- У нас скоро новые выборы, - сказал Хатанзей Отчарову. - А ты и на прошлых выборах не был. Приезжай обязательно в Медвежье, в Совет, записаться в списки! Записываться не входило в планы Лебяжьего. Каждое упоминание в официальных документах и списках его имени, даже и ложного, угрожало его безопасности. В этом году или, в крайнем случае, на будущий год Лебяжий решил во что бы то ни стало выбраться на Большую землю. Только не в Архангельск, где белогвардейского контрразведчика, арестовывавшего коммунистов и сочувствующих Советской власти, все еще могли помнить. Лучше в Мурманск, а оттуда через границу в Финляндию или морем на каком-нибудь иностранном лесовозе. "Пока зима и нет пароходов, нужно избавиться от Хатанзея, чтобы он и не помышлял о списках, - решил Лебяжий. - Для такого дела Теняко подходящий человек, лишенный и оленей, и права голоса, и обозленный на председателя". В предвыборные дни президент острова часто выезжал в другие становища. На этот раз он поехал на восточную сторону, к метеорологической станции, где поблизости расположились стойбищем несколько ненецких семей. Хатанзей провел собрание ненцев вместе с русскими метеорологами, собрал наказы островному Совету и возвращался на упряжке домой, в Медвежье. Едва он отъехал километров пять-шесть, как услышал позади чуть уловимый шум нартовых полозьев, потом призывные крики. "Должно, из стойбища или со станции догоняют, - подумал председатель и попридержал оленей. - Видно, забыли что-то сказать". Легкий ветер дул с северо-востока, в спину Хатанзею, и потому он скоро хорошо расслышал голос с настигающей его упряжки: - Эй, председатель! Погоди-ко! Хатанзей хореем затормозил нарты. Шедшая сзади упряжка поравнялась с ним. В темноте полярной ночи Иван различил на нартах двух человек, но не узнал их. - На моих олешках катаешься?! Вот и пришло время взять их мне обратно. Теперь Хатанзей узнал: кричал Теняко. У председателя было с собой ружье, но он даже не подумал о нем. Зато свое ружье навел Теняко. Над заснеженной пустыней в тишине выстрел хлопнул, как удар бича, коротко и резко. Раненый Хатанзей упал на нарты и крикнул на оленей. Он ждал второго выстрела, но его не было. Упряжка Хатанзея понеслась. Иван чувствовал острую боль, терял силы и слышал погоню. Вероятно, он на какое-то мгновение потерял сознание, выпустил хорей, свалился с нарт. Напуганные выстрелом олени умчались. За ними на своей упряжке погнался Теняко. А над раненым Хатанзеем склонился так и не узнанный им человек. Удар ножом был таким же резким и коротким, как выстрел. Теняко нагнал упряжку Хатанзея и вскоре вернулся. Лебяжий вскочил на вторые нарты, и упряжки рванулись на северо-восток. В полярной ночи на снегу остался лежать мертвый Иваи Хатанзей, первый председатель островного Совета. По рассказу Поморцева, Теняко арестовали и судили за убийство, в котором он скоро сознался. Лебяжий долго скрывался на острове. Потом нашли его растерзанный труп. Белый палач нашел смерть от когтей и зубов белого медведя. Свой колхоз ненцы назвали именем погибшего президента острова.
