Снегурки с ним не было. В кустах осталась.

– Капрон бочку на нее катнул, – ответил Анисим.

– Чего?

– Понтов слишком много, – отозвался Капрон.

– В натуре, темная какая-то баба! – оживился Кнут. – Мозги заморочила. Может, она ведьма, а?

– Может, и ведьма, – не стал спорить Анисим.

– Так это... эту, как ее... инквизицию... На костре сжечь, короче! А лучше на хор поставить, чего добру пропадать?

Капрон недобро посмотрел на Кнута.

– Хоть пальцем ее тронешь, я тебя сам на хор поставлю! Ты меня понял?

Кнут вмиг утух. Не мог он тянуть против Капрона. Не хватало мощи. А после того, как он выставил на кон свое очко и проиграл, авторитет его и вовсе упал.

* * *

Москва завораживала и охмуряла. Кремль, купола церквей, ГУМ, ЦУМ. Толпы народа. Мужчины, женщины, дети... И хамы...

– Ну чего на проходе встала, дура? – рявкнул на Марину толстобрюхий красноморд и грубо оттолкнул ее плечом.

Вроде бы солидный мужчина. В костюме, при галстуке. А ведет себя как пьяный Вася со скотобойни. Ну да, на ней же платьице старенькое, обувка дешевенькая, волосы простой резинкой сзади перехвачены. Но так разве ж это повод, чтобы толкать ее?

Марина нагнала нахала, схватила его за плечо, дернула на себя.

– Мужчина, вы должны извиниться!

– Да пошла ты! – огрызнулся он.

И ускорил ход. Не извинился. Что ж, сам во всем виноват.

Марина убралась подальше от ЦУМа, нашла тихий спокойный дворик, отыскала в нем укромное место. И вытащила из убогой хозяйственной сумки роскошный кожаный бумажник. Красноморду нужно было всего лишь извиниться. А он дернулся, да так, что ее рука сама оказалась под полой его пиджака. И пальчики сами по себе приклеились к лопатнику. Она не хотела, но так получилось. Вернее, она хотела. И получилось...

Она раскрыла бумажник. А там – Клондайк. Сотенные купюры, пятидесятирублевки, четвертаки... Тысячи полторы, не меньше. Вот это улов!

Бумажник сам по себе был дорогим изделием. Натуральная кожа. Но от него нужно избавляться. Как учил Марину незабвенный папашка – от улик нужно избавляться сразу. Брать нужно только деньги.

Как ни странно, но это была ее первая кража. Отец многому ее научил, но с собой на дело никогда не брал. Она как-то попросилась, но получила подзатыльник. Дескать, не бабское это дело. Да и скользкая это дорожка, прямиком на нары. Именно эта дорожка в очередной раз отправила батю на этап. Без него Марина могла бы использовать свои криминальные знания. Но разве ж в деревне развернешься? А здесь Москва! Море людей, океан возможностей. Главное, не зевать. И к ментам в лапы не попадаться.

Трудно представить человека, который не знал бы, что делать с деньгами. Уж Марина точно не принадлежала к числу таких людей. Она девушка очень даже симпатичная. А ходит в каком-то тряпье. Давно уже пора о стоящем прикиде позаботиться. В общем-то именно ради этого она и тряслась целый час в электричке. Именно ради этого и обула красномордого хама.

Страна Советов полна советов. Но советы на тело не натянешь. Нужны деньги, нужен доступ к дефициту. Первое уже есть, а второе образуется. Связей у Марины не было, зато имелись крепкие ноги – чтобы в очереди стоять. А в том же ЦУМе чего только нет. Надо лишь сил и терпения набраться, чтобы добраться до прилавка. И ушки на макушке держать, чтобы на щипача в очереди не нарваться. Марина всерьез подозревала, что в Москве таких специалистов и без нее полным-полно.

Домой она вернулась поздно вечером. С полными пакетами в охапке. Как объяснила одна молодящаяся дама из очереди, ей страшно повезло. Она смогла урвать белый джинсовый «сафари» с накладными карманами. А из другой очереди вырвала итальянские туфли на среднем каблуке. Были и на длинных, но на таких она и ходить-то не умела. Ничего, когда-нибудь научится.

