Между большими людьми воровского мира вышел конфликт, вернее, он закончился, так как тянулся уже довольно-таки давно. Мелкой сошки Виктора Шувалова это на первый взгляд вроде бы никак не касалось, но только на первый. В результате разрешения конфликта бонз сложилась очень привлекательная для Виктора Сергеевича ситуация - Башмак лишился своей поддержки: его заступник погиб. Однако Башмачников продолжал вести себя как ни в чем не бывало.
      Обо всем этом и рассказал Шувалову Альгис, дав ему постепенно привыкнуть к мысли, что если тот убьет Башмака, то, вполне возможно, тюремные власти не станут слишком тщательно разбираться. Только все надо сделать с умом.
      - Мне бы хотелось выйти отсюда хотя бы и через девять лет, - признался сокамернику Шувалов в следующей беседе. Произнес он это таким тоном, что становилось ясно - для него вопрос состоит не в том, чтобы прирезать Башмака, а в том, чтобы не понести за это ответственности.
      - Я же тебе про то и толкую, - кивнул Альгис. Говорил он почти без акцента, так как до посадки довольно долгое время прожил в Москве. - Надо сделать все с умом.
      - Мне понадобится какое-нибудь оружие - "сопротивлялся" Шувалов, отлично понимавший, что за этим дело не станет. Он уже начал догадываться, откуда, как говорят, растут рога в этом деле, и понимал, что оружие найдется - И потом, если Башмака пришьют, вертухаи тут все перероют, могут найти, э-э-э, орудие преступления.
      - Пусть тебя это не волнует, - твердо произнес Альгис и спросил: - Так ты согласен?
      - Да.
      На следующий день у одного из зеков работавшего на циркулярной пиле, каким-то образом отлетел от бешено вращавшегося диска кусок бруса и ударил прямо в закопченное окно под потолком. Вертухаи засуетились, стали искать осколки стекла, собрали, да вроде не все - один или два, наверное, провалились в снег. Так во всяком случае решили охранники
      Ночью Сломинскас разбудил задремавшего Шувалова и прошептал на ухо:
      - Смотри.
      - Что это такое? - удивился Виктор Сергеевич, увидев в руке сокамерника некий узкий продолговатый предмет, завернутый в тряпку.
      Сломинскас осторожно взялся за краешек обертки и, приподняв её, развернул сверток, в котором оказался тот самый, провалившийся в снег кусок грязного закопченного стекла длиной сантиметров тридцать-тридцать пять.
      - Ну, что скажешь?
      Шувалов едва заметно покачал головой, а Альгис пояснил:
      - Вот здесь можно сделать ручку - обмотаем тряпкой, а сверху прихватим изолентой.
      - Когда и где? - коротко спросил Шувалов.
      - Завтра, - ответил Сломинскас. - Когда он напарится вдоволь и пойдет под душ, - ты знаешь, он там может торчать довольно долго...
      Потом ему должны будут привести Ольгу, ту, здоровую, которую в прошлый раз приводили.
      А вместо неё придешь ты. - Альгис скривил губы в ухмылке. - Ребята дадут знать. Там стоят шайки, это, - сокамерник спрятал стекло, - ты найдешь в нижней из них. Усек?
      Шувалов кивнул.
      Да, он не ошибался: интересы определенной группы заключенных и администрации совпадали, об этом говорили слова Сломинскаса про ребят, которые дадут знать, да и про то, что он, Шувалов, придет вместо Ольги...
      Внезапно поезд сбавил ход и начал быстро тормозить, но не остановился вовсе, а поплелся "шагом".
      Виктор Сергеевич приоткрыл дверь. Генриха в коридоре не было, только жилистый, подвижный Мао и двухметровый громила, мастер спорта по боксу Хруст. Родионов придавал такое большое значение операции, что послал вместе с Шуваловым своих персональных, всецело преданных только ему одному телохранителей. Оба действительно были лично обязаны Хирургу жизнью.
      Поезд замер на рельсах.
