— Но нашему герою всего двадцать, — парировал Алекс. — К тому же на пятьдесят седьмой странице ясно говорится, что он «казался моложе своих лет».
Нет, Винни, нам нужна внешность молодого Ричарда Гира и такой же талант, иначе не стоит и начинать.
— А мне понравился парень, которого мы сегодня смотрели вторым, — подала голос Сильвия, которую Лаки сразу не заметила — помощница Венеры Марии сидела за росшей в бочке пальмой, как индеец в засаде. — По-моему, он достаточно сексуален.
— Гм-м… — задумалась Венера Мария. Несмотря на то, что Сильвия была лесбиянкой, в мужчинах она разбиралась на удивление хорошо. — Нет, не годится.
У него не очень здоровая кожа, — сказала Венера решительно и ненадолго задумалась. — На днях я смотрела по телевизору какой-то комедийный сериал, — задумчиво сказала она. — Там играл один парень…
Вот кто умел себя подать! У него была небольшая роль, но он затмил всех.
— Своей задницей, не иначе, — ввернула Лаки.
— Что ж, если он тебе так понравился, Мэри свяжется с его агентом и пригласит на прослушивание, — решил Алекс.
— Но я не помню его имени, — огорчилась Венера Мария.
— Тогда постарайся вспомнить название сериала или день, когда его показывали, выяснить остальное не составит труда. — Алекс сделал паузу. — Могу ли я пригласить вас, леди, на обед? — добавил он, обращаясь к Лаки и Венере Марии.
— Что с тобой, Алекс?! — Венера Мария ухмыльнулась. — То ты рычал на нас, как тигр, но стоило появиться Лаки, как ты превратился в Мистера Очарование!
— А что тебе не нравится? — Алекс обнял Лаки за плечи. — Ну, как прошло первое заседание?
— Тяжко. — Лаки постаралась вложить в это коротенькое слово всю полноту обуревавших ее чувств. — К счастью, я не видела Ленни, он — главный свидетель обвинения, и его пока не допускают в зал. А Стив и родные Мэри Лу там были… — Лаки глубоко затянулась сигаретой. — Знаешь, что меня больше всего потрясло? — спросила она.
— Что?
— Эта девчонка, Мила Капистани. Я просто не могла на нее смотреть. Она просто редкая дрянь.
— Никогда не имел ничего против скверных девчонок, — игриво заметил Алекс, но Лаки только покачала головой:
— Не шути с этим, Алекс. Ты просто ее не видел…
А я — видела. У меня от нее мурашки по коже.
Разговор прервался, и они втроем отправились в любимый китайский ресторан Алекса. Он приглашал и Сильвию, но та отказалась, сославшись на то, что у нее свидание с подружкой.
— Не странно ли, — заметил Алекс, когда они уселись за столик в углу и сделали предварительный заказ, — «что твоя помощница — лесбиянка?
— Ничего странного, — откликнулась Венера Мария, награждая официанта такой ослепительной улыбкой, что тот едва не уронил тарелки с закусками. А вот ты, Алекс, оказывается, старомоден и консервативен, как старая дева. Признаться, я не ожидала такой узости взглядов от режиссера, который в определенных кругах слывет настоящим новатором, чуть ли не авангардистом.
— Я не имею ничего против Сильвии и ее сексуальной ориентации, — защищался Алекс. — Я просто боюсь, что это может повредить твоей репутации.
— Это еще почему?
— Ну, если бы рядом со мной постоянно находился кто-то, кто придерживается нетрадиционной сексуальной ориентации… — Он отпил глоток минеральной воды.
— Может быть, и находится, только ты об этом не знаешь, — заметила Венера Мария. — Тебе придется проверить свое окружение, Алекс, хорошенько проверить, пока тебя самого не ославили гомиком.
— Позволь тебе заметить, что слово «гомик» уже давно не в ходу. Оно устарело сто лет назад, — мстительно заметил Алекс.
— Я вижу, вы отлично понимаете друг друга, — перебила их Лаки, которая до этого момента не участвовала в разговоре. — Может быть, мне вообще лучше уйти?