      12. В БУХТЕ МЕДВЕЖЬЕЙ
      - Илюша, покажи мне чум. - Какой чум? - Чум, в котором ненцы живут. - А где же я тебе возьму?! Чумов здесь давно нету. Все мы, ненцы, в домах живем. Здесь поселок, называется база оседлости. - Ох, а я хотела посмотреть настоящий чум. - Чумы теперь только там, в стадах, далеко. Там пастухи в чумах живут, бригадами. Бригады меняются. - А можно туда поехать, в стадо? Ведь там много оленей. Илюша задумался, потом сказал: - Знаешь, Ната, скоро у нас будет праздник - День оленя. - Не День оленя, а День оленевода, - поправил Алексей Кириллович. - Да, День оленевода, - повторил Илюшка. - Ух, как это интересно! Гонки оленей. А потом будут трубку-топор и ножи метать, тынзей бросать... - Тынзей?.. - Ну да, тынзей. Это такая веревка с петлей, чтобы оленей ловить, - Илюшка покрутил над головой воображаемым тынзеем и выбросил руку вперед, словно что-то метнул. Наташа с восхищением смотрела на Илюшку - И мы поедем на этот олений праздник? - На праздник оленеводов, - теперь уже поправил Илюшка. - Обязательно поедем. Все поедут. Это большой праздник. С Большой земли к нам приедут. - Я тоже поеду, - послышалось из другой комнаты. Это подал голос Игорь. Он опять проспал и завтракал с запозданием в одиночестве. - А то вы тогда на оленях катались, а меня не взяли. - А ты спи больше, - подразнил приятеля Илюшка, - тогда и на праздник не попадешь. - Не просплю, - отозвался Игорь. - Я в ту ночь совсем спать не буду. - Знаем, как ты не будешь спать, - засмеялся Илюшка. - Ешь и пей, а то мы опять без тебя уедем. - Куда уедете? - неуверенно сказал Игорь. - Оленей-то сегодня нету. - А мы на доре или на лодке по заливу. - Правда, поедем по заливу? - обрадовалась Наташа. - Не уедете, не уедете, - торжествующе кричал из-за стенки Игорь. - Все доры в море, на промысле. - У нас своя лодка есть, - сказал Илюшка. - Ну поехали, - появляясь в дверях, закричал Игорь. - Чур я на руле! - Ничего, и на веслах тоже посидишь, - наставительно сказал Илюшка. -У нас и руля нет, веслом управляем. Алексей Кириллович уже ушел на станцию, на работу. Сказочник дома не ночевал, гостил у соседей, записывал от старого Хатанзея ненецкие легенды. - Куда собрались? - обеспокоенно спросила Вера Андреевна. - Далеко не ходите, слышишь, Игорь! - Не беспокойтесь, тетя Вера, мы только по берегу погуляем немножко. Илюшка, конечно, знал: заикнись он о поездке на лодке, тетя Вера ни Игоря, ни Наташу на шаг из дому не отпустит. Втроем они вышли из дому и отправились на берег. Недалеко от дома, где жили Осиповы, стояла метеостанция - домик с четырехскатной крышей, башенкой и бесчисленными всех видов антеннами. Над башенкой неторопливо кружились робинзоновы полушария - четыре полуопрокинутые чашечки на стержнях и так же медленно поворачивался флюгер. Наташа залюбовалась робинзоновыми полушариями, остановилась. Вдруг из-за метеостанции взлетел вверх большой желтоватый шар. - Смотрите, смотрите, - закричала Наташа. - Воздушный шарик! - Никакой не шарик, а обыкновенный зонд, - авторитетно и важно опроверг Игорь. - Какой зонт? - удивилась Наташа. - Воздушный шарик. У нас такие на праздники продают, разноцветные - красные, синие, зеленые. Игрушечные. - Никакие не игрушечные, - настаивал Игорь. -И не зонт, а зонд. Для наблюдений. - Не спорь, Наташа, - примирительно сказал Илюша. - Он знает. У него отец, Алексей Кириллович, начальником на станции. Воздушный шар-зонд поднимался все выше и выше, медленно отклоняясь на северо-восток, и наконец совсем скрылся. - Ветер юго-западный, - так же солидно и авторитетно заявил Игорь. Хорошая погода будет. - А ты откуда знаешь? - чуть уязвленная разговором о шаре, спросила Наташа. -Ты тоже наблюдатель? - Не наблюдатель, а знаю. - Игорь надолго замолчал, раздумывая, стоило ли объяснять девчонке: все равно ничего не поймет. Потом он пробормотал будто для себя: - Юго-запад всегда несет хорошую погоду, а юго-восток - всегда дождь или снег. А северо-восток, раньше норд-остом назывался, по-иностранному, ветер холодный, не сильный, а резкий, противный. После этих солидно и веско сказанных слов Наташа даже с уважением взглянула на Игоря. А он шагал, как будто погруженный в