Мак Брукс не мог спать. Что-то тревожило его, и он не мог избавиться от этого ощущения. Некоторое время он смотрел «Найтлайн», но затем Шарлин пожаловалась, что телевизор не дает ей уснуть.
      – Мне нужно выспаться, милый, – пробормотала она. – Если ты не выключишь это, у меня будут мешки под глазами.
      Он выключил телевизор и лежал на спине в темноте. Его мысли были беспокойны. Прошлое преследовало его.
      Когда он услышал об убийстве Маргариты Линды, он счел это бессмысленной жестокостью, одной из случайностей, подстерегающих любого живущего в Лос-Анджелесе. Но недавно он узнал о смерти Стефани Вульф и понял, что эти убийства связаны между собой. Затем, сегодня утром в новостях упомянули о зверском убийстве Памелы Марч.
      Мак похолодел. Теперь сомнений и вовсе не оставалось – он знал, кто совершил эти убийства.
      После обеда он направился в свой кабинет, надеясь в тишине и покое все обдумать и решить какие шаги следует предпринять.
      Шарлин последовала за ним, наклонилась к нему сзади и принялась ерошить ему волосы.
      – Поехали в кино в Вествуд, – предложила она. – И если ты будешь очень, очень хорошим, мы сможем кое-чем заняться в последнем ряду. Ну, как?
      – Не сегодня, милая.
      У Шарлин было игривое настроение.
      – Почему бы и нет, котик? – спросила она, поигрывая его ухом. – Обещаю, что ты не пожалеешь.
      – У меня не то настроение.
      – Ты такой скучный, когда работаешь, – она надулась.
      – Ты тоже, – не упустил случая он.
      – Я могла бы играть в этом фильме, – капризно заявила Шарлин. – Мы с Бобби сыграли бы великолепно, и ты это знаешь. Ты так глупо ревнуешь…
      – Шарлин, я тебе уже сказал, что не ревную.
      – Ревнуешь!
      – Нет.
      – Оливер Стоун хочет встретиться со мной.
      – Хорошо. Надеюсь, он тебя увидит, ты ему понравишься, он возьмет тебя на какую-нибудь роль. Несколько месяцев во Вьетнаме несомненно пойдут тебе на пользу.
      – Он не собирается снимать еще один фильм про Вьетнам.
      – Ну, где-нибудь еще. – Он отвечал резко, надеясь, что жена оставит его в покое.
      И вот теперь он лежал в постели и не мог уснуть, в то время как лежащая рядом с ним Шарлин дышала глубоко и ровно, веки ее были сомкнуты, а пухлые губы чуть приоткрыты.
      Он мог думать только об убитых женщинах. Сколько времени пройдет, прежде чем полиция установит связь между ними?
      Он знал, что должен все рассказать, но если он сделает это, то весь кошмар прошлого воскреснет и попадет в газеты.
      Семь лет назад на его съемочной площадке было совершено убийство. Ингрид Флорис, прелестная юная актриса, была зверски убита актером, игравшим роль ее бывшего приятеля. При свидетелях он набросился на нее и после короткой отчаянной борьбы задушил.
      Маргарита Линда побежала звать на помощь. Стефани Вульф и Памела Марч, объятые ужасом, застыли на автостоянке. Джорданна Левитт, Черил Лендерс и Герда Хемсли видели разыгравшуюся трагедию из окна трейлера, где во время съемок располагалась съемочная группа.
      К тому времени как Маргарита вернулась в сопровождении двоих дюжих шоферов, Ингрид уже ничто не могло спасти. Она была мертва.
      Эти шесть женщин присутствовали на суде в качестве свидетелей.
      Они помогли упрятать убийцу за решетку.
      Актера звали Зейн Мерион Рикка. Он был племянником крестного отца Мака, но этого не знал никто, в том числе и сам Зейн, думавший, что ему просто очень повезло и он получил роль в важном голлливудском кино.
      Мак знал все. Он сделал одолжение своему крестному отцу. Он достаточно умен, чтобы не отказывать ему.
      По правде говоря, Луке Карлотти никто не отказывал.
      Господи! Мак понял, что Зейн вышел из тюрьмы. Самым ужасным было то, что теперь он, видимо, систематически и безжалостно уничтожает женщин, осмелившихся свидетельствовать против него.