Алекс и Венера Мария как-то странно переглянулись.
— Нет, погоди, — сказал Алекс. — Мы с Винни посоветовались и решили сказать тебе…
— Сказать мне что?..
— Одну важную вещь.
— Ну так говорите! — воскликнула Лаки, недоуменно глядя на своих друзей. — Что за таинственность?
— Мы хотели поговорить с тобой о твоем семейном положении, — сказала Венера Мария строгим голосом. — И настоятельно требуем, чтобы ты выслушала нас, перед… прежде…
— Прежде чем послать к черту, — пришел ей на помощь Алекс.
— Мое семейное положение не касается никого, кроме меня, — холодно возразила Лаки.
— Не горячись, дай нам сказать… — Алекс подозвал официанта и заказал огромное количество самых разнообразных блюд. Когда он поднял вверх три пальца, давая официанту понять, что тот должен принести по три порции каждого кушанья, Лаки раздраженно спросила:
— Что, в Лос-Анджелесе уже перестали предлагать дамам самим сделать выбор?
— Нет, — покачал головой Алекс. — Просто я лучше знаю, какие блюда здесь вкуснее всего.
— То есть ты хочешь сказать, что наши желания не имеют значения?
Алекс ухмыльнулся:
— Ладно, принцесса. Что бы ты хотела попробовать из того, чего я не заказал? Желе из медуз или фрикасе из тигровых креветок?
— Морскую капусту.
— Морскую капусту?
— Да.
— Леди хочет салат из морской капусты, — сказал Алекс официанту, который сделал пометку в своем блокноте и с поклоном удалился. — Так вот, — промолвил Алекс, обращаясь к Лаки, — Винни знает, как я к тебе отношусь. С другой стороны, она — твоя лучшая подруга, и я уверен, что между вами нет никаких секретов. Возможно, ты даже рассказала ей об одной безумной ночи…
— О какой безумной ночи? — так и подпрыгнула Венера Мария.
— Он сам не знает, что говорит, — ответила Лаки, бросая на Алекса предостерегающий взгляд.
— Впрочем, это не имеет значения, — поспешно продолжал Алекс. — В общем, мы с Винни решили, что ради твоего же спокойствия ты должна дать Ленни еще один шанс.
— Что-о?.. — Лаки не могла поверить своим ушам.
Она никак не ожидала услышать такие слова от Алекса.
— Да-да, — кивнула Венера, лучезарно улыбаясь. — Вы с Ленни — замечательная пара. Это все знают.
— Ленни сделал ошибку, — подхватил Алекс, не дав Лаки вставить ни слова. — Но я думаю, его можно понять. Бедняга три месяца просидел в подземелье и каждый день прощался с жизнью. У него не было ни единой возможности выбраться оттуда, поэтому, я считаю, его нельзя слишком строго судить за то, что, когда ему подвернулась эта девчонка, он ухватился за нее, как за последнюю надежду. Я на его месте… — Он перевел дух и добавил уже менее напряженным тоном:
— Я бы на его месте трахнул не только эту милую цыпочку, но даже какой-нибудь неодушевленный предмет, лишь бы спастись.
— Лучше бы Ленни трахнул неодушевленный предмет, — вздохнула Лаки.
— Он был там совсем один, — возразила Венера Мария. — И ужасно боялся за себя… и за тебя тоже.
Ведь он понимал, что ты будешь страшно переживать.
Вот почему Ленни пошел на это. А ты его уничтожила.
Насколько я знаю, сейчас он мечтает только об одном — чтобы ты его простила.
— Но если он хочет, чтобы я его простила, тогда почему он живет в отеле с этой… с этой женщиной?
— Из-за ребенка, — сказал Алекс уверенно. — Пусть Ленни совершил ошибку, но мальчик в этом не виноват. К тому же он глухой или что-то в этом роде, и Ленни хочет ему помочь.
— Он собирается снять для них дом или квартиру, чтобы они могли там жить, — добавила Венера Мария. — На днях Ленни звонил Куперу и разговаривал с ним об этом. Насколько я поняла, сам он с ними жить не собирается.
