Вверх по реке времени. Российские школьники об истории XX века. Сборник работ стипендиатов Фонда Михаила Прохорова – лауреатов Всероссийского исторического конкурса старшеклассников «Человек в истории. Россия – XX век»

Слушать Ивана Митрофановича – одно удовольствие. Время от времени мы начинали смеяться: даже о трагических моментах своей жизни он говорил с юмором.

«Я родился в 1930 году. Примерно с года 35-го помню все. И могу сделать вывод: ничего хорошего не было. Социализм, коммунизм – это просто слова. Весь век только шла борьба за власть, и наверху, и в нашем Курлаке», – сказал Иван Митрофанович.

Он рассказал нам и о своей семье. Его дед долго не хотел вступать в колхоз, сумел устроиться в совхозе за 20 километров от села. Совхоз считался государственным предприятием. Но его вынудили власти: забрали лошадь. А дядя Ивана Митрофановича полгода работал председателем сельсовета. Бывало, что выписывал справки односельчанам о том, что они бедняки и раскулачиванию не подлежат. Как-то ему сказали: на тебя донесли. Он собрался в один час, бросил все («И печать бросил!» – пошутил Иван Митрофанович) и уехал в Москву, где поспешил затеряться среди миллионов столичных жителей. Потом, в более спокойные времена, он перетянул многих своих родственников к себе.

Социализм по-курлакски Иван Митрофанович проиллюстрировал одним наглядным примером. Как-то он был в соседнем селе Моховое и остался обедать в тамошней колхозной столовой. Тогда (в 50-е годы) он работал бригадиром тракторной бригады. За обед он заплатил 14 рублей. В Новом Курлаке такой обед стоил для колхозников 36 рублей. Отчего такая разница?

Когда он обратился к председателю колхоза В.Т. Козлову за объяснениями, тот резко оборвал его и при трактористах крикнул: «Еще не известно, куда вы с поварихой продукты деваете». Иван Митрофанович решил сам во всем разобраться. Он попросил повара бригады Зинаиду Корнюшину вести учет продуктов и собирать все талоны на обед. В конце месяца он произвел расчет: выходило, что стоимость обеда была 14–15 рублей.

Иван Митрофанович пошел в правление и спросил у бухгалтера П.Н. Бердникова: «Сколько будем брать за обед в следующем месяце?» Тот ответил: «Как обычно». – «Ах, как обычно! – Иван Митрофанович стукнул кулаком по столу. – Тогда я поеду в райком!» Бухгалтер изменился в лице и попросил никуда не ездить. Причина дороговизны колхозного обеда оказалась очень простой: председатель частенько ездил с разным начальством на природу, на Битюг, как раз в то место, где стояла ГЭС. Водку для поездок покупали ящиками. Все это затем списывалось на макароны для колхозных обедов. Макароны, естественно, не закупались.

– Вон, поглядите на мою супругу, – сказал Иван Митрофанович. – Она на птичнике работала. Глядишь, задержится на работе. «Что делала-то?» – спрошу иной раз. А она в ответ: «Делегация!» Ясно, какая делегация: для председателя и его дружков кур щипала!

Жена Ивана Митрофановича Нина Владимировна во время нашей беседы занималась домашними делами, но время от времени присаживалась на диван и слушала. Она постоянно восклицала: «Зачем ты это говоришь?! Ой, не записывайте про делегацию!»

Иван Митрофанович улыбнулся: «Кто мне теперь что сделает? Мне восемьдесят скоро. Пусть пишут, это войдет в историю».

А про ГЭС на Битюге Иван Митрофанович рассказал нам следующее. Ему было 17 лет. Конечно, все его ровесники тоже участвовали в строительстве. Для парней, родившихся в 1928 году, даже задержали призыв в армию. «А один бродовской старик сидел на бугре и песни для нас играл, чтоб веселей работалось». Построили станцию быстро, за год. Но вскоре выяснилось, что установили «горовую», как выразился Иван Митрофанович, турбину. Горовая – значит, предназначенная для горных речек. Медленный равнинный Битюг не давал достаточное количество оборотов.