      - Все в порядке, Виктор Сергеевич, - сказал кунгфуист Мао, невысокий суховатый человечек с раскосыми, как у китайца, глазами. - Просто красный загорелся, наверное, пропускаем когото, мы идем минут на пять раньше графика.
      Шувалов кивнул:
      - Хорошо, Аскар.
      Мао закрыл дверь.
      Шувалов все чаще и чаще обращался к Хирургу с просьбой послать на ту или иную операцию личных телохранителей исследователя. Граф любил иметь с ними дело. Ребята отличные - умные и прекрасно подготовленные физически.
      Поезд дернулся и тронулся, медленно набирая скорость. Шувалов вновь принялся смотреть в окно.
      Распростертое тело Башмака лежало на кафельном полу душевой. Кровь из нескольких ран, нанесенных смертоносным оружием Шувалова, смешиваясь со струями воды из громко шумевшего душа, быстро убегала в зарешеченный водосток. Отставной старшина стоял и точно во сне смотрел на поверженного врага. Это был третий человек, убитый Виктором Сергеевичем.
      Первым был тот засранец-новобранец, который хотел пришить его, но сам оказался покойником.
      Вторым - не в меру смелый инкассатор, отдавший жизнь за казенное добро. Сколько же из-за этого кретина вышло дерьма!
      Сломинскас оказался человеком слова, и на следующий день после их разговора он сумел устроить так, что Шувалов и Башмак оказались в душевой одни. Виктор понял, что момент наступил, он достал из шайки свой стеклянный нож и вышел из-за фанерной перегородки. Башмак что-то мурлыкал, подставляя свою коротко стриженную голову, покатые, покрытые веснушками хилые плечи, волосатую грудь и кривую спину под горячие струи. Он стоял лицом к стене. Шувалов подошел к нему и стал рядом.
      - Башмачников Виктор Авдеевич, - произнес, отчеканивая каждое слово громким, привыкшим отдавать команды голосом отставной старшина, сжимая рукоятку своего направленного лезвием вниз импровизированного ножа. Он зная, что не чаявший беды Башмак сейчас медленно повернется к нему лицом, скорее всего решив, что за его спиной находится охранник, который привел бабу.
      Шувалов не ошибся, пахан медленно повернулся и уставился на него с неподдельным интересом. Еще когда Башмачников только поворачивался, Виктор знал, куда и как ударит его.
      Башмак стоял совершенно открытый для любого удара.
      - Что тебе нужно? - спросил пахан с усмешкой и удивлением, увидев вместо женщины зека. - У меня сегодня другое настроение. В девках пока походи, ухмыльнулся он, но, всмотревшись в глаза Шувалова, насторожился и стрельнул взглядом на руки Виктора. - Ща бабу приведут, - машинально добавил он.
      - Время умереть, Баш-мак, - проговорил отставной старшина, как бы разрубая слово на две части.
      Пахан слишком поздно понял, что зажато в руке у казавшегося ему этаким жалким придурком Шувалова, а может быть, даже и не успел понять, поскольку Виктор, быстро отводя руку назад так, что его смертоносное оружие оказалось скрыто за предплечьем, сделал выпад, выбрасывая стеклянное острие далеко вперед в стремительном броске.
      Он старался сделать так, чтобы та часть лезвия, которая была ближе к рукоятке, пришлась Башмаку немного ниже подбородка, и когда неровный край стеклянного осколка попал, куда Виктор Сергеевич и целился, с нажимом провел ножом по горлу противника справа налево.
      Кровь фонтаном ударила из рваной раны, обдав брызгами лицо Шувалова, а он, перехватив рукоятку, ещё несколько раз, словно в забытьи, наотмашь полоснул все ещё не рухнувшее тело справа налево, а потом ещё слева направо, точно прорубая себе дорогу в чаще. Башмак рухнул на пол, неестественно раскинув конечности и заливаясь тут же смываемой водой и уносимой в зарешеченный водосток кровью.
      Отставной старшина перешагнул через труп и, встав под душ, смыл кровь с лица, рук и со своего более ненужного оружия.