— Но ведь он живет с ними сейчас! — воскликнула Лаки.
— Он снимает апартаменты в «Шато Мормон», и у них отдельные спальни, — вставил Алекс. — Я тебе точно говорю.
— Нет, я нисколько не ревную его к ней, — начала Лаки, чувствуя себя круглой дурой, потому что, если быть честной до конца, она все-таки ревновала, и еще как! — Ведь эта Клаудия — простая крестьянка.
Самая обычная итальянская крестьянка…
— Ну, ну, не надо быть такой стервой, — покачала головой Венера Мария. — Это тебе не идет.
— В самом деле, Лаки, — упрекнул ее Алекс, — это на тебя совсем не похоже. Ведь ты всегда принимала сторону женщин, а теперь сама нападаешь на бедную Клаудию. С чего бы это?
— Наверное, я слишком расстроилась и не вполне владею собой, — вздохнула Лаки. — Дело в том, что Клаудия — племянница Донателлы Боннатти.
— А вот и нет, — сказал Алекс. — Сама подумай:
Донателла стала Боннатти только после того, как вышла замуж за Сантино, так что Клаудия связана с семьей Боннатти не кровным родством, а свойством.
А это не одно и то же.
— К тому же она спасла Ленни, — кивнула Венера Мария. — Если бы Клаудия этого не сделала, ты, вполне возможно, никогда бы его больше не увидела.
Подумай об этом.
— И еще одно, Лаки, — серьезно добавил Апекс. — Ты знаешь, что у меня, наверное, меньше всех оснований желать, чтобы Ленни снова вернулся к тебе, но ты просто обязана дать парню шанс. Если ты этого не сделаешь, ты будешь жалеть об этом всю жизнь. А я этого не хочу.
— Я не знаю… — неуверенно начала Лаки.
— Вернись к Ленни, пока еще не поздно, — сказала Венера Мария.
— Да, — кивнул Алекс. — Прости его и прими его.
Как ни больно мне говорить такое, но это, наверное, самое правильное, что ты можешь сделать.
Глава 24
Первый день в суде был для Тедди сущим кошмаром.. Он чувствовал себя чертовски неуютно под огнем множества устремленных на него взглядов — любопытных, презрительных, исполненных ненависти, равнодушных — и беспокойно ерзал на месте, мечтая только об одном: чтобы все это поскорее кончилось. Даже отцовской поддержки он был лишен:
Прайс Вашингтон сидел вместе с Джини в первом ряду — довольно далеко от скамьи подсудимых — и лишь изредка посматривал в его сторону. Зато совсем рядом разместилась целая группа журналистов, которые что-то яростно строчили в своих блокнотах. Чуть дальше Тедди заметил красивого темнокожего мужчину, в котором он узнал мужа Мэри Лу — его портреты печатались в газетах чаще всего.
— Постарайся сидеть спокойно, — шепнул ему на ухо Мейсон Димаджо. — И ни в коем случае не смотри на присяжных. Мы должны расположить их к себе, но пока этот момент не наступил.
Тедди сел неподвижно и, неестественно выпрямившись, стал слушать, как стороны зачитывали свои заявления. Когда настала очередь Мейсона Димаджо, защитник заговорил о нем такими словами, словно
его и вовсе здесь не было, но Тедди это почти не тронуло. Напротив, воспользовавшись тем, что адвокат отвлекся, он украдкой бросил быстрый взгляд на Милу. Она, однако, сидела неподвижно и смотрела прямо перед собой, демонстративно не замечая Тедди.
Ближе к вечеру Тедди наконец позволили ехать домой, но на выходе из зала суда он подвергся настоящей атаке со стороны прессы. К счастью, судья не допустил в зал представителей телевидения, но стоило только Тедди показаться на крыльце, как репортеры окружили его со всех сторон. Они щелкали фотоаппаратами, выкрикивали его имя, совали ему под нос микрофоны, наперебой требовали, чтобы он сказал хотя бы несколько слов, и телохранители с трудом сдерживали их яростный напор.
