире ничего не изменят. А поэтому, женщина, убирайся отсюда вместе с посланием своего дружка. Мне не нравится, когда меня запугивают. И особенно, когда это делаешь ты.
В карих глазах Шарлин вспыхнула злость:
– Спасибо, Бобби. Ну, ты и принц! Запомни одно: Маркус не посылал меня. Я пришла сама, потому что когда-то, очень давно, мы были друзьями, и я чувствовала, что задолжала тебе. Но ты, милый, сильно изменился, и теперь не нравишься мне.
– Понюхай кокаина и скажи, что тебе нравится, – огрызнулся Бобби.
– Послушай, вчера вечером его насыпали на лобок твоей подружки, а Маркус с удовольствием наблюдал, как я слизывала. Как тебе это нравится?
– Лживая сука!
– Ну уж нет! Я, может быть, наркоманка, но никогда ничего не придумываю. Нова любит играть с людьми. Она от этого заводится. И запомни, ты для нее – игрушка. Огромный черный кобель, которым она может забавляться. Только не думай, что она любит тебя, это не так. Могу поклясться, она никогда не оставит Маркуса. Я пришла сказать, что ты его подставляешь. Я предупредила и больше ничего сделать не могу.
Шарлин выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью.
«Черт подери эту женщину, зачем она явилась сюда со своей ложью? Может, ее заставил Маркус? Да. Вот именно. Маркусу нужно опорочить жену. А что убедит лучше, чем рассказ Шарлин о том, как она валялась в постели и занималась любовью с Новой».
Бобби разозлился, подошел к телефону и набрал личный номер миссис Ситроэн.
– Слушаю, – она была начеку.
– Это я, – сказал он.
Нова заговорила голосом, не терпящим возражений.
– Я не могу разговаривать, у меня портной.
– Один вопрос.
– Да?
– Что ты делала вчера?
– Я уже говорила, у нас был деловой ужин в «Цирке».
– С кем?
– С несколькими людьми.
– Шарлин была там? Пауза.
– По-моему.
– Что значит, по-моему? Она либо была, либо ее там не было.
– Да, была. А в чем дело? – с любопытством спросила Нова. «Она лизала тебе лобок в присутствии Маркуса?»
Бобби этому не верил. Ни на одно мгновенье.
– Ни в чем. Встретимся в обычном месте.
– В пять?
– Так точно.
Бобби повесил трубку, раздумывая, как он мог сомневаться в Нове. Конечно, Шарлин была там. Почему бы и нет? Она еще звезда в «Блю кадиллак», хотя несколько померкшая.
Нова обещала уйти от Маркуса, как только наступит подходящий момент.
– Не загоняй меня в угол, – просила она. – Я должна все решить сама.
Конечно, Бобби прождал после ультиматума уже два года, но разве был другой выход? Безусловно, можно оставить ее, но Бобби был не способен на это.
Они встречались при первой возможности в уединенном маленьком домике на пляже в Лос-Анджелесе и в маленькой нью-йоркской квартирке, которую Бобби снял под чужим именем, далеко от Медисон-авеню.
Он приехал на квартиру без десяти пять, и Новы еще не было. Достаточно времени, чтобы наполнить стакан и поставить пластинку. Сегодня он выбрал Тедди Пендеграста.
Нова появилась точно в пять в подпоясанном норковом манто, в темных очках и с шарфом на голове.
– Не нужно было звонить домой, – начала она. – Слуги сплетничают. Я никому не доверяю.
Бобби не видел ее шесть недель и ожидал более нежной встречи.
Нова прошла в спальню, сняла шубу и бросила ее на кровать. Она тут же принялась расстегивать платье.
Да, отношения между ними сложились очень сексуальные, но неужели дело только в сексе?
– Подожди, – сказал Бобби.
– В моем распоряжении только час, – сообщила она.
Бобби мучали слова Шарлин: «Ты для нее просто игрушка. Огромный черный кобель, которым она может забавляться».
– Как дела с твоим уходом?
Она переступила через платье и спросила:
– Каким уходом?
