ГЛАВА 1

Высоко в горах, посреди старинных развалин, накрытых беззвездным пологом ночи, горели костры. К ним жались люди, воины. Они негромко переговаривались, ели, смеялись, играли в кости. В стороне от них, у подножия выщербленной, заросшей мхом колонны, был разведен еще один костер, у которого сидели только двое. Женщина с худощавым лицом, хмуря брови, водила точильным камнем по лезвию меча, лежащего у нее на коленях. Ее короткая кожаная безрукавка, расстегнутая до половины, была сильно поношена и залатана во многих местах, так же как и лежащие рядом с ней старые башмаки.

Напротив нее сидел темноволосый, похожий на медведя человек, закутанный в тяжелые меха, лишь частично скрывающие измятый нагрудник и плотные штаны. В огромной, покрытой шрамами руке он сжимал черную бутылку, но казалось, что он совсем забыл о ней, глядя желтыми глазами в огонь. Пепел хлопьями улетал в холодную бесприютную ночь, одна затухающая искра выскочила из костра и упала на руку человека. Но тот ничего не заметил, просто сидел, уставясь перед собой тяжелым неподвижным взглядом, жестким, как гранит, и острым, как обнаженный клинок.

Большая ветка в центре костра прогорела и с треском обрушилась, взметнув облачко искр. Пламя заплясало и утихло. Керен Эшрол оставила свой меч и подняла голову.

— Ты снова печалишься, — негромко произнесла она.

Молчание. Потом:

— Гончие псы войны должны думать об охоте, а не об охотнике. — Голос его звучал ровно и уверенно.

— Опять твои сны, да?

Бернак, Командующий армией Северного Хоньира и Защитник Бидоло, допил вино и отбросил бутылку. Потом угрюмо взглянул на Керен:

— Даже лучший пес из своры иногда утомляет.

Керен выдержала его взгляд:

— Ты, наверное, хотел сказать — лучшая сука.

Черты Бернака исказила нехорошая ухмылка.

— Сука, которой так повезло с хозяином. — В его глазах отражалось оранжевое пламя, на лице играли желтые отсветы. — А ты-то сама хочешь сказать, что твои сны спокойны?

— Разумеется, — солгала она, возвращаясь к прерванному занятию.

Бернак недоверчиво фыркнул и снова уставился в огонь.

Последний раз Керен спала с Бернаком полгода назад. Тогда была весна, и его животная страсть к ней еще не угасла. После этого она предпочитала спать в одиночестве, переживая перипетии своих собственных кошмаров. Со времен Битвы у Ворот Волка прошло шестнадцать лет, но воспоминания о пережитом кровавом ужасе все еще жили в ее памяти, наполняя ночи чувством вины и отчаянием.

Жар костра опалил ее кожу, заставив заныть шрам на правой руке. Порыв сырого горного ветра пронесся через развалины большой приемной, где сейчас жгли костер. Он принес с собой запахи деревьев и кустов, земли, коры и гниющих листьев. Потом ветер переменился и подул с другой стороны. На этот раз она почувствовала запах мяса и услышала обрывки разговоров людей, сидевших возле других костров. Эти люди были не лучшей компанией: в основном безродные негодяи из Хоньира, Яфрена и Ангатана, среди которых попадались странные типы вроде Яннама, налетчика из Эбро'Хета, или мастерски владеющего кинжалом Еррука из болот Северной Юларии. Керен прислушалась к звукам флейты и негромкому смеху. Потом улыбнулась и, перевернув меч, начала обрабатывать его вторую грань. Через некоторое время она украдкой взглянула на Бернака. Его глаза были по-прежнему неподвижны, но теперь в них читалась холодная ярость.

«Что ты видишь? — спросила она мысленно. — Что пугает тебя?»

Бернак был ходячей загадкой. Его люди болтали, что он отпрыск Императора, маг, приверженец Силы Корня, предавший своих, чернокнижник из отдаленных областей Эременту или даже чудовище из Саг-Руканга, принявшее человеческий облик. Когда к нему очень уж приставали с расспросами, он отвечал, что он был рабом в железных копях, потом разработчиком шахт, потом личным охранником какой-то важной персоны в Ротазе, а потом, после несправедливого приговора суда, вынужден был бежать на юг. Все эти рассказы, столь прозаичные, скорее всего были правдой.

Бернак сердито засопел, поднялся и пошел к куче седельных сумок, небрежно брошенных у подножия одной из массивных колонн. Керен увидела, как он вытаскивает еще одну черную бутылку. Он выдернул пробку зубами и сделал приличный глоток. Потом, с бутылкой в руке, прошелся по разваленной приемной, время от времени останавливаясь, чтобы рассмотреть полустертый рисунок, провести рукой по резной панели или оторвать клочок темного мха.

Это были остатки очень старой постройки, возможно времен Лиги Яфрена, но в горах встречались и более древние руины. Керен как-то подслушала разговор жреца Древа-Отца с магом. Жрец сказал, что королевства, завоеватели и империи наползали на континент Толувераза, подобно волнам прилива. Тогда она подумала, что это несколько преувеличено, но позже все чаще убеждалась: жрец, пожалуй, был прав.

Бернак внезапно прорычал какое-то ругательство и метнул бутылку в полуразрушенную стену. Темные струи вина сползали по осыпающейся кладке. Все разговоры умолкли, все разом обернулись к Бернаку.

— Где лазутчики? — Он сжимал и разжимал кулаки. — Неужели они так и не выследили этого негодяя Шаленга?

Шаленг был Командующим армией Северного Хоньира, пока два года назад Бернак с шайкой своих приверженцев не разбил его опорный пункт возле города Кизар. Бернак стал новым Командующим, но Шаленгу удалось бежать. Он собрал банду головорезов и негодяев, и они совершали все более наглые и кровавые набеги, подрывающие авторитет Бернака.

— Конечно, ведь ты проучил его! — негромко буркнула Керен. — Необходимо какое-то время, чтобы…

Бернак резко повернулся в ее сторону, выхватил ее меч и вонзил его в середину костра. Керен вскочила, стряхивая с одежды взметнувшиеся искры.

— Скажи это еще раз мне в лицо, женщина, и я убью тебя.

В его взгляде сквозило бешенство. Его трясло от сдерживаемой ярости, и в какой-то миг Керен показалось, что сейчас он ударит ее. За стенами разрушенной залы послышался какой-то шум. Вбежал стройный юноша в черном, он бросился к Бернаку и упал перед ним на колени:

— Мой господин, мы нашли его!

Бернак заметно обрадовался. Он даже протянул руку и потрепал темные кудри юноши. Керен постаралась ничем не выдать своего отвращения.

— Фолин, мальчик мой, где?

В лице юноши светилось безграничное обожание.

— В городке Ведло, господин. Они начали грабеж чуть меньше часа назад.

Бернак хищно ухмыльнулся и, все еще поглаживая юношу по голове, посмотрел на Керен.

— Возьми второй и третий отряды, перекройте им все пути. Я с первым отрядом поеду прямо туда и лично разберусь с Шаленгом.

Лагерь разом ожил, все приказы были отданы, костры потушены. Бернак поднял Фолина с колен, и они ушли вместе. Керен встала и вытащила меч из костра, потянув его за гарду. Обернутая кожей рукоять меча была горячей, на лезвии остались горящие угольки. Некоторое время казалось, что горит сам меч. Она ударила мечом о черный камень, лежащий у костра, и искры потухли.

— Керен? — позвал чей-то голос.

«Хватит, — подумала она, пристально глядя на лезвие меча. — Хватит».

Она развернулась и увидела Домаса и Кизо, капитанов второго и третьего отрядов.

— Все лазутчики вернулись? — спросила она.

Домас улыбнулся и кивнул:

— Все, и все без единой царапины.

— Что ж, готовьте людей. Ночь предстоит не из легких.

Капитаны ушли, а Керен нагнулась, чтобы надеть башмаки. Потом она достала из-за пояса тряпку и стерла копоть с лезвия, прежде чем убрать оружие в ножны. Она подозревала, что Фолин и Бернак наблюдают за ней из-за развалин, но решила не обращать внимания. Она развернулась и пошла к лошадям вслед за капитанами, на ходу застегивая пуговицы своей кожаной безрукавки.

«Здесь больше нет для меня ничего, — горько подумала она. — И зачем я остаюсь?»

Они спустились с Нагирских гор, словно голодные волки. Шел холодный моросящий дождь, превращающий землю под ногами в жидкую грязь, но их лошади были специально вымуштрованы для походов, ни одна из них не оступилась и не поскользнулась.

Ведло был небольшим городишкой, зажатым между поросшими лесом холмами и северным берегом реки Друн, несущей свои воды дальше, на юго-запад Хоньира. Когда они доехали до холмов, Керен приказала Кизо остаться здесь со вторым отрядом и задерживать всех проезжающих по дороге. Кизо и его люди исчезли за деревьями, а она сама направилась дальше, на северо-восток, вместе с третьим отрядом.

При свете потайных фонарей она с одним из лазутчиков вела за собой тридцать всадников по узкой лесной дорожке. Атака должна быть быстрой и яростной, но при этом хорошо просчитанной: нужно будет перекрыть северную дорогу, захватить причалы, а потом уже войти в город. Времени оставалось немного, вот-вот появится отряд Бернака, идущий с юга.

«Будьте там, — сказал он всем, уезжая. — Я не хочу делать всю работу сам».

Керен негромко ругалась, вытирая дождевую воду с лица свободной рукой. Деревья впереди начали редеть, замелькали огни Ведло, где-то в центре города полыхал огромный огонь, подымая вверх струю густого дыма и снопы искр.

Лазутчик, низенький тощий долбариец по прозвищу Пак, повернулся, прижав палец к губам.

— Тише, — прошептал он.

Предостережение тут же передали по цепочке, а лазутчик указал пальцем на хижину сразу за северным въездом в город, потом на другую — на берегу реки.

— Караулы? — уточнила Керен.

Пак кивнул, подняв три пальца. Керен отдала приказ Домасу и еще шестерым взять на себя заботу о караульных Шаленга, но не успели они спешиться, как откуда-то с юга до них донесся тревожный крик. Крик тут же прервался и перешел в приглушенное бульканье, но он успел сделать свое дело: из хижин начали выскакивать люди с зажженными факелами, городские бежали к ним на помощь.

— Проклятый Кизо! — пробурчала Керен, отдавая приказ: — На город!

Всадники развернулись между деревьями и двинулись с места, обнажая мечи. Выехав на открытое пространство, они образовали пары и кинулись на врага.

Клинки отряда Керен замелькали как молнии. Часть всадников спешилась, преследуя головорезов Шаленга и высматривая их главаря. Керен отбивалась от двух теснящих ее воинов, один держал в руке меч, у другого было копье. Первый взмахнул мечом перед мордой у лошади, и Керен удалось подставить под удар башмак, одновременно парируя выпад человека с копьем. Но она сделала это неудачно, копье скользнуло по ее доспехам и попало лошади в холку. Животное заржало и встало на дыбы. Она изо всех сил сдерживала лошадь, одновременно перерезая горло копьеносцу. Тот упал, обливаясь кровью, а она развернулась, уже готовая принять смерть от человека с мечом, который нацелился в ее незащищенный бок.

Но тут, откуда ни возьмись, появился всадник, опрокинувший врага Керен. Она по инерции отклонилась, чувствуя, что кончик меча все-таки задел ее плечо. Человек попытался подняться, но спасший Керен всадник заколол его. Это оказался Домас, он где-то потерял шлем, а его меч был весь в крови.

— Где этот кретин Кизо? — буркнула Керен.

И тут она увидела, что в противоположной части города на отряд подоспевшего Бернака наседает толпа разбойников. Она собрала тех, кто еще оставался в седле, и поспешила на выручку. Внезапная атака ошеломила разбойников; пока всадники добивали их, Керен поискала глазами Бернака и с огорчением увидела, что он исчез. Она расспросила первого попавшегося воина, и тот сразу указал на большой четырехэтажный дом, из верхних окон которого валил дым:

— Он там с Шаленгом.

Керен развернула лошадь и поскакала к этому зданию. Она была уже у самых дверей, когда из-за горы бочек выскочил какой-то огромный человек с топором и бросился ей под ноги. Он хотел добраться до Керен, но поспешил. Топор ударил по лошадиной морде. Издав болезненное ржание, животное рухнуло, из разбитого черепа хлестала кровь. Керен выбралась из седла и успела встать на ноги, чтобы отбить следующие атаки громилы. Это оказался Шаленг.

— Дерьмо! — выкрикнул он, яростно уставясь Керен в лицо. — Мне нужна была живая лошадь, а не ты!

Тяжелый боевой топор в его огромной лапе казался легкой тросточкой. Он начал крутить топор «восьмеркой», потом сделал выпад, целясь ей в грудь. Керен отскочила в сторону, пригнулась, спасаясь от второго удара, нацеленного ей в голову. Она схватила пригоршню земли и швырнула ему в лицо. Разбойник, задохнувшись, отпрянул назад, но успел схватить ее за одежду, лишив тем самым равновесия. Полуослепленный, он шагнул на нее, когда она подалась вперед, но сумела удержаться на ногах и парировать его удар. Лезвие ее меча скользнуло по древку топора и угодило разбойнику в руку. Шаленг заорал, и топор выскользнул из окровавленной пятерни. Керен, ни секунды не медля, проткнула ему горло мечом, и он испустил дух у ее ног.

Остановившись и отдышавшись, она увидела, как на нее, разинув рот, смотрит лазутчик Фолин. Все ее мышцы заболели и рана заныла, когда она наклонилась, чтобы поднять топор Шаленга. Топор оказался могонской работы. Все его древко покрывала резьба, на лезвии были два разрывающих плоть крюка.

— На, — прохрипела она. — Отдай это твоему господину и повелителю… Нет, погоди. Я сама.

Она поднялась по ступенькам, но тут дверь распахнулась и из дома вышел Бернак. Он с первого взгляда понял, что произошло.

— Значит, ты забрала себе мой приз, женщина.

— У меня не было особого выбора. — Керен перебросила ему топор. — Если бы Кизо сделал так, как я ему приказала…

— Да, — отозвался Бернак. — Я знаю об этом. — Он повернулся и вытащил на крыльцо чье-то тело. Труп, без рук, без ног. Это был Кизо. — Дурак думал, что без его помощи я не справлюсь. — Он грубо пнул тело и усмехнулся Керен. — Но это еще не все. Смотри, что я нашел, — сказал Бернак и обернулся к одному из своих людей. — Покажи нашу забаву!

Тот вытолкнул вперед стройного юношу, обнаженного до пояса. Бернак пнул его так, что тот растянулся на крыльце. Керен обратила внимание на его заляпанные грязью синие штаны.

— Жрец Силы Корня, — пробормотала она, оцепенев.

— Точно, Керен, прелесть моя! Последний из их породы, и у него нет шансов размножиться! — Бернак грубо захохотал, его смех был поддержан остальными. — Они собирались пытать его, но я решил оставить это удовольствие для себя.

Керен отвернулась. Отовсюду доносились крики и стоны раненых, в воздухе стоял запах крови и дыма. Посреди городской площади умирал человек, пронзенный копьями. Оставшиеся в живых захватчики спешили проверить, какое зерно и корнеплоды приготовили горожане себе на зиму. За ее спиной снова захохотали, она услышала присоединившийся к этому хору голос Фолина.

Из кармана безрукавки Керен извлекла кусок ткани и попыталась протереть им клинок. Но лезвие оказалось в царапинах и выбоинах, оно разрывало ткань в клочья.

«Это королевство смерти, — подумала Керен. — А мы — его ничтожные обитатели».

ГЛАВА 2

Роды шли тяжело.

Раз десять за эту ночь Сувьель Хантика мечтала найти в себе хоть каплю, хоть малейший проблеск Силы Корня, чтобы облегчить страдания роженицы. Она создала простейшее заклинание, требующее только работы головы, и теперь ощущала, какую невыносимую боль испытывают рвущиеся ткани и обессиленные мышцы. Все, что у нее было, — Низшая Сила, позволяющая только затуманить мозг женщины, чтобы она не страдала сверх всякой меры. Еще можно было молиться за ее жизнь.

«Молиться? — горько откликнулась какая-то часть ее сознания. — Молиться кому, чему?»

С улицы, через закрытое ставнями окно, в комнатку проникали пугающие крики, но Сувьель сохраняла созданный ею магический круг чистым и цельным. Эти дикие вопли означали избиение, грабеж, убийство — привычные напасти для города, который захватывали дважды в месяц.

Вот новая схватка. Женщина застонала, и Сувьель пришлось постараться, чтобы перестать самой ощущать ее мучения. Повитуха и какие-то старухи, сновавшие в комнате, с мольбой поглядели на нее. Сувьель отбросила все колебания и нагнулась к уху роженицы. Поглаживая залитый потом лоб женщины, Сувьель начала мысленно произносить слова Песни Подчинения. Обрывки слов кружились в голове, вызывая к жизни запахи, звуки, ощущения, они таинственным образом вплетались друг в друга и в ее сущность. Чтобы передать все это пациентке, она должна была заставить работать скрытые силы собственного организма.

Низшая Сила начала медленно просачиваться сквозь ее мозг, она ощутила, как успокаиваются истерзанные внутренности роженицы, медленно, подобно разливающемуся по небу свету зари. Но волны боли были слишком сильны, организм слишком измучен. Сувьель сама начала ощущать боль внизу живота. Она не стала обращать внимания на это неизбежное при таком тесном контакте явление, вместо этого еще глубже погрузилась в недра своего сознания и телесной оболочки, наполняя слова Песни Подчинения собственными жизненными соками.

Но силы медленно угасали. Руки налились тяжестью, она судорожно хватала ртом воздух, горло пересохло и саднило. Пока какая-то часть ее существа полностью отдавалась ритуалу, другая замечала все происходящее вокруг: желтый свет ламп, старух, маленькие фигурки в плащах с капюшонами, сжимающие амулеты Матери-Земли, повитуху, высокую мрачную женщину, бывшую когда-то катризианской аристократкой, роженицу и маленький живой комочек, мальчика, сражающегося за право жить на земле. У противоположной стены замер в тени отчаявшийся муж, знаменосец невезучей освободительной армии Гандерлека. Друг семьи тайно провел его в город мимо часовых армии Лазуреха.

Потом ее мысленный взор пробился через туман и ушел куда-то совсем далеко. Она смутно различила двухэтажный дом с плоской крышей и два прилегающих к нему крошечных дворика. В одном из них тощий пес грыз кость. Темная замусоренная улица, неподвижное тело мужчины рядом с примыкающим к улице переулком. На лице застыла болезненная гримаса, с уха стекает капля крови в том месте, где разбойничья рука сорвала серьгу…

Какой-то частью себя она осознала, что ей помогают выйти из комнаты. Одна из старух. Она поддерживает, шепча на ухо слова благодарности. Ребенок родился, с ним все в порядке, мать жива. Когда Сувьель присела у очага, к ней подошел муж роженицы, чтобы высказать свою безграничную признательность. Она лишь кивнула в ответ. Жар огня обволакивал ее, окутывал собой и каким-то образом превратился вдруг в толстое тяжелое одеяло, лоскутное покрывало и накрытую холстиной подушку, пахнущую травами. Медленно-медленно сознание уловило сладкий аромат листвы поющего дерева и терпкий запах мокрой от дождя коры, потом ее унесло прочь волнами дремоты.

Призрачный утренний свет проник в комнату, наполнив ее серостью. Остатки сна улетучились. Надев простое зеленое платье и накинув поверх него залатанный коричневый плащ, чтобы скрыть свою принадлежность к травницам, Сувьель вышла из комнаты и нашла лестницу, ведущую на крышу. Дождь шел всю ночь. Воздух был холоден и прозрачен, крыша потемнела от воды. Она заметила какой-то ящик и присела на него, чтобы оглядеть город. Ее мысли текли, как им было угодно, пока их хозяйка наблюдала, как занимается заря.

До падения Империи Хоройя была зажиточным шумным городом-портом, известным своими богатыми купцами и театральными труппами. Сейчас все театры превратились в пепелища, а оживленные некогда торговые ряды стали грязным, пустым, заброшенным местом, где лишь изредка выставлялись на продажу тощие корнеплоды северных земель.

Сувьель смотрела на север, на расстилающееся лоскутное одеяло полей и ферм, тянущееся до подножия закрывающих горизонт холмов. Она различала темные полосы вспаханной земли и серые размытые участки, отравленные могонскими шаманами во время вторжения, на которых больше ничего не росло. Когда-то эта земля могла прокормить половину Хоньира, но последнего жалкого урожая зерна и скудного запаса корнеплодов едва ли хватит горожанам, чтобы продержаться эту зиму.

«Проклятие повисло над этой землей, — с тоской подумала она. — Военачальники и предводители разбойников заботятся о своей выгоде и ведут гнусные войны посреди руин нашего прежнего величия, пока народ страдает и истекает кровью».

Сувьель утерла слезы рукавом плаща. Потом она посмотрела вдаль, за горы, и мысленно увидела все Земли Катримантинской Империи такими, какими они были во времена ее юности. От дремучих лесов Кейаны до виноградников и фруктовых садов Эбро'Хета. От поющих пещер и утесов Юларии до продуваемых всеми ветрами Огучарнских островов. Ей вспомнились скачки на ведьминских конях в Яфрене, летний шторм у берегов Долбара, таинственные обряды магов в холодных горах Прекайна.

Сейчас только Слуги Сумерек бродят по залам Тревады, где когда-то готовили и обучали магов, мерзость поселилась отныне в Высокой Базилике.

Рядом зазвучали шаги. Ругая себя за слабость, Сувьель снова утерла глаза и обернулась. К ней подходила повитуха: руки сложены под платком, лицо озабоченное. Сувьель шагнула ей навстречу.

— Шин Хантика, — начала та горестно, пытаясь опуститься на колени.

Сувьель, встревоженная тем, что ее назвали давно позабытым магическим титулом, схватила повитуху за руки, заставив остаться на ногах:

— Нет, Лилия, не здесь. Не на улице. Кто-нибудь может увидеть.

Повитуха начала извиняться, но Сувьель положила руку ей на плечо, успокаивая. «Лилия Марай», — вспомнила она. Дочь одного из знатных семейств Рохарки, была гувернанткой при дворе.

— Не волнуйся, — успокаивающе произнесла Сувьель. — Скажи только, когда ты догадалась, кто я?

— Только когда вы второй раз использовали врачующее заклинание. Я вспомнила, как приводила детей к магам, чтобы они заживляли их порезы и синяки. — В голосе Лилии звучали слезы. — Они были такими живыми, полными любопытства. Всегда доставляли столько хлопот…

— А как мать и дитя? — спросила Сувьель.

Лилия вздохнула:

— Оба очень слабы. Но поправляются. Сомневаюсь, что она сможет еще рожать. Но с ребенком все в порядке. Его юный дух крепок.

