Ведомство Геббельса неистовствовало в восхвалении новых систем вооружения, "способных повернуть ход войны вспять и нанести сокрушительный удар по врагу". Так как никакого подкрепления в ближайшее же время не предвиделось, эта попытка "реанимации боевого духа" рвущего жилы фронта влекла за собой катастрофические последствия - вермахт ожидали разочарование, потрясение, шок и коллапс.
      В июле в штаб-квартире Роммеля разыгрались драматические события. Вначале для беседы с маршалом прибыл генерал-квартирмейстер{33} Вагнер, связанный с группой Вицлебена, Бека и Штауффенберга. Вагнер привез из Берлина своего ближайшего друга, полковника Финка, в свою очередь уже много лет дружившего с графом фон Штауффенбергом. Финк вступил в должность обер-квартирмейстера при главнокомандующем группой армий "Запад". Через несколько дней на оперативном совещании при главнокомандующем экспедиционными войсками во Франции Штюльпнагеле генерал Шпайдель заявил о "невозможности нанесения запланированного контрудара под Каном из-за катастрофической нехватки резервов".
      9 июля в Ла-Рош-Гюйон к Роммелю прибыл связной Герделера, подполковник фон Хофакер. Он привез послание руководства заговорщиков с анализом военно-политического положения Германии: ...после не вызывающего сомнения военного успеха союзников во Франции и развала Западного фронта необходимо стремиться к заключению перемирия и сепаратного мира с Великобританией и США, чтобы бросить все силы на Восток и остановить русскую армию. Союзники не захотят иметь дел с Гитлером, Герингом, Гиммлером или Риббентропом и ни при каких обстоятельствах не сядут с ними за стол переговоров. Для спасения Отечества военное руководство Западного фронта должно проявить инициативу и предпринять самостоятельные шаги. "Запад" обязан вступить в прямые переговоры с Эйзенхауэром или Монтгомери. Меморандум с подробными планами, включающими взаимную перегруппировку войск и прекращение воздушной войны, следовало как можно быстрее передать союзникам. Герделер возлагал особые надежды на Роммеля и надеялся, что именно он возглавит и осуществит эту акцию... Маршал одобрительно отнесся к меморандуму Герделера - требования заговорщиков в целом соответствовали его собственному видению проблемы и политическим намерениям - и пообещал Хофакеру свою полную поддержку. Роммель считал целесообразным изложить содержание меморандума еще и фельдмаршалу фон Клюге.
      Я склонен допустить, что Роммель не был посвящен в реальную подоплеку событий "20 июля". Генерал Шпайдель утверждает, что Хофакер, двоюродный брат полковника фон Штауффенберга, не поставил маршала в известность о готовящемся покушении на фюрера. Так или иначе, но, заручившись поддержкой генерал-фельдмаршала, Хофакер убыл через Париж в Берлин с известием о некотором прояснении ситуации на Западе.
      Сохранились записки бывшего главы военной администрации Франции министериальдиректора{34} доктора Михеля со ссылкой на переговоры между подполковником Хофакером и фельдмаршалом Роммелем:
      - ...военную администрацию переходного периода должен возглавить генерал-полковник в отставке Бек, а следующим шагом станет провозглашение нового правительства с рейхсканцлером Герделером, ныне обер-бургомистром в отставке. Получено принципиальное согласие генерал-фельдмаршала Роммеля возглавить немецкую делегацию на переговорах о заключении мира на западноевропейской арене военных действий. Фон Хофакер считает, что после предварительной проработки вопроса Роммелю следует предложить пост рейхспрезидента в новом правительстве с тем, чтобы максимально использовать его имя и авторитет в целях возрождения Отечества. Хочу особо подчеркнуть важность этого момента и напомнить, что появление в правительстве чрезвычайно популярной в народе фигуры Роммеля (сегодня он второй по популярности после Гитлера!) совершенно необходимо при смене режима для сглаживания неизбежных внутриполитических осложнений...
