В следующий миг Ясгур уже скакал бешеным галопом за лазутчиком, который вел их туда, откуда явился. Джилли погнал своего коня, чтобы не отстать от Газрека, который бросил на него мрачный взгляд. Вплотную за ними ехал один из стражей. Он невольно выругался: при таком бешеном темпе разглядеть тайную тропу не было никакой возможности.
Меньше чем через милю отряд замедлил ход, лазутчик выехал с узкой тропинки, идущей вверх по крутому склону. Прямо перед Джилли Ясгур с Атроком вступили в негромкую, но нервную беседу, которую они прервали, когда Джилли и другие всадники подъехали ближе и остановились. «Любопытно», — отметил про себя Джилли.
В этой части хребта растительность была особенно густой и состояла в основном из собачьего плюща и терновника, воздух под деревьями стоял сырой и душный. Тропинка, которая когда-то была шире, миновала два ручья, обогнула одинокий старый утес, потом снова на пути показался край хребта. Когда-то здесь стоял форт, и все еще можно было различить остатки стен, заросшие мхами, образующие ровный прямоугольник. Земля рядом с фортом когда-то была расчищена, возможно, даже присыпана солью, но с годами кусты и деревья проросли на ней и потянулись через все пространство к густому лесу.
Среди руин горели факелы, при приближении авангарда забегали люди. Ясгур с Атроком спешились, а за ними и все остальные, почти двести всадников. Шестеро могонцев в плащах с капюшонами, особый отряд лазутчиков и следопытов Ясгура, привели трех пленных и заставили их встать на колени. Ясгур пошел к ним, а Джилли разглядывал их со стороны. Все были молоды, его взгляд задержался на одном из них, который показался ему знакомым, — белокурый юноша с отчаявшимися глазами.
Внезапно он узнал юношу, и его тоже охватило отчаяние, отдавшееся болью в животе. Это был Таврик, наследник Трона. Но что он делал за городом, если Мазарет и остальные захватили власть? И как могонцы могли быть так жестоки, что связали и его искусственную руку за спиной?
Ясгур развернул принесенный лазутчиком кусок ткани и пошел прямо к Таврику, волоча материю по земле. Ткань оказалась белым флагом, посвященным Древу, — символом мертвого Императора и погибшей Империи. Когда он подошел к Таврику, то сделал движение свободной рукой, приказывая ему встать. Когда тот встал, мертвая тишина повисла над руинами, холодок пробежал по спине Джилли, наблюдавшего эту встречу.
— Я слышал о твоей руке, — начал Ясгур. — Я хочу взглянуть.
По его кивку один из лазутчиков разрезал веревку и поднял правую руку юноши. Кожаный рукав и перчатку сняли, и от локтя до кончиков пальцев засиял металл. Воины взволнованно зашумели и зашептались, Джилли застыл в изумлении.
— Отлично сработано, — одобрил Ясгур. — Это магия?
— Я… — Таврик взял себя в руки. — Я не знаю.
Джилли посмотрел на Ясгура и понял, что за его суровостью скрывается неуверенность и сомнение. Интересно, знает ли он, кто такой Таврик?
— Ты сильно рискуешь с этой рукой, — продолжал Ясгур, взмахивая флагом. — И с этим.
— Иногда риск у человека в крови, — спокойно ответил юноша.
— Это поэтому твои войска захватили мой город?
— Разве преступление отнять украденное?
Ясгур медленно растянул губы в улыбке, довольный. Джилли показалось, что тот оценил фразу.
— А теперь мне предстоит решить, что с тобой делать, — заявил Ясгур. — Я могу отдать тебя Совету Старейшин, который не станет проявлять к тебе сострадания. Я могу отправить тебя к Слугам, они будут еще суровее. Еще я могу пытать тебя сам.
Воины засмеялись, все лица засветились весельем. Джилли помертвел.
— Но вернет ли это мой город? — рассуждал Ясгур. — Станет ли это гарантией сохранности моей собственности, которая и без того уже пострадала? Нет, Беш-Дарок мой. — Его рука сжалась в кулак, которым он указал на Таврика. — И ты мой.