— Прекрасно. Я рада. — Сувьель даже рассмеялась. — В последние годы ничто не радует меня так, как возможность помочь новому человеку прийти в мир.

Лилия немного помолчала, ее лицо помрачнело.

— В кошмарный мир, — добавила она тихо, потом подняла голову, взгляд ее внезапно ожил. — Зачем все так, зачем? Ведь эти вояки не вечны.

Сувьель вздохнула:

— Кланы Могона сильны и действуют заодно. У их шаманов есть великая и ужасная сила, Лилия. Та, что они отняли у нас.

Лилия покачала головой:

— Я верю, что настанет день, когда мы снова обретем свободу.

— Гандерлек полагает, что это время настало, — прошептала Сувьель.

Они обе замолчали.

— Шин Хантика, вы выжили при падении Беш-Дарока, — нарушила молчание Лилия. — Неужели больше никто не спасся, ни один из магов или творцов заклинаний, ни один из храмовых рыцарей? Это правда, что в нашей жизни никогда больше не будет света? Неужели нет никого, кто мог бы нам помочь?

Сувьель слышала отчаяние в ее голосе, в какой-то миг ей захотелось сказать: «Да, некоторые из нас спаслись, все эти долгие шестнадцать лет они скрывались, подготавливая врагам тот конец, который те заслужили».

Но опасность была слишком велика. Если хотя бы слух об оставшихся в живых магах достигнет ушей шпионов Слуг, по всем катримантинским землям будут разосланы гончие ночи и другие магические охотники, хватающие всех, в ком будет замечена даже Низшая Сила. Ей и ее товарищам придется бежать куда-нибудь за Бурное море. Нет, рисковать нельзя.

Она взяла себя в руки:

— Лилия… я была уже у реки, когда на залы магов стали приземляться огненные ястребы. Никто не выжил бы там. Прости…

Сувьель увидела, как умирает в глазах Лилии безумная надежда. Они обе постояли молча несколько минут. Сувьель уже была готова начать утешать Лилию, когда та заговорила сама, опустив голову:

— Просить прощения нужно не вам, госпожа. Я не должна была обременять вас своими страхами и мечтами, когда вы пришли сюда без поддержки Силы Корня. Я даже вообразить не могу, насколько вам тяжело.

«Да, — согласилась про себя Сувьель. — Не можешь».

— После гибели всех магов и творцов заклинаний, — продолжала Лилия, — людям придется самим искать способ избавиться от владычества могонцев. Нужно только найти в себе силы.

Сувьель услышала гневные нотки в ее голосе и содрогнулась. Таким же голосом говорил Гандерлек, собирая свою армию оборванцев и неудачников.

— Лилия, — позвала Сувель, — мне пора уходить.

— Я понимаю. Здесь опасно. — Она тяжело вздохнула. — Не беспокойтесь насчет остальных. Для всех нас вы просто старая травница, случайно проходившая мимо.

— Спасибо. — Сувьель повернулась, чтобы уйти. Спустившись до середины лестницы, она обернулась: Лилия сидела на ящике, сжавшись в комок, глядя поверх головы Сувьель на серое бескрайнее море.

Час спустя Сувьель ровным галопом ехала по грязной дороге, ведущей на север от Хоройи. Она миновала городок жалких лачуг, начинавшийся сразу за городской стеной. Повсюду виднелись следы долгой осады: сломанные повозки, разбитые щиты и копья, пустые бочонки и помятые котелки, раздавленные корзины, остатки пищи и зерна, втоптанные в грязь, обрывки материи. Мусор кое-где был сметен в кучи, разлагающиеся под дождем.

Ничто из того, что она видела здесь, не было новым для нее, но она не могла сдержать гнев и горечь. Лазурех был могонским старейшиной, главой клана Белого Когтя, чья жестокость наводила ужас на всех жителей Хоньира, после того как несколько лет назад этот клан совершил набег из Катриза. Тогда некоторые из низших могонских кланов и местных военачальников устояли перед ним, но месяц за месяцем Лазурех потихоньку разбивал одного за другим, заставляя их людей переходить под его начало. Хоройя, окруженная кольцом лачуг, в которых жили теперь отчаявшиеся, умирающие от голода люди, оставалась последним несдающимся оплотом. Теперь пала и она.

Проезжая мимо грязных навесов и шатров, она поразилась царящему здесь молчанию. Никто не поет, не рассказывает детям сказки, никто не разговаривает. Только пугливое шиканье и настороженные глаза. Порядок жизни этих людей полностью нарушен. Когда-то они были чисты и невинны. Основой их веры, их представления о мире было Древо-Отец, объединяющее всех и вся; и не только жрецы, но даже простые люди могли питаться Силой Корня. Древо-Отца уравновешивала и смягчала Мать-Земля, бывшая воплощением неизменности. Оба они благословляли жизнь, одухотворяя ее. Эти две силы сосуществовали в гармонии друг с другом, с людьми и с миром.

Теперь ничего этого не было. Вся жизнь после вторжения могонцев превратилась в злую пародию на то, что существовало когда-то. Пока Сувьель проезжала мимо детей с запавшими глазницами и старух, рыдающих над неподвижными свертками, ее собственные глаза наполнялись слезами, она бормотала себе под нос проклятия. Но инстинкт самосохранения был сильнее жалости — она не останавливалась, пока не выехала за пределы поселения.

Серое небо начало бледнеть, когда Сувьель добралась до кромки леса, с которого начинались фермерские угодья. Оказавшись под прикрытием ветвей, она съехала с дороги, заставляя лошадь медленно шагать по мхам и скользкой глине, пока они не добрались до извилистой, уводящей на запад тропинки. После двухчасовой езды под пологом мокрого леса она выбралась на широкую дорогу, ведущую к поросшим папоротником холмам. Несмотря на то что Сувьель промокла и промерзла до костей, она улыбалась. Ее воспоминания больше не нагоняли тоску. Холмы плавно переходили в южные отроги Рукангских гор, состоящих из острых пиков, каменистых оврагов и узких ущелий. Она стремилась именно туда, к древней святыне Силы Корня, которую называли Заводью Вуйяда.

Сувьель спешилась и повела лошадь в поводу, внимательно прислушиваясь к каждому шороху и поглядывая по сторонам. После падения Империи подобные дорожки стали опасными. Там, где когда-то шли купеческие караваны и группы паломников, теперь хозяйничали хищные звери и птицы. Время от времени дорогу перекрывали заросли колючих кустарников. Ей часто приходилось останавливаться и расчищать себе путь.

За этим занятием прошел весь день. Дождь вносил разнообразие, то усиливаясь, то переходя в мелкую изморось. Она сделала небольшой привал под нависающей над дорожкой скалой, заросшей длинными бородами мха, немного передохнула и накормила лошадь. Ближе к вечеру еще раз остановилась под ветвями листоглаза, чтобы поесть самой и отжать мокрый плащ.

Спускалась ночь, но Сувьель продолжала путь, надеясь добраться до заводи раньше, чем ее сморит сон. Наконец она добрела до расщелины, едва заметной в сумерках, и, помедлив минуту, шагнула туда, ведя за собой лошадь.

Стены ущелья, в котором она оказалась, были сплошным гладким камнем, поросшим лишайником. Когда последний луч света угас, она достала просмоленный факел, зажгла его и продолжила путь при его свете. Дно ущелья, заросшее травой, постепенно понижалось. Кое-где начали появляться чахлые деревца и кустики, казавшиеся черными в свете факела. Потом растительность стала гуще, воздух резко похолодел, к нему примешивался странный затхлый запах. Деревья расступились, и девушка замерла, глядя на то, во что превратилась Заводь Вуйяда.

Последний раз она была здесь более пяти лет назад, с тех пор все изменилось. Замороженные травы и цветы хрустели под ногами. С деревьев свисали сосульки, иней покрывал обломки небольшой часовенки с четырьмя колоннами, возведенной на скале у водоема восхищенными паломниками многие поколения назад. Сама заводь превратилась в яму, наполненную осколками льда. Однако было похоже, что с того самого мига, как ее сковал мороз, этот лед находился в постоянном яростном шевелении. Острые края замерзших волн мерцали в неровном свете факела.

Сувьель привязала лошадь к нижней ветке дерева и отважилась ступить на ледяную поверхность, чтобы дойти до руин часовни на том берегу. В самом центре заводи она заметила пробитую во льду дыру, наполненную замороженными осколками. По краям дыры сохранились замерзшие в движении волны, и можно было различить даже неподвижную водяную пену. В воздухе чувствовалось какое-то недоброе присутствие, холод пробирал до самых костей. Она попятилась назад.

Напуганная и дрожащая, Сувьель плотнее завернулась в плащ. Нечто выбралось из воды и ушло обратно, его появление наложило проклятие на это место. Но что это было и когда? Запах гниения был явным признаком проклятия Источника. Здесь смрад был особенно силен. Сейчас она очень внимательно ловила все звуки, доносящиеся извне.

И вот Сувьель приняла решение. Вернувшись на берег по своим следам, она прислонила факел к небольшому камню, потом сосредоточилась и начала мысленно произносить слова Песни Очищения. Низшая Сила заструилась из нее, прогоняя холод из рук и ног. Иней под ее ногами начал таять, освобождая листья и траву. Вода у берега заплескалась. В оттаявшей воде появилась крошечная рыбка и забила хвостом. Оттаял небольшой кусочек льда, захлопал крыльями и взлетел. Сувьель улыбнулась, когда птица зеленокрыл сделал круг над поляной и уселся на ветку.

Но вот Низшая Сила прекратила свое действие. Сувьель почувствовала, как возвращается проклятие Источника, снова замораживая освобожденную ею воду. Через несколько секунд все стало по-прежнему, кроме зеленокрыла, сидящего на промерзшей ветке. Птица внезапно встрепенулась и скрылась в ветвях. Сувьель тут же почувствовала, как изменился воздух, и заметила между деревьями приближающиеся огни факелов. Она быстро потушила свой, опустив его в мокрую траву, подбежала к лошади и отвязала поводья. Уведя лошадь к выходу из лощины, спрятавшись вместе с животным в густом кустарнике, она смотрела на приближающихся людей.

Из-за деревьев вышли семеро: первый вел в поводу единственную нагруженную сумками лошадь. Все были закутаны в коричневые меха и черные плащи, похожие на плащи юларийских купцов, но Сувьель было очевидно, что это не торговцы. Их подтянутость и слаженность движений наводила на мысль о войне. Пятеро из них подошли к заводи и встали вокруг дыры во льду. Шестой достал из седельной сумки какие-то предметы и протянул их над дырой седьмому. Этот седьмой был выше остальных, седой, с аскетическим безжалостным лицом, больше всего похожий на хищную птицу. Сувьель снова охватила дрожь — она была уверена, что видит перед собой Слугу Сумерек.

Здравый смысл кричал ей, что пора уходить, но она понимала: здесь затевается нечто недоброе, и она должна была увидеть, что именно. Слуга начал подготовку к обряду, проливая какие-то жидкости и рассыпая порошки из крошечных коробочек около дыры и прямо в нее. При этом он непрерывно бормотал себе под нос какие-то неизвестные Сувьель слова, состоящие из одних шипящих звуков. Потом сделал знак своему помощнику, чтобы тот отошел и, наклонив голову, раскинув руки, начал произносить гулким голосом некое заклинание. Сувьель ощутила, что исходящая от Слуги сила издает затхлый запах гнили, забивающийся в нос и рот.

Потом вспыхнул свет, бледное зеленое свечение выбилось из дыры во льду и превратилось во вращающийся столб, состоящий из облачных вихрей. Внутри его Сувьель различала меняющиеся картинки: спящий в шатре человек, три всадника, скачущих через объятую огнем пустошь, скелет, поднимающийся из могилы…

Слуга отошел от светящейся колонны, и туманная волна разошлась от нее во всех направлениях, остановившись у границы льда и земли. Казалось, заводь огорожена прозрачной светящейся стеной. Но в тот момент, когда бледная волна дошла до полоски оттаявшей ее стараниями воды, Слуга резко развернулся и уставился туда. Миг спустя он перевел яростный взгляд на Сувьель, безошибочно почуяв место, где она пряталась. Этот взгляд мертвых белых глаз поразил ее в самое сердце. Она задохнулась от ужаса и упала, нарушив жуткую связь. Потом вскочила на ноги и бросилась к выводящей из ущелья тропе, услышав за спиной слова:

— Взять ее!

ГЛАВА 3

Керен сидела у огня, ощущая на своем лице и руках благостное тепло. Болезненные стоны доносились из шатра для пыток, поставленного у воды, но она продолжала обрабатывать край своего меча точильным камнем. При взгляде со стороны могло бы показаться, что женщина полностью погружена в свое занятие, на самом деле ее сознание затуманивал гнев.

Бернак был там, он лично приготовил все инструменты для пытки. Его любимец Фолин находился с ним. Это что-то означало, но Керен не стала задумываться, что именно. Ее сознание воспринимало только крики молодого жреца, пробуждая старые сомнения и воспоминания. Не пришло ли время покончить со всей этой жестокостью? Как она может сидеть здесь, когда рядом творится подобное, как она дошла до такой жизни?

«Тени. Последние шестнадцать лет я провела среди теней».

После печально известной Битвы у Ворот Волка она бежала с горсткой солдат на юг через Рукангские горы, чтобы укрыться в высоких долинах Кейаны. Несколько позже, когда прошел слух о гибели Императора, Керен внимательно осмотрела свои вещи и уничтожила все, на чем стояла имперская печать. Потом она отправилась на север, в Ангатан, на поиски родственников. Кошмарное путешествие — дни, полные ужасных картин, ночи, наполненные криками и запахом гари. И повсюду чудовища, которыми командовали белоглазые Слуги Сумерек.

Она ехала три недели. За это время она дважды теряла лошадь, один раз получила рану в плечо, однажды была захвачена в плен, но ей удалось бежать. За это время у нее сложилась полная картина завоевания: она вспомнила начало, когда три могонские армады пришли, скрытые в утреннем тумане, и высадились разом в Казале, Ротазе и Берейке. Когда города были заняты, три огромных полчища оказались в сердце Империи. Они разбили имперские армии у Ворот Волка, у Пустоши и на плато Аренджи. По всем сведениям, Великая Армия Юга, армия, где служила Керен, потерпела самое сокрушительное поражение, что было неудивительно.

Великая Армия Запада под предводительством Упика, герцога Костелийского, напротив, сдерживала врага у Пустоши и едва не заставила его повернуть вспять, но тут появились плюющиеся огнем птицы, которые и решили исход сражения. На плато была разбита Великая Армия Севера, Император схвачен и убит, Древо-Отец сожжено. Очень немногие спаслись после катастрофы.

Когда Керен в конце концов добралась до Северного Ангатана, она узнала, что ее единственный кровный родственник, брат покойного отца, уплыл вместе с семьей в Кеременкул. Могонцы и Слуги Сумерек держали город в страхе, ни одно пассажирское судно не имело права покидать порт без особого разрешения.

Оставшись в полном одиночестве, Керен решила найти применение своим воинским талантам. Следующие двенадцать лет она скиталась по всей разоренной Империи, сражаясь в каких-то армиях и полубандитских шайках, пришедших на смену двенадцати королевствам. Потом, четыре года назад, караван, который она охраняла, попал в засаду на дороге из Хоройи в Бидоло. Разбойники походили на обычных оборванцев, но отличались прекрасной выучкой, а их обаятельный высокорослый главарь предложил ей перейти на службу к нему. Она сочла, что от этого предложения будет чрезвычайно сложно отказаться.

Захлебывающийся рыданиями крик жреца донесся до ее ушей. Керен заметила мрачный взгляд Домаса, капитана второго отряда. «Ты-то знаешь, верно? — подумала Керен. — Ты знаешь, как сильно изменился Бернак».

Две фигуры выскользнули из шатра у реки, Бернак и Фолин. Юный лазутчик едва стоял на ногах, но улыбался своему начальнику, пот струился по его обнаженному торсу. Подходя к палатке Бернака, они смеялись и махали сидящим у костров. Керен заметила, что Домас и три его сержанта в ответ лишь едва скривили губы в подобии улыбки. Потом Бернак и его спутник остановились перед палаткой, и Бернак потребовал тишины, взмахнув могучей рукой:

— Слушайте все, негодяи! Свинья Шаленг отправился кормить угрей, а наш юный жрец расстанется со всеми своими тайнами раньше, чем вся его кровь… — Он внезапно захохотал, потом остановился. — Нам нужен новый капитан, и после долгих раздумий я принял решение. — Он взял руку Фолина и поднял ее вверх. — Кто более достоин этого звания, как не наш лазутчик и следопыт, нашедший Шаленга?

Раздались крики одобрения. Керен позаботилась о том, чтобы ее лицо выражало те же чувства, что и прочие лица. Домас и его люди тоже приняли меры безопасности. Домас, не убирая с лица ухмылки, встретился с ней взглядом и едва заметно кивнул в сторону густых кустов на окраине лагеря. Керен выругалась про себя, но, улучив момент, когда Бернак со своим мальчиком скрылись в палатке, встала и направилась к кустам.

Домас ждал ее у старого корявого дерева.

— Интересный выбор, правда? — горько произнес он. — Будет на что посмотреть, когда мы отправимся на дело.

Она пожала плечами:

— Если ты знаешь, что можно сделать, — сделай это.

Капитан втянул воздух через сжатые зубы, издав шипящий звук, потом мотнул головой и подозрительно покосился на нее.

— Не верю, что ты смиришься. Этот человек, точнее, мальчишка ничего не умеет…

— Он нашел Шаленга.

— Это ничего не значит. Он не воин.

Керен покачала головой:

— Думаешь, Бернак не знает этого?

Домас посмотрел ей в глаза:

— Я думаю, что Бернак потерял свою былую хватку. — Он подошел на шаг ближе. — Керен, я появился через несколько месяцев после тебя, и мы оба видим, во что он превратился за последние годы.

— Что, настало время перемен? Время нового вождя? — спросила она с презрением. — Ты ведешь к этому, Домас? Твоя беда в том, что ты не знаешь Бернака до конца. Он гораздо опаснее, чем ты можешь себе вообразить. Тот, кто пойдет против него, закончит тем, что увидит собственные кишки, размазанные по земле. Попомни мое слово.

Домас невесело засмеялся:

— Какая преданность, даже после того, как он вместо тебя взял к себе в постель этого мальчишку.

Она была в бешенстве. Шагнув к нему, запечатала его рот пощечиной. Он подался назад, наполовину вытащив меч.

— Ты дурак, Домас! — бросила она, уходя.

Вернувшись в лагерь, Керен присела у костра, грызя полоску сушеной говядины. Она разглядывала шатер у реки, который охраняли два воина. Внутри горел слабый свет, — наверное, оставили только одну свечу, чтобы не привлекать насекомых. Пока она так сидела, в ее голове продолжали звучать слова Домаса, вторившие ее собственным мыслям. Да. Бернак превратился в чудовище, но только она знала о мучивших его кошмарных снах, о тех отвратительных вещах, которые он все время видит по ночам. Наверное, именно это заставляет его делать то, что делает.

Она внезапно поднялась и пошла в сторону шатра, охваченная желанием узнать, что же он сделал. Один из часовых хотел преградить ей дорогу, но она посмотрела на него холодным взглядом, и он счел за лучшее отступить. Отодвинув занавеску, Керен скользнула внутрь и в ужасе замерла.

На скамье перед высоким столом, к которому был привязан жрец, лежал целый набор остро заточенных железяк. Дерево столешницы казалось черным в слабом свете свечи, горевшей в дальнем углу шатра. Голова жреца, его руки, ноги и грудь были притянуты к столу кожаными ремнями. Запах горящей свечи не забивал запаха паленой плоти.

Она не могла оторвать глаз от чудовищного зрелища, которое представляла собой правая рука молодого человека. От локтя до кисти кожа была содрана, мышцы разделены на тонкие волокна, между ними просвечивали кости. Рядом с рукой стояли два небольших медных кубка. Изнутри они были испачканы чем-то темным. Керен передернулась, — должно быть, его агония была невыносимой мукой. Она внезапно заметила вены и артерии, свисающие рядом с обрывками плоти. Их концы были заткнуты какой-то серой массой, которой, как она знала, обычно залепляли глубокие раны.

Кровь. Они пили кровь жреца.

Керен отказывалась верить в то, что видели ее глаза, но ее трясло от холодного бешенства. Потом она услышала стон и едва не подскочила, когда жрец повернул в ее сторону голову. На какой-то миг ей почудилось, что он сейчас заговорит, но его глаза только бессмысленно ворочались. Зрачки расширены. Веки полуопущены. Она наклонилась к его лицу и уловила слабый запах ягод цепочника, мощного наркотика.

Она судорожно вздохнула, провела рукой по лицу и попыталась сосредоточиться. Смерть и кровь были частью любой битвы или поединка, и то и другое она видела не раз. Но эти разрезы и разрывы были так тщательно и методично выполнены, что она могла думать только о том человеке, который это сделал. Такая неприкрытая подлость и гнусность привели ее в смятение, заставив почувствовать себя невинной девочкой, которой она давно уже себя не ощущала.

Ее жизнь рядом с Бернаком среди его людей кончена, безоговорочно и бесповоротно. Она прикинула, насколько реально убить его прямо сейчас, когда он лежит голый рядом со своим любовником, но тут же прогнала эту мысль. Единственное, что необходимо сделать, — подумать, какого рода прощальный подарок она оставит.

Она улыбнулась натянуто и невесело, потом начала ослаблять ремни, привязывающие молодого жреца к залитому кровью столу.

Сон Бернака начался, как обычно, с ледяных цепей.

Тяжелые железные цепи привязывали его к шершавому утесу. Клубы холодного тумана кружились над его головой. Он вдыхал ртом ледяной воздух, заставляющий его кашлять. Откуда-то доносились странные звуки. Они постепенно нарастали, усиливались. Стало ясно, что это какое-то песнопение на неизвестном ему языке. Он стал выкрикивать угрозы и проклятия, потом попытался засмеяться, но туман поглотил все. Ужас охватил Бернака, он замолчал.

Страх. Единственное место и время, когда он чувствует страх. Здесь, во сне. Когда около двух лет назад он начал видеть кошмары, подумал, что это просто отражение тех страхов, которые не позволяет себе чувствовать днем. Но месяцы шли. Видения становились все подробнее и реальнее. Он не понимал их смысла, но они пробуждали в нем дикий, не поддающийся контролю разума ужас.

Раздалось металлическое позвякивание, когда Бернак зашевелился, пытаясь сесть. Он откуда-то знал, что на нем кольчуга из серебристых колечек и полный доспех. На груди и плечах щетинились шипами дополнительные накладки, а латные перчатки походили на морских ежей. Бернак попытался встать, но, как и раньше, его не пустили цепи. Он мог только сидеть или стоять на коленях. Скрипя зубами, поднялся на колени и поерзал, пытаясь устроиться поудобнее. Ждал.