Какое-то время электричество все же было в Курлаке, но далеко не везде, а только на главной улице и всего несколько часов в день. Потом пытались установить на станции тракторный двигатель, но он «не потянул».

Станция работала, по словам одних, два года, по другим сведениям, три. За просчет инженеров должны были платить колхозники. Им и так не платили деньги, а лишь записывали трудодни. Но, например, в том же Моховом за трудодень писали 9 условных рублей, а в Новом Курлаке – 3 рубля. В течение десяти лет никто в Курлаке не видел «живых» денег – расплачивались за огромный долг. Потом часть долга была списана, но колхоз «Путь к коммунизму» получил в народе прозвища «Путь к разрухе» и «Миллионер» (из-за миллионных долгов).

По одной из фотографий из школьного архива можно судить, что в 1953 году ГЭС уже не существовала. На этой фотографии перед своим домом стоят двое жителей поселка Старь. В этот поселок электричество пришло раньше, чем в другие места, так как он находился совсем рядом. На доме еще можно видеть электрические стаканчики, но провода к ним уже не подходят.

Интересно, что ГЭС была построена на земле, принадлежавшей ранее купцам, братьям Расторгуевым. Более трех десятков лет они жили тут, пока в конце 20-х годов у них не конфисковали имущество. Кто-то из них скрылся, а кто-то оказался в лагерях.

Это был целый хутор крепких хозяев. Они десятилетиями пользовались водяной плотиной, и она почему-то не выходила из строя. После того как их выгнали, все было очень быстро растащено и разгромлено. Точно также растащили потом все строения ГЭС.

Теперь там такие непроходимые джунгли, что мы так и не сумели пробраться туда, чтобы сделать фото. По словам очевидцев – рыбаков, которые могут подплыть к «историческому» месту на лодке, многотонный железный монолит «горовой» турбины все еще возвышается на речном берегу. Его не могут сдвинуть даже любители «черного металла».

Эта турбина – напоминание о том, как один из местных «нацпроектов» социализма зашел в тупик.

НАЦПРОЕКТ № 2 «СТРОИМ БАМ» (МОЛОЧНЫЙ КОМПЛЕКС, 1974)

Колхоз «Путь к коммунизму» так и не выбрался из долгов, так и остался «миллионером». Менялись председатели, но и новые руководители брались за осуществление очередных нацпроектов. Один из них, молочный комплекс, какой-то остроумный человек назвал «БАМом». Ведь именно в 1974 году в СССР началась знаменитая «стройка века» – железнодорожная магистраль между Байкалом и Амуром. Возведение огромного комплекса было по курлакским масштабам тоже стройкой века.

Открытие комплекса было помпезным. Пригласили областное телевидение. Дояркам выдали новенькие белые халаты. Телевизионщики восторгались богатым красным уголком, удобным душем для персонала. По традиции была перерезана красная ленточка, и довольное начальство разного ранга разъехалось по домам.

Ачерез неделю первая буренка провалилась в «бездну». Пол комплекса сделали из металлических прутьев. Навоз падал в подвальное помещение – так сподручнее работать скотникам, объясняли свою идею проектировщики. А в результате коровы все чаще стали падать в подвал. В итоге их перевели в старые помещения. «БАМ» ветшал, по кирпичикам его растаскивали колхозники. Быстро были разграблены и красный уголок, и душ, куда-то исчезли белые халаты. Пожалуй, это самая страшная курлакская руина социализма. Она действительно похожа на развалины средневековой крепости.

