ГЛАВА 24

— Расскажи мне о Королевстве Руин, — потребовала Керен, сидя на неровном, выщербленном полу тоннеля и холодно глядя назад, на сияющую преграду, которую она совсем недавно преодолела. — Расскажи мне еще раз.

— Когда-то это было Королевство Демонов, дом тех, кого Повелитель Сумерек поднял из Великого Озера Ночи и своими руками передал им этот дар. Это был необъятный мир, огромные залы длились бесконечно, колонны и стены сверкали драгоценными камнями и блестели серебром. Там были залы для рождения и смерти, для разговоров и сна, для пиров и сражений. Воздух сиял чистотой, от живых статуй исходил красный, золотой и янтарный свет. — Он на секунду умолк. — Я ничего этого не видел. Отступники стали препятствовать Повелителю Сумерек здесь, в Королевстве Между Мирами, они открыто выступали против него, помогая его врагам, двум изменникам. Когда Повелитель обнаружил предательство, его суд был короток, а наказание сурово. Там, где прошла его рука, остались лишь руины, и вся слава Королевства Демонов померкла. Я и мои предшественники родились среди разрухи и останков былого величия, но мы твердо решили восстановить забытую славу нашего дома.

Керен ощутила, как холод пронизывает ее насквозь, ей показалось, что ее плоть и кости как те существа, что обитают на дне океанов. «Сколько преград я уже прошла? — Она пыталась вспомнить. — Сколько раз меня собирали заново?»

Она посмотрела на бледную кожу своих рук, внимательно вглядываясь в них, пытаясь представить, как они держат меч, копье, щит…

— Кто такие Повелители Теней? — спросила она. — Что им нужно?

— Они части Принца Сумрака, осколки его величия, они разрабатывают планы, используя маски, мечи и ложь. Целые армии служат им, но между ними постоянно идет борьба — каждый хочет заполучить всю силу Повелителя Сумерек, не делясь ею с братьями. Но они должны будут это сделать, ибо чаша не может вместить целый океан. А до того времени мы не станем помогать им, потому что Порождения Демона не покоряются слугам.

Она положила ладони на пол тоннеля, погладив грубый камень. Он показался ей почти теплым, она чувствовала глубоко спрятанную в нем магию, которая пронизывала все в этой части Ошанг-Дакала. Древняя сила, подпитывающаяся еще более древней силой.

— А Сила Корня совсем-совсем мертва?

— Все, что осталось, похоже на мираж. Кекрахан, именно так мы называли Королевство Древа-Отца. Теперь там почти нет жизни, постепенно это место станет тенью воспоминания о воспоминании в медленно текущих мыслях Пространства. Без Древа-Отца и Силы Корня невозможно создать противовес мощи Повелителя Сумерек и восстановить гармонию.

— А что ты знаешь о войне?

— Едва ли это название здесь уместно. Остатки Имперской армии с несколькими жалкими союзниками устраивают один плохо подготовленный бунт за другим, а теперь они собираются напасть на Беш-Дарок и помешать Слугам обрушить всю силу Враолих Дора на потомка давным-давно свергнутого Императора. Но даже если они захватят цитадель Ясгура и спасут девушку, это ничем им не поможет. Повелители Теней поведут на них огромную армию и стаю ночных охотников, которых Слуги будят сейчас высоко над нами. Поражение будет полным, пощады не получит никто.

Ей представились смазанные картины комнат, в которых существа в масках что-то делали с жуткими крылатыми тварями, которые сонно шевелились и шуршали. Видела ли она то, что видела, или это просто игра воображения?

— Что такое Хрустальный Глаз?

Смущение:

— Дар смертным, один из трех, данных в давно забытые времена. С тех пор он успел побывать в руках тех, кто ничего не знал о его возможностях, и тех, кто знал слишком много. Он возводил королей на престол или уничтожал их, он видел расцвет и закат многих империй. В иные времена перед ним благоговели, в иные — презирали его, но его всегда боялись за его силу или за невозможность использовать эту силу. Во времена Орозиады эти страхи были уравновешены, после того как с помощью Глаза он отправил меня обратно в мое королевство и основал в Треваде поселение магов, оставив им Глаз на хранение. Но когда через тысячу лет вторглись могонцы, страхи магов подписали им приговор.