– От Маркуса, – напряженно произнес Бобби.
– Я этим занимаюсь.
– Ты все время этим занимаешься. Не могу понять, зачем столько времени? У тебя ведь нет детей, о которых необходимо подумать!
– У нас общая собственность, и я хочу получить свою долю.
– Я могу дать тебе все, что нужно. Сколько раз можно говорить об этом!
Нова потянулась к нему и принялась расстегивать пояс на брюках. Он смягчился.
– Пойдем в постель, Бобби, я скучала по тебе. Он отстранился:
– Нова, я не в настроении.
Она недоверчиво улыбнулась:
– Ты всегда в настроении.
«Почему она так уверена в себе? Неужели с ним так легко справиться?»
– Неужели? – холодно спросил он. Она умело расстегивала пояс:
– Конечно.
Бобби еще дальше отстранился:
– Сегодня я хочу поговорить.
Она собиралась поспорить, но потом присела на краешек постели, скрестив ноги в черных колготках.
– Давай, – сказала Нова спокойным голосом.
– Я думаю, – Бобби взвешивал каждое слово, – что ты меня обманываешь.
Нова нервно постучала длинными красными ногтями по покрывалу.
– Да?
– Да. Почему тебе нужно столько времени, чтобы уйти от Маркуса?
– Хм…
– Что это значит?
– Это значит, – сказала она после короткой паузы, – что я уйду, когда смогу.
Чтобы застать ее врасплох, Бобби внезапно переменил тему:
– Ты вчера была с Шарлин в постели? Маркус наблюдал за вами? Ее виноватый взгляд все сказал Бобби.
– Черт, – устало произнес он. – Значит, ты не собираешься уходить от него?
Нова уже взяла себя в руки.
– То, что я делаю с Маркусом, ничего не значит. Так же было и вчера, – она помолчала, а потом добавила: – С тобой все по-другому.
– Конечно, – с горечью констатировал Бобби.
– Когда-то я говорила тебе, но ты не захотел выслушать. Если я уйду от Маркуса, он убьет нас обоих. Он способен на это. Он все устроит.
Это уж слишком!
– Нова, одевайся и иди домой. Между нами все кончено. Впервые в жизни она выглядела ранимой. Внешний лоск пропал.
– Я просто заботилась о нас, Бобби.
– Да, могу поклясться.
– Когда-нибудь ты поймешь.
– Прощай, милая, прощай.
Крис Феникс, 1983
Крис провел три недели в больнице, потому что сын находился в коме. Они с Уиллоу отбросили все разногласия и проводили день и ночь у постели ребенка, пока однажды днем, словно по чудесному соизволению, глаза Бо не открылись и он произнес:
– Привет, папа.
Уиллоу разрыдалась. Крис обнял ее с огромной нежностью, потому что делил с этой женщиной и радость, и горе. Понадобилась трагедия, чтобы оба поняли: нет смысла препираться по мелочам. Благополучие ребенка важнее всего.
– Можешь брать его во Францию, – предложила Уиллоу. – Два раза в год, если хочешь. Он будет счастлив проводить каникулы с отцом.
– Я буду приезжать почаще, – обещал Крис.
– Он обожает встречаться с тобой, – призналась бывшая жена. – Он очень гордится знаменитым папой.
Они ладили теперь, хотя страшно мешали их семьи. Бесполезные хлопоты, пустые советы. Эвис считала, что несчастный случай произошел по вине матери Уиллоу, с которой мальчик жил в то время.
– Как смеет эта ужасная женщина винить меня? – вопила миссис Виг, услышав обвинения Эвис.
– Старая кошка называет меня ужасной женщиной?! – заорала Эвис.
Началась драка между бабушками.
Крису не хотелось наблюдать за этим. Бо выписался из больницы, и пора было лететь в Австралию на концерт. Последнее выступление «Дикарей». Базз по-прежнему намеревался уйти из группы. Ну и слава Богу. Работать с ним было все равно, что сидеть на действующем вулкане.