Ясгур злобно оглядел стоящих вокруг него воинов, в основном Двойных Ножей и Кровавых Кулаков, — открытый вызов его воинам.
— Я принял решение, — объявил он. — Эти трое отправятся в город с сообщением для своих: оставьте Беш-Дарок в течение часа, и вас не тронут. Если этого не произойдет и вы останетесь в городе, моя армия войдет в него и всех вас вырежут без пощады.
Потрясенное молчание повисло после этих слов, Джилли увидел, как многие смотрят на своего командира с неприкрытой ненавистью. Ясгур же повернулся к Таврику:
— Мои слова должны дойти до твоих капитанов без изменений, поклянись, что ты точно передашь их.
Но прежде чем Таврик успел ответить, вперед вышел человек с посохом. Это был один из двух шаманов, отправленных Бернаком с авангардом, Кровавый Кулак по имени Ярул. Его костлявое тело отбросило длинную тень, он указал на Ясгура раздвоенным набалдашником своего посоха.
— Ты позоришь память своего отца, — сказал Ярул. — Могучий Хегрун никогда бы не заключил позорного соглашения с врагами…
— Кто ты такой, чтобы говорить, что стал бы делать, а чего не стал бы делать мой отец?! — закричал Ясгур в ярости. Он двинулся на шамана. — Ты забыл, кто здесь твой хозяин?!
Шаман поднял посох, и тотчас подошли два десятка воинов. Джилли в наступившей суете и шуме схватили несколько рук и прижали к земле. Ясгур ругался и яростно потрясал кулаками, его окружило плотное кольцо Двойных Ножей. Повсюду теснили личную гвардию Ясгура, даже Газрек упал на землю под градом ударов.
Таврика никто не тронул, но его продолжали охранять, он и его товарищи могли только наблюдать за происходящим в безмолвном изумлении.
Наконец вся суета кончилась и возникло какое-то подобие порядка. Джилли обнаружил, что стоит на коленях напротив всклокоченного, но гордого Атрока и Газрека с кровоточащей губой. Ясгур тоже стоял на коленях в нескольких шагах от них, связанный и с заткнутым ртом, а остальные воины толпились рядом, полукругом. Джилли ощущал жар их тел и запах застарелого пота. Но больше всего от них веяло ожиданием дальнейших событий.
Несколько воинов за спиной Ясгура разошлись в стороны, вперед вышел улыбающийся шаман Ярул. За ним двигался второй шаман, которого вели двое могучих могонцев. Шаман был совсем маленьким старичком, прикрытым кусками шкур, связанных между собой жилами. Он был почти в трансе: его закрытые глаза вращались, пот ручьями лил по старческой коже, на подбородке застыли капли крови, вытекшие из прокушенной губы. Его руки вращались в суставах, и, если бы не его стражи, он не мог бы двигаться.
Ярул посмотрел на него с видимым удовольствием, потом перевел взгляд на Ясгура, подошел к нему и, не церемонясь, выдернул у него изо рта кляп.
— Твоя судьба была в твоих руках, о принц, — произнес он насмешливо. — Ты мог бы приказать уничтожить этих врагов, но ты выбрал иное. Значит, теперь тебе суждено оказаться в цепях и в клетке.
Ясгур попытался плюнуть в него, но вместо слюны выступила белая пена. Шаман трескуче рассмеялся, потом повернулся к своему обезумевшему наставнику. Он обхватил его голову обеими руками, сжимая виски и уши, и большими пальцами открыл верхние веки, вглядываясь в невидящие вращающиеся глаза.
— Все готово, учитель, — донесся до Джилли его шепот. — Пахота ждет семян.
Он вскинул вверх руки, отступил назад и махнул двум воинам, чтобы они держали крепче. Ничего не изменилось. Но потом по рукам старика прошла дрожь, как будто он сильно замерз, дрожь перешла на плечи, потом на голову. Она распространялась, пока все тело не начало дергаться, а голова не принялась болтаться на шее во все стороны. Его грудь конвульсивно дергалась под покрывавшими ее шкурами, с кривящихся губ слетали какие-то неясные звуки. При свете факелов зрелище казалось особенно ужасным.