Поющие голоса начали стихать, перешли в еле слышный шепот. Туман поредел. Иногда образы появлялись из прозрачной стены, вот и сейчас ему показалось, что он видит в ней высокого старца с воздетыми к небу руками. Но образ тут же померк, на его месте появилась выжженная солнцем каменистая местность, тянущаяся до самого мерцающего горизонта.

Оттуда к нему уже ехали три всадника. Они появлялись и в предыдущих снах, всегда вдалеке. Только несколько раз приближались настолько, что можно было разглядеть их шлемы с забралами и белые глаза их лошадей. Именно в момент их появления страхи Бернака разбухали, как-то раз он поддался им и превратился в трясущийся комок плоти, корчащийся на скале. Тогда он поклялся, что больше не позволит себе подобного, и изо всех сил боролся с ужасами этого призрачного места.

Он боролся с ними и сейчас, пока всадники приближались. Их плащи трепетали на ветру, из-под конских копыт вылетали облачка пыли и каменной крошки.

Сжав кулаки и до предела натянув цепи, Бернак глядел перед собой. Голоса опять возникли из-за зубчатой стены тумана, ему показалось, что в их пении звучит теперь ожидание. По мере приближения всадников хор начал распадаться на отдельные голоса, выкрикивающие что-то. У Бернака пересохло во рту, голова кружилась от напряжения, которое он испытывал, заставляя себя держаться прямо и не отводить глаз от всадников. Они подъехали уже совсем близко, видны стали все детали их амуниции, которые оказались разных цветов: золотой, алый и малиновый.

Стук копыт сделался громче, Бернак слышал даже поскрипывание седел. «В любой момент, — думал он про себя, — я могу проснуться рядом с Фолином. Я перелезу через него и возьму кувшин с вином, который стоит на походном сундуке, и я осушу этот кувшин одним глотком…»

Всадники заставили своих лошадей перейти на шаг, потом остановились в нескольких метрах от его скалы. Все три закрытых шлема уставились на него в сосредоточенном молчании, лошади, как он понял, сделали то же самое. Животные стояли совершенно неподвижно, не переступали копытами и не шевелили ушами, просто смотрели на него мраморно-белыми глазами.

— Брат, — нарушил молчание один из всадников.

— Наш заблудший брат, — добавил второй.

— Наш забывчивый брат, — произнес третий пренебрежительно.

Глубоко вздохнув, Бернак постарался успокоиться и заговорил сквозь зубы:

— Прошу прощения, господа, но у меня нет ни братьев, ни сестер.

— Ни родителей, — подтвердил первый и непонятно добавил: — Если не считать вылазок врагов и легкомыслия жрецов.

Произнеся последние слова, он пришпорил лошадь. Та издала громкий стон, потом открыла рот и заговорила:

— Прости нас, умоляем. День и ночь мы стараемся, чтобы собрать осколки Мирового Духа и исправить то, что было и будет сделано. Прости нас.

— Никогда! — ответил первый всадник. — Момент моего рождения запечатлен в моем мозгу, он ожесточил меня, я никогда не прощу! — Шлем повернулся к Бернаку. — Ты знаешь, какая утроба породила меня? Одной из тех почитаемых ведьм кобылиц из Яфрена. Грязь и вонь навсегда останутся со мной.

— Я был рожден под статуей какого-то святого, — заговорил второй. — Она треснула и развалилась, когда я вышел из-под земли.

— Дерево, — произнес третий. — Я родился внутри древнего дерева Королей. Мне пришлось прожечь себе дорогу наружу.

Один из троицы засмеялся:

— И мы никогда не узнаем, где росло это дерево, правда?

Но последний не обратил внимания. Он указал на Бернака пальцем латной перчатки:

— Мы видели твое рождение. Замерзшую заводь с разбитой часовней. Ты помнишь?

Бернак замер, страх и дрожь прекратились, уступив место с трудом пробивающимся воспоминаниям. Он увидел темную поверхность горы, узкое ущелье, потом череду деревьев. Память прояснялась. Он почти ощущал выход, нет, попытки выползти со льда водоема на берег. А что было перед тем? Боль, разрывающий легкие восторг первого вдоха, мороз, щиплющий обнаженную кожу. Еще шаг назад, а перед тем…

Волна нового ужаса накатила на него из тьмы похороненных воспоминаний. Он посмотрел на всадников, разглядывающих его, ощутил вкус крови во рту и закричал:

— Идите сюда, слизняки! Идите и освободите меня, не то я сожру ваши лица!

Всадники переглянулись.

— Он не примет этого, — прямо заявил один.

— Значит, нужно ему сказать, — предложил второй. — Время близится.

— Он же невежественный дикарь! — возразил первый. — Как он может быть одним из нас?

— А почему бы и нет? — Это был третий. — Черный Жрец тоже груб и прост, но он на своем месте. Все мы лишь части Мирового Духа, а он был силен в гневе и не лишен разума. — Он дернул уздечку. — Разве не так?

— Когда Переплетения Душ были разорваны, — заговорил конь пронзительным голосом, от которого Бернак заскрежетал зубами, — пять сосудов были полны до краев. Сила тянется к силе, каждый из пяти станет телесным воплощением Повелителя Сумерек. Он живет, но уже не в Доме Смерти, его заманило в ловушку Королевство Между Мирами и…

— Хватит! — оборвал третий всадник, потом посмотрел на Бернака. — Ты понимаешь, что сейчас было сказано?

— Весь этот бред ничего не значит для меня, — прохрипел Бернак. — Наверное, я сошел с ума, или сплю, или и то и другое… — Но тем не менее он понимал. Знание поднималось в нем. Брошенное семя отравы дало росток в его мыслях.

— Тогда смотри.

Клубы тумана поползли вверх, застилая глаза. Он вдохнул открытым ртом, едва не задохнулся, подавил крик отчаяния, который едва не вырвался из его горла. Из белизны возникли образы: огромная флотилия судов различных форм и размеров, на палубах толпы людей, на парусах странные узоры, флажки из разодранных простыней трепещут на ветру. Картинка изменилась. Перед Бернаком предстала огромная армия, марширующая в глубь страны, сжигающая и разрушающая все на своем пути. Он увидел, что такая же армия марширует по плоской долине навстречу еще одной толпе в доспехах.

Бернак смотрел на все это, чувствуя злость и нетерпение. Страх прошел, но голоса звучали, выпевая долгие гласные. Холод пробирал до костей, сердце громко стучало, пока он ждал продолжения событий. Батальная сцена вдруг переместилась, развернулась, завертелась кругами. Он увидел руки, державшие кувшин. Батальная сцена виднелась на поверхности жидкости, понял он, разглядев несколько фигур в длинных одеждах. Это был храм внутри пещеры, неровный свет факелов освещал тяжелые колонны.

— Время близится, — произнес чей-то голос. — Принесите сосуды.

Замерзшие руки и ноги Бернака словно налились свинцом, беспокойство возросло до предела, он с трудом соображал. В храм ввели пятерых молодых людей, на которых были только набедренные повязки. Они шаркали ногами, руки безвольно свисали по бокам, взгляды казались пустыми. Между тем все они были крепкими и мускулистыми. Бернак закричал, увидев лицо одного, стоявшего посредине.

— Повелитель Сумерек, Принц Королевства Сумрака, Несущий Славу! — начал один из жрецов. — Услышь нас, твоих самых верных учеников. Те, кто служил твоим врагам, повержены. Их мечи и щиты сломаны. Смотри, как падут последние из них!

Картинка в кувшине снова переменилась: могонцы, вооруженные боевыми топорами и копьями, теснили дюжину солдат Императора и человека в серебряных доспехах, с длинным мечом и короной на голове. Император стоял, прислонясь спиной к дереву, листья которого мерцали и переливались. Его люди падали один за другим, но он отбивал все атаки, черпая, как казалось, силы у дерева. Потом толпа могонцев расступилась, пропуская кого-то высокого и крепкого, он метнул копье. Оно попало Императору в грудь, пригвоздив его к дереву. Потом и дерево, и Императора охватило пламя.

В храме поднялся гул голосов, из невысокого колодца в полу, возле которого стояли молодые люди, поднялось горячее зеленое свечение.

— Твои враги мертвы, Повелитель… Древние печати сломаны, ворота открыты! Войди и прими эти сосуды для твоего духа…

Изумрудное свечение стало ярче, оно завертелось, выбрасывая лучи света, тянущиеся к тем пятерым. Бернак захрипел, каждый вдох давался ему с огромным трудом, он уже не различал бормотания жрецов из-за пелены поднимающегося белого тумана. Зеленое сияние охватило обнаженные тела, лица этих пятерых уже не были пусты, они ожили, глаза заблестели в предвкушении. Один из них поднял руку, посмотрел на нее, остальные повторили его жест. Он засмеялся, еще четыре голоса вторили ему.

— Нет, — зашептал Бернак, предчувствуя остальное. — Остановитесь…

У дальней стены храма раздался крик, и все окружающие смутились при виде завернутой в коричневый плащ фигуры. Это была женщина, на ее шее висели амулеты, посвященные Дереву. Бернак пробился через хаос, царивший в его сознании, и ощутил исходящее от женщины спокойствие. Ее лицо было умиротворенным, когда она подошла к колодцу и бросилась в зеленое сияние.

Ревущие белые хлопья закружились вокруг Бернака, все исчезло. Он отнял руки от лица и увидел трех неподвижных всадников на их мертвоглазых конях.

— Нет… я не… Я не буду…

— Да, Бернак, мы тени, порожденные прежним величием. Повелители Теней, но когда-нибудь ты и мы станем единым целым.

Это была правда. Каждая косточка, каждый нерв и все его невысказанные мысли твердили, что он был кем-то… богом? Что-то в нем ликовало, что-то дикое и необузданное, но это позволило ему стоять прямо и не опустить голову.

— Расскажи ему о жреце, — потребовал один из всадников.

Второй рассмеялся:

— Ах да. Твоя бывшая любовница видела, как ты развлекался со жрецом. Она освободила его. Они оба скачут на запад.

— Я… убью их обоих… убью! — прохрипел Бернак.

— Да, тебе бы хотелось этого, правда? — Зубчатая стена тумана задвигалась, скрывая всадников. — Помни, Бернак, ты, и я, и наши братья когда-нибудь снова станут тем единым целым, что завладеет всем миром. Это твое предназначение. Цени и будь готов.

Всадники развернули коней и ускакали прочь, пока туман все густел, превращаясь просто в белую стену.

Бернак проснулся и сел на постели. Он с трудом осознавал, что кто-то яростно трясет его за плечо. Машинально отмахнувшись, увидел отскочившего назад Фолина, из разбитой губы которого текла кровь. Стоящий рядом с ним человек сделал шаг вперед. Это был капитан его личной гвардии.

— Мой господин, нас предали!

Бернак осмотрелся, увидел свою палатку, сияющие доспехи, оружие, тарелки с объедками, грязный пол… «Мы, Повелители Теней…» Он посмотрел на Фолина, потом кинул ему меховой плащ, чтобы прикрыть наготу.

— Я знаю, — сказал он, ухмыляясь. — Сворачиваем лагерь. У нас есть на кого поохотиться.

ГЛАВА 4

Сувьель убегала по ночным горам от преследователей — троих Слуг Сумерек, которые шли по ее следу, несмотря на все принятые ею меры. Она взбиралась вверх по склонам, пробиралась по ущельям, таким узким, что по ним едва могла пройти лошадь, переходила вброд стремительные потоки. Все напрасно. Они следовали за ней.

Она устала, спина ныла, но голова была ясной. Она гадала, справедливы ли слухи о том, что Слуги Сумерек на самом деле были животными, пригодными для охоты: собаками, волками и прочими, — превращенными в людей Источником. Они не могли почуять запах ее или лошади — здесь она использовала Низшую Силу. Но возможно, их привлекала именно Низшая Сила, которая и не давала им сбиться со следа. А возможно, она обманывала себя, думая, что все еще может сделать что-то. Низшая Сила, конечно, лежала в основе таких вещей, как дождь, или трава, или насекомые, но она была слабым дуновением весеннего ветра по сравнению с яростной волной Источника, подобной валу бушующего океана. Соломинка, за которую имел несчастье схватиться тонущий.

Сувьель вздохнула и покачала головой, стараясь прогнать мрачные мысли. В конце концов Источник был силой Повелителя Сумерек, силой отравляющей и нечистой, тогда как Низшая Сила, кроме прочего, обладала целительным воздействием и никогда не подводила человека, использовавшего ее. Она была тем, за что и чем стоит сражаться.

Сувьель была на гребне хребта, когда небо начало бледнеть и в разрывах между облаками засветилась водянистая заря. Тропинка вела вниз, в поросшую лесом долину, где все еще клубился густой туман. Она пустила свою лошадь в галоп, потом, въехав под кроны деревьев, замедлила ее шаг. Отовсюду доносились лягушачье кваканье и жужжание насекомых. Тропа петляла между зарослей тростника и кочек травы и вскоре превратилась в тоненькую полоску твердой земли, окруженную со всех сторон болотом. Сувьель остановилась и прислушалась, потом кивнула своим мыслям. Она спрятала лошадь в густых кустах неподалеку от тропы, а сама вернулась на эту твердую полоску земли.

Здесь Сувьель расслабилась и позволила Низшей Силе наполнить себя, пока она поспешно, но тщательно плела одновременно два заклинания: Заманивающее и Удерживающее. Лягушки и насекомые умолкли, зато послышался другой звук. Топот копыт. Убедившись, что все в порядке, Сувьель спряталась за куст вместе с лошадью, прочно удерживая в голове круги созданных ею заклинаний.

Ждать пришлось недолго. Трое Слуг Сумерек подъезжали галопом, один за другим. Она удерживала заклятие под контролем, пока первый всадник не доехал до узкой полоски земли, потом отпустила его. Болото вдруг зашевелилось со всех сторон, что-то длинное и извивающееся наползало на всадников. Первая лошадь в панике заржала, почувствовав обвивающих ее ноги змей, и сбросила всадника. Упав, тот закричал, даже завизжал, подпрыгивая и размахивая руками. Он попытался бежать, стряхивая мерзких гадов, стараясь снять доспех, чтобы добраться до тех, что уже успели заползти внутрь. Потом взвыл нечеловеческим голосом и упал в грязь, несколько секунд его тело судорожно дергалось и наконец затихло.

Оставшиеся двое не попались в эту ловушку. Они отпрянули и бесстрастно наблюдали за происходящим. Сувьель усмехалась, глядя на них, но потом нахмурилась, заметив, как те переглядываются. Между тем они одновременно пришпорили коней и вернулись на тропу. Сувьель вздохнула, подбежала к своей лошади, вскочила в седло и пустилась галопом.

Она продолжала свой путь по горам, стараясь держаться под деревьями или в тени от скал, внимательно прислушиваясь и присматриваясь, прежде чем выехать на какое-нибудь открытое место. Она знала, что те двое очень скоро снова возьмут ее след. И мечтала добраться до одного узкого ущелья с перекинутым через него упавшим деревом. От этой долины шел прямой и удобный путь до Крусивеля. Сувьель очень надеялась, что за те пять дней, которые она отсутствовала, никому не пришло в голову разрушить его…

Утро вступало в свои права. Дождь прекратился, хотя по небу ходили угрюмые, тяжелые тучи. Но Сувьель не стало теплее. Она ехала по таким местам, куда редко добирались солнечные лучи, здесь росли только чахлые, искореженные кустики.

Пока она ехала, ей на глаза попадались развалины выстроенных прямо в скалах зданий. Сейчас она проезжала мимо разрушенного входа в храм, который находился на уровне ее головы. Сувьель могла лишь догадываться о том, как выглядела когда-то ведшая туда лестница. Это были очень старые развалины, постройки древнего королевства времен полулегендарной Эпохи Войн — названия королевства уже никто не помнил. Она усмехнулась. А кто вспомнит название Катримантинской Империи через три тысячи лет? Если мы потерпим поражение — никто.

Тропа, очень похожая на старую козью тропу, огибала высокий холм и спускалась к высохшему руслу горной реки. Здесь Сувьель спешилась и постояла, прислушиваясь и вглядываясь. Все было тихо, только какая-то мелкая зверюшка шуршала в траве, но Сувьель слишком много знала, чтобы доверять тишине. На какой-то миг ее охватил страх за Крусивель, тайное убежище в Кейане, но она подавила его. Рядом существует реальная угроза, не время для дурных предчувствий.

По обеим берегам высохшей реки стояли тесные ряды деревьев, их ветки сплетались над головой, образуя арку из листвы, которая приглушала солнечный свет. Через некоторое время деревья стали редеть. Сувьель продолжала свой путь, поглядывая по сторонам. Внезапно земля кончилась, Сувьель оказалась на краю расселины, темного разлома. По обеим сторонам русла поднимались отвесные скалы, образуя стены, на которых кое-где виднелись темно-зеленые и серые пятна: там скапливалось достаточно влаги для случайно выросших трав и лишайников. У подножия скал ютились чахлые кустики, спускающиеся в пересохшее русло. Здесь росло единственное дерево, агатник. Когда-то оно стояло у края разлома, но потом ураган повалил его. Целые поколения путешественников трудились над тем, чтобы превратить его в настоящий мост, через который теперь могла проехать повозка.

Сувьель встревоженно поглядывала по сторонам. В это ущелье сходилось несколько троп, сюда стекались ручейки, берега которых густо поросли кустами — прекрасное место для засады. Она мечтала вскочить в седло и пролететь по мосту, но ее лошадь едва передвигала ноги и могла в любую минуту споткнуться. Сувьель перекинула поводья через левую руку и снова посмотрела на обрыв.

Солнце сияло в небесах, оно стояло уже совсем высоко, но клочья тумана продолжали упрямо висеть над горами. Сувьель переводила взгляд с одного на другое, осматривая каждый листик, каждую тень. Воображение услужливо рисовало ей ужасающие картины: Слуги, идущие к ней с кнутами и кандалами, Слуга-жрец, готовящийся сжечь ее своей магией…

Лошадь заметила Слуг первой. Она рванула поводья, послышался звук удара, лошадь заржала и взбрыкнула. Сувьель отпустила поводья, отскочив от испуганной лошади, и в этот миг из кустов выскочил воин в кожаном шлеме-маске. За спиной раздался стук копыт, и, когда воин побежал ей навстречу, не вынимая оружия, она поняла, что они хотят взять ее живьем.

Времени на раздумья не оставалось. Когда Слуга подскочил к ней и схватил за рукав, Сувьель подалась назад. Она заметила, как его губы кривятся в усмешке в прорези маски, и ощутила запах его дыхания. Сжала правую руку в кулак так, как ее учили, и, когда воин собирался бросить ее на землю, ударила его изо всей силы в ничем не защищенную подмышку. Он охнул и согнулся, рефлекторно цепляясь за нее правой рукой. Сувьель стукнула коленом ему в подбородок, и он рухнул как мешок картошки. Потом она развернулась и побежала.

Она была уже у самого моста, когда ее нагнал всадник, попытавшийся ударить мечом плашмя. Сувьель увернулась, но упала прямо под ноги коню. Когда она встала, то увидела, что путь к мосту перегораживает всадник, который переложил поводья в руку с мечом и роется в седельной сумке. Она услышала, как он пролаял какие-то слова, и побежала, но не успела сделать и дюжины шагов, как нога в тяжелом башмаке ударила ее между лопаток, опрокидывая на землю. Падая, Сувьель вытянула перед собой руки и растянулась во весь рост. Паника охватила ее. Она снова оказалась под конскими копытами, отползая на четвереньках и ожидая, что в любой момент на нее упадет аркан и лишит возможности двигаться.

Но вместо этого она услышала звуки мечей. Слуга дрался с еще одним невесть откуда взявшимся всадником — худощавой женщиной в кожаных доспехах. Недалеко от них Сувьель увидела еще одного, он сидел, клонясь набок. Слуга попытался накинуть на женщину аркан, но она поймала веревку в воздухе. Потом сама раскрутила, кинула и набросила на руку врага, сжимавшую меч. Воительница потянула аркан на себя, одновременно вонзая меч в горло врагу. Потом выдернула окровавленный клинок, а ее противник сполз с седла и тяжело рухнул на землю, обливаясь кровью.

Женщина, тяжело дыша, повернулась к Сувьель, сразу же поняв по ее виду и платью, кто она:

— Ты травница, да?

Сувьель молча кивнула.

— Отлично. Мой друг… он тяжело ранен. Ты должна ему помочь. Бери свою лошадь и пойдем со мной.

— Кто ты?..

— Во имя Матери, сейчас не время! — воскликнула женщина. — За нами гонится шайка негодяев, они уже совсем рядом. Мы должны перебраться через ущелье. Бери лошадь и пойдем.

Сувьель посмотрела на окровавленный кончик меча, застывший в дюйме от ее лица.

— Я сделаю все, что в моих силах, — произнесла она без всякого выражения, глядя женщине прямо в глаза.

Воительница ударила себя по губам и опустила меч. Сувьель кивнула и поспешила к тому месту, где паслась ее лошадь. Вскочив в седло, она поехала вслед за женщиной и ее спутником через огромное дерево-мост. Этот спутник, совсем молодой человек, был почти без сознания, он с трудом приподнимал веки, его левая рука судорожно цеплялась за поводья, а правая, видимо больная, была полностью спрятана под плащом.

Когда они переехали через мост, женщина остановилась, спешилась и достала топор и молот на длинной рукоятке.

— Держи! — Она передала молоток Сувьель. — Мы должны сломать мост, это наш единственный шанс.

— Шанс? О чем это ты?

Женщина сурово взглянула на нее, но Сувьель почувствовала за этой суровостью что-то еще.

— Те, что гонятся за нами, не знают жалости. Они будут убивать медленно, после того как вволю натешатся всем, что только смогут себе вообразить.

Не говоря больше ни слова, женщина подошла к мосту и ударила по нему топором у самого края обрыва, пока Сувьель искала, куда можно подсунуть рукоятку молотка, чтобы использовать как рычаг. Молоток был старый, потемневший от времени и частого использования, длиной с руку, с тяжелой железной насадкой. Но скоро стало ясно, что этот мост был ему не по силам, равно как и хрупкой Сувьель. До нее донеслись проклятия женщины, и она подняла голову. Всадники, числом не меньше тридцати, спускались в пересохшее русло, направляясь к мосту.

Женщина выругалась и в отчаянии обрушила топор на комель дерева, которое упрямо не желало сдвигаться с места. Ей удалось отколоть лишь небольшую щепку.

— Скорее! — крикнула она Сувьель. — Уезжаем…

По ее голосу Сувьель поняла, как женщина устала от скачки. Единственное, что заставляло ее двигаться, — гнев и ярость. Юноша, сидевший в седле, вдруг забормотал что-то невнятное и начал валиться набок. Двое несчастных беглецов: женщина-воин и раненый молодой человек. Сувьель уже знала, что она должна сделать, хотя и не вполне верила самой себе. «Какая глупость использовать Низшую Силу у всех на виду! — подумала она. — Я рискую всем. Но не могу отдать на растерзание этих двоих…»

— Мост я беру на себя, — произнесла Сувель. — А ты отойди туда, к своему другу.

