Новейшая отечественная история. XX – начало ХХI в. Книга 1

Щагин Эрнст Михайлович, Вдовин Александр Иванович, Чураков Димитрий Олегович и др.

Новейшая отечественная история. XX – начало XX века. Кн. 1

Предисловие

XX век по масштабности и драматизму всего произошедшего с Россией не имеет себе равных в многовековой истории народов нашей страны, да и, пожалуй, всего человечества. Первая половина его временного пространства вместила две мировые войны и троекратные революционные потрясения основ жизни российского общества с их непредсказуемыми и весьма противоречивыми последствиями, а вторая часть этого века оказалась сопряженной с более длительной и весьма изнурительной новой войной – «холодной», с великим противостоянием сверхдержав – США и СССР, – которое завершилось упразднением последней и коренным изменением вектора социально-экономической, политической и духовной эволюции новой России.

Полная, достоверная, а главное беспристрастная летопись этих и других событий у нас еще не создана. Причин тому много.

Во-первых, исследователям, изучающим историю России XX в., приходится анализировать век, достижения и потери которого не прошли еще должного испытания временем, век, основным коллизиям которого суждено разрешиться в будущем.

Во-вторых, сама обстановка непрекращающейся ломки одних устоев общества и замены их другими чревата тем, что в научном и особенно в массовом историческом сознании старые, тиражируемые мифы механически вытесняются новыми, чаще всего прямо противоположного свойства.

Нечто подобное наблюдается в наши дни, когда в целях уяснения надуманной необходимости для России «заново обрести свою историю», некоторые историки и публицисты, такие как геростратовски известный автор «Ледокола» и его российские единомышленники, пытаются деформировать, перелицевать историческую память народа.

В этих условиях главную задачу авторы и редакторы настоящего учебника видят в том, чтобы помочь студенту, изучающему историю России XX в., систематизировать знания, касающиеся недавнего прошлого нашей страны, полученные на занятиях и в процессе самостоятельной работы над историческими источниками, научной и научно-методической литературой, составить достоверную картину наиболее важных событий и на данной основе уяснить закономерности исторического процесса. Кроме того, в учебнике с учетом его ориентации на студентов, обучающихся по специальности 020700 «История», в более расширенном объеме даются основные сведения по историографии, а в необходимых случаях и по источниковедению новейшей отечественной истории.

Не подменяя конкретных ситуаций надуманными схемами и не ранжируя событий прошлого в угоду былой и нынешней политической конъюнктуре, как это нередко еще встречается в вузовской и школьной учебной литературе по новейшей отечественной истории, авторы стремятся к тому, чтобы за всем многоцветием исторических фактов читатель увидел драму человеческих стремлений и поступков, идей и свершений.

Именно такое прочтение и видение прошлого способно убедить читателя в том, что нам не дано ни изменить этого прошлого, ни выносить ему тот или иной приговор с вершин современного опыта. Важно прежде всего постараться понять его. Ведь еще беспокойный издатель «Колокола» рекомендовал перестать отдавать своих предшественников на копья за допущенные ими ошибки и просчеты.

В нашей современной литературе широкое распространение получила трактовка отечественной истории сквозь призму концепции так называемого догоняющего характера развития России в Новое и Новейшее время. Авторский коллектив настоящего учебника не разделяет такого подхода, полагая, что формула российского движения по пути общественного прогресса может быть понята и описана не столько через простое сопоставление с другими странами (как передовыми, так и отсталыми), сколько через выявление самобытности сил, его обуславливающих.

При этом весомым теоретическим подспорьем для них служат исторические наблюдения таких выдающихся мыслителей российского зарубежья 20—50-х годов XX в., как Н.А. Бердяев, И.А. Ильин, Ф.А. Степун, Б.Д. Бруцкус, П.Б. Струве, Н.В. Устрялов и др.

Предлагаемый учебник подготовлен авторским коллективом профессоров и преподавателей Московского педагогического государственного университета с участием профессоров Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова. В работе над ним авторы и редакторы использовали опыт, накопленный при создании двухтомника «Новейшая история Отечества. XX век», вышедшего в свет в 1998 г. и выдержавшего с того времени два издания. Апробация этого пособия в учебном процессе многих университетов, педагогических университетов и институтов, а также вузов гуманитарного профиля помогла дополнить новый учебник очерками по истории отечественной культуры, преодолеть чрезмерный крен в описании событий первой половины XX в., усовершенствовать архитектонику книги, а главное – учесть полезные замечания и предложения.

Настоящее, доработанное издание учебника включает несколько глав, написанных заново другими авторами, и имеет несколько измененную последовательность расположения их в двух книгах. При этом содержание учебника доведено до конца 2007 г.

Авторский коллектив и редактор этого издания надеются, что учебник поможет современному студенту-историку обогатить свои знания по отечественной истории Новейшего времени.

Вынося его на суд читателя, интересующегося недавним прошлым своей Родины, авторы будут признательны всем, кто выскажет замечания и советы, рассчитанные на его дальнейшее совершенствование. Вместе с тем, они выражают благодарность члену-корреспонденту РАН А. Сахарову, профессорам Л. Денисовой, А. Данилову и Мокшину за ценные замечания и дружескую поддержку, высказанные в рецензиях на первое издание учебника.

Глава 1

Территория и население Российской империи в начале XX в.

§1

Территория, численность населения и его национально-религиозный состав в стране начала XX в.

На рубеже XIX – XX вв. протяженность Российской империи с севера на юг составляла 4676 км и с востока на запад 10 732 км. Длина сухопутных и морских границ измерялась в 69 245 км, втом числе на долю первых приходилось 19 941 км, а на долю океанов и внешних морей – 49 360 км. Общее пространство империи равнялось 22 430 004 кв. км, из которых в восточной части Европы находилось 5 515 057 кв. км, а в северной части Азии – 16 914 947 кв. км, что в совокупности составляло 0,42 площади названных двух материков. В рамках же планеты в целом Россия того времени занимала 1/22 ее долю и около 1/6 части поверхности всей суши, что позволяло ей и по размерам территории, и по ее местоположению играть видную роль на геополитической арене мира.

Эти сведения, исчисленные по топографическим картам в конце 80-х годов XIX в., с некоторыми последующими уточнениями Центрального статистического комитета (ЦСК) Министерства внутренних дел, использовались во всех дореволюционных изданиях. Дополненные другими материалами ЦСК, они дают достаточно полное представление не только о территории, но и об административном делении, размещении городов, поселков и других населенных пунктов страны. В территориально-административном отношении империя была разделена на 99 крупных образований – 78 губерний, 21 область и 2 самостоятельных округа. Губернии и области подразделялись на 777 уездов (в Финляндии на приходы – 51). В свою очередь уезды и приходы делились на станы, отделы и участки, которых насчитывалось 2523 единицы (и 274 леисманства в Финляндии).

Наряду с этим существовали: Кавказское наместничество, восемь особых административных объединений – генерал-губернаторств (Московское, Варшавское, Киевское, Иркутское, Приамурское, Туркестанское, Финляндское), Кронштадтское военное губернаторство, а в крупных городах (Санкт-Петербурге, Москве, Севастополе, Керчи, Одессе, Николаеве, Ростове-на-Дону, Баку) градоначальства. Кроме того, имело место подразделение страны на ведомственные округа, состоявшие из различного числа губерний и областей: Министерства путей сообщения – 9 округов, военные – 13, судебные – 14, учебные – 15, таможенные – 9 и почтово-телеграфные – 30. По линии духовного ведомства империя делилась на 62 епархии, границы большинства которых совпадали с границами губерний, чьи названия они носили.

По состоянию на 1 января 1914 г. на территории империи размещалось в общей сложности 769 604 населенных пункта, в том числе 931 город, 54 посада, 169 348 сельских обществ и 599 281 др. поселений. Начало века характеризовалось ускоряющимся процессом роста как городов, так и всех остальных населенных пунктов, что было связано не только с развитием промышленного производства, преимущественно в европейской части страны, но и главным образом с хозяйственным освоением окраин, получивших мощный импульс в годы столыпинской аграрной реформы. Если по переписи 1897 г. в империи было зарегистрировано 865 городов, то по данным ЦСК МВД на 1 января 1914 г. – 931, т.е. увеличение на 7,5%. Число же остальных пунктов за примерно тот же период возросло с 577 493 в 1896 г. до 758 673 в 1914, т.е. 31,2%.

