ЭПИЛОГ

За окнами кабинета полковника Артемьева моросил дождь. Холодный ветер с Финского залива гнал сплошные, без единого просвета тучи. Они висели так низко, что, казалось, их серые лохмы цеплялись за гребни крыш. Осеннее петроградское утро навевало такое уныние, что статуи на балюстраде Зимнего дворца казались фигурами самоубийц, изготовившихся к смертельному прыжку на мокрую брусчатку мостовой. Одним из немногих в городе, кого радовала даже эта унылая картина, был поручик Шувалов.

– Как вам, Петр Андреевич, после благословенного Крыма встреча с такой непогодой? – спросил Николай Николаевич.

– Честно говоря, радость от возвращения в родные пенаты все перекрывает, – искренне ответил поручик.

– Как прошла операция в Николаеве? – поинтересовался Артемьев. – Расскажите в двух словах. Ваш отчет я прочту позже.

– Группа агентов германской разведки, созданная на заводе «Россуд» еще в 1908 году, ликвидирована полностью, – начал докладывать Петр. – Ее руководитель инженер Верман на допросах был столь откровенен, что мы едва успевали записывать. Перед войной лично им были завербованы инженеры Штайвех, Блимке, Наймаер, Линке, Шеффер, Сгибнев, Феоктистов, а также городской голова Матвеев. На даче последнего в Спасском урочище была обнаружена радиостанция, с помощью которой группа поддерживала связь с резидентом немецкой разведки в Турции. После депортации граждан Германии в августе 1914 года группу возглавил Матвеев. Сгибнев и Феоктистов принимали участие в постройке «Императрицы Марии». По их признанию, электрическая проводка в артиллерийских погребах линкора была сделана таким образом, что при больших нагрузках должно было случиться короткое замыкание. Они убеждены, что взрыв «Марии» произошел в результате подготовленной ими диверсии.

– А эти господа не упомянули о награде, которой за сей подвиг пожаловало их германское командование?

– Нет, господин полковник.

– Значит, с вами они не были до конца откровенны, – констатировал начальник контрразведки. – Полагаю, они еще надеются получить свои сребреники. Кстати, знаете, почему николаевская группа привлекла наше внимание?

– Никак нет, – покачал головой поручик. – В розыскном деле была только телеграмма за вашей подписью с приказом немедленно установить наблюдение за Верманом.

Артемьев неожиданно улыбнулся, словно вспомнил что-то очень забавное.

– Деньги – вот что заставило немецких агентов потерять осторожность, – пояснил Николай Николаевич. – Когда произошел взрыв на «Демократии», из Николаева в адрес командования германской разведкой ушла шифрованная радиограмма. В силу обстоятельств ее содержание стало известно мне. Упомянутые вами господа из числа русских сообщили, что не сидят сложа руки, а продолжает пускать на дно корабли Черноморского флота. Попутно они упрекнули хозяев, что положенные на их счет в швейцарском банке восемьдесят тысяч рублей золотом – премию за гибель «Марии» – до сих пор не могут получить. По их мнению, немцам давно пора сообщить своим агентам-героям номер счета и пароль.

– Теперь мне понятно удивление Вермана при аресте, – сообщил Петр. – Он считал, что его группа идеально законспирирована, и никак не мог сообразить, чем привлек внимание контрразведки. А это Сгибнев и Матвеев отправили донесение за его подписью, надеясь, что командование сообщит резиденту заветные банковские реквизиты.

– Пожалуй, вы правы, – снова улыбнулся полковник. – Выходит, что деньги, полученные за шпионаж, иногда могут выйти боком.

– Выходит так, – улыбнулся в ответ поручик Шувалов. А сам подумал: «Не в привычке Николая Николаевича тратить время на установление банальных истин. Значит, наш разговор – прелюдия к новому заданию. Интересно, что на этот раз?..»