Женщина замотала головой.

— Во имя Матери, — бормотала она, стараясь схватить Сувьель за одежду, — просто бежим, пока мы все…

Сувьель перехватила ее руку, и женщина потеряла равновесие.

— Займись своим другом, а это предоставь мне.

Женщина гневно взглянула на нее, но в ее взгляде сквозило и уважение. Потом она взглянула на приближающийся отряд и поспешила к юноше. Сувьель повернулась лицом к всадникам и начала убеждать себя собраться, прекратить паниковать и суетиться. Почти сразу же Низшая Сила начала подниматься, занимая то место, на котором только что были страх и смятение.

Сувьель быстро начала произносить слова Песни Ритма. Песнь росла, становилась все сильнее, и Сувьель ощущала исходящие от нее волны звука, касающиеся земли, дерева-моста, и вновь возвращающиеся к ней. Девушка внезапно ощутила, как устроена почва под ее ногами, влажные комочки земли, камешки, корни трав и кустов. Она направила поток Низшей Силы на самый край обрыва, туда, где лежала верхушка дерева, позволяя звукам Песни проникать в каменные глыбы, находя малейшие трещинки и отверстия. Камень запел.

Всадники были уже у самого моста, когда вдруг раздался страшный скрежет. Сувьель отступила назад, край обрыва вздрогнул. Дерево-мост обрушило те футы земли, на которые опиралось, соскользнуло с края, попыталось подняться на противоположном краю обрыва, обрушив и его. Поднимая клубы земли и щепок, мост, переворачиваясь, рухнул в бездну.

Всадники на другой стороне ущелья пытались успокоить ржущих, рвущихся и встающих на дыбы коней. Все, кроме одного. Высокий плотный человек соскочил с коня и теперь стоял перед пропастью, беззвучно ругаясь. Потом, к ужасу Сувьель, воздух вокруг него замерцал, он вытянул перед собой руку в латной перчатке, на которой вдруг появились языки пламени. Рука взвилась и метнула сгусток пламени, но не в Сувьель, а в ее спутницу. Сувьель успела изменить направление Низшей Силы, и огненный шар ударил в невидимый щит и упал на землю, рассыпая искры.

Сувьель чувствовала, как дрожат от напряжения все ее мускулы, но удерживала щит, опасаясь второй атаки. Человек больше ничего не делал, просто стоял напротив них, глядя черными немигающими глазами и сжимая кулаки. Потом обернулся к своим людям и позвал кого-то. Стройная, закутанная в плащ фигурка спешилась и приблизилась к нему. Могучий человек положил руку ей на плечо и развернулся.

— Керен! — прокричал он.

Ничего не понимающая Сувьель повернула голову и увидела, что женщина сидит на земле рядом со своим спутником. Ее плечи поникли, в глазах стояло отчаяние. Человек с другой стороны пропасти сильнее сжал плечо стоящего рядом с ним, и тот начал судорожно извиваться, его лицо исказилось от боли, рот раскрылся в беззвучном крике. Воздух вокруг человека колебался и мерцал.

Сувьель охватили паника и страх. Это был не простой выброс Низшей Силы, а яркая демонстрация возможностей Источника. Опасаясь уже и за свою безопасность, Сувьель развернулась и побежала к женщине, позволяя остаткам Песни Ритма таять в воздухе. Она начала новую Песнь, Песнь Чистоты, осознавая, что уже опоздала. И опустилась на колени рядом с женщиной, когда та закатила глаза и упала набок.

— Подними ее, ведьма! — закричал человек. — Подними мою Керен, чтобы она видела, что я приготовил для нее.

Сувьель медленно повернула голову, охваченная дурным предчувствием. Фигурка, корчившаяся рядом с человеком, была иной: ниже ростом, других пропорций, у нее были светлые волосы и маленькое круглое личико. Это была женщина, и она изображала лежащую сейчас перед ней женщину-воина. Зеркальное дитя, вспомнила Сувьель.

— Хотя пусть лучше спит, — продолжал человек. — Пусть не знает о том, какая ее ждет судьба. — Он растянул рот в ухмылке. — И тебя, ведьма. Я не забуду тебя.

У Сувьель пересохло в горле от волнения, она глотнула, прежде чем спросить:

— Кто ты такой?

— Я Бернак, Глава Армии Хоньира. — Он улыбнулся шире, потом засмеялся грубым смехом, эхом отразившимся от горных пиков. Потом бросил взгляд на стоявшую рядом с ним женщину. — Но возможно, я возьму себе новый титул, правда, пташка моя? — Он поднял ее упавшую головку. — Смотри, это твои жертвы. Запомни их хорошенько.

Женщина посмотрела через пропасть на дрожащую Сувьель, ясно ощущающую свою беззащитность. Потом перевела взгляд на Керен, лежащую без сознания, ее рот скривился, силясь выговорить какие-то слова.

— Тише, — вмешался Бернак. — Молчи. Она — порождение зла, воровка, похитившая мое доверие, она может украсть даже твою душу. Слушай меня… — он смотрел ей прямо в глаза, — тебя зовут Нерек, ты моя помощница. Я научу тебя всему, что сможет пригодиться, когда ты начнешь мстить…

— Прекрати! — выкрикнула Сувьель.

— …воздавая по заслугам тем, кто пытается сбить нас с нашего пути.

Положив руку на талию женщины, Бернак повел ее к лошади, помог сесть верхом, потом сам вскочил в седло. Не оборачиваясь больше, он пустил лошадь в галоп.

Сувьель наблюдала за отрядом, пока он не исчез из виду. После всего увиденного она не могла пошевелиться. Создание зеркального дитя было насилием над природой, это действие не могло состояться без отречения от Силы Корня. Она лишь слышала когда-то давно о таких вещах от своих наставников. Но что же означала устроенная Бернаком демонстрация силы Источника?

Ее руки дрожали. Она сжала их так, что побелели суставы, стараясь привести в порядок мысли и продолжить Песнь Чистоты. Когда слова обрели силу, она коснулась рукой лба Керен, помассировала ей виски, провела по закрытым глазам.

Пока Сувель занималась Керен, ее спутник, раненый мальчик, бормотал что-то и метался по земле, отталкиваясь от нее здоровой рукой. Сувьель посмотрела на его лицо, отражавшее отчаяние и смертельную усталость.

— Он здесь? — произнес он дрожащим голосом, и Сувьель сразу же поняла, о ком идет речь. — Я слышал его… Пожалуйста, помоги мне, не позволяй ему снова… о, прошу…

— Все хорошо. — Голос Сувьель прозвучал нежно, хотя в ее душе клокотал гнев, смешанный с жалостью. — Ты среди друзей. Он не сможет забрать тебя. Ты в безопасности. — (Бедняга немного расслабился.) — Как тебя зовут? — продолжила она.

— Таврик де Барлед, — сказал он, помолчав. — Мой отец… он герцог Патрейнский.

— Это же Восточный Катриз! Как ты попал в Хоньир?

— На нас напало войско Гизера. Он заявил, что мы помогали могонскому полководцу Вашаду, но мы не делали этого, мы не посмели бы. Жрец моего отца вывел меня из города до того, как начался штурм… — Его голос прервался, из глаз хлынули слезы. — Они вывесили погибших на стены! Мой отец… — Таврик снова зарыдал, уронив голову на сгиб здоровой руки.

Сувьель ощутила свою беспомощность перед лицом такого горя. Она догадывалась, что Керен вот-вот очнется, и погладила мальчика по волосам.

— Во имя Матери! — простонала Керен, садясь и хватаясь руками за голову. — Что этот негодяй сделал со мной?

— Похитил немного твоей сущности, — ответила Сувьель. — Совсем чуть-чуть, но достаточно для его целей. — Она пояснила Керен, что именно сделал Бернак, и рассказала, как это произошло.

Воительница побледнела. Рассказ потряс ее.

— Зеркальное дитя, — пробормотала она. — Но это же старая сказка.

— Ты видела, как Бернак швырнул огненный шарик, — напомнила Сувьель. — Думаю, ты никогда раньше не заставала его за подобным занятием.

— Нет, я… — Керен замолчала, вглядываясь ей в лицо. — Точно, да. Я несколько лет провела в его банде, некоторое время спала в его постели. Значит, теперь я не заслуживаю доверия?

Сувьель покачала головой и кивнула на Таврика, который снова лишился сознания.

— Ты спасла его из рук подлеца. Это о многом говорит. — Она посмотрела Керен в глаза. — Еще это подтверждает твою исключительную живучесть.

Керен встала, вытерла руки о свою безрукавку и потерла шею.

— Значит, Бернак маг вроде тебя…

— Нет! Ничего общего! — резко перебила Сувьель. — Все, что он сделал, было сделано с помощью Источника. Я же практикую Низшую Силу.

— Понятно, — смущенно произнесла Керен. — Ладно, нам пора ехать. Когда Бернак заявляет, что хочет попробовать чьей-то крови, он становится неутомим, пока не получит ее.

— Но юноше действительно необходимо лечение. — Сувьель внимательно разглядывала его. — Хотя, ты права, оставаться здесь опасно…

— Нужно ехать, — повторила Керен. — Куда-нибудь не очень далеко, боюсь, парнишка не вынесет долгого путешествия. Наш побег из лагеря Бернака едва не убил его…

Сувьель не слушала ее. Она присела рядом с юношей и дрожащей рукой убрала с его шеи волосы. Не веря собственным глазам, она увидела красновато-коричневую родинку размером с ее большой палец, напоминающую раскинувшего крылья сокола. Последний раз она видела такую отметину шестнадцать лет назад на обнаженном плече Императора Коррегана, когда его облачали в доспехи перед Битвой на плато Аренджи.

— Что случилось? Он не…

— Нет. — Сувьель никак не могла совладать с сумбуром мыслей. — Нет, он просто спит.

Сувель встала, не сводя глаз с Таврика. Как это возможно, подумала она. Всех членов императорской семьи, даже младенцев, выследили и уничтожили Слуги, сразу же после вторжения могонцев. Может быть, этот юноша внебрачный сын, отправленный на воспитание герцогу Патрейнскому? Ему лет семнадцать, вполне возможно. Она была уверена лишь в одном: что не ощущала в Таврике даже искры магического дара, который передавался в семье Императора по наследству. Осторожно заданные вопросы могли бы пролить свет, и она знала только одно место на этом континенте, где можно задавать подобные вопросы, чувствуя себя в полной безопасности.

Сувьель напряглась и потянула носом воздух, глядя в небо.

— Скоро начнется дождь, — подтвердила Керен. Она занималась лошадьми, поправляя седла и закрепляя подпруги. — Еще один повод пуститься в путь. К северу отсюда Варадинский Лес, там можно укрыться.

— Нам лучше поехать на юг. — Сувьель улыбнулась своей самой лучшей мудрой улыбкой. Керен нахмурилась. — Я знаю место, где мы будем в безопасности, куда не придет Бернак и ему подобные.

— Правда? И как называется это чудесное укрытие?

— На языке прежних времен оно называется Крусивелем, но ты, наверное, знаешь его другое название — Редут.

Глаза Керен расширились, потом она прищурилась:

— Опять сказка. Наверное, там живет Император, выжидающий момента выехать и вернуть свои земли.

— Нет, привидений там нет. Кроме тех, что мы несем в себе. — Она посмотрела на Керен, рот которой превратился в узкую полоску. — Я осознаю, что требую от тебя слишком много веры. Должно быть, трудно учиться верить кому-то, особенно учиться заново.

Керен ничего не ответила. Она делала вид, что поглощена упаковкой сумок. Потом вздохнула и посмотрела Сувьель прямо в глаза.

— Хорошо, — сказала она просто. — Мы поедем с тобой. Но если ему там повредят, я тебя убью.

Сувьель выдержала ее взгляд и согласно кивнула.

— Приму к сведению, — ответила она. — А теперь нам нужно посадить мальчика на коня.

Бернак скакал по заросшему кустами ущелью, сжимая в одной руке поводья своей лошади и лошади Нерек. Его отряд мчался за ним. Он был совершенно измотан, но в голове горел какой-то холодный огонь, придававший ему силы. Он ощущал на себе настороженные взгляды своих людей и слышал перешептывания, но не обращал внимания на чужие страхи. Что они понимают в происходящих в нем переменах? Это походило на то, как если бы мощный ураган подхватил, закружил, а потом мягко опустил в самое свое сердце. Они правильно боятся — часть его самого тоже боится.

Бернак не мог избавиться от воспоминаний о том ночном кошмаре с тремя всадниками и их говорящими лошадьми. Интересно, там, у пропасти, к нему вернулась часть силы Повелителя Сумерек? То, что он сделал… он не мог избавиться от ощущения огненного шара, сходящего с пальцев, а ведь он всего лишь подумал. И шар появился. Потом двойник Керен. Его охватила хорошо взвешенная ярость, похожая на ртутный шарик, она перебрала ряд возможностей, а потом решила выбрать зеркальное дитя. Все было выполнено без капли жалости, с восхитительной жестокостью, которая вызывала в нем радость и страх одновременно.

Он посмотрел, как малышка сонно покачивается в седле, и по спине у него прошел холодок удовольствия. Мысли сделались как-то больше и сильнее, мир стал менее пугающим, более податливым, жаждущим его руководства. Бернак ухмыльнулся, желая откинуть голову и завыть от восторга, бросить вызов горам, небу, дню и ночи…

Из-за поворота выехал один из его лазутчиков, приблизился к начальнику и поехал рядом.

— Господин, чуть дальше, на поляне, мы нашли четверых. Их главный хочет поговорить с тобой.

— Кто они такие? — Бернак ехал вперед, глядя перед собой.

— Они одеты как купцы. Но лицо открыто только у главного.

— Ладно, не будем заставлять их ждать. — Он пустил коня в галоп, то же самое сделали и все его подчиненные.

На поляне было сумрачно из-за росших вокруг нее старых деревьев. Где-то над ними шел дождь, через просветы в кронах на землю лились ручьи. Бернак въехал под деревья, обведя одним взглядом всех незнакомцев: четыре фигуры в плащах поверх доспехов. Трое из них сидели на бревне, на них были шлемы-маски. Он спешился и направился к четвертому, высокому, седовласому, без шлема. Тот стоял в стороне от остальных, опустив голову.

— Кто ты? — спросил Бернак.

Высокий человек поднял голову, и Бернаку пришлось сделать усилие, чтобы не отшатнуться. Глаза человека были абсолютно белыми.

— Я Обакс, — ответил тот низким ровным голосом. — Меня направили твои братья приветствовать тебя от их имени.

Перед мысленным взором Бернака появились образы из ночных кошмаров: всадники с закрытыми лицами, лошади с белыми глазами… Не поворачивая головы, он вытянул руку и махнул в сторону тощих фигур в масках:

— А эти?

— Мои слуги и защитники.

— Поскольку теперь ты под моей защитой, их услуги тебе больше не потребуются. — Он обернулся к одному из сержантов. — Убейте их!

Схватка была короткой, но результативной. Когда она завершилась, один из людей Бернака погиб, другой лишился руки, но те трое лежали мертвые. С них сняли шлемы, открыв их звериные морды. Обакс спокойно воспринял происходящее, не выразив никаких чувств. Бернак приказал людям разбивать лагерь, а двум лучшим бойцам остаться с ним и потащил Обакса в лес. Когда они отошли довольно далеко от поляны, он остановился:

— Кто ты? Зачем ты здесь?

— Я имею счастье быть Слугой, Ночным Братом на Пути Сумерек. — Молочно-белые глаза, казалось, видели его насквозь. — Моя обязанность и радость состоят в том, чтобы стать твоим рабом и показать тебе Королевство Сумрака и отвести к Великому Источнику.

Бернак медленно облизнул пересохшие губы:

— Как ты это сделаешь?

— Я покажу, — Обакс поднял руку с длинными пальцами, — немедленно.

Бернак рефлекторно подался назад, но удержался на ногах и обратился к своим солдатам:

— Достаньте мечи и встаньте рядом с ним. Если вам покажется, что я в опасности, убейте его!

Когда все было готово, Бернак некоторое время пристально глядел на Обакса, потом кивнул:

— Начинай!

…Когда они вернулись на поляну, была глубокая ночь, почти все воины спали у костров, завернувшись в одеяла. Бернак позволил своим охранникам уйти, сказав Обаксу, чтобы он сам нашел себе еды и устроился на ночлег там, где ему понравится. Слуга безмолвно поклонился, подошел к ближайшему костру, не обращая внимания на соблазнительно пахнущий котелок, стоящий на горячих углях, сел на бревно и завернулся в плащ.

Бернак тяжело зашагал к своей палатке, единственной палатке на поляне, вошел и рухнул на покрытый шкурами тюфяк. Под шкурами что-то зашевелилось, из-под них выбралась женщина и села, глядя на него. Но его глаза все еще созерцали призрачные пейзажи Королевства Сумрака: бледные леса из облезлых деревьев, чьи колючие ветки раздваивались на концах и упирались в землю, две огромные башни, на которых рыдали привидения, каменный выщербленный гигант, шепчущий стихи на неизвестном языке. Там, в Королевстве Сумрака, Обакс превратился в одного из коней и повез Бернака, показывая ему все эти чудеса. Потом они подъехали к чудовищно огромной горе со срезанной вершиной, в сердце которой пульсировало нечто вызывающее благоговейный ужас — Источник.

Сейчас, когда он пытался вспомнить, как тот выглядел, на ум приходили только обрывки картинок: радужное пламя, столб воды, рыдающий водоворот с мерцающими в нем огнями, какое-то облако с кристаллами… Он не помнил, как это облако обратилось к нему, это холодное пламя, запечатлевшееся в его мозгу. Но оно знало его и его предназначение.

Бернака начал раздражать неподвижный взгляд женщины. Он повернулся к ней и отбросил в сторону меха.

Она была обнажена, ее бледная кожа и округлые формы пробудили в нем похоть. Он взял ее, она не издала ни звука. Только потом, когда все кончилось, она спросила, голосом, полным отчаяния:

— Кто я? Прошу тебя, скажи, кто я?

ГЛАВА 5

Холодное серое утро пришло в Бахрузские горы, холодное, но не морозное, серое, но не обещающее близкого дождя. Туман окутал утесы и пики, спрятал от людских глаз горные потоки, низвергающиеся в ущелья и пропасти, углубляющие и расширяющие их и летом и зимой. Один из таких потоков, можно сказать, целая широкая река, струился с укрытых снегами вершин, неся свои воды зеленым, поросшим травой ущельям и попадая в высокогорную долину Крусивель. Здесь вода замедляла свой бег, образовывая в северной части долины озерцо, на берегах которого стояло поселение. Поток вытекал из северо-восточной части озера и устремлялся к обрыву. На краю скалы можно было видеть ряд выступов, на которые налетала вода, повисая в воздухе и обрушиваясь вниз. Она падала с такой высоты, что превращалась в брызги, в водяную пыль, вечно висящую в воздухе.

Склонные к размышлениям обитатели города часто задавались вопросом, в чем смысл столь длинного путешествия, если в конце его ждет всего лишь прыжок в забвение…

В это утро два человека сидели неподалеку от водопада. Тот, что постарше и повыше, был одет в толстые шерстяные штаны и старую куртку, сшитую из кусочков кожи.

Его собеседник, маленький толстенький человечек, похожий на торговца в своей одежде с огромным количеством карманов, налил в деревянный кубок светлого вина и передал высокому.

Икарно Мазарет, Глава рыцарского Ордена Древа, взял протянутый ему кубок и сделал глоток. Он посмаковал вино, прежде чем проглотить, потом присвистнул:

— Вот это напиток! Это лучшее эбронское белое, которое я когда-либо пробовал. — Он поцокал языком. — Насколько отличается от этих хоньирских элей, которые тоже по-своему хороши. Я уж не говорю об асмирите, этом топленом молоке…

Второй протянул бутылку, но Мазарет покачал головой:

— Одного вполне достаточно в такую рань. К тому же я сомневаюсь, Джилли, что ты пришел сюда только для того, чтобы принести мне бутылку вина.

— Разумеется, — отозвался Джилли. — У меня есть еще и кабриганский сыр. — Он достал из кармана промасленный сверток и развернул его. — Но если вы против…

— Ты просто демон-искуситель. — Мазарет усмехнулся и отломил кусочек сыра. Прожевал, наслаждаясь острым вкусом, потом спросил безразличным тоном: — Значит, плохие новости?

Джилли пожал плечами, потом налил вина себе. У него было круглое бородатое лицо и изысканные манеры, которые никак не позволяли предположить, что он мастерски владеет мечом.

— Смотря, что вы подразумеваете под словом «плохие». Сочувствующие нам люди с востока обещают продолжать поставлять все необходимое через наших агентов в Скаллое, но Седжинд и Уметра заявили, что они сократят свою долю.

Сердце Мазарета тяжело стукнуло.

— Почему?

— У них не хватает терпения, Икарно. Будь оно все неладно, у всех не хватает терпения. Похоже, они думают, что вы сидите здесь в окружении десяти, пятнадцати, двадцати тысяч воинов, вооруженных до зубов и готовых выпускать стрелы прямо из ноздрей! — Он криво усмехнулся. — Разумеется, я не стал ни подтверждать, ни опровергать эту версию.

Мазарет вздохнул и провел рукой по взъерошенным седым волосам.

— А что там с могонцами? Известно хотя бы приблизительное их количество?

— В некоторых местах. В Кабригане — четыре с половиной, может, пять тысяч, в основном легкая кавалерия. В Кейане — три с половиной тысячи, кавалерия и пехотинцы. В Долбаре — не больше двух тысяч, кавалеристы и пехота. Огучарнские острова можно не принимать в расчет, там их совсем мало, человек восемьсот.

— А у Ясгура?

Джилли улыбался и некоторое время изучал ногти на руках, потом поднял голову:

— По крайней мере четырнадцать тысяч, из них две тысячи тяжелая кавалерия, четыре — легкая, остальные — пехота.

Мазарет отвернулся, не желая, чтобы Джилли заметил отчаяние в его глазах. Вместо этого он устремил взгляд на поток, срывающийся с обрыва и исчезающий за краем, пытаясь понять, какую пользу можно извлечь из полученных сведений. Шестнадцать лет назад, в начале завоевания, могонских войск было раза в два больше. Везде, кроме Ясгура.

Сын Хегруна, возглавлявшего семнадцать лет назад войска могонцев, Ясгур получил Северный Катриз и весь Мантинор в суматохе, которая началась после падения Беш-Дарока и смерти его отца. Он долгие годы создавал союз с несколькими знатными семействами, изначально для того, чтобы отражать набега соседей, претендовавших на его наследство. Сейчас его армия превосходила все существующие, он набирал солдат из жителей Катриза и Мантинора, объединяя их с собственными могонцами.