Более быстрые темпы возникновения поселений негородского типа свидетельствовали о том, что процесс заселения и хозяйственного освоения окраинных территорий, особенно на востоке страны, посредством массового переселения сюда избыточного крестьянского и ремесленного люда из Европейской России намного опережал рост потребностей городской промышленности центра страны в развитии рынка наемного труда. Форсированию переселенчества за Урал способствовало запрещение по закону от 21 июня 1910 г. использования иностранного наемного труда (прежде всего китайцев и корейцев) на казенных предприятиях и на железнодорожном строительстве в Приамурском крае. Эта мера, вовремя подкрепленная предоставлением труженикам, направляющимся из Европейской России на заработки в Зауралье, льготного проезда по железной дороге и водным путем (т.е. по переселенческому тарифу и с правом пользоваться довольствием на остановочных переселенческих пунктах), а также разрешение с 1911 г. свободного ходачества повлекли за собой усиление тяги к переселению за Урал наряду с крестьянами-земледельцами рабочих и разного рода ремесленников. При этом рабочие и ремесленники из губерний Европейской России направлялись, как отмечалось в отчетах Переселенческого управления, главным образом на Дальний Восток. Так в 1911 г. в Приамурье прошло 34,5 тыс. рабочих, из которых 35% осталось в крае. А в следующем году на заработки сюда проследовало 79,5 тыс. рабочих и ремесленников, т.е. в 5 раз больше, чем было официально зарегистрировано в том же году переселенцев, осевших в Приамурье, причем уже 40% из них пришлось на долю рабочих. Часть рабочих и ремесленников водворялась на переселенческих участках сельскохозяйственного назначения, а другая – устраивалась на местах крупных строительных работ, образуя новые рабочие поселки, отдельные из которых вскоре преобразовались в города.

Так вслед за земледельческой развивалась торгово-промышленная колонизация. При этом та и другая часто тесно переплетались, вследствие чего вчерашние рабочие на местах поселения становились крестьянами-земледельцами, а вчерашние крестьяне-земледельцы – рабочими или торгово-промышленными служащими. Таких людей чиновники Переселенческого управления характеризовали как лучших ходоков, ибо «присмотревшись к новым условиям жизни и, заработав на первое время нужную сумму денег, они затем прочно оседают в крае». Подробнее о других последствиях переселенческого движения речь пойдет в разделе о внутренней миграции населения и эмиграции.

Проведенная в 1897 г. первая всероссийская перепись населения содержит много интересных сведений о народах страны. Разработка материалов переписи показала, что население Российской империи увеличивалось гораздо интенсивнее, чем в других странах Европы и в США. С 1858 г., когда прошла последняя, десятая по счету, подушная ревизия, оно выросло с 68 до 116 млн человек в 1897 г., и до 163 млн в 1914 г. (Эти и все последующие сведения о населении даются без Польши и Финляндии). Если в первой половине XIX в. рост народонаселения страны шел за счет высокой рождаемости, то в последующие 60 лет увеличение естественного прироста впервые стало главным образом обеспечиваться снижением смертности. Вот почему прирост численности населения за период с 1850—1860 гг. до 1900—1910 гг. увеличился в 1,4 раза. В свою очередь, снижение смертности предопределялось повышением благосостояния крестьянского хозяйства после отмены крепостного права, развитием торговых связей, уменьшавших влияние неурожаев, а также успехами земской медицины, ростом урожайности хлебов и продуктивности животноводства.

Другой важнейшей чертой демографических перемен, имевших место в стране на грани веков, являлся ускоренный рост городского населения, по темпам в 1,5 раза опережающий увеличение численности всех жителей страны: тогда как за период с 1897 по 1914 г. все население выросло на 40,5%, городское – на 61,1%. Вот почему, хотя и медленно, но неуклонно росла доля горожан в общем составе населения страны: 9,2% в 1858 г., 12,5 – в 1897 и 14,3% в 1914 г. Фактически удельный вес городского населения был несколько выше. Объяснялось это тем, что немало поселений городского характера, даже таких промышленно значимых и многолюдных, как Юзовка (29 тыс. человек), Кривой Рог (18 тыс.), не говоря уже о старинных Сергиевом Посаде (25 тыс.) и Азове (свыше 27 тыс.), не обрели до войны статуса города. По данным 1897 г. таких неучтенных центров насчитывалось более 80-ти, причем в 76 из них, по далеко неполным сведениям, значилось свыше 329 тыс. жителей. А число менее крупных рабочих поселков и местечек, но тоже носящих все признаки городских населенных пунктов, превышало 1600.

ГОРОДСКОЕ НАСЕЛЕНИЯ РОССИИ В 1897-1914 гг.

Особенно быстро росло население крупных городов. Если в 1863 г. городов с числом жителей свыше 100 тыс. было всего 3, то в 1897 г. – 17, а в 1914 – 29, в которых проживало более 40% горожан. Новая и старая столицы имели более миллиона жителей: в Петербурге в 1914 г. насчитывалось 2,3 млн человек, а в Москве – 1,6 млн. Однако подавляющее большинство населения, свыше 85%, проживало в сельской местности. По данным статистического ежегодника Россия, по соотношению городских и сельских жителей, намного уступала Великобритании, где горожане составляли 78% жителей, Норвегии (72%), Германии (56,1%), США и Франции (соответственно 41,5 и 41,2%).

Анализ других демографических показателей выявляет еще одну особенность народонаселения России. Высокая рождаемость и повышенная, по сравнению с указанными выше странами, смертность среди жителей старших возрастов предопределили абсолютное преобладание молодого поколения. Дети до 14 лет и лица от 14 до 30 лет составляли соответственно 33 и 32% населения, а старше 60 лет – всего 7% . Преобладала работоспособная часть людей (60% в возрасте от 14 до 60 лет), что являлось важной составляющей экономического потенциала страны. Ускоренный рост населения и преобладание в его составе молодого поколения создавали мощные резервы рабочих рук как первостепенного фактора поступательного развития производительных сил России.

В то же время растущий удельный вес молодежи в населении страны играл не менее существенную роль в революционном движении, поскольку молодые люди более склонны к бунтарству, легче поддаются агитационному воздействию, гораздо импульсивнее, нежели люди более зрелого возраста. Это подчеркивал известный отечественный ученый-экономист П. Струве. На это делал ставку лидер большевиков В. Ленин. Это же доказывают и данные судебной статистики тех лет. Среди осужденных в 1901—1904 гг. за преступления антигосударственной направленности несовершеннолетние (до 21 года) составляли 32% и столько же лиц в возрасте от 21 до 25 лет.

Еще одной особенностью народонаселения России являлась резкая неравномерность распределения ее жителей по регионам. Север Европейской России оставался слабозаселенным, а в Зауралье – почти пустынным, и такая картина здесь почти не менялась. Несравненно более значительным переменам в данном отношении оказалась подвержена южная часть России с той только разницей, что во второй половине XIX в. ускоренной колонизации подверглись Но во россия, Предкавказье и Нижнее Поволжье, а с конца 90-х годов главным районом массового переселения становится Зауралье – Сибирь и Степной Край, частично Туркестан[1].

Кроме переселений в районы прежде слабо заселенные, происходило перемещение населения и в районы быстрого развития промышленности – Петербургский, Московский, Бакинский, Донбасс, что способствовало упрочению ведущей роли центра в экономической, социально-политической и духовной жизни страны при параллельном увеличении значения окраин.

Главными причинами переселения являлись: малоземелье крестьян, относительное перенаселение деревень европейской части страны, рост промышленности и наличие свободных земель на окраинах. Способствовали им прокладка железных дорог, развитие водного (в основном речного) транспорта, а также переселенческая политика правительства. Особенно большую роль сыграла прокладка Транссибирской магистрали и двух Туркестанских железных дорог: Красноводск – Ташкент и Оренбург – Ташкент, в которые государство вложило огромные средства. Наряду с внутренней миграцией стало расти и переселение в Россию из-за рубежа, в основном тоже на восточные окраины. В 1890—1914 гг. на Дальний Восток и в Сибирь самовольно переселилось более 200 тыс. корейцев и китайцев, а в Среднюю Азию – немало дунган, уйгур, китайцев и др.

Одновременно имел место и рост трудовой эмиграции, в организации которой главную роль играли тайные агенты и конторы крупнейших мореходных иностранных компаний, получавших от вербовки и перевозки значительные доходы. В 1900—1913 гг. было зарегистрировано около 3 млн эмигрантов из России, из которых 2,7 млн переселились в США, а остальные – в Канаду, Германию, Швецию и другие страны. В эмигрантском потоке преобладали евреи (41%), затем шли поляки (29%), литовцы и латыши (9%), украинцы, белорусы и русские (7%). Эмиграция не вела к уменьшению удельного веса перечисленных и др. народов в России, поскольку естественный прирост их был выше.