Обновку Марина примеряла перед зеркалом. Класс! Сарафан точно по размеру. И смотрелся на ней не хуже, чем на манекенщице. Туфельки тоже в самую пору. И ходить на них нетрудно.

Марина крутилась перед зеркалом, когда в комнату зашла тетя Лида. Увидела племянницу, и глаза на лоб полезли.

– Откуда у тебя это?

– Купила. Я же в Москву ездила.

– И на какие деньги, позвольте спросить?

– У мамы заначка была. Сказала: вот как помру, дочка, поедешь ты в Москву к тете Лиде, купишь себе красивый сарафан. И ей тоже, говорит, обновку купишь...

Марина торжественно вручила тетке пакет с импортной кофточкой. Но та почему-то не очень обрадовалась.

– Заначка, слова-то какие. Врешь ты все про заначку. Говори, где деньги взяла?

– Говорю же, заначка была.

Марина чуть не расплакалась от обиды. Разумеется, на слезу ее вовсе не пробивало. Это всего лишь игра на чувствах. Лицедейству отец ее не учил. Это у нее в крови. Такая вот кровь у нее – бурная, насыщенная. И в душе авантюристская жилка. Ну кто ж виноват в том, что мама ее такой на свет родила?

– Ну, ладно-ладно, верю... – снисходительно махнула рукой тетя Лида. – Ладно, заначка так заначка... Все, спокойной ночи!

– Так еще десяти даже нет...

– А я говорю, ложись спать!

– Конечно, тетя!

Вообще-то у Марины были совершенно другие планы на вечер. Обновка у нее клевая, ей бы пофорсить перед народом, а ее спать укладывают. Но спорить она не стала. Пусть тетка думает, что ее племянница пай-девочка.

Квартира на первом этаже, окно выходит на пустырь. Под одеяло можно сунуть старый облезлый полушубок – пусть спит. А сама Марина – фить, и нет ее... Так она и поступила. Через окно и на улицу.

А на улице майская благодать. Тепло, зелено, сверчки на своих скрипках-стрекотках заигрываются. Душа вырвалась на волю. Душа праздника требует...

Но до праздника еще добраться нужно. Лукарск – город неплохой. С Москвой, конечно, не сравнить, но и здесь гулять можно. Ресторан есть в центре, танцплощадка в городском парке. Но теткин дом находился даже не на окраине города, а на выселках. Так называемый Пятый километр. Железнодорожная станция рядом, а до городской черты даже не пять, а шесть километров по шоссе. Автобусы после десяти ходят редко. Но у Марины есть деньги. Она спокойно может добраться до города на попутке, благо что машины шли одна за другой.

К остановке, где толпилась молодежь, она шла по обочине дороги. Шла, но не дошла. «Лада» шестой модели остановилась. Из машины вышел мужчина лет тридцати. Не маленького роста, средней упитанности, щегольской костюм бежевого цвета. Не красавчик, но было в нем что-то.

– Девушка, вас подвезти?

– Если остановился, то вези, – пожала плечами Марина и смело села в машину.

– Куда? – усаживаясь за руль, спросил он.

– А в ресторан не слабо? За твой счет.

Уж кого-кого, а недотрогу из себя она строить не собиралась.

– Ну а после ресторана? – приятно разволновался он.

– А что, есть варианты?

– Дача у меня есть. Как раз возвращаюсь. Одному, знаешь ли, скучно.

– А со мной, значит, будет веселей?

– Уверен, что да.

– Уважаю уверенных в себе мужчин. Ну, трогай!

Машина плавно тронулась с места. Мягко идет, тихо. В салоне комфортно. Волнующее ощущение.

Мужчину звали Максим. Живет и работает в Москве, товаровед на овощной базе. Два года назад дачный дом под Лукарском построил, машину новую недавно взял. Он рассказывал, а Марина слушала. И не сразу заметила, что машина едет по шоссе по направлению к Москве. Лукарск остался в стороне.

– И куда мы едем?

– В Москву. Ты же хотела в ресторан. А какой ресторан в этом занюханном городишке! А Москва – это цивилизация.

