Владимир Колычев
Здравствуй, Мурка, и прощай
Часть I
1981—1985 гг.
Глава 1
Холодный ветер швырял в лицо мокрый снег. Продрогшие до костей могильщики торопливо орудовали лопатами – забрасывали землей грубо сколоченный гроб.
Марина замерзла, но не холод сотрясал ее хрупкое девичье тело – ее колотила изнутри нервная дрожь. Хоронили ее мать... Нет больше мамы, нет больше самого дорогого на свете человека. И как теперь жить дальше?
– Марина, нам уже пора, пошли!
Тетя Лида взяла ее за руку. Но девушка вырвалась. Она не хотела уходить. Еще оставалась глупая надежда, что мама жива – уснула летаргическим сном, бывает же такое. Сейчас вот проснется, станет стучать в крышку гроба, а могильщики сделают вид, что не услышали. А она точно услышит и заставит их раскопать маму...
– Марина, нельзя так, простынешь ведь, – пыталась вразумить ее тетя.
Но бесполезно. Марина ждала до тех пор, пока над свежим холмиком не возвысился деревянный крест. Только тогда повернулась к могиле спиной...
Старый разболтанный автобус уже уехал – увез провожающих и вместе с ними тетю Лиду. Зато остался ее муж – дядя Слава. Он ждал Марину в своей машине.
Дядя Слава был под стать своему «Москвичу». Худой, угловатый. Лицо узкое, но вытянуто вперед. Узкие губы, выступающие вперед зубы – ни дать ни взять бампер с клыками. Голова такая же лысая, как резина на старых колесах. Ворчливый, скрипучий...
– Да не убивайся ты так, – вздохнул дядя Слава. – Все там будем... А то, что одна осталась, так за это переживать не надо. Мы тебя, девочка, к себе возьмем...
Марина молча смотрела на уходящую под колеса дорогу. «Дворники» отмахивались от бьющихся в стекло сжиженных снежинок. Там, за окном, – холодно, ветрено и мокро. Там, за окном, – промозглый мир, где осталось кладбище с материнской могилой. Мир, где остался отец – вор-рецидивист, ныне отбывающий очередной срок... А в машине тепло. Это совсем другой мир. Дядя Слава хоть и неказистый с виду, но видно, что человек в общем-то положительный. Пьет вроде бы в меру, совсем не курит, матом не ругается. И тетя Лида не пьющая. Тоже не курит и не матерится. Оба зарабатывают на жизнь честным трудом. А вот детей у них нет. И никогда не было.
А мама пила. И дымила как паровоз. Но не ругалась, не скандалила. Собутыльников в дом не водила. И Марину любила. В свое время бездетная тетя Лида пыталась забрать у сестры дочь, но та ни в какую. Не отдам, и все! Да Марина бы и не бросила мать. Пусть она и пьяница, но ведь мать...
Но нет больше мамы. А Марине всего пятнадцать... «Всего» – это для тети Лиды. Сама-то она знает, что уже может позаботиться о себе. Не пропадет она в этой жизни. Но раз тетя Лида решила ее забрать к себе, почему бы не подыграть ей. Пусть она остается в ее глазах маленькой беззащитной девочкой, которую нужно опекать и оберегать от жизненных невзгод. Тем более что Марина благодарна тетке – та и похороны организовала, и поминки.
Машина остановилась возле маленькой покосившейся избенки. Просевшая крыша, развалившееся крыльцо, поросший травой двор. Здесь и жила Марина вместе с мамой. Жила. Все уже в прошедшем времени.
Людей на поминках было чуть-чуть. В основном забулдыги. Тетя Лида не очень-то старалась скрыть свое пренебрежение к ним. Накормила, налила каждому три раза по сто и выставила за дверь.
Битую посуду оставили в доме. Все, что было более или менее ценным, загрузили в машину. Не пропадать же добру – рассудила тетка. Марине было все равно. Пусть хоть весь дом на буксир берут да к себе везут.
Утром дядя Слава запряг свою «телегу», и Марина отправилась в путь. К обеду была на месте.