Прайс Вашингтон покинул зал суда несколькими минутами раньше. «По отдельности мы доставим этим шакалам меньше удовольствия», — объяснил он, но Тедди весьма сомневался, что журналисты позволят мистеру Черной Звезде беспрепятственно преодолеть их кордоны.
Джини поджидала его на ступеньках суда. Завидев Тедди, она крепко схватила его за руку и привлекла к себе, явно позируя десяткам фотографов.
— Нет-нет! — запротестовал Говард Гринспен, который шел следом за Тедди. Он и Мейсон Димаджо уже давно решили, что ввиду нелепого наряда Джини им следует держать Тедди как можно дальше от нее. В своем леопардовом комбинезоне Джини меньше всего походила на заботливую мать, какой они пытались ее представить.
— Папа сказал, что я не должен позировать! — вставил и Тедди, вырываясь из мощных объятий матери.
— Да брось ты! — беззаботно откликнулась Джини, которая буквально млела от света направленных на нее юпитеров бригады теленовостей. — Ведь я же твоя мама, правда? Ну, прижмись ко мне, покажи им всем, как ты меня любишь! Вот увидишь, мы с тобой непременно попадем на первые страницы!
Но Тедди отпрянул от нее, и журналисты, почуяв неладное, принялись дружно выкрикивать:
— Тедди, Тедди, ну давай же! Иди сюда, Тедди.
Прижмись к своей мамочке! Улыбнись. Помаши рукой. Сделай хоть что-нибудь! Чего ты боишься?
Но Гринспен и телохранители уже пришли ему на помощь и, растолкав журналистов, засунули Тедди в машину, оставив Джини позировать в одиночестве.
Но Джини, похоже, не расстроилась, она была совершенно, абсолютно счастлива. Наконец-то она добилась того, о чем мечтала все годы, пока Прайс Вашингтон оставался ее мужем.
Теперь она сама стала звездой.
И она ослепительно улыбалась направленным на нее камерам.
Когда Ирен вышла из здания суда, на нее никто не обратил внимания. Она и сама не смотрела по сторонам, торопясь попасть домой раньше Прайса. Она уехала из особняка вскоре после него, оставив хозяйство на Консуэллу — приходящую горничную, которой доверяла больше других. Впрочем, при других обстоятельствах Ирен ни за что бы этого не сделала, но сегодня она непременно должна была попасть в суд.
И как только Прайс уехал, Ирен быстро оделась и последовала за ним, а в суде устроилась на самом последнем ряду, чтобы он ее не заметил.
Мила также не заметила матери, и Ирен несколько часов просидела на неудобной, жесткой скамье, рассматривая их с Прайсом дочь. Иногда ей по-прежнему казалось, что произошла какая-то нелепая ошибка, поскольку в Миле не было ничего от темнокожего отца. И по внешности, и по манере держаться она была точной копией восемнадцатилетней Ирен, однако никакой ошибки быть не могло. Ирен не верила в чудеса, к тому же не имело никакого значения, на кого похожа или не похожа Мила. Главное — она была дочерью Прайса Вашингтона, и от этого факта невозможно было отмахнуться.
Домой Ирен возвращалась в еще большем смятении. Мила говорила совершенно кошмарные вещи, в которые даже она, мать, не могла поверить. Тедди накачал ее наркотиками. Тедди ее изнасиловал. Тедди украл отцовский револьвер и застрелил ту красивую темнокожую актрису. Все это само по себе было достаточно ужасно, но если откроется, что Мила приходится Тедди сестрой… Нет, она даже представить себе не могла, что будет тогда.
Но больше, чем скандала, Ирен боялась привлечь внимание прессы и властей к своей скромной персоне. Если станет известно, кто она такая на самом деле, карьере Прайса точно придет конец.
А она не могла поступить с ним так.
Просто не могла.
Стивену ужасно хотелось выпить. По пути домой он даже несколько раз притормаживал у баров и ресторанов, но снова жал на газ, зная, что одного бокала ему все равно не хватит. Уж лучше потерпеть, решил он.