какие-то большие, лишь ему доступные раздумья, и не обращал никакого внимания на своих спутников. - А это что сточит? - спросила Наташа, прислушиваясь. - Это на электростанции, - пояснил Илюша. - Тоже мне электростанция, - кому-то подражая, усмехнулся Игорь. - Просто движок с динамкой для освещения. Электростанцию настоящую еще только строят. В поселке от дома к дому тянулись электрические провода. Наташа вспомнила: хотя в комнате было совсем светло, тетя Мэнева включила электричество, потом - приемнмк. Не знаю, как, мол, у вас, а у нас все есть! - Вот тут клуб, - показал Илюша на новое деревянное здание с широким в три ступеньки крыльцом. - Сегодня кино будет. Все ненцы любят кино. Вот увидишь, старухи по восемьдесят лет приходят. Раньше боялись, чуть что из зала убегали, а теперь за уши не оторвешь... Афиша уже висит. Вечером пойдем. Рядом с клубом стояла школа-интернат. - Вот здесь мы учимся, - сказал Илюшка. - Можно бы зайти, только сейчас рано да и учителя все в отпусках, а пионервожатая только днем приходит. - А вот и не все, не все в отпусках, - поспешил сообщить Игорь. Вся серьезность и важность у него внезапно пропали. Он прыгал впереди на одной ноге и кричал: - Алексей Иванович не в отпуске. Когда вы на оленях катались, мы с ним ездили рыбу ловить. Вот такую камбалу выловили и много камбал поменьше! - Правда, я и забыл, - вспомнил Илюша, - Алексеи Иванович еще не уехал. Он уже давно на острове, когда еще нас с Игорем на свете не было. Алексей Иванович русский, а на нашем языке лучше нас говорит. Он и книжки-учебники на нашем языке пишет. Только его в школе сейчас тоже нету. Рано еще. От школы они прошли на берег, постояли на сопке, полюбовались притихшим морем, далеким затуманенным горизонтом. Только Игоря море с берега не интересовало. Уже насмотрелся. Захлебываясь, он все еще рассказывал, какую огромнейшую камбалу они с Алексеем Ивановичем поймали. - Хватит, - оборвал Илюшка болтовню Игоря. - Вперед! Он рванулся с сопки, как только не свалился, и вмиг оказался на песчаной отмели. Наташа не заметила разлегшихся на отмели собак. Их было десятка три. Вспугнутые стремительным появлением мальчика, они вскочили и огласили берег заливистым угрожающим лаем. Больше всею тут было лаек и крупных дворняг. Вскоре, видимо, узнав Илюшку и поняв, что тревога напрасная, собаки успокоились. Только самая малая из них дворняжка продолжала метаться по берегу и лаять. Конечно, она тоже узнала Илюшу, но ей надоело валяться на песке, и она была рада случаю поноситься, подразнить других собак и вообще подурачиться. - Сайка, ложись! - строго прикрикнул на собачонка Илюша. Дворняжка чуть поджала хвост, подбежала к мальчику, льстиво заглянула ему в глаза. Илюша с руки дал ей какой-то кусочек, наверно, мясо или сахар. Почуяв еду, несколько собак тоже подбежали к Илюшке. - Ах вы, безработные голодяги, - ласково поругивал и оглаживал собак Илюша. - Ах вы, бездельники! Жрать хотите. А что я вам дам?.. В это время с сопки спустились Наташа и Игорь. Хотя девочка любила и не боялась собак, все-таки на всякий случай она спросила: - А они не кусаются? - Смотря кого. Но ты с нами, не бойся! А ну, Сайка, брысь! - отогнал Илюша ластившуюся дворняжку. - Самая маленькая и самая нахальная. Из-под носу у большой собаки кусок стащит. Наташа заметила, что одна из собак скачет на трех лапах. Передней лапы наполовину не было. - Что это с ней? У вас ведь и трамваев-то нету... - В песцовый капкан дурная попала. Вон и второй такой инвалид есть. Диксон, ко мне! Диксон, густошерстный пес, помесь овчарки с лайкой, подскочил к Илюшке. У него тоже не хватало передней лапы. - И этот позарился на мясо в капкане. Но в упряжке ходит. Я на собаках даже больше люблю ездить. - А чьи они? - А ничьи, бесхозяйные. Живут где попало. И едят что попадется: рыбу, потроха от забитого оленя. Зимой-то их хорошо кормят, когда на них ездят. Вот как только снег осенью выпадет, нарты вытащим, собаки сами прибегут, заскулят, в упряжки будут проситься... Ну пойдемте в лодку! На берегу крепко пахло рыбой и ворванью - тюленьим жиром. Казалось, этот густой запах можно было потрогать. Приливные волны моря навыбрасывали на отмели