Патриотических чувств к Лукарску Марина не испытывала. Поэтому пренебрежительная интонация Максима ее нисколько не задела. Зато вдохновили восторженные отзывы о Москве.

Трасса была свободной, скорость у «шестерки» отменная, так что не прошло и часа, как машина выехала на освещенную московскую улицу. А там и ресторан. Большой светлый зал, много людей, музыка гремит, официантки в белых передничках бегают.

Максим не скупердяйничал. Заказал фирменное блюдо, осетрину, красную икру в вазочке, коньяк, шампанское. Марина попросила сигарету, так он через официанта с особой наценкой купил дамские «Phillip Morris». Круто.

Надо сказать, что Марина впервые оказалась в ресторане. Пивные забегаловки, куда она пару раз заглядывала с отцом, не в счет. Но как бы то ни было, держалась она с таким видом, как будто была ресторанным завсегдатаем. В меру развязные, непринужденные манеры. Глаза веселые, но на губах снисходительная улыбка. Дескать, понимает, что не в самом лучшем кабаке оказалась. Типа видали и получше...

Ей нравилось, что мужчины на нее заглядываются. Ей нравилась атмосфера праздника и сдержанной вседозволенности. Хочешь, кури, хочешь, пей, никто на тебя косо не посмотрит.

– Марина, если не секрет, сколько тебе лет? – спросил Максим.

Сама интуиция подсказала ей, что вопрос этот задан неспроста. Есть такая статья – совращение малолетних. И если Максима интересует ее возраст, значит, он что-то задумал. Впрочем, это было ясно и так. Марина не маленькая девочка, она прекрасно знает, зачем мужчины водят малознакомых женщин в ресторан. Сначала ужин, а затем постель.

– Восемнадцать, – не моргнув глазом, соврала она.

Не очень-то она хотела лезть в постель к этому самодовольному болвану, но ей приятно было осознавать, что ее хотят.

– А что, не похоже? – раскрепощенно-удивленно спросила она.

Отвечать на этот вопрос он не стал.

– А парень у тебя есть?

– Ну а как же! В армии служит. Через год вернется, поженимся.

– Не устала ждать?

– Нет. Способ у меня один есть, чтобы не устать. Жду, жду, а когда чувствую, что невмоготу, развлекаться еду. Сегодня вот с тобой развлекаюсь.

– Тогда давай выпьем! Чтобы отдых удался!

– За такое грех не выпить!

Марина осушила свой бокал до дна. Настроение взобралось на самую вершину радужной дуги... Ресторан – это круто. Ресторан – это кайф. А музыка какая!

Девчонки любят марафет, но жить не могут без конфет...

Чешуя. Марафет – это наркотики. А Марина их не признавала. И «конфеты» ее не прельщали. Так что заблуждается лабух.

Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек...

Марина весело посмотрела на Максима.

– А знаешь, почему Мурку Муркой зовут?

– Почему?

– А потому что она как та кошка, которая гуляет сама по себе. Кстати, меня тоже Муркой зовут. Папка меня так называл. В шутку. Но я Мурка не шуточная.

– Гуляешь сама по себе?

– Ты на редкость догадлив. Давай выпьем за твою сообразительность!

– А может, лучше за Мурку выпьем?

– Нет! Мурка – страшный и опасный зверь. А я сейчас хочу быть мягкой, ласковой кошечкой.

– Да, но тогда я знаю одно место, где живет такой же мягкий и ласковый котик! Поехали, я отвезу!

– Не надо торопиться, милый. Мне здесь так нравится. Обожди еще чуть-чуть. Давай лучше потанцуем!

– С превеликим удовольствием!

– Это здорово, когда удовольствие превеликое! – с намеком на крупные обстоятельства хихикнула Марина.

Максим не церемонился. В танце так облапил ее, что у нее дыхание сперло. И руки очень быстро сползли с талии на несколько запретных сантиметров ниже. Но Марина не сопротивлялась. Ей нравилось чувствовать себя в жадных мужских объятиях.

В конце концов она сочла, что ужин затянулся. Хватило одного намека, чтобы Максим подозвал к себе официанта и велел подать счет.

Он повез ее к себе на дачу. Под хмельными парами время летело незаметно. Но тем не менее Марина не прозевала момент, когда машина оказалась в районе выселок, где она жила. Она была пьяной, но головы не теряла.