Когда Джилли стало казаться, что старик вот-вот умрет, его конвульсии перешли в позывы к рвоте, которые становились все сильнее и сильнее. Все молчали, в напряженной тишине раздавались лишь неприятные звуки, которые становились все громче, из широко раскрытого рта вывалился бледный пересохший язык. В глазах светился животный ужас, какой-то миг они глядели на Джилли.
Кто-то в толпе ахнул, его крик подхватили другие, и тут Джилли увидел это — зеленое свечение, вырвавшееся изо рта старого шамана. Внутри его горело особенно яркое изумрудное пятно, оно соскользнуло с нижней губы старика и вылетело. Немного покружило в воздухе, приковывая к себе все взгляды, а потом рванулось к Ясгуру.
Он инстинктивно отвернулся, и не один Джилли вскрикнул, когда изумрудное пятнышко ударило принца в щеку и зарылось в нее. Из раны захлестала кровь, Ясгур закачался в стороны на связанных ногах и заревел от боли и страха. Начался сущий ад. Одни отшатнулись от ужасного зрелища, другие полезли вперед, чтобы увидеть, и через все это пробивался голос шамана Ярула, отдающего бесполезные приказы.
Наконец толпа умолкла и отхлынула назад. Джилли увидел, как Ясгур поднимается на ноги, в его движении была свобода и расслабленность, в руках он держал обрывки веревок. Но теперь вокруг него сияла изумрудная аура, она двигалась и переливалась, бросая на его лицо нездоровую, зеленую тень, глаза горели злобной силой, губы кривились в плотоядной улыбке.
— Могучий Хегрун! — воскликнул шаман, кидаясь к ногам повелителя дикарей. — Мы твои слуги, приказывай!
«Хегрун? — Джилли почувствовал, как его сковывает страх. — Что это за магия?»
Человек, которого именовали Хегруном, не обратил внимания на приветственные крики, он отошел от распростертого на земле шамана и двинулся прямо к Таврику, который так и стоял со связанными за спиной руками. Юный наследник слегка вздрогнул, когда могучий вождь склонился над ним, пристально вглядываясь в его черты, его зеленая аура коснулась волос и лица Таврика.
— Я чую его в тебе, — сказал Хегрун. — У вас общая кровь и общая судьба. — Он обвел взглядом толпу, его ищущий взгляд остановился на Атроке. — Ну что, старик, все еще коптишь небо? Суешься в чужие дела?
Атрок вскинул голову:
— Каждому свое, господин.
Новоиспеченный Хегрун засопел:
— Ты совсем не изменился. Даже когда ты говоришь мало, это все равно слишком много. — Он посмотрел на шамана. — Привяжите мальчишку к дереву и поджигайте и дайте мне копье. Посмотрим, так ли хорошо он горит, как его отец.
Раздались вопли восторга и ненависти, толпа могонцев разбрелась по группкам, собирая хворост и рубя дрова. Сопротивляющегося Таврика потащили к тощему деревцу, Джилли громко выругался, за что тут же получил по зубам от одного из охранников. Атрок наблюдал за всем происходящим с ледяным спокойствием.
Потом Джилли увидел, как мучители Таврика рухнули на землю, из их шей торчали оперения стрел. В воздухе просвистели еще стрелы, раздались болезненные крики, несколько факельщиков упали, факелы погасли и задымили. Хегрун и его шаманы выкрикивали приказы в темноте, у себя за спиной Джилли услышал свист стрелы, вонзающейся в плоть, и увидел, как упали его стражи. Он тут же вскочил на ноги и помчался к Таврику, но тут из ночного неба начали падать огни. Воины в панике бросились прочь из руин, отвязывая лошадей и гоня их в ночь. Но не многие из них сумели домчаться до края хребта.