      Возможно, следующие на очереди Джорданна, Черил и Герда.
      Мак резко сел в постели, пот выступил у него на лбу.
      – Что случилось? – сонно спросила Шарлин, обнимая его.
      – Спи, маленькая моя. – Он был удивлен, что его голос настолько спокоен и тих.
      – М-м-м…
      Она повернулась на спину, и он заметил, как тонкий шелк рубашки обрисовывает ее роскошную грудь. Жаль, что у него нет настроения. Хотя они редко занимались этим в спальне – с точки зрения Шарлин, это было чересчур банально.
      Мак соскользнул с кровати, отправился в комнату и надел спортивный костюм. Затем он спустился вниз. Пытаться заснуть не имело смысла.
      Он поспешил в свой кабинет и закрыл дверь. Жалюзи – были подняты, окна выходили на патио. Мак опустил жалюзи, пересек комнату и снял маленькую картину Пикассо со стены рядом с камином. За драгоценной картиной в стене был надежно вмурован сейф.
      Он набрал шифр, и дверца, щелкнув, распахнулась. Это был его сейф. У Шарлин был собственный. В Калифорнии.
      Он долго не решался вынуть содержимое сейфа. Нечасто он предпринимал это горькое путешествие в прошлое – кое-что лучше было не вспоминать.
      Первым делом он достал большой коричневый конверт, в котором лежали фотографии, и разложил их на столе.
      Потом нахлынули воспоминания. Вот трехлетний Мак Брукс сидит на плечах отца, высокого, стройного мужчины с вьющимися каштановыми волосами и беспечным выражением лица; Мак в шесть лет рядом с матерью, Присциллой, роскошной блондинкой в шортах и узком топе; Маку двенадцать – злодей с кривой улыбкой и воровским взглядом; и наконец пятнадцатилетний Мак рядом со своим крестным отцом Лукой Карлотти, коротышкой с глубоко посаженными глазами и тяжелыми веками, полными губами и зализанными назад волосами. У него были улыбка кобры и безукоризненный костюм.
      Луку Карлотти больше всего боялись в округе. И больше всего любили.
      Лука Карлотти мог сделать так, чтобы твои мечты осуществились. И он же мог безжалостно растоптать тебя. Он бы могуществен. Отец Мака был его правой рукой.
      Когда Мак подрос, он понял, почему великий Лука Карлотти стал его крестным отцом. Лука спал с его матерью, а у его отца не хватало смелости возражать.
      Лука Карлотти и родители Мака везде появлялись вместе, вплоть до той ночи, когда они отправились в ночной клуб в Гарлем послушать известную джазовую певицу. Было уже около трех часов утра, когда они вышли из клуба. Первым вышел отец Мака, чтобы позвать шофера. Как только подъехал длинный лимузин, появились Лука с Присциллой.
      Машина медленно проехала мимо. Лука остановился, начал что-то говорить, и тут раздались выстрелы. Лука упал на землю, повалив Присциллу. Отец Мака получил пулю в сердце – пулю, предназначавшуюся Луке.
      Луку нельзя было назвать неблагодарным. С этого дня он лично следил за тем, чтобы у Мака было все, чего бы он ни пожелал.
      Мак захотел быть боксером – Лука нанял тренера и организовал серию любительских боев.
      Он захотел машину – Лука купил ему красный «мустанг».
      Он захотел стать режиссером – Лука устроил его в киношколу.
      Он захотел поработать в настоящем кино – Лука устроил его третьим ассистентом в «Ночи Нью-Йорка», фильм, который финансировал один из его друзей.
      Опыт восхитил Мака. Он понял, что нашел свое истинное призвание.
      Режиссером «Ночей Нью-Йорка» был Уильям Давидосс, сильный мужчина с громким голосом. Его дочь, Уилла, открыла Маку дорогу в светлое будущее.
      Сразу после окончания работы над фильмом Мак и Уилла убежали в Лас-Вегас и там поженились. Меньше чем через три года он выпустил свой первый фильм.