      Маршал энергично взялся за дело: сначала он собирался в осторожных беседах прояснить для себя позицию командующих армиями и прозондировать почву в генеральской среде, параллельно форсируя подготовку к переговорам с союзниками. Под предлогом инспекционной поездки Роммель отправился в действующую армию. Маршал вернулся в Ла-Рош-Гюйон опустошенным и измученным - для него было тяжелейшим испытанием видеть обескровленные, находящиеся на грани полного изнеможения войска.
      Фронт держался на честном слове и мог рухнуть в любую минуту.
      Три дня спустя, 12 июля, в штаб-квартире группы армий "Б" состоялся первый разговор Роммеля с генерал-фельдмаршалом Клюге о реальном положении дел на Западном фронте. Впрочем, его искренние слова не могли стать откровением для имевшего свои источники информации в Берлине фон Клюге маршал регулярно получал известия от близкого к кругам берлинских заговорщиков некоего барона фон Безелагера. Обратимся к воспоминаниям Шлабрендорфа:
      - В конце июня Тресков отправил к фон Клюге своего представителя. Подполковник Безелагер получил приказ доложить о катастрофической ситуации на Восточном фронте, а потом просить, умолять, заклинать, требовать от командующего группой армий "Запад" открыть фронт, прекратить сражаться против британцев и американцев, а бороться с Гитлером и его кликой. В любом случае Клюге должен был добиться откомандирования в свой штаб Трескова или меня. Таким образом мы хотели усилить свое влияние на фельдмаршала. Во второй декаде июля Безелагер вернулся с ответом фон Клюге: нет никакой нужды уступать противнику хотя бы одну линию окопов. Вопрос прорыва - дело ближайших дней. Как главнокомандующий группой армий "Запад" он совершенно не уверен в своем штабе и не чувствует себя свободным в принятии решений. В настоящий момент не представляется ни малейшей возможности добиться перевода к нему Трескова или меня.
      Последняя попытка
      Роммель предпринял последнюю попытку решения проблемы мирным путем. В докладной записке на имя Гитлера он кратко изложил суть волнующих его проблем и отправил срочное послание в Ставку по беспроволочному телеграфу штаба группы армий "Запад". Он привел конкретные цифры и дал развернутый оперативно-тактический анализ создавшегося положения на Нормандском фронте. Обещанное подкрепление - танки и самолеты - так и не подошли. Противник регулярно усиливается новыми прекрасно обученными и хорошо вооруженными дивизиями. Несмотря на массовый героизм немецких солдат, фронт рухнет в промежутке от двух до трех недель. Это повлечет за собой тяжелейшие последствия. В конце документа маршал сделал собственноручную приписку:
      - Мой фюрер, прошу вас безотлагательно сделать необходимые "политические" выводы.
      По словам начальника штаба, он настоял на том, чтобы из текста было убрано слово "политические". Впрочем, и так было понятно, какие "выводы" имелись в виду.
      Это был самый настоящий вызов. Роммель раскрыл карты, и теперь уже для Гитлера не была секретом занимаемая маршалом позиция. Ультиматум Роммеля напомнил "фюреру немецкого народа" о судьбе всех диктаторов - о смещении, ссылке и даже смерти. И в конечном итоге, этот документ сыграл решающую роль при вынесении смертного приговора герою Африки. Роммель осознавал, какой страшной опасности подвергает свою жизнь, но не мог действовать вопреки своей совести.
      Некоторое время Роммель ждал вызова в штаб-квартиру Гитлера или ответа на свое послание. Убедившись в тщетности предпринимаемых попыток, он решил действовать на свой страх и риск. План остался прежним: перемирие и сепаратный мир на Западе без подключения к переговорам Адольфа Гитлера.