Пока Джилли бежал к Таврику, уворачиваясь от огней (это оказались пучки травы, пропитанные маслом), он краем глаза успел заметить Ясгура-Хегруна, несущегося на Таврика с копьем в руке. Рядом с мальчиком стояли два человека с мечами, они разрезали веревки. Как только его освободили, он, к ужасу Джилли, прыгнул вперед и пошел на могучего могонца грудью. Он ловко отбил копье и ударил Хегруна по лицу металлической рукой, свалив его на землю.
Хегрун, хоть и лишился копья, не собирался сдаваться, он пнул Таврика ногами так, что тот упал рядом с ним. Пока тот барахтался в пыли, Хегрун поднялся на ноги и захохотал.
Джилли изо всех сил спешил к бывшему вождю. «Я до тебя доберусь, — мрачно думал он. — Еще несколько шагов…»
Два события произошли одновременно. Из темноты вынырнул огромный черный силуэт, всадник с конем, понял Джилли. Он успел заметить, как всадник двинул коня на Хегруна, прежде чем страшная тяжесть придавила его к земле.
— Я же говорил, что мы ценим твое общество, — донесся до его ушей знакомый голос, пока он пытался очистить лицо от грязи. Ему показалось, что он заметил, как всадник сажает Таврика на коня. Потом последовал удар по голове, и больше он ничего не видел.
На топком берегу реки Бернак стоял рядом с дымящейся ямкой, а Истрегул вглядывался в ночь. Все они видели драму, разыгравшуюся на вершине хребта у Беш-Дарока, трое Повелителей Теней ушли, а Бернаку было интересно, что станет делать Истрегул теперь.
— Парню повезло с союзниками, — произнес он. — Выбраться из такой западни…
— Ты все узнаешь позже! — резко оборвал его Истрегул.
Бернак стиснул зубы, сдерживая гнев, направляя его в нужное русло, заставляя работать на себя.
— Какая жалость, что твои Слуги сваляли такого дурака и позволили ему ускользнуть. Надеюсь, остальные не такие… рассеянные.
Черный Жрец обернулся, от него волнами исходила ненависть.
— При жизни Хегрун был обычным человеком, что и сказалось. К тому же, что может сделать мальчишка, кроме как вернуться в город, который окажется в наших руках еще до рассвета.
— Так обещали тебе Слуги, — возразил Бернак. — Как ты можешь быть таким уверенным?
— Я продумал каждую деталь, каждое звено в цепи. Все сработает. — Он указал на Бернака рукой. — Не испытывай мое терпение. Я не терплю насмешек.
Истрегул развернулся и пошел к своей лошади, сопровождаемый несколькими Слугами, двое из которых тащили ослабевшего, безжизненного шамана. Бернак позволил себе улыбнуться. Он наблюдал, как все они работали с Истрегулом, рыли коническую яму, чертили какие-то узоры, потом стояли, вглядываясь в изумрудное сияние, поднимающееся вверх, вдыхали пар, исходящий из самого сердца магии. Потом заставили жаждущих мести духов подняться в виде зеленых искр и поместили их в рот одурманенного шамана.
Все это Бернак наблюдал, понимая неведомым ему чувством, что именно происходит, что означает каждый шаг процедуры, как все соединяется между собой и как это будет работать. Старый шаман был привязан к двоим из свиты Истрегула: один служил для входа, другой для выхода. Ему вспомнились слова, когда-то произнесенные Обаксом, что Слуги — скульпторы человеческих душ, они могут обработать человека как мрамор, вытачивая, отсекая, полируя, даже склеивая рассыпавшиеся обломки.
Теперь, когда Бернак осторожно пробирался по грязи к своей лошади, слова Сокрытого о том, что за Жрецом необходимо присматривать, показались ему особенно справедливыми. Бернак уже знал, кто из вождей кланов принадлежит Черному Жрецу и кто готов пойти за ним, но он ничего не знал об отношениях Жреца со Слугами. Все ли Слуги его союзники или только некоторые?
Сидя в седле с намотанными на руку поводьями, он прислушивался к словам песни, которую где-то впереди пели всадники. Слова были простыми и прекрасно укладывались в ритм скачки. Он улыбнулся и посмотрел через плечо на своих гвардейцев:
— Передайте всем, мы выступаем. Им будет потом о чем петь!