— Зачем Глаз тебе?

Она физически чувствовала на себе тяжесть его взгляда, но осталась сидеть как сидела, спокойная, ожидающая.

— Слугам от него мало пользы, то есть совсем никакой, Повелители Теней рассматривают его как досадную помеху, которую следует держать подальше от любого мага. Но он остается источником Низшей Силы, незаменимой для восстановления славы моего королевства. Когда мы пробьемся через все преграды в самое сердце Высокой Базилики, Глаз станет моим.

— А что со мной, я останусь в живых или погибну, или что-нибудь еще похуже?

— Не совершай ошибки, принимая разрушение тела за смерть духа. Я укрепил твой дух своим, я сделал так, чтобы ты не страдала, я исправил все, что было разрушено, во всяком случае этого хватит, чтобы преодолеть оставшиеся барьеры.

Кожа на ее лице заледенела, ее руки, ее грудь, ее живот — все было холодным и нечувствительным. Она хотела заплакать, но не могла.

— А когда все кончится? Что тогда?

— Я верну тебе твое тело таким, каким оно было, чтобы ты могла и дальше противостоять ударам судьбы. Ты сможешь, если захочешь, принять нашу форму, стать одним из Порождений Демона и вернуться со мной в наш дом. Твой дух воспринял многое из моего, так что у тебя уже есть необходимые задатки.

Керен ощутила непреодолимое отвращение:

— А если нет, я смогу когда-нибудь избавиться от тебя?

— Никогда. — В его голосе звучало легкое удивление.

Она встала и посмотрела в лицо принцу Сумрака. Радужная оболочка Орграальшенота заполняла почти весь тоннель, хотя он стоял согнувшись в три погибели и привалясь к стене.

— Ты знаешь, что такое быть рабом?

— Среди нас никогда не было подобных идей и слов. Есть только сила и гордость, стремление к цели и повиновение.

На нее смотрели холодные янтарные глаза, взгляд которых она не смогла выдержать. «Никто не спасет меня от этого. Все, что у меня осталось, — повиновение…»

Она прошла рядом с громадой Демона и направилась к следующей преграде. Одним движением сняла через голову платье, отбросила его в сторону и, нагая, помчалась к преграде. Загремел мрачный смех, смертельное сияние преграды разрослось, и она кинулась в это сияние.

Вскарабкавшись по крутой тропе, Бардоу остановился на относительно ровном месте хребта, чтобы отдышаться и посмотреть сверху на прибрежный городок Адранот. Ночь была сырой и холодной, море угадывалось в темноте на востоке. Несколько огней горело на берегу там, где под неприступными утесами Туаранара стояли рыбацкие хижины. Внизу, в Адраноте, повсюду горели лампы и факелы, особенно много их было в тавернах и кабаках, где велись жаркие споры по поводу все еще идущих в Зале Гильдий дебатов.

Бардоу покачал головой, вспомнив некоторые из аргументов и комментариев, которые он слышал, потом начал пробираться дальше по заросшему кустами хребту. Его уже три часа ждали прибывшие ранним вечером люди.

Патруль, состоявший из двух рыцарей и двух Детей Охотника, довел его до условленного места, почтительно поклонившись на прощание. Встревоженный, но и польщенный, он ответил на их поклон и пробормотал благословение, всплывшее из текста литургии, которую он совершил в библиотеке Главной башни перед поспешным отъездом из Седжинда. Когда патруль ушел, Бардоу вздохнул и собирался продолжить свой путь в одиночестве, когда из тени до него донесся голос:

— Вам идет отеческое благодушие, господин Бардоу. Вам удалось познать радости отцовства?