В начале XX в. в России проживало более 200 народов, говоривших на 146 языках и наречиях. Самыми многочисленными являлись славяне. До революции 1917 г. в термин «русские» относили – великороссов, малороссов и белорусов. Первых по переписи 1897 г. насчитывалось 55,4 млн (47,8%), вторых – 22 млн (19%) и третьих – 5,9 млн (6,1%). Вместе они составляли абсолютное большинство в стране – 83,3 млн или 72,9%. Из других славянских народов в России жили поляки, сербы, болгары, чехи и др. Вторыми по общей численности были тюркские народы: казахи – 4 млн и татары – 3,7 млн. В России (вместе с Польшей и Финляндией) была самая многочисленная среди других государств мира еврейская диаспора, насчитывавшая около 6 млн человек. Кроме того, еще 6 народов имели численность от 1 до 1,4 млн: латыши, немцы, армяне, молдаване, мордва и эстонцы. Эти 12 перечисленных народов, насчитывающие более 1 млн каждый, составляли 90% населения империи.

Ведущую роль в развитии российской государственности играли русские (великороссы). Эту роль они выполняли не только благодаря своей численности, но и присущим им чертам национального характера – человеческой открытости и незлобивости, трудолюбию и стойкости в борьбе с невзгодами. Эти и другие качества помогали им жить в мире и дружбе с людьми разных рас, национальностей и религиозных убеждений, поддерживать с каждым из более чем двухсот представленных в империи народов истинно добрососедские отношения. Русский народ нес на своих плечах основную тяжесть работы по созданию единого экономического и культурного пространства и государственному строительству на территории огромной державы. В заселении и хозяйственном освоении окраин принимали активное участие украинцы, белорусы и другие народы[2].

Уборочные работы. 1900-е годы

Покровительством самодержавия пользовалась Православная Церковь, что признавалось официально, хотя имела место веротерпимость по отношению к другим религиям. Преследовались лишь отдельные секты, деятельность которых наносила физический или психический ущерб своим адептам, ограничивались до 1905 г. права староверов, а также вплоть до февраля 1917 г. приверженцев иудаизма (для последних существовала «черта оседлости» в пределах 10 польских и 15 российских губерний, а также «процентные нормы» приема в средние и высшие учебные заведения). В верхах правых партий бытовало мнение о том, что подчинение Православной Церкви государству привело к ее бюрократизации и утрате былого влияния на мирскую паству. В церковных кругах настойчиво поднимался вопрос о восстановлении патриаршества, но решению его противился влиятельный при царском дворе К. Победоносцев.

Перенесение мощей преп. Серафима Саровского с участием императора Николая II. Саров. 1903 г.

К началу XXв. завершился длившийся почти два столетия процесс формирования единой Российской империи с исторически максимально раздвинутыми и геополитически удачно сбалансированными границами. Сложилось уникальное государственное образование, многонациональное население которого сплачивалось не только единством границ, но и общностью исторических судеб, этнических, социально-экономических и культурных связей. Непрерывные перемещения населения, резко усилившиеся в это время, способствовали широкому территориальному смешению этносов, изживанию их обособленности, хозяйственному и социокультурному взаимообогащению. Столь сложный организм невозможно было расчленить без ущемления как общегосударственных интересов, так и интересов отдельных народов.

Тем не менее социально-экономическое и культурное развитие национальных окраин, рост национального самосознания народов требовали от правительства проведения более гибкой национальной политики, расширения прав национальностей прежде всего в области культуры. На отделении настаивали только польские, частично финские и западно-украинские сепаратисты. Поскольку национальные движения нередко проходили под религиозными лозунгами и поддерживались церковными организациями, с 1903 г. начали готовиться законопроекты о веротерпимости. Соответствующий закон был издан в начале 1905 г. Свободу вероисповедания провозгласил Манифест 17 октября 1905 г.

Касаясь национально-религиозной политики самодержавия, нельзя не отметить тенденциозно-политического тезиса Ленина о России как о «тюрьме народов». Воспроизведенный в «Кратком курсе истории ВКП(б)» он бездумно повторялся едва ли не всеми историками России советского времени. На деле он не выдерживает серьезной критики. Государство-образующий народ – русский – в России не пользовался никакими привилегиями. Здесь не существовало особых законов для великороссов и для других народов. Отдельное законодательство об «инородцах» вызывалось учетом особенностей их хозяйственного положения и кочевого быта: к примеру, нормы землепользования для них были выше, чем для русскоязычных переселенцев, не платили они и денежного, наиболее обременительного налога. В начале XX в. значительная часть инородцев перешла от кочевого скотоводства к оседлому образу жизни, связанному с земледелием, что явилось основанием для передачи излишков их земель новоселам, что привело к земельным спорам. В Польше и Литве действовали некоторые положения кодекса Наполеона, Финляндия в составе Российской империи обрела свою конституцию, свои органы законодательной и исполнительной власти, свою армию, таможню, монету и многое другое, чего она была лишена в составе Швеции. В школах Прибалтики вводилось преподавание на местных языках вместо немецкого, то же допускалось на других национальных окраинах. Иначе говоря, все народы – «невольники» (по Ленину) в составе империи развивались, сохранили свой язык и культуру, имели свою родовитую элиту, духовенство и Церковь, у многих появилась собственная интеллигенция.

Что касается русского народа, то на его плечи приходились основные государственные повинности и тяготы. Крестьяне центральной России получили при освобождении меньшие земельные наделы, чем представители того же сословия на национальных окраинах. Следует подчеркнуть, что в России не сложилось чисто великорусской элиты. Все родственники царской семьи, как и собственно самодержцы, обязаны были заключать браки с лицами «королевской крови», т.е. иностранцами, и все они в этническом отношении являлись своеобразными маргиналами. Точно также и многие видные сановники империи считали за честь породниться с выходцами из других стран, а также поляками, татарами, украинцами, грузинами и дворянами других национальностей. Российское самодержавие сохранило привилегии и права всех ханов, беков, шляхтичей, баронов, нойонов, тайшей и т.п. Они были приравнены к дворянам, имели власть над сородичами, назначались на высокие посты в центре и на местах. Многонациональной была и новая предпринимательская, торгово-финансовая элита, равно как и таковая в сфере науки, культуры, искусства.

Говоря о несостоятельности ленинской характеристики России как «тюрьмы народов», не следует впадать и в другую крайность, отрицая при этом сам факт существования в общественно-политической жизни страны национального вопроса. Последний, так же как и аграрно-крестьянский вопрос, безусловно стоял на повестке дня России начала XX в. Как тот, так и другой являлись важными факторами, способствовавшими обострению социально-политической атмосферы, но это не значит, что их разрешение было возможно только на путях радикальной ломки существовавшего государственного строя, как утверждалось в советской исторической литературе. Опыт нескольких лет столыпинских аграрных преобразований вскоре показал, что существовал и другой, не менее эффективный, но более безболезненный путь реализации означенных проблем – реформистский.

§2

Сословно-социальная структура российского общества

При наличии в российской действительности обоих – революционного и эволюционного – путей решения стоящих перед страной задач общественного развития, преобладающим для страны в первой трети XX столетия стал революционный путь. В этой связи предстоит разобраться: почему при том, что самодержавная власть стремилась направить развитие России по реформистскому руслу, возобладали революционные способы исторического действия? Выяснить: какие причины сделали возможным участие широких народных масс в трех революционных смутах? Была ли у царизма соответствующая социальная опора и почему он не выдержал урагана 1917 г., что порождало и накаляло социальные противоречия в российском обществе того времени? Разумеется, наряду с этими проблемами немаловажное значение имели объективные экономические, политические, военные и иные причины, но субъективный человеческий фактор сыграл, безусловно не меньшую роль в дальнейшей судьбе страны.

В России начала XX в. продолжало сохраняться сословное деление общества. К высшим сословным категориям относились дворяне, которых с семьями насчитывалось 1800 тыс. (1,5%), священнослужители различных концессий – 600 тыс. (0,5%), почетные граждане и купцы первой и второй гильдий – 620 тыс. (0,5%). По численности самыми большими являлись сословия крестьян – 97 млн (77%) и мещан – 13,4 млн (10,6%). За ними следовали инородцы – 8,3 млн (6,6%), казаки – 2,9 млн (2,3%), иностранные подданные – 600 тыс. (0,5%).

Но успехи капиталистического развития страны пореформенной и последующей поры привели к тому, что реальное положение многих людей разных сословных категорий не соответствовало их сословной принадлежности. В частности, перепись 1897 г. зафиксировала в городах 7 млн крестьян, которые полностью порвали с сельским хозяйством или были связаны с ним сезонно. Возник рабочий класс, пополнявшийся в основном выходцами из крестьянского и мещанского сословий. Среди мещан, крестьян, инородцев и казаков сформировались группы бедных, средних и богатых по имущественному уровню людей.