Тетя Лида и дядя Слава уверяли, что живут в Москве. В собственной благоустроенной квартире. Но, как выяснилось, жили они на окраине небольшого подмосковного города, километрах в тридцати от столицы. Трехэтажный дом старой постройки с позеленевшей от времени крышей. Захламленный двор с огромными лужами и пеньками вместо деревьев. В подъезде воняло мочой. Благоустроенная квартира представляла собой двухкомнатное жилище с узкой – не развернешься – прихожей и тесной кухонькой. Дешевенькие, но свежие обои на стенах, старенькая, но хорошо сохранившаяся мебель, черно-белый телевизор на ножках. Санузел – крохотная каморка, куда еле вмещался унитаз. Это же и душевая.
Тетя Лида провела Марину в небольшую, с маленьким окном комнатенку. Кушетка, шкаф, книжная полка, трельяж, на полу – старый затертый коврик.
– Твоя комната! – произнесла она с видом, будто вселяла племянницу в царские палаты.
– Мне нравится, – скупо улыбнулась Марина.
О царских палатах она и не мечтала. Комнатка ее вполне устраивала.
– Давай располагайся. И на кухню. Ужин будем готовить.
Марине пришлось скрывать свое недовольство. Готовить она не умела да и не любила. Но скажи тетке такое, сразу же нарвешься на нравоучение – приличные девушки должны уметь вести домашнее хозяйство. Не говорить же ей в ответ, что у нее нет никакого желания быть приличной девушкой.
* * *
Май – месяц непредсказуемый. Вчера было холодно, с неба валил мокрый снег. А сегодня с утра солнце. К обеду все просохло. В парке зелено, сиренью пахнет. Красота, короче. А то, что лавки грязные, так это ерунда. Спинки на скамьях широкие, покатые – само то, чтобы задки на них мостить. Высоко сидишь – далеко глядишь.
А вдали парочка под парусами. Парниша в темном костюмчике и девка в светлом плаще. Смазливая бикса. Чисто березка. Загинай и ломай... Но Капрон никого заламывать не собирался. С хорем девка, значит, занята. Ну, хахаля можно и под замес пустить, не проблема. Только тогда сам в раж войдешь. И уже не остановишься – тогда уж точно «березку» разлохматить придется. А это косяк. Не по понятиям – мохнатые сейфы вскрывать. Если менты за это дело закроют, тогда хана – на киче насильников опускают влет. Так что уж лучше не задираться.
Капрон ловким движением выбил из пачки папиросу, сунул ее в рот, зубами смял мундштук. Полез за спичками. Но в кармане пусто. Посеял где-то чирки. Многозначительно глянул на Кнута. Может, он огоньком подогреет. Но кореш расценил его взгляд по-своему. Вскочил с лавки, перегородил путь парочке.
– Васек, прикурить дай! – хищно осклабился он.
– Я не Васек, – покачал головой парень.
Капрон внимательно смотрел на него. Крепенький с виду чувак. Высокий, не слабого сложения. Черные курчавые волосы, вывеска не хилая – мощные надбровные дуги, широкий подбородок с ямочкой. Взгляд прямой, борзоватый. Он не боялся Кнута. И его кенты – Капрон и Анисим – нисколько его не смущают. За фраеров он, что ли, их держит? Капрон почувствовал, как закипает в жилах кровь.
– Сказал Васек, значит, Васек... – продолжал наезжать Кнут. – Прикурить, говорю, дай!
– Не курю!
– Ты чо, тупой, в натуре? Тебе чо, ума дать?
Капрон сунул руку в карман, нанизал на пальцы кастет. Вместе с ним со своего места подорвался и Анисим. Нехорошо втроем на одного. Но еще хуже, когда васьки да ваньки борзеть начинают. Нет чтобы сказать, типа, извините, пацаны, не курю. А то – НЕ КУРЮ!
Кнут уже готов был пустить в ход кулаки. Но он ждал, когда Анисим зайдет к жертве с тыла.
– Так тебе прикурить дать?! – изумленно протянул парень.
И тут же подался вперед – резким и свирепым движением боднул Кнута лбом в нос. Убойный удар. Капрон аж вздрогнул – настолько все произошло быстро и неожиданно.
Но замешательство длилось мгновение. Вот уже его шипованный кулак летит в цель. Бить он умеет – сколько народу перемолотил. Но сегодня ему явно не фартило. Жертва никак не хотела становиться жертвой. И вывеску свою под удар подставлять не собиралась.
