– Но вы же с ней в одной комнате живете.

– Я уже с комендантшей говорила, просила в другую комнату перевести. Она обещала подумать...

– И долго она будет думать?

– Не знаю.

– А я знаю. Пока не забуду... Как будто я в институте не учусь, не знаю, что такое общага...

– Но ты же там не жил.

– Не жил, но бывал... Можешь у меня пока пожить.

Яна решила, что ослышалась.

– Что?

– У меня поживешь... Я же говорил тебе, что у нас еще одна квартира на Марксистской улице. Я там живу... Ну, должен жить. И могу жить, если захочу...

– Но ты не хочешь.

– Да, потому что с родителями лучше. И Наташа вкусные блинчики жарит... Наташа – это наша домработница, я тебе не говорил?..

– Нет.

– А на Марксисткой никого. Неуютно там, холодно и голодно...

На какой-то момент Яна представила себе темную сырую квартиру с ободранными стенами, вспухшие полы, проваливающиеся потолки...

– И ты мне предлагаешь эту холодную и неуютную квартиру?

– Да. Потому что ты согреешь ее. Ты такая теплая... Да, теплая. Ну, если ассоциативно. Да и вообще... Так что, поедем? Хотя бы посмотришь.

– Хорошо, но с одним условием. Не приставать.

– Да я как-то и не думал, – пожал плечами Вильям.

Не прошло и пяти минут, как они были уже на месте. Квартира находилась недалеко от института – хоть в этом плюс...

Но это был не плюс, а всего лишь плюсик по сравнению с тем, какой квартира была на самом деле. Ничего общего с ее недавними представлениями. Это были трехкомнатные хоромы с большой прихожей и просторной кухней. Дорогие посеребренные обои, красивые шторы с помпезными ламбрекенами, гардины из тончайшего тюля, современная мебель, запах чистоты и свежести.

– И это ты называешь неуютно? – изумленно протянула она, любуясь непривычной красотой.

У ее родителей в Куйбышеве тоже была трехкомнатная квартира, но там планировка стандартная, а здесь элитно-номенклатурная. Ремонт и мебель – никакого сравнения с тем, что видела она здесь.

– Ну, мне здесь не совсем уютно, – ничуть не позируя, кивнул Вильям.

– Мне, признаться, тоже...

И она была искренна в своих суждениях. Она боялась этого великолепия, она чувствовала себя здесь бедной родственницей, нет, жалкой бродяжкой, случайно попавшей в королевский дворец. Она могла стать своей в этом красивом мире, но ей не хотелось перескакивать со своего низкого уровня на более высокий. Вернее, ее пугал такой переход. Как бы ноги не сломать да душу не покалечить...

– Мы можем прямо сейчас поехать к тебе в общагу, и ты заберешь вещи. Будешь жить здесь...

– Нет. Это слишком...

Общежитие казалось ей сейчас домом, где в тесноте, но не в обиде. Хоть и приходится ей делить комнату с подлой Лизой, но там она живет на законных основаниях. И если от кого-то она там зависит, то лишь от самой себя. И Лиза сама по себе не так страшна, как тягостное ощущение подневольности, которое она сейчас ощущала.

– Хорошо, я не буду тебя торопить. Но просто побыть ты здесь можешь?.. Отец и мне видеомагнитофон достал, кассеты кое-какие, в холодильнике коньячок...

– Музыку послушаем?

– Можно и музыку... Эй, постой, при чем здесь музыка?

– Ну, парни так говорят, когда завлекают к себе девушек. Сначала музыку слушать, а потом танцевать – в обнимку...

– Не знаю. Я не приглашал сюда никого... А тебя что, приглашали?

– Нет, но меня брат предостерегал.

– Брат?

– Да, старший брат. Сам гуляет, а меня блюдет...

– Где гуляет?

– В Куйбышеве.

– А, ну да...

– А сколько тебе лет?

– Счастливое количество – двадцать один.

– Ты уже совсем взрослый. И девушек у тебя не было?

– Нет.

– Что-то верится с трудом...

– Ну, попытки были... Мама пыталась познакомить, но это не то. А так, чтобы на улице с кем-то познакомиться, духу не хватало...

– А девушки с твоего курса?

– Они не обращали на меня внимания... Сейчас вроде стали обращать, но мне уже не нужно... Я же говорю, что сейчас у меня счастливое количество лет. Как в игре, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать – недобор, а двадцать один – точка в точку. Я, может, только-только мужчиной себя почувствовал. Потому что встретил тебя. И возраст потому что счастливый. Все одно к одному...

– А Лиза? – спросила Яна.