Вот почему, отдавая должное различиям между сословиями, нельзя игнорировать стратификацию социальных групп по классовому принципу. Как показал подсчет известного экономиста В. Немчинова, в России накануне октября 1917 г. социальная структура населения включала в себя следующие группы: крестьянство и ремесленники – 66,7%, буржуазия и помещики – 16,3% (в том числе кулачество – 11,4%), рабочие – 14,8% и интеллигенция – 2,2%. В число рабочих ученый включал 3,5% деревенских батраков, что по существу совпадало с долей наемных сельскохозяйственных работников, зарегистрированных всероссийской переписью 1897 г. Близкую картину социальной стратификации российского общества давал и В. Ленин, хотя его наблюдения в данной области в большей степени, чем в других вопросах истории России, были, как будет показано на примере с определением социального состава российского крестьянства, политически тенденциозными.

Ведущим классом-сословием и основной социальной опорой самодержавия исторически выступало дворянство, что было закреплено в отечественном законодательстве. К тому же по своему интеллектуальному потенциалу оно являлось наиболее образованным и культурным слоем – главным поставщиком кадров политической элиты государства. Дворянское сословие распадалось на две группы: из 1800 тыс. дворян две трети были потомственными, а остальные – личными. Среди потомственных дворян только половину составляли русские (вместе с украинцами и белорусами), около трети – поляки, за ними шли тюркско-татарские, грузинские, литовско-латышские, немецкие и др.

Экономической базой политического веса дворянства исстари являлось землевладение. В России за малым исключением отсутствовала система майората, и земля переходила в наследство, как правило, всем сыновьям, вследствие чего имело место дробление имений и их разорение. Статистика землевладения показывает, что вскоре после реформы 1861 г. дворянам принадлежало 87 млн дес. земли, в 1877 г. – 73 млн, в 1905 г. – 53, а в 1914 г. у них оставалось 40 млн дес. земли. Уменьшалось и число дворян-помещиков: в 1877 г. их насчитывалось 118 тыс., а в 1905 г. – 107 тыс.

Великий князь Константин Романов с семьей. Павловск. 1900 г.

Каковы же были причины их обезземеливания и разорения? Главная из них состояла в неумении, а порой и в нежелании представителей дворянского сословия приспосабливаться к условиям капиталистического хозяйствования: обзаводиться своими усовершенствованными машинами и прочим инвентарем, на практике постигать науку ведения рационального рыночного хозяйства, расточительный образ жизни и т.п. Все это ярко отражено в пьесе А. Чехова «Вишневый сад», одной из ранних повестей А. Толстого «Мишука Налымов» и других произведениях отечественной литературы конца XIX – начала XX в. Следующая причина была в том, что правительственный протекционизм в отношении к промышленности, железнодорожному строительству ущемлял интересы сельского хозяйства в целом и помещичьего в частности. Недаром, анализируя процесс падения влияния дворянства, один из его идеологов Б. Чичерин, характеризовал таможенную политику царизма как своеобразную подать, налагаемую на земледельческий класс в пользу промышленного и при том в такое время, когда первый класс находится в критическом положении, а второй – богатеет. Начавшаяся в начале века индустриализация страны проводилась за счет российской деревни – прежде всего крестьянства и в определенной степени за счет помещиков. Здесь сказывались обстоятельства и внешнеполитического порядка. В ответ на подъем русских таможенных пошлин на промышленные товары, Германия, являвшаяся основным импортером русского хлеба, повысила пошлины на него, тем самым ударив по помещикам и зажиточным крестьянам. Подскочили цены на удобрения, сельскохозяйственные машины и орудия, ввозимые из-за рубежа.

К названным причинам следует добавить массовый погром помещичьих имений крестьянами в годы первой русской революции. По официальным сведениям, тогда было сожжено свыше 2 тыс. частновладельческих усадеб, а на основе данных, отраженных в местных архивах, советские историки насчитали их вдвое больше. Напуганные разгулом крестьянской Вандеи 1905 г., дворяне стали чаще прибегать к продаже земли: в среднем ежегодно с молотка сбывалось по миллиону и более десятин помещичьих земель. В итоге к 1917 г. число поместных дворян сократилось столь значительно, что они составляли лишь четвертую часть всех представителей господствующего сословия. Хотя государство и оказывало материальную помощь пострадавшим, весь ущерб оно возместить не могло.

Тем не менее поместное дворянство продолжало оставаться владельцем огромных состояний. Земля, которую они сохранили, так поднялась в цене, что их 40 млн дес. стоили втрое дороже, чем былые 87 млн в 1861 г.

Другим источником богатства дворян являлись ценные бумаги, вклады в банках, руководящие должности в правлениях акционерных обществ. По данным переписи столицы в 1910 г. из 138 тыс. учтенных дворян 68 тыс. жили доходами с ценных бумаг. Кроме того, многие помещики обзавелись заводами и фабриками, построенными на их землях или купленными на доходы от поместий.

Немаловажным каналом дохода и политической силы дворянства была чиновничья и военная служба, обеспечивавшая безбедную, а при высоких постах и званиях даже респектабельную жизнь. Дворянская родословная создавала благоприятные возможности для ускоренного продвижения по табели о рангах. Правда, в октябре 1905 г. Николай II утвердил указ о приоритете образовательного ценза для занятий высоких вакансий, который обеспечивал более широкий доступ к государственной службе лицам разных сословий. В итоге за время между революциями 1905 и 1917 гг. тенденция к сокращению удельного веса потомственных дворян в госаппарате значительно усилилась. Если в начале века в гражданских ведомствах они составляли 72% чиновников высших рангов, а в армии – половину офицерского корпуса и в том числе 90% генералитета и 73% всех полковников, то к 1917 г. их доля здесь заметно сократилась, причем особенно сильно это произошло в условиях Первой мировой войны. Что же касается чиновников и офицеров из недворянских сословий, то многие из них были далеки от того, чтобы служить надлежащей опорой самодержавия. Да и не все дворяне питали симпатии к режиму, который способствовал разорению десятков тысяч дворянских хозяйств. Дворяне считали, что царь мог сделать для их благополучия гораздо больше, а не ограничиваться словесными декларациями и полумерами. К тому же дворянскую среду разлагали идеи либерализма. Более того, в земском либеральном движении руководителями выступали представители дворянства. Они же не только участвовали в руководстве правых и либеральных партий, но и в политических организациях крайне левого толка (Г. Плеханов, В. Ленин, Г. Чичерин, А. Коллонтай, В. Чернов, Н. Авксентьев и др.). Все эти факты говорили о том, что царизм терял опору в дворянской массе, конечно не всей и при том, что объектом ее недовольства был в основном бюрократический аппарат, возглавляемый правительством.

Критическое положение самодержавия усугублялось тем, что оно противилось объединению дворянства в политически организованную силу. Поэтому только оппозиционная его часть сплотилась в широкий блок. Сторонники же режима, оставаясь законопослушными, сами политически не организовывались. Чиновники, служащие и офицеры были лишены права участвовать в политических партиях и обществах, а они могли составить весомую политическую силу, прежде всего дворянскую. Возникший в 1906 г. Совет объединенного дворянства был лишь инструментом идеологического порядка, не ведущим руководящей организационной работы.

Самым многочисленным классом-сословием страны являлось крестьянство. В последние два десятилетия оно также претерпело крупные изменения двоякого свойства: во-первых, усиливалось « раскрестьянивание», которое влекло за собой сокращения сельскохозяйственного населения, а, во-вторых, ускоренными темпами шел процесс расслоения крестьянства на разные по социальному положению группы.

По данным переписи 1897 г. в сельской местности 50 губерний Европейской России было 81,4 млн жителей или 87% населения, но занимались сельским хозяйством лишь 69,4 млн, т.е. 74%. Основными занятиями остальных 12 млн была торгово-промышленная и иная деятельность, они перестали быть земледельцами. Согласно статистике землевладения 1905 г. таких людей стало уже 17 млн. Раскрестьянивание происходило и в процессе переселения крестьян в города и на мало-освоенные окраины страны.

Уборка зерновых жаткой. 1910-е годы

Расслоение крестьянства на бедняков, середняков и зажиточных хозяев приобрело в эти годы новые черты. Наряду с количественным ростом как маломощных, так и на другом полюсе зажиточных дворов, имели место и качественные изменения, связанные с развитием товарно-денежных, рыночных отношений. У бедняков это проявлялось в расширении сфер приложения труда: они занимались домашними промыслами, наймом на временные работы, отходом на заработки и т.п. Зажиточным дворам было присуще использование наемного труда, приобретение купчей земли, усовершенствованных машин и орудий, минеральных удобрений, увеличение аренды. Иначе говоря, существование того и другого слоя было взаимосвязанным и взаимообусловленным. В противном случае бедняки бы вымерли от голода из-за постоянного дробления наделов, а крестьянские Колупаевы и Разуваевы, как и помещики, не имели бы рынка наемного труда.