Доктор Хед договорился о каком-то невероятном контракте на звукозапись. Последняя капля доброго вина после четырнадцати лет безумия.
Первый концерт в Мельбурне вызвал беспорядки. Поклонники, беснуясь, заполнили улицы и устроили осаду зала, где должна была выступать группа. Повсюду виднелись плакаты:
Закрывшись в люксах отеля, ребята давали интервью и развлекались с приглашенными.
Базз с Микки никуда не ходили. Они связались с местным торговцем наркотиков и накачивались до одурения. На сцене Крису все чаще приходилось прикрывать Базза. Он радовался, что скоро все кончится.
Через два дня они полетели из Мельбурна в Сидней, где было тоже самое.
Крис недовольно жаловался:
– Я пролетел полмира, но видел Австралию только из окна отеля. Доктор Хед предложил Крису переодеться и совершить небольшую экскурсию. С помощью дочери австралийского организатора гастролей его одели в женскую одежду, натянули светлый парик, бабушкины очки и длинную юбку.
– Страшнее птички я не видел, – давился от хохота Доктор Хед. – Не хотел бы связаться с такой!
– Пошел к черту, ты просто завидуешь, – парировал Крис, накладывая на губы ярко-красную помаду.
– Особенно волосатым ногам. Это так импозантно! Переодевание сработало. Крис посмотрел Сидней. Это был очень красивый город. Утром они поехали на катере с морского вокзала и наслаждались современной архитектурой белого оперного театра. Потом такси отвезло их на Уотсонз-Бей в ресторан «Дойль». Они пообедали на свежем воздухе. Там подавали великолепные дары моря и атмосфера была дружелюбной.
– Как хорошо! – сказал Крис, наслаждаясь свободой.
– Поцелуй меня, дорогая, – шутил Доктор Хед. – Ты с каждой минутой выглядишь все лучше!
В этот вечер концерт в «Хорден-павильон» прошел особенно успешно, а после него, за кулисами, к Крису подошла красивая, но уже в возрасте, бывшая кинозвезда, француженка. Она путешествовала по миру, делая фотографии для своей книги. На ней было золотистое платье, фотоаппарат «Никон» едва прикрывал огромный вырез.
– Хочу сфотографировать вас, – попросила она, получив предварительное согласие менеджера.
– Конечно, – согласился Крис. – Только не здесь. Вернемся в отель. Там вечеринка.
Веселились постоянно. Жизнь в стиле рок-н-ролла. Выпивка. Девочки. Наркотики. Еда. Музыка. Все высшего разряда. Если что-нибудь захочешь – только попроси. Для звезд ничего невозможного нет.
Бывшая французская кинозвезда сделала несколько снимков. Когда-то она слыла красавицей. Считалась секс-символом мира. Крис вспомнил, что ребенком видел ее в фильмах. Как он мечтал об этой огромной груди! Она до сих пор осталась очаровательной, хотя, наверное, была ровесницей матери.
Через некоторое время она спросила:
– Мы можем, как это сказать… ну, побыть одни.
– Наедине, – поправил Крис.
– Нет?
– Хорошо, да.
Они пошли в его люкс, где мадам нафотографировала целую пленку, пока Крис валялся на кушетке. Потом она попросила его снять рубашку.
Эта женщина начала заводить Криса. Он вспомнил один из фильмов, в котором она играла рабыню. Тогда в ее пупке переливалась жемчужина. Черт… Крис почувствовал напряжение в брюках. Неприятно, когда не можешь управлять собой. Его желание стало очевидным.
Актриса не была дурочкой и тут же заметила, что происходит. Она отложила камеру, подошла к нему, обняла его за шею и так смачно поцеловала, что губы Криса непроизвольно ответили.
Несколько минут они эротически развлекались языками, пока он не решил, что хорошего понемногу. Крис засунул руки под платье и вытащил грудь из тугого корсета.
Таких огромных сосков Крис еще не видел. Спелых, как вишни. Он никак не мог решить, что делать сначала: расстегнуть брюки и дать себе свободу, вытянуть даму из наглухо застегнутого корсета, или может быть, просто взять эти спелые вишни в рот.