      Он подошел к водостоку и, засунув стеклянный нож между прутьями решетки, сломал оружие пополам. Часть лезвия исчезла в розоватой от крови воде. Стараясь держать обломок ножа так, чтобы самому ненароком не порезаться, он зубами зацепил торчавший специально оставленный хвостик изоленты, которой был обмотан конец стекла, служивший рукояткой, размотал ленту и выбросил её в водосток, туда же отправился и осколок. Теперь в его руке осталась только тряпка, он внимательно осмотрел её, следов крови нигде не было. Шувалов разорвал её на части и выбросил в мусорное ведро, стоявшее в углу, затем открыл дверь и отправился прочь.
      Проходя мимо Сломинскаса, он едва заметно кивнул, тот молча опустил веки.
      Состоявшееся расследование и несколько обысков ничего не дали администрации тюрьмы, никто ничего не видел, никто ничего не слышал и, как верно угадал Виктор Сергеевич, никто всерьез ничего не искал.
      Только зеки теперь между собой полушепотом называли Шувалова Мясником.
      Это уже позже, когда досрочно освободившийся Виктор Сергеевич вновь встретился в Москве с Альгисом Сломинскасом, Мясника стали называть Графом, по аналогии с однофамильцем - сподвижником царя-реформатора.
      Через год после убийства Башмака отбывший свой срок Альгис покинул зону, на прощание Шувалов дал ему адрес и телефон своей матери, которая жила в Москве. К ней и намеревался вернуться после отсидки Виктор.
      Это случилось не через девять лет, как он предполагал, а всего через два года.
      Кто-то где-то (Виктор догадывался кто и где)
      нажал на какие-то кнопки, и тюрьма раз и навсегда выплюнула Шувалова из своего чрева.
      Перво-наперво были нужны деньги, и тут ему снова помог тюремный товарищ, неожиданно возникший на горизонте. Они встретились, немного выпили, поговорили о том о сем, и увидев, что в ответ на заданный как бы между прочим вопрос, что он собирается делать дальше, Виктор только неопределенно пожал плечами, бывший сокамерник предложил помочь с трудоустройством.
      Через несколько дней Альгис позвонил Шувалову и предложил встретиться, поговорить насчет работы. Он принял предложение бывшего сокамерника без малейших колебаний. Их задачей было ограбить одинокую богатую старуху - вдову коллекционера, которая жила после смерти мужа на даче с внучатой племянницей и хранила там все свои драгоценности.
      Наводку грабителям давал её личный доктор.
      Старушка была помешана на здоровье и, хотя в свои семьдесят с лишним лет была покрепче иной двадцатилетней, регулярно почитывала труды по медицине. Она каждый раз ошарашивала своего врача тем, что находила у себя симптомы самых редких и даже экзотических заболеваний. Она души не чаяла в своем докторе, потому что, в какие бы дебри медицинских энциклопедий и справочников, сжигаемая страстью познания, ни забиралась, всякий раз оказывалось, что новая предполагаемая болезнь не является для её доктора тайной за семью печатями и он всегда знает, как её следует лечить.
      Надо было только дождаться момента, когда старуха останется на своей даче одна.
      Через несколько дней после того, как Виктор Сергеевич дал согласие на участие в деле, Сломинскас позвонил ему опять и назначил свидание в небольшой закусочной довольно далеко от дома Шувалова. Однако он даже не успел войти туда, потому что бывший сокамерник окликнул Виктора Сергеевича, высунувшись из окна "Запорожца"-броневичка, припаркованного рядом со входом в кафе-стоячку. Сломинскас сказал, что человек, который дает наводку, желает познакомиться с ним лично, и через пятнадцать минут они уже сидели в уютной гостиной большой трехкомнатной квартиры, хозяином которой и был тот самый личный доктор вечно недужной старухи.