Процесс размежевания разнился в зависимости от того, в какой степени крестьяне того или иного региона были обеспечены надельной землей. Разница в этом отношении между регионами была весьма значительной. Так, если в земледельческом центре много общин имели наделы по 3—6 дес. в среднем на двор, то в нечерноземной полосе по 7—10 дес. В Поволжье по 12—15 дес., в Новороссии по 15—20. В Сибири же существовала норма наделения крестьян землей в 15 дес. на мужскую душу, а в старожильческих селах Дальнего Востока – в 100 дес. Не меньшие различия существовали и в общероссийском масштабе между разными категориями крестьян: бывшие помещичьи имели в 1905 г. наделы по 6,7 дес. на двор, бывшие государственные – по 12,5, башкиры – 28,2, казаки – 52,7. Чем лучше крестьяне той или иной местности были обеспечены землей, тем выше был уровень их благосостояния, тем свободнее в их среде развивались капиталистические отношения, тем больший процент был там зажиточных, предпринимательских хозяйств.

В условиях общинного уравнительного землепользования, преобладавшего в большинстве регионов страны, надельная земля распределялась пропорционально числу мужских душ и благосостояние крестьянского двора зависело от числа семейных работников, а для хозяйств предпринимательского типа – прежде всего от размеров арендованной и купчей земли, за исключением регионов первичного хозяйственного освоения с наличием массивов свободной земли и с широко развитой системой захватного пользования надельной землей (Восточная Сибирь, Дальний Восток и др.). Как показывают данные земских подворных обследований, к аренде надельной, частновладельческой и казенной земли, а также к покупке ее в основном прибегали самые состоятельные хозяева, сосредотачивающие в своих руках подавляющую часть этой земли и обрабатывающие ее чаще всего не только семейными, но и наемными (как правило сроковыми или поденными) работниками. Если разница в обеспеченности надельной землей внутри общины между бедняками (посевы до 3 дес.) и зажиточными (с посевом более 10 дес.) достигала максимума 2—3 раз, то арендованной землей – 5—10, а купчей – 50 и более раз[3].

Объективный же анализ данных земской статистики показывает, что в оскудевающем центре бедноты было от 30 до 50%, в Поволжье, на Украине, Северном Кавказе, Сибири и особенно на Дальнем Востоке (в среде старожилов-стодесятинников) значительно меньше. Если же исходить из сведений бюджетных обследований, учитывающих заработки и доходы крестьян от промыслов и торгового животноводства, можно считать бедняцкими, т.е. едва сводящими концы с концами даже в урожайные годы, примерно от четверти до трети дворов в центре и 15—20% – в районах без земельного утеснения. В центральных губерниях земельный голод испытывало большинство крестьян: 3/5 дворов получали основные доходы от промыслов и заработков.

Вот почему в деревне имела место острая социальная напряженность – миллионы крестьян испытывали недовольство своим положением и жили надеждой если не получить от власти, то силой захватить помещичьи земли.

Быстрое развитие промышленного производства обусловило возникновение и не менее быстрый рост в составе российского общества крупной буржуазии в качестве не только особого социального слоя, но и самостоятельной экономической и политической силы. Если к этой категории отнести предпринимателей с доходом более 10 тыс. руб. в год, то их численность поднялась с 25 тыс. человек в начале века до 40 тыс. в 1914 г., а с семьями примерно до 250—300 тыс. человек.

Основной средой, обеспечивающей пополнение рядов крупной буржуазии, являлись купечество и потомственные почетные граждане. По данным на 1913 г. в составе петербургских предпринимателей к этим сословиям принадлежали более 50% их общей численности, а среди московских – 40,9%. Хотя их доля со временем постепенно уменьшалась, среди членов правлений и советов крупнейших коммерческих банков и компаний продолжали доминировать представители известных купеческих фамилий: Гучковы, Рябушинские, Прохоровы, Елисеевы и др. Удельный вес дворянства среди этих двух ведущих отрядов российской буржуазии едва превышал 2,5% и имел тенденцию к понижению из-за растущего притока энергичных дельцов из низших сословий (крестьян, мещан, инородцев преимущественно еврейской национальности, иностранцев).

Перевозка ценностей в банке. 1910-е годы

Тем не менее место и роль потомственного дворянства, благодаря его богатствам и родовым связям с высшим чиновничеством, оставались весьма значительными: представители 123 аристократических фамилий к середине 1914 г. занимали директорские и иные руководящие посты в 250 акционерных обществах. Среди последних выделялись князья Долгорукие, Голицыны, Оболенские, Тенишев, графы Мусины-Пушкины и др.

К началу Первой мировой войны крупная буржуазия в экономическом и особенно в финансовом отношении являлась самой могущественной силой российского общества. Ее рейтинг увеличивался влиянием на средние слои буржуазии, насчитывающей в своих рядах (судя по числу лиц с годовым доходом от 1 до 10 тыс. руб.) в 1909—1910 гг. свыше 450 тыс. человек или с семьями 2,7—3,2 млн человек. Кроме дворянства, она была тесно связана с чиновничеством, которое стремилось «подкармливать». Мощным орудием в ее руках являлся Совет съездов представителей промышленности и торговли и подчиненные ему отраслевые союзы торгово-промышленников и финансистов. В годы первой русской революции выявилось известное единство взглядов промышленников и купечества в публичных выступлениях их представителей, а также в принимаемых их собраниями и съездами резолюциях и петициях.

В условиях нараставших революционных потрясений крупная буржуазия, обязанная самодержавию большими заказами по льготным ценам, щедрыми субсидиями и кредитами Госбанка, протекционизмом в таможенной политике и т.п., не поддержала его. Подавляющее большинство ее представителей сторонилось монархических партий и организаций, а тяготевшие к ней октябристы и прогрессисты, после короткого сотрудничества с властями, добивались от них политических уступок, не сознавая того, что утрата российской государственности обернется их собственной кончиной. Чувствуя себя хозяином жизни, буржуазия, в лице своих политических лидеров, фрондировала, посягая на прерогативы центральной и местной власти.

В данном отношении весьма знаменательным является разговор, состоявшийся между британским журналистом Д. Уоллесом и лидером кадетов (фамилию которого британец почему-то не указывает, но им мог быть сам П. Милюков) вскоре после роспуска I Думы. Уоллес в учтивой форме высказал тогда своему русскому другу сожаления по поводу «стратегической ошибки», допущенной кадетами своими обструкционистскими действиями в Думе. «При всем уважении, я осмелился продолжать, – вспоминал журналист, – что вместо сохранения систематической и бескомпромисной враждебности кабинету министров, партия могла бы сотрудничать с правительством и таким образом создать что-то вроде английской парламентарной системы, которой они открыто восхищаются; возможно через 8 или 10 лет этот желанный результат мог бы быть достигнут». Однако, услышав эти последние слова, русский политик нетерпеливо прервал собеседника, воскликнув: «Восемь или десять лет? Мы не можем ждать так долго!» «Хорошо, – отвечал Уоллес, – Вам должно быть виднее, но в Англии, которую конституционалисты всех стран часто берут за образец, нам пришлось ждать несколько столетий…»

Нетерпеливость, с которой вожди кадетов стремились свалить царизм, не только погубила их самих, но и принесла великие беды России. Нет особой необходимости доказывать, что лидеры октябристов и прогрессистов (А. Гучков, М. Родзянко, А. Коновалов и др.) в этом отношении ненамного отставали от партии «народнойсвободы».

Вместе с успехами капиталистического развития страны рос и формировался другой новый класс – рабочий. Только за период с 1900 по 1913 г. в его численности по подсчетам историков произошли перемены (табл. 1).

Таблица 1

В рамках указанного периода рост численности рабочих по темпам опережал рост населения страны. При этом наряду с другими отрядами одинаково быстро росло основное ядро, которое составляли рабочие крупной промышленности и транспорта. Именно в их среде формировались высокопрофессиональные и потомственные кадры пролетариата. В отраслевом отношении численно преобладающими являлись отряды текстильщиков, пищевиков и металлистов, удельный вес которых составлял соответственно 41, 19 и 15% всех фабрично-заводских рабочих. В рядах металлистов и текстильщиков была самая большая часть потомственных (по отцу) рабочих – от 40 до 50% и более. Остальной части рабочих были присущи постоянная текучесть, тесная связь с землей, крестьянской средой. Вот почему их численность устанавливается приблизительно. Воспроизведенные выше цифры, взятые по максимуму, показывают, что рабочие составляли в России меньшинство населения.