      Лука Карлотти и Присцилла пожелали Маку удачи, когда он решил переехать в Голливуд. Они уважали его желание порвать все нью-йоркские связи. Лука понимал такие вещи. Он понимал все.
      Годы спустя, когда Мак готовился снимать «Контракт», Лука позвонил ему.
      – Сделай мне одолжение, сынок, – сказал он, как будто они расстались вчера.
      Мак не выносил, когда Лука называл его «сынок». Хотя Лука продолжал спать с его матерью, это не давало ему права так называть Мака.
      – Все, что угодно, Лука, – невозмутимо ответил он. Ему не хотелось портить отношения со своим крестным отцом.
      – Мой племянник хочет стать актером, – объяснил Лука. – Парнишка не урод. Дай ему роль в одном из своих фильмов. Я обещал это сестре.
      – Это не может быть главной ролью, – резко сказал Мак.
      – Все, что я прошу, – парочка сцен.
      – Заметано.
      Мак хорошо помнил этот разговор. И помнил Зейна Мериона Рикку.
      Как только Мак увидел Зейна Мериона Рикку, им овладели дурные предчувствия. Зейн считал, что, раз он получил роль в хорошем фильме, он звезда, и вел себя соответственно.
      Мак не выносил такого поведения на съемочной площадке. Он требовал от всех взаимного уважения и дружелюбия, но когда рядом был Зейн, достигнуть этого не удавалось.
      Обещание, данное Луке, не позволяло Маку отделаться от этого ублюдка. Он быстро переговорил с ним, заставив прочитать маленькую, но важную роль бывшего приятеля героини, и взял его, к вящему неудовольствию Нанетты Липски, заведовавшей распределением ролей.
      – У него нет опыта, – жаловалась Нанетта. – Зачем ты его взял, Мак? Обычно ты более разборчив.
      – Он подходит внешне, – упрямился Мак. – Это хорошо для роли.
      Внешность у Зейна действительно была подходящей. Узкие серые глаза без выражения на узком бледном лице. Пустой взгляд. Черные волосы, которые он, как и его дядя, зачесывал назад.
      Зейн не был ни красив, ни уродлив. Он был ничтожеством…
      Его ничтожество должно было сыграть на пользу роли. Так казалось ему.
      Он ошибался. Зейн превратился в величайшую головную боль, которую Мак когда-либо испытывал. Он разгуливал по съемочной площадке так, словно считал себя по меньшей мере Томом Крузом. Оскорблял гримершу. Маргарита вся в слезах бегала жаловаться Маку. Зейн умудрился всех восстановить против себя.
      Мак чувствовал себя беспомощным. Что он мог сделать? Будь это любой другой актер, Мак бы выгнал его. Здесь же его связывало обещание, данное Луке.
      Ингрид Флорис была необычайно красива, молода и невинна. Она двигалась с непревзойденной девичьей грацией. Мак чувствовал, что ее ждет блестящее будущее. Он дал ей маленькую роль в предыдущем фильме, а теперь она снималась в «Контракте». Она не разочаровала его: играла она прекрасно. Ингрид слегка напоминала Грэйс Келли в юности.
      Она произвела на Мака такое впечатление, что, вопреки своему обыкновению, он не пытался ухаживать за ней. Да это было бы и нелегко – в то время он все еще был женат на Уилле и спал с Джорданной, которая в свои семнадцать лет была той еще штучкой. Первые пять минут он чувствовал себя виноватым. Но она была весьма решительна: если ей чего-нибудь хотелось, она это получала. А тут ей понадобился он. Ему не пришлось преследовать ее.
      Он жил в страхе, что об их отношениях узнает отец Джорданны – его друг – и убьет его. Но когда он поделился своими опасениями с Джорданной, та расхохоталась.
      – Джордану нет дела до того, чем занимаюсь я, – весело сказала она. – Он слишком занят – женится все снова… и снова… и снова.
      – Когда-нибудь ты будешь восхитительной женщиной, – сказал он.
      Она усмехнулась:
      – А кто я сейчас – собака, что ли?
      – Вот именно: хорошенький щеночек.
      Их роман длился шесть недель. После этого Мак наскучил Джорданне, и она увлеклась одним из статистов, который ездил на «харлее» и занимался серфингом. Мак был рад – она отнимала у него слишком много сил.