– Тормози, дорогой, мы уже приехали, – сказала она.

– А как же дача?

– Давай завтра. Сегодня уже поздно. Мама заругает.

– Но мы же договаривались.

– Да, но забыли печать поставить. А без печати, сам понимаешь, договор недействителен. Тем более если роспись поставила несовершеннолетняя девушка. Тебе нужны проблемы, дорогой?

Максим остановил машину. Недовольно посмотрел на нее.

– Ну ты и штучка!

– Ты абсолютно прав, я – штучный вариант. Таких больше нигде не выпускают. Да ты не расстраивайся, дорогой!

Марина подалась к нему, нежно обвила рукой за шею и коснулась языком мочки уха. И тут же быстро отстранилась от него.

– Поехали, покажу, где я живу. Завтра после четырех заедешь за мной. Поедем к тебе на дачу.

Многообещающий взгляд подействовал на Максима как бальзам на душу. Он успокоился и, полный радужных надежд, подвез Марину к самому дому.

Только надежды его не оправдаются. Марина поедет к нему завтра на дачу. Природа, речка, шашлыки, шампанское. Разве можно от этого отказаться? А постель пролетает как фанера над Парижем. Мурка не расплачивается за удовольствие своим телом. А если Максим будет настаивать, то Мурка покажет ему свои коготки. В сумочке у нее изящная «лисичка» – выкидной нож, подарок отца. Острый, как бритва. И опасный, как ядовитый зуб змеи...

Глава 3

Капрон не часто заглядывал во двор дома, где обитал Анисим. Но сейчас его тянуло сюда как магнитом. Потому что сейчас там жила Маринка.

Целую неделю после разговора с ней он обходил заколдованный дом стороной. Но сегодня от соблазна удержаться не мог. После обеда вместе с Кнутом зашел к Анисиму. Да так и остался во дворе. Как и в прошлый раз, накрыли в беседке поляну – четыре «огнетушителя» и по плавленому сырку на брата. И «баш» был, чтобы косячок забить на досуге.

Во двор заехала новенькая «шестерка» синего цвета. Этот факт не остался незамеченным.

– Это кто у вас тут такой крутой? – спросил Кнут.

– Да, по ходу, какая-то левая лайба, – озадаченно рассматривал тачку Анисим.

– Жавер какой-то за рулем. Нафраерился, в натуре... Может, за биксой приехал, а? – ухмыльнулся Кнут.

– За какой? – недовольно посмотрел на него Капрон.

Он уже вставил фиксы вместо выбитых зубов, поэтому не шепелявил. Плохо, что рука до сих пор в гипсе.

– Да хрен его знает, может, за Маринкой. А вот и она! Смотри, как чешет, восьмеры рисует!

Действительно, к машине подходила Марина. Козырной прикид, туфельки на каблуке. Красивая, спасу нет. Капрон со злости сжал кулаки, когда она села в машину.

– Я ж говорил! – развеселился Кнут. – Маринку закадрили. Понесло копилку по кочкам!

– А чему ты радуешься? – неприязненно посмотрел на него Капрон. – Тебе не дала, а какому-то хмырю дает.

– Так, может, не дает, – обломался Кнут. – Может, динамит мужика.

– Может, и динамит. А может, и нет.

Капрон смотрел вслед удаляющейся машине. Его душила злоба... Как же так, Маринка с каким-то фраером дешевым. Но факт есть факт – она уехала с другим. И возможно, виной всему сам Капрон. Зачем он тогда наехал на девчонку?

Уже темнело, когда появилась Маринка. Идет, как пишет. В глазах озорной блеск, на губах блуждающая улыбка. Капрон как подорванный соскочил со своего места, ринулся ей наперерез.

– Нормально все, платье не испачкала? – резко спросил он.

Хмельные пары давили на мозги. Да и дурь от косячка давала о себе знать.

– Это не платье, это сарафан, – спокойно парировала она.

Выдержка у нее железная. Но вопрос – такой ли прочности замок на входе в ее «копилку»?

– На тачках катаемся, да?

– А что, нельзя?