Парень ловко уклонился в сторону, и кастет разорвал лишь пустоту. Капрон стал отводить руку назад, но та вдруг оказалась в жестком захвате. Резкая боль, хруст сломанной кости... Капрон стиснул зубы, чтобы не выпустить наружу протяжный вопль...
Фраерок решил, что с ним покончено. Отпустил его, чтобы заняться Анисимом. А тот облажался. Нет чтобы наброситься на бугая с кулаками в тот момент, когда тот ломал Капрона. Напал бы со спины да вломил бы загривку. Так нет – за выкидухой полез. Пока раскнопил перо, время прошло. И когда он пустил в ход свой нож, черт был уже на стреме. Ловко взял Анисима на прием, эффектно швырнул его через бедро и с такой силой припечатал кулаком к асфальту его башку – как только мозги через уши не вылезли.
У Капрона была сломана рука, мозги плавились от боли. Но все же он не вышел из боя. Пока ломом опоясанный фраер занимался Анисимом, он вытащил из кармана кнопарь, выщелкнул лезвие. И с пикой наголо ринулся на противника. Но, увы, тот успел среагировать. Нож вспорол лишь материю на его пиджаке... И вторая рука оказалась в жестком захвате. Прием, бросок, удар...
Когда Капрон пришел в себя, виновника его позора на месте уже не было. Сам ушел и подругу свою увел. Кнут сидел на траве под кустом – держался руками за раздавленный нос, кусал губы. Анисим тоже оклемался, но с земли еще не поднялся. Над глазом надувается огромная шишка. В глазах боль и недоумение.
– Бляха, как последних бакланов сделали, – простонал Кнут.
– Ты ше сам... Тьфу ты! – Капрон выплюнул изо рта обломки передних зубов. – Ты ше прикурить хотел... Вот нам и дали... А этого козла мы еще встретим...
– Попишу, суку! – зло прошипел Анисим.
– А ту шалаву на кукан, – решил Кнут. – Бля буду, распашу вдоль и поперек!
– А плуг, смотри, не сломай, да!
Капрон был зол и на парня, и на его девку. Первого он готов был убить. И убьет – придет время. Тот хоть и крутой, но если втихую зайти к нему со спины да темной ночкой, он даже дернуться не успеет, как перо проткнет ему почку... И девку можно кончить, если она в тот момент рядом с ним окажется. А лохматить ее не надо... Правильный пацан может убивать, а насиловать – ни-ни...
А Капрон был правильным пацаном. Три года он мотал срок на зоне. Колония называлась детской, но понятия там совсем не детские. Там он жил чисто по понятиям. Там его братва держала за правильного пацана. Там ему и объяснили, что нужно делать с борзыми фраерами. Поднял руку на честного вора – вешайся сам или получай перо под ребро...
* * *
Рука под гипсом ныла и взывала о мести. Но Капрон даже не знал, кому мстить. Где живет обидчик? Как его зовут? Эти вопросы оставались без ответа. Но ничего, рано или поздно он выйдет на борзого фраера, спросит с него за все.
А Кнут больше думал о бабе. Поймать и отыметь. И, похоже, месть здесь была ни при чем. Чесалось у него в одном месте не слабо. Тонька Снегурка могла бы ему почесать. Но ее, как назло, в диспансере закрыли. Мужика какого-то триппером заразила, а тот взял да вложил ее. Вот и отправили девку на принудительное излечение. А Кнуту неймется. На баб как собака бросается. Те от него шарахаются, как от чумного.
– Во, гля, какая бикса шпарит! – взбудораженно толкнул он Капрона локтем.
– Заманал, в натуре! – не выдержал тот.
Достал его этот озабоченный.
Они сидели в ржавой железной беседке во дворе дома, где жил Анисим. На земле по центру деревянный ящик, на нем два «огнетушителя», граненые стаканы. Надо же было чем-то заняться от не фиг делать. Заодно и боль заглушить. У Капрона рука ноет, у Кнута болит сломанный нос, у Анисима до сих пор башка гудит после удара.
– Да ты глянь, глянь! – не унимался Кнут.