      Ингрид почти закончила съемки, когда начала работать с Зейном. Ее характер был под стать ее внешности; общение с ней было настолько приятным, что даже Зейн стал вести себя прилично.
      И это было замечательно, ибо к тому времени вся съемочная группа его ненавидела.
      Сцены между Ингрид и Зейном были великолепны. Зейн, конечно, был редкостным ублюдком, но это вполне соответствовало его роли – персонаж фильма и должен был быть подонком.
      Мак понятия не имел, что вне съемочной площадки Зейн пристает к Ингрид – преследует ее, назначает свидания, осыпает подарками и цветами. Его знаки внимания не поощрялись – у Ингрид уже был друг. Она сказала об этом Зейну, но он, не вняв словам Ингрид, продолжал преследовать ее.
      В день, когда должна была сниматься сцена изнасилования, Ингрид очень нервничала. Сидя в гримерной, она призналась в этом Маргарите.
      – Хочешь, я поговорю с Маком, – предложила Маргарита. – Может, тогда тебе будет спокойнее.
      Ингрид покачала головой.
      – Нет, я уверена, что Зейн не хочет мне зла. Он запутался; все идет так, словно я – та героиня, которую играю, а он – мой бывший парень. Это странно, но мне кажется, ему это помогает.
      – Не беспокойся; мы все будем на съемках и присмотрим за тобой.
      Сцены изнасилования снимать всегда трудно, но с Зейном это было еще хуже, чем обычно. Он вымещал свое недовольство на Ингрид, грубо, несмотря на все предостережения Мака, обращаясь с ней на репетиции.
      Когда подошло время первого дубля, Зейн озверел.
      – Прекратить! – скомандовал Мак.
      Зейн навалился на Ингрид, насильно целуя ее, срывая с нее одежду.
      – Прекратить, твою мать! – заорал Мак, но Зейн и не думал останавливаться.
      – Сумасшедший ублюдок! – Мак подбежал и силой оттащил Зейна от Ингрид, которая была изрядно потрепана. – Тупой козел! – прорычал Мак. – Что ты делаешь?
      Глаза Зейна были холодны и пусты.
      – То, что вам надо, – ответил он. – Я играю.
      – Когда я говорю «прекратить», ты должен слушаться. Я руковожу здесь, это мой фильм, и ты обязан подчиняться. Убирайся с глаз моих!
      Тут Мак наклонился, помогая Ингрид встать.
      – Все в порядке, милая?
      Она кивнула, пытаясь улыбнуться.
      – Сцена получилась? – с надеждой спросила она.
      – Конечно, – ответил Мак.
      – Снято! – крикнул он. – Я не собираюсь еще раз заставлять тебя проходить через это.
      В этот же день Зейн отправился к трейлеру Ингрид. Думая, что он пришел извиниться, она впустила его. Между ними вспыхнул скандал – даже у терпения Ингрид были свои пределы.
      Зейн попытался изнасиловать ее, утверждая, что она провоцирует его. Ингрид стала сопротивляться, и они упали с трейлера.
      Все произошло слишком быстро.
      Только что они боролись, и вот уже Ингрид лежит на земле мертвая.
      Ее жизнь и карьера оборвались, и Мак чувствовал, что виноват в этом только он.
      – Что ты делаешь, солнышко? В дверях кабинета стояла Шарлин, завернувшись в светлый, персикового цвета пеньюар, лишь частично прикрывавший ее пышную грудь.
      – Шарлин, – терпеливо сказал Мак, – ложись спать. Уже три часа утра.
      – Знаю. – Она дрожа вошла в комнату. – Это я и хотела тебе сказать.
      – Я изучаю сценарий, – сказал он.
      – Нет.
      – Да.
      – Иди спать, – тоном искусительницы произнесла Шарлин. – Мне одиноко.
      – Нет, лапочка, я занят.
      Она увидела фотографии, и, прежде чем он успел остановить ее, взяла одну из них. На фото пятнадцатилетний Мак стоял рядом с Лукой Карлотти.
      – Кто это? – полюбопытствовала она. – Твой отец?
      – Нет, он мне не отец.
      – А кто?
      – Друг семьи. Шарлин всмотрелась.