– Ты как шалава себя ведешь.

– А ты что, моралист невдолбенный?

– Почему невдолбенный? Так могу вдолбить.

– Пошляк ты.

– А ты сама? Ты сама знаешь, кто ты такая!

– Шалава. Если с мужиками на тачках катаюсь, значит, шалава. А ты хочешь, чтобы я пай-девочкой была?

– Да пошла ты!

– Уже сходила. А сейчас мне домой надо, извини.

Маринка попыталась обойти его, но Капрон схватил ее за руку.

– Пусти, мне больно! – поморщилась она.

– А под хорей всяких стелиться не больно?

– Не больно.

– Тогда, может, за гаражи сходим?

– Травка там зеленая, да?

– Извини, тачки у меня нет.

– Какая жалость!

– Издеваешься?

– Нет, просто жалею, что на травку придется ложиться. В машине удобней. За гаражи, говоришь? Пошли!

Маринка нежно провела рукой по его щеке, бедром коснулась его руки и направилась к гаражам. Капрон двинулся за ней.

Марина остановилась и развернулась к нему лицом, едва они оказались вдали от посторонних глаз. Сама обвила его шею руками, сама прильнула к нему телом и жарко припала губами к его рту.

Целовалась она неумело. Но губы у нее сладкие. Свежесть, пьянящий аромат. Капрон не мог да и не пытался удержать руку на ее талии. Жадно сжал пятерней ее упругую булочку...

– А ты шалун! – изнеможенно прошептала она и снова прильнула к нему.

Капрон нащупал молнию на спине и быстрым движением располовинил ее сарафан до самого пояса. Взору открылись чудные грудки с маленькими сочными вишенками сосков...

– Ух, ты! – не сдержал он восторга.

– Ух, я! – игриво улыбнулась Маринка.

Отошла назад. Повела бедрами, и сарафан упал к ее ногам. Она предстала перед Капроном во всей своей бесстыжей красоте. Осталось только трусики снять.

– Посмотрел! – язвительно усмехнулась она.

И быстрыми четкими движениями вернула сарафан на место. Повернулась к нему спиной.

– Молнию застегни!

Но Капрон, напротив, попытался стащить с нее одежду. Но сарафан, казалось, намертво прилип к телу. Маринка извернулась и повернулась к нему лицом.

– Мы так не договаривались!

– Я так понял, ты чо, всем даешь, а мне – нет!

– А кому я даю? – хищно сверкнула она взглядом.

– Хорю тому из машины.

– Показать, как я ему давала?

– Покажи!

Капрон не понял, как в ее тонкой изящной ручке появилась «лисичка». Знакомый щелчок, и острие лезвия уперлось в горло.

В глазах Маринки было столько опасной решимости, что Капрон струхнул не на шутку.

– Эй, ты чего? – пробормотал она.

– А ты чего? Я же тебе сказала, хорошего понемножку. Я тебе не шалава, понял?

– Понял.

Марина отошла назад. Нож самым непостижимым образом исчез из ее рук. Как будто в воздухе растворился.

– Ничего ты не понял, – на прощание сказала она.

И сама растворилась в сгущающейся мгле.

Капрон как оплеванный возвратился в беседку.

– Ну чо, как оно там? – взбудораженно задергался на своем месте Кнут.

– Все путем! – расправил плечи Капрон.

Не рассказывать же пацанам, как Маринка пером его чуть не пописала. Это же позор на седины.

– А чего так быстро?

– Знаешь, как у нее там тесно? Пяти секунд не продержишься.

– Не знаю, не пробовал. Надо попробовать. Ты-то отстрелялся, да, а она?

– Да как из пулемета. Я ухожу, а ее еще трясет.

– Так что, она там осталась?

– Не знаю, может, уже ушла.

– Так это, мы глянем!

Кнут как ужаленный вскочил с места и рванул за гаражи. Капрон хотел его остановить, да куда там.

Вернулся Кнут через полчаса. Улыбка до ушей, в глазах пожар.

– Ну что? – заинтригованно спросил Анисим.

– Все ништяк! И туда, и сюда. Не баба – зверь. Отпускать не хотела. Давай, Сашок, еще, еще. У-ух! Насилу ушел!