Но пока Крис решал, как поступить, все кончилось. Его охватило знакомое чувство. К своему унижению, Крис Феникс, суперзвезда, кончил в штаны.
– Боже! – воскликнул он. – Не могу поверить!
Бывшая французская кинозвезда спокойно улыбнулась, словно подобное случалось каждый день. Возможно, с ней так и было.
– Теперь делаем нормально, – сказала она и потянулась к бесчисленным крючкам, удерживавшим золотистое платье. – Мы идем в спальню.
– Да, – пробормотал он, чувствуя себя четырнадцатилетним подростком. Какой прокол! Нужно реабилитироваться, иначе репутация полетит к черту.
– Сейчас вернусь, дорогая, не уходи, – Крис побежал в ванную, разделся и быстро принял душ.
Когда он был юношей, то видел в нудистском журнале рекламу крема для пениса. Он назывался «Твердый-твердый». В инструкции говорилось, что его нужно втереть в член перед половыми сношениями. Создатели обещали многие часы удовольствия. Тогда Крис был у своей подружки. Ее родители уехали, и ребята начали тискаться. Когда время настало, он побежал в ванную, вытащил «Твердый-твердый» и втер его. Через две секунды Крис кончил на пол. Просто чудно!
Сегодняшние события напомнили ему тот вечер.
Когда Крис вернулся, актриса уже лежала на кровати, искусно прикрывшись простыней, и словно ожидала фотографа. Грудь была укрыта, а из-под простыни виднелась элегантно выставленная обнаженная ножка.
Крис был голый. Все выставлено на обозрение. А почему бы и нет? Прятать ему нечего.
– Большой! – с восхищением произнесла она. От такой похвалы он стал еще больше.
Без всяких прелюдий Крис набросился на француженку, сорвал простыню и дотронулся до атласной кожи.
Без платья она оказалась довольно кругленькой и совсем не похожей на девушек, обычно попадавших в его постель. Крис всегда предпочитал длинных и худых, хотя большая грудь непременно заводила его.
Занимаясь любовью, они достигли предела чувственности. После матери Базза, Дафны Дарк, это была вторая женщина значительно старше его. Но Крис не жаловался. Обладание ею было верхом удовольствия. Подобной страстью скоро пресыщаешься, но пока она продолжалась, все было великолепно.
Когда группа приехала в Нью-Йорк, разразился страшный скандал. Базза арестовали в аэропорту за провоз героина. Фингаз публично объявила себя лесбиянкой. А на Раста подали в суд сразу две белые девушки. Ему предъявлялся иск в установлении отцовства.
«Дикарям» пришел конец. Их эра завершилась.
Но Крис об этом не жалел.
Рафаэлла, 1983
То приходя в себя, то теряя сознание, Рафаэлла слабо различала голоса, они доносились словно из другого мира. Ресницы дрогнули, она попыталась открыть глаза, но не смогла. Так зачем напрягаться?
– Зачем? – со стоном пробормотала Рафаэлла, почувствовав страшную боль в левой щеке. Она инстинктивно схватилась за это место и дотронулась до намокшей повязки. Собрав все силы, Рафаэлла открыла глаза.
Над ней склонилась женщина в белом.
Рафаэлла ничего не помнила. Где она? Что случилось? Может, дома, в своей кровати?
– Я попала в автомобильную аварию? – очень медленно спросила Рафаэлла. Во рту пересохло и голос напоминал кваканье лягушки.
– Вас обокрали и избили, – услышала она мужской голос. Он показался очень знакомым.
Луиз! Неужели это Луиз? Рафаэлла попыталась привстать, но комната тут же поплыла перед глазами, вспыхнули какие-то огоньки. Она опять легла и спросила:
– Где я?
– В баре. Люди принесли вас сюда. Рафаэлла опять потеряла сознание.
– Луиз, это ты? – прошептала она. Луиз…
В следующий раз она проснулась в больнице. Все вокруг было белым, а в воздухе стоял запах антисептика. И опять Рафаэлла не могла понять, где находится. Она лежала с широко открытыми глазами, стараясь припомнить, что произошло.