      – У него гангстерский вид.
      Мак неестественно засмеялся и, выйдя из-за стола, забрал фотографию.
      – Гангстерский? Скажешь тоже! Она потянулась к фотографии.
      – Дай-ка еще посмотреть. Как получилось…
      Он взял ее за руки и, поцеловав, заставил замолчать.
      Шарлин не возражала. Они ведь не в спальне, так почему бы и нет?
      Распахнув пеньюар, он посадил Шарлин на письменный стол и грубо задрал на ней рубашку.
      – Милый, – хрипло прошептала она. – Дети… Они могут войти.
      – Все спят, – заверил он, дотрагиваясь до пушистого треугольника между ее ног. – Кроме того, мне всегда казалось, что ты любишь опасность.
      Произнеся последнее слово, он вошел в нее. Она была не вполне готова, и в этом, пожалуй, было кое-что.
      – Мак…
      Его руки нашли ее грудь, и он продолжил начатое. Она запрокинула голову и вздохнула. Вскоре они двигались в едином ритме.

      Работа с Квинси отнимала у Майкла много времени. Кроме дела Марджори Сандерсон, Квинси вел еще несколько дел, выслеживая неверного мужа по поручению ревнивой жены и обеспечивая безопасность телезвезды-наркоманки.
      – Мы должны не допустить, чтобы ее имя попало в газеты, – сказал Квинси. – Каждый раз, когда девчонка выйдет из дому, накурится, подерется или устроит скандал в клубе, мы должны подкупить людей и убедиться, что эта история не попадет в бульварные листки.
      – Работа, судя по всему, круглосуточная, – заметил Майкл, потягивая из бутылки безалкогольное пиво.
      – С нею всегда телохранитель. Каждое утро он отчитывается передо мной. Если что-нибудь происходит, я все улаживаю, и мне неплохо за это платят.
      – Кто?
      – «Орфеус Студиос». Она работает для их телекомпании. «Орфеус» занимается многими вещами.
      Они сидели перед телевизором в доме Квинси, смотря вполглаза матч по бейсболу. Эмбер приготовила на ужин картофельное пюре и жареного цыпленка и легла спать, потому что завтра они с Квинси и детьми с утра собирались ехать кататься на лыжах в Биг-Беар. Майкл вызвался присмотреть за домом.
      – Помнишь телерепортера Розу? – спросил Майкл, откидываясь на спинку дивана. – Я недавно встретился с ней, и она передала мне целую сумку писем. Я прочел их. В основном письма от женщин.
      Квинси не отводил глаз от телевизора.
      – И что они пишут?
      Майкл, пожав плечами, вытряхнул из пачки сигарету.
      – Сам знаешь… – Он слегка смутился. – Хотят выйти за меня замуж, иметь детей.
      Квинси усмехнулся:
      – Хотят переспать с тобой, так?
      – Очень забавно. – Майкл закурил.
      – Но правильно, да?
      – Там была пара интересных писем, которые стоят внимания.
      – Почему ты так думаешь?
      – Возможно, это ерунда, но мне необходимо действовать. Полицейские ничего не нашли, я звоню им каждый день.
      Он достал из кармана два письма и протянул их Квинси.
      – Посмотри сам.
      Первое письмо было написано на надушенной бумаге с цветочками наверху. Квинси пробежал его глазами:
      «Уважаемый мистер Скорсини, я видела вас по телевизору. Я могу помочь вам. Чтобы связаться со мной, дайте объявление в разделе личных сообщений в еженедельном журнале Беверли-Хиллз номеру 213. Будьте готовы заплатить десять тысяч долларов наличными за информацию. Ваш ребенок стоит этого. Друг».
      – Что ты думаешь об этом? – спросил Майкл.
      – Из тебя хотят вытянуть деньги.
      – Ты так считаешь? – Майкл выпустил струю дыма.
      – Да, я так считаю. – Квинси заерзал на диване. – Боже мой, Майкл, если Эмбер увидит, что ты куришь в доме, ее удар хватит.
      – Еще одна затяжка – и все.
      – Надеюсь. А что в другом письме?
      – Прочти.