Первым, к кому мы обратились, расследуя историю этой руины, был В.П. Матвиенко. Он более 30 лет проработал в колхозе главным инженером, «БАМ» строился и разорялся на его глазах. Казалось, нет такого вопроса, на который он не мог бы дать ответ. Главное, Валерий Петрович жил при социализме, а сейчас живет после его разрухи. Он, в отличие от нас, может сравнить прежнее и теперешнее время. Валерий Петрович сказал, что задумки и проекты времен социализма были в принципе неплохими, в том числе и пресловутый БАМ. Но почему-то не находилось умных руководителей, знающих людей.

Из беседы с В.П. Матвиенко я (Даша Губарева) с удивлением узнала, что моя родная бабушка Губарева Мария Михайловна непосредственно была связана со строительством и работой «БАМа». Она ведь работала зоотехником. Поэтому я побежала к ней с расспросами. Чувствовалось, что бабушке не очень хочется говорить на эту тему, но она – отзывчивый человек, поэтому «разговорить» ее оказалось нетрудно.

В «БАМ», по словам бабушки, вложили огромные деньги по тому времени – около двух миллионов рублей. Оборудование все было новым, сверкало.

Бабушка прекрасно помнит день открытия комплекса. Особенно смешным было то, что коровы, не привыкшие видеть доярок в белых халатах, начали разбегаться в разные стороны. А еще дояркам выдали совершенно новые калоши, которые они должны были оставлять в ящиках специального стола.

На следующий день после открытия халаты у доярок отобрали – и коровы перестали их бояться.

Калоши тоже как-то быстро пропали. Пропал и стол, куда их нужно было класть. Бабушка сказала, что она хорошо знает, куда «уехал» стол. Как-то одна из соседок пригласила ее на чашку чая. И тут бабушка увидела, что чайные принадлежности стоят на том самом столе. Она отказалась от угощения и ушла. Мне бабушка призналась, что на этот стол она сама положила глаз, но он уплыл у нее из-под рук.

Вспомнила бабушка и о том, что душ «БАМа» пользовался огромной популярностью. Собственно, такого душа в Курлаке до того времени и не было. По вечерам к нему собиралась длиннющая очередь желающих помыться. Почти каждый держал в руках большой-пребольшой флакон шампуня под названием «Фея».

Но в основном у бабушки с «БАМом» связаны печальные воспоминания. Яма под коровами была глубиной почти пять метров, и когда коровы начали проваливаться, это представляло собой ужасное зрелище. Бывало, что за бабушкой прибегали ночью, и ей, зоотехнику, приходилось идти на комплекс. Невозможно было без слез смотреть на то, как коров тянули на веревках из ямы. Как-то раз за день упало 17 коров!

И еще один трагический случай, связанный с «БАМом», вспомнила бабушка. В колхозе скотником работал Воротилов Иван Андреевич. Это был лучший скотник – ответственный, непьющий. В его дежурство (дело было зимой) полетела вниз очередная корова. Он прыгнул вслед за ней, сильно простудился и вскоре умер.

Бабушка все пыталась уйти с работы, чтобы не видеть такого безобразия. Но председатель колхоза (Н.П. Романенко) не отпускал ее и даже шантажировал. Правдами и неправдами, ей все-таки удалось уволиться.

Мы очень надеялись, что много интересного и полезного для нашего расследования даст посещение Виктора Андреевича Ковалева, который долгое время работал в колхозе «Путь к коммунизму». Его должность называлась парторг. Он занимался тем же, что и председатель колхоза. Как бы дублировал его.

Виктор Андреевич очень тщательно приготовился к встрече с нами. Он заранее отыскал газетные вырезки и свои старые блокноты, куда он ежедневно заносил различные колхозные мелочи. Но и память его никогда не подводит. О строительстве «БАМа» Виктор Андреевич говорил долго и обстоятельно. Правда, началось оно еще без него, в 1974 году. Председателем колхоза был тогда Н.П. Романенко, парторгом – A.C. Козлов.

По словам Виктора Андреевича, доярка в 70-80-е годы XX века получала в колхозе в среднем 146 рублей, парторг – 220 рублей, председатель колхоза – 240 рублей, а первый секретарь райкома партии – 300 рублей.