      Маршал предполагал связаться с Эйзенхауэром или Монтгомери через нейтральные страны, а в дальнейшем наладить прямой радиообмен двух фронтов. Он был готов вывести немецкие войска из зон оккупации на Западе и передислоцировать их в район Западного вала или за Рейн. В качестве ответного шага Роммель требовал от союзников прекращения "войны в воздухе" и невмешательства на Восточном фронте. Его политическая декларация включала в себя развенчивание "культа фюрера" и правдивый рассказ о кровавых преступлениях режима, а Гитлер и его преступная клика должны были предстать перед Народным судом. Роммель был противником военной диктатуры и считал, что Германия должна стать в будущем демократическим парламентарным государством.
      Уже после войны появилось множество публикаций, в которых утверждалось, что союзники никогда бы не пошли на предложения немецкой стороны о заключении перемирия и сепаратного мира. Не берусь утверждать, но на мой взгляд нет ничего невероятного в том, что тяжелые потери американцев и англичан на фронте вторжения заставляли Эйзенхауэра и Монтгомери во избежание дальнейшего кровопролития рассматривать и такой вариант развития событий на Западном фронте. Все прекрасно понимали, что даже краткосрочное перемирие не позволит немцам продолжить в дальнейшем военные действия. Кроме этого, заключение мира на Западе фактически означало бы и завершение войны на Восточном фронте, но союзники предпочли остаться в своем "кулачном праве" - их не "устраивала" свободная Германия, некогда отвергшая требования о "полной и безоговорочной капитуляции".
      Для меня важен не факт согласия или несогласия союзников с военно-политической программой Роммеля, а то, что она вообще существовала. После того, как Гитлер отказался "безотлагательно сделать необходимые "политические" выводы", генерал-фельдмаршал начал действовать энергично, решительно и целеустремленно.
      Глава 15.
      Роковые выстрелы
      Тяжелое ранение
      Нормандская драма подходила к своей кульминации. Через два дня после ультимативного послания фюреру во время инспекционной поездки на передний край командирскую машину Роммеля на бреющем полете атаковал союзнический штурмовик и расстрелял ее из бортовой пушки и пулеметов. На этот раз не Гитлер, а сама судьба нанесла предательский удар в спину человеку, вставшему на путь борьбы за лучшее будущее для своего народа. Об обстоятельствах тяжелейшего ранения маршала подробно рассказал в своем рапорте гауптман Ланг, адъютант Роммеля, сопровождавший его во время этой роковой поездки:
      - 17 июля маршал отправился в ежедневную поездку на фронт, проходивший тогда через устье Орна - Див - Лизье - Кан - высота "112" - Сен-Ло - южный берег. После шестичасовой поездки мы остановились на КП 277-й пехотной дивизии на стыке оборонительных позиций 1-го танкового корпуса Ваффен СС, 276-й пехотной дивизии и 47-го танкового корпуса. В ночь с 16-го на 17-е и за день до этого противник предпринял несколько яростных атак в зоне ответственности обеих дивизий. Командование задействовало последние резервы для отражения вражеского штурма на этом участке фронта. Потом мы отправились на КП 1-го и 2-го танковых корпусов Ваффен СС на совещание с группенфюрером СС Бит-рихом и обер-группенфюрером СС Зеппом Дитрихом. Мы перемещались с особой осторожностью, но нас все равно демаскировали клубы пыли на дорогах, а вражеская авиация систематически охотилась за любым транспортом в прифронтовой полосе. Около 16.00 мы отправились в обратный путь. Фельдмаршалу понадобилось срочно вернуться на пункт управления группы армий "Запад" в связи с прорывом противника на другом участке фронта. Во второй половине дня активность союзнической авиации значительно возросла. То и дело попадались горящие на обочинах грузовики, и нам все чаще приходилось пользоваться проселочными дорогами. Примерно в 18.00 мы оказались в районе Ливаро. На выезде из города горела большая немецкая автоколонна - по ней отбомбилось крупное подразделение союзнических штурмовиков. Из соображений безопасности мы свернули на объездную мощеную дорогу, чтобы снова выехать на