— Невозможно, да?

— Нет слова «невозможно», Джилли, — отозвался Мазарет. — У них может быть полно народу, но у нас есть стратегия и тактика, а также общая цель.

Джилли пристально взглянул на него:

— Кроме народа у них еще города, крепости, сторожевые башни, тогда как у нас едва наберется две тысячи рыцарей…

— Две с половиной тысячи и еще тысяча Детей Охотника.

— Ах да, Дети Охотника. Общая цель!

Лицо Джилли закаменело, Мазарет смотрел на него, чувствуя странное негодование потому, что этот человек высказал вслух терзающие его сомнения и страхи. Джилли слабо улыбнулся, а Мазарет печально покачал головой.

— Я припоминаю, что уже вел подобную беседу лет десять назад, — сказал он. — Ты был тогда так язвителен, что я едва не оставил мысль о сопротивлении и восстании и не уплыл в Кеременкул. Но, как видишь, не сделал этого.

— А должен был бы, — примирительным тоном произнес Джилли. — Это была безумная идея — и тогда, и сейчас. — Он допил свое вино. — Но каким нужно быть безумцем, чтобы оставить все как есть?

Они помолчали, потом Джилли снова заговорил:

— Когда я ехал сюда, до меня дошел слух, что Сувьель вернулась этой ночью, и не одна.

— Что еще ты слышал? — Мазарет встревожился.

— Что один из ее спутников — императорский бастард, наследник трона. — Джилли широко улыбнулся. — Это должно расстроить ваше соглашение с Детьми Охотника. — Он поглядел на Мазарета. — Не так ли?

— Бардоу и некоторые маги думают, что так. Еще они считают, что ему придется расстаться с рукой.

— Как так?

— Мальчика пытали, один из хоньирских воинов захватил его. Он разрезал ему руку до костей, — пояснил Мазарет, не упоминая имени Бернака и тем более зеркального дитя. — Сувьель пыталась спасти руку, но повреждения слишком серьезны.

Джилли выругался:

— Скоты, некоторые из них просто скоты! Хуже скотов! — В его взгляде отразилось непонимание. — Разве люди станут уважать Императора-калеку? Разве они пойдут за ним?

— Они же шли за Орозиадой, — возразил Мазарет.

— Но это было больше двух тысяч лет назад.

Мазарет пожал плечами:

— Сейчас меня больше беспокоит, что Волин и Дети Охотника заявят на Военном Совете.

— Военный Совет будет в полдень. Я уверен…

— Да, и я хотел бы, чтобы ты поговорил с Аббатисой Халимер до его начала, — сказал Мазарет настойчиво. — Не хочу никого посылать на твои поиски…

Джилли посмотрел куда-то в сторону:

— У нас тут намечается компания.

Мазарет повернул голову и увидел бегущего к ним мальчишку. Его светло-желтая рубаха трепетала на ветру. Он остановился в нескольких шагах от них и поклонился, прижав правую руку к левому плечу.

— Да, мальчик?

— Мой господин, в храме вас ждет посетитель.

— Кто он?

— Я не знаю, господин. Рал велел передать, что это очень важно.

«Что еще задумал Рал Дагаш?» — подумал Мазарет, поднимаясь.

— Пойдешь со мной? — спросил он у Джилли. — Или останешься здесь приканчивать бутылку?

Тот ухмыльнулся, поднес бутылку ко рту и зубами вынул пробку.

Мазарет покачал головой:

— Ответ однозначный. Ладно, пойдем, мальчик.

Нужно было обойти озеро. Шагая за гонцом, Главнокомандующий Мазарет рассматривал городок, вспоминая, как все выглядело шестнадцать лет назад, когда он приехал сюда с уцелевшими людьми Ордена. Тогда здесь была только часовня Небесной Лошади, заросшие мхами валуны и несколько лачуг. Теперь появились казармы, дома, конюшни, амбары, кузница, таверна, мельница и пекарня. И еще храм.

Храм Матери-Земли был обширной одноэтажной постройкой, возведенной на небольшом возвышении рядом с городком. По углам стояли четыре изящные башенки, поддерживающие плоский свод. Внутри храма размещались погреба, библиотека, арсенал, школа, небольшой госпиталь и еще при нем была колокольня с Ясеневой Часовней. Перед храмом располагались плацы, фруктовый сад, огород и кладбище. Могильные камни под старыми деревьями имели отношение и к Мазарету. Под ними покоились его жена и трое детей, а еще друзья и просто славные рыцари. Многие погибли во время долгого мучительного перехода с плато Аренджи, но еще больше умерло уже после того, как они бежали до самого Крусивеля от напущенной могонскими шаманами заразы. Мазарет прекрасно помнил, как ужасная лихорадка терзала любимых им людей, сжигая изнутри их плоть и наполняя страхом глаза, они перестали узнавать его, и лишь смерть освободила их души от мучений.

Со временем терзающее его горе превратилось в тупую боль, но он все еще помнил, как после смерти последнего своего ребенка, малыша Тавли, издал пронзительный крик и выбежал в ночь. Он долго плутал между деревьев и кустов, пока совсем не заблудился. Потом каким-то образом сумел выбраться из леса и оказался у озера, в которое с грохотом обрушивались со скалы струи водопада. Безумие охватило его, он набил свои карманы камнями и бросился в озеро. Боль затуманила мозг, больше он ничего не помнил. Потом очнулся, лежа на спине на камнях за водопадом, солнечные лучи пробивались к нему через завесу воды. И тут из шипящей струи зазвучал голос: «Смерть не для тебя, сын моих дочерей. Многое утрачено, но битва еще не окончена, дело не завершено».

На него нахлынула волна запахов: земли, корней, сырости, запах прорастающей травы. Сердце похолодело от страха. «Кто это?»

«Ты знаешь меня и мою любовь, что погибла вместе с твоим Императором на плато Аренджи. Всем сердцем оплакиваю я того, чьего духа больше нет рядом со мной. Знай, что твое горе подобно моему, оно так же черно и тяжело, но моя жажда мести сильнее его. Послушай меня, Икарно Мазарет, выбери жизнь, ибо жизнь сильнее смерти. Повелитель Сумерек думает, что он победил, но он ничего не знает о жизни. Настанет день, когда измененный им мир не сможет больше жить по его законам и тогда снова начнется война. Живи, сын моих дочерей, и готовься к этому дню. Отомсти за наши потери».

Потом его нашли, растерянного и едва живого, на берегу озера. Несколько недель его разум блуждал впотьмах. В это время обязанности командующего взял на себя Аттал, Приор Ордена. Мазарет нахмурился, пытаясь вспомнить, каким был Аттал, потом тяжело вздохнул. Его останки давно уже покоятся вместе с остальными. Он погиб от удара копья, который должен был достаться другому.

Воспоминания о том голосе до сих пор свежи в его памяти, как и тот запах земли и листвы…

Мазарет шел за мальчиком по самому короткому пути к храму, ведущему вокруг башни через небольшой фруктовый сад. В главном дворе храма несколько рыцарей и послушников упражнялись с мечом. Рал Дагаш ждал их под аркой перед входом.

— Ступай к Толу Урзику, — велел он мальчику. — У него есть для тебя поручение.

Тот поклонился и побежал прочь. Дагаш смотрел ему вслед, пока мальчик не скрылся за углом, потом повернулся к Мазарету.

— Мой господин, — начал он, — в приемной вас ждет посетитель…

— Прекрасно, — отозвался Мазарет, входя за Ралом под темные своды.

— …его сторожат двое младших послушников.

Мазарет замер и уставился на Дагаша:

— Зачем? Кто он?

— Патруль захватил среди ночи его и его слугу. Они ехали по дну одного из ущелий. Выслушав объяснения этого человека, начальник патруля приказал связать их, заткнуть рты, завязать глаза, а потом доставить сюда, в Крусивель.

— Так кто же он?

— Мой господин, он утверждает, что он твой брат.

Мазарет отвернулся, стараясь скрыть волнение:

— Опиши мне его.

— Человек лет сорока, пониже вас, слишком толст для своего роста, лицо желтоватое, темные волосы до плеч, собраны в хвост. Когда его остановили, при нем был меч и кинжал.

Мазарет кивнул, махнув рукой:

— Спасибо, Дагаш. Ты все сделал правильно. Я сейчас же иду к нему.

Он развернулся и пошел по коридору, его шаги гулко отдавались от стен. Чувства захлестывали его, но преобладало среди них одно: гнев. Когда он был уже возле своей приемной, то замедлил шаг, пытаясь восстановить душевное равновесие. Потом открыл дверь.

Двое стражников приветствовали его. Человек, сидящий за единственным в комнате столом, поднялся ему навстречу, улыбаясь и протягивая руку. Его улыбка растаяла, когда он увидел мрачную физиономию Мазарета, теребящего руками край коричневого плаща. Мазарет отпустил стражников и закрыл за ними дверь. Потом повернулся лицом к своему младшему брату:

— Итак, ты здесь. И что же тебе нужно?

Койрег Мазарет сел на свое место за столом, оперся на него локтями и положил подбородок на руки.

— Сейчас так редко попадаются приличные гобелены. А это знамя Ордена, которое висит вон там, ты знаешь, на севере есть коллекционеры, которые…

— Прекрасно, я зову стражу. — Икарно Мазарет двинулся к двери.

— Нет! Погоди! Ну почему у тебя совсем нет чувства юмора? — Человек вздохнул, потом потер лоб краем плаща. — Впрочем… прости, я забыл, как плохо мы теперь ладим друг с другом.

— Еще ты забыл, что я пообещал сделать с тобой, если увижу. — Мазарет протянул руку к висящему у него на поясе кинжалу.

Койрег встревоженно посмотрел на брата:

— Во имя Матери, Икарно, это не было злым умыслом! Несчастный случай! — Он вскочил из кресла и шагнул назад от надвигающегося на него Мазарета. — Прошло восемь лет, смилуйся!

— Это была наша сестра, а ты позволил гнусным могонцам схватить ее…

— Я ничего не мог сделать, слышишь? Ничего! — Койрега затрясло. Он скинул плащ на пол и пошел на Мазарета, глядя ему в глаза. — Давай! Хочешь меня заколоть? Вот он я, пожалуйста. Но прежде чем ты сделаешь это, послушай, что я расскажу тебе.

Мазарет попятился. На лице своего брата он прочел отчаяние и скорбь.

— Что ты можешь рассказать интересного для меня? — пробормотал он.

— Он умер, — произнес Койрег, падая в кресло у стола. — Отец умер.

После этих слов в комнате повисло гробовое молчание. Мазарета охватило чувство совершенной опустошенности и паники. Это не была уловка. По голосу Койрега он понял, что тот говорит правду.

— Как?.. — выдохнул он.

— Отрава. Он уже давно чувствовал себя не очень хорошо, Мать-Земля знает, сколько раз я уговаривал его переехать сюда, к тебе. Он и слушать не хотел, заявляя, что Корабли Полуночи никуда не смогут уйти без его личного наблюдения.

Мазарет оперся рукой о стол. Ему казалось, что кто-то другой выслушивает скорбную весть и ощущает бессильную злобу и горе. Какая-то часть его существа силилась припомнить, когда он видел отца в последний раз. Во время поездки на север, пять лет назад. Хевелик Мазарет, баронет старинного ангатанского рода, был еще и Смотрителем Порта в городе Казал. Вместо того чтобы отправиться в изгнание, он склонился перед победителями и предложил им управлять портом и доками от их имени. На самом деле он устраивал дела тайной организации под названием Корабли Полуночи, которая занималась переправкой беглецов, особенно знатных семей, в безопасные места. Все годы, пока отец занимался этим, над ним висела угроза разоблачения, но, несмотря на нее и преклонный возраст, он отказывался уйти на покой.

— Если я уйду, — пояснял он Икарно во время их последней встречи, — они поставят на мое место какого-нибудь подхалима, марионетку этого Трэлора, которого они сделали Верховным Капитаном. В этом случае большинство купцов станет пользоваться портом Ротаза или какими-нибудь портами Яфрена, и что тогда делать?

Некоторое время Мазарет прислушивался к звуку собственного дыхания. Потом спросил:

— Нашли того, кто это сделал?

— На следующее утро на кухне нашли мертвого слугу, — пожал плечами младший Мазарет. — Наверное, слишком много беглецов благополучно достигли Кеременкула. Или какой-нибудь высокопоставленный узник Красной Башни вдруг исчез, и кто-то из людей Трэлора решил, что старый Мазарет мог бы послужить примером…

Его голос прервался, он зарыдал, но тут же взял себя в руки. Икарно Мазарет смотрел на него с состраданием, вспоминая, как сильно потрясла Койрега смерть их матери шестнадцать лет назад. «Оба мы, — подумал он, — испили достаточно горя из чаши…» Он прерывисто вздохнул и положил руку на плечо брата. Койрег посмотрел на него покрасневшими глазами:

— Я подъезжал к Казалу, когда до меня дошла эта новость. Я пробыл там сутки, потом решил ехать на юг — сказать тебе. Пять дней в седле — серьезное испытание, особенно для Ольгена, моего слуги. Когда я выезжал, все, что собирался сделать, — это передать тебе новость. Но за время пути я переосмыслил происшедшее и сейчас твердо знаю, что хочу, чтобы кто-то заплатил за все. — Он сжал кулаки. — Я хочу мстить, Икарно, понимаешь? Именно поэтому я здесь и спрашиваю тебя, могу ли я остаться? Знаю, я не рыцарь, но неплохой следопыт и кое-что понимаю в сражениях. Самое малое, на что я сгожусь, — обучать вашу молодежь приемам боя и совершать короткие вылазки…

Он говорил спокойно и серьезно, но Мазарет с изумлением понял, что его брат умоляет. Он подумал о своей матери и сестре, о могилах во дворе храма, об отце, потом о приезде Сувьель с этим мальчиком Тавриком. У него появилась идея. Похлопав Койрега по плечу, он поднял его из кресла.

— Есть одно дело, в котором ты можешь нам помочь.

ГЛАВА 6

Восточный коридор Храма Матери-Земли был длинным и лишенным окон, но отличался изяществом отделки. Дюжины стеклянных ламп свисали с кронштейнов вдоль затейливо расписанных стен, бросая мягкий золотистый свет на картины, резьбу, статуи и старинные пергаменты. Сувьель стояла перед одной из ниш, разглядывая портрет Императора Коррегана, когда увидела Командующего, выходящего из своих комнат в сопровождении какого-то человека. Этот человек был плотно сбит, нестар, его фигуру окутывал темный плащ. Он обменялся с Мазаретом несколькими словами, потом развернулся и внимательно посмотрел на Сувьель, прежде чем скрыться в боковом коридоре.

— Чудное утро, лорд Мазарет, — произнесла Сувьель чуть насмешливо.

— Шин Хантика, — поклонился тот, едва заметно улыбаясь, оглянулся по сторонам, потом притянул ее к себе.

Сувьель крепко обняла его, глядя ему в глаза и восхищаясь крепостью его тела под кожаной курткой. Потом она нахмурилась и отпрянула:

— Что-то случилось?

Мазарет вздохнул:

— Мой отец умер, отравлен в Казале. Этот человек — мой брат. Он привез мне эту весть.

— Твой брат Койрег? Разве он не виноват…

— Да… да, я знаю. Но он изменился. Что-то в нем стало другим. Он теперь моя семья, Сувьель. Я должен приложить все усилия, чтобы между нами не было больше стены.

Она нежно провела рукой по щеке Мазарета:

— Мне так жаль… — Ей хотелось бы сказать больше, но было ясно, что этого не стоит делать.

Командующий секунду помолчал, потом сказал:

— Никогда не хватает времени, чтобы по-настоящему узнать человека, Сувьель. Я даже не знаю, одобрял ли отец то, что я делаю здесь, хотя мы виделись с ним дважды в год с момента завоевания… со времени смерти матери. — Он негромко рассмеялся. — Она-то уж наверняка бы одобрила. Она никогда не отмалчивалась, если речь заходила о добре и зле. Мы всегда знали ее мнение… — Он тяжело вздохнул и, как показалось Сувьель, попытался взять себя в руки. — А как там Таврик?

Сувьель грустно улыбнулась:

— Он по-прежнему скорбит о своем отце, о том человеке, которого считает своим отцом. Мы еще не говорили с ним о его происхождении. Это расстроило бы его еще сильнее.

Мазарет печально покивал головой:

— Я встречал герцога Патрейнского несколько раз. Он был достойным человеком. Как рука мальчика?

— Ее нельзя спасти. Бардоу и главный хирург собираются ампутировать ее до локтя сегодня вечером.

— Он так молод. Надеюсь, он сможет пережить эти… потери.

Сувьель считала иначе, но не стала высказывать вслух свое мнение.

— А что Койрег? — поинтересовалась она. — Ты собираешься принять его в Орден?

— Койрег этого не желает, его угнетала бы дисциплина. Нет, он может пригодиться нам в другом. Так он поможет и нам, и себе.

Больше Мазарет ничего не сказал. Они в молчании шли к кабинету Аббатисы, где должен был состояться Совет. Аббатиса Халимер, исповедующая веру Матери-Земли, ждала их, пожилая худощавая женщина в голубой рясе. В кабинете уже находился Шин Бардоу, Архимаг Силы Корня. Он выглядел ничем не примечательно в своем коричневом костюме горожанина. Бардоу привстал из-за большого овального стола, приветствуя их:

— Мой господин, хорошо ли начался этот день?

— Да, Архимаг, неплохо, хотя я с прискорбием узнал, что ваш пациент должен потерять руку.

— Некоторые теряют гораздо больше.

— Это так. — Мазарет оглядел кабинет. — Я вижу, капитана Волина еще нет.

— Его задерживают спешные дела, мой господин, — пояснила Аббатиса Халимер несколько удивленным тоном. — Посыльный заверил меня, что он не заставит нас долго ждать его прибытия.

— Прекрасно. Кстати, Аббатиса, расскажите мне, как обстоят дела с запасами зерна. Я знаю, что вы уже говорили с нашим неподражаемым Джилли…

Мазарет и Халимер заспорили, а Бардоу обратился к Сувьель:

— Икарно какой-то странный.

Сувьель поведала ему о смерти Мазарета-старшего и приезде брата, и Архимаг посерьезнел:

— Какие печальные новости. — Он нахмурил брови. — Этот самый брат, Койрег, с ним ведь связана какая-то мрачная история?

— Да, Икарно все время говорил об этом, но теперь он уверен, что Койрег совершенно изменился. Он даже намекнул, что хочет дать брату какое-то поручение, но объяснять ничего не стал.

Бардоу пожал плечами:

— Возможно, я сгущаю краски, но не кажется ли вам странным такое совпадение? Новость о смерти отца Икарно пришла через несколько часов после прибытия в Крусивель случайно уцелевшего наследника трона? Это как-то связано с Бернаком.

Архимаг уже высказывал различные опасения, когда прослышал про ее схватку с Командующим армией Хоньира. Ей пришлось рассказать всю историю подробно, тогда он вспомнил, что был еще один полководец, Гразаан из Северной Юларии, который открыто использовал магию Источника.

— Что Икарно собирается делать с братом? — спросил Бардоу. — Позволит ему войти в Орден?

Сувьель отрицательно покачала головой:

— У него есть что-то на уме, но мне он не сказал.

— Возможно, он скажет об этом сейчас. Когда придет Волин. — Бардоу криво усмехнулся. — Без сомнения, бравый капитан снова будет настаивать на осаде Беш-Дарока. — Он хмыкнул. — Кроме того, один из его людей присутствовал, когда мы привели Таврика к лекарю. Возможно, он выскажет позицию Детей Охотника в этом вопросе.

— Если они решат выйти из игры, что останется у нас? — спросила Сувьель.

— Большие проблемы. — Бардоу поднял голову. — Но этого не должно произойти. Если Волин заявит, что они больше не участвуют, все две сотни его воинов должны будут сесть на коней и тут же уехать. Я следил за их казармами — никаких приготовлений к отъезду не ведется.

— Тогда почему задержка?

Архимаг собирался ответить, но тут в дверь постучали, и Сувьель увидела, как одна из сестер вводит в комнату двоих мужчин в зеленых плащах.

— Матушка, — обратилась сестра к Халимер, — капитан Волин и сержант Кодель.

Первый вошедший, Кодель, был высок, строен и смугл, длинные черные волосы собраны в хвост, орлиный взгляд. За ним следовал Волин, низкий и коренастый, полный неукротимой энергии и вечно готовый лезть в драку. Светлые кудри и густая, аккуратно подстриженная борода добавляли его внешности что-то жуликоватое. Он и его подчиненный поклонились Аббатисе, Архимагу, потом Мазарету. Волин широко оскалился. Мазарет ответил ему едва заметной улыбкой.

Сувьель внимательно рассматривала вошедших. Они были несхожи во всем: от роста и сложения до способов ведения войны. Несколько лет назад произошел случай, который едва не поссорил их навсегда, и с тех пор холодок в их отношениях сохранялся, несмотря на шестилетнее сотрудничество.

Пятьсот лет назад правящую династию Катримантинской Империи Дом Тор-Каварилл свергла другая ветвь императорской семьи Дом Тор-Галантей. Император Хасмерик Тор-Каварилл умер от удара через несколько часов после своей жены, которая умерла при родах, дав жизнь их сыну и наследнику. Сам Хасмерик был единственным ребенком в семье, близких родственников, к которым мог бы перейти престол, не осталось. Ответственность за выбор преемника пала на Совет Скипетров. И под влиянием Дома Тор-Галантей Совет вручил корону лорду Арравеку Тор-Галантей, мотивируя это необходимостью иметь сильного правителя во времена, когда северные земли страдают он набегов разбойников.

Сын Хасмерика Кулабрик вырос на островах к западу от Долбара, вдали от столицы Беш-Дарока. Со временем он превратился в крепкого молодого человека, ловко управляющегося как с мечом, так и с пером и бумагой и ожидающего, когда пройдут времена Арравека и он сможет вернуть трон Дому Тор-Каварилл. Но в день смерти Арравека Кулабрик погиб на охоте, пораженный стрелой в самое сердце. Сын Арравека стал Императором, и сторонники Кулабрика обвинили его в убийстве законного наследника, объявили себя Детьми Охотника и стали считать своим вечным врагом Дом Тор-Галантей.

Сувьель помнила все это, и ее охватило нехорошее предчувствие, когда она увидела, как Мазарет приветствует Волина. Рядом с живым потомком Арравека здесь, в Крусивеле, можно было не сомневаться в том, какое именно предложение сделает Волин Совету…

Слова приветствий умолкли, все двинулись к овальному столу, все, кроме Аббатисы Халимер, которая подошла к простому шкафчику из черного дерева и отперла его. Она достала три свитка и развернула их на столе. Карты, выполненные на тяжелой ангатанской бумаге, были шириной со стол и занимали половину его длины. На одной была изображена бывшая Катримантинская Империя, вторая была подробным чертежом юго-восточных провинций Долбара, Кейаны, большей части Хоньира и Южного Яфрена. Третья представляла центральную часть континента — от Прекайна до Беш-Дарока и залива Брайкон. Все три карты были сильно потерты, в разрывах, в пятнах и были всем, что осталось от огромного военного архива Ордена Древа.