      Он был лет на десять старше отставного старшины, которого во внешности этого пожилого, благообразного человека больше всего поразили глаза - очень умные и, что самое главное, становящиеся вдруг какими-то пронзительными и даже пугающими. В остальном это был совершенно заурядный на вид человек, скорее, по мнению Шувалова, похожий на англичанина или на немца, чем на русского
      Так впервые встретились Виктор Шувалов и Герман Родионов.
      На обратном пути отставной старшина не выдержал и спросил Сломинскаса, зачем этому, судя по всему (хотя бы по квартире, в которой жил доктор, и по её убранству), весьма высокооплачиваемому врачу понадобилось рисковать и организовывать ограбление своей "левой" пациентки. Тот, усмехнувшись, ответил, что она, наверное, замучила его своими мнимыми болячками. Оба немного посмеялись, а затем Сломинскас, вдруг став совершенно серьезным, сказал, что он, Шувалов, очень понравился доктору, который и нанял для него того самого пройдоху адвоката, что так легко вытащил бывшего старшину из-за решетки. Виктор Сергеевич понял, что его новый знакомый, конечно же, знает о том, что случилось в тюрьме, и вообще знает о нем, Шувалове, довольно много.
      И это совершенно не огорчало Виктора Сергеевича, он понял, что случай, который свел его со Сломинскасом, дает ему шанс, потому что если он, Шувалов, сумеет справиться с заданием, то для него, возможно, начнется новая жизнь, он опять сможет заниматься тем, что умеет делать.
      Правда, он не очень себе представлял, какое отношение ко всему этому может иметь седовласый доктор с пронзительными, умными глазами.
      Видя, что он погрузился в какие-то свои раздумья, Альгис тоже ненадолго умолк, а потом сказал, что вообще вся эта затея нужна доктору только для того, чтобы иметь возможность спокойно заниматься исследованиями.
      Шувалов в науках смыслил мало, но все же не мог не удивиться он полагал, что исследования проводятся в специальных учреждениях, деньги которым выделяет государство - Есть такие исследования, - подчеркнув последнее слово и осклабившись, произнес Сломинскас, - которые не очень удобно проводить в государственных учреждениях, не имея своих средств.
      Что сие означало, Альгис не пояснил, а Шувалов не стал спрашивать. Вернее, спросил, но только не о планах доктора, а о том, что конкретно им надо будет делать.
      Сломинскас спокойным и деловитым тоном, точно обрисовывая план воскресного пикничка на природе с шашлыками и девками, начал излагать напарнику детали предстоявшего дела. Он, как и всегда, был точен даже в мелочах и скрупулезно объяснил бывшему сокамернику, сидя за рулем припаркованной в нескольких кварталах от того места, где тот жил, автомашины, как сделать все так, чтобы снова не оказаться там, где они познакомились.
      Альгису этого не хотелось ещё больше, чем Виктору: литовец был уже не молод - выглядел гораздо старше доктора, который тоже вовсе не казался бывшему старшине молодым, - и постоянно жаловался на всякие болячки. Виктор Сергеевич с каким-то сожалением отметил, что, хотя прошло не так уж много времени с тех пор, как он прощался со Сломинскасом в камере, Альгис здорово сдал, словно свобода подействовала на него как быстродействующий яд.
      Шувалов не спрашивал, что связывало этих двоих, казалось бы, принадлежавших совершенно к разным социальным группам людей, да это его и не очень-то интересовало, он старался внимательно слушать то, что говорил ему бывший сокамерник. Когда тот закончил свои длинные детальные объяснения, у его напарника возник только один вопрос, об ответе на который он уже догадывался, но все-таки считал, что должен его задать. Сломинскас не колеблясь ответил, и Шувалов услышал именно то, что и ожидал. У старушки был только один шанс уцелеть - спать очень крепким сном все то время, пока грабители будут делать свое дело, освобождая её от излишних побрякушек, которые и носить-то в её возрасте даже вроде как-то и неприлично, а многочисленные внучки и племянницы и так найдут из-за чего грызть друг другу глотки, когда старая ведьма "даст дуба".
      Говоря все это, Сломинскас как бы вскользь с сожалением заметил, что, по его сведениям, у старушки, несмотря на все старания её личного доктора, весьма неважно обстоят дела со сном.