Виктор Андреевич подтвердил, что строительство «БАМа» являлось тогдашним «нацпроектом». Колхозы должны были перейти на определенную специализацию. В Новом Курлаке решили поднимать в животноводстве – молочную отрасль, а в полеводстве – выращивание картофеля.

Молочный комплекс в колхозе «Путь к коммунизму» (Виктор Андреевич назвал его «комплекс для беспривязного крупногруппового содержания коров») был «пилотным». То есть тут хотели проверить, как все будет действовать.

Вело строительство Аннинское СМУ (строительно-монтажное управление). Виктор Андреевич начертил для нас подробный план комплекса. Он состоял из двух блоков размером 120 х 32 м каждый, соединенных доильным залом. Наземная часть комплекса была высотой 5 м, подземная – 4,8 м. Каждый блок был рассчитан на 200 голов. Из-за высокой механизации труда обслуживать 200 коров должны были по проекту всего 8 доярок.

Действительно, был предусмотрен кормоцех, где коровья пища размельчалась и по транспортерам передавалась прямо буренкам. Молоко по специальным трубам сразу поступало в предусмотренный для этого молочный зал, оборудованный холодильниками. Скотникам тоже почти нечего было делать, ведь навоз сам проваливался под решетки.

Стоимость комплекса составила 1 млн 200 тыс. рублей (не деноминированных! – уточнил Виктор Андреевич). Если всмотреться в такой проект, то он действительно покажется грандиозным. Но почему-то сразу все пошло вкривь и вкось. Первый блок комплекса открыли в 1977 году – это Виктор Андреевич помнит очень хорошо. Второй блок никогда и не открывался.

Чистка навоза по проекту должна была проводиться раз в пять лет, но не было произведено ни одной. «Жидкая фракция» (выражение В.А. Ковалева) быстро затопила насосы (они были смонтированы чересчур низко), и они вышли из строя. Ни одного грамма «жидкой фракции» не откачали из подвалов комплекса. Аммиак «жидкой фракции» стал сочиться в молочный зал.

Четыре коровы упали вниз почти сразу после открытия. Их вытаскивали лебедками, ведь они летели почти пять метров! На то, чтобы вытянуть одну корову, уходили часы: коровам не объяснишь, что им пытаются помочь, они сопротивлялись, как только могли. После того как количество «жидкой» и «твердой» фракции увеличилось, коровы начали там плавать.

Виктор Андреевич пояснил, почему чугунные решетки не выдерживали веса коров. Дело в том, что время от времени какая-то из них уходила в запуск. Тогда другие коровы прыгали на нее, так что рассчитанный по проекту вес сильно возрастал.

В быстром закате этого нацпроекта сыграл, по словам Виктора Андреевича, свою роль и «человеческий фактор». Восемь доярок работали в две смены. То есть, по существу, коровы, которые привыкают к одному человеку, не знали своих хозяек. К тому же нагрузка на одну доярку (50 коров) оказалась непомерно высокой. Платили им немного – стараться не было выгоды. Коров стали «списывать» из-за недостаточности удоев.

Скотники тоже получали копейки. Виктор Андреевич рассказал, что двое из них (Н.И. Сысовский и В.М. Вощинский) действовали так. Один грузил корм на одном конце транспортера, а второй стоял на другом конце. Время от времени Сысовский укладывал на движущуюся ленту полный мешок корма, а на финише этот мешок попадал прямо в сани сотоварища, который спешил в село, чтобы продать его (в основном, за самогон). Это был дополнительный заработок скотников. Но страдали недоедавшие коровы.

По количеству надоев курлакский колхоз, обладатель современнейшего комплекса, занимал одно из последних мест в районе. Планы, которые спускались сверху, не выполнялись. Но от руководства колхоза, сказал Виктор Андреевич, требовали неукоснительного выполнения плана. Сводки должны были подаваться каждый день. И если показатели были ниже положенных, то, по образному выражению Виктора Андреевича, надо было без приглашения ехать в район и «прихватывать с собой розгу».