рыжеватые водоросли, топляки, консервные банки, промытые до белизны, большие и маленькие чьи-то кости. Илюша закатал штаны, скинул ботинки и побрел под помост пристани, к столбу, где была привязана небольшая вертлявая лодка. Отвязав лодку, мальчик подвел ее к берегу и сказал: - Садись! В городе Наташа каталась и на лодках, и на шлюпках, карбасах, байдарках, моторных катерах и яхтах. Вот только по морю на лодке она еще никогда не плавала. Медвежья называлась заливом, бухтой, пли, по-северному - губой. Но ни на залив, ни на бухту она не походила. Открытых берегов у бухты не было. Были обширные мели, сомкнувшиеся почти в кольцо. Чаще всего они были покрыты водой. Чтобы пройти в бухту через неширокий пролив-фарватер, капитану нужно было хорошо знать этот путь и расположение отмелей. Немало самых разнообразных судов нарывалось на зловредные отмели Медвежьей губы, подолгу сидело в ожидании большой воды или помощи от других кораблей, а иногда в осенних свирепых штормах суда так и погибали на банках - песчаных мелях. Но сейчас на море и в бухте было тихо. Едва заметная гладкая мертвая зыбь мирно накатывалась на берег. На отмелях вода чуть рябила. Друзья всласть накатались по заливу, поочередно сменяя друг друга на веслах. Потом поставили лодку на прикол и, довольные, усталые, голодные, отправились обедать. - На лодке катались! - встретила Наташу и Игоря Вера Андреевна. - Видела, видела, не отпирайтесь. Ох, Игорь, узнает отец! Но было видно, что тетя Вера не очень сердилась.
      13. ЗВЕРОБОИ
      Приехал с охоты Ефим Валей, отец Илюшки. Приехал усталый, но веселый и довольный. Охотник он был удачливый, со счастьем. Это признавали все, даже другие опытные охотники. Но счастье-то счастьем, а откуда оно придет, это счастье, если едущий на охоту не знает местности, где и какая обитает птица, куда она перелетает, покидая гнездовье? Какая будет удача, если расставить капканы там, где нет лемминга - тундровой мыши? На лемминга охотится песец, белый и голубой красивый и ценный и ценный зверек. Уйдет лемминг с одного места на другое, за ним перекочует и песец. Хороший охотник знает повадки зверя и птицы, знает их крики и воркования, их ухищрения в борьбе с другими зверями и птицами, знает их хитрости и увертки в бегстве от преследователей. Без этого знания нет охотника. В этом знании прежде всего и заключалось счастье Ефима. На этот раз Ефим не привез ни белого, ни голубого песца. Не привез он и гусей - ни белых, ни белолобых, ни гуменников, ни гаг. Не было у него и чаячьих и гагачьих яиц. Летом на песца и на птицу охота запрещена. Еще зимой нивесть откуда пришедшие волки стали беспокоить оленьи стада. Пропадали олень за оленем, а огромные тундровые хищники оставались безнаказанными. Дважды островные охотники и оленеводы устраивали облавы, устанавливали по тундре большие капканы с тугими стальными клешнями. Одного полярного волка все-таки затравили. Остальные ушли и надолго притихли. Но был редкий случай, когда в тундре добычи хватало, а волки появились около оленьих стад летом. Каждый раз, приезжая в становище, пастухи жаловались: обижают волки. Не привез Ефим Валей песцов и птицу, привез убитою им огромного бело-палевого полярного волка, вожака стаи - грозу оленьих стад. И будет охотнику за тундрового хищника большая благодарность от оленеводов и хорошая премия. В малице, тобоках, подпоясанный широким ремнем, с ножом в деревянных ножнах, Ефим Валей казался неуклюжим, медлительным, медведистым. Как он мог ловко управлять оленьей упряжкой или тяжелой моторной дорой в штормовую погоду? Как мог он, такой увалень, мчаться на широких, подбитых нерпичьим мехом, охотничьих лыжах, преследуя в тундре зверя? И как без промаха влет стрелял быстрокрылых птиц? Но неуклюжесть охотника только кажущаяся. Он был силен и вынослив, ловок, быстр и легок на ногу. Ефим охотился и в море на тюленя, морского зайца, лысуна, нерпу. Был он и умелым рыбаком - ловил гольца, селедку, камбалу и мелкую полярную треску сайку. И на этом промысле его редко покидала удача. Как большинство пожилых ненцев, Ефим Валей не умел плавать. Учиться было негде - в Ледовитом океане много не накупаешься. Но и не умея