Аппендикс шоссейной дороги уперся в металлические ворота. Мы расспросили, стоящих на проходной, интернатовцев, в каком корпусе поселились новоприбывшие и как к нему пройти. Внешне интернат - это центральная аллея с высокими пальмами по бокам - клумбы, детские голоса, столовая, учебные корпуса барачного типа, водный бассейн и уходящее вверх безоблачное голубое небо. Дорожка, вы ложенная кирпичом, привела нас к небольшому двухэтажному зданию. Было шумно. Из комнаты в комнату сновали дети. Я тут же узнал, что днепропетровчанок поселили на первом этаже. ?Там!? - показал на дверь курносый, стриженный под ежик, мальчишка. Я открыл и спросил Лину Еркович. Откликнулась худенькая, невысокого роста девочка. Вышла. Скуластое веснушчатое лицо. Белесые брови. ?Здравствуйте?, - посмотрела на меня с любопытством и выжидательно застыла - чего, мол, дальше скажу. Рот у нее остался приоткрытым и передние зубы, выдававшиеся вперед и видневшиеся до самых десен, делали ее лицо похожим на кроличью мордочку. Эту схожесть усиливал резцовый зуб верхней челюсти, белый цвет которого от края до половины был другого оттенка и в сравнении с остальными казался порченным. Я назвался и познакомил ее с Асей. ?Мы забираем тебя на два дня. Возьми учебники и все необходимое для выполнения домашних заданий?, - сказал я Лине. Она вернулась в комнату. Вышла с небольшим рюкзачком. Направилась к нам. Угловатой походкой и острыми плечами, похожая на свою мать. Ничего Йорикиного. Только фамилия. Тут к нам подошла женщина - высокая, дородная, полногрудая. Спросила властно: ?Кем вы Лине приходитесь?? ?Ее родители мои большие друзья?, - успокоил я ответственную. На этом проверка закончилась... Лина у нас. 46
      Общая картина, вырисовавшаяся из Линыного рассказа о житье-бытье в Советском Союзе, была такой же удручающей, какую рисовали новоприбывшие эмреповцы в своих горьких, с интонациями душевного надлома, рассказах. Нехватка продуктов, очереди за предметами первой необходимости, дороговизна - и в государственных магазинах и на базарах. Но все же положение в Днепропетровске несколько лучше, чем в Москве, Ленинграде и других городах страны. Йорик, если едет в Москву, обязательно завозит продукты Семену Рубде, потому как в столице ничего достать невозможно. ?Для того, чтобы я могла приехать учиться, - сказала Лина, - папе только на билеты пришлось потратить шестьдесят тысяч рублей?. ?В одну сторону?? спросил я с искренним удивлением. ?Нет, сюда и обратно, - сказала она, обратные билеты хранятся в сейфе директора интерната, - она вздохнула, - на каникулы я вернусь в Днепропетровск и, наверное, навсегда. На вторую поездку папа денег не соберет. Ему и так пришлось одолжить у Семена Рубды сто долларов. Теперь возвращать должен. А как? - спросила она с горчинкой в голосе, - зарплата у него всего тысяча рублей в месяц. Чуть больше семи долларов. В СССР сегодня один доллар по курсу ста сорока рублям равен. Одна возможность у папы с долгами расплатиться - заграничная командировка. Надеется в Англии побывать?.