– Так она сейчас где?

– Да где, лежит в кустах. Голая. Я когда уходил, она в конвульсиях дергалась...

– И сейчас лежит?

– Ну, точно не скажу!

Анисим сорвался с места. И за гаражи. Вернулся измочаленный, как будто мешки с цементом разгружал. Глаза пылают.

– Да, бабенка она классная, без базара. Увидела меня, на шею кинулась. Ну, Леша, давай, люби меня до гроба! Ну я ей свою колоду и вставил. Ох, и выла!

– Что-то не слышно было, – насмешливо скривился Капрон.

– Да я тебе кричу!

– Как ты кричишь, я слышу. А как она кричала, не слышал.

– Так далеко ж было.

– Ничего не было. Ни у тебя, ни у Кнута. Гонщики вы оба. Маринка еще раньше меня домой ушла.

– Погоди, как ушла! – встрепенулся Кнут. – Ты ж говорил, что она осталась.

– Да это я тебя на дурку взял.

– Так у тебя чо, с ней ничего не было?

– У меня-то было.

– Ну и у меня тоже!

– Так ушла же Маринка!

– Значит, вернулась! Ушла она от тебя, – фыркнул Кнут, – от меня она уползала.

– Уползала?! – возмутился Анисим. – Ты чо, хочешь сказать, что я гонщик? Она была, когда я пришел.

– Значит, приползла. Мало ей показалось. Где она сейчас?

– Ну там оставалась, где я ее оставил.

Если Кнут и Анисим заливали насчет Маринки, то делали они очень убедительно. Фальши ни в одном глазу. Капрон даже поверил им. Сам направился за гаражи.

Пусто там, тихо и темно. Маринкой и не пахнет. Но может, она уже ушла домой? Поняла, что больше никто не придет ее топтать, и ушла. Или уползла.

* * *

Тетя Лида была похожа на рака. Лицо красное, глаза выпученные.

– Как это не хочешь учиться?

– Да так и не хочу... – сокрушенно вздохнула Маринка. – Но если вы скажете!

Капля разбавленного бальзама на самолюбие тетушки.

– И скажу!

– Тогда буду...

Учиться Марина ненавидела. Имелась у них в поселке школа. Так она там редкой гостьей была. То сама «заболеет», то маму в больницу «отправит». Дом несколько раз «горел». Верить ей не верили. Но из класса в класс переводили исправно. С одними «трояками» в табеле.

Она заканчивала восьмой класс, когда умерла мама. Марина сходила к директору, пустила слезу, сказала, что тетка в Москву забирает. И так ласково к Петру Евсеевичу притерлась, что мужик прибалдел... В общем, получила она свидетельство об окончании восьми классов. И неважно, что там одни «уды». Двоек-то нет...

А зачем ей школа? Писать, читать умеет. А ботаника, кому она нужна? Ей вполне хватает того, чему батя ее научил. Да и мама много ей про жизнь рассказывала. Она тоже много чего на своем веку повидала...

– Тогда нечего без дела болтаться, – наседала тетка. – Давай за учебники берись! В техникум поступать будешь.

– Не потяну я техникум! – жалостливо глянула на нее Марина. – Уж лучше в ПТУ. На швею буду учиться. Я же люблю шить. Люблю, но не умею. А там научат. Я, может, отличницей там стану. И в институт поступлю после выпуска. Если в армию не заберут.

– Какая армия, о чем ты?

– Да это я так, к слову.

В армию ее не заберут, а вот в тюрьму посадить могут. Вчера свой личный счет вторым лопатником пополнила. В Москве была, в промтоварном околачивалась. Увидела солидного дяденьку, как бы случайно налетела на него. Вежливо извинилась. И бумажник так же вежливо перекочевал из одного кармана в другой. Солидный был дядька. На вид. А нутро у него скудное. Всего ничего. Но если бы поймали, впаяли бы два года – со скидкой на малолетство и красивые глазки...

– Ну, хорошо, ПТУ так ПТУ. Но туда без экзаменов не берут! – с важным видом заявила тетка.

– Да, я знаю, – глупостью на глупость ответила Марина.

Ну какие в ПТУ могут быть экзамены? Туда всех берут без разбора.