Из затруднений выходили по-разному. Например, с негласного согласия районного начальства собирали молоко в частном секторе, то есть у жителей села, и записывали его как колхозное.

Или поступали так. Ехали в соседнее село Тишанка и покупали там масло (жители этого села славились своей хозяйственностью). В районе масло принимали в счет молока: один килограмм масла заменял 25 л молока. Но если в Тишанке за килограмм масла надо было платить 5 рублей, то в районе за него на колхозный счет поступало 2,5–2,7 рубля. Разницу должны были выплачивать из своего кармана колхозные специалисты (председатель, парторг, зоотехники, ветврачи).

Записные книжки В.А. Ковалева – это, без преувеличения, ценный исторический материал. По ним можно написать целое большое исследование. Тут, как из мозаики, складывается курлакская история того период социализма, который имел название развитого (в блокнотах зафиксированы 1978–1988 годы).

Бесконечные собрания, заседания, пленумы, совещания и рядом – планы по молоку, шерсти и мясу, центнеры проса, ржи и пшеницы, вывозка соломы, подписка газет, участие в учительских семинарах, постоянная борьба за дисциплину труда – это только маленький перечень того, что можно узнать из блокнотов.

Создается впечатление, что тогда существовало как бы два мира. Один – мир районных начальников. Они все время требуют отчетности в трехдневный срок, «улучшить», «уделить внимание», «совершенствовать», «серьезно заниматься» и так далее. Но этот мир кажется виртуальным. Как будто районное начальство сделано не из того же теста и не видит дальше своего носа.

Совсем другой мир – реальная колхозная жизнь с падежами скота и негульными стадами, вечно пьяными скотниками и часто нетрезвыми доярками. Чуть ли не на каждой странице блокнотов можно прочитать: «пьяна в стельку во время обеденной дойки», «отвез муку своему тестю», «групповая кража фуража», «пьян на заседании правления, ругань и угрозы на заседании».

Атмосфера на районных партийных заседаниях – это еще и мир абсурда. Бывало, что Виктор Андреевич записывал до 60 пунктов разных указаний. По записям можно понять, что парторг колхоза «Путь к коммунизму» Виктор Андреевич страшно скучал на заседаниях. Например, однажды он в блокноте составлял новые слова из слова «Курлак». У него получилось: рак, лак, кулак, Урал, рука. А один раз, когда его снова отчитывали за «молоко», он написал: «Коровы не кормятся – накормить, подоить, напоить». Эта запись – знак отчаяния. Как выполнить требования начальства и заставить нерадивых скотников кормить коров, а доярок доить их? Еще на одной странице – расчеты с пометкой «К совещанию 6 августа». По этим подсчетам выходит, что план по сдаче молока нереально выполнить. Тут Виктор Андреевич и складывает, и вычитает, и делит. Но итог – рисунок внизу страницы: виселица.

В реальной жизни оставлять коров на комплексе стало просто невозможно. «Типовой двухрядный коровник на 100 голов стоил тогда 120 тысяч рублей», – сказал нам Виктор Андреевич. То есть за 1 миллион 200 тысяч угробленных понапрасну рублей можно было построить 10 типовых коровников, где коровы не летали бы вниз.

Колхоз залез в очередную невылазную трясину долгов. Все – и В.П. Матвиенко, и В.А. Ковалев – говорили почти одно и то же: «Не продумали, не доделали, вот и развалилось все».

Размышляя о причинах неудач с «БАМом», В.А. Ковалев вспомнил об одном рисунке из журнала «Крокодил» (это, по его словам, был единственный журнал, где разрешалось критиковать социализм). На рисунке сходятся в одной точке асфальтированная дорога и железнодорожный путь. Вокруг в задумчивости стоят чиновники. Кто-то говорит: «Да, видно, вышла ошибка в инженерном проекте».