Это оказался Кодель, стоявший под спиралелистом со скрещенными на груди руками. На траве под деревом валялись лопнувшие коробочки семян, подойдя ближе, Бардоу ощутил исходящий от них сладковатый запах.

— Маги редко женятся, — ответил он. — Большинство женщин считают, что мы злы, либо холодны, либо вообще нелюди. А если женщина сама становится магом… они обычно заставляют тебя страдать и редко становятся добрым товарищем.

— А те мужчины, что избрали путь мага?

Бардоу улыбнулся:

— Они весьма эксцентричны и эгоистичны, они венчаются со своим одиночеством и хранят ему верность всю жизнь. — Он снова посмотрел вниз, на город. — Кроме тех, кто больше всего ценит уважение окружающих.

Взгляд Коделя задержался на Архимаге.

— Как движутся наши дела?

— Неплохо. Отцы города согласились отдать половину своих судов и все команды…

— Половину? — Глаза Коделя сердито сверкнули.

Бардоу пожал плечами:

— Они заявили, что остальные суда были угнаны из Адранота по вашему приказу. Но господин Командующий и мой коллега Медвин все еще в Зале Гильдий, и они стараются разрешить эту проблему.

Кодель помрачнел:

— Они лгут. Мои люди захватили лишь горстку судов, тех, что могонцы использовали для патрулирования побережья. Полагаю, эту проблему разрешит звон оружия.

Бардоу задумчиво поглядел на него. Его смущали постоянно сменяющие друг друга настроения этого человека: он мог быть внимательным, остроумным, бесстрастным, невозмутимым и жестоким. Говорили, что его агенты в Рохарке прячут целую флотилию, что они захватили небольшой остров и готовы использовать все это для захвата Беш-Дарока. Подобные слухи усиливали уважение к Коделю офицеров Мазарета. В то же время его мудрое и суровое руководство Тавриком успокаивало тех, кто считал Детей Охотника злобными фанатиками. Но все равно были моменты, когда всем в глаза бросалась его дикая ярость, вскипавшая совершенно неожиданно. До сих пор ходили рассказы о тех жестокостях, которые он учинил во время восстания в Уметре. Сразу несколько свидетелей рассказывали, как Кодель со стекающей изо рта пеной отсекал руки у трупа Кролаза, командира наемников.

Однако в его преданности общему делу никто не сомневался. Просто иногда, в такие моменты как сейчас, он казался скорее явлением природы, нежели человеком.

— Звон оружия оставит врага у нас за спиной, — произнес Бардоу. — Не забывайте, что горожане всего несколько дней назад освободились от местного могонского царька, речь идет об их гордости. В любом случае они прекрасно осведомлены, что у нас армия, так что необходимо терпение и сдержанность.

— Они требуют времени, которое уже на час сократилось! — ответил Кодель непримиримо. — Мы должны погрузиться и отплыть в Беш-Дарок как можно скорее, господин Бардоу. Мне только что сообщили, что остатки армии Ясгура вышли из города. Если не брать в расчет городскую милицию и горстку пеших солдат, Беш-Дарок практически не охраняется.

Сердце Бардоу дрогнуло.

— Какая прекрасная новость…

— Да, это было бы так, если бы ушедшая армия на повернула на юг и не шла сейчас маршем к Седжинду.

Бардоу на миг потерял способность говорить, его бурная радость сменилась совершенной опустошенностью.

— Когда вы узнали об этом?

— Час назад. Один из моих лазутчиков уже в пути. Он несет сообщение в Седжинд, чтобы предупредить Городской Совет и дать им возможность подготовиться.

— Но эта армия насчитывает тысячи солдат, — мрачно произнес Бардоу. — Они не смогут сдерживать их натиск.

Кодель печально кивнул:

— Единственная надежда — добраться до Беш-Дарока и захватить его. Больше нет ничего, что заставило бы войско Ясгура повернуть назад.

— Вы правы, время работает против нас. — Бардоу посмотрел вдаль, на темное море, и вздрогнул. — Я должен связаться с Медвином и сообщить ему о развитии событий.