– Тогда я в библиотеку, за учебниками? Физика там, математика.

Она ловко изобразила восторг первоклассника. Тетушка повелась.

– Да, конечно!

Марина приоделась, накрасилась, спрыснула одеколоном, подцепила на плечо сумочку – и на улицу. В библиотеку она едет. Но не в Лукарск, а в Москву. Путь не ближний. Оказывается, охота на «бобров» – очень увлекательное занятие.

Она шла по тропинке к железнодорожной станции.

– Эй! – окликнули ее со спины.

Марина остановилась, обернулась. Снегурка чешет. Расфуфыренная, подбородок на уровне глаз, щеки надутые. Ну да, чего это она будет перед Мариной заискивать? У нее же между ног чесалка не растет. Какая ей от нее польза? Можно и нос в облака засунуть.

– Привет, Снегурка! – задорно улыбнулась Марина.

– Кому Снегурка, а кому Антонина Васильевна.

– И что вам, Антонина Васильевна, нужно? Таблетки от зазнайства?

– Это я-то зазнаюсь? – хмыкнула Снегурка. – Знала я одну зазнайку! Целку из себя строила. А потом как пошла скакать по кочкам! Чего таращишься? Это я про тебя. Знаю, как тебя пацаны в кустах драли!

– Да что ты такого говоришь? – развеселилась Марина.

– Ой, только не надо ля-ля петь! – скривилась Снегурка. – Мне Кнут рассказывал, как тебя сначала хахаль московский отодрал. Потом Капрон был. За гаражами тебя брал. После Кнут был. Ну и Анисиму тоже досталось.

Марину это вранье задело за живое. Но виду она не подала. Спасибо папашке за то, что научил владеть собой.

– И что дальше? Тоже хочешь со мной за гаражи?

– Я тебе чо, кобла? – возмутилась Снегурка.

– Вобла ты. С ушами. Уши у тебя большие, лапша хорошо зависает. Можешь передать своему Капрону, что он большой мудак!

А как еще можно назвать этого придурка? Марина к нему прониклась, можно сказать. Задружить с ним хотела. Парень-то вроде бы ничего – и видный, и духом сильный. А оказалось, что он трепло ходячее. Сам себя он отодрал в кустах за гаражами. Перевозбудился и «гуся» за шею дернул. То, что Кнут барахло по жизни, было ясно с самого начала. Но тот же Анисим произвел на Марину неплохое впечатление. А нет, и он пустозвоном замохначенным оказался. Думала, серьезные люди, а оказалось, что на обычную шпану нарвалась. Да и хрен с ними со всеми!

– Это кто мудак? Капрон?! – взвыла Снегурка. – Да ты хоть знаешь, кто он такой?

– Баклан дешевый, кто ж еще!

– Ну ты, сука, меня вывела!

– А ты меня нисколько, – премило улыбнулась Марина. – Ты же помойка, чего на тебя обижаться?

– Ну все!

Снегурка использовала классический прием бабской борьбы. Попыталась вцепиться Марине в волосы. Но та вовремя отступила назад, и она поймала воздух. Зато Марина не промахнулась. Шагнула вперед и ударила шпилькой каблука по ступне. Резкая боль скрутила Снегурку и сбросила на землю.

– Пока, Снегурка! – весело помахала ей ручкой Марина.

Нет больше ни Капрона, ни Анисима, ни Кнута. Все умерли. Разом. Марина точно знала, что проживет и без них.

И Максима она тоже отшила. Еще в тот день, когда он отвез ее на дачу. Вместо шампанского он угощал ее дешевой бормотухой, вместо шашлыков подал жареную на костре колбасу. И еще приставать пытался. Руки распускал. Пока Марина нож к его яйцам не приставила.

Все мужики – сволочи. У всех одно на уме. На место их нужно ставить. Не они должны женщиной пользоваться, а наоборот. Марина будет их пользовать. Потому что она Мурка. Потому что она сама по себе.

Глава 4

Мусорок смотрел на Капрона так, как будто вошь перед ним, а не человек. Никакой жалости во взгляде. Как будто сейчас возьмет да раздавит его сапогом.