      Я и Лина беседовали на кухне, потому что Ася, несмотря на тринадцатилетний израильский стаж, к новостям из бывшей своей интереса не потеряла. При хорошем настроении любила петь советские песни и знала их в необъятном количестве. Сегодня Асе было не до песен. Она яростно трудилась. Очищала баранину от костей. В квартире стоял приторный запах вареного мяса. Асино лицо выражало явное недовольство. Оно и понятно. Мы вегетарианцы. Едим, в основном, сырые овощи и фрукты. Помой и кушай - вот и вся работа на кухне. Теперь же приходится возиться с кастрюлями, казанками и сковородками - жарить лук, варить суп, готовить жаркое. Отвыкла она за три года нашей совместной жизни от поваренного искусства. 47
      Думаю, что дробления Украины на Западную и Восточную не произойдет, потому что украинцы единственный коренной народ в пределах территории, которую Украина занимает. Правда Польша может иметь в будущем некоторые территориальные претензии, но Украина сегодня не та, которая была при антисемите Богдане Хмельницком, несмотря на то, что в настоящий момент, судя по письмам моих друзей, положение аховое - народ ропщет. Но как может быть иначе, если, например, господин Бойко, занимавший ключевой пост в системе днепропетровской партократии при Хрущеве и при Брежневе, и в текущие времена играет не последнюю скрипку и уже не в малой величине областной, а в системе правительственной власти. Пошел на повышение! Где же тут демократия? Если в России хребет коммунистической партии основательно переломлен и весь этот, консервативно настроенный, аппарат ушел в подполье и оттуда пытается довести экономику России до катастрофы, то на Украине консерваторы надели маску яростных сторонников демократии, приспособились и, сохранив прежние протекционные связи, остались при кормушках. Связи эти никакими государственными органами не пресекаются и посему экономические реформы бывшими партаппаратчиками не саботируются - именно поэтому внешний облик украинской реформистской демократии, в сравнении с российской, выглядит несколько респектабельнее. Но в сложившемся на Украине консервативном положении вещей кроется угроза ее будущему процветанию. В России же беда носит совсем иной характер. Не может огромное государство, где десятки национальностей считают себя коренными, ибо каждая из них имеет историческое право на определенную часть государственной территории; государство, где доминирующая национальность насыщена имперскими амбициями, быть демократическим и поэтому экономическое процветание России возможно только при одном, на первый взгляд неприемлемом для нее условии - при дальнейшем дроблении. Я думаю, что Россия должна ограничить себя изначальной территорией, на которую никто, кроме русских, претендовать не имеет права - только тогда пути демократических преобразований и экономических будут для нее результативными.
      А. Кобринский, "ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ", роман-дневник
      продолжение VI
      48
      Набрал полведра воды. Добавил пахучей жидкости. Это, чтобы жильцам казалось, что их дом усыпан цветущими розами. Мою лестницы, вспоминая времена, ведшие нас к победе коммунизма. Жил я на третьем этаже. На четвертом - сосед Маслобойников. При нем жена, похожая на свежеиспеченную булочку и две невзрачные дочки. Обыкновенная еврейская семья. И муж, член партии, и слабая половина если и проявляли недовольство, так только по поводу собственной зарплаты. Во всем остальном они считали советскую власть самой правильной и, конечно же, незыблемой. Все свое свободное время Маслобойников посвящал, купленному со вторых или даже с третьих рук, ?Запорожцу? - весь год готовил эту металлическую коробку всего лишь к одному месяцу летнего сезона. В августе ездил всей семьей отдыхать в Крым. Приведение машины в состояние боевой готовности в авторемонтной мастерской было Маслобойникову не по карману. По этой причине каждый год этот автолюбитель снимал с ?Запорожца? двигатель и, с помощью блоков и различных приспособлений, втаскивал его по крутым лестницам к себе в квартиру. Но сильно этому удивляться не надо, потому как гараж у Маслобойникова был негабаритным и неотапливаемым. А зимы случались суровыми - такими, что пальцы к железу примерзали. Вот и нашел человек выход. Трудился над двигателем в домашних условиях - в теплеи под люстрой. Разбирал, смазывал, чистил...Когда возникала необходимость в замене какой-либо детали и такой он не мог приобрести ни на базаре, ни в автомагазине, ни у автослесарей, тогда заядлый автолюбитель делал эскиз и относил этот чертеж на какой-либо завод. И деталь изготовляли в зависимости от сложности - за одну, две - в крайнем случае за три бутылки самогона. 49
      Все бееряковские старожилы знают Рони - знатока Танаха, интересного собеседника. Человек он вполне здравомыслящий, за исключением коротких периодов обострения болезни.