После целого дня, проведенного в суде, он чувствовал себя опустошенным и разбитым. Особенно мучительно ему было слушать, как стороны оглашают свои вступительные заявления. От Ленни он знал, как все произошло, но слушать подробное описание преступления было выше его сил. Кошмарные подробности убийства и выражение лица этой девицы, на котором не было ни малейших следов раскаяния, едва его не доконали. В какой-то момент он чуть было не бросился на Милу Капистани, чтобы тут же, на месте, вышибить из нее дух. Она отняла у него самое дорогое, что было в его жизни, и за это он ее ненавидел.
Мила заслуживала самого ужасного наказания, и Стивен готов был своими руками затянуть у нее на шее петлю.
Господи, подумал Стив, да что с ним такое творится? Он, который всегда старался быть снисходительным и либеральным, сейчас желал Миле только одного — смерти.
Только когда Стив добрался до дома и увидел Кариоку, которая с радостным воплем повисла у него на шее, он почувствовал себя более или менее нормальным человеком.
— Привет, красавица, — сказал он, так крепко прижимая ее к себе, что Кариока даже удивилась.
— Как прошел день? — спросила она, целуя его в щеку. Губы у нее были липкими после сандвича с шоколадным маслом, и Стив машинально потер щеку тыльной стороной ладони.
— По правде говоря, было не очень-то весело, — честно ответил он, глядя поверх головы дочери на ее английскую гувернантку Дженнифер. Джен была умной, доброй и спокойной, и Стив невольно подумал о том, что без нее и ему, и Карри пришлось бы совсем скверно. — Знаешь, Джен, у меня появилась одна идея, — сказал он.
— Какая, мистер Беркли?
— Как насчет того, чтобы съездить с Кариокой на пару недель в Лондон? Ну, пока тянется вся эта… канитель.
— Что ж, мысль действительно неплохая, — радостно согласилась Дженнифер. — Я уверена, что Карри понравится в Лондоне. А остановиться мы можем у моих родителей в Сент-Джонс-Вуд. Когда, вы полагаете, нам лучше выехать, мистер Беркли?
Стив посмотрел на дочь.
— Как можно скорее, — сказал он, радуясь про себя, что Дженнифер так хорошо его поняла.
— Хорошо, мистер Беркли, я все организую.
— Ну а ты что скажешь, принцесса? — спросил Стив у Кариоки, опускаясь перед ней на корточки.
— А мы полетим на самолете? — взволнованно пискнула та. — На самом что ни на есть настоящем?
— Я думаю, да. Путешествие морем может показаться тебе… гм-м… скучным.
— Тогда я очень хочу поскорее полететь в Лондон, папочка. Ты это замечательно придумал!
Когда Кариока отправилась спать, Стив выпил порцию чистого виски и, поднявшись к себе в спальню, сел смотреть телевизор в свое любимое кожаное кресло. Незаметно для себя он задремал и проснулся от того, что Лин, подкравшись к нему сзади, закрыла ему глаза ладонями.
— Сюрприз, сюрприз! — пропела она. — Вам посылка с Багамских островов, мистер Беркли. Распишитесь-ка вот здесь!.. — И она подставила губы для поцелуя.
Стив схватил ее за руки и, потянув к себе, усадил на колени.
— О, дорогая! — воскликнул он. — Мое старое больное сердце вот-вот разорвется от радости!
— Ну, как прошел день? — поинтересовалась Лин, обнимая его за шею и ерзая, чтобы устроиться у него на коленях поудобнее. — Трудно, да?
— Не то слово. — Стив вздохнул.
— Жаль, что я не могу быть там с тобой.
— И мне жаль.
— Зато… — Лин многозначительно подняла палец. — Зато я отказалась от нескольких мелких контрактов и в ближайшие две недели буду совершенно свободна, представляешь? Я никуда не поеду и буду ждать тебя дома каждый вечер!
— Но ты не должна жертвовать собой из-за меня! — запротестовал Стив.
— Дело сделано. — Она шлепнула его по плечу ладонью. — И потом, должен же кто-то тебя утешать!