Кодель оттолкнулся от дерева и вытащил из-за пояса пару длинных перчаток для верховой езды.

— Укажите ему на серьезность создавшегося положения. Упомяните также о том, что мое личное терпение истощилось. — Он коротко кивнул. — Всего хорошего.

Бардоу смотрел ему вслед, пока тот спускался по другой стороне хребта к лагерю. «Каким безрадостным он кажется, — подумал Архимаг. — И как похож на эти мрачные дни».

Отбросив в сторону все эти мысли, он присел под спиралелист, вдыхая окружающий его сладкий запах, и закрыл глаза, чтобы успокоиться. Он быстро и легко связался с Медвином, привлек к себе его внимание и передал все, что сообщил Кодель.

«События гонятся за нами по пятам, как псы за зайцем, — прокомментировал Медвин. — Они готовы рвать нас на части. Я почти ощущаю, как они торопят нас пойти против них».

— Они опасаются, что мы проиграем, — ответил Бардоу. — Мы должны убедить их в обратном.

«Скорее можно убедить реку течь вверх по склону… Мы поговорим позже, стол накрыт, это количество пищи достойно настоящих героев…»

— Как там Мазарет?

«Многоуважаемый господин Командующий являет своей грозной особой прекрасный противовес моей мягкости и любезности. К сожалению, это не так сильно действует, как хотелось бы. Не мог бы ты отложить эту твою встречу и присоединиться к нам?»

— Я должен побеседовать с нашими новыми коллегами, — пояснил Бардоу. — Они здесь по собственной инициативе, и, если я не явлюсь приветствовать их, они могут пойти своим путем. Мы не можем рисковать потерей целой группы магов.

«Понимаю».

— Я думаю, должен быть способ убедить наших неспешных хозяев, — задумчиво произнес Бардоу. — Если их нельзя убедить, то, возможно, удастся обольстить.

«Возможно…»

Медвин прервал связь, оставив Бардоу где-то между бодрствованием и Пространством. Медвин был прав. Они зажаты между необходимостью проводить в жизнь собственные планы и соответствовать планам других. Им необходим такой предмет, как Хрустальный Глаз, но с того раза, как он обнаружил Сувьель захваченной зеркальным дитя Бернака, он больше ни разу не смог ее найти. Она могла погибнуть, это было понятно, попасть в рабство к Нерек или даже хуже. Но необходимо попытаться еще раз. Он обязан выяснить правду.

Бардоу уже отдохнул и восстановил силы после той схватки в Седжинде и мог прямо сейчас создать Песнь Крыла Духа. Только он представил себе Сувьель, как Крыло тотчас потянуло его за собой в Пространство, вниз, через пустоту, еще ниже, через горные вершины и пропасти. В бесконечный сон, бесконечный, лишенный смерти и течения времени.

И Крыло не меняло направления, оно уверенно тащило его, пока они не оказались в таком месте, где стены Пространства превратились в тонкую пленку. Он разглядел сквозь них сумрачный коридор, гладкие каменные своды которого были покрыты резьбой. Знакомые сюжеты выбитых на них картин с трудом угадывались в слабом свете. На полу можно было разглядеть два тела: одно лежало, свернувшись в клубок, второе сидело, прислонясь к стене, — человек дремал, уронив голову на руки. Но как только Бардоу собрался рассмотреть подробности открывшейся перед ним картины, сидящий человек проснулся, тревожно вскинув голову, губы зашевелились, руки поднялись, рисуя в воздухе защитный знак.

— Нет, погоди!

Сувьель Хантика застыла, тревога и подозрительность не хотели уходить. Но они исчезли, когда она встала и подошла чуть ближе. Сувьель успокоилась и неуверенно улыбнулась.

— Бардоу, — прошептала она. — Я думала, что никогда больше тебя не увижу.

— Я пытался найти тебя, но ты была невидима, — пояснил он. — От тебя не было ни звука, мы подозревали самое худшее.