Работницы текстильной фабрики получают обеды. 1 910-е годы

При более точном подсчете, исключающем из их состава ремесленников, кустарей, прислугу, низших служащих, которых правильнее отнести к средним, промежуточным, слоям населения, а также многочисленных сезонных и временных наемных работников, доля рабочих не превысит 15%, что с семьями составит около 26 млн человек. При этом Россию отличала высокая степень концентрации рабочих на крупных предприятиях и в немногих индустриальных центрах (обеих столицах, Киеве, Харькове, Екатеринославе, Баку, Одессе и др.), что облегчало противникам самодержавия ведение в их среде агитационно-пропагандистской работы. Тому же способствовало и преобладание в рабочей массе молодежи: труженики в возрасте до 39 лет составляли 4/5 общей численности фабрично-заводских и горных рабочих. А высокий удельный вес легкой промышленности (текстильной и пищевой) и сравнительно низкий уровень благосостояния народа предопределили постепенное вытеснение на фабриках и заводах России мужского труда женским, доля которого в годы Первой мировой войны поднялась до 40%.

Кружок спортсменов-любителей Путиловского завода. Петербург. 1913 г.

Развитие рабочего движения в России в конце XIX – начале XX в. выявило странную, на первый взгляд, закономерность: наиболее активно в нем участвовали не самые обездоленные слои трудящихся, а рабочие обеих столиц, в которых преобладали отряды сравнительно высокооплачиваемого пролетариата: металлистов, железнодорожников и занятые на оборонных заводах. По данным переписи 1897 г. культур но-образовательный уровень последних был существенно выше, чем у других территориально-профессиональных отрядов рабочего класса. В то время, как среди мужского населения страны грамотных было 29%, то для рабочих этот показатель был более чем вдвое выше. В Петербурге же грамотные среди рабочих-мужчин в 1914 г. составляли 82%, а среди женщин – 56% . В Московской губернии несколько ранее уровень грамотности фабрично-заводских рабочих равнялся 76% . Именно этот фактор, с одной стороны, и более широкая подверженность столичных рабочих агитационно– пропагандистской обработке со стороны социалистических партий – с другой, делали их застрельщиками в классовых схватках революционных лихолетий 1905—1907 и 1917– 1920 гг.

В социальном отношении под интеллигенцией понимают обычно людей хорошо образованных (имеющих законченное или неполное высшее образование), занимающихся преимущественно умственным трудом. В начале XX в. она исчислялась примерно в 800 тыс. человек, что вместе с семьями составляло 2,2% населения России. Более точные количественные сведения по отдельным группам интеллигенции содержат материалы переписи 1897 г. Согласно им работники просвещения и медицины составляли 240 тыс. человек, из них две трети – учителя. Другая близкая к ним группа лиц свободных профессий – ученых, литераторов, юристов, актеров, музыкантов – насчитывала 36 тыс. Всего, таким образом, в сфере культуры трудилась треть отечественной интеллигенции. Следующий большой отряд интеллигенции составляли служащие промышленности, финансовой системы, транспорта, а также сельского хозяйства (агрономы, ветеринары, землемеры) – всего 350 тыс. человек, причем две трети их находились на частной службе.

В последнюю компактную группу служилой интеллигенции входили чиновники госаппарата, командный состав армии, служащие земств и городских дум – в общей сложности 207 тыс. человек.

В начале XX в. в связи с бурным развитием промышленности быстро росли ряды производственной интеллигенции, а также учительства (особенно в связи с подготовкой всеобщего начального образования), в период Первой мировой войны – офицерский корпус, служащие местного самоуправления, кооперации.

Наряду с различиями по профессиональному признаку интеллигенция была дифференцирована по социальному положению в обществе. К самым состоятельным ее слоям относились сословно-дворянская, буржуазная и так называемая цензовая (чиновники высоких рангов) интеллигенция. Основную же ее массу составляли учителя начальных школ, низшие служащие местного государственного аппарата, путей сообщения, связи, а также студенты и учащиеся старших классов гимназий и реальных училищ.

Андреева, Горький, Стасов, Яковлева, Репин, Нордман-Северова в репинских «Пенатах»

Сосредоточенная главным образом в самых крупных городах и особенно в обеих столицах, интеллигенция отличалась повышенной общественной активностью и политическим влиянием на другие слои населения. Тон в ее рядах к началу XX в. задавали либерально-демократические и умеренно– социалистические группировки, вскоре ставшие ядром оппозиционных и противоправительственных партий – октябристов, кадетов, народных социалистов, социалистов– революционеров и социал-демократов. Идейной формой российской интеллигенции, по меткому определению П. Струве, являлось «ее отщепенчество, ее отчуждение от государства и враждебность к нему». То же отмечал и Н. Бердяев, подчеркнув, что отечественная интеллигенция «не любила государства и не считала его своим». Еще более самокритично охарактеризовал русскую интеллигенцию И. Шмелев, писавший, что она «не смогла создать крепкого национального ядра, к которому бы тянулось самое лучшее, самое сильное, самое яркое по талантам изо всего русского, живого». «Не было национально воспитанной, сильной, русской интеллигенции, – продолжал он. – Был великий разнобой сил, и равнодействующая сил этих пошла не по России, а вне, в «пространство», вследствие чего откинутая в него страна «попала туда», где принимают безымянных – в цепкие лапы Интернационала»… Народ, по выражению Шмелева, безмолвствовал, ибо правит жизнью не «почва», а «сеятели». «Русской интеллигенции, – заключал свою суровую оценку выдающийся русский писатель, – надо понять свое национальное назначение, понять Россию, ее пути – каждый народ имеет свои пути, – и, поняв, идти … покорно к целям, указанным судьбою – смыслом истории – Богом».

Как показали дальнейшие события, успешно выполнить столь сложную историческую миссию в рамках XX в. отечественной интеллигенции оказалось не по плечу. Справиться с нею предстоит современному и будущему поколениям нашей интеллигенции.

§3

Уровень жизни разных социальных групп

Основными источниками дохода, обеспечивающими соответствующий уровень жизни населения страны в начале XX в. были личный труд, затем торгово-промышленные предприятия, земля с хозяйством, базирующимся на ней, жилищная недвижимость и денежные капиталы. В зависимости от величины перечисленных источников дохода и эффективности их функционирования жизненный уровень различных социальных страт российского общества существенно разнился.

У рабочих главным источником дохода служила заработная плата. По сведениям фабрично-заводской инспекции средняя по России зарплата в месяц составляла: в 1900 г. — 16 руб. 17 коп., а в 1913 г. – почти 22 руб. При этом в разных отраслях промышленности она колебалась в 1913 г. от 18 (у текстильщиков) до 50 руб. (у металлистов). У рабочих мелкой промышленности, на которую действие фабрично-заводской инспекции не распространялось, уровень зарплаты был несколько ниже. Доплаты к зарплате увеличивали ее от 10 до 60%. Штрафы размером в среднем 1 руб. взимались тоже в среднем 2 раза в год на одного рабочего. Согласно закону деньги от них шли на нужды самих рабочих.

Рабочий день на предприятиях, подчиненных фабрично-заводской инспекции, длился в среднем в 1905 г. – 10,2 часа, а в 1913 г. – 9,9 часа. В мелкой промышленности он равнялся 11—12 часам и более. По закону, помимо воскресений, устанавливалось 17 обязательных праздничных дней. Рабочий год, таким образом, должен был составлять 296 дней, фактически же он равнялся на фабриках и заводах 275 дням (в США тогда же – 305 дням).

Представление об уровне жизни как рабочих, так и других социальных групп населения нельзя составить без учета цен на продовольствие, предметы ширпотреба и услуги. Среднегодовые цены в Москве, по данным статистики 1913 г., приведены в табл. 2:

Таблица 2

По материалам бюджетных обследований низкооплачиваемые одинокие рабочие-мужчины на питание тратили 46% заработка, среднеоплачиваемые – 33, а семейные – соответственно 57 и 45%. Преобладающей пищей была хлебно-овощная – щи, каша, хлеб, картошка, капуста. В меньшей степени в рацион входили – мясо, рыба, жиры, сахар, молоко.

Следом за питанием шли расходы на жилище. В Москве в 1913 г. можно было снять: «угол» за 1 руб. в месяц, комнату – от 3 руб. и выше, снять (с платой в среднем 20 коп. за 1 м²) или купить квартиру, а также дом.

Соотношение цен и заработков показывает, что среднеоплачиваемые рабочие могли сносно питаться и найти жилье, хотя низкооплачиваемые вынуждены были жить в казармах и потреблять, по отзывам санитарных врачей, низкокалорийную пищу.