      Рони страдает шизофренией. Когда это случается, он начинает называть себя Бен-Гурионом и требует от окружающих соответствующего почитания. Доброте и непосредственности, как правило, сопутствует бедность - в этом смысле Рони не исключение. Но материальная нужда не вызывает в нем никакого комплекса. Живет он, как Бог на душу положит - день миновал, ночь пришла, утро наступит. Недавно наступили для Рони маниакальные дни и я, само собой разумеется, решил его навестить. И вот мы сидим под тенистым деревом неподалеку от отделения. Я говорю громко, потому что Рони туговат на ухо. Внезапно ко мне подошел высокий сутуловатый мужчина в белом халате: ?По акценту определил, что ты из России, - сказал он на коренном, картавом иврите и продолжал, - у меня есть больной, новый репатриант... Когда находит на него, пишет. Понятно - чепуху. Но в каком направлении работает его больная фантазия? Мне необходимо это знать, чтобы поставить правильный диагноз. Ты не можешь перевести это с русского на иврит?? - спросил он и протянул мне несколько, исписанных мелким убористым почерком, листов. ?Разве в такой большой больнице нет работников, знающих русский язык?? спросил я и глаза мои удивленно округлились. ?Хорошо знающие ушли в отпуск, - сказал он и добавил, - мне нужен профессиональный перевод?. ?Но почему ты решил, что я именно тот человек?? - спросил я, пристально глядя врачу-психиатру в глаза. ?В Беер-Якове обо всех все известно?, - ответил он мне. ?Беседер!?* - сказал я и через неделю принес ему перевод. Русский же текст был следующего содержания:
      Поблескивая черным хитиновым покровом, он перекатывал навозный шарик с Азой Лудельман и Тарасом Перуанским на темени - на темени величиной с десять Вселенных. Каких размеров был навозный жук, обладатель такой огромной головы и представить себе невозможно. Оба ездока обливались потом, пытаясь укрыться от палящих лучей невиданных неземных солнц в пещере и не подозревая при этом, что могли очутиться в сырой, прохладной и усыпляющей ноздре вонючего насекомого, откуда нет возврата к светлому миру несущихся планет, туманностей, астероидов, возникших в дни Сотворения из шестикратного апчихи великого Ничто. Попасть в пещеру без альпинистского снаряжения - то бишь в ноздрю навозного жука нашим героям, слава Богу, не удалось. А спасаться надо! Тарас подумывал спрыгнуть на дорогу, но боялся и не напрасно - новые американские кеды могли прилипнуть к одной из желтоватых лепешек, в каждой из которых неугомонно копошились жирные черви. ?Крючок бы мне, удилище, грузило и леску?, - размечтался он, глядя на бесценную наживку. Но вокруг ни озера, ни реки не видать, а до Средиземного моря вонючий жучище не дополз и вряд ли доползет. И, кстати, клюет ли морская рыба на такую наживку Перуанский не знал. Дорога, по которой полз с ностальгической скоростью этот отвратительный жук, изгибаясь, не приближалась к морскому побережью, а удалялась - и от него и от, видневшегося вдали, легендарного озера Киннерет. А, может быть, и не удалялась. И если не удалялась, то аберрация была присуща этим худосочным и в то же время живописным местам. А жук полз. Полз, строго придерживаясь пыльной, серой и безотрадной полосы, протоптанной не только человеком, но и крупнейшими животными - буйволами, носорогами и слонами.