Капрон повел взглядом в сторону, куда он тыкал пальцем. И увидел девчонку лет шестнадцати. Каштанового цвета волосы, смазливая мордашка, глаза – два иссиня-черных уголька. А фигурка... Старенькое платье с коротким подолом и длинными рукавами трещало по швам под натиском округлявшихся форм. Наливающаяся грудь, тонкая талия, ножки длинные, стройные... Да, на такой крале можно глаза оставить. А Кнут еще и болт свой за ней вприпрыжку пустил. Не удержался и сам за ней ломанулся. Капрон также не мог удержаться на месте – двинулся вслед за ним.
Кнут обогнал девчонку, перегородил ей путь.
– Привет!
Глаза у пацана горят, слюнки текут.
– Тебе чего? – спокойно спросила девчонка.
Вид у Кнута устрашающий. Морда лица такая – слабонервным на него лучше не смотреть, а то ночью кошмары замучают. Да и дерганый он очень. Особенно когда волнуется. Плечи ходуном, руки вразлет. Такое ощущение, что вот-вот ударит собеседника... А девчонка смотрит на него и хоть бы хны. Ни малейшего испуга во взгляде. Только интерес и удивление.
– А ты что, живешь здесь? – спросил Кнут.
– Живу. Уже три дня. А что?
– Да не видел я тебя раньше, вот чего. Как зовут?
– Марина.
– Тебя никто не обижает, Маринка?
– Нет.
– А могут обидеть. Но если ты будешь со мной дружить, тебя ни одна падла не тронет.
– Даже ты?
Кнут напряг мозги. Не может понять, то ли девчонка хочет с ним дружить чисто по-детски, типа без рук, то ли она его самого за падлу держит.
– Ты это, короче, ты давай меня не напрягай, да! – скривился он.
– Что, сразу давать? – усмехнулась она.
– А чо, можно и сразу! – встрепенулся Кнут. – Прям щас можешь и дать!
– Что, прямо здесь?
– Ну зачем здесь? Тут местечко одно есть. За гаражами. Травка зеленеет, солнышко типа блестит, да...
– У меня платье чистое, можно испачкаться. – Маринка сказала это с таким видом, как будто уже дала согласие лечь на спину и раздвинуть ноги.
У Капрона внутри все поднялось. Ладно, пусть сначала будет Кнут, раз уж он смог раскрутить девку. А потом будет его очередь. А может, Кнута за собой в очередь поставить? Дать в рог, чтоб не бурел, и задвинуть. Уж больно девка смачная. Тонька Снегурка по сравнению с ней Баба Яга.
– Так это, что-нибудь придумаем, чтоб не испачкаться.
Возбужденный Кнут схватил Маринку за руку, чтобы тащить ее за гаражи. Но та уперлась. Вырвалась.
– Да подожди ты, не спеши! Я так просто никому не даю!
– А как не просто? – озадачился Кнут.
– Давай в карты сначала сыграем. Если выиграешь, я вся твоя.
Капрон криво усмехнулся. Он знал, что Кнут помешан на картах не меньше, чем на бабах. Если он играет, то у него шесть тузов в одной колоде. А что Маринка в картах понимает? Стопудово проиграет. Тогда уж точно трусы придется снять. Да она и сама это понимает. Поэтому и предложила вариант с картами. Типа она порядочная девка, поэтому без предлога не отдается. Раз уж она такая порядочная, то придется порядок очередности выстроить. Первым будет Кнут, за ним Капрон, а третьим – Анисим. Кстати, порядок очередности можно на тех же картах разыграть. Кому первым туз из колоды выпадет, тот первым и вздрючит эту шалашовку.
– Так ты чо, в стиры шпилишься? – осклабился Кнут.
– Как ты сказал? – непонимающе посмотрела на него Маринка.
– Ну, стиры – это карты.
– А шпилиться?
– Ну, играть, значит. А можно и без карт шпилиться. Ты это дело любишь?
– Обожаю! Но сначала ты меня на стирах попробуй отшпиль! Сможешь?
– А если смогу?
– Тогда меня отшпилишь. А если нет...
– Тогда что?
– Тогда тебя самого отшпилят.
Маринка сказала это почти ласково. Но Кнут дернулся так, как будто ему вставили.
– Чо ты сказала? – набычился он.
Но девчонка даже глазом не повела.