плавать, Ефим в любую погоду безбоязненно выходил в океан на доре, карбасе и даже на крошечной стрельной лодке. В молодости, еще холостой, уехал Ефим Валей в город, на Большую землю. Поступил на курсы шоферов, закончил их, поработал немного на машине. Но соскучился по родному острову, по Заполярью. И вернулся домой. - Эх ты, беспокойная голова! - посмеялся председатель колхоза. - Не хотел жить в городе, тогда иди на наш бот мотористом. Или опять пасти оленей хочешь или охотничать? Плавал Ефим мотористом на боте, перевозил грузы с рейда от парохода на остров, буксировал плоты плавника, вывозил зверобоев на промысел. А когда началась Отечественная война, призвали его в Красную Армию и, как специалиста то двигателям внутреннего сгорания, направили на краткосрочные курсы водителей бронемашин. Воевал, отступал и наступал, горел в машине, лежал в госпиталях, с победой дошел до Берлина. Ненец пришел к немцам. Житель тундры, бывший пастух и погонщик оленей, на машине с боем ворвался в столицу Германии, освобождая народы Европы. Потом он с боевыми орденами вернулся на свой заполярный остров и занялся в колхозе зверобойным промыслом. Войдя в дом, Ефим смущенно и грубовато обнял жену, чмокнул в щеку сына, спросил: - Ну, как жили? Снял малицу и тобоки и остался в пестрой холщовой рубахе. У него были веселые и лукавые, чуть припухшие от ветров глаза и забавная, на удивление реденькая маленькая бородка, такая редкая, что, пожалуй, все волосинки в ней можно было пересчитать. Ефим сел на стул, закурил трубку, дружелюбно и с любопытством взглянул на Наташу. - Гостья? Ну здравствуй, гостья! - Это Наташа. С Большой земли, - сказал Илюша. - Саво, Наташа, саво, Илья! Умоемся и есть будем. Проголодался, оленя съем. Тетя Люба-Мэнева уже хлопотала у плиты. - По-нашему так, - сказал Ефим, - сначала гостя накормить, потом говорить. Так, Илья? - Так, - кивнул Илюшка. - Только она здесь уже несколько дней. Мы ее угощали, и мы уже говорили. - Ну, а теперь угощать буду я. И говорить буду я и гостья. Садись, гостья дорогая! - Мы уже завтракали, - смущенно сказала Наташа. - Со мной не завтракала. - Нельзя, нельзя отказываться, - зашептал Илюша. - Садись. Наташа присела к столу. Тетя Мэнева опять заполнила стол мисками и большими тарелками с самыми вкусными кушаньями. Ах, как любят островные ненцы еще недавно незнаемые ими пельмени, как любят лакомиться оленьими языками и мороженой строганиной! А как любят чай! Пока Ефим не допил четвертую кружку чаю, он сказал всего несколько слов, хотя все время улыбался, словно подбадривал, молчаливо угощал Наташу. - Теперь трубку, и можно потолковать, - проговорил он, вставая из-за стола. - Рассказывай, что же ты тут поделываешь? - А мы на оленях катались и на лодке по Медвежьей губе, - опередил Наташу Илюшка. - И потом мы хотим пойти в тундру искать хаерад-цветок. Ефим не сердито, но укоризненно взглянул на сына. - Илько! - только и сказал он. И Илюшка понял: отец спрашивает не его, а Наташу. Нечего соваться, пока к тебе не обращаются. Отец не любит болтливых и лезущих вперед, чтобы показать себя. Но Илюшка не болтлив. Просто слова у него вы рвались как-то нечаянно. - Ты почему молчишь? - спросил Ефим у Наташи. - Да, - сказала Наташа, - мы хотим пойти в тундру, искать хаерад-цветок. Ефим хитро улыбнулся - Это хорошо, искать хаерад. Только, где вы его найдете?.. Я весь остров исходил и изъездил, а хаерада еще не встречал. Но раз задумали - идите. Не найдете хаерад - остров посмотрите, много узнаете. Польза будет. - А вы?.. Разве вы с нами не пойдете? - Я?.. Не до тундры сейчас. Дома давно не был, дома дела много, а потом по рыбу. Да и неудачливый я по хаерадам. Я удачливый на песца, на лисицу, на нерпу. Наташа и Илюшка приуныли. Они так надеялись. Конечно, интересно путешествовать по тундре, но во сто раз интереснее, когда рядом идет настоящий, бывалый охотник, такой, как Ефим Валей. Ефим прилег отдохнуть с дороги, а Наташа и Илюшка пошли побродить, чтобы обдумать и обсудить свое горестное положение. - А может быть, он передумает, - без особой надежды спросила Наташа. - Не знаю, может быть, и согласится. Хорошо бы! - А мы-то обязательно пойдем? - Обязательно.