      Виктор Сергеевич не сомневался, что именно на него будет возложена задача усыпления старушки, если прописанные ей доктором сильнодействующие лекарства не окажут желаемого действия.
      Он не раздумывал ни секунды, зная, что это его настоящий шанс, что жизнь снова, по сути дела, не оставляет ему выбора, точно так же, как три с лишним года назад, когда он, сжимая в руке смертоносный осколок стекла, стоял за спиной Башмачникова.
      Шувалов никогда не был слишком алчным человеком, он умел довольствоваться немногим, но его воображение не могла не взбудоражить сумма, которая окажется в его распоряжении в том случае, если дело будет сделано чисто. Эти деньги сумеют сделать из бывшего пехотного старшины, неудачливого грабителя, убийцы, получившего кличку Мясник, уважаемого человека.
      Конечно, превращение произойдет далеко не сразу, но такие деньги нельзя было даже и сравнивать с теми несчастными десятками, сотнями, тысячами и даже десятками тысяч рублей, которые ему с товарищами удавалось с большим для себя риском взять в сберкассе или в инкассаторской сумке. В сумме, которая причиталась лично ему, было ни много ни мало пять нулей, и они ровной шеренгой выстроились за шагающей впереди двойкой. Кроме этого, он понимал, что, располагая такой суммой, он спустя некоторое время сможет приобрести все дачу, машину, квартиру! Это была заманчивая перспектива, но... Слова Сломинскаса о том, что он, Шувалов, понравился нанимателю, странным образом осели в его подсознании, каким-то таинственным образом он учуял, что главное во всей этой истории для него не сами деньги, а... перспектива сотрудничества с необычным доктором. Вместе с тем бывший военный не понимал, чем и как сумеет быть полезным своему новому знакомому. Наверное, он просто чувствовал, что в этом внешне скромном и даже заурядном седовласом человеке скрывается что-то страшное, и Шувалов вполне отдавал себе отчет в том, что ему непременно хочется стать сопричастным этой силе.
      Нет, не только кругленькая сумма, ждавшая его в недрах старухиного дома, повлекла Виктора Шувалова на опасное дело, он знал, а скорее чувствовал, что ставка в начинавшейся игре очень высока.
      Ночь выдалась темной, несмотря на полнолуние. Уже второй день ветер гнал темные, грязноватые тучи издалека, с северо-запада, с родной для Альгиса Балтики.
      План Сломинскаса был составлен безукоризненно. Они беспрепятственно проникли в дом, легко справились с немудреной сигнализацией, без труда нашли старинный сейф, и Альгис приступил к своей обычной работе. Ему понадобилось всего несколько минут для того, чтобы открыть железный ящик, помнивший, наверное, ещё благословенные царские времена. Старухины драгоценности перекочевали в принесенный грабителями специально для этой цели такой же старинный саквояж, про который Сломинскас сказал Шувалову, что он принадлежал его покойному другу. С тех пор как тот умер, Альгис всегда брал саквояж с собой на дело, а в последний раз, когда он засыпался, саквояж остался дома из-за протеревшейся до ниточек ручки. Литовец, не желавший признавать себя суеверным, все же считал, что именно из-за этого дело тогда и сорвалось.
      Все было закончено, следовало уходить, но не успели напарники сделать и нескольких шагов в сторону выхода, как в проеме двери, ведущей в комнату, появилось привидение в белом саване.
      В это время в сплошном облачном покрове, затянувшем небо, образовался просвет, и вся комната залилась серебряным светом, исходившим от печально взиравшей на спящие тихие предместья столицы круглолицей луны.
      Привидение сжимало в вытянутой руке блестевший в падавшем из окна свете браунинг, дуло которого было направлено прямо в грудь Шувалову, который шел первым. Он остановился, заметив старуху. Их разделяло четыре или пять метров.