– А как ты хотел? Баш на баш. Зуб за зуб, очко за очко!
– Фью! – восхищенно присвистнул Анисим. – Ну и ну!
И сам Капрон глядел на Маринку другими глазами. Не как на малолетнюю шалаву, а как на отчаянную девчонку.
– Ты чо, гонишь? – вспылил Кнут.
– А разве не ты первый гнать начал? Не ты ли дурака под кожу загнать хотел?
По фене выражение «загнать дурака под кожу» означало половой акт. Оказывается, Маринка и по фене ботать умела. Капрон смотрел на нее широко распахнутыми глазами. Он был очень удивлен.
– Кнут, в натуре, ты не быкуй, не надо! – влез в разговор Анисим. – Тебя же под болт не ставят. Тебе стиры предложили кинуть. Если боишься, откажись, да!
Капрон хотел сказать примерно то же самое. Но промолчал. Не хотелось шепелявить перед Маринкой. Зубы-то он себе еще не вставил. Не успел. Хотя золото на фиксы имелось. Колечко паленое завалялось, как раз на два зуба.
– Кто боится? – вспенился Кнут. – Я боюсь?! Стиры так стиры, не вопрос! Можно прям щас и начать!
– Ты погоди, не гони лошадей! – Маринка мило улыбалась, но смотрела на него жестко, пронзительно.
Капрон не попадал под этот взгляд, но тем не менее даже ему стало не по себе. Ну и девка!
– Игра под очко – дело серьезное, – продолжала она. – А я тебя, извини, проткнуть не могу. Варианты обговорить надо бы.
– Обговорим, – вместо оторопевшего Кнута сказал Анисим.
Он был заинтригован не меньше Капрона.
– Если ты укатаешь Кнута, то мы его под Робика подставим.
Кнут встрепенулся. Он хорошо знал, кто такой Робик. Этот жулик четыре срока на зоне отмотал. Сейчас он уже не при делах. Но никогда не отказывает, если кого-то опустить надо. Говорят, на зоне он большим охотником до этого дела был. Как говорят и то, что он мог законным вором стать, но именно из-за этой страсти к мужским валторнам бродяги прокатили его на сходе.
Анисим посмотрел на Капрона, и тот кивнул в знак согласия.
– Э-э, пацаны, вы чего! – ошалел от такой постановы Кнут.
– Брат, тебя же никто не заставляет в это дело вмазываться, – резонно заметил Анисим. – Если боишься, давай обратку, и все дела.
– Я давай?! – взвился Кнут. – Это она будет давать! И в хвост, и в гриву! Ты слышишь меня, сука! – вызверился он на Маринку.
– Слышу, – невозмутимо отозвалась та.
Железная девчонка. Капрон смотрел на нее с нескрываемым уважением. Кнут чувствовал, что братва больше поддерживает ее, а не его, и оттого злился еще больше.
– Тогда начнем!
Кнут вытащил из кармана колоду карт.
– Не пойдет, – мотнула головой Маринка. – Чует мое сердце, колода у тебя заряженная.
– А что ты своим очком чуешь?
– Нехорошо так говорить, – укоризненно и вместе с тем проникновенно посмотрела на него девчонка.
И Кнут присмирел под этим взглядом. Похоже, неожиданно для себя присмирел.
– Надо новую колоду купить, – сказала она.
Капрон многозначительно глянул на Анисима. Тот все понял и двинулся в сторону киоска «Союзпечать».
Но Маринку такой вариант не устроил.
– Пошли вместе.
Все правильно, в игре на шанс доверять никому нельзя. Купит сейчас Анисим новые карты да по-быстрому пометит их, и станет тогда колода кованой. Тогда девчонке хана – придется загибаться перед Кнутом. Ей ведь невдомек, что Капрону вовсе не хочется, чтобы Кнут каруселил ее. Он сам хотел закадрить ее. И не только ради забавы. Не баба, а наваждение какое-то.
В киоске продавались простые карты за рубль пятьдесят. Никаких других вариантов не было. Анисим отстегнул монету, сгреб колоду. Распечатал ее в том самом укромном уголке, о котором говорил Кнут.
