– Конечно, согласна! Просто я с самого начала хотела предложить вам побеседовать где-нибудь в неофициальной обстановке, но поняла, что не я владею ситуацией.

– Ну что, тогда ужин?

– С удовольствием!

– «Эль-Дорадо»?

– Как скажете, но мне кажется, что это слишком пафосное место.

– Это правильное место, дорогая. Во сколько? Давайте в восемь вечера?

– Хорошо, Герман. Договорились. Я позвоню насчет столика.

– Спасибо. Мне, согласитесь, будет неловко резервировать столик в одном из самых лучших и дорогих ресторанов Москвы по телефону, будучи окруженному при этом ушами моих доброжелательных коллег, которые немедленно сделают из моего разговора нужные им и не нужные мне выводы.

– До вечера, Герман.

– Можно просто Гера. Так зовут меня все мои друзья. Ведь мы почти друзья?

В «Эль-Дорадо» Герман сразу же взял инициативу в свои руки: он прекрасно знал тамошнего сомелье Артема Кеглина, с которым его связывало многое по работе еще в «Рикарди». Герман сделал ему знак, мило улыбнулся Светлане и, встав из-за стола, сказал: «Я на минуточку, не скучайте». Затем спустился со второго этажа ресторана вниз, к туалетам. Там его ждал Кеглин. Приятели поздоровались:

– Герыч, ты как? Слышал о твоем отжиге в «Рикарди». Да-а… Круто ты их уделал. Красавчик!

– Да не в этом суть, Тёма. А суть в том, что я на новой работе, в закупках, и мне надо дела обстряпывать, сам понимаешь. Телка за моим столом – это мешок с деньгами, который мне надо напоить и трахнуть. Поможешь?

– Конечно, помогу. Я тебе ее упакую и до машины донесу тепленькую, если захочешь.

– Спасибо огромное, старый друг. С меня причитается.

– Да ладно тебе, Гера, какие между друзьями счеты. Все сделаем.

Герман вернулся за их с девушкой столик. Та освоилась с меню, выбрала что-то себе и ждала Германа, но заскучать еще не успела и задумчиво покуривала, глядя на панораму Кремля, видимую сквозь стеклянную мансарду второго этажа «Эль-Дорадо». Герман извинился, спросил Свету насчет ее винных пристрастий.

– Герман, мы сюда вина не возим. Выбирайте сами.

– Тогда предложу вам «Шабли ле Кло», а на аперитив бокал шампанского. Хотите?

– Пожалуй.

Кеглин возник возле их столика со своей фирменной ненавязчивой деликатностью, и вот уже была утоплена в серебряном ведерке, наполненном льдом, бутылка прекрасного «Ruinart», и Света, выпив первый бокал, как-то незаметно для самой себя принялась за второй и пьянела просто на глазах. Шампанское, этот мощнейший афродизиак, делало свое дело. Глаза у девушки заблестели, заметно прибавилось игривости в манерах, взгляды, бросаемые ею на Германа, приобретали все более и более откровенный характер. Кеглин без устали подливал ей в бокал: сперва шампанское, затем «Шабли», а в конце ужина, когда Светлана, кажется, и так была готова лечь на стол и раздвинуть ноги, он плеснул ей «Averna». Этот напиток обладает несколькими божественными свойствами, главное их которых – это помощь в пищеварении, что после обильного застолья особенно актуально. На какое-то время после его употребления даже кажется, что совсем протрезвел, но так только кажется…