      Куда же ползло это безобразное, дурнопахнущее насекомое? Аза Лудельман, как ни пыталась ответить на этот мучительный вопрос, как ни морщила свою потешную морщинистую мордашку, успокоительного ответа не находила и даже Тарас Перуанский безрезультатно почесывал лысину, блестевшую под лилово-красно-фиолетовыми лучами вспыхнувшей сверхновой. Время близилось к закату. Цвета менялись и лысина Тараса начала напоминать начищенную до блеска сковороду. Казалось, что рукоятка этой сковороды накрыла переносицу и большой мясистый нос щекастой физиономии. Рядом с насекомым, не отставая ни на шаг, несмотря на меньшее количество лапок, бежала любимая собачка Азы и тявкала на воображаемых прохожих. ?Шекет!?** - прикрикнула хозяйка на мопсика и тот замолчал безропотно и мгновенно. Она ни за что не повысила бы голос на своего четвероногого друга, если бы вдруг ей не взбрело в голову перелистывать свой прошлогодний сон, в котором у нее был дом, где без всякого кондиционера воздух казался всегда свежим и чистым... Сон, где светило земное солнце и после ночи всегда наступало утро... Сон, в котором она была обыкновенной девочкой - наивной, беспечной и жизнерадостной, а не той знаменитостью, к словам которой прислушивается вся планета... Планета! - да это же пребольшущий навозный шар под лапами огромного навозного жука, меж хитиновыми бугорками которого приютилась она и ее приятель по неисчерпаемой вселенской славе Тарас Перуанский. Аза продолжает мечтать, замечая вскользь, что шар ощутимо увеличиваясь в размерах, все так же перекатывается по дороге, изгибающейся космической дугой и уходящей в бесконечность. Но вот что интересно - никакой дороги фактически нет, ибо если очень близко рассматривать дорожную твердь, то оказывается - не твердь это, а абсолютный вакуум - пустота, из которой возникают все новые и новые миры во всех математически возможных и невозможных измерениях. Но если дорога и абсолютный вакуум идентичны, то согласно какому физическому закону шарик (который вовсе не шарик, а огромный шар) насыщен экскрементами? Откуда жучище-вонище добывает такое количество говна для строительства передвижного пищехранилища в виде идеальной по своей геометрической форме фигуры? На этот вопрос вопросов ни Азе ни Тарасу не найти ответа, несмотря на то, что они из всех заслуженных узников Сиона самые заслуженные. На том и зиждется секрет космического говноедства, что никто не знал, не знает и не узнает в обозримом и даже в необозримом будущем откуда берется такое количество говна, ибо в противном случае можно было бы перекрыть задвижку, если таковая имеется, и совершить этим поступок богоугодный - уморить вонючее насекомое голодом. Кстати, стоит ли делать ставку на Тараса и Азу, если известно, что такие философы древности, как Сократ, Платон и Аристотель, сделав титанические усилия, чтобы вырваться из этого замкнутого круга, пришли к выводу, что необъятного объять нельзя. Весьма возможно, что исходя из здравого смысла, правильный для практического использования ответ мог бы дать обыкновенный обыватель, но не потому что ему каким-то образом удалось в текущем столетии поумнеть, а потому что испражнения это среда жизненно для него необходимая и без нее он существовать просто не может и посему у него в этом направлении развит дар предвидения - пророческий, так сказать, нюх на говно. Но обыкновенного обывателя нет наверху - там, где ногами, руками и зубами вцепились две знаменитости, тоже обыватели, но немножечко необыкновенные, в тот нарост на голове насекомого, в тот бугорок, который они считают почему-то Сионом и поэтому нет у этих двух знаменитостей толкового референта, который мог бы написать для них прочувствованную историческую речь. Обыкновенный обыватель находится далеко внизу - на поверхности говняного шарика, перебираемого цепкими граблевидными лапками упрямого насекомого и передвигаемого все ближе и ближе к краю той пропасти, которая на языке профанов от науки именуется экологической катастрофой. Известно ли им, уважаемым господам Азе Лудельман и Тарасу Перуанскому, что означает эта пропасть и после того как унавоженный