      14. МЕДАЛЬОН ПОГИБШЕГО ЛЕТЧИКА
      К радости Наташи и Илюшки, Ефим Валей, окончив свои домашние дела, все-таки согласился пойти с ними в тундру. Собрались рано утром и отправились. И даже Игорь Осипов в этот день не проспал. Ребят было четверо: Наташа, Илюша, Игорь и десятилетний ненец Ваня Тайбарей. Весь день накануне прошел у них в подготовке к походу - в хлопотах и трудах. Набивали всякой всячиной рюкзаки - хлебом, крупой, мясом, рыбой, запасными носками, кружками, ложками. Прихватили компас, две тетради для походного дневника, веревку, иглы, нитки. Словом, снаряжение экспедиции было полным, как у настоящих путешественников. Проще готовились охотник Ефим и сказочник Поморцев. Валей всегда был готов к любой дороге. Собраться он мог за несколько минут. Да и Степану Егоровичу не приходилось много заботиться о сборах. Он попил чаю, надел свой черный плащ и шляпу, забросил за плечи мешок и сказал нетерпеливо дожидавшимся Игорю и Наташе: - Готов. Впереди шел Ефим Валей. Нужно было выбирать сухой путь, а лучше охотника делать это никто не мог. Болота стали попадаться сразу же, как только спустились с прибрежных сопок. Погода стояла добрая, погожая, солнечная. Конечно, жары не было. Заполярное солнце, почти совсем без лучей, лишь желтело на небе и ничуть не грело. И это было даже лучше. Кто не знает, что такое жара в пути. Идти было легко и весело. Шествие замыкал Илюшка. Он покрикивал на беспечного Игоря. Тот, не признавая прямой дороги, выбегал то вправо, то влево, заметив какой-нибудь новый цветок или вспугивая заливающуюся песенной трелью пичугу. Наташа думала о том, что, должно быть, зимой по этим местам бродят огромные белые медведи и оглашают заснеженную тундру своим оглушительным свирепым ревом. Хорошо бы сейчас увидеть такое мохнатое чудище. С охотником Ефимом это не страшно. У него ружье, и он меткий стрелок. Наташа совсем забыла о том, что белых медведей теперь стрелять запрещено. Их становится все меньше, и жизнь таких редких зверей охраняется законом. А ведь именно об этом ей еще совсем недавно говорил Илюша. Прошли километров десять. Путники уже утомились, и Ефим, подняв руку, сделал знак на первый привал. К удивлению Наташи, развязав мешок, он вытащил оттуда в первую очередь не провизию, а десять мелко наколотых поленцев. Заботливый и предусмотрительный этот дядя Ефим! Иначе как бы они обошлись без костра?.. На чем бы подогрели мясо и вскипятили чай?! Оказывается, такое топливо имелось и в рюкзаке у Илюши. Все было вкусно у тети Веры и у тети Мэневы, но здесь, на вольном воздухе, у маленького костра, и мясо, и рыба, и даже простой хлеб показались девочке еще вкуснее. Потом опять шли, и путь уже стал казаться однообразным и даже скучным. Медведей не было, и хаерад-цветок не встречался. Второй привал уже сделали через час, пройдя километров пять. Наташа слышала, как Ефим сказал Степану Егоровичу, что выбирает новые для него дороги. Может быть, кто знает, они и нападут на желанный цветок. Но цветка все не было и не было. Гвоздика встречалась, но это была не та гвоздика, о которой мечтали друзья, не хаерад-цветок. Так в бесплодных поисках прошел весь день. Было решено переночевать в тундре. К ночи, потеряв надежды на волшебный цветок, ребята грустные улеглись спать на выбранной Ефимом высотке. Только он, не ищущий ничего в тундре охотник, не унывал. Поужинав, он еще долго беседовал со старым сказочником, а утром поднялся раньше всех. Когда Наташа проснулась, а остальные ребята еще спали, у Ефима уже был готов завтрак. Он сжег последние поленья, и это означало, что на обратный путь остается лишь сухой паек. Нет, оказывается, после Ефима не она первая проснулась. В маленьком лагере не было Илюшки. Куда он пропал?.. И вдруг произошло неожиданное. Прибежал Плюша с криком торжества: - Нашел! Нашел! Он даже перепугал Наташу. - Что ты нашел? Хаерад? - Да нет, не хаерад. Вот! И он протянул Наташе какую-то трубочку и маленький листочек бумаги. На листке было написано: "Петров Андрей Иванович. Деревня Разуваевская, Смоленской области..." Ни Илюша, ни Наташа не понимали, что бы все это могло значить. Все объяснил Илюшин отец Ефим. - Это гильза-медальон. Такие медальоны во время войны выдавали всем советским бойцам и командирам. Чтобы в случае гибели можно было узнать имя и родину человека. И он рассказал, как пришла на остров война. ...