– Что будем делать, Стасов? Чистосердечное писать или в молчанку играть? – нехотя спросил он.

Хату они выставили влет. Анисим и Кнут постарались. Отогнули дверь «фомкой», и никаких проблем. Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь... А брать было что. Магнитофон кассетный – заморское чудо, рыжья немного, барахла куча.

«Шарп» и шмотье решено было снести знакомому барахольщику. Хату выставляли Кнут и Анисим. Капрон стоял на шухере – из-за своей сломанной руки. Стоять на стреме – дело важное, не вопрос. Но все же этого было явно недостаточно, чтобы чувствовать себя основной фигурой в деле. Именно поэтому к барыге отправился он.

Товар Капрон сбагрил, срубил бабла. А через день, утром, за ним пришли. Вытащили из теплой постели, захомутали – и в «канарейку». Отвезли в ментовку, пару часов промариновали в «трюме», и на допрос.

– А что вы посоветуете, гражданин начальник? – неприязненно спросил Капрон.

– Я бы посоветовал во всем признаться. Пока я добрый.

– А если разозлитесь?

– Тогда худо. Знаешь, сколько у нас висяков? Мно-ого! И все на тебя повесим. Давай, рисуй, как квартиру брал, и я от тебя отстану. Настроение у меня сегодня хорошее. Свадьба у друга. А в понедельник на службу выйду – злой-презлой буду. Угадай, на ком злость срывать буду?

Капрон угадал с первого раза. На нем красноперый отыграется. А ведь от предъявы не отвертеться. Мусора повязали барыгу вместе с товаром. Через него и вышли на Капрона. Сброшенное им барахло привяжут к выставленной хате, тогда хана. А менты это сделают. Они хоть и козлы, но работают справно.

– Ладно, давайте бумагу, – обреченно махнул рукой Капрон.

Чистосердечное признание, как известно, смягчает вину. В теории, а иногда и на практике. К тому же покушался Капрон на частную, а не на государственную собственность. Еще одно смягчающее обстоятельство.

Он написал, как приметил квартиру, как вскрыл дверь, как проник внутрь. Все написал, только корешей своих не упомянул.

Опер читал признание с кислым видом.

– Врешь ты все, Стасов, не мог ты с гипсом на руке хату выставить, – покачал он головой. – Не хочешь подельщиков сдавать?

– Да не было никого, гражданин начальник. Я сам!

На этом Капрон будет стоять твердо. Западло корешей своих сдавать. Косяк на всю жизнь. Да и кража в составе группы – отягчающее обстоятельство. Так что по-любому нужно канать паровозом – брать всю вину на себя.

– Ну тебя к черту, Стасов. Сам так сам! Увести!

Разговор был закончен. Не было времени у ментов, чтобы возиться с ним. Спалившийся барыга сдал все коны – всех своих поставщиков. Не только один Капрон в их сети попался. Менты вязали братву снопами. Так что сейчас у них работы выше крыши.

Его определили в КПЗ. Суббота, воскресенье – выходной для ментов. Понедельник – на раскачку. А во вторник Капрону предъявили обвинение и этапом отправили в следственный изолятор.

Правильный пацан не должен бояться тюрьмы. Правильный пацан должен считать ее домом, знать про нее все, готовиться к житию-бытию в застенках. Такого пацана камерная братва будет держать за своего.

Капрону еще в прошлом году исполнилось восемнадцать лет. Поэтому его определили во взрослую камеру. Туда он вошел с таким видом, будто был убеленным сединами дяханом.

Смотрящий по хате – прожженный со всех сторон мазурик – опытным взглядом определил его статус. Подозвал к себе.

– Кого в этой жизни знаешь, пацан? – хриплым прокуренным голосом спросил он.

Капрон назвал имена четырех уважаемых жульманов из лукарской общины. Их всех он знал лично. И по меньшей мере двое из них могли подписаться за него – выставить его перед смотрящим в правильном свете.

– Хорошо... Правила наши знаешь? – продолжал смотрящий.

– Знаю. Три года на малолетке парился.

– Какой масти?

– Черной. Вешать сук, резать актив. Только так.

Ментов и красноповязочников Капрон ненавидел. Опять же, как подобает правильному воровскому пацану.