говном шарик начнет падать, куда именно он упадет? Они думают, что пропасть эта для них и для навозного шарика и для его создателя жука-говноеда будет являться концом света при всем при том, что, мол, падение произойдет не в огнедышащий вулканический кратер, насыщенный ядовитыми газами, и не на острые камни, которые выбросила в момент своего зарождения из вакуумного чрева Вселенная - они предполагают, что внизу, на дне пропасти из всех расщелин будут торчать арабские сабли и кухонные ножи интифады. Только жук-говноед ни о чем не думает - он, сволочь, движимый врожденным инстинктом, перекатывает по пути шарик поближе к лепешке коровьего навоза и, производя сложные манипуляции челюстью, слюной, лапками и брюшком, увеличивает диаметр экскрементохранилища почти вдвое. И снова дорога. Но в сравнении с преодоленной настолько крутая, что шарик, вырвавшись из цепких лап неутомимого насекомого, скатывается вниз. Оно возвращается и с сизифовым упрямством пытается выкатить шарик на вершину и это ему неожиданно удается. Но что это? Именно здесь безбилетные пассажиры Аза Лудельман и Тарас Перуанский начинают чувствовать дуновение свежего ветра. И тут они задумываются - откуда ветер дует? И внезапно догадываются, что из той самой пропасти, куда жук-навозник катит свое вонючее добро. И тогда Тарас Перуанский, осознавая близость гибельного мгновения, становится в позу Гамлета и обращается к своей подруге по несчастью Азе Лудельман. ?Кто, как не мы, - говорит он, - олицетворяем собой сосредоточие сионистской деятельности и не мы ли боролись не щадя живота своего за возвращение евреев на Святую Землю? В ответ на эту патетику Аза иронически улыбается и не произносит ни одного слова. Она задумалась, потому что вдруг снизошла на нее мудрость великого молчания, мудрость огромнейшего Ничто, в котором с одинаковым правом на существование пляшут каббалистические буквы и русского и древнееврейского алфавита, располагаясь в такую фразу: Несгибаемые борцы за сионизм обтесываются в Израиле до возможности пролезть в непробиваемые чиновники! А что касается реальных - конкретных людей, которые для чиновников как бы не существуют - сионистов и не сионистов, евреев и не евреев - с языческим ли они амулетом, или с крестом, или с шестиконечной звездой на шее - символом необъятного многомерного пространства, имя которому Ягве, так эти люди, если присмотреться к жизни, еще не перевелись и к навозному жуку, барух хашем,*** никакого отношения не имеют! ________________________ * ладно!, ** тихо!, *** слава Богу (иврит)
      50
      Редакция газеты ?Двенадцать колен?. Тема интервью - мои занятия йогой: питание и система физических упражнений (асаны и пранаяма)*. После того, как фотограф заснял меня в нескольких йогических позах, Тереза начала задавать вопросы. Подход прагматический - полезность. Этическая сторона, без которой занятия йогой не дают положительных результатов, осталась незатронутой. Такая однобокость отталкивала... Очевидно, между интервьюируемым и интервьюером устанавливается некое камертонно-музыкальное пространство. Если вопросы задаются человеком, умеющим играть на этом невидимом, но реально существующем инструменте, то на каскад вопросов должна звучать музыка ответов, но музыки, к сожалению, не получилось. Камертонно-музыкальное пространство почему-то не сработало. Запомнился следующий нюанс:
      -Многолетняя йоговская практика содействовала развитию околотеральных вен, - сказал я по ходу интервью.
      -Околотеральных или колотеральных? - спросила она с едва заметным ехидством. Я сразу же почувствовал в ней богемную даму. Даже представил себе тот литературный салон, в котором шлифовался ее интеллект.
      -Извините, колотеральные, - поправился я без малейшего смущения, с любопытством наблюдая бешеную скорость, с которой она записывала мои ответы.
      Наконец, интервью было закончено.
      -Я думаю, - сказала она, - что статья о ваших йогических экспериментах появится в ближайшем выпуске. Если не в ?Двенадцати коленах?, так в приложении, - уточнила, - в ?Микроскопе?.
      -А о Лойфмане? - поинтересовался я.