Далеко-далеко в Заполярье остров, но и сюда война пришла в свои первые дни. По Северному Ледовитому океану с запада на восток шли караваны - большие морские транспорты с оружием и продовольствием для нашей армии. Гитлеровцы с самолетов разыскивали эти караваны и направляли на них свои подводные лодки и эскадрильи бомбардировщиков. Один молодой охотник вернулся из тундры и сообщил: видел следы белого медведя. Ефим Валей тогда еще не уехал на фронт. Он пошел в тундру и сразу определил - следы не медведя, а человека, следы от меховых сапог. Ефим не стал смеяться над неопытным охотником, а сказал: - На наш остров фашисты сбросили парашютиста. Конечно, немецкий разведчик будет следить за караванами и по радио сообщать о них своему командованию. Дважды пролетел над островом фашистский самолет. И все догадывались: самолет сбрасывал своему разведчику продовольствие. Радист с метеорологической станции сообщил о немецком шпионе на Большую землю. Вскоре с советского военного корабля на остров высадились бойцы и командиры. Они привезли с собой артиллерийские орудия и заняли на берегу оборону. Ведь враг мог попытаться захватить советский остров. Вероятно, немецкий шпион передал фашистскому командованию сведения о наших войсках на острове, потому что через два дня далеко в море показался немецкий крейсер и начал орудийный обстрел берега. Потом прилетели фашистские самолеты и тоже принялись бомбить побережье острова. Комендант советского гарнизона получил приказ захватить или уничтожить гитлеровского шпиона. Он пришел к председателю островного Совета и доверительно сообщил: - Вы знаете, на острове немецкие шпионы. Один или несколько. Необходимо ликвидировать. Выделяю команду бойцов. Старший - старшина Голубков. Вот он. - Комендант представил председателю старшину Голубкова. - Но нам нужны проводники, знающие остров. - Найдем, - с готовностью ответил председатель. - Сколько? - Три. - Пиши, - сказал председатель секретарю. - Ефим Валей, Митя Вылко, Семен Хатанзей. Вызывай в распоряжение начальника. Председатель островного Совета, коммунист, побывавший в Кремле на приеме у Михаила Ивановича Калинина, узнав о войне, с первым же пароходом отправил на Большую землю всю оленину и всю рыбу, какая имелась на острове. Ненцы-колхозники согласились с ним: фронту, советским воинам нужно продовольствие. Команда стрелков в сопровождении Ефима Валея и двух его товарищей вышла на розыски гитлеровского шпиона. - Старшина, - сказал Ефим Голубкову, - найдем, без моего голоса не стрелять. Возьмем живого! Если что, первым стрелять буду я. Едва команда отошла на три километра в глубь острова, как над побережьем появились фашистские самолеты. Наперехват им летел единственный советский. Неравный воздушный бой начался над океаном и завершился над островом. Первым врезался в тундровое болото немецкий "мессершмитт". Советский самолет загорелся. И наш отважный летчик пошел на таран. При таране он успел выброситься с парашютом, но еще в воздухе был убит пулеметной очередью с фашистского самолета. Команда советских стрелков выполнила боевое задание. Замеченный немецкий шпион пытался скрыться, но Ефим Валей ранил его в ногу. Он оказался ценным "языком" для нашего командования. Вскоре после захвата шпиона Ефим уехал на фронт. Награда за эту операцию, орден Красной Звезды, нашла его лишь через пять лет после войны. Обломки самолетов - нашего и двух немецких - островитяне разыскали в тундре и вывезли на берег. А сегодня, через тридцать лет после воздушного боя над островом, красный следопыт Илюша Валей, разыскивая хаерад-цветок, нашел останки героя-летчика Андрея Петрова. - Да, - Степан Егорович обнял Илюшу, - хотя и не хаерад, а находка ценная! Наташа, Игорь и Ваня Тайбарей тормошили Илюшу и требовали подробнее рассказать, где и как он нашел медальон. - Ладно, потом, - отвечал смущенный младший Валей. - Придем домой, тогда и расскажу.