трассу через четыре километра под Вимутье. Вернувшись на трассу, мы увидели 8 истребителей-бомбардировщиков над Ливаро. Как выяснилось позже, они кружили над городом около 4-х часов, охотясь на транспортные средства и полностью парализовав движение в регионе. Мы решили, что вражеские летчики не увидели нашу машину, и направились в сторону Вимутье... Неожиданно наш наблюдатель, обер-ефрейтор Гольке, доложил, что два самолета отделились от группы и летят в нашем направлении. Водитель, обер-фельдфебель Даниэль, получил приказ максимально увеличить скорость и доехать до бокового ответвления на трассе, примерно в 300 м от нас, чтобы попытаться укрыться там. Мы даже не успели добраться до спасительного поворота, как летящие с огромной скоростью в нескольких метрах над землей самолеты приблизились к нам и открыли огонь с расстояния в 500 м. В этот момент фельдмаршал Роммель развернулся и смотрел назад. Первая же очередь автоматической пушки попала в машину с левой стороны. Взрывом осколочно-фугасной гранаты обер-фельдфебелю Даниэлю оторвало левую руку и раздробило левое плечо. Осколки стекла сильно порезали лицо фельдмаршала, он получил сильнейший удар в левый висок и скуловую кость и потерял сознание. Позже выяснилось, что у него был перелом черепа в трех местах. Майор Нойхауз получил перелом таза после того как за его спиной взорвалась осколочная граната и разнесла пистолетную кобуру. От полученного ранения водитель Даниэль потерял сознание, и идущую на большой скорости машину бросило вбок: она врезалась в пень и ее вышвырнуло на левую сторону проезжей части в кювет. Во время воздушного налета маршал держался правой рукой за ручку задней дверцы автомобиля. В какой-то момент она открылась и его в бессознательном состоянии выбросило на дорогу - он так и остался лежать с правой стороны в 20 метрах от перевернувшейся машины. Второй самолет кружил над местом катастрофы и поливал очередями машину и лежащих на дороге людей. Получившие легкие ранения Ланг и Хольке сразу же перенесли маршала Роммеля в безопасное укрытие. Весь в крови, так и не приходя в сознание, он лежал на земле. Кровь хлестала из многочисленных ран на лице - особенно из области глаза и изо рта. Левый висок был рассечен и сильно вдавлен. Сознание не вернулось к нему и в укрытии. Раненые нуждались в срочной медицинской помощи, и гауптман Ланг попытался раздобыть транспорт - это заняло 45 минут. В госпитале францисканского монастыря в Ливаро французский врач сделал перевязку и оценил состояние маршала как критическое. По прежнему, не приходящих в сознание Роммеля и Даниэля перевезли в расположенный в 40 км госпиталь люфтваффе. Военные хирурги осмотрели маршала и зафиксировали перелом основания черепа, два перелома височной кости, осколочный перелом скуловой кости, повреждение глазного яблока, осколочные ранения головы и сотрясение мозга. Несмотря на переливание крови, в эту же ночь скончался Даниэль.
      "Я был готов пристрелить Гитлера"
      Через несколько дней Роммеля перевезли в военный госпиталь Ле-Везины под Сен-Жерменом. Фон Клюге навестил медленно выздоравливающего маршала и признался ему, что в начале 1942 года был одержим идеей ликвидировать диктатора. Бессмысленные приказы фюрера во время зимней кампании 1942-1943 годов в России, стоившие жизни тысячам немецких солдат, пробудили в нем такую ненависть, что он был готов пристрелить Гитлера, если бы в то время каким-нибудь образом пересеклись их пути.
      Положение на Нормандском фронте было настолько шатким, что в любой день союзники могли прорвать оборонительные порядки немцев и тогда ничто не помешало бы им захватить маршала в плен. 8 августа, несмотря на категорические возражения лечащих врачей, Роммель добился отправки в Гер-линген под Ульмом. Начиная с 1943 года чета Роммелей арендовала здесь маленькое имение неподалеку от родины маршала - Хайденхайма. Сюда, на бескрайние просторы Швабии звало Роммеля его измученное сердце. Фрау Роммель окружила супруга вниманием и заботой. Под присмотром тюбингенских профессоров медицины, доктора Альбрехта и доктора Штока, его здоровье быстро пошло на поправку.