– Ну, с Лизой случайно вышло. Она споткнулась, чуть каблук не сломала. Я ее поддержал... Ну, слово за слово. Договорились встретиться... Хорошо, что договорились, а то бы я тебя не встретил...

Вильям так смотрел на нее, что ее бросило в жар. Так смотреть мог на нее только влюбленный парень...

– И гулял бы сейчас с Лизой...

– Если бы да кабы... Она, конечно, девушка красивая. С тобой, правда, не сравнить, но все равно... И вообще я Лизе благодарен. Это первая девушка, с которой я сам смог познакомиться. Хотя нет, дело не в ней, а во мне. Раньше я стеснительным был... Вернее, я и сейчас стеснительный, но раньше был очень-очень стеснительным... Взрослею, наверное...

– Двадцать один год – полное совершеннолетие.

– Да, да... Знаешь, я не жалею, что так много пропустил...

– Чего много?

– Ну, с женщинами... Даже хорошо, что пропустил... Всех пропустил, а с тебя начал. Ты бы могла стать моей первой женщиной...

Он нежно обнял ее за плечи, зарылся носом в ее волосы. И ей приятны были его прикосновения. Хотелось, чтобы он и дальше прижимался к ней.

– А ты бы мог стать моим первым мужчиной...

– Так в чем же дело? Мы можем сделать это прямо сейчас!

– Какой ты быстрый, – отстраняясь, сказала она.

– Ну, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Так, кажется, Ленин говорил...

– Не знаю, мы с ним на эту тему не разговаривали.

– А на какую разговаривали?

– Об одном парне говорили. Который не хочет угостить девушку кофе.

– Это я-то не хочу!.. Ты побудь здесь, а я сейчас...

Вильям усадил ее в кресло перед цветным телевизором, к которому был подсоединен самый настоящий видеомагнитофон. Он утопил в нем большую кассету, нажал на какие-то кнопки. На экране замелькали кадры из какого-то заграничного мультика. Придурковатый кот и заумная мышка.

– «Том и Джерри», – пояснил Вильям. – Что-то вроде нашего «Ну, погоди!»... Смотри, я сейчас...

Мультик действительно чем-то напоминал «Ну, погоди!». Та же погоня – кот за мышью, он – тупица, она – умница. Но сколько жестокости... Впрочем, жестокость была такой же веселой и бесшабашной, как и музыка за кадром...

Яна так увлеклась, что не заметила, как в комнату вошел Вильям. Поставил на журнальный столик поднос – две чашечки с дымящимся кофе, два бокала с коньяком, шоколадные конфеты в вазочке, тонко нарезанный сыр с большими дырками, лимон в дольках...

– Чур мне кофе! – насмешливо глянула на него Яна.

– И коньяк...

– Нет, коньяк – Тому, а сыр – Джерри... А тебе – лимон, а то физиономия у тебя слишком довольная. Паук ты, завлек девушку в свою паутину... Смотри, как бы комарик не прилетел...

– Какой комарик? – не понял он.

– Ну, который Муху-цокотуху из лап злодея-паука вырвал...

Она шутила, но Вильям воспринял ее слова всерьез. В мрачном раздумье нахмурил брови.

– У тебя что, парень есть?

– Нет. С чего ты взял?

– Ну ты же про комарика говорила...

– Это же шутка, аллегория...

– Злодей-паук – тоже аллегория? Про меня?

– Ты меня смешишь.

– Но мне совсем не смешно.

– Тогда пугаешь...

– Может, все-таки есть парень? – еще больше нахмурился он.

– Да говорю же, нет...

– Сколько их у тебя было?

– Вильям, что на тебя нашло?

Он не ответил, но Яна догадалась сама.

– Понятно... Лизка наговорила...

Он вздрогнул, брови распрямились, в глазах отразились испуг и растерянность.

– Да нет... То есть да... Но я ей не верю...

Яне хотелось плакать от обиды, она сдерживала слезы, но голос все же заметно дрожал.

– Тогда зачем эти допросы?

– Это не допрос. Так, к слову пришлось... Ты же сама первая про комарика заговорила...

– Кажется, наш разговор зашел в тупик.

– Да нет, нормально все... Кино будем смотреть. Можно боевик, можно комедию... А еще есть ужасы... Боевики и у нас есть, ну, «Пираты ХХ века» например. Про комедии даже не говорю. А ужасы ты точно никогда еще не видела...

– Видела. Гоголевский «Вий»... И еще «Всадник без головы»...

В детстве Яну очень пугал момент, когда огромная фигура всадника без головы всплывала на ночном горизонте, да еще под ужасную музыку, от которой кровь стыла в жилах...