Наш курлакский «БАМ» – это такой же путь в никуда, как и БАМ настоящий. Ведь эта железная дорога, которую так долго и с таким трудом строили, сейчас никому не нужна.

НАЦПРОЕКТ № 3 «ДОМ У ДОРОГИ» (ДОМ ЖИВОТНОВОДОВ, 1985)

В одном из блокнотов В.А. Ковалева есть такая запись: «Дом животноводов – до 10 января дать план его строительства». Запись сделана на совещании райкома КПСС от 27 декабря 1984 года. На закате социализма был предпринят еще один нацпроект – строительство Домов животноводов.

Сам Виктор Андреевич так объяснил необходимость таких домов: «Доярки работали в две смены. В Доме животноводов они могли получить медико-психологическую разгрузку. Дом был прекрасно оборудован: конференц-зал поддерево, ковры, паласы, люстры. Все, вплоть до ложек и вилок, закупил колхоз. Там должны были действовать буфет и столовая. Но на деле доярки редко там бывали. Между дойками они спешили домой: полоть огороды и убирать собственную скотину».

Моя (Губаревой Даши) бабушка тогда опять работала зоотехником в колхозе. Дом животноводов был как бы и ее домом. Она при упоминании этого здания начала рассказывать с восхищением: «В Доме животноводов проводились разные мероприятия. Там был очень большой зал. В этом доме были душевые кабинки. Кругом одни ковры, красивые шторы, мебель. Все было очень комфортно».

Потолок Дома был отделан гипсовой лепниной, с потолка свешивались большие стеклянные люстры. Стены отделаны под дерево, пол покрыт паркетом. Дом был разбит на такие помещения: огромный актовый зал, комната отдыха, кухня, столовая, буфет, продуктовый магазин, душевые. На полах в комнате отдыха лежали дорогие ковры, там же стояли мягкие удобные кресла и диваны. На кухне было полно всякой посуды.

Потом бабушка вздохнула и продолжила: «Но почему-то из этого дома все растащили. Ох, поднажились люди, которые там работали. Они забирали все: стулья, посуду, столы, ковры».

Почему люди стали растаскивать Дом животноводов чуть ли не со дня его открытия, понятно – колхозы стали рушить вместе с крушением социализма в 1991 году. Бабушка умолчала, что при дележе имущества и ей как зоотехнику достались два кухонных стола, которые до сих пор служат нам верой и правдой.

Вскоре после беседы с бабушкой я пошла к Т.Н. Бердниковой, которая теперь работает продавщицей в местном магазине «Все для дома», а тогда была заведующей в Доме животноводов и торговала там в буфете. В магазине Дома Т.Н. Бердникова торговала хлебом, консервами, конфетами. «Колбасы не было, так как не было холодильников. Если колхоз выделял сахар, то выдавала и его», – сказала она.

А потом добавила, что когда ввели талоны, то выдавала продукты и по ним. Я удивилась: что значит – по талонам? Татьяна Николаевна объяснила, что в начале 90-х годов стало ничего не хватать, самых обыкновенных продуктов: масла, колбасы, кондитерских изделий, даже водки. На все это жителям были положены талоны на месяц. Если в течение месяца талон не был отоварен, то он пропадал. В другом селе или городе по этим талонам ничего купить было нельзя.

Когда мы были у В.А. Ковалева, то он показал нам такие талоны. Это талоны его матери, Дарьи Михайловны Ковалевой, давно уже не действительные, но она хранила их до самой смерти. Талоны были ей выданы на 1991 год Суходонецким сельсоветом Богучарского района Воронежской области. Дарья Михайловна почти не использовала талоны на кондитерские изделия (отрезан только талон за апрель) и с мая не отоваривала талоны на колбасу. По словам Виктора Андреевича, его мать уже тогда была преклонного возраста, а магазин находился далеко от ее сельца.