Совет начался, а с ним начались и споры. Как и предсказывал Бардоу, Волин снова стал требовать, чтобы Беш-Дарок включили в список объектов осады. Мазарет возразил, сказав, что эта идея глупа, хотя бы потому, что у Ясгура четырнадцать тысяч войска. Волин заявил, что благодаря шпионам и сочувствующим в самом Беш-Дароке они, как никогда, хорошо осведомлены обо всех деталях. Сувьель очень удивилась тому, что Мазарет не стал ничего опровергать, а сел поудобнее и внимательно выслушал рассказ Коделя, насколько хорошо Дети Охотника ознакомлены с расположением казарм, с караулами, знают все об оружии и даже об имеющихся в городе продовольственных запасах. Были предъявлены карты укреплений Беш-Дарока, его доков, через которые должен проникнуть небольшой отряд в двести человек, пока все основные силы противника будут заняты, отбивая атаку со стороны континента.

— Наши потери будут невелики, — говорил Волин. — Главной целью отряда станет захват штаба Ясгура и самого Ясгура. Без головы… — он рубанул ладонью по шее, — тело обескровить несложно.

Последовало напряженное молчание. Мазарет разглядывал карту континента Толувераз. Наконец он нарушил тишину:

— Это достойный план, капитан. Из того, что вы сказали, я делаю вывод: захват Беш-Дарока представляется возможным.

Волин с трудом удержался от возгласа удивления, Аббатиса Халимер была ошеломлена. Бардоу бросил взгляд на Сувьель, потом слегка улыбнулся, когда Мазарет продолжил.

— Однако, прежде чем переходить к обсуждению столь важного вопроса, влияющего на всю нашу стратегию, необходимо разрешить одно куда более простое дело.

— Ах да, — Волин излучал дружелюбие, — бастард Коррегана.

Халимер в очередной раз изумилась:

— О чем это вы?

— Таврик, молодой человек, приехавший с Сувьель, — пояснил Бардоу. — У него есть характерная родинка, и он, скорее всего, незаконный сын покойного…

— Слухи ходили всю ночь, — произнес Волин, слегка кланяясь Аббатисе. — Как видите, у Главы Ордена были сомнения, захотят ли Дети Охотника сражаться на стороне наследника Коррегана. Позвольте мне заверить всех присутствующих в этой комнате, что все, чего мы желаем, — избавить нашу землю от врага. Если нам удастся совершить намеченное и Совет коронует этого Таврика, мы не станем препятствовать.

— Я рад слышать это, капитан. — Мазарет улыбнулся. — Если вы искренни, я уверен, вы захотите, чтобы наследник Коррегана был хорошо подготовлен к той роли, которую ему, возможно, придется выполнять.

— Разумеется, — несколько настороженно ответил Волин.

— Прекрасно, прекрасно. Понимаете ли, юный Таврик почти ничего не знает о той ответственности, которую налагает на него корона, тогда как у Детей Охотника огромные знания в этой области. Также имеет место печальный факт, что Таврик лишится руки, искалеченной пыткой, которую он перенес. Несмотря на это, и однорукий человек может держать меч, а Дети Охотника славятся своим умением владеть различными видами оружия и знанием приемов, включая Способ Пустой Руки.

— Ваше предложение? — Это был Бардоу.

— Очень просто. Я предлагаю нашему достойному капитану взять под свою опеку Таврика и отправить его в одно из святилищ Детей в Долбаре или Кейане, чтобы там он смог получить необходимые знания и умения. Как Глава рыцарей Древа, я буду настаивать, чтобы мальчика сопровождали несколько человек: маг или ученый, назначенный Бардоу, сестра от Ордена Аббатисы и еще один человек по моему выбору.

«Брат», — догадалась Сувьель. Она с восхищением смотрела на Мазарета. Волину придется согласиться, иначе он рискует навсегда потерять возможность захвата Беш-Дарока и возбудить подозрения у Совета.

Волин сидел, откинувшись на стуле, теребил бороду и задумчиво глядел на Мазарета, пока Кодель шептал что-то ему на ухо. Потом он резко кивнул:

— Это весьма необычное предложение, мой господин, но я не стану отказываться от него. Теплая осень не длится вечно, мы должны быть готовы обнажить кинжал раньше, чем зима обнажит свои зубы. Если это устроит Совет, мой помощник Кодель отвезет мальчика вместо меня, он будет охранять его и заботиться о нем как подобает. Ваши люди должны быть готовы подчиняться всем требованиям Коделя, когда они окажутся в одном из наших святилищ.

— Разумеется, — ответил Мазарет, он посмотрел на Бардоу и Халимер, которые согласно кивнули. — Что до предложения напасть на Беш-Дарок, — продолжил он, — я одобрю и приму его при условии, что мы не будем задействовать больше половины наших сил, а я возглавлю тот небольшой отряд.

Волин некоторое время молчал, разглядывая свои руки, лежавшие на столе. Потом он сжал их и поднял голову.

— Прекрасно, — произнес он. — При условии, что командовать вы будете совместно с Коделем.

Они с Мазаретом угрюмо уставились друг на друга. Потом Мазарет улыбнулся и кивнул. Напряжение в воздухе ослабело, и Аббатиса вздохнула.

— Значит, решено, — подытожила она. — Новые планы кампании разработаны.

— Я готов встретиться с Главой Ордена и его людьми завтра или даже раньше, если существует такая необходимость, — произнес Волин.

— Завтра в самый раз, — ответил Мазарет. — Но нам нужно выслушать еще Архимага Бардоу. То, что он скажет, может сильно повлиять на наши планы.

Бардоу подался вперед:

— Возможно, вы правы, мой господин. Все здесь присутствующие должны понимать серьезность выдвинутого предложения, особенно в свете неудачного восстания Гандерлека.

— Он просил у нас помощи, — сказал Волин.

— И мы были правы, когда отказали ему! — отрезал Бардоу. — При всей своей храбрости, Гандерлек очень недалекий человек. Мы разъяснили ему, как плачевно закончится его вылазка. Поймите, мы лезем в пасть чудовища. Но прежде чем я продолжу, хотел бы выслушать Шин Хантику.

Он кивнул Сувьель, и она вкратце пересказала, что произошло у Заводи Вуйяда и на ее пути сюда. Волин сначала вздрогнул, потом помрачнел, когда услышал о Бернаке; Халимер выглядела озабоченной. Когда Сувьель завершила рассказ, все молчали. Потом заговорил Волин, обращаясь к Бардоу:

— Что же означает этот рассказ? Слуги готовят какой-то черный заговор?

Бардоу скрестил руки на груди:

— Боюсь, что да, мой капитан. Сейчас еще слишком рано, чтобы говорить с уверенностью, но, возможно, Слуги нашли способ передавать силу Источника избранным. Мы подозреваем, что один из этих избранных — лорд Гразаан, он сыграл важную роль при осаде Ротаза. И за ним стоял один из Слуг.

Волин помотал головой, лицо его потемнело.

— Что вы хотите сказать? Что наш враг непобедим?

— Я повторяю, еще слишком рано делать выводы, несмотря на то, что видела Сувьель. По счастью, в Бернаке не было заметно присутствия Демона, но это не уменьшает исходящей от Слуг и их лазутчиков опасности.

— Ваши маги могут защитить нас? — продолжал Волин. — Мы должны точно знать это.

Бардоу внимательно посмотрел на него:

— Источник превосходит Низшую Силу, но с самого начала войны и до сего времени не было сведений, что кто-то использует его возможности в полную силу. — Он развел руками. — Капитан, я мог бы дать вам полный отчет о наших возможностях и задумках, но, боюсь, это сослужит всем нам плохую службу. На самом деле мы слишком мало знаем о возможностях Слуг и их слабых местах. — Он внимательно оглядывал лица всех сидящих за столом. — Именно поэтому я прошу присутствующих отправить кого-нибудь в Треваду проследить за Слугами и выяснить все возможное об их планах.

Несколько секунд Совет пребывал в смятении.

— Прекайнские горы уже сами по себе нехорошее место, — мрачно заметила Аббатиса. — А Тревада просто одна большая ловушка. Мы никогда не посылали туда наших лазутчиков.

— Так же как и Дети Охотника, — эхом отозвался капитан.

Сувьель видела, как Бардоу кивнул, не отводя глаз от разложенной на столе карты:

— Я хотел послать туда не разведчика, а мага.

Раздались возгласы одобрения. Потом заговорил Мазарет.

— Кого именно? — негромко и сдержанно спросил он.

— Шин Хантику, — ответил Архимаг. — Ее владение Низшей Силой позволит ей избежать сети ловушек, окружающей Треваду. А умение маскироваться позволит ей справиться с более простыми задачами.

Изумленная Сувьель повернулась к Бардоу, который виновато улыбался.

— У меня не было времени поговорить с тобой раньше. Это очень опасно. Но я знаю, что ты больше всех подходишь для этого задания. — Он повернулся к остальным: — Военный Совет дает свое одобрение?

Волин кивнул, Аббатиса после некоторого колебания повторила его жест. Сувьель посмотрела на Мазарета, надеясь увидеть на его лице сочувствие и понимание, но прочла там лишь холодную отчужденность. Потом он медленно кивнул, и дело было решено.

— Когда вернется Шин Хантика? — спросил Волин.

— Через четыре, может быть, пять недель, — ответил Бардоу. — Пусть на ваши планы не влияет то, что я сказал. Все будет идти своим чередом, как решил Орден Магов.

— Вы уже не вернете сказанного, Архимаг, — произнес Мазарет с кривой ухмылкой. — Разве мы можем помочь делу своим беспокойством? — Он посмотрел на Халимер. — Матушка, нельзя ли принести еще яблочной воды? Эти дела вызывают жажду.

С оставшимися вопросами: запасы провизии в Крусивеле, количество оружия, отчеты о числе воинов и их подготовке — управились быстро. Первыми ушли Волин и Кодель, а Бардоу продолжал разговор с Аббатисой, скатывающей карты. Мазарет отвел Сувьель в сторону:

— Прекайн — ужасное место! Ты не представляешь всей опасности. Может быть, ты откажешься?

В свете ламп его худое лицо показалось внезапно постаревшим и осунувшимся, в карих глазах светилось беспокойство. Она взяла его за руку.

— Как я могу? — спросила она негромко. — Бардоу был моим наставником, а сейчас он Глава моего Ордена. Я не могу обмануть его ожиданий, Икарно, точно так же как ты не смог бы не подчиниться приказу Императора. Она почувствовала, как его рука сжала ее кисть.

— Мое сердце… болит за тебя, — прошептал он.

Волна любви и сожаления захлестнула ее, и она с трудом удержала подступающие слезы.

— Этой ночью, — ответила она. — Я не уеду раньше, чем наступит утро. Обещаю.

Он кивнул, потом отпустил ее и немного отступил, увидев проходившего мимо Бардоу. Архимаг удивленно поднял бровь, она отрицательно помотала головой:

— Глава рыцарей просто говорил, что путь до Тревады полон опасностей.

— Опасностей хватает повсюду, — возразил Бардоу. — Главное, какое зло скрывается за ними. — Он посмотрел на Мазарета. — Вы уже выбрали того человека, который будет сопровождать Таврика?

— Да, мой брат Койрег Мазарет.

— А, тот человек, что прибыл вместе со слугой этим утром.

Сувьель закусила губу, слушая голос Бардоу, полный сдержанного изумления.

— Я помню, что его прошлое не вполне удовлетворительно, но, очевидно, вы не считаете это препятствием.

— Я безоговорочно верю ему, Архимаг, — холодно произнес Мазарет. — А теперь прошу простить меня. Я должен кое-что успеть до завтра.

Он вежливо поклонился Бардоу, потом поклонился Сувьель, которая глядела ему вслед, пока он не ушел. Бардоу тоже подождал, пока он скроется из виду, потом закрыл дверь. Он сел за стол, Сувьель устроилась напротив него. Она выждала некоторое время, потом заговорила:

— Вы понимаете, какова сила Источника?

«Разумеется, знает. Если бы все остальные тоже знали, насколько печально наше положение, мы бы уже проиграли». Его глаза, казалось, старались увидеть что-то скрытое в ней. Темные глаза, не отражающие ни капли их обычного тепла. Сувьель поежилась, когда он снова устремил на нее этот тяжелый холодный взгляд.

— Сувьель, — начал он, — твое настоящее задание будет не просто сбор информации. Как только ты доберешься до Тревады, я хочу, чтобы ты отправилась в Высокую Базилику и достала Хрустальный Глаз.

Ее потрясла нелепость этой фразы. Ей показалось, что она висит над огромной бездной, а не сидит в массивном кресле, положив руку на гладкую поверхность стола. Сувьель не испугалась, просто ощутила пустоту в груди на том месте, где должно было находиться сердце. Она подавила в себе странное желание громко засмеяться. Когда опасность так велика и так далека, разум отказывается воспринимать ее всерьез.

— Я была уверена, что Глаза больше нет.

Бардоу печально улыбнулся:

— Слуги ни за что не уничтожили бы такой ценный предмет. — Он посмотрел в ее встревоженное лицо почти прежним, теплым взглядом. — Я знаю, что с ним все в порядке и он лежит в Базилике. Мы должны получить его, Сувьель. Если Слуги Повелителя Сумерек становятся все сильнее как раз накануне нашего выступления, нам придется полагаться на Низшую Силу гораздо больше, чем мы хотели бы.

— А Хрустальный Глаз увеличивает ее и делает применение эффективней, — пробормотала Сувьель.

— Именно, — подтвердил Бардоу, касаясь ее руки. — Мне очень жаль, что я вынужден возлагать на тебя эту ужасную ношу, но не осталось почти никого, кому я мог бы доверять. Галдамар и Терзис прекрасно владеют Низшей Силой, но они не способны так легко общаться с простыми людьми, как это делаешь ты.

— В Прекайнских горах нет простых людей. — Ей вспомнились белые глаза Слуги в Заводи.

Бардоу вздохнул:

— Страх и зло поселились там, где когда-то жили мир и гармония. Если Беш-Дарок и Сила Корня были сердцем Империи — Тревада была ее разумом, ее уверенностью и спокойствием. Слуги прекрасно понимали, что они делают, когда захватывали наши башни и залы для себя. Они знают, как можно испачкать что угодно, даже символы.

— Они не могут испачкать всего. Они не смогут добраться до всего, — возразила Сувьель.

Архимаг неуверенно улыбнулся и поерзал в своем кресле, словно пытаясь побороть сожаления и печальные воспоминания.

— Теперь ступай отдыхать, приготовь все к утру. Да, я не заставляю тебя ехать раньше завтрашнего утра. Я отложил бы отъезд на несколько дней, но время сейчас работает против нас.

Сувьель поднялась, положила руку ему на плечо и прошептала:

— Я не подведу.

— Я надеюсь, Сувьель. Ради нас всех.

В другой части храма человек в коричневом плаще подошел к тяжелой двери в конце коридора и уже собирался постучать, когда оттуда раздался голос:

— Войди!

Пожав плечами, он вошел, закрыл дверь и прислонился к ней спиной, почувствовав внезапно навалившуюся усталость. Это была небольшая комнатка с двумя низкими кроватями, с сундуком и простым квадратным столом, за которым сидел низенький седовласый старик, сжимающий в руках небольшую чашку с жидкостью, отблескивающей в свете свечей. Старик повернулся и, нахмурясь, посмотрел на вошедшего:

— Ну как?

Койрег нервно рассмеялся:

— Мальчика отправляют с Волином в какую-то дыру, а я его сопровождаю.

— Я еду с тобой?

— Я настоял.

Старик облегченно вздохнул:

— Великолепно. Все пока что за нас. Лорд Истрегул будет доволен.

При звуке этого имени Койрег ощутил, как к горлу подкатывает тошнота, он стиснул зубы, стараясь подавить волну отвращения. Истрегул, Черный Жрец Огненного Дерева. Перед мысленным взором возникло лицо: выступающие скулы, длинные черные волосы, заплетенные в косички, глаза как кинжалы. Потом он вспомнил свои руки и грудь, забрызганные кровью. Кровью отца. Койрега всего передернуло.

Старик пододвинул ногой стул:

— Садись.

Койрег благодарно кивнул и тяжело опустился на сиденье.

— Сефтал, мне жаль, но…

Сефтал поднял руку, делая знак, чтобы он замолчал:

— Сила Источника сперва угнетает всех его слуг, нужно время, чтобы освоиться. Скоро ты станешь сильнее.

Койрег едва не разрыдался. Воспоминание о том, что он убил собственного отца, давило тяжелым грузом, отравляя каждый час существования. Это Сефтал, компаньон-контрабандист, заставил его уехать из Казала, а потом, в заброшенном фермерском доме, открыл ему свою принадлежность к Источнику и обещал освобождение. Потом была встреча с Истрегулом, и она наполнила Койрега ужасом: Черный Жрец тоже обещал ему свободу, но он слушал только Сефтала.

— Расскажи мне, что ты узнал! — потребовал Сефтал.

Койрег пересказал все, что знал, — и происшедшее между ним и братом, и короткую беседу после Военного совета.

— Мальчика будут охранять Дети Охотника и маги. Засада должна быть прекрасно подготовлена.

— Так и будет, — подтвердил Сефтал. — Мы будем в лагере врага и поможем схватить его в нужный момент. — Он улыбнулся. — Ты все сделал правильно, Койрег. И получишь свое место в будущем царстве.

— А мои сны?

— Они станут тихими и светлыми, — мечтательно произнес Сефтал. — Все станет новым и прекрасным, и ты будешь управлять огромной силой.

Койрег тяжело вздохнул, слезы полились по щекам. Он прикрыл глаза дрожащей рукой:

— Когда я говорил с ним в первый раз… когда он сказал, что именно он сделает, я едва не сбежал. Но я посмотрел ему в лицо, сумел. — Он помотал головой. — Я не смог бы перенести это, если бы не твой напиток из семян. Но сейчас его действие ослабевает. Может, ты дашь мне еще глоток, чтобы я дотянул до конца дня?

Сефтал помолчал, глядя на чашку с водой. Сердце Койрега билось в груди медленно и тяжело. Камень свалился с его души, когда он увидел, что старик кивнул.

— Дам, — задумчиво произнес Сефтал, не отрывая взгляда от поверхности воды. — Позже.

ГЛАВА 7

Проехав за полдня семь лиг к северу от Крусивеля, Сувьель завела лошадь под дерево, растущее на вершине холма, и стала поджидать остальных…

…Ранним утром, когда она уже одевалась, Икарно сказал, что ему удалось уговорить Бардоу, который позволил найти для нее двух спутников. Направляясь в комнату Ордена Магов в Храме, Сувьель старалась ничем не выдать своего беспокойства и страха. Бардоу встретил ее на ступенях.

— Это ничего не меняет, — сказал он вполголоса, отводя ее в сторону.

— Но когда мы доберемся до Тревады…

— Тогда ты им скажешь. — Он махнул рукой. — И что они сделают? Попробуют тебя остановить? Нет, они предложат помощь, и ты сама решишь, годятся ли они в помощники или нет…

Качая головой, Сувьель похлопывала по холке лошадь, жующую траву… Это все потому, что Икарно беспокоится о ее безопасности. Конечно, ведь она ездит повсюду, пока он сидит в Крусивеле. Ее взгляд потеплел, когда она вспомнила прошедшую ночь. Они оба уже не юнцы, но в их отношениях все та же свежесть, что и пять лет назад, когда они только познакомились. Икарно восхищало все в ней, Сувьель знала, что он боится за нее и хочет навсегда сохранить ее в памяти, то же самое чувствовала и она сама. Прошлой ночью она исполняла все, что он хотел, а он полностью принадлежал ей…

Внезапно раздался топот копыт, Сувьель оглянулась и увидела приближающуюся Керен. По ее лицу можно было понять, что она пребывала в самом мрачном расположении духа, так же как и торговец Джилли Кордейл, который трусил следом. Коротышка торговец криво улыбался, глядя на Керен. Сувьель нахмурилась.

— Что-то случилось? — обратилась она к Керен, когда та остановилась рядом с ней.

Воительница бросила короткий взгляд назад и вздохнула.

— Ничего такого, с чем я не могла бы справиться, — сухо ответила она.

— Поезжай вперед, — посоветовала Сувьель. — Но не исчезай из поля зрения.

Керен кивнула и начала спускаться с холма. Сувьель подождала замешкавшегося торговца и поехала рядом с ним.

— Не думаю, что она заинтересовалась, Джилли.

— Да, ты права. Пока еще нет.

Сувьель иронически поглядела на него:

— Ты предвкушаешь перемены в ее отношении?

Торговец важно покивал:

— Открытые переговоры о сделке обычно ни к чему не приводят. На данный момент она полагает, что я дурно воспитанный хам, но дни идут, и я обнаружу скрытые до поры качества: храбрость, понимание, добросердечие и любящую натуру. Она со своей стороны заинтересуется этими неожиданными проявлениями, — он ухмыльнулся, — и сделка состоится.

Сувьель изумленно посмотрела на него. С момента их первой встречи, два года назад, Джилли Кордейл не упускал возможности ее удивить.

— Полагаю, ты недооцениваешь ее способности раскусить тебя и понять, что за комедию ты ломаешь.

Он театральным жестом прижал руку к груди:

— Я задет до глубины души. Почему же ты не допускаешь, что за этой непритязательной наружностью скрывается благородный дух?

— А, так ты хочешь сказать, что представляешь собой нечто большее, чем то, что мы видим?

Он рассмеялся и погрозил пальцем:

— Осторожнее, женщина! И тебя может увлечь моя комедия. — И он проехал немного вперед, а она ошеломленно глядела ему вслед.

Оставив позади Рукангские горы и холмы, поросшие густым лесом, они ехали по широкой торной дороге до того места, где начинался спуск в ущелье. После этого Сувьель повела их за собой по заросшей травой тропе, ведущей на северо-восток, по краю Гронанвеля, огромной долины, начинавшейся за ущельем. После нескольких часов медленной езды они добрались до берега Эррейна, одной из речек, соединяющей между собой многочисленные озера Гронанвеля. Воды этой реки текли неспешно, переправа была легкой, но, пока они перебрались на противоположный берег и оказались под прикрытием деревьев, день кончился. Сувьель предложила разбить лагерь, остальные охотно согласились.