ГЛАВА 28
Рваная плоть, боль и безумие —
Частые гости его подземелий.
История Испытаний, книга 8В холоде, темноте, в оковах, Сувьель отчаялась. Холод этот был тяжелым и всепроникающим холодом каменных стен, никогда не видевших света; она находилась в клетке, вертикально поставленном гробу без верха, к которому она была прикована. Сувьель хотела бы поплакать, но ее глаза были пусты и сухи. Она закричала бы, но наложенное на нее заклятие заперло ее голос на замок. Единственной преградой между давящим на нее отчаянием и ею самой был щит ее разума.
Несмотря на кромешную тьму, ее чувства могли исследовать окружающее помещение. Некоторое время назад, когда несколько Слуг снова пришли после заключения ее сюда, чувства стали понемногу возвращаться. В темноте можно было различить слабые очертания, изгиб челюсти, блеск глаз — достаточно, чтобы понять, что перед ней находится несколько злобных физиономий.
— Какая сила, — пробормотал один.
— Как тщетно, — засмеялся другой.
Потом пелена упала… и снова поднялась, как моргнувшее веко. Все длилось какой-то миг, но она увидела, как ее гости окружили чью-то закутанную с ног до головы фигуру, выводя ее из комнаты.
Увиденное произошло совсем недавно, она была уверена в этом. Была ли эта фигура ее товарищем по несчастью? В этом каменном мешке было еще человек десять, она чувствовала их присутствие. Ей вспомнился рассказ Бабреля о том, как дети бежали, спасаясь от железных клеток, покрытых символами, от каких-то творимых над ними обрядов… Сувьель содрогнулась от холода, сковывающего ее тело и пронзающего ее душу. Она пыталась представить, что Икарно Мазарет с ней, вспоминала теплые объятия его рук, нежность его поцелуев…
Через некоторое время, возможно через час или больше, пришли еще посетители. На этот раз Койрег Мазарет и трое Слуг. К этому времени Сувьель уже различала гораздо больше деталей, она заметила мрачное удовлетворение на лице Койрега, когда тот приблизился к ней. И ощутила на щеках его горькое дыхание.
— Ты сдашься, — произнес он. — Ты будешь служить.
«Никогда», — хотела она ответить, но смогла только пошевелить губами.
Койрег засмеялся, тонко и неприятно:
— Желания моего хозяина не знают границ, он подчиняет себе все. Сейчас он собирается железной хваткой удержать город Императоров. Скоро прилетят ночные охотники. Загорятся леса, крепости падут, и родится Великая Империя Теней. Ты увидишь это, ты восхитишься, ты станешь служить!
Лишенная голоса, она могла только отрицательно качать головой и цепляться за образ Икарно, спасаясь от наплывающей на нее пустоты… которая отступила. Как и в предыдущий раз, она подняла глаза и увидела, как ее тюремщики ведут к выходу бледную, почти размытую фигуру. У двери эта фигура развернулась, и Сувьель увидела собственное лицо: молочно-белые глаза на прозрачном лице глядели не нее.
Потом они ушли, и тьма снова сгустилась и начала давить на нее. Ее мысли и чувства закрутились кругами кошмаров. Она боролась за хотя бы проблеск надежды, силясь вспомнить, что было в ее голове до их последнего возвращения. Это было что-то ценное, значительное, что-то прекрасное.
Но ничего не приходило. Все воспоминания уже ушли навсегда.
Бардоу слышал звуки штурма, грохот боя, пока он со своими шестью охранниками карабкался по длинной темной лестнице, ведущей на укрепленную стену. Обычно эти лестницы были прекрасно освещены, но теперь большинство слуг либо попрятались, либо просто сбежали. При свете факелов, которые несли охранники, или случайно оставленных на лестнице ламп Бардоу заметил, что большинства знакомых ему гобеленов больше здесь не было. Трофеи, решил он. Или просто на растопку.