      Тактика "замалчивания", избранная Гитлером для борьбы с растущей, несмотря на военные поражения, популярностью генерал-фельдмаршала Роммеля, привела к тому, что широкая общественность ничего не знала ни о его тяжелом ранении, ни об уходе с должности командующего группой армий "Б", ни о назначении на этот пост фон Клюге. Военная цензура бдительно следила за соблюдением "рейхстайны". Только в середине августа появились первые сообщения об "автокатастрофе" без указания места и каких-либо подробностей. Роммель предпринимал тщетные попытки объяснить немецкой общественности причины, по которым он "оставил пост командующего и снял с себя ответственность за фронт вторжения". Для немецкого народа - во всяком случае для того подавляющего большинства, которое не слушало "вражеские радиоголоса" - он так и остался жертвой банального дорожно-транспортного происшествия. Истинная подоплека событий прояснилась только после войны...
      Глава 16.
      Судьба говорит "нет"
      Покушение в "Волчьем логове"
      Через три дня после тяжелого ранения Роммеля полковник фон Штауффенберг оставил "адскую машину" в комнате для совещаний штаб-квартиры фюрера. Смерть Гитлера должна была открыть путь к власти временному правительству Вицлебена-Бека-Герделера и послужить сигналом к проведению переговоров на Западном фронте между Роммелем и союзниками. Нет никаких сомнений в том, что, хотя маршал так никогда и не был посвящен в подробности "заговора 20 июля", эта акция в целом соответствовала его убеждениям и намерениям. Судьбе было угодно распорядиться так, что в решающий момент Роммель оказался прикованным к постели в госпитале люфтваффе.
      Тем временем совершенно иной оборот, чем это было бы при антигитлеровски настроенном Роммеле, приняли события и на фронте вторжения. Сегодня уже трудно сказать, почему фон Клюге и другие посвященные в обстоятельства дела офицеры так и не решились прибегнуть к спасительному для Германии шагу.
      Заговорщики допустили ряд непростительных ошибок: они были настолько уверены в окончательном успехе акции, что не предприняли совершенно естественных мер безопасности - не была захвачена радиостудия в Зезене и другие радиостанции, кроме этого, так и не была блокирована телефонная связь между Ставкой фюрера в Восточной Пруссии и рейхсми-нистерствами в Берлине. Получивший свободу действий Геббельс "прочно сел на телефон" и всеми правдами и неправдами пытался выправить продолжавшее оставаться напряженным и к вечеру 20 июля положение.
      После ранения Роммеля и неудавшейся попытки ликвидировать диктатора, Германия потеряла последний шанс с честью выйти из ставшей безвыходной ситуации - отныне страна была обречена на саморазрушение. Обстоятельства "заговора 20 июля" скрыты от нас непроницаемой завесой из полуправды и дезинформации, в тугой клубок сплелись случайности и закономерности, трагическое стечение обстоятельств лавинообразно повлекло за собой катастрофические последствия, поэтому мне кажется уместным несколько более подробное рассмотрение этого исторического события.
      19 июля фон Клюге принял группу армий "Б", сохранив за собой пост главнокомандующего группой армий "Запад", и перебрался в бывшую резиденцию маршала Ла-Рош-Гюйон. Командно-штабной аппарат остался прежним, соратники Роммеля трудились на своих местах, и не их вина, а их беда заключалась в том, что фон Клюге оказался не тем человеком, кто смог бы возглавить сопротивление диктатору.