Было почти темно, когда они нашли для лагеря полянку, окруженную косматыми деревьями, чьи свисающие пучками соцветия наполняли воздух едва уловимым ароматом. Невидимые зверюшки, шурша, убегали при их приближении. Когда Джилли спешился и зажег факел, две крошечные коровьи ящерки оставили свой ужин на вершине валуна и бесследно пропали во мху. Сувьель и Керен тоже собирались спешиться, когда вслед за Джилли на поляну вдруг выскочила какая-то хрупкая фигурка. Торговец молниеносно развернулся и поймал ее за руку.

Это оказался ребенок, маленький мальчик. Он кричал и царапался, стараясь освободиться, потом попытался укусить своего захватчика. Джилли выругался, уронил факел, потом перехватил мальчишку свободной рукой, так чтобы тот не мог двигаться.

— Ты, маленький негодяй!

— Пустите… пустите меня…

Сувьель поспешила к ним, а Керен подняла факел. Мальчишка замер, глядя на всех расширенными от ужаса глазами. Сувьель опустилась на одно колено и заглянула ему в лицо.

— Ослабь хватку, Джилли, мальчику больно. Вот так, хорошо. Ты в безопасности. — Она протянула руку погладить его по голове, но ребенок закрыл глаза и затрясся от страха. На нем была холщовая рубаха и клетчатые штаны, и то и другое старое и изодранное. Один рукав рубахи был пропитан кровью, но Сувьель сразу решила, что это не его кровь. Она опустила руку, брови ее сошлись у переносицы. — Как тебя зовут, мальчик? — ласково спросила Сувьель.

Он ответил, не глядя на нее:

— Гевран.

— Гевран, этой ночью ты видел что-то связанное с магией, так? Из какой ты деревни? Это произошло там?

Сувьель не обращала внимания на заинтригованного Джилли, она ждала и смотрела, как мальчишка шевелил губами. Сначала он не мог издать ни звука. Потом заговорил:

— Они все сожгли. Они сожгли наш дом… и… они сказали, что Мать — это зло, и певец — тоже зло… — Его голос прервался, он зарыдал. — Мой отец, они сожгли его тоже…

— Где, Гевран?

— Ханло…

Сувьель выпрямилась и посмотрела на своих спутников:

— Это в часе езды отсюда.

— А мальчик? — спросила Керен. — Кому-то из нас придется остаться здесь с ним?

Сувьель покачала головой, удивляясь собственному спокойствию:

— Он поедет с нами. Никто не знает, что еще приготовила нам эта ночь.

Джилли отпустил мальчика и смотрел теперь на него сверху вниз с каким-то странным сочувствием. Потом он перевел взгляд на Сувьель, и она заметила в его глазах холодную ярость.

— Мальчик будет со мной, — решила она. — Вы с Керен поедете впереди и настороже.

Керен и Джилли переглянулись, потом кивнули и сели на лошадей. Сувьель протянула ребенку руку:

— Идем, Гевран. Со мной ты будешь в безопасности.

Он неуверенно взял ее за руку.

Запах дыма появился задолго до того, как путники увидели огонь. Они медленно двигались по сумрачному лесу при свете потайного фонаря, который позволял им хоть как-то ориентироваться. Смрад горящего дерева становился все сильнее, он забивал собой запахи сырой земли и листьев.

Гевран молча сидел за спиной у Сувьель, обхватив ее руками за талию. Он напомнил ей Хуранаха, сына ее сестры, с которым они также ездили верхом, и тот напевал при этом незатейливую песенку о лошадках. Это воспоминание больно кольнуло ее сердце, она поняла, что уже очень давно не позволяла себе думать о прошлом. Хуранах был мертв, и, как бы сильно она ни хотела ребенка от Икарно, пожалуй, было уже поздно. Она могла лишь принимать участие в идущей борьбе и надеяться, что безымянные высшие силы будут на их стороне, чтобы этот мир стал более подходящим местом для новых детей.

Сувьель ощущала живое тепло у себя за спиной и чувствовала волну исходящего от Геврана доверия. «Я не позволю обидеть тебя», — молча пообещала она.

Путники заметили желтое сияние между деревьями, неясное от застилающей все вокруг завесы дыма. Керен погасила фонарь, они медленно подъезжали к деревне, и Сувьель начала Песнь Осмотрительности. Путники подъехали ближе, и она увидела несколько хижин, небольшие амбары, некоторые из них уже догорали, а другие продолжали ярко пылать. В центре деревеньки стоял квадратный полуразрушенный каменный храм, из которого поднимался столб дыма. Деревня казалась пустой, но благодаря песне Осмотрительности Сувьель ощутила какое-то странное присутствие.

— Кто-то еще здесь, — вполголоса сказала она. — Нужно сделать круг и посмотреть.

— Не терпится испортить им вечеринку, — пробормотал Джилли, надевая на левую руку небольшой круглый щит.

Они медленно объезжали деревню, вглядываясь в каждую тень, каждый дверной проем и окно, в каждое неподвижное тело. Сувьель ощущала в воздухе запах паленой плоти и слышала, как у нее за спиной шмыгает носом Гевран. Они объехали уже половину круга, глядя на разрушенную заднюю стену храма, когда оттуда вдруг возникли три человека в красных балахонах и направились прямо к ним. Все они были в закрывающих глаза и носы масках, у всех были заряжены луки. Они остановились в дюжине шагов от их маленькой кавалькады меж двух дымящихся хижин.

— Вы пришли сюда за добычей или за смертью? — спросил тот, что стоял посередине.

— Какой добычей? — спросила Сувьель, начиная новую Песнь.

— Мы ученики великого Истрегула, Предсказателя и Жреца Огненного Дерева. Того, что было предано и брошено на плато Аренджи. Склонитесь перед ним и его пламенем! — Человек указал на храм, из которого все еще валил дым. — Тогда вас допустят в ряды избранных. Отказ равносилен богохульству.

— А эти люди? — Джилли обвел рукой деревню. — Они отвергли вашего бога?

— Когда мы прибыли, они плясали и пели, восхваляя эту Мать-блудницу. Слугам зла нет пощады. Их души пойдут на пользу Огненному Дереву.

— А знаешь, — усмехнулся Джилли, — для убийцы ты неплохо рассказываешь.

Лицо говорившего прорезала тонкая, как лезвие ножа, улыбка. Он и его спутники подняли луки и прицелились.

— А ваши души накормят Огонь Веков. — Их стрелы загорелись и вылетели.

Сувьель была наготове, Песнь Неверного Пути ждала своего мига, и она выпустила ее. Стрелы завертелись и исчезли среди деревьев.

— Керен!.. Джилли! Будьте готовы…

Но они уже и так соскочили с коней и вытащили мечи. Ученики, толкая друг друга, тоже достали оружие и двинулись на них. Сувьель охватила паника, когда она заметила, что все три клинка светятся горячим зеленым светом. Она начала новую Песнь, надеясь, что успеет.

Джилли выбрал себе ближайшего врага, мечи скрестились, появилась вспышка света, посыпались зеленые и красные искры. Торговец закричал, когда несколько искр упало ему на руку. Он отскочил назад, стараясь прикрыться щитом, но ему пришлось парировать следующий удар, после которого снова остался дождь искр. У Керен были те же проблемы, ее одежда дымилась в нескольких местах, пока она отбивалась от доставшихся ей двоих.

Глядя на сражение, Сувьель старалась очистить и успокоить сознание, пока Песнь Ритма росла, — и Низшая Сила клубилась и крепла в ней. Однако Керен и Джилли были слишком близко к врагам, чтобы Сувьель могла использовать Песнь в качестве щита. Поэтому она прибегла к Низшей Силе, собирая ее в своей груди, наполняя ею легкие до предела. Она ощущала себя факелом, горящим серебряным светом, проходящим по ее позвоночнику и выходящим из головы. Потом она раскрыла рот и выпустила это пламя разом, в одном оглушительном крике.

Ее лошадь в ужасе взвилась на дыбы, Джилли и Керен уронили мечи и упали на колени, закрывая уши руками. Двое учеников застыли, свернувшись клубком на земле, но самый главный боролся, его рот кривился от боли, кровь текла из ушей. Но он удержался на ногах, его челюсть ходила из стороны в сторону, когда он глотал текущую изо рта кровь. Потом он поднял меч и пошел на Сувьель. Сувьель вместе с мальчиком спешилась и сейчас старалась успокоить лошадь.

Она не подозревала об угрожающем ей человеке, пока не услышала крик Керен. Сувьель обернулась и увидела возносящийся над ее головой меч, сияющий зеленым светом. Гевран закричал от страха и вцепился в ее рукав. Глядя в лицо, точнее, на маску на лице приближающегося убийцы, Сувьель осознавала, что у нее не осталось времени на новое заклинание, она машинально засунула руку в карман, надеясь найти там что-нибудь полезное, когда в дверях ближайшего дома вдруг показалась закопченная человеческая фигура, сжимающая копье.

Ученик был уже совсем близко, лезвие меча сверкало, но тут ему в бок впилось копье и вышло из груди. Он заревел от боли, оседая на землю. Напавший на него человек в разодранной, обгорелой одежде, тяжело и со свистом дыша, опустился рядом с ним и достал кинжал. Невероятно, но ученик был жив. Маска упала с его лица, горящие зеленым огнем глаза смотрели на обожженного.

— Умри, порождение земли!

Сияющее лезвие меча вонзилось в грудь закопченному человеку. Тот задохнулся, голова его задрожала, он с ненавистью глянул на хохочущего ученика. Одним резким движением он опустил свой кинжал, отсекая голову с зелеными глазами. Потом вытер лезвие, посмотрел на свои руки и растянулся на земле.

— Папа! — закричал Гевран и бросился к человеку.

— Джилли, Керен! — закричала Сувьель. — Быстрее отрежьте им головы!

Торговец удивленно покачал головой и рубанул мечом шею ближайшего врага, который уже пытался встать на ноги. Керен с усилием поднялась и двинулась вслед за последним, третьим, который потихоньку крался в сторону леса. Она настигла его и прикончила двумя взмахами меча.

Сувьель побежала за Гевраном и схватила его за руку как раз в тот момент, когда он уже хотел дотронуться до рукоятки меча, торчащего из груди отца.

— Нет! Его яд убьет тебя, дитя!

— Но его же нужно вынуть! — плакал мальчик. — Папа…

— Гев… — прошептал его отец, — Гев, не надо… — Он закашлялся, потом поднял глаза на Сувьель. — Они?..

Она кивнула:

— Откуда ты знаешь, как убивать их?

— Мой брат, — он скривился от боли, — был вместе с Гандерлеком, бежал из-под Ротаза. И рассказал мне перед смертью. Он получил стрелу в плечо. Такую же, как этот поганый меч. — Он взял мальчика за руку. — У меня в Бехарисе родственники, госпожа. Ради Матери, отвезите сына туда. — Другой рукой он вцепился в землю, глаза его затуманились. — Его песни были так хороши… они делали нас… счастливыми…

Потом руки разжались, голова упала, глаза остекленели. Гевран плакал, держа его мертвую руку. Сувьель печально вздохнула и заметила Керен, которая покачивалась, стоя рядом с ней.

— Ты меня слышишь? — спросила Сувьель.

Керен покивала:

— Немного.

— Присмотри минутку за мальчиком. Не позволяй ему трогать меч и сама не трогай.

Воительница кивнула, Сувьель поспешила к Храму, сделав знак Джилли, чтобы он шел следом. При алом свете догорающих огней деревня казалась залитой кровью, словно превратилась вдруг в вотчину какого-то божества смерти и боли. Сувьель нисколько не сомневалась, что эти трое учеников получили свою силу от Источника, особенно после того, как услышала об Истрегуле.

Она нахмурилась. «Что он там говорил об Огненном Дереве, которое было предано на плато Аренджи? Что это может быть, перевранный культ Древа-Отца, придуманный Истрегулом, чтобы одурачить простых людей, у которых не осталось ничего? Предсказатель, Жрец. Что все это значит?» И когда Сувьель оказалась внутри полуразрушенного Храма, все ее мысли улетучились от того, что она увидела и услышала там.

— Они идут, вершители судеб.

Громко и судорожно вздохнул Джилли.

— Авалти! — прошептал он.

— Уже нет, потомок Кордейлов. Я гляжу в вечность, и что вижу я там!..

…Шея, грудь и ноги человека были привязаны ремнями к бревну, установленному в центре алтаря, у задней стены храма. Сам алтарь казался сожженным, его камни были разворочены, и человека по имени Авалти закрывала пелена дыма и каменной пыли. Казалось, никаких внешних повреждений у него нет, одежда на нем цела, но вот его глаза, немигающие глазные яблоки заливало радужное свечение. Он уставился на них, и Сувьель не понимала, что это — агония или экстаз.

— Да, я… я вижу змею с двумя головами, сражающимися друг с другом насмерть. Я вижу зверя в цепях. Я вижу опустошенного Хозяина, ждущего, чтобы его наполнили. Я вижу… — Разноцветные глаза обратились к Джилли. — Я вижу железную безглазую лисицу, идущую по следу, — потом он посмотрел на Сувьель, — замерзшую птицу, бьющуюся подо льдом, — потом он взглянул куда-то за их спины, — и отброшенный сломанный меч.

Сувьель догадалась, что там стоит Керен. Она подняла руку:

— Замолчи! Мы не хотим тебя слушать…

— Я должен говорить! — В его голосе звучала невыразимая мука. Алтарь совсем догорел, и тут одежды человека начали дымиться, и его рот скривился от боли. — Я вижу, как пять становятся одним, я вижу торжество силы, я вижу грядущее опустошение, я вижу, как один становится двумя… — Бревно почернело и обуглилось, огонь начал пожирать тело Авалти, он обгорел уже до груди. — Я вижу мир, погружающийся в вечную ночь…

Языки пламени устремились в его открытый рот, бедняга завопил, испытывая невыразимую муку. И через миг от него осталась только бесформенная масса, которая тут же превратилась в пепел и рассеялась. Снизу хлынуло зеленое пламя, деревянный столб обратился в прах и осел горкой на каменный пол храма. Сувьель вздрогнула и повернулась к Керен, стоявшей за ее спиной. Гевран прижимался к ее бедру.

— Что он говорил? — спросила Керен. — Он смотрел прямо на меня и что-то говорил, но я слышала только нечто похожее на шум водопада.

— Ничего важного, — ответила Сувьель, делая вид, что сама верит в это. — Он обезумел от их гнусной магии. — Она не обратила внимания на недоверчивое выражение лица Керен и направилась к Джилли, который сидел на перевернутом бочонке, разглядывая закопченные стены храма.

— Это точно был Авалти? — спросила она.

Он кивнул.

— Я слышал его пение в День Ордена, за год до того как на нас обрушились враги. Я думал, что он погиб, — хмыкнул торговец и провел рукой по лицу. — «Железная безглазая лисица, идущая по следу», что это значит? — В его голосе звучало отчаяние. — Что он пытался сказать?

Вокруг них догорали последние огни. Деревня казалась уснувшей за дымовой завесой.

— Выброси его слова из головы, — посоветовала Сувьель. — Его захватила сила Источника, которая всегда лжет.

Но худшая ложь, о которой она знала, была полуправдой. Замерзшая птица, бьющаяся подо льдом. Заводь Вуйяда.

Какая половина правда, а какая — ложь?

ГЛАВА 8

Встреча состоялась в Королевстве Сумрака, под зеленовато-желтым небом, в душной низине, заполненной неисчислимыми спящими армиями. Снова одетый в блестящие доспехи, Бернак скакал по широкому проходу мимо рядов осадных машин, всадников и повозок, солдат и зверей, тысяч воинов, пойманных в незримые тенета сновидений. Слабый ветерок шевелил знамена и доносил запах кожи и железа. На краю низины, похожей на чашу, стояла огромная, окруженная башнями цитадель. Вторая такая же постройка возвышалась вдали темным силуэтом. Мертвое молчание висело над чашей низины, нарушаемое лишь стуком копыт Бернакова коня да хлопаньем флажков.

Пока он ехал, в глубине его души шевелилось воспоминание. Он видел могучих, облаченных в шкуры дикарей, вооруженных дубинами и копьями, существ, похожих на огромных волков в кожаной упряжи, высоких воинов с черными гривами волос, державших мечи из красного металла, кавалеристов с хищными птицами на плечах, рыцарей в рогатых шлемах, с драгоценными камнями на боевых топорах…

Полк за полком, состоящий из воинов-мужчин и воительниц, все они замерли в ожидании хозяина. И все они были знакомы ему, он был уверен, что какая-то часть его существа знает их. Та часть, что когда-то была богом. Он отринул эту мысль. «Я — это я, — подумал он сердито. — А не часть какого-то голодного призрака».

Бернаку почудился смех, но потом он понял, что это доносящееся откуда-то издалека конское ржание. Он оглянулся и замер.

Четыре всадника ждали его в центре огромной, заполненной войсками низины. Четыре Повелителя Теней. Трое были в доспехах, четвертый — в черно-красном одеянии.

— Это Черный Жрец, — пояснил его конь.

Бернак невесело улыбнулся. Второй раз он пользовался услугами Слуги Обакса, чтобы попасть в Королевство Сумрака, и хотя тот больше не вызывал в нем отвращения, все же несколько пугал его и заставлял чувствовать себя неуверенно. Бернак мог теперь управлять некоторыми магическими силами, о которых знал прежде лишь из легенд и преданий, но эти силы что-то забирали у него самого. Он мог забросать врагов огненными шарами, обрушить на их головы куски льда, мог обратить их в своих рабов, изменить их плоть, разум и дух, но и сам уже не ощущал себя прежним. Но место неведения, придававшего ему уверенности, постоянно замещали теперь судьба, сила и неясное знание, погребенное в нем.

Восемь голов, четыре в шлемах и капюшонах и четыре конских, повернулись в его сторону. Бернак остановил Обакса рядом с ними, откинулся назад и взглянул на них через отверстия собственного шлема, потом указал на неподвижные войска, обведя их закованной в доспех рукой:

— Что это?

— Сны бога, — ответил ему Черный Жрец.

— Наши сны, — добавил кто-то другой, со смешком.

— Это не мой сон! — резко возразил Бернак. Поддавшись внезапному порыву, он развязал ремни тяжелого, покрытого узорами шлема и стащил его с головы. Освободившись от тьмы перед глазами, он встряхнул головой и взглянул во внезапно пожелтевшие небеса. — И что теперь показывают в ваших снах?

Из-под алых складок ткани на голове Жреца донеслось глухое звериное ворчанье. Бернак усмехнулся.

— Смерть, — ответил Жрец. — Повсюду.

— Хватит! — прервал один из всадников. — Необходимо решить кое-что.

Бернак узнал этот голос. Он звучал чаше остальных в ту первую встречу. Обакс говорил, что обладатель этого голоса называет себя Сокрытым. Остальные двое именовались Трэлор и Гразаан. Сейчас он наблюдал их совсем близко и обратил внимание на различия в доспехах. Шлем Сокрытого был украшен змеями и ящерицами. На головном уборе второго были изображены морские чудовища (Трэлор, подсказал голос Обакса у него в голове), тогда как шлем третьего украшался пауками и скорпионами (Гразаан). Бернак посмотрел на собственный шлем, который он держал в руке: клыки и бивни, оскаленные рогатые морды.

— Смерть будет повсюду, — продолжал бормотать Жрец. — Мои ученики уже начали…

— Да, начали сеять ненужный страх, — перебил его Сокрытый. — Привлекать внимание к нашим планам раньше времени.

— Влияние этой Матери-блудницы должно быть уничтожено, — заявил Черный Жрец.

— Всему свое время! — возразил Сокрытый. — Когда наши армии выполнят свою задачу. — Он повернулся к Трэлору. — Спроси-ка этого коня, брат, как продвигается отбор нужных нам людей?

Трэлор вонзил шпоры в бока серого жеребца:

— Отвечай!

Конская голова покачалась из стороны в сторону, прежде чем невидящие глаза уставились вдаль, и челюсти разомкнулись:

— Гоз-з-спода… Слуги передали приказ всем, почти все военачальники повиновались и ведут своих людей на север Катриза…

— Почти все?

— Оскарг из Ангатанских гор не подчинился.

— Оскарг силен, — задумчиво произнес Трэлор, — он давно уже мозолит мне глаза. Что было сделано, чтобы заставить его?

Конь издал серию ритмических звуков, Бернак догадался, что это смех.

— Пока я говорю, стая ночных охотников уже летит к нему. Мы уверены, что его сын выедет в Катриз с большим войском до конца следующего дня.

— Прекрасно, — отозвался Трэлор. — Настало время напомнить старейшинам о силе их бога.

— А что с Порождениями Демона? — спросил Бернак.

Четыре головы разом повернулись к нему. Сокрытый негромко захихикал под своим шлемом:

— Слуги, эти незрячие рабы, постарались привлечь их внимание от нашего имени. — Он хлопнул своего коня по шее. — Но результаты пока не очень…

— Их владения лежат далеко, в Королевстве Руин, — отозвался конь. — Из десяти Слуг, отправленных в мысленный путь, только трое вернулись в целости и сохранности, а четверо вовсе не вернулись.

— Ответ был?

— Даз-з-з, был… ответ. «Мы служим… мы не служим тем, кто служит».

— И никто из вас не думал отправиться в этот мысленный путь сам? — засопел Бернак. — Или вы боитесь получить такой же ответ?

Повисло напряженное молчание, потом ответил Сокрытый:

— У тебя есть на это право. Порождения Демона подчиняются только Повелителю Сумерек, ни у кого из нас пока нет такой силы и такой воли.

— Порождения Демонов сейчас не очень нужны нам, — пояснил Черный Жрец. — Достаточно будет и могонских племен, и моих учеников.

— Кстати, — вмешался Гразаан, глядя на Бернака, — нам необходим кто-то, кто будет командовать армиями. Ты идеально подойдешь.

— А почему не ты? — спросил Бернак.

— Трэлор и я, у нас масса дел на севере, наш брат-жрец должен разобраться с этими проклятыми магами Силы Корня.

Бернак посмотрел на Сокрытого:

— А ты?

— У меня есть одно деликатное дело, требующее личного внимания.

Черный Жрец хохотнул:

— Когда мы узнаем, кто ты и где ты, брат, придем ли мы в восхищение или проклянем себя за доверчивость?

— Верьте всему, — сухо ответил Сокрытый. — Вместе мы сможем все, а поодиночке добудем для себя лишь тень величия. Ваше доверие будет вознаграждено, клянусь вам, братья.

Черный Жрец скептически хрюкнул, тогда как остальные закивали, соглашаясь. Сокрытый повернул голову к Бернаку:

— Итак, ты возьмешь на себя командование?

Бернак посмотрел на его украшенный змеями шлем и улыбнулся:

— Чем именно я буду командовать и каковы наши цели?

Змеи удовлетворенно кивнули.

— Наша армия будет в несколько раз превосходить армию врагов, и у нас особая цель. Слушай внимательно, брат…

Пробуждение и возвращение из Королевства Сумрака было мучительно. На той равнине, заполненной войсками, существование казалось чистым и безоблачным, похожим на сон, здесь же, сидя за длинным массивным столом перед старым закопченным очагом, он ощущал всем своим телом царящее вокруг убожество: пыль в воздухе, присохшую к башмакам грязь, запах старого дерева и пыльных гобеленов, даже запах застарелого пота, идущего от сидящего напротив Обакса, уронившего голову на руки.