Заработки служилой и частнопрактикующей интеллигенции разнились гораздо больше, чем рабочих. В их среде, помимо групп с низкой и средней зарплатой, были слои с высокими и сверхвысокими доходами. Группа с низкими окладами (30—40 руб. в месяц) состояла из народных учителей начальных школ, низших служащих почты и телеграфа, железных дорог, обслуживающего медперсонала, корректоров и прочих. К ней следует отнести также начинающих мелких чиновников, вольнонаемных служащих госаппарата, земств, многих актеров, студентов, зарабатывающих частными уроками. Бюджет семей этой группы мало чем отличался от средних рабочих. К категории среднеобеспеченной интеллигенции принадлежали служащие и чиновники средних разрядов, учителя казенных гимназий, реальных училищ, младшие офицеры, часть журналистов с доходом от 50 до 100 руб. в месяц. На эти деньги можно было иметь хорошую квартиру с прислугой, учить детей, посещать театры, приобретать книги.

Высокие заработки интеллигенции превышали 100– 160 руб. в месяц (более 2 тыс. в год). Всего лиц, имеющих подобный доход от личного труда, насчитывалось 191,3 тыс. или 23,4% интеллигенции. Они олицетворяли элиту служилых людей, занятых умственным трудом (учителя частных гимназий, инженеры, доценты и профессора вузов, преуспевающие адвокаты, журналисты, средние и высшие офицеры).

Профессора получали 170—250 руб. в месяц, бесплатную многокомнатную квартиру, многих обеспечивали выездом (лошадьми с упряжкой и экипажем). Столько же и больше имели инженеры, особенно горные, полковники и чиновники высоких рангов.

К группе крупной буржуазной интеллигенции (с зарплатой свыше 10 тыс. руб. в год) принадлежали полные генералы, начальники железных дорог, товарищи министров, министры. Самые высокие оклады имели управляющие крупными железными дорогами и банками. К примеру, С. Витте в бытность управляющим Юго-Западными дорогами получал 52 тыс. руб. в год, а директор-распорядитель Волжско-Камского банка П. Барк – 150 тыс. Заняв в разное время пост министра финансов, и тот и другой перешли на годовые оклады в 22 тыс. руб.

Жизненный уровень крестьянства неоднократно изучался различными правительственными и земскими статистиками. Бюджеты крестьянских хозяйств, составленные ими, показали, что бедняки (безлошадные, но с коровой и посевом до 3 дес.) жили главным образом промыслами и наймом. Денежная часть их дохода была выше, чем у средних хозяев, но питание скуднее. Бюджеты середняков (с посевом 3—9 дес., 1—2 лошадьми и 1—3 коровами) были как по доходам, так и по расходам в 1,5—2 раза выше, причем основные расходы шли на питание. У зажиточных дворов расходы на питание составляли от 30 до 50%, но зато другая их половина приходилась на хозяйственные нужды. Чистую прибыль извлекали хозяева только этой группы, у середняков же она случалась только в урожайные годы. Разница в питании, одежде между крайними группами дворов была значительной, но на порядок, другой меньше, чем у горожан.

Степень социальной напряженности, измеряющаяся разницей между уровнем жизни самых бедных и самых богатых групп населения, в России была сравнительно невысокой.

Однако недостаточно обеспеченных и недовольных людей было много как в городе, так и в деревне, что создавало почву для распространения влияний радикальных политических партий. Политическую обстановку обострила Первая мировая война.

Глава 2

Начало модернизации народного хозяйства страны

§1

Промышленность и банковская система страны

В конце XIX в. происходит коренная перестройка российской промышленности на основе новой техники. Среди факторов, обусловивших ее, первостепенное значение имело широкомасштабное капитальное строительство в трех сферах: железнодорожной, промышленной и городской. Для развертывания этого строительства была создана база собственных новых ресурсов – минерального топлива (каменного угля и нефти), металлов, цемента и др., а также база отечественного машиностроения, что свидетельствовало о начале перехода к индустриализации народного хозяйства России.

В течение 1893—1900 гг. среднегодовые темпы роста валовой продукции промышленности достигли 8,1%, тогда как в 1887– 1892 гг. они составляли 4,9%. Особенно высокими темпами росла тяжелая промышленность, поднявшая производство продукции в 2,3 раза. А ключевые ее отрасли сделали еще больший скачок, увеличив добычу угля и нефти, выплавку чугуна в 3 раза, а производство железа и стали в 2,5 раза. В металлургии произошел настоящий технический переворот, обеспечивший наивысшую выплавку на новых домнах Юга, а на Урале был внедрен ряд иных усовершенствований. Если в 1885 г. внутреннее производство покрывало менее 60% потребления черных металлов, то в 1900 г. – 86%.

Период подъема был сопряжен с бурным ростом строительства железных дорог, обеспечиваемым государственными инвестициями. Следует подчеркнуть, что это была политика, учитывающая большую роль железных дорог для будущей индустриализации страны, хотя в начале многие дороги были убыточными. Преодолевая финансовые трудности, правительство в 1893– 1904 гг. реализовало огромную программу строительства железных дорог. За 1893—1902 гг. их сеть увеличилась на 27 тыс. км. Кроме дорог, по собственно российской территории в этот период, в соответствии с секретным Русско-китайским договором 1896 г. и последующим соглашением между китайским посланником в России и правлением Русско-китайского банка о предоставлении последнему права постройки железной дороги через Маньчжурию в августе 1897 г., было начато строительство, а 1 июня 1903 г. – состоялось официальное открытие Китайско-Восточной железнодорожной магистрали. Возведение последней потребовало огромных капиталовложений: если стоимость прокладки одной версты Уссурийской железной дороги составляла 64 629 руб., Забайкальской — 77 170 руб., то КВЖД — 152 ООО руб. Столь сложен был рельеф местности, по которой она проходила, и столь велики были расходы на доставку необходимых строительных материалов.

В период смуты 1905—1907 гг. темпы железнодорожного строительства несколько спали, но в целом за пятилетие 1905– 1909 гг. оставались внушительными – по 1262 км ежегодно. Крупномасштабное железнодорожное строительство, в частности, создание Транссибирской магистрали и Ташкентской дороги, использовалось для развития промышленности, особенно тяжелой, и сельского хозяйства. Государство стало непосредственно осуществлять строительство железных дорог и финансировать их не только за счет заграничных займов, но и общебюджетных средств, что было в мировой практике того времени совершенно исключительным явлением. За 11 лет, с 1893 по 1903 г., в железнодорожное, промышленное и городское строительство было вложено 5,5 млрд руб., что превышало все производственные вложения за предшествующие 32 года почти на четверть, причем доля внутренних капиталов в общей сумме инвестиций поднялась с 45 до 70%. Возводились новые заводы и фабрики, одновременно реконструировались старые. Преображались города, возникали новые рабочие поселки. Все это вызывало повышенный спрос на металл, минеральное топливо и строительные материалы. Производство цемента возросло по стоимости в 3,5 раза, кирпича в 3,4 и лесоматериалов в 4 раза. Стоимость всей продукции тяжелой промышленности с 1892 по 1900 г. увеличилась в 2,5 раза. По добыче минерального топлива, выплавке металлов и машиностроению Россия вышла примерно на уровень промышленного развития Франции. Медленнее развивалась легкая промышленность, дополнительный рынок для которой создавался за счет вытеснения кустарного производства и домашнего ремесла продукцией крупной индустрии по мере роста городского населения. Хотя к началу XX в. легкая промышленность продолжала преобладать, ее удельный вес за 7 последних лет снизился с 60 до 53,5%, тогда как производство средств производства повысилось с 34 до 46,5%. За тот же период во всей промышленности, судя по выработке на одного рабочего, повысилась на 7,2% и производительность труда.

Молебствия в честь открытия работ по постройке Китайско-Восточной железной дороги. 1897 г.

Разработка новых месторождений сырья на окраинах страны и перемещение к ним обрабатывающей промышленности предопределили возрастание удельного веса Юга, Кавказа, Поволжья и Средней Азии в индустриальном потенциале страны и снижение в нем роли Центрально-промышленного региона, Северо-Запада и Урала.

В начале XX в. общеевропейский кризис поразил и Россию. Факторами, вызвавшими спад промышленности, являлось резкое сокращение железнодорожного строительства и связанных с этим заказов, ухудшение условий мирового денежного рынка, затруднившее получение кредитов, уменьшение иностранных инвестиций, омертвление на складах крупных запасов сырья и топлива в ходе предыдущего бума. Кризису оказались подвержены те отрасли тяжелой промышленности (металлургия, транспортное машиностроение, производство стройматериалов), продукция которых пользуется спросом во время подъема в новом капитальном строительстве. Они же в большей мере, чем другие отрасли, испытали на себе воздействие последующей депрессии.

Более выгодное положение наблюдалось в отраслях промышленности, выпускающих средства потребления. Их лишь косвенно задело некоторое замедление в условиях кризиса темпов прироста, но падения производства не произошло, наоборот, здесь имел место заметный прирост. А в годы застоя стало сказываться благотворное влияние новых железных дорог на сельское хозяйство, а также увеличение мировых цен на хлеб и на другие виды продовольствия. Более того, в 1907– 1908 гг. вырос спрос на предметы личного потребления, поскольку в период революции 1905—1907 гг. произошло повышение, примерно на 20%, зарплаты рабочих и доходов крестьянства (вследствие отмены выкупа земли).