      15. ПРАЗДНИК В ТУНДРЕ
      Северный олень! Сколько песен спето о нем благодарными ненцами! Сколько сказок и легенд сложено и рассказано об олене, гордом, трудолюбивом, благородном животном! Чудесен неудержимый, кажущийся крылатым, бег-полет оленьей упряжки то заснеженной тундре. Быстрого карандаша и смелой кисти художника просят запрокинутые ветвистые рога. В тундре тишина, а кажется, что бесшумный рысистый аллюр оленей и легкий шелест нартовых полозьев сопровождают скрипки, валторны и флейты. Так любил говорить об оленях старый сказочник Поморцев. Такие песни пел о своих четвероногих друзьях заполярный революционер, первый президент острова Иван Хатанзей. На таких быстрых оленьих аргишах вез тундровой бедноте в трудные и боевые давние времена свою стрелу восстания отважный вождь ненецкого народа Ваули Ненянг. Для ненцев олень самое дорогое, самое красивое животное. Северный олень это жизнь тундры, и ненец говорит: "Нет оленя - нет жизни". Многими часами многие километры по тундре едет ненец и поет свою бесконечную песню. Он поет обо всем, что видит перед собой, обо всем, что думает, о чем мечтает, что было вчера и чего он ожидает завтра. Он складывает песню на ходу на один мотив. И чаще всего ненец поет о своих быстроногих оленях: "Меня везут быстрые олени, добрые олени, хорошие олени. Они могут довезти меня до конца тундры - на восток до Константинова Камня Уральского хребта, и на север до штормового я морозного Ледовитого океана, и на юг до зеленых высоких лесов. И на большом тундровом празднике вихрями понесутся мои олени, померяются силой и в скорости с другими оленьими упряжками. Они будут первыми, и хозяин их получит на празднике Большой приз веселого Дня оленя и обильно угостит своих вихровых красавцев. Много-много сильных, быстрых, красивых оленей в тысячных стадах нашего колхоза. Теплую, очень теплую одежду дарит мне мой олень. Я сошью новую малицу и новый совик. Я сошью оленьими жилами новую обувь - тобоки и пимы. Тобоки не боятся ни воды, ни снега, и моим ногам тепло в самый сильный мороз. Я подарю моей невесте шкуры самых лучших, самых красивых, белых оленей, и она сошьет себе новую паницу и разукрасит паницу разноцветными узорами. Олень меня сытно кормит, и мясо у оленя жирное, вкусное, нежное. Мать хорошо готовит оленье мясо - отваривает, поджаривает на сковороде и на железном пруте. Я приеду в становище и буду есть сырое, горячее, с кровью оленье мясо. А потом буду строгать мороженую оленину, буду есть-бурдать вкусную холодную, ломкую строганину. Хорошо-саво, весело-маймба мчаться-мирнась на оленях-ты по заснеженной-сыра тундре-вын. - Так по-русски-ненецки поет ненец свою бесконечную песню об оленях. - А вот уже показалось родное стойбище! Э-э-хгей! Мань маниесь хари мял - я вижу свой чум! Нгура-ура! Здравствуй, мать-небя! Здравствуй, отец-нисёв! Окончен мой путь, окончена моя песня!" На оленьей упряжке в пути импровизирует-складывает песню и поет ее ненец, и песня его всегда по длине равна пути - от стоянки до стоянки.