Герман за весь ужин не выпил и бутылки вина. Ему необходимо было держать себя в форме и не ударить в грязь лицом. Чрезмерная доза алкоголя для мужчины и нещадное, бесконечное долгое упоение женским телом – вещи несовместимые. Удел импотентов: осушить ведро алкоголя и тщетно пытаться сосредоточиться в попытке затвердиться. Пьяному и полному коротких замыканий мозгу не до сотворения эрекции. Чувствовал себя наш меркантильный плейбой вполне превосходно и, усадив Светлану в такси, сам сел рядом. Попросил шофера отвезти в «Украину» и, обняв Свету за шею, притянул к себе. Не встречая никакого сопротивления, а, напротив, ощущая тепло желания, исходящее от нее, впился в девушку так, словно он был паразитом из страшной киноэпопеи «Чужие». Момент, когда Герман расплачивался с таксистом, регистрировался в отеле и оплачивал номер на сутки, показался каким-то «вжиком». И вот уже он, бросив ее на широченную кровать «люкса» на восьмом этаже и молниеносно стащив с нее всю одежду, раскидывая ее, как сеятель, направо и налево, залез языком в святая святых… Ход верный. Как правило, после такой «милой откровенности» в девушках, которые еще не расстались с некоторой природной, наивной доверчивостью, пробуждается глубокое ответное чувство. Герман это знал давно, да и не было для него в нормальном сексе ничего, что могло бы вызывать в нем отторжение. Их заплыв продолжался несколько часов, почти беспрерывно. Гера чувствовал себя игровым автоматом, который постоянно дергают за ручку и который вынужден каждый раз выдавать «джек пот». Наконец они устали и уснули…

А когда проснулись на следующий день, то на улице только-только начало светать. Стояла вторая половина осени. Свете было плоховато, а Герман чувствовал себя превосходно, как может чувствовать себя нормальный здоровый мужчина после качественного секса. Он встал с кровати, подошел к окну, раздвинул шторы и поглядел на мост, перекинутый через Москву-реку, на широкий проспект с редкими машинами и красные точки светофоров. Москва просыпалась. И было в этом городе что-то неуловимо тревожное, но не чужое, а привычное и от этого не очень-то страшное. «Не страшнее собственной тени, – подумал Герман. – Как отличается этот пейзаж от того, который так хочется видеть каждое утро: берег моря, лесистые горы, белый парус у линии горизонта и идеально подстриженный, словно мех хорошей норковой шубы, газон. Продать за это душу не жалко. Только у меня чувство, что никому она уже и не нужна. Залежалый товар». Он повернулся к Светлане. Та лежала, раскинув ноги, приподнявшись на подушке, забросив руки за голову, и из-под полуопущенных век глядела на Германа.

– Ты замечательный любовник.

Германа разозлил ее тон, ее утренняя ненужная нагота, ее полуприкрытые глаза и ленивый голос. Он бросил:

– Ведь тебя для этого прислали?

– Что ты имеешь в виду?!

– Сама знаешь. Решили меня развести всем своим «Пудингом»?

Света изобразила возмущение, затем обиду, поднялась на локтях, заняла сидячую позу и натянула на себя одеяло.

– Прекрати пороть ерунду. Просто ты мне понравился, вот и все.

– Да ладно, не втирай мне. Мы по разные стороны баррикад. Ты в своем «Пудинге», я сам по себе в своей «Ромашке». Тебе нужно, чтобы я подписал твои документы? Не бывать этому. Дешево купить хотите!

Герман ходил по комнатам «люкса» и подбирал с пола свою одежду, раскиданную вчера в порыве страсти. Он натянул брюки, застегнул рубашку, кое-как затянул на шее галстучную петлю:

– Вот так-то!

– Я думала – ты нормальный мужик, а ты просто дерьмо!

– Нет, Света. Я не дерьмо. Просто у меня есть мечта, понимаешь? И мечта эта – не ты, уж извини. Моя мечта вообще не ассоциируется ни с одним человеком, кроме меня, и только меня самого и касается, потому что это моя мечта. А для ее достижения мне нужны деньги. Вот я и говорю: либо платите мне по трешке за каждую позицию, которую хотите ротировать, и по семь штук за каждую новую позицию из тех трех, что вы собираетесь ввести сверх списка, либо идите к чертовой матери, ясно! Мой телефон у тебя есть. Надумаете – перезвонишь. Всего доброго!

И он вышел в коридор, хлопнув дверью, за которой на широченной кровати полулежала девушка, которая от переполнявшего ее разочарования так и не смогла произнести ни слова.