Как оказалось, животноводы в Дом животноводов заглядывали редко. Не они сидели в мягких креслах и мылись в душевых. Татьяна Николаевна сказала, что в основном Дом использовался как место проведения различных собраний.

Например, сход колхозников и граждан села Новый Курлак 29 марта 1986 года наверняка состоялся именно в Доме. На сходе предстояло решить такие вопросы (они зафиксированы в одном из блокнотов В.А. Ковалева):

– съезд (имеется в виду съезд КПСС) и алкоголь;

– план и алкоголь;

– дисциплина и алкоголь;

– семья и алкоголь;

– дети и алкоголь;

– отношение к самогонщикам и пьяным людям (поим друг друга);

– запрет на спиртное;

– досуг молодежи и всех колхозников.

Мы тогда спросили у Виктора Андреевича, чем была вызвана такая повестка дня. Он ответил, что в самом начале перестройки КПСС повела отчаянную борьбу с алкоголизмом. Для этого предпринимали все возможные и невозможные меры. Вырубали виноградники, ограничивали продажу спиртного, вели войну с самогонщиками. Заставляли устраивать безалкогольные торжества: свадьбы, дни рождения и выпускные балы. Виктор Андреевич сказал, что свадьбу своего старшего сына он тоже хотел сделать безалкогольной (должность парторга обязывала показывать пример), но потом отказался от этой затеи: гости бы его не поняли.

Мы спросили, дала ли борьба с алкоголизмом эффект. Виктор Андреевич ответил, что эффект борьба дала, но прямо противоположный. В народе ходила частушка:

Как поедете в Москву,

То скажите Мише:

«Как мы пили, так и пьем,

Только чуть потише».

Миша – это лидер КПСС М.С. Горбачев.

А народ пил все, что содержало алкоголь. Было много отравлений.

Дом животноводов просуществовал около семи лет. Потихоньку из него все вытащили.

Правда, само здание продержалось еще несколько лет: тут жили приезжие рабочие, а когда пошел повальный приезд русских из республик Средней Азии, то и целые семьи. Использовали Дом и как склад.

Как бы невзначай я задала такой вопрос: «А кто растащил все добро и „разбомбил“ такое здание?» Она помолчала, потом улыбнулась и ответила: «Да мы же и растащили. Сам народ. Все мы здесь не святые».

В конце беседы я поинтересовалась, жилось ли в те времена, когда разваливался социализм, лучше, чем сейчас. Т.Н. Бердникова без колебаний отдала предпочтение тому времени. Она обосновала это так: «Была какая-то стабильность. Платили какую-никакую зарплату. Сельсовет активно работал: тут проводились бракосочетания, выдавали заключения о смерти, документы о купле-продаже.

Населению было удобно – не надо было ездить в район. А сейчас сельсовет только налоги активно собирает да талоны на газ выписывает. В нынешнее время процветает коррупция. Я думаю, это власть до такого довела. Кругом обман и зависть. Каждый сам за себя, все сидят по углам, только тем и занимаются, что друг друга топят».

Но я нашла в словах тети Тани противоречие. Сначала она говорила, что зарплату в колхозе не платили, все разваливалось, в том числе и Дом животноводов, а потом стала говорить совсем иное.

Дом разрушился вместе с социализмом и колхозами. Наступила другая эра.

ПАРОДИЯ НА СОЦИАЛИЗМ?

Когда мы беседовали со старшими людьми о социализме, о тех порядках, что были раньше, то невольно начинали сравнивать то время с тем, в котором мы сами живем. Наверное, отличия есть. Мы не знаем, что такое талоны на продукты и что такое очереди. Но почему-то нам кажется, что сходства больше. Мы тоже часто слышим о нацпроектах, о «светлом будущем», о патриотизме.