Ему на ум приходили воспоминания о счастливых временах, но он только что оставил Таврика в комнате для больных в одном из этажей Шпиля, рядом с комнатой Алель, и эти воспоминания не могли пробиться через его мрачные мысли. Прошло уже больше часа с того момента, как Оружейник со своими всадниками вернулся с наследником, а вскоре после этого Ясгур и его армия появились и набросились на западную стену. По словам Таврика, тело Ясгура захватил дух его отца Хегруна, который и приказал идти на Беш-Дарок. Прежде чем вселился дух, Ясгур обещал выпустить войска повстанцев из города без битвы.
История о подчинении Ясгура наполняла Бардоу мрачными предчувствиями. Слуги были известны своим умением хватать и связывать разум, но отнять дух у смерти и вернуть его на землю — это требовало гораздо большей силы и умения. Такой силой обладали магические Повелители Теней: Гразаан, Трэлор и Бернак. Если кто-то из них стоит за этим штурмом, шансов почти нет.
Наконец Бардоу и его провожатые добрались до верха лестницы. Тяжелые деревянные двери, из которых мечом и топором были вырублены изображения Древа-Отца, были распахнуты настежь. Бардоу остановился у одной из створок и привалился к ней, стараясь отдышаться.
Из дверей можно было выйти на огороженные мостки, идущие по всему периметру Серебряного Аггора, внутренней стены, окружающей Высокий Шпиль. Несколько мостиков вели на Золотой Аггор, его стены образовывали вытянутый ромб, в котором были заключены Серебряный Аггор, Утренние Дворы и Площадь Мечей. Три узких пролета, поддерживаемых парой колонн, вели от Золотого Аггора к городской стене. Факелы освещали широкую укрепленную стену, от юго-западного угла которой вдоль северной стены вилась река Олодар, протекавшая через город. За стеной вражеское присутствие выдавало море огней, от которого текла огненная река факелов, направляющаяся туда, где ожидался штурм ворот.
Для Бардоу была очевидна вся серьезность положения. Защитников было мало, они стояли на стенах разорванной цепью, только у ворот их было побольше. Многие метались туда-сюда по стене, стараясь успеть везде. Пока Бардоу смотрел, Ясгур предпринял штурм в трех местах сразу, и отбить атаку удалось только благодаря отчаянной храбрости защитников.
«Мы не удержимся, — подумал Бардоу мрачно. — Скоро Икарно прикажет уходить». Потом он решительно направился по ближайшему переходу на Золотой Аггор, его стражи шагали за ним.
На всех сторонах Золотого Аггора были возведены тяжелые башни. Южная называлась Башней Ночи, она смотрела на жилые кварталы города и колледж, тогда как северная, Башня Дня, позволяла увидеть сразу весь город. Бардоу нашел Командующего именно здесь, склонившимся над картой Беш-Дарока. Его окружали несколько ближайших офицеров.
Вершина башни была обнесена невысокой стеной, на которой сверху лежал щит из досок. В железные петли были вставлены горящие факелы, ночной ветер колебал пламя, угли в жаровне освещали оранжевым светом стол с картой, у которого стоял Мазарет. Он повернулся к Бардоу, и Архимаг заметил, как осунулось лицо Командующего.
«Ах, друг мой, мы слишком стары для войны. Но если не мы, то кто?»
— Как мальчик? — спросил Мазарет.
— Неплохо, — ответил Бардоу. — На самом деле у него железное здоровье. К тому временя как я прибыл, мне уже нечего было делать. Кодель с Оружейником обработали несколько незначительных ран и привели в порядок металлическую руку.
— Он о них весьма высокого мнения, — нахмурясь, произнес Мазарет. Бардоу удивился его неприязненному тону, но, прежде чем он успел ответить, Командующий продолжал: — Как получилось, что его схватили? Я слышал множество версий и кучу сплетен. Расскажи мне, как было на самом деле.
Бардоу пересказал то, что поведал ему Таврик о том, как они попали в засаду на другом берегу Олодара, после того как они прошли по Черному Шлюзу. Потом они бежали вдоль городских стен, на них напали лазутчики Ясгура, схватили Таврика и еще двоих, потащили их в разрушенный форт, в котором произошло все остальное.