Стив был потрясен. Он и не подозревал, что Лин может быть такой заботливой и внимательной. Она больше, чем кто бы то ни было из знакомых Стива, походила на женщину, которая съедает по мужчине каждый день, а косточки выплевывает, и, возможно, будь на его месте кто-нибудь другой, она бы так и поступила. Но для Стива она была словно ангел — добрый ангел, который спустился с небес, чтобы помочь ему пережить эти трудные дни.
— Как прошли твои съемки? — спросил он.
— Как обычно. — Лин притворно зевнула. — Все те же скучные купальники-бикини, которые и так состоят из нескольких ниточек, но теперь какой-то чудак додумался сделать их еще и прозрачными.
Стив улыбнулся:
— Это тебе они кажутся скучными.
— Да, пожалуй. Если бы твой нью-йоркский дружок Джерри — как его там? — видел нас в этих невидимых штучках, он бы залил своей сметаной все багамские пляжи.
— Это ты правильно подметила, — согласился Стив. — Хотя в остальном Джерри — неплохой парень.
— Ты что-нибудь ел? — переменила тему Лин, слезая с его колен.
— Я не голоден.
— Зато я голодна. В самолете подавали такие гамбургеры, что мне стало плохо. Как насчет того, чтобы поехать в какое-нибудь уютное местечко и как следует подзаправиться?
— Это Лос-Анджелес, Лин, — ответил Стивен, вставая. — Здесь нет уютных местечек. Куда бы ты ни пошел, тебя всюду заметят, узнают, сфотографируют, и уже завтра ты сможешь любоваться своим портретом на первой полосе «Хардкопи». Да еще с какой-нибудь дурацкой подписью.
— Извини, я об этом не подумала. — Лин на мгновение прикусила губу, но тотчас просияла снова. — Тогда давай просто закажем пиццу на дом. Нет, лучше две пиццы! — добавила она и облизнулась.
— Я бы не хотел, чтобы из-за меня ты превратилась в отшельницу, — возразил Стивен.
— Я могу оставаться у тебя, пока все это не закончится, если ты этого хочешь. И потом, разве отшельники ведут такой образ жизни, какой собираемся вести мы?!
— Ты права. — Стив улыбнулся. Он все еще никак не мог привыкнуть к манерам Лин, но понимал, что со временем ему придется это сделать. — С твоей стороны это очень мило, — добавил он.
— О-о-о! — протянула Лин. — Мне еще никто не говорил таких слов. Ты первый.
— Быть в чем-то первым с тобой почетно, не правда ли?
Лин приложила ему палец к губам.
— Тс-с, не обижайся, глупенький! — шепнула она ласково, хотя он вовсе не обиделся — слова сами сорвались с его языка. — Ты первый, с кем я ощущаю полное родство душ. И знаешь что?
— Что?
— Мне это нравится.
— Мне тоже, дорогая.
И, сказав это, Стив почувствовал, что его тоска начинает понемногу отступать.
Глава 25
Ленни покидал суд с сильнейшей головной болью. Весь день он провел в крошечной, душной комнатке для свидетелей, не зная, что происходит в зале, и теряясь в догадках. Лишь время от времени к нему заглядывал Бретт — второй помощник окружного прокурора — и вкратце рассказывал, как продвигаются слушания, но Ленни этого было недостаточно. Он хотел видеть все своими глазами.
Этот день стал одним из самых тяжелых в его жизни. Труднее всего ему было смириться с сознанием того, что Лаки здесь, совсем рядом, за этой дурацкой стеной, выкрашенной в зеленый цвет, а он не может до нее дотронуться. Ленни не мог больше обманывать себя — Лаки была нужна ему, как воздух, как солнечный свет, он боялся, что потерял ее навсегда.
Нет, Ленни не собирался сидеть сложа руки, он готов был бороться, однако ему было понятно, как никому, что Лаки вернется к нему, только если сама этого захочет.
Если же она не захочет, то заставить ее не сможет никто.
Ни один человек.
Что же ему предпринять, чтобы Лаки сменила гнев на милость? Послать цветы? Но с ней это никогда не срабатывало. Корзины роз и прочувствованные речи не оказывали на нее никакого воздействия. Тогда как ему доказать ей, что он по-прежнему любит ее, любит больше всего на свете?