Там действительно было классно. С одной стороны гаражи, с другой поросший зеленой травой пустырь. И безлюдно. Три пацана и одна девчонка. И эти три пацана могут сотворить с девчонкой все, что угодно. Без всяких карт. Конечно же, Маринка это понимает. Но ей хоть бы хны.
– В «очко»? – спросил Кнут.
– Я не знаю такой игры, – пристально, немигающим взглядом посмотрела на нее Марина.
– Не знаешь?! А что ты тогда знаешь?
– Знаю, что уважаемые люди называют эту игру «двадцать одно». «Очко» – это для бакланов и кочетов.
– Я не понял, это чо за постановы такие?
Кнут нервничал не по-детски. В глазах суеверный страх. Такое впечатление, будто он заранее сдался.
– Что знаю, то и говорю, – спокойно сказала Маринка.
– И много ты чего знаешь?
– Знаю, что нам лучше всего «триньку» скинуть. На пять раздач, чтобы для верности...
– Пусть будет «тринька», – стараясь не шепелявить, сказал свое веское слово Капрон.
Сейчас он был не просто центровым пацаном. В данном случае он – разводящий. Ему решать, как играть. И за игрой ему следить, чтобы никакой лажи. Да и какая может быть лажа, если карты не меченые. Кнут может рассчитывать на одно везение. Туза в рукаве у него точно нет. А на что может рассчитывать Маринка? Что будет, если она укатается, то бишь проиграет?
В «триньку» играют на интерес. Туз – одиннадцать очков, любая фигура – десять, «девятка» – девять, и так по нисходящей. У кого на руках больше очков, тот и срывает банк. А в банке очень серьезные ставки.
Маринка получила свои три карты. Глянула на них. Взгляд непроницаемо спокойный, безмятежное выражение лица. Девчонка умеет владеть собой.
А вот Кнут нервничал. Понятное дело, неохота свои булки под раздачу подставлять.
Марина вскрылась первой. «Дама», «семерка» и «шесть». И все разной масти. Не густо. Зато у Кнута на руках две фигуры одной масти...
– А-а-а! – ликующе взвыл он. – Тебе только на флейте играть, дура! Я тебе это устрою!
Один – ноль в пользу Кнута. Но игра продолжалась. Со второй раздачи Кнуту снова подфартило. Два туза!
– Будет тебе флейта! – похабно ощерился он и сделал неприличный жест в сторону Маринки.
Третья раздача. Если девчонка проиграет, тогда ее уже ничто не спасет от «флейты». Капрон невольно стиснул зубы. Он не хотел, чтобы его кореш проигрался. Но еще больше он не хотел, чтобы Маринка легла под него.
– Щас три туза будет! – напророчил себе Кнут.
Он вскрывался первым. И точно, на руках три туза. Такую карту перебить просто нереально.
– Ну чо, кроха, становись на четвереньки, чтобы платье не испачкать! – заржал Кнут.
– Сейчас. Только карты открою, – спокойно сказала Маринка и предъявила три «девятки».
Есть такая игра, в которой туза может побить только «шестерка». А в «триньке» трех тузов могли перебить только три «девятки». Именно это сейчас и случилось... Никак не ожидал Кнут такого расклада. Реально пацан офигел. Глаза на лбу, челюсть на коленях. Но для него еще далеко не все потеряно. Счет два – один в его пользу. И ему достаточно будет довести его до трех, чтобы на законных правах заломать «березку».
Но Маринка никак не хотела становиться на четвереньки. И снова взяла над Кнутом верх. Тридцать очков против двадцати двух.
Зато при пятой раздаче фортуна подкинула Кнуту те самые тридцать очков... Но Маринка засветила три туза... Три – два в ее пользу. Три – два в пользу Робика с его долбилкой.
– Э-э, пацаны, не в тему расклад! – Кнут ошалело смотрел на Капрона. – Это неправильно. Переиграть надо.
Капрон лишь сокрушенно развел руками. Игра – это святое. Проигрался – плати по счету. Подставил очко – расплачивайся им.
– Пацаны, вы чего? Мы же в кентах. Мы же один хлеб едим. Так нельзя!
– Брат, тебе же говорили, включай обратку, – уныло вздохнул Анисим. – Какого хрена ты на рожон лез!
– Да кто она такая, пацаны? – Кнут вперил в Маринку ненавистный взгляд. – Откуда она взялась, эта курва?