      После плодотворной беседы с фельдмаршалом Роммелем, за несколько дней до его тяжелого ранения, подполковник фон Хофакер повез в Берлин приятное для заговорщиков известие о том, что маршал готов к активным действиям на Западе. Между тем в столице рейха предатель выдал группу Лейшнера, и она была арестована гестапо. Угроза ареста заставила заговорщиков действовать с удвоенной энергией и форсировать подготовку к покушению. Фон Штауффенберга окончательно подстегнул состоявшийся накануне разговор между Канарисом и Гиммлером. Рейхсфюрер СС заявил ошеломленному шефу абвера:
      - Мне прекрасно известно, что определенные армейские круги намереваются "поиграть мускулами" Но пусть не тешат себя иллюзиями - я готов нанести удар по их "осиному гнезду". Я долго ждал, потому что хотел узнать всех предателей поименно. Теперь я знаю все - и вырву ядовитое жало у таких изменников, как Герделер и Бек.
      Отсчет времени пошел на минуты, и Штауффенберг приступил к активным действиям. В Париже ждали опаздывающего на встречу Хофакера. Несмотря на беседу с фон Безелагером, крайне неуверенно, нерешительно и непоследовательно вел себя фон Клюге, занявший в конечном итоге сверхосторожную выжидательную позицию.
      Читая стенограммы телефонных разговоров между штаб-квартирой группы армий "Б", "Волчьим логовом" и Военным министерством на Бендлерштрассе, отчетливо осознаешь - не отвернись в тот день фортуна от заговорщиков и окажись во Франции хотя бы один военачальник калибра Роммеля, дальнейший ход европейской и мировой истории мог бы быть иным!
      Вернувшийся в Берлин фон Штауффенберг был абсолютно уверен в смерти Гитлера. Об этом он доложил собравшимся на совещании в Военном министерстве офицерам-заговорщикам: генерал-полковнику Беку, генерал-фельдмаршалу в отставке фон Вицлебену и другим. После этого Бек сразу же стал звонить в штаб-квартиры некоторых групп армий и требовать "беспрекословного подчинения его приказам". В частности, группа армий "Север" получила приказ передислоцироваться из Курляндии в Восточную Пруссию, а группа армий "Б" начать подготовку к выводу войск из Франции и Бельгии.
      20 июля 1944 года в 16.30 в штаб-квартире группы армий "Б" раздался телефонный звонок из Берлина.
      Штауффенберг:
      - Добрый день. Это полковник фон Штауффенберг. Могу я переговорить с фельдмаршалом Клюге?
      Адъютант:
      - Одну минуту! Клюге:
      - Да, слушаю вас.
      Штауффенберг:
      - Здравствуйте, фельдмаршал. Передаю трубку генерал-полковнику Фромму.
      Фромм:
      - У аппарата генерал-полковник Фромм. Герр фельдмаршал, вы ничего не знаете о последних событиях?
      Клюге:
      - Нет.
      Фромм:
      - Фюрер мертв...
      Клюге:
      - Вот как... И что же мне сказать армии?
      Фромм:
      - Одну минуту, передаю трубку генерал-полковнику Беку.
      Бек:
      - Как главнокомандующему вам лучше знать, что вы скажете войскам.
      Клюге:
      - Не забывайте, что у меня здесь чуть ли ни все Ваффен СС!
      Бек:
      - Но с ними Зепп Дитрих, значит все будет в порядке... Хочу вам сообщить, что мы ввели чрезвычайное положение в стране. Мы не исключаем возможности, что со стороны СС могут последовать заявления, что фюрер жив. Это ложь - он мертв. Прошу вас неукоснительно выполнять мои приказы...
      Клюге:
      - Мне нужно подумать, позже я вам перезвоню.
      В 16.40 позвонил обер-квартирмейстер группы армий "Запад", полковник Финк.
      Финк:
      - Пожалуйста, генерала Шпайделя.
      Шпайдель:
      - Слушаю вас.
      Финк:
      - Все по плану... мертв!
      Шпайдель:
      - Так... Немедленно доложу фельдмаршалу.
      Тем временем на Бендлерштрассе в Берлине по инициативе генерала Ольбрихта состоялся телефонный разговор между Фроммом и Кейтелем. Фельдмаршал сообщил, что Гитлер жив и получил только легкую контузию в результате взрыва бомбы. Эта сногсшибательная новость ввергла Фромма в состояние паники, и он решил не приводить в действие секретный план под кодовым названием "Валькирия". Около 17.00 по радио прозвучало сообщение о том, что "фюрер чудом спасся после покушения на него врагов рейха". Клюге позвонил в Ставку и связался со своим старинным приятелем, генерал-майором Штифом.