Опять есть одна правящая партия. «Единая Россия» открещивается от того, что сделали большевики, официально осуждает репрессии, но одновременно возрождает атмосферу социализма. Например, в этом году отмечалось 90-летие ВЛКСМ. В приказном порядке в каждой школе надо было провести «широкомасштабное» мероприятие и отчитаться о нем в район. Нам, одиннадцатиклассницам, пришлось надевать парадную форму школьниц семидесятых годов и нацеплять комсомольские значки, читать стихи о комсомоле и петь комсомольские песни. Но ведь ВЛКСМ расшифровывается как «Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодежи», то есть это детище большевиков. Так почему для «Единой России» так ценна память о комсомоле?

А еще каждый год теперь проводится среди школьников олимпиада по избирательному праву. С одной стороны, от нее есть польза – школьники учатся участвовать в выборах. Но в итоге, для того чтобы победить, надо хвалить «Единую Россию». В этом году мы победили на районном этапе и были отправлены на зональный. Наши репетиции приезжали смотреть представители районной администрации. Обсуждались даже наши костюмы: как лучше выйти на сцену – с бантами на груди или с галстуками, цвета которых повторяют цвета российского флага? Женщина из администрации сказала, что галстуки подходят больше, так как они «политически верные». В приветствии мы должны были исполнять такие кричалки:

Мы вам сразу скажем так:

«Очень любим мы Курлак».

И еще, что постоянно

Обожаем нашу «Анну».

Про Воронеж скажем дружно:

«Тут рекламы и не нужно».

О России молвим слово:

«Нет другой страны такой!»

Почему же, отчего так?

– Мы – России патриоты!

И жюри, представители «Единой России», были очень довольны нами.

В школах пытаются восстановить и различные детские организации. Вот мы, например, юные жуковки. На бумаге, конечно, но отчет о создании такой организации в нашей школе был отослан и составлен план работы. Но единственное, что мы сделали, так это прочитали «Положение о молодежных объединениях „Юный жуковец“, создаваемых в школах, колледжах, лицеях». В нем написано: «Молодежное объединение „Юный жуковец“ является общественной организацией, основной задачей которой является активная подготовка юношей и девушек по изучению военной истории страны, освоению и следованию боевым традициям российской армии, исследованию полководческого искусства военачальников нашей Родины, углубленному познанию творческого наследия в области военного искусства четырежды Героя Советского Союза маршала Г.К. Жукова (1896–1974). Участие в объединении „Юный жуковец“ помогает решать задачи, связанные с формированием творческой личности молодого гражданина и патриота, выработки твердого характера, приобретения твердой воли, высокой нравственности, прочных морально-боевых и духовных качеств личности. Главная цель объединения: на основе всестороннего изучения жизненного и полководческого пути маршала Победы Г.К. Жукова, его военного мастерства подготовить настоящего воина для службы в Вооруженных Силах Российской Федерации».

По иронии судьбы для отряда «юных жуковцев» в школе выбрали именно наш класс, где только один мальчик. То есть нам, девчонкам, тоже надо готовиться к службе в армии. Каждый юный жуковец (или жуковка, как мы) должен произнести такую клятву: «Я (имя, отчество, фамилия), вступая в ряды объединения „Юный жуковец“, перед лицом своих товарищей принимаю присягу и торжественно клянусь: свято следовать заветам маршала Советского Союза Георгия Константиновича Жукова, глубоко и всесторонне изучать его жизненный путь, строго следовать его жизненному примеру и всеми силами и средствами возвеличивать свою Родину – Россию. Обещаю быть честным, справедливым, прилежно учиться, всемерно развивать свои способности, быть трудолюбивым, закалять характер, волю, настойчиво изучать военное дело».

Эта клятва сильно напоминает клятву юных пионеров, которую мы разыскали в школьном музее.

Мы пришли к выводу: такие вещи в наше время – это пародия на социализм.

Последняя русская революция. Взгляд из глухомани (события августа 1991 года глазами очевидцев из глубинки)

Татьяна Галина, Павел Каширо, Елена Скопинцева

Новый Курлак, Воронежская область, научный руководитель H.A. Макаров