Поэтический форум. Антология современной петербургской поэзии. Том 1

Новогодний снег

Ещё, казалось,

долгий век

С осенней скукой не расстаться.

Но, к счастью,

выпал первый снег

Под Новый год, почти в двенадцать.

А я леплю снеговика,

Шары катаю,

строю крепость,

Коньком по зеркалу катка

Пишу какую-то нелепость,

Что я люблю тебя давно…

И ты давно об этом знаешь,

Но утром,

выглянув в окно,

Ты слов моих не прочитаешь:

Едва застывший тонкий лёд

Летящим снегом запорошит.

И снова будет Новый год

И встречен без тебя, и прожит.

Я занимаю столик у окна

Я занимаю столик у окна

И жду тебя с остывшей чашкой кофе.

А вдруг мелькнёт

во тьме знакомый профиль,

Но в этот вечер снова я одна.

В углу оркестр наигрывает джаз,

Смеётся саксофон, а может, плачет…

Наверно, всё сложилось бы иначе,

Но снова здесь я в этот поздний час.

Я понимаю: столько лет прошло…

Здесь всё по-старому,

и прежнее названье

Тревожит душу мне воспоминаньем,

Как свет через витражное стекло.

Всё, как тогда, уютен зал и чист,

Репертуар оркестрика всё тот же,

Но на тебя нисколько не похожий

Играет здесь другой саксофонист.

Звучит бессмертный «Маленький цветок»,

Любимый твой и твой коронный номер.

Нам не судьба быть вместе в этом доме,

Ты – где-то, знаменит и одинок.

И я одна сюда приеду вновь,

С осенними ненастьями встречаясь.

Мне кажется, здесь навсегда остались

И музыка, и юность, и любовь.

Михаил БАЛАШОВ

Гербарий

Ах, как пахнет зеленью весна!

Как лужайка летом опьяняет!

Проникают запахи до дна.

Заполняют запахи до края…

В городе природа чуть жива:

Блёкнет всё в бензиновом угаре…

Вдруг смертельным запахом трава

Душу опалила, как в пожаре.

Что там запах леса и лугов —

Я пронизан до последней жилки

Запахом… агонии цветов

В грохоте бензиновой косилки.

Пыль

Причудлива, логична, неверна, —

Сухая пыль кофейного зерна

На дне стакана сеточкою трещин

Два силуэта показала – женщин.

За годы этот образ не поблёк —

Два профиля впечатались в сетчатку —

Тревожащий причудливый намёк —

Нередко возвращаюсь к отпечатку…

Заваривая кофе всякий раз,

Я не жалею нескольких минуток

Пред марафоном предстоящих суток,

Чтобы на дне опять увидеть вас…

Уже другие кофе, век, стакан —

Так силуэты и не повторились,

А может, не пробились сквозь обман,

А я в пыли увидеть что-то силюсь…

Цветы

Чернеют скорбные цветы,

Желтеют траурные буквы…

Лежишь под буквами не ты…

И речи – не тебе как будто.

И я боюсь произнести,

Вдохнуть мешающее слово…

Цветам уже не зацвести —

И в сердце рушатся основы.

Жгут незадавленные слёзы,

Плотина держится едва.

Молчу, какие тут слова!

Дрожат чернеющие розы.

Не ты, не ты, жива, жива —

Надежда глупая на чудо:

А вдруг на час, на миг – оттуда.

Нашёл бы главные слова…

А может, мне… туда – отсюда?

На миг, на час… жива, жива.

Сейчас окликну, ты ответишь.

Чего ж ты медлишь, окликай!

Чернеет памяти река —

Один, один на этом свете.

Утренняя встреча

Блеснул в весенней сонной чаще

Неверным пятнышком ручей.

Не очень даже настоящий.

Совсем пока ещё ничей.

Почти без голоса и силы,

Ещё не знающий – куда,

Такой беспомощный и милый…

И очень вкусная вода.

Попытка выжить

В. Воробьёву

Сместился центр тяжести в стихах —

И каждым словом плоть рвалась на клочья,

И шевелился бездыханный прах

Того, кому в горах не смог помочь я.

Я еженощно вспоминал тот день —

И целый год в бреду и на бумаге

Рубил в снегу к спасению ступень,

И расходился со спасеньем в шаге.

Сам триста раз я погибал в снегу,

Но каждым утром просыпался с болью.

Порой казалось – больше не могу,

И прятал память в черноте застолья.

Но ни слова, ни водка не вернут

Ни тот карниз, ни ветер, ни страховку.

И никогда не превратится труд

Увечной памяти – в живого Вовку.

Недели мечутся по кругу

Недели мечутся по кругу:

Полсотни – год, полсотни – два.

Года десятками друг к другу

Ложатся, как в строку слова.

В кольцо очередная фраза

Сложилась, вечность завершив,

Застыв до следующего раза —

На миг – до следующей души.

И вновь неделя за неделей —

До завершения витка.

И те, кто что-то не успели,

Придут опять наверняка.

Сбитый мотоциклист

Вот он, только что – жив и здоров.

Может, пункт номер два и не точен…

По асфальту размазана кровь.

Ощущение, честно, – не очень.

Ситуация – «до» и «теперь».

Между ними секунда вместилась.

Перед кем-то захлопнулась дверь,

А быть может, кто знает, – открылась…

За меня давали двоих небитых

За меня давали двоих небитых.

Кто давал и кому – пустое.

И неважно, на сколько и с кем мы квиты

И чего равновесье стоит.

Не бывает обменов вполне равнозначных:

Ни отдать и ни взять целиком не сможешь.

Никакое пособие или задачник

Не научит – и всё же, всё же…

Неудачи, проблемы не позабыты.

То, что было с нами, – отнюдь не пустое.

На пороге стояли двое небитых —

Пусть же будут удачливей эти двое.

Не помню первого из близких

Не помню первого из близких

Людей, ушедших навсегда, —

Кого-то помню без труда

В моём, теперь не малом, списке.

Кто завтра в нём отыщет место?

Расписан график по часам…

Но лишь одна строка известна —

Она последняя – я сам.

Вадим БАРАШКОВ

Когда я стоял на сухом перевале

Когда я стоял на сухом перевале,

Рассыпалась туча на тысячи брызг,

Мгновенно

ручьёв засверкали спирали

И хохотом звонким обрушились вниз.

Расправили плечи седые бурьяны,

Пожухлый кустарник воспрянул листвой,

И ожили разом лесные поляны,

Вбирая в себя земляничный настой.

Блестела скала обновлённым базальтом,

В лощине туман поднимал паруса.

Я видел,

с каким небывалым азартом

Пыталась на радугу сесть стрекоза.

С рассветом

С рассветом

Густая тайга побелела.

И даже по дому

Тоска отлегла.

Последняя ночь

На костре догорела,

А с нею

И осень сгорела дотла.

По-новому слышатся

Шорохи, звуки.

Я с ветки сдуваю

Серебряный сон.

Ничто не забыто —

В тяжёлые вьюки

Уложен,

Увязан весь летний сезон.

В весеннем лесу

Весенний лес. Какой в душе подъём!

Мне ёлка тянет дружескую лапу,

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.