Ничего другого вперить он ей уже не мог.
– Раньше нужно было спрашивать, – резонно заметил Анисим. – А ты сначала рога вмочил. Плохо, когда болт в голове вместо мозгов. Еще хуже, когда болт сзади.
– Пацаны, вы что, в натуре, под Робика меня подставите?
– А это мне решать! – заявила Маринка. – Могу простить долг, а могу и не простить!
И здесь она была права. Сейчас все зависело только от нее. И хорошо, что Кнут вовремя это понял.
– Марина, сеструха, выручай! – взмолился он. – Не отдавай меня Робику! Лучше убей!
– Убить?! Я подумаю. Завтра скажу, что с тобой делать. А сейчас, извините, парни, мне домой надо! Завтра, в это время и на этом месте. Гуд бай!
Маринка мило улыбнулась, весело помахала на прощание ручкой и скрылась за гаражами. Капрон потрясенно смотрел ей вслед. Атас-баба!
* * *
Марина забросила колоду карт на верхнюю полку шкафа, закрыла дверцы. И легла на кровать поверх покрывала...
Она не обладала даром ясновидения. И карты в «Союзпечати» купила только для того, чтобы пальчики потренировать. А тут этот озабоченный придурок. Пришлось поучить его уму-разуму.
Отец у нее был известным вором. На все руки мастер. И как шулер большой специалист. На матери он женат никогда не был. Но каждый раз после отсидки возвращался к ней. А она его всегда ждала, всегда с радостью принимала. Потому что любила. На этой любви и спилась.
Последний раз батя завис на свободе на целых три года. Два-три месяца на гастролях, один – дома. По такому раскладу и жил. Марину он любил. Но это не мешало чистить ее карманы. И лопатники у нее вытаскивал, и кожняки, и часы золотые. Это он на ней так упражнялся, чтобы чувственность пальчиков не потерять... И ее заодно своему ремеслу обучал. Не для того, чтобы она на жизнь зарабатывала. Когда учишь, тогда и сам учишься – так он говаривал... А Марина оказалась на редкость способной ученицей. Криминальный талант вдруг обнаружился. И карманы чистить влет научилась, и шулерские приемы чуть ли не в совершенстве познала. Еще кое-что по гипнозу освоила.
Никак не думал Кнут, что у нее кляузная колода в рукаве. Никто не заметил, как ловко она вывела на руку три «девятки»... Видно, что пацаны достаточно опытные, при делах. Видно, что из одной «семьи». А Марина никогда и ни с кем дел не имела. Но на поверку оказалось, что Кнут, Капрон и Анисим – шпана по сравнению с ней.
Надо признать, парни они неплохие. Правильные, можно сказать, пацаны. Все у них по понятиям. Вляпался их кореш в дерьмо, так они за уши вытягивать его оттуда не собирались. И на Марину не наезжали, а ведь могли расстелить ее на мягкой травке и захороводить на троих. Но ведь отпустили. Теперь вот ждут, что скажет она завтра. Помилует Кнута или нет. Конечно же, помилует. В этом городе она никого не знает. А ей нужно общество. Пусть это будет воровская семья, она этому будет только рада. Авантюрного склада у нее душа, и ничего с этим не поделаешь.
Глава 2
В проеме между гаражами мелькнул женский силуэт. Маринка! Но нет, на свет выходит Снегурка...
– Привет, пацаны! А я вас искала!
Лягушачий рот растянут до ушей, в глазах блядские огоньки.
– А-а, Венера пожаловала! – ухмыльнулся Анисим. – Почем нынче триппер?
– По рубль пятьдесят! – ничуть не смутилась Снегурка.
Капрон заметил, как скривился Кнут. Именно столько стоила колода карт, на которой он вчера так жестоко лоханулся.
– И минус четыре копейки, – прикалывался Анисим.
– За гондон? – догадалась Снегурка.
– А они у тебя есть?
– Лечащий врач рекомендовал...
– Смотри, башку оторву, если на конце поймаю!
– А я тебе еще и не дам, Лешечка! – пригрозила Снегурка.
– Кто тебе поверит, – презрительно фыркнул Анисим.