      Сердце его неприятно замерло, когда он подумал о том, что вот из-за этой старой дуры, которая уже точно лет десять лишних коптит небо, сейчас все может сорваться. Он посмотрел старухе в глаза, они были бесстрастны и холодны, и в это время вдова коллекционера нажала на курок.
      Хрустнул, не достигнув цели, боек Спокойствие, которое выражал взгляд хозяйки дома ещё секунду назад, сменилось растерянностью. Она опустила глаза, с удивлением глядя на свой пистолет, затем снова надавила на курок, нервно тыча дулом в направлении грабителя. Оружие отказывалось повиноваться.
      Цель медленно подошла вплотную к незадачливому стрелку и вырвала "браунинг* из слабой руки. Виктор Сергеевич мельком взглянул на пистолет и слегка усмехнулся: ему сразу стало понятно то, что никак не доходило до невезучей старой дамы.
      - Вам следовало бы пользоваться револьвером, мадам! Пистолет, конечно, изящнее, но тут есть одна сложность: его необходимо снимать с предохранителя, перед тем как открыть огонь, - произнес бывший старшина так, словно объяснял новобранцу какую-то совершенно очевидную, обыденную, привычную вещь. Он посмотрел на старое морщинистое лицо женщины, которое стало ещё более некрасивым из-за исказившей его гримасы страха и растерянности, деловито смерил старуху взглядом и, размахнувшись, проломил ей голову рукояткой её собственного пистолета.
      Перешагивая через труп, он подумал, что люди, не умеющие обращаться с оружием, могут здорово продлить жизнь человеку, против которого собираются это оружие применить. Он подбросил "браунинг" на ладони, точно взвешивая, а затем швырнул его на пол рядом с окровавленной женщиной.
      Милиция не нашла преступников, прокуратура закрыла дело, а драгоценности покойной, обращенные в деньги, легли в основу создания организации, которую и возглавил Герман Родионов, врач, которого мутные воды перестройки через несколько лет сделали главврачом клиники, где лечили наркоманов.
      Наконец-то Родионов получил то, что хотел - человеческий материал для своих исследований.
      А Шувалов? Что получил он? Власть? Нет, власть в руках Родионова главный-то он. Это именно так, несмотря на то что и охрана и санитары (что, по сути дела, одно и то же) подчиняются Виктору Сергеевичу.
      Власть и деньги, деньги и власть. Денег у него полно, а вот власть...
      В дверь постучали.
      - Приехали, Виктор Сергеевич, - прозвучал голос Хрусталева, просунувшего голову в купе - Хорошо, - Шувалов, поднявшись, показал рукой на противоположную полку. - Достань чемодан.
      Хруст молча выполнил приказание.
      - Пошли, - бросил Виктор Сергеевич, выходя в коридор.
      ГЛАВА 9
      - А, сука! - прохрипел Коновалов под градом пуль, отползая в сторону и оглядываясь через плечо на присевшего на корточки и вжавшегося в стену старика.
      - Вы мне? - спросил тот удивленно.
      - Да при чем здесь вы! - разозлился капитан Огонь прекратился, и изнутри квартиры раздались крики и звуки борьбы Пока Василий поднимался с пола, прячась за кирпичный косяк, его компаньон отошел от двери и, держа пистолет в вытянутых руках, несколько раз выстрелил в нее.
      - Помогите! - завопил кто-то истошным голосом. Раздался выстрел, потом какой-то грохот, как будто хлопнули рамы, потом все стихло.
      Омар ударом ноги вынес дверь и с криком "Милиция, никому не двигаться!" ворвался в квартиру. Вслед за ним туда влетели Коновалов и Копайгора. Маркиз посмотрел на капитана и глазами показал на дверь, за которой, по всей видимости, находилась другая комната. Эта дверь была грязной, обшарпанной и еле держалась на петлях, из щелей между ней и косяком пробивались полоски света. Омар мощным ударом ноги вынес и эту дверь, причем так, что она вообще слетела с петель. Его взору открылась тускло освещенная комната, почти, если не считать продавленного дивана и опрокинутой табуретки, лишенная мебели. В углу, стоя на коленях, стонал, корчась от боли, высокий широкоплечий парень, голова и лицо его были окровавлены, он обеими руками зажимал рану в животе, из которой тоже сочилась кровь.