Когда Бардоу заговорил о вселении Хегруна в тело своего сына, Мазарет скептически хмыкнул:
— Это точно?
Бардоу кивнул:
— Оружейник видел практически все со своего места, из-за большого расстояния он упустил некоторые детали, но главное разглядел.
Мазарет коротко засмеялся:
— Значит, среди наших врагов есть даже духи покойных. — И, качая головой, он снова склонился над картой.
Было очевидно, что он изо всех сил борется с мрачными мыслями, но Бардоу обязан был сказать:
— Икарно, мы не удержим город. Мы должны уводить людей. Немедленно.
Командующий склонил голову и некоторое время молчал.
— Я знаю. Я уже произвел… необходимые приготовления. — Он вздохнул и взглянул на Бардоу. — Когда их напор начнет слабеть, я дам сигнал людям на стенах отходить. Кодель сейчас на западной стене передает приказ. Яррам с Медвином спешат в гавань подготовить корабли и все необходимое. Когда я подам сигнал, Алель и Таврика быстро перевезут в гавань Дети Охотника с Оружейником. К тому времени как наши враги поймут, в чем дело, мы уже выйдем в море.
Он слабо улыбнулся, и Бардоу ответил на эту улыбку, ощутив, внезапное облегчение. «Как я только мог подумать, что ты примешь иное решение?»
— Я не хочу уходить, Бардоу, — продолжал Мазарет. — Я ждал шестнадцать лет, чтобы снова пройтись по этим улицам и увидеть знакомые места. Но люди не хотят, чтобы мы были здесь, а с ними мы не справимся, как могли бы справиться с могонцами. — Он немного помолчал. — Бунты были яростными?
— Как обычно, много шума и неразберихи, — ответил Бардоу. — Некоторые поддерживали нас, но других было больше. Нам не переубедить их, многие горожане очень ценят Ясгура, поскольку он давал им работу и поддерживал мир и спокойствие. Они считают, что мы хотим вернуть дни хаоса, которые настали после смерти Императора.
Мазарет сердито засопел:
— Если они считают, что мы несем хаос, пусть подождут, пока на них наложит лапы Хегрун. — Он замялся. — А что с Сувьель? Ты говорил с ней?
— Только в ту ночь в Адраноте, — ответил Бардоу. — Но у меня есть новости о Джилли. Таврик видел, что его держат пленником у Ясгура.
Мазарет едва заметно улыбнулся:
— Джилли жив… я уж боялся худшего…
Он снова умолк, подняв руку, чтобы и Бардоу помолчал. И Бардоу услышал слабый шум далекой толпы. Мазарет подбежал к ограждению башни, и маг поспешил за ним. Он ничего не разглядел, пока Мазарет не указал ему на дорогу.
— Ворота Галларо! — закричал он. — Они прорвались…
От Императорского дворца по городу к северо-западной стене и воротам Галларо вела широкая дорога. Бардоу подождал немного, пока его зрение не перестроится, чтобы он мог видеть дальше и шире, и он заметил волны факельных огней, обозначающих течение огромной массы людей через открытые ворота.
— Там никто не сражается, — произнес Бардоу. — Возможно, это ловушка.
Мазарет развернулся и махнул офицерам:
— Возвращайтесь к своим делам, господа. Да пребудет с вами Великая Мать!
Когда они уже начали расходиться, Бардоу заметил в небе какое-то движение на западе. Оно походило на падение звезды — яркое мерцание, окруженное зеленым нимбом. Бардоу смотрел за движением этого огонька, летящего в город, и страх сковывал его душу.
— Уводи людей вниз, Икарно!
— Во имя Матери, что это? — воскликнул Мазарет.
Прежде чем маг успел ответить, огонек распался на множество искр, которые опустились на город. Но они не просто падали, а вертелись и меняли направление, словно выискивая известные им цели. Одна из искр совершила петлю, направляясь к дворцу, резко дернулась и нырнула в сторону Башни Дня.