      Группа армий "Б", 17.10.
      Клюге:
      - Штиф, послушайте, фюрер жив или мертв?
      Штиф:
      - Фюрер жив. Мой 1-а, майор Фобер, разговаривал с ним через час после покушения... Ситуация в Берлине становилась все более напряженной: Ольбрихт, Штауффенберг и Мерц фон Квирн-гейм отстранили (а позже и арестовали) колеблющегося командующего Резервной армией Фромма и назначили на эту должность генерал-полковника Хепнера. Несмотря на сообщения "о чудесном спасении фюрера", заговорщики решили идти до конца. Осторожный Клюге никогда не действовал без подстраховки - примерно в 17.45 он позвонил в Берлин.
      Клюге:
      - Фромм на месте?
      Штауффенберг:
      - Генерал-полковника Фромма здесь нет. Передаю трубку генерал-полковнику Беку.
      Бек:
      - Бек у аппарата. Генерал-полковник Фромм сложил свои полномочия!
      Клюге:
      - Как, я же только что с ним разговаривал...
      Бек:
      - Здесь его больше нет. Он сдал командование генерал-полковнику Хепнеру. Передаю ему трубку.
      Хепнер:
      - Это Хепнер, слушаю вас.
      Клюге:
      - Хепнер, фюрер жив, он уцелел после взрыва!
      Хепнер:
      - Нет, это неправда. Мы тоже услышали это по радио. Поверьте, это козни СС - они пытаются сорвать практически завершившуюся операцию. Мы отправили вам все необходимые распоряжения....
      На этом месте телефонная связь с Берлином прервалась...
      В этот же день из Парижа в Ла-Рош-Гюйон прибыли генерал фон Штюльпнагель, полковник Финк и, наконец, "отыскавшийся" фон Хофакер. Между 19.00 и 20.00 они совещались с Клюге и Шпайделем.
      Около 19.30 1-а группы армий, полковник фон Темпельхоф, позвонил на Бендлерштрассе своему бывшему однокурснику по Военной академии, полковнику фон Квирнгейму, занимавшему пост начальника общего отдела Главного управления сухопутных войск.
      Темпельхоф:
      - Привет, как у вас дела?
      Квирнгейм:
      - У нас все в порядке. К вам уже должны были дойти все наши приказы...
      Темпельхоф:
      - Нет, мы еще ничего не получили...
      Неожиданно Квирнгейм замолчал - и в телефонной трубке стали раздаваться только неясные шумы. Видимо, в эту минуту за Мерцем фон Квирнгеймом пришли гестаповцы.
      Геббельс включается в игру
      По прямому указанию Гитлера подавление мятежа возглавил рейхсминистр Геббельс. Ремер и верные режиму войска освободили командующего Резервной армией Фромма и арестовали Хепнера. Сохранились архивы так называемого Народного трибунала и собственноручно подписанные Хепнером протоколы допроса, в котором он рассказывает о своем аресте и о самоубийстве бывшего начальника германского Генерального штаба генерал-полковника Людвига Бека:
      - ...Потом в комнату вошел Фромм{35} и сказал, что сейчас сделает с нами именно то, что мы собирались сделать с ним сегодня днем. В моем кабинете сидели генерал-полковник в отставке Бек, генерал Ольбрихт, полковник граф фон Штауффенберг, полковник Мерц фон Квирнгейм, обер-лейтенант Хафтен и подполковник Фламрот. Генерал-полковник Фромм держал в руке пистолет, он заявил, что находящиеся в кабинете офицеры арестованы, и приказал сдать личное оружие. Никто из нас не был вооружен, только Бек сказал, что здесь у него лежит "парабеллум", но он хотел бы сохранить его для личных нужд.