      - Их двое! Через окно ушли! - крикнул он, видимо, из-за возгласа Маркиза приняв ворвавшихся в комнату людей за милицейскую опергруппу.
      - Это Сеня! - воскликнул Копайгора. - Семен Голубев, сын Андрея!
      - Займитесь им, - бросил Коновалов старику, подбегая к окну и высовывая голову. - Одного вижу, а где второй? Ладно, - он махнул рукой, протискиваясь в оконный проем, и схватился за перила лестницы. - Я вниз, а ты, Омар, проверь крышу, он, наверное, хочет пролезть в люк и выйти через другой подъезд.
      Василий начал спускаться, а Маркиз с проворством кошки взобрался на крышу. Ему повезло: преследуемый им человек поскользнулся и, по всей видимости, растянул ногу, впрочем, не сильно, потому что поднялся и заковылял к каменной надстройке, стремясь как можно скорее достичь её, чтобы, как и предполагал Коновалов, воспользоваться для бегства люком соседнего подъезда.
      - Стой! - закричал Маркиз. - Стой, стреляю!
      Бежавший обернулся и, увидев своего преследователя, на секунду приостановился и дал по нему очередь из маленького автомата.
      - Хобот?! - вырвалось у Хафизова. Вот уж кого не ожидал он встретить на этой крыше. Хоботов тоже, узнав своего извечного врага, казалось, удивился не меньше.
      Однако времени удивляться Хобот Маркизу не оставил.
      "Узи" Хоботова огрызнулся новой очередью, впрочем, не очередью, так, очередишкой. Алик несколько раз нажал на курок, не желая верить в то, что у него попросту кончились патроны.
      - Брось оружие, - скомандовал Маркиз и подошел к противнику, держа "марголина" в вытянутых руках.
      - Ты что, в лягавке служишь, Хафизов? - презрительно кривя губы, спросил Хобот, нехотя бросая ставший бесполезным автомат на гудрон крыши. - Сдашь меня в ментовку?
      - Тебе не удастся меня задеть, Алик, - с деланным дружелюбием пообещал ему Маркиз. - А вот что я с тобой сделаю - это уж будет зависеть от тебя. Если ты ответишь на некоторые мои вопросы - уйдешь отсюда живым и невредимым, разумеется, без своей хлопушки.
      Хоботов заскрипел зубами. Опять этот ублюдок одержал верх. Нет, такого бывший десантник, младший сержант Алик Хоботов допустить не мог. Однако выхода у него не было.
      - Что ещё за вопросы? - мрачно проговорил он.
      - Сегодня ко мне обратился один человек, - начал Маркиз, опуская пистолет. - Андрей Филиппович Голубев. У него пропала дочка...
      - Да-а? - вытаращил глаза Хобот. - Как интересно.
      - А ну, не дури со мной! - Маркиз вскинул пистолет. Очень противно было целиться в безоружного. - Зачем тебе понадобился Семен?
      - А ты угадай, - предложил бывший младший сержант, ехидно ухмыляясь.
      - Отвечай на вопросы, подонок!
      - А ты пристрели меня, - проговорил Хоботов, как будто чувствуя, что Маркизу неприятно наставлять на него пистолет. - Боишься? Без "пушки"-то ты так, пшик! Убери хлопушку, трус, поговорим как мужики, а?
      Маркиз покачал головой, но подумал, что в конце концов Хобот никуда не денется.
      - Тебе прошлого раза мало показалось? - спросил он и опустил пистолет.
      - Если ты имеешь в виду тот случай, - процедил сквозь зубы Алик, - так тебе просто повезло тогда, я был не в форме, долго не тренировался...
      - Надеюсь, сейчас ты в форме?
      - В отличной! - Глаза Хобота вспыхнули. - Я вырублю тебя с одного удара, урою, как дохлого котенка! Ты же урод, недоделок! Вставай в стойку, козел!