Только в конце рабочего дня мобильник Германа оповестил о ее звонке. Они встретились тем же вечером. Света вышла из своей машины, подошла к передней пассажирской дверце машины Германа, постучала по стеклу костяшками пальцев. Тот перегнулся через сиденье «девятки», с видимым усилием опустил стекло. Света кинула ему толстый конверт и, изображая холодное безразличие, произнесла:

– Условия приняты. Когда можно ждать результата?

Герман поспешно затолкал конверт во внутренний карман пиджака:

– Завтра. Завтра я все сделаю. И если хотите вовремя получать деньги за поставки, то ежемесячно будете откатывать пять процентов.

Света с презрением кивнула и, гордо вскинув голову, села в машину. Взвизгнула колесами при старте и, сорвавшись с места, быстро укатила. Гера усмехнулся и показал в сторону уехавшего автомобиля оттопыренный средний палец. Номер «два» появился, но рассчитывать на взаимность, похоже, больше не приходилось.

А за три часа до их встречи Света устроила в кабинете своего акционера, с которым она когда-то делила постель и по поручению которого иногда выполняла подобные «поручения», ураганную истерику. Она кричала о том, что ей надоели унижения, что ей тридцать лет и давно пора выйти замуж и родить мальчика или девочку, что она не блядь, а генеральный директор. А ее горянин-акционер, жестоко осклабившись, вдавил в пепельницу окурок сигареты и сказал:

– Свэта, види из кабинэта и иды в то мэсто, аткуда ты кагда-то паявилас на свэт.

– Что это значит?

– Эта значыт, что ты мэнэ надоела. Минэ тут канцэрт нэ нужэн. Пышы заявлэние и ухады. И нэ забудь квартыру асвабадыть, анна минэ ещо пригадитса.

Света, в очередной раз переступив один из бесконечных порогов своей души, унизительно извинилась перед этим ничтожеством. Тот, мня себя небожителем, милостиво простил.

– На тэбэ дэнги и атвэзи их этаму красавцу. Он, канэшна, скатына, но он нам ещо пригадитса. Минэ эта сэть интэрэсна. Давай дэйствуй, и бэз истэрик на будущэе. Будэш с ним кантактырават.

Светлана только и смогла, что кивнуть в ответ.

Всхлипывая от унижения и непрерывно куря сигареты, прижигая одну от другой, она домчалась до места встречи с Герой и швырнула ему конверт. На большее в тот вечер ее не хватило. А Герман, придя домой, выпил литр виски и на следующий день не смог пойти на работу из-за состояния, почти схожего со смертью. Светлана позвонила около двух дня. Холодным, официальным голосом осведомилась о состоянии документов. Герман, развалившийся на кровати и потягивающий спасительное лекарственное пиво, попросил ее подъехать к нему домой «согласовать некоторые вопросы» и назвал адрес. Сказал, что это «очень срочно». Ей ничего не оставалось делать, как согласиться, и она приехала. В постели они помирились. Окончательно она простила его после того, как через несколько часов перед дверями собственной квартиры, засунув руку в сумочку в поисках ключей, она наткнулась на туго перетянутый резинкой цилиндр из сотенных долларовых купюр. Это были тридцать процентов от Гериного «вознаграждения». Они поняли друг друга без слов, и все последующие суммы, которые Света брала у своего нечеловечески мерзкого акционеришки, включали в себя и ее долю.

Чекисты и кредитные карточки

Номера «три» звали Андрей, номера «четыре» тоже Андрей. В записной книжке его телефона они были обозначены очень просто: «Андрей-1» и «Андрей-2». Тем не менее в реальной жизни разница между ними была словно между небом и землей.

Андрей Первый был человеком, которому, казалось, сама мать-земля давала силы и не позволяла упасть, поддерживая его. Он настолько крепко стоял на ногах, что Герман с первого взгляда понял, что человек этот не сволочь, а весьма порядочный, хоть и наивный мужик, и, что главное для «личной клиентской базы закупщика», он не трепло…

Здесь сделаем маленькую, так сказать, врезку и поговорим о тех, «кто нас стережет».

Сколько закупщиков, наивно полагающих, что «никто никогда и ничего не узнает» сгорели на пламени своей наивности, словно мотыльки, тупо летящие на пламя свечки, выставленной на открытой дачной веранде душной июльской ночью.