— Уходим, сию секунду! — закричал Бардоу и потащил Мазарета под дощатый настил. Но тут искра ударила. Последовала короткая вспышка, и башня содрогнулась до самого основания. Посыпались куски камней. Над камнями поднялись струйки пара, сияющие зеленой силой Источника. Бардоу ощутил у себя во рту ее тяжелый противный вкус.
Потом струйки пара начали вкручиваться внутрь, словно их затягивала чья-то могучая рука. Подул ветер, погасивший несколько факелов. Зеленое свечение стало ярче, камни затрещали. В центре площадки на вершине башни появился тугой комок тумана, потом куски тумана разошлись в стороны, и из дыры в камнях поднялась высокая серая фигура, словно встающая из сидячего положения. Это оказался пожилой бородатый человек, одетый во что-то странное, в старинном стиле, — одежды были бы яркими, если бы их не покрывал слой каменной пыли. Все в человеке было мертвенно-серым, кроме немигающих глаз, полыхающих изумрудным огнем.
Пыль и каменная крошка посыпались с плеч этого человека, когда он повернулся к Бардоу и посмотрел на него долгим жутким взглядом.
Потом он быстро пошел вдоль ограждения, вытянув перед собой когтистые руки. Мазарет выхватил меч, оттолкнул удерживающего его Бардоу и шагнул к привидению. Но одно движение черной руки отбросило его к противоположной стене, где он и остался лежать, почти лишившись сознания. Бардоу отступил назад и начал Песнь Ритма, но она умерла в нем, не успев родиться, и еще через миг его схватили жесткие безжалостные руки. Серое жуткое лицо, освещенное зеленым сиянием глаз, приблизилось к Бардоу, и он ощутил холод и невыносимый запах гниющей плоти и ржавого железа.
— Все должно кончаться! — произнес голос, похожий на пыль. — Так хочет Пространство!
Бардоу ахнул от страха и недоумения, эти тяжелые значимые слова оказались знакомы ему. Его ноги оказались в воздухе, когда его захватчик, не выпуская мага из рук, поднялся вверх, пробив дощатый настил. Вниз с башни посыпались щепки, со всех сторон Бардоу видел такие же фигуры, тащившие вверх, к Шпилю, отбивающиеся жертвы. Когда ему удалось подавить свой страх, он вспомнил, кому принадлежали поразившие его слова, и он посмотрел на привидение, узнавая. Это был Токрин, друг Орозиады, первый Архимаг, скончавшийся многие столетия назад.
Горе и отчаяние захлестнули Бардоу, пока он рвался в железной хватке, но, даже когда его поглотила черная, сомкнувшаяся за ними дыра в Высоком Шпиле, он решил не терять надежды и не поддаваться.
«Ни за что, пока я жив, — сказал он себе. — Ни за что».
Таврик и Алель вместе прятались в темноте галереи. Здесь они наконец остановились после долгого отчаянного бега, и все, в чем Таврик был уверен, — это что они находятся где-то в четвертом этаже башни.
Он продолжал видеть царящий повсюду хаос. После ухода Бардоу и Коделя они с Алель обедали в небольшой комнатке рядом с отведенным для больных и раненых залом. Он рассказывал о роде герцогов Патрейнских, когда его прервал донесшийся из зала грохот. За ним последовали вопли людей, и, когда они с Алель выглянули в зал, их глазам предстало ужасное зрелище.
В воздухе висела серая фигура старухи, одетой в лохмотья, ее полусгнившие конечности покрывал слой серой пыли, и она наступала на Оружейника и еще дюжину Детей Охотника.
Увидев молодых людей, Оружейник заревел:
— Бегите сейчас же! Спаси ее… спрячь!
В этот момент отвратительная карга кинулась на Оружейника, раскинув руки. Один из его людей бросился, чтобы закрыть его собой, и проткнул старуху копьем. Ее рот растянулся в чернозубой усмешке, она схватила солдата за руку, оторвала его от пола и размозжила ему голову о ближайшую колонну.