      "Вася бы меня за это не похвалил", - вполне справедливо подумал... только подумал Омар.
      - Что ж, изволь, только в этот раз я с тобой нежничать не стану, предупредил Маркиз Хобота, засовывая пистолет в карман пиджака - плащ остался в квартире Коновалова, а из-за пояса "марголин", чего доброго, мог выпасть.
      Маркиз принял боевую стойку:
      - Я готов, Хобот. Только одно условие, дружок! Когда ты окажешься на полу и почувствуешь, что тебе очень трудно подняться, ты честно и правдиво ответишь на все мои вопросы.
      - Приготовься к смерти, Хафизов, - кривясь от ненависти, проговорил Хобот, неожиданно выхватывая из-за полы пиджака "ПМ" и наводя его на Омара. - Я же говорил, что ты жалкий урод! Господи, какой же ты ничтожный придурок! Ты точно такой же ублюдок, как твой старший братан, который влез в дерьмо так глубоко, что хозяину ничего не оставалось делать, как приказать пришить его, пока ты геройствовал в Афгане.
      Маркиз остолбенел, он стоял молча, не в силах пошевелиться. Мозг сам быстро просчитал шансы: пистолет в кармане, быстро его не выхватишь, Хобот успеет выстрелить. Обезоружить его? Нет, далековато стоит...
      - Что ты сказал про Артура? - спросил Омар.
      Он и сам много раз думал о том, как могло произойти несчастье с его братом. Его никогда не покидала мысль о том, что здесь было что-то нечисто, но ничего выяснить он тогда не смог.
      Конечно, Хобот мог говорить все это для того, чтобы причинить ему лишнюю боль, но вдруг он все-таки не врет?
      Бывший младший сержант молчал, наслаждаясь произведенным эффектом.
      Достал! Достал-таки! Каменного, как скала, крутого парня Маркиза!..
      Хоботов почувствовал - пришел его час. Час мести, которого он ждал больше десяти лет. Теперь аккуратно! Чтобы, не расплескав ни единой капли, насладиться терпким вином отмщения.
      Он получит за все, прежде чем нажмет на курок.
      - Что ты об этом знаешь, Алик? - попросил Маркиз, понимая, что Хобот в отличие от него церемониться не станет. - Скажи мне, ты же в любом случае сейчас меня убьешь.
      - Я все знаю об этом, Омарик, - насмешливо отозвался Хобот, лишний раз убеждаясь, что попал в точку. - Я хорошо все знаю, потому что именно мне босс поручил тогда дело.
      - Тебе?
      - Конечно, я не мог лично пришить его, он ведь парился на нарах, но именно я нашел нужных людей, которые все и сделали. Так что можешь считать, что твоего братца пришил именно я.
      - Ты?..
      - Я, - облизываясь, как обожравшийся сметаной кот, проговорил Хоботов, и Маркизу показалось, что на худых смуглых щеках его врага заиграл румянец, хотя, несмотря на луну и звезды, было слишком темно, чтобы утверждать это с уверенностью. - Я, - повторил Хобот и добавил: - А вот твоего дружка Ваську Прохорова и вовсе я самолично в петлю засовывал, когда он с горя решил повеситься. Так что, как видишь, я кое-что сделал для тебя в жизни.
      - Васю... - Омар не верил своим ушам. Прохоров, боксер, бывший чемпион России, тренировал "команду" Ганджиева, тогда ещё директора нефтеперерабатывающего завода. Потом запил из-за измены жены и не смог остановиться.
      Хрупкая женщина сломала здоровенного мужика, а сломанные люди - неудачники - не нужны Ганджиеву. Он уволил тренера, который стал пить ещё больше... Это был единственный друг Омара с тех пор, как он вернулся из Афганистана. Однажды Маркиз на несколько дней уехал по делам, а когда вернулся... Васи уже не было, он повесился по пьянке. Повесился после того, как намекнул Омару, что его старшего брата Артура убили по приказу Ганджиева.