– Слава Богу, с тобой все в порядке, дорогая, – сказал Джордж, склоняясь над ней. – Это был кошмар, – он сжал ей руку. – Мы так беспокоились.
Постепенно все становилось на свои места.
Карнавал.
Карнавал.
Карнавал.
О! Они с Одиль оказались на улице, смеялись и танцевали.
– Одиль, – взволнованно пробормотала она. – Что с ней?
– Все нормально, – заверил Джордж. – Она, конечно, страшно сожалеет, но рада, что тебя нашли.
– Нашли? Где?
– На улице, где тебя бросили эти животные.
– На улице… – как в тумане повторила она, почувствовав невероятную головную боль. Левую сторону лица словно парализовало. Она дотронулась до этого места и почувствовала, что щека забинтована. – Я думала, что была в баре.
– В баре? О чем ты говоришь?
– Меня отнесли в бар, чтобы спасти. Джордж наклонился и поцеловал ее:
– Дорогая, ты еще под действием наркотиков, это понятно. Тебя нашли на улице американские туристы и привезли прямо сюда.
Рафаэлла закрыла глаза и подумала: «Луиз. А как же Луиз? Может, то был сон и она не слышала его голос?»
– Тебя сильно избили, – обыденно констатировал Джордж. – На лице порез, но своевременная косметическая операция поможет избавиться от него. Позднее зайдет мой личный врач. Но местные доктора решили подержать тебя несколько дней в больнице просто для наблюдения, на всякий случай.
Рафаэлла попыталась кивнуть, но не смогла и опять глубоко заснула.
– Доброе утро, миссис Ле Серре, – раздался голос сестры в девственно-белом одеянии. – Вы хорошо спали всю ночь! Я уверена, вам значительно лучше.
«Может, она и уверена», – подумала Рафаэлла, но ей самой казалось, что она проснулась после страшного перепоя. Слава Богу, она может двигаться. А это уже прогресс.
– Я хочу домой, – упрямо сказала она.
– Посмотрим, – официально ответила медсестра.
Через час желание Рафаэллы было исполнено. Джордж с Одиль забрали ее, и вскоре она уже лежала в собственной кровати, а рядом играл счастливый Джон-Джон.
Одиль сидела рядом. Джордж, подарив несколько дюжин красных роз, отправился на работу.
– Прости меня, – сказала Одиль.
– Не глупи, это и моя вина. Мне самой хотелось попасть на улицу. Ты меня не принуждала.
– Как лицо?
– Выживу, это просто царапина. Подлец, который ударил меня, скорее всего, носил кольцо. Оно и порезало щеку. Джордж настаивает на операции, а я не против, если останется маленький шрам. Это даже интересно, правда?
– Конечно, нет. Кому нужны воспоминания? Тебя могли убить.
– За что? За сережки и бусы? Ты знаешь, они дураки. Эти парни даже не посмотрели на мои руки, – она продемонстрировала огромный бриллиант, подарок Джорджа. – Кольцо осталось.
– Хорошо.
– Это неважно. Джордж может купить мне дюжину таких, не заботясь о расходах.
– Счастливица. Теперь все изменилось. Куда девалось то время, когда Эдди Мейфэа высасывал деньги из твоей семьи, а потом проигрывал!
– Слава Богу, это в прошлом.
Одиль, сидевшая на краешке кровати, дотронулась до колена Рафаэллы:
– Мы скоро уезжаем, но Руперт поклялся, что мы приедем на твою свадьбу. Дата уже известна?
Рафаэлла покачала головой:
– Мы с Джорджем обсудим это. И как только решим, вы узнаете первыми. Разве когда-нибудь было иначе?
Одиль улыбнулась:
– Надеюсь. Мне не хотелось, чтобы ты обо мне забывала.