      -Вначале пойдет сегодняшнее интервью, - произнесла резко и замолчала, словно хотела что-то сказать, но споткнулась на некоем табу.
      -Не лучше ли будет оставить Лойфмана в покое? - спросил я и продолжал, пытаясь каким-либо окольным путем выяснить в какой стадии находится эта работа и увижу ли я ее в печати вообще, - хочу поставить вас в известность, как новую репатриантку, что израильский истеблишмент против подобных разоблачений, ибо считает, что среди нас, прибывших из СССР, нет правых и неправых, виновных и невиновных. Все мы, по их мнению, жертвы тоталитарного режима.
      -Да вы не волнуйтесь, - сказала Тереза, поняв мгновенно мою уловку, - я обязательно займусь вашей историей, - и после короткой паузы, - она требует полной самоотдачи, а меня текучка заела - дышать некогда, - она пыталась придать своему голосу искренность.
      Я подумал: ?Вероятно позвонила она в Министерство абсорбции - в тот отдел, где Евстрату было присвоено звание узника Сиона. Не захотели они терять репутацию справедливых судей. Переполошились. Надавили на соответствующие чиновничьи кнопки и стоп редакционная машина. Или позвонила в какой-нибудь клуб, объединяющий тех, которые были признаны узниками Сиона. Запротестовали они. Нет, - сказали, - Лойфман получил почетное звание заслуженно. При этом подумали - сегодня правдолюбцы разоблачат Лойфмана, завтра - нас?. Глядя в строгие немигающие глаза интервьюерши и мысленно прокрутив этот, с моей точки зрения, нелицеприятный монолог, я умолчал его. Стоит ли пускать в ход предположения? Рассказал я Терезе Маршайн о семинаре посвященном Дню Катастрофы, о выступлении на этом семинаре Председателя Кнессета и о некоем господине Новом Репатрианте четверть века собиравшем материалы о Катастрофе,о его просьбе выделить помещение для выставки собранных им уникальных материалов, об авторитетном обещании Председателя Кнессета помочь решению вопроса и о том, что положительного результата господин Новый Репатриант не дождался и, помоему мнению, не дождется. Я сказал, что написал заметку об этом происшествии и что мне удалось заснять как раз тот момент, когда господин Новый Репатриант ?приперает к стенке? Председателя Кнессета. ?Мне бы хотелось, чтобы заметка и фотоснимок появились в ?Двенадцати коленах?, - сказал я Терезе Маршайн. Отодвинув кресло, она поднялась и, скрестив руки на груди, зябко поежилась, несмотря на то, что в помещении никакого холода не ощущалось. Ее высокая, готического стиля фигура и удлиненное лицо никак не вязались с моим представлением о бойкой профессии журналиста. ?Принесите фотоснимок и приложите к нему заметку - я покажу этот материал главному редактору, сказала она и добавила, - от него все зависит?. ________________________________________ * асана - положение, поза; пранаяма - контроль за дыханием (санскит). 51
      Иногда мне кажется, что продолжаю жить в Советском Союзе. Разница лишь в том, что там не евреи поливали грязью евреев, а здесь - евреи евреев. Жидовская морда, пархатые жиды, жидовское отродье, жидовня - весь этот неисчислимый антисемитский набор с прибытием евреев на историческую родину не потерял своего обиходного значения и это факт очевидный. Говорит он о том, что в СССР евреи были закомплексованы антисемитизмом настолько, что возненавидели самих себя. Но только ли в СССР? Все страны мира дают такую же картину, потому что евреи всех этнических групп привозят в Израиль антисемитский жаргон - по всему Израилю гуляет разноязыкий антисемитский запашок. 52