      Квинси развернул записку без подписи, нацарапанную на простой бумаге:
      «Хирон Джонс в Лас-Вегасе. Он знает, где твой ребенок».
      – Что ты собираешься делать? – спросил Квинси, отложив письмо. – Мчаться в Вегас, искать Хирона Джонса?
      – Роза Альварес просила меня сделать еще одно телеинтервью. Может, я сделаю это и посмотрю, что получится.
      – Чем больше ты будешь появляться на телевидении, тем лучше для нашего бизнеса. Знаешь, в Голливуде говорят – плохой популярности не бывает.
      – Господи, Кви, вот уж не думал услышать, как ты цитируешь голливудские поговорки.
      – Поживешь здесь – тоже будешь так говорить.
      – Я же не ты.
      – Спасибо, – ухмыльнулся Квинси.
      Он встал с дивана, отправился на кухню и принес еще банку «Хейнекена».
      – У тебя есть номер телефона, по которому можно будет нас найти? – спросил он, возвращаясь в комнату.
      – Да-да.
      – Если что-нибудь произойдет…
      – Я позвоню.
      – Тебе бы лучше поехать с нами, но нет же, ты хочешь остаться здесь в одиночестве.
      – Ты так говоришь, словно я это делаю для собственного удовольствия. Я не смогу успокоиться, пока не найду Беллу.
      – Понимаю. Слушай, ты уверен, что справишься, если позвонит Марджори Сандерсон?
      – Да, Кви.
      – Знаешь, я ничего не могу поделать – парень не звонит и не пытается увидеться со мной. Ему даже статью не пришьешь. Письма приходят нерегулярно, и все они отправлены из разных мест. Все, что мы можем, – следить за ситуацией, убеждаясь, что с девочкой все в порядке. Она… ну… невротик.
      – Я заметил.
      – В этом все дело, я думаю. Ах, да, мне позвонили из «Орфеус Студиос», просят встретиться с режиссером Маком Бруксом.
      – Чего он хочет?
      – Не знаю. Мы поедем к нему на съемки в понедельник.
      – Ты говоришь, что мы посмотрим, как снимают настоящее кино?
      – Восхитительно, не так ли? Они переглянулись и засмеялись.
      Квинси, Эмбер и дети уехали рано утром. Майкл, встав с постели, решил позвонить матери. После смерти Риты он дважды разговаривал с ней. Разумеется, он сообщил ей об исчезновении Беллы, но она и не подумала позвонить ему, чтобы узнать, как продвигается расследование и как у него дела.
      Она сразу же подняла трубку, что было приятно: значит, с Эдди ему разговаривать не придется.
      – Привет, ма, как дела? – фальшиво-бодро спросил он.
      – Все так же, Мики, – она устало вздохнула, – как обычно.
      – Хорошо.
      – Ты не собираешься возвращаться?
      – Нет, мама. Не могу. Останусь здесь, пока не найду Беллу.
      – Это правильно. Ты должен остаться.
      В ее голосе не слышалось особого участия.
      – Как ты живешь? – спросил он. – Эдди не распускает руки?
      – С Эдди все в порядке, Мики. Он тяжело и много работает. Ты всегда был плохого мнения о нем, но он делает все, что может. Это помогает ему жить.
      «Помогает, еще бы!» – кисло подумал Майкл.
      – Он уже старик, Мики, – добавила Вирджиния дрожащим голосом. – А я старуха.
      – Ты не старуха, ма.
      – У меня пошаливает сердце и поднимается давление.
      – Ну-ну, ты еще нас всех переживешь.
      – Не хочу, – кисло заявила она. – С меня довольно.
      – Тебе нужны деньги, ма?
      Не то чтобы у него их было много, но, пока он может платить за квартиру, он будет счастлив послать ей, что останется.
      Она заметно повеселела.
      – Если они у тебя есть, Мики. Мне теперь приходится пить лекарства, а они дорого стоят. Нам бы не помешала помощь.
      Почему у нее нет денег? Он слышал от одного из живущих по соседству друзей, что у его братца дела пошли на лад. Сэл явно занялся рэкетом. Теперь он раскатывал повсюду в сияющем, золотистом «кадиллаке» с Пэнди – блондинкой с жестким лицом, которая была прежде девушкой для сопровождения, но вот уже восемнадцать месяцев как она замужем за Сэлом. Он приобрел дом: должно быть, бизнес процветал. Последний раз Майкл виделся с Сэлом на их с Пэнди свадьбе. Тогда они поссорились из-за Риты.