Через две недели драма на карнавале была забыта, только маленький шрам напоминал Рафаэлле о том, что она могла лишиться жизни. Но это заставило ее серьезно задуматься о будущем и о том, чего она хочет. Пока Рафаэлла сделала одно доброе дело – родила Джон-Джона. Это так мало, миллиарды женщин рожают детей каждый день. Стоит ли выходить замуж за богатого человека, чтобы беззаботно существовать в роскоши? Джордж просил поскорее назвать день свадьбы, а Рафаэлла просила его подождать.
«Нет. Нужно самой пробиться в жизни, прежде чем опять выйти замуж».
Каждый новый день приносил все большую решимость. И наконец до Рафаэллы дошло. Что она умеет делать? Что действительно любит?
– Джордж, – тихо сказала Рафаэлла. – Я собираюсь стать певицей. Он еще не проснулся:
– Что?
– Певицей, – медленно повторила она. – Буду выступать на эстраде. Он с трудом присел на кровати:
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично.
Джордж решил не перечить.
– Если это развлечет тебя, дорогая, то делай, что хочешь. Рафаэлла нахмурилась:
– Я не спрашиваю твоего разрешения.
– Я понимаю. И просто даю тебе благословение.
Иногда в Джордже появлялись редчайшие качества. Он становился великодушным. Раньше этого не было, но с годами Марако добрел.
Последовали радостные месяцы. Рафаэлла твердо решила стать певицей, и ничто не могло сбить ее с намеченного пути. Она сделала отличный выбор и стала еще ближе к отцу. Люсьен был одним из самых известных оперных теноров в мире, и талант свой Рафаэлла унаследовала от него, хотя и не любила оперу. Ей нравились ритмичные звуки самбы и медленный рвущий душу джаз.
Отец собрал прекрасную коллекцию джазовых пластинок. Ему нравились Билли Холидей, Дина Вашингтон и Сара Вон. Рафаэлла получила эту коллекцию в наследство. Грустные голоса певцов всегда завораживали ее. Ей не нравились хэви-метал, рок и панк-музыка. Бразильские мелодии в соединении с «соул» прекрасно соответствовали ее тембру. Так голос звучал сочнее и выразительнее.
Помощь Джорджа Рафаэлла отвергла. Если хочешь чего-нибудь добиться, нужно пробиваться в одиночку. Он, хотя и весьма неохотно, позволил ей идти своей дорогой.
Рафаэлла начинала карьеру в двадцать три и твердо намеревалась добиться успеха.
Бобби Манделла, 1983
Они сидели в роскошном офисе Николза на верхнем этаже огромного здания. Бобби опять потянулся и налил себе виски.
– Слишком много пьешь, – прямо в лоб заявил Николз. Только этот человек позволял себе так разговаривать с Бобби. Все остальные лизали задницу.
– Да. Подай на меня в суд, – саркастично ответил Бобби.
– Посмотри на себя в зеркало, – настаивал Николз. – У тебя мешки под глазами, как у скаута, который провел несколько бессонных ночей в походе.
– Очень смешно.
– Наживешь язву.
– Ну и что? Я не идеал.
Николз откинулся в кожаном кресле:
– Ты обязан быть в отличной форме для фотосъемки с Лейбовичем. Снимок на обложке журнала «Роллинг стоун» много значит.
– Неужели? Мне это не нужно, – самонадеянно ответил Бобби. Николз решил про себя, что Бобби Манделла зазнался и перестал заботиться о рекламе.
– Нельзя относиться наплевательски к популярному изданию. Всегда помни об этом!
– Это что, в правилах записано? – насмехался Бобби.
– Маленькими буковками. На твоей заднице.
– Ты похож на клоуна, Николз.
– А ты превращаешься в дерьмо.
«Не стоит выслушивать оскорбления, ни от кого. Достаточно обмана Новы. Нельзя позволять Николзу так разговаривать с собой».
– Эй, – угрожающе произнес Бобби. – Если ты хочешь, чтобы я ушел из «Хит Сити», пожалуйста! Я могу получить контракт у «Уор-неров» и где угодно, и они будут на коленях умолять меня.
– Неужели? – ехидно спросил Николз.
– Поверь мне.