      Хайфские монастыри с золочеными куполами. Аскетического вида привратники в монашеской одежде. Озеро Киннерет. Рыбацкая лодка времен Иисуса Христа, поднятая со дна этого озера и реставрированная. В ?Новом Завете? от Луки, в главе восьмой читаем: ?В один день Он вошел с учениками Своими в лодку и сказал им: переправимся на ту сторону озера. И отправились.Во время плавания их Он заснул. На озере поднялся бурный ветер, и заливало их волнами, и они были в опасности. И подошедши разбудили Его и сказали: Наставник! Наставник! погибаем. Но Он встав запретил ветру и волнению воды; и перестали, и сделалась тишина... И приплыли в страну Гадаринскую?. Галилейские, резко очерченные, холмы с неземными космическими восходами и закатами солнца. Галактические пейзажи. Знойный полдень. Слияние тверди и голубого безоблачного неба. Кесария. Амфитеатр и мощенная площадь со ступенями и мозаикой. Множество античных скульптур. Все с отбитыми головами. Согласно религии иудаизма изваяние или изображение чего-либо недопустимо. Более тысячи лет тому назад были разрушены верующими евреями произведения чужеземного искусства. Интересно, как они это делали - толпой, зараженные массовым психозом или по одиночке. Цепями, лопатами или молотками изуродованы мраморные атлеты, боги, богини, кесари и философы? Я видел многочисленные надписи на каменных плитах, среди которых, как утверждал экскурсовод, есть первое эпиграфическое свидетельство о Понтии Пилате. Я видел ров и пологую насыпь укреплений, построенных крестоносцами. Жилые помещения с намеками на возникновение готических форм в архитектуре. Многочисленные города и поселки Израиля с домами стандартного типа. Я успел заметить, что устремления у большинства израильтян также не отличаются многообразием. В основном бизнес и на этом фоне - секс и семья. Исторических достопримечательности их, как правило, не интересуют. Эта область оставлена для пользования туристам и новым репатриантам. Огромное количество средств тратится на организацию всевозможных экскурсий, чтобы в наиболее короткие сроки вызвать у новоиспеченных граждан ощущение национальной гордости и любовь к этому экзотическому клочку земли. Более полезным было бы вложить эти деньги в строительство более дешевого жилья и в развитие промышленности и, соответственно, в увеличение числа рабочих мест, ибо невозможно относиться с благодарностью к стране, которая не гарантирует своим гражданам возможность иметь крышу над головой и работу. Громадное большинство новых репатриантов нищенствует. Отсутствие работы угнетает. Нужна протекция, но где ее взять новому репатрианту, у которого в Израиле нет, как правило, никаких влиятельных родственных корней? Правда, найти работу можно и без протекции, но какую? - неквалифицированную, физически тяжелую и малооплачиваемую. При железном здоровье и каторга не страшна. Но как быть тем, которым перевалило за 50? Их, при всей их импозантной внешности, ни на какую работу не берут. А до пенсии еще далеко. Пенсионный возраст начинается у мужчин с 65, у женщин - с 60 лет. В газетах рекламные объявления, с информацией о предприятиях нуждающихся в специалистах и прочей рабочей силе, предупреждают: только для молодых! Каково читать такие объявления человеку немолодому? После 50-летнего возраста почтенный глава семейства невольно находится в стрессовой ситуации - имея работу, боится ее потерять и потеряв, почти не имеет шансов ее найти. Вот и не доживает он до пенсионного возраста. Факт печальный, но кого в этом винить? Косвенных виновников его смерти? Все равно там никаких эмоций - разве что радость на лице министра финансов, потому что для него преждевременная смерть этого человека сэкономит бюджетные средства за счет суммы пенсионных выплат. Смотрю я на израильских партократов (я имею в виду их частое появление на телеэкране) и вижу, что у многих из них на физиономии проступает старческая синюха. Однако безработица им нисколечко не грозит. Их энергия и в глубоком возрасте неугасима. Не потому ли, что их сердца намагничиваются государственной кормушкой?