Пожалуй, именно эти мысли и вызвали у него такую сильную головную боль.
Перед тем как покинуть суд, Ленни позвонил Клаудии в отель.
— Как дела? — спросил он, потирая виски.
— Звонила какая-то леди, — ответила Клаудия. — Она сказала, что нашла для нас подходящий дом.
— Хорошо, — пробормотал Ленни. — Если она перезвонит, скажи ей, пожалуйста, что вечером я заеду взглянуть на него.
Положив трубку, он задумался о том, сумеет ли Клаудия обойтись без него, когда переселится в новый дом вместе с Леонардо. Сначала он хотел снять для них небольшой коттеджик в пригороде, но в последнее время ему все чаще и чаще казалось, что он должен купить Клаудии дом или квартиру. Это могло бы хотя бы отчасти искупить то зло, которое он ей причинил.
Да, он купит ей и сыну хороший дом, найдет Клаудии работу и оплатит лечение Леонардо в самой лучшей клинике. Это, пожалуй, все, что он может для них сделать, по крайней мере сейчас. Ведь не ожидает же она, что он разведется с Лаки и женится на ней?
Нет, он, разумеется, не бросит Клаудию на произвол судьбы, ведь она спасла ему жизнь! Отвернуться от нее было бы с его стороны непорядочно. Ну почему, почему Лаки никак не может этого понять?
— Как ты думаешь, меня вызовут завтра? — спросил он у Бретта, который принес ему таблетку аспирина и стакан воды.
— Вряд ли, — ответил тот. — На предварительное слушание уйдет как минимум три дня. Интерес к делу огромный, и стороны, несомненно, воспользуются этим, чтобы наиподробнейшим образом изложить свою точку зрения на события. Что касается тебя, то ты — наш главный свидетель, и мы приберегаем тебя напоследок.
— А как тебе адвокаты противной стороны?
— Тедди Вашингтона, естественно, защищает Мейсон Димаджо — это лучший адвокат по уголовным делам на всем Западном побережье. Что касается Милы, то суд назначил ей государственного защитника, поскольку она, по-видимому, неплатежеспособна.
— И что это означает для нас? Хорошо это или плохо?
— Хорошо то, что они выступают друг против друга. Мила опровергает показания Тедди, и наоборот. А плохо то, что все это может обернуться против нас.
— Каким образом?
— Мнения одного из жюри могут разделиться поровну.
— А твое мнение?
— Дело сложное. — Помощник прокурора пожал плечами. — Мэри Лу была достаточно знаменита и пользовалась безупречной репутацией. Ты тоже известен достаточно широко. По опыту я знаю, что знаменитости обычно выигрывают, если только ты, конечно, не Ким Бейсингер, против которой адвокат противной стороны сумел настроить всех присяжных.
Ленни уехал до того, как судья объявил заседание закрытым, и ему удалось пробраться к машине, оставленной в нескольких кварталах от окружного суда, не привлекая внимания корреспондентов. В голове у него царил полный сумбур. Ленни мечтал только об одном — чтобы процесс поскорее закончился. Только после этого он сможет как следует сосредоточиться на том, как помириться с Лаки.
Журналисты действительно не заметили, как Ленни Голден выскользнул через пожарный вход, но обвести вокруг пальца Дюка Браунинга было не так легко. Он заранее знал, что Ленни предпочтет именно этот путь. Как — этого Дюк не мог объяснить. У него был особый талант забираться в чужие головы и предугадывать поступки людей. В девяноста процентов случаев он угадывал верно. И в этот раз он был твердо уверен, что Ленни Голден покинет суд через пожарную дверь и что сделает он это примерно за полчаса до окончания слушаний.
Сегодняшний день Дюк считал удачным. Он сумел даже выкроить время, чтобы принять душ, правда, мыться ему пришлось в чужом доме, но это не имело значения. Главное, что он снова чувствовал себя чистым и свежим и был готов к дальнейшим действиям.