Она устало пожала плечами:

— Чужая сила не позволяла мне проявиться, сначала это была Нерек, а теперь мы здесь, в цитадели Слуг.

Внезапное понимание пробилось через полустертые воспоминания.

— Ты в Треваде, в одной из галерей для медитации! Ты же даже можешь увидеть Высокую Базилику с одного из балконов…

Но она отрицательно покачала головой:

— Балконов не осталось, а галереи… да, сохранилось несколько вроде этой. Остальные забиты каменными обломками, они либо открыты всем ветрам, либо стали жилищами чудовищ. — Она заметно вздрогнула. — Это простая случайность, что мы зашли по этой галерее так далеко и все еще не стали их добычей.

— А с кем ты?

Сувьель вздохнула:

— Это Нерек, порождение Бернака.

Она рассказала Бардоу, как Нерек приставила к ней огненного стража, когда они были под самыми воротами Тревады, как они встретили сначала Бабреля, старого служителя академии, а потом нашли группу детишек, двое из которых обладали такой силой, что смогли победить Нерек и вернуть ей обломки прежнего сознания. Слуги уже шли по следу детей, и Сувьель с чуть живой Нерек удалось бежать.

— Дети так боялись снова попасть в руки Слуг, — сказала Сувьель. — Бабрель рассказывал, что они не хотели говорить о том, что с ними делали, они только упоминали клетки, покрытые какими-то символами.

— Странно!.. — Бардоу постарался скрыть охватившую его тревогу. — И это все?

— Нет. Когда Нерек схватилась с мальчиками, она сказала им, что прекрасно видит, что разделяет их души, и, когда они говорили, я слышала, что там звучит еще чей-то голос. — Она устало потерла глаза. — Я никогда не слышала, чтобы кто-то делал подобное с детьми. А ты, Бардоу?

— Не знаю. Я должен вернуться в Крусивель и поискать рукописи. Но они лишь подтвердят мои ужасные догадки, я уверен.

«Сувьель не должна знать об этом, по крайней мере не сейчас».

— Если ты не в Крусивеле, то где же? — Сувьель пригляделась. — У тебя за спиной море?

— Я на гребне холма рядом с Адранотом, — ответил Бардоу и быстро рассказал обо всем, что успело произойти с момента отбытия Сувьель из Крусивеля: о восстании в Уметре, о появлении прямого потомка Кулабрика Тор-Каварилл, об осаде и захвате Седжинда, о захвате наследницы Кулабрика могонскими шаманами и о судьбоносном решении атаковать Беш-Дарок с моря.

Сувьель потрясло услышанное.

— Но как вы собираетесь выступать против Ясгура и его армии? И зачем туда идти?

— Я однажды читал в одном древнем манускрипте, посвященном военному делу, что необходимо быстро передвигаться в неожиданном для врага направлении и нападать на те укрепления, которые он не сможет защитить.

— Ну да, мы оба именно этим и занимаемся сейчас, — насмешливо произнесла она. — Хотя мой поход представляется мне менее лишенным смысла.

— В нашем тоже есть смысл… я не могу говорить об этом сейчас, но причины действительно существуют, и они настолько серьезны, что мы не смогли прийти к другому решению. — Он немного помолчал. — Если говорить о причинах, ты не объяснила, зачем тебе Нерек.

— Я подумала, что она может мне пригодиться. Кстати, использовать Крыло Духа, чтобы говорить со мной здесь, — это не слишком опасно? — Она посмотрела на него глазами полными слез. — Простите меня. Учитель, я…

— Нет, ты права. — Он уже раскаивался из-за своего легкомыслия. — Я сейчас же прекращаю разговор.

— А как Икарно? — быстро спросила она. — Он спрашивает обо мне?

— Вслух не смеет. Но с ним все в порядке.

Она кивнула, несколько успокоившись:

— Мысль о нем поддерживала меня в пути, когда становилось особенно темно. Я снова увижу его, когда вернусь с Глазом, обещаю.

— Сделай все, что сможешь, дочь моя. Наши мысли с тобой. Прощай.