Капрон тоже не верил. Знал, что с этой шалавой можно делать все, что угодно. Не откажет. А иной раз и сама проходу не дает – почеши да почеши... Потом, правда, у самого от мандовошек чешется. Или закапает... Вот Маринка – это да. Крутая. Но видно, что чистая. Ее добиваться нужно. И бегать за ней не западло. Вот сказала вчера, что сегодня пацаны должны собраться на этом месте. И собрались. Потому что сейчас от нее зависит судьба Кнута. Она будет судить, и никто не возражает. Даже смешно представить такую ситуацию, что от Снегурки могло бы что-то зависеть. Разве что только конец может зависнуть в ее распахнутых воротах.
– Не веришь? – хихикнула шалава. – Ну и правильно делаешь, что не веришь... Лешенька, я так по тебе соскучилась! Пойдем прогуляемся! Я все для тебя сделаю!
– Сделаешь, – кивнул Анисим. – Не сейчас. Человека мы одного ждем, не видишь, что ли.
– А-а, я так и поняла, что у вас здесь стрелка.
– Тогда какого хрена приперлась? – рыкнул на нее Кнут.
– А-а, тогда я попозже приду, – прижухла Тонька.
– Ты сначала свали, а затем уже приходи.
– Ухожу, ухожу.
Но уйти Снегурка не успела. Появилась Маринка. Все в том же тесном дешевеньком платье. Но смотрится она в нем как английская королева. Круто! И сама она крутая! Капрон не мог отвести от нее восхищенных глаз.
А Кнут смотрел на нее как на злую богиню. Он полностью был в ее руках. И ясно осознавал это.
Снегурка окинула ее презрительным и в то же время завистливым взглядом.
– О, а кто это такая?
– Вали отсюда! – прикрикнул на нее Кнут.
– Ну зачем так грубо? – недовольно посмотрела на него Маринка.
– Это я не тебе!
– Все равно грубо. Это что, твоя подружка?
– Я же не Дед Мороз, чтобы со Снегурками дружить, – буркнул Кнут.
– А она что, Снегурка?
– Ага, Снегурка. Только растаять никак не может.
– Зачем ей таять? Тем более что Дед Мороз рядом.
– Это кто Дед Мороз?
– Ты! Станешь Дедом Морозом – про вчерашнее можешь забыть.
– Это чо, прикол такой?
– Кнут, ты чего, в натуре! – не выдержал Анисим. – С тебя долг списывают. Так что давай доставай свой посох и вали дружить Снегурку.
– Так это в пять секунд!
Кнут схватил Тоньку за руку и потащил в кусты.
– Я же сказала просто дружить! – изумленно и чуточку наивно посмотрела ему вслед Маринка. – Без всяких посохов.
– Извини, подруга, он по-другому дружить не может. Вот вставит свой посох, тогда такая дружба начнется.
– А Снегурка хочет с ним так дружить?
– Не просто хочет, она без посоха жить не может.
– Она что, шалавая?
– Да это у нее на лбу написано!
– А у меня что на лбу написано? – Маринка пронзительно посмотрела на Анисима.
«Ты не такая!» – вместо него хотел сказать Капрон. Но прозвучало другое:
– Ты цену себе не набивай, не надо!
В конце концов он не какой-то там занюханный юнец. Он воровской пацан. Да, Маринка клевая баба. Но она баба. БАБА! И должна знать свое место. А то расфуфырилась, в натуре. Хочет, чтобы братва у нее в ногах валялась.
– Кто набивает цену? – Она изумленно повела бровью.
Пристально посмотрела на Капрона. На губах ласковая улыбка, а взгляд – жесткое рентгеновское излучение.
– Я цену себе не набиваю. Она и так высокая. Чао!
Маринка повернулась к нему спиной и была такова. Даже ручкой на прощание не помахала.
– Ушла. – Анисим озадаченно почесал затылок.
– Не хрен ей здесь делать, – скривился Капрон. – Кто она такая, чтобы понты здесь кидать? Кнута из-за нее чуть не опустили.
– Так сами же повелись. Есть в ней что-то.
– Да сам знаю, что есть.
– Так зачем наехал?
– А не надо передо мной варганку крутить. Меня, брат, на понт не возьмешь.
Кнут не заставил себя долго ждать.
– А где Маринка? – с ходу спросил он.