      – Рита – превосходная баба. Почему ты так плохо обращаешься с ней? – спросил Сэл так, словно имел на это право.
      – Не учи меня обращаться с моей женой, – ответил он, подавляя безумное желание расквасить это жирное лицо.
      – Ты не поймешь, что такое женщина, даже если споткнешься о нее в темноте, – фыркнул Сэл. – Рита – королева, а ты позволяешь ей уйти. У тебя что, совсем ума нет?
      – Рита уезжает в Калифорнию потому, что ей так хочется. Мы разводимся.
      – Знаешь, кто ты, Мики? – подзуживал Сэл. – Ты тупой, дрянной полицейский, и это все, чем ты когда-либо сможешь быть.
      Они подрались бы, если бы Эдди не втиснулся между ними и не сказал, что их мать, бедняжка, не переживет этого. Эдди, который, не смущаясь, колотил ее, когда и как хотел.
      Слова Сэла взбесили Майкла. Они напомнили ему детство, когда Эдди, колотя его, кричал:
      – Ты ничтожество, Мики, ты весь в своего отца, а он был ничтожеством. Яблочко от яблоньки…
      Каждый день ему говорили, что он ничто. Каждый день, пока он не ушел из этого дома.
      После оскорблений на свадьбе Сэла Майкл решил, что постарается больше не встречаться с братом. По-видимому, Сэл чувствовал то же самое, потому что, когда раненый Майкл лежал в госпитале, Сэл не потрудился навестить его.
      – Я пришлю тебе, сколько смогу, – заверил Майкл мать и принялся ждать, что она скажет ему что-нибудь приятное – все равно что, лишь бы он почувствовал, что не совсем ей безразличен.
      Он ничего не дождался. Собственно, это было не ново.
      Провести уик-энд в доме Роббинсов было приятно; это дало Майклу ощущение семейного уюта.
      Он частенько думал, как все сложилось бы, если бы они с Ритой не разошлись. Он пытался сохранить их отношения, когда бросил пить, действительно пытался, хотя Рита этого не замечала.
      Было уже слишком поздно, но Рита потащила его в брачную консультацию, где он сидел, как чужой, два часа, пока Рита говорила о нем:
      – Он эгоист. Он никогда не выказывает любви ко мне. Не говорит мне комплиментов. Никогда не бывает дома.
      Она не упомянула, что он оплачивает все счета и как проклятый работает, чтобы она ни в чем не нуждалась.
      Как раз перед тем, как они вышли из офиса консультанта, Рита сказала нечто, что беспокоило его до сих пор.
      – Я знаю, он рос в тяжелых условиях, как многие из нас. Но так же рос и его брат Сэл, а Сэл – потрясающий парень.
      Ее слова ошеломили Майкла. С каких это пор Рита считает Сэла таким уж потрясающим парнем? В машине он спросил ее об этом:
      – Что это за ерунда насчет «потрясающего Сэла»? С каких это пор вы так близки?
      – Не забывай, что именно он нас познакомил, – напомнила она. – Мне было бы лучше выйти замуж за него.
      Конечно, после этого они снова поссорились.
      Впрочем, он помнил не только плохое. Иногда он вспоминал Риту в ее лучшие дни, когда они только встретились. Она любила повеселиться и вся искрилась жизнью. Теперь она пополнила статистику преступлений. Красивая девушка, стремящаяся сделать карьеру, оказалась в морге.
      Спал Майкл неспокойно. Ему снились Рита и Белла, затем он проснулся и, лежа в постели, размышлял, принесут ли ему пользу те два письма, что он показывал Квинси. Если Хирон Джонс действительно в Вегасе, то как его найти? Впрочем, если он все еще выступает, выследить его будет нетрудно.
      Он решил, что, возможно, на следующий уик-энд слетает в Вегас. Надо использовать любой след.
      Встал он поздно, приготовил себе яичницу с беконом и весь день смотрел по телевизору бейсбол.