      - Будьте так любезны, - произнес Фромм. - Только не тяните время!
      Бек достал пистолет и начал его заряжать. Фромм заметил, что с оружием нужно обращаться аккуратно и не направлять на находящихся в комнате людей. Бек начал говорить, что в эту минуту думает о том далеком и счастливом времени, когда... Фромм резко оборвал его:
      - Послушайте, нам некогда вспоминать вашу молодость. Прошу вас, поторопитесь.
      Бек сказал еще несколько слов, приставил пистолет к голове и выстрелил. Но пуля ушла в потолок, оставив на голове кровоточащую рану. Потом он произнес заплетающимся языком:
      - Так был выстрел или нет?
      - Помогите старику, - сказал Фромм. - Заберите у него пистолет. Вы же видите, что у него недостает мужества.
      После этих слов от группы стоящих слева офицеров отделились двое и направились к расплывшемуся мешком в кресле Беку. Тот вяло сопротивлялся и просил оставить у него "парабеллум". Потом Фромм обратился к сидящим в кабинете офицерам:
      - Ну-с, господа, если кто-то имеет что-нибудь сказать или написать - не смею мешать. Только попрошу поторопиться. Хотите оставить записку, Ольбрихт? Прошу вас за тот круглый стол, на ваше старое место. Вы раньше всегда сидели там - напротив меня!..
      Наверное, минут через пять Фромм вернулся в комнату и спросил:
      - Господа, вы готовы? Время вышло. Подумайте не только о себе, но и о других - каково это переносить всем нам здесь присутствующим...
      "От имени фюрера и немецкого народа. Мною, генерал-полковником Фроммом, проведено заседание военно-полевого суда. Военно-полевой суд приговорил к смертной казни полковника Генерального штаба фон Мерца, генерала сухопутных войск Ольбрихта, этого полковника, чье имя я не желаю произносить (он имел в виду Штауффенберга), и того обер-лейтенанта - забыл, как его зовут...".
      Потом Фромм обратился к пришедшему с ним обер-лейтенанту:
      - Возьмите пару человек и приведите приговор в исполнение внизу, во дворе.
      Обер-лейтенант повел осужденных во двор, а Фромм подошел к Беку и спросил:
      - Ну, и что мы будем делать?
      Бек оцепенело сидел в кресле и едва ли был в состоянии вымолвить хоть одно слово. Слева и справа от него стояли два офицера. Потом он с большим трудом произнес:
      - Дайте мне другой пистолет.
      Кто-то из офицеров протянул ему, если я не ошибаюсь, "маузер", а Фромм сказал, что это вторая и последняя попытка. Фромм подождал несколько секунд, потом направился к выходу и бросил офицерам, чтобы они отвели Бека во двор.
      В этот момент раздался выстрел...
      Спасовавший Клюге
      Вечером 20 июля, около 20.30 командующий экспедиционными войсками во Франции генерал фон Штюльпнагель позвонил из Ла-Рош-Гюйона своему начальнику штаба, полковнику фон Линстову:
      Штюльпнагель:
      - Что нового?
      Линстов:
      - К сожалению, ничего. А у вас, герр генерал? У вас все в порядке?
      Штюльпнагель: (нерешительно и растягивая гласные) - Да-а... Да-а-а... Да-а-а-а... Черт бы все это побрал!
      Беседа с Клюге показала, что тот не готов к решительным действиям и продолжает колебаться. Поэтому Штюльпнагель, Финк и Хофакер вернулись в Париж несолоно хлебавши - фельдмаршал не оправдал возложенных на него надежд. Трудно сказать, что в той ситуации заставило фон Клюге действовать так, а не иначе. Он мог испытывать банальный страх перед фюрером. Возможно, им двигало чувство благодарности к человеку, недавно вручившему ему чек на крупную сумму. Или это была попытка в последнюю минуту вытащить голову из петли? При этом "мудрый Ганс"{36}, как прозвали его в кругу друзей, был человеком исключительной личной храбрости.