Суммарные показатели состояния производства средств производства (группа А) и производства средств потребления (группа Б) обнаруживают, как это видно из табл. 3, общий рост всей крупной промышленности России в 1901—1908 гг. и ее новый подъем в предвоенное пятилетие.

Таблица 3

Итоговые данные о состоянии всей фабрично-заводской промышленности за 1900—1908 гг. свидетельствуют о том, что производство продолжало развиваться, но весьма своеобразно и противоречиво. Численность рабочих, занятых в промышленности, за это время возросла на 432 тыс. человек или на 21%, а выпуск продукции – на 37%. Опережающий рост продукции по отношению к численности рабочих рук есть прямой показатель того, что наряду с факторами экстенсивного развития промышленного производства в этом проявилась, пусть и в меньшей степени, тенденция к интенсификации. В черной же металлургии, где кризисное, а затем депрессивное (застойное) состояние производства было выражено рельефнее всего и даже был ликвидирован ряд заводов, в том числе 8 на юге России, к 1908 г. повысились (сравнительно с началом века) все его качественные характеристики: энерговооруженность труда, выплавка стали по отношению к выплавке чугуна и т.д. Прогресс в металлургии состоял и в факте опережения технологически оснащенным югом других металлургических районов страны. Энерговооруженность труда здесь в 3,3 раза превышала среднюю по стране. На пяти наиболее крупных заводах юга могло выплавляться две пятых общероссийской выплавки чугуна.

Нечто похожее наблюдалось и в банковско-финансовой среде. К 1908 г. упрочилось положение коммерческих банков: вновь создалась возможность нормального функционирования учетно-ссудных операций. Особенно стремительно развивались крупные петербургские банки. За 1900—1907 гг. удельный вес их капиталов среди активов акционерных банков поднялся с 38 до 57%. Столичные банки становились типичными для эпохи монополистического капитализма финансово-промышленными монополиями.

В отличие от промышленного бума 90-х годов подъем 1909—1913 гг., основные показатели которого отражены в приведенной табл. 3, проходил в условиях формирующегося российского монополистического капитализма. База предвоенного подъема была намного шире, чем в 90-х годах. Значительно возрос основной капитал крупной промышленности, вдвое расширилась сеть железных дорог, почти на столько же увеличилась продукция фабрик и заводов и на 55% – численность рабочих. Столыпинская аграрная реформа способствовала развитию производительных сил крестьянского хозяйства, росту торгового земледелия. Увеличение слоя зажиточных крестьян сопровождалось повышением спроса на сельскохозяйственные машины и орудия, стройматериалы, сортовые семена и удобрения, а рассасывание аграрного перенаселения посредством перелива избыточных рабочих рук из деревни в город способствовало расширению рынка рабочей силы в стране. Экспорт хлеба, масла и других продуктов дал стране в 1898—1913 гг. 17,4 млрд руб. Наряду с этим накопилось немало средств, которые в условиях кризиса и последующего застоя не вкладывались в расширение производства. В 1908 г. общая сумма отечественного капитала в акционерных компаниях составила 1795 млн руб. против 1187 млн руб. иностранных вложений. Огромный спрос на инвестиции в 1909– 1913 гг. был в основном удовлетворен за счет внутреннего денежного рынка. Наряду с упомянутыми выше факторами в предвоенном подъеме промышленности большую роль сыграла гонка вооружений, к которой наша страна по-настоящему приступила позже других государств.

Вследствие всего этого предвоенный промышленный подъем по интенсивности мало чем уступал буму 90-х годов, хотя и был не таким продолжительным. Среднегодовой прирост промышленной продукции в 1893—1900 гг. равнялся 9%, а в 1909—1913 гг. – 8,8%. Отрасли, выпускающие средства производства, увеличили валовую продукцию на 83% (среднегодовой прирост – 16,6%), а специализирующиеся на производстве средств потребления – на 35,3% (т.е. в среднем за год на 6,2%).

Удельный вес продукции тяжелой индустрии в общей промышленной продукции вновь поднялся до 38,5% (а если принять во внимание неучтенные в 1900 г. железнодорожные и военные предприятия – до 41%), т.е. превзошел уровень пика подъема 90-х годов. По темпам роста производства Россия обогнала все передовые страны Запада. Если мировая выплавка чугуна за эти годы увеличилась на 32%, в США – на 20%, в Германии – на 50%, то в России – на 64%. Выплавка же стали в России возросла на 82%, тогда как в Германии – на 50%. На Западе с 1913 г. наметились явные признаки спада, а в России подъем продолжался вплоть до начала Первой мировой войны.

Значительно выросло производство ряда отраслей легкой и пищевой промышленности, особенно тех из них, что удовлетворяли главным образом городской спрос (обувная, табачная, сахарная). Несколько медленнее развивалась самая крупная отрасль российской промышленности – хлопчатобумажная, но все же за 7 лет, с 1906 г., ее продукция увеличилась на 44%, сохранив среднегодовые темпы прироста, достигнутые в условиях подъема 90-х годов. В предвоенные годы существенно окрепла техническая база промышленности, возросла механизация и энерговооруженность труда. Общее количество механических сил увеличилось более чем в 2 раза, а энерговооруженность труда поднялась с 0,9 до 1,5 л.с. на одного рабочего, или на 67%.

Вместе с крупной фабрично-заводской и горной промышленностью продолжала развиваться и мелкая промышленность, которая включала 150 тыс. предприятий с числом рабочих от 2 до 15 человек. В общей сложности на них было занято около 800 тыс. рабочих, а продукция исчислялась в 700 млн руб.

Примечания

1

Общее количество переселенцев из центра на окраины за период с 1897 по 1914 г. составило более 6 млн человек. При этом в азиатской части страны население увеличилось с 10 до 21 млн человек, в основном за счет переселения. Одновременно росла и сезонная межрегиональная миграция. Отход крестьян на заработки, согласно данным за 1898– 1900 гг., по числу выданных паспортов достигал 8 млн человек в год. По всей Европейской России отходники составляли около 1/3 трудоспособного мужского населения деревни. При этом в неземледельческой полосе, районе с традиционно развитыми отхожими промыслами, их доля приближалась к половине (43,4%), а в западных губерниях, где отход был наименее развит – к 1/5 (19,2%). Тяготением к отходу как разновидности маятниковой миграции были охвачены люди на огромном пространстве империи, причем в глухих местах даже больше, чем в районах сравнительно развитого хозяйства. Иначе говоря, питательная среда для пополнения кадров горожан и рабочих для промышленности в этой части страны была достаточно велика.

2

Российское государство, исторически расширяясь за счет присоединения смежных территорий и неславянских народов, не возводило между ними и великороссами какой-либо стены. Государственное законодательство было одинаковым для тех и других в том смысле, что все народы являлись подданными царя, различие существовало главным образом в религиозном отношении. В стране веками мирно уживались народы и группы, исповедующие разные религии. В конфессиональном плане по числу верующих преобладала Православная Церковь (87 млн человек или 76% населения). За ней шли мусульманская (13,9 млн – 11,9%), иудаистская (3,6 млн – 3,1%), протестантская (2,4 млн – 2%) и католическая (1,5 млн – 1,2%) конфессии. Остальная, сравнительно небольшая часть населения исповедовала буддизм (ламаистской разновидности), конфуцианство, старообрядчество, шаманизм и др. верования. Лица нехристианского вероисповедания официально именовались инородцами. В юридическом, более четком определении к ним относились некоторые племена, преимущественно монгольские, тюркские и финские, поставленные «по правам состояния и по управлению» в особое положение. Таковых насчитывалось 6,6%, управлявшихся в соответствии с Уставом 1822 г. об инородцах, подготовленным М. Сперанским.

3

В советской историко-аграрной литературе вслед за Лениным утвердилось мнение, будто в российской предреволюционной деревне слой бедноты (сельских пролетариев и полу-пролетариев – батраков с наделом) составлял большинство (до 2/3 дворов). Такую версию разделяли даже исследователи, которые писали об этом применительно к районам (Новороссия, Сибирь, Дальний Восток), где крестьяне не знали ни гнета помещичьего землевладения, ни малоземелья, и где капиталистические отношения в крестьянском хозяйстве развивались не только и не столько вглубь, сколько вширь, посредством ускоренного роста не полярных социальных групп – бедняков и зажиточных, предпринимательских, а средних и мелких хозяев, т.е. роста мелкого товарного производства, подготавливающего почву для дальнейшего развития капитализма вглубь. Делалось это с целью убедить, будто рабочие России имели могущественного союзника в лице деревенской бедноты.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.