      А. Кобринский, "ПЛАЧУЩИЙ ОСЕЛ", роман-дневник
      продолжение VII
      53
      В ?Микроскопе? появилась статья-интервью Терезы Маршайн ?Очень много может йог...? Исходя из текста, я ?через полгода буду менять комплекс упражнений?. Чувствуется, что интервьюерша воспитывалась и работала в условиях всеобщего охвата советских трудящихся социалистическим соревнованием. Она явно за сокращение сроков - даже в том случае, если речь идет о ступенях самосовершенствования. Надо сказать, что сокращение сроков - мечта всякого обывателя - в том числе и нашего, израильского. О чем он мечтает? - быстро разбогатеть... Быстро - освободиться от болезней, стать специалистом, изучить иврит, изучить Тору... Быстро?!... Я не стахановец мною было сказано ?через два года буду менять комплекс упражнений?. Вечером позвонила Тереза: ?Если хотите забрать фотоснимки, зайдите в редакцию?. Я спросил: ?Могу ли я принести, написанную мною, заметку?? Странные вопросы вы задаете, - сказала она, - редакция принимает любые материалы, но о какой заметке вы говорите?? Я напомнил: ?Речь идет о результатах авторитетного обещания Председателя Кнессета господину Новому Репатрианту?. ?А, - тут же сказала Тереза, - приносите, - и добавила, - вы говорили, что у вас имеется какое-то сенсационное фотосвидетельство, на котором запечатлен сам Председатель Кнессета. Не забудьте прихватить!?. 54
      Завтра суббота. В прошлую Лина была у нас, а в эту должна находиться в интернате. Как у нее прошла неделя? Сел на велосипед и вперед - решил навестить протеже Семена Рубды. Комната оказалась запертой. Я нашел новоприбывших интернатовцев в подвальном помещении общежития. Там проводилось что-то типа собрания... Выкрики детей... Молодая женщина с ярко накрашенными губами, пытавшаяся перекричать эту разноголосицу. ?Вы к кому?? - спросила она и посмотрела на меня пристально - с подозрением. ?К Еркович?. ?Да, - сказала она неопределенно, - знаете, мне надо с вами поговорить. Не здесь, - кивнула в сторону детей. Сняла очки и, близоруко сощурившись, уточнила, - я освобожусь через минут десять, пятнадцать. Подождите меня, пожалуйста, наверху?... Уже стемнело. Электрическими фонарями освещались деревья, клумбы, газоны, выложенный голубыми кафельными плитами плавательный бассейн, невзрачное П-образное здание двухэтажного общежития. Из подвального помещения вышла Лина. Направилась ко мне, угловато поворачивая туловище относительно оси позвоночника то вправо, то влево. При этом позвоночник казался несгибаемым, будто в него был вставлен металлический стержень. Когда она подошла, я сказал, что жду разговора с мадам, которая вела собрание. ?Математику преподает. Второй год в Израиле. Фридой зовут?, - проинформировала меня Лина и, заметив направившуюся ко мне учительницу, отошла в сторону.
      ?Должна вас предупредить, - сказала Фрида и, протерев очки, возвратила их на переносицу, - что у Лины, как и у остальных новоприбывших девочек, повышенный интерес к противоположному полу. Я несколько раз заставала Лину с мальчиками в постели?. ?В голом виде??, спросил я с нескрываемой иронией и улыбнулся. ?В голом или не в голом, а отвечать мне, - ответила она, - забеременеют девчонки, что тогда? Скандалом попахивает. Можно сказать, международным. Уволят меня и нигде я после этого устроиться на работу не смогу?. ?Любви все возрасты покорны, - сказал я, - а молодость тем более. Ее не удержишь. Не лучше ли прочитать учащимся курс лекций на тему - гигиена половых отношений, научить девочек пользоваться противозачаточными средствами? Сегодня, в этом вопросе, более радикальных воспитательных мер не существует. Впрочем, с вашего позволения, я могу поговорить с Линой?. ?Попытайтесь, - сказала она, - буду вам бесконечно благодарна, но если откровенно, сомневаюсь я, что подобная беседа на нее подействует?. На этом наш разговор закончился и я позвал Лину.