К зданию суда Дюк подъехал на зеленом «Чеви»
1992 года, угнанном им взамен темно-синего «Форда», который он использовал, чтобы следить за особняком Прайса Вашингтона. Машину он сменил не только из соображений конспирации: «Чеви» был значительно новее и чище, в его салоне совсем не пахло табаком. Единственное, что несколько разочаровало Дюка, — это музыкальные пристрастия владельца машины. Среди кассет, оставленных в «бардачке», не нашлось ни одной записи классической музыки, которую Дюк любил до самозабвения.
Дав Ленни Голдену пройти мимо, он включил мотор и медленно двинулся следом, держась на почтительном расстоянии. Выждав, пока Ленни сядет в собственную тачку и отъедет, Дюк нажал на газ и поехал следом, стараясь, чтобы между ним и машиной Ленни всегда был один-два автомобиля.
Негромко напевая себе под нос арию пажа из «Севильского цирюльника», Дюк уверенно вел машину, не сводя глаз с автомобиля Ленни. Новая работенка начинала ему нравиться, и он несколько раз мысленно поблагодарил сестру, которая нашла для него такое задание. Дюк просто обожал рискованные предприятия, способные заставить кровь быстрее течь по жилам, а сегодня утром он получил и дополнительную премию.
Нет, он еще долго не забудет выражение лица горничной Прайса Вашингтона, когда обаятельный «сотрудник окружной прокуратуры» неожиданно набросился на нее. Что ж, поделом ей! Кто же пускает в дом незнакомцев?
Мысль эта привела Дюка в такое хорошее расположение духа, что он громко расхохотался. Какие же все-таки дуры эти бабы, подумал он. Ведь эта пухленькая мексиканочка даже не взглянула на его фальшивое удостоверение, она просто отступила в сторону, давая ему пройти. Ну не глупо ли? Разумеется, глупо, а за глупость надо расплачиваться.
Из всех баб, пожалуй, только у его сестры Мейбелин было в голове что-то похожее на мозги. По крайней мере, иногда она соображала совсем неплохо. Тем более досадно, что она попалась, и не только попалась, но и не довела дело до конца. Теперь Мей сидела в тюряге, а старуха Рени была жива-здорова и продолжала жить в их доме.
Ему, конечно, следовало заняться этим самому.
Он бы не допустил этой глупой ошибки — зарезал бы старуху насмерть и не попался. Еще в тюрьме его научили, что, если хочешь от кого-то избавиться, прежде всего обеспечь себе железное алиби, а уж потом можно позаботиться о клиенте.
Какой-то грузовик втиснулся между ним и машиной Ленни. Дюк несколько раз нажал на сигнал. Водитель, высунувшись из кабины, показал ему палец.
О, если бы только у него было больше времени!
Он бы заставил водителя грузовика горько пожалеть об этом оскорблении. Дюк терпеть не мог грубых жестов, поэтому он, пожалуй бы, начал с того, что отрезал нахалу все пальцы, включая и тот, которым делают детей. Жаль, что сейчас ему нужно делать другие дела.
Некоторое время Дюк раздумывал, напасть ли ему на Ленни сейчас или дождаться, пока он выйдет из машины. А может, пришла ему в голову новая мысль, лучше отложить это дело до завтра? Ведь ждать и выслеживать не менее приятно, чем убивать!
В конце концов он решил продлить себе удовольствие.
И подарить Ленни Голдену еще несколько часов жизни.
Глава 26
Прайс долго не мог найти свой ключ, поэтому, порывшись в карманах, он надавил на кнопку звонка, рассчитывая, что Ирен откроет ему немедленно. Но этого не произошло, и он испытал острый приступ раздражения.
С Ирен надо было что-то решать. Оставить ее в качестве экономки теперь, когда его сын обвинялся в соучастии в убийстве, в котором обвиняли дочь Ирен, Прайс не мог. В особенности после того, как Мила публично заявила, что убийцей является не кто иной, как Тедди, а она сама была лишь невинной жертвой, которую напичкали наркотиками против ее воли и изнасиловали. «Ты должен немедленно уволить Ирен, пока пресса не пронюхала, что Мила ее дочь», — советовал ему и Говард Гринспен, но Прайс, хотя и обещал сделать это, продолжал колебаться.