Бернак улыбнулся. Ножки стула поехали по гладкому полу, когда он поднялся и подошел к огромному полукруглому окну, выходящему на Вербовочный Двор города Хоройи. У него за спиной раздалось шуршание — Обакс проснулся:

— Господин, вы хорошо себя чувствуете?

Бернак безразлично взирал на лежащий перед ним двор с распростертыми по нему безжизненными фигурами, вокруг которых, причитая и рыдая, суетились другие фигуры. До его ноздрей донесся запах дыма и крови.

— Можешь идти, — бросил он. — Пришли ко мне моих капитанов.

Когда Обакс вышел из огромной залы, Бернак отвернулся от окна, подошел к возвышению и пнул в бок лежащего у подножия трона человека.

— Вставай!

Бывший Командующий армией Южного Хоньира и глава Хоройи встал на колени, потом медленно поднялся на ноги. Лазурех был высоким человеком, но перед Бернаком он съежился, некогда гордые черты искажали сломанный нос и выражение непреодолимого ужаса на лице. Он только на миг осмелился посмотреть Бернаку в глаза, потом, дрожа, уставился в пол.

Чей-то предсмертный крик долетел со двора и разнесся под сводами зала. Бернак кивнул и усмехнулся:

— Ты готов служить мне, Лазурех?

Не поднимая головы, Лазурех зашевелил губами, словно пытаясь вспомнить слова:

— Чем… чем я могу быть полезен, господин?

Бернак взял поверженного полководца за подбородок и заставил его поднять голову.

— Всем! — ответил он.

Он посмотрел Лазуреху в глаза, передавая другому человеку собственную неуверенность и страхи. В голове Лазуреха вздымались дикие заросли отчаяния и опустошенности, буйно растущие на почве страха, страха перед зверем Бернаком и его силой. Как просто, оказывается, превратить страх в верность, а мрак незнания обратить в целеустремленность и уверенность, которые крепнут, когда впереди светит яркий, несущий жизнь огонь по имени Бернак, командир и Повелитель Теней.

Он отпустил Лазуреха, теперь тот стоял прямо, плечи расправлены, глаза преданно смотрят на хозяина. Неожиданно дверь зала распахнулась, и вошли трое капитанов, затянутых в кожу. Их доспехи поскрипывали при каждом движении, а звук шагов рождал эхо под потолком. Бернак обернулся к ним.

— Я скоро уеду, — объявил он. — В мое отсутствие вашим командиром будет Лазурех. Я могу уехать на несколько недель, но я буду с вами. Лазурех станет моей волей, моими глазами, а вы должны быть верны и послушны.

Трое капитанов нервно переглянулись, потом кивнули. Бернак позволил себе скривить рот в презрительной усмешке. Эти трое позволяли себе проявлять своеволие, но они были первыми: он заполучил их пять дней назад, когда его сила была еще сырой и грубой. В какой-то момент он решил связать их крепче, но потом передумал. Ему было интересно, как они будут сотрудничать с Лазурехом.

— Слушай мои приказы! — обратился он к бывшему военачальнику. — Защищать этот город, находить и уничтожать всяких провокаторов, призвать семерых из каждого десятка мужчин старше шестнадцати в городскую милицию, объединить всех торговцев в купеческую гильдию, начать ремонт стен и укреплений. Ах да, кормить всех беженцев еще неделю, потом собрать их и вывезти в Кейану. Спалить все их лачуги за городом. Казнить каждого, кто будет сопротивляться.

— Все будет, как вы скажете, — поклонился Лазурех.

— А теперь убирайтесь! — буркнул Бернак. — И найди себе одежду, подходящую к твоей новой должности.

Он подождал, пока Лазурех и три капитана уйдут, потом прошел через занавешенную арку, за троном, в большую комнату с длинным столом, заваленным знаменами, копьями и щитами. Справа была широкая винтовая лестница, уводящая наверх, — ее синие и зеленые ступени покрывал узор из виноградных лоз. Он поднялся по ней в башню, в просторную круглую комнату. Единственное окно закрывали прочные ставни, стены были завешены гобеленами с изображениями битв и преданий.

Посреди комнаты, раскинув руки, стояла Нерек. Перед ней лежала огромная полуразбитая дымящаяся кровать, простыни были скомканы и брошены на пол. Искры, нет, капли свечения стекали по ее пальцам. Она хлопнула в ладоши, и светящийся ком полетел в толстый матрас. Ткань лопнула, вывалился конский волос, а Бернак завороженно смотрел, как светящийся узел выписывает зигзаги над матрасом. Через несколько секунд он превратился в недобро горящий красным шарик, потом растаял, выбросив на прощание сноп искр, которые тоже померкли.

— Впечатляет, — одобрил Бернак.

Нерек развернулась, глаза ее яростно сверкали, ладони светились. Она увидела, что это он, и горячее свечение померкло.

— Я… учила огонь двигаться, — пояснила она, уронив руки.

— Магический огонь — опасная игрушка в неопытных руках.

— Тогда научи меня сам.

Бернак улыбнулся:

— Ты знаешь достаточно для того, что должна будешь сделать.

Лицо Нерек засветилось надеждой.

— Хорошо. Как я ее найду?

Он задумчиво посмотрел на девушку. Она совершенно отличалась от других своими странными чувствами, ее страх перед ним и страсть к нему перемежались приступами гнева и ярости. Но главное, что отличало ее от других, — то, как она пользовалась магией Источника, ни один из тех, кого он связал своей волей, не выказывал ни малейших способностей в этом направлении. Поэтому Бернак мирился с ее темпераментом, к тому же на самом деле она была создана из теневой части его самого, а замыслов этой части он и сам не понимал.

Да, оставалась эта воительница. И почему древняя тень, частица бога, которую он несет в себе, превратила юного прихлебателя именно в эту женщину? Какая-то проверка для самой Нерек? Бернак не был в этом уверен, но на Нерек возлагались обязательства, и он знал, что та будет стремиться к их выполнению.

Бернак осмотрелся, выбрал гобелен рядом с дверью и подозвал Нерек. Гобелен занимал почти всю стену, был расшит золотом и серебром и являл ряд сцен с приключениями короля и его рыцарей. Центральная картинка изображала короля отсекающим последнюю голову многоглавого чудовища. На заднем плане пылали деревья и кипело озеро.

— Как раз подойдет, — хмыкнул Бернак, касаясь края картинки пальцами.

Картинка с чудовищем тут же превратилась в сплошное бледно-зеленое пламя. Жуткое зрелище дополняло пятнышко в центре: казалось, все языки пламени уходят в воронку. Через миг вертящийся зеленый огонь превратился в медленно клубящийся сгусток тумана. На его фоне появились смутные образы, которые постепенно вырисовывались: деревня посреди лесистых холмов, с которых спускается поток. Трое всадников пересекают бревенчатый мост. Первым ехал неизвестный Бернаку мужчина, вторым оказалась женщина-маг, которая отбила его атаку в ущелье. А третей была Керен. Нерек затаила дыхание.

Маленький мальчик, который ехал вместе с женщиной-магом, подбежал к ближайшей хижине и заколотил в дверь. Из дому выскочили взрослые, дети, собаки. Всадники спешились и начали пожимать руки приветствовавшим их хозяевам. Бернак изменил угол зрения, поднялся над пейзажем, разглядывая леса и уходящие на запад поля, широкую реку, впадающую в море. Нерек вздохнула.

— Они все еще к западу от Руканги, в юго-восточной оконечности Гронанвеля, — пояснил Бернак. — Но непременно поедут потом через горы. Ты отправишься на север, в мой гарнизон в Нагирских горах. Я дам тебе письмо к командиру, а он предоставит десяток своих лучших солдат.

Тревога отразилась на ее лице.

— Если я поеду без тебя, как я узнаю, где их найти?

— Источник поможет тебе. Коснись его, вдохни, попробуй на вкус, и он поведет тебя навстречу твоей судьбе.

Она тяжело вздохнула, глядя на гобелен, потом кивнула:

— Когда я еду?

— Скоро, — ответил он, кладя тяжелую руку ей на плечо. — Очень скоро.

Гобелен у них за спиной рассыпался каскадом золы, мелкой, как пыль.

ГЛАВА 9

Заброшенная мельница представляла собой каменное квадратное двухэтажное строение с небольшой башенкой. Когда-то, во времена частых набегов разбойников с гор, эта постройка выполняла роль форта: стены сохранили низенький парапет и прорези для лучников. Потом форт почему-то перестроили под мельницу, а теперь она стояла темной и пустой, стены зарастали бурьяном, огромное мельничное колесо валялось на берегу потока и с каждым годом все больше врастало в грязь, на нем тоже росли сорняки. Прежним остался только поток, сбегающий с Бахрузских гор, несущий в себе отражения созвездий, чтобы потом утопить их в водах озера Одагаль.

Коделю удалось быстро завести лошадей и людей под своды мельницы, за что Таврик был ему очень признателен. Его рука невыносимо ныла от холодного ночного воздуха, боль начинала мутить рассудок, а желудок был готов вывернуться наизнанку…

По стенам горели факелы, вселяя жизнь в просторную пустую комнату с тяжелыми деревянными балками под потолком. Возле одной из стен валялся большой мельничный жернов с осью, толщиной в человеческую ногу, когда-то соединяющей его с водяным колесом, теперь ось валялась просто так, на жернове, оставив на граните пятна ржавчины. Пол замусорен и заляпан птичьим пометом: все это Кодель приказал вымести одному из своих людей. В очаге развели огонь, достали припасы из седельных сумок, разложили одеяла. Запах готовящейся пищи веселил сердце путникам.

Таврик достал свою походную постель, стараясь по возможности не попадаться на глаза остальным. Он кинул одеяло в нишу у двери, в стороне от других, и тяжело опустился на него. Его смущали и приводили в недоумение собственные мысли. Первый шок после ампутации прошел, но остались душевные и физические страдания. Он постоянно ловил себя на том, что пытается взять поводья, расстегнуть пуговицы, взять ложку несуществующей рукой, обманутый чувством, что она на месте. Он уставился на тугой сверток бинтов, перетянутый кожаными ремнями, который он поддерживал здоровой рукой, и прикрыл глаза, чтобы сдержать слезы, появлявшиеся каждый раз, когда он думал о своем отце, герцоге Патрейнском.

Обрывки воспоминаний тревожили его: вот он бежит вместе со своей собакой, вот скачет по пустошам Южного Катриза, ловчий сокол взлетает с толстой кожаной перчатки его отца. Он вспомнил ежегодные скачки в Тоброзе и чествования лучших наездников. Вспомнил, как его мать, леди Иллиан, учила его декламировать стихи и играть на четырехструнном кулесте. Он также вспомнил беззвучно рыдающего отца, когда она скончалась после долгой болезни. Потом ее вынесли во двор с фонтаном под сумрачное небо и пели над ней скорбные песни.

Позже были уроки владения мечом и луком, обязанности и ответственность, все это — во время растущего напряжения в отношениях герцога с могонскими племенами. Как-то его отец позвал его, усадил и рассказал, как хотел уехать вместе с остальными за море, в Кеременкул, после падения Империи. Но решил остаться, чтобы прикрывать от могонцев простых людей и не позволять им страдать сверх всякой меры.

Его отец. Слезы катились из глаз, капая на перетянутую культю. Даже отца он потерял, когда Архимаг Бардоу и Шин Хантика рассказали ему, кто был его настоящим родителем и какая ужасная ответственность возлагается теперь на него.

Кто-то подошел и сел рядом с ним, скрестив ноги. Это была сестра Ордена Матери, помощница Аббатисы Халимер, Пириса, круглолицая женщина лет сорока, одетая в короткий серый плащ и плотные грубые чулки. Она протянула ему деревянные миску и ложку, которые он принял с благодарностью и, поставив миску на колено, принялся за еду. Юноша уже почти доел, когда она спросила:

— Ну как, нравится?

Он кивнул с набитым ртом.

— Замечательно. Итак, кто был королем Мантинора во времена существования Лиги Яфрена?

Таврик застонал. С того самого момента, как они покинули Крусивель четыре дня назад, Пириса и Химбер, человек Бардоу, донимали его бесконечными лекциями и вопросами по истории и культуре Катримантинской Империи и предшествовавших ей государств. Кое-что из этого он знал неплохо, особенно то, что касалось Катриза и южных королевств, но вот о севере не знал почти ничего.

Пириса выжидающе улыбалась.

— Э-э, Тавалир… э… Второй.

— Третий. А его Верховный Канцлер?

Таврик ощутил, как по лицу катятся капли пота:

— Акрум?

— Окрум Банавский, который отправил какую армию на гибель у Дороги Раля?

Это он знал:

— Золотую Фалангу.

Сестра удовлетворенно кивнула, а юноша быстро доскреб остатки уже холодного варева и отставил в сторону миску.

— Некоторые из этих имен и названий могут быть незнакомы тебе, — продолжила Пириса. — Но для многих народов бывшей Империи это часть их жизни, прочная нить, связывающая прошлое с настоящим. — Она задумчиво улыбнулась. — Ты делаешь успехи.

— Спасибо, сестра. А Шин Химбер будет задавать мне вопросы сегодня?

— Нет. Его снова беспокоит спина, и он решил лечь пораньше. — Она кивнула на лежащий в углу сверток из одеял. — Но тебе следует заняться манускриптом, который он передал, чтобы быть готовым отвечать на вопросы утром. — Она одернула свой коротенький плащ и встала. — Тот, что оставила тебе я, тоже можешь перечитать.

Он подождал, пока она ушла на другую сторону помещения, потом глубоко вздохнул и взял небольшой коричневый сверток, в котором были все его нехитрые пожитки, потом вытащил оттуда тонкую книжку, потрепанные страницы которой были зажаты между прочными деревянными обложками, поцарапанными за долгие годы использования. Положив книгу на колени, он прочел то, что было написано на первой странице. «Корни Империи, или Краткий перечень монархов, оказавших влияние на формирование Катримантинской Империи». Он открыл главу, посвященную кланам Кейаны.

Потом снова вернулся к началу и стал перечитывать главу об Орозиаде из Эбро'Хета, легендарном короле, который объединил королевства в их борьбе с Порождениями Демона. Орозиада потерял левую руку в одной из битв с чудовищами, напавшими на его королевство. Но выжил и привел сперва свой народ, а за ним и все остальные к новой жизни, прогнав врагов и заставив их вернуться из Прекайна к себе, в Королевство Руин. Прекайн был отдан оставшимся в живых после войны магам и заклинателям, чтобы те превратили его в святое место, которое стало бы и их домом, при условии что они соберут своих товарищей и все вместе откроют там школу магии Силы Корня и Низшей Силы.

Империя, созданная Орозиадой, распалась во времена правления его внука Аллютра, но Прекайн сохранился нетронутым и еще долгое время оставался символом надежности…

В конце этой главы была помещена гравюра, изображающая Орозиаду, готовящегося к битве: в правой руке длинный меч, которым он опирается о землю, большой овальный щит в левой. Таврик посмотрел на свою руку, пытаясь представить нечто подобное, потом откинулся назад и прислонился к стене.

«Что толку, — подумал он. — Орозиада хотя бы мог пользоваться Низшей Силой, а у меня вовсе нет никаких способностей. И почему кто-то решил, что я смогу стать королем?»

Скрипнули дверные петли, и он увидел входящего через главную дверь Койрега Мазарета. Тот заметил, что Таврик смотрит на него, нервно улыбнулся и кивнул, потом подошел к своему месту у очага. Таврик нахмурился и отвернулся. Койрег Мазарет был странным человеком с часто меняющимся настроением, чья неуверенность и смущение сменялись вдруг неудержимой бравадой, и он был совсем не похож на своего брата, Командующего. Койрег несколько раз разговаривал с Тавриком, пока они ехали, показывал ему следы зверей, различные деревья, он умел понимать звуки леса и крики птиц, но не был наставником. Казалось, ему больше нравится общаться с Сефталом, старым слугой.

Таврик вернулся к своей книжке и успел прочитать еще полглавы о полководцах Империи, когда свет факела вдруг заколебался. Юноша удивился и смутился, увидев, что Кодель, из Детей Охотника, садится рядом с ним. С момента отъезда из Крусивеля Кодель не сказал ему и десятка слов, полагая, что он для Таврика пустое место, по причине своего происхождения. Таврик знал, что Дом Тор-Галантей обошел Дом Тор-Каварилл несколько поколений назад и что сторонники Дома Тор-Каварилл именовали себя Детьми Охотника и поклялись свергнуть Дом Тор-Галантей с престола. И теперь он сидел здесь, наследник этого дома, лицом к лицу с человеком, который поклялся отнять у него корону Империи.

Отчасти Таврик был бы счастлив, если бы так и произошло.

Лицо Коделя не выражало ничего.

— Сколько тебе лет?

— Летом исполнилось семнадцать, господин.

— Зови меня просто Кодель, а не господин. Значит, семнадцать. Спал уже с женщиной?

Таврик отрицательно покачал головой, чувствуя, как щеки заливает румянец.

— Убил кого-нибудь?

— Нет.

— Ну, хотя бы верхом ездишь. Каким оружием ты владеешь?

— Мечом, саблей, луком.

Кодель некоторое время молча смотрел на него, потом сказал:

— Покажи мне свою руку.

Краем глаза Таврик заметил Пирису, наблюдающую за тем, как он протягивает Коделю завернутую в тряпки культю. Кодель снял кожаный ремень и бинты:

— Хорошо.

Он обнажил недавно заживший обрубок. Таврик почувствовал странный трепет, когда грубые мужские пальцы провели по шраму, хотя в этом жесте было что-то мрачно-практичное и сочувственное одновременно.

После краткого осмотра Кодель начал менять бинты.

— В том месте, куда мы едем, есть кузнец, который умеет делать искусственные конечности из металла и дерева. Мы закажем ему несколько. Для щита, для лука и для остального. — Он поднялся. — Когда ты полностью выздоровеешь, мы посмотрим, что ты знаешь о сражениях на самом деле.

— Спасибо, — произнес Таврик.

Кодель хмыкнул и вернулся на свое место у огня.

Таврик почитал еще немного, пока усталость не сморила его окончательно. Задув стоящий рядом на полу факел, он улегся и натянул на себя одеяло, укрывшись с головой. На него неудержимо наваливался сон.

Юному Таврику снилось, что он стоит перед пылающим в ночи деревом, каждая веточка которого трепещет от огня и боли. Голос, звучащий со стороны произнес:

— Спаси их, спаси их!

Таврик повернулся и увидел в высоком зеркале своего отца, герцога Патрейнского.

— Как я могу? — закричал Таврик. — У меня нет силы!

Герцог покачал головой. Таврик проследил за его взглядом и увидел, что обе его руки целы и обе сделаны из сияющего металла. Потом из-за дерева вышла целая армия безликих железных воинов и набросилась на Таврика. Таврик сражался с ними своими блестящими руками, и воины распадались на части, оставляя на земле пустые обломки доспехов. Но другие, новые все шли и шли, наседая на него, пока он не вступил с ними в рукопашную схватку.

— Спаси их, спаси их! — снова раздался голос герцога.

Но в этот момент Таврик как раз вцепился в горло одного из нападающих, яростно встряхнул его, шлем упал с головы воина. Тот оказался женщиной неземной красоты с длинными золотистыми волосами и холодными, похожими на звезды глазами, чей взгляд пронзил его до самого сердца.

— Спаси нас, спаси нас! — крикнула женщина.

Но тут кто-то взял его за плечо…

Юношу мягко потрясли, он увидел над собой лицо Койрега. Следопыт приложил палец к губам, прежде чем Таврик успел сказать что-нибудь вслух.

— Что? — прошептал Таврик.

Койрег оглядел комнату, освещенную только красноватым светом догорающего очага и парой факелов. Отовсюду доносилось лишь сонное сопение.

— Есть кое-что, что ты должен знать о Коделе и Детях Охотника, — пробормотал он. — Хотел сказать тебе раньше, но пришлось ждать своей очереди стоять на часах.

— И что же?

— Скажу тебе на улице, — ответил Койрег, вздрогнув. — Чтобы точно никто не услышал.

Дрожа от холода, Таврик пошел за Койрегом. Небо было закрыто плотными облаками, дул ледяной ветер. Койрег махнул ему и пошел вдоль форта по дорожке из разломанных плиток, между которыми росли пучки густой травы. На углу форта навстречу им из тени вышла чья-то фигура. Это оказался слуга Койрега Сефтал.

— Хорошо, что вы здесь, молодой господин, — сказал слуга. — Все идет как и должно…

Искры посыпались у юноши из глаз, когда что-то тяжелое ударило его по затылку. Все вокруг завертелось, и бедняга потерял сознание.

…Ощущения вернулись сперва в виде боли. Во рту стоял привкус крови, голова трещала, рука пульсировала. Кто-то нес его на плече, как он догадался. Потом Таврик различил два голоса.

— Они? Мы уже давно должны были встретиться с ними!

— Прекрати хныкать! — Это был Сефтал, слуга. — Мы достаточно далеко отошли от форта, можно уже остановиться, вон там, под деревом. Они найдут нас, не бойся.

Его пронесли еще несколько шагов, потом Таврик ощутил, как его кладут на землю, — на всякий случай он не открывал глаз. Несколько минут не было слышно ничего, кроме тихой возни, потом Койрег заговорил:

— Я думал, что кто-нибудь из них уже должен быть здесь. Когда мы уходили, там уже началась битва.

— Они останутся там, пока не выполнят свою задачу. — Сефтал говорил несколько неуверенно. — В любом случае ни у одного из этих еретиков не будет времени вспомнить о нашем юном друге, который, если я не ошибаюсь, — Таврика звучно шлепнули по щеке, — уже очнулся. Сядь!

Таврик сел, опершись спиной на дерево. В жидком свете занимающейся зари лицо старика походило на физиономию мертвеца, его глаза казались черными провалами, наполненными какой-то жидкостью.

— Я рад, что мой удар не совсем испортил тебе мозги. Мой господин едва ли нашел бы применение идиоту.

Таврик вздрогнул:

— Чего вы хотите?

— Того же, чего и ты: Империи, вернувшей свое былое величие, с Императором и Силой Древа. Только мой господин Отец Пламени может вернуть это. Уже сейчас в Катризе собирается огромная армия, готовящаяся разгромить отступников и последних приверженцев Матери. Ты встанешь во главе ее со знаменем Огненного Древа, и никто не сможет устоять перед тобой.

— А что, если это не то, чего хочу я?

На лице Сефтала отразилась насмешливая жалость.

— Ты заблуждаешься. Ты не можешь хотеть иного.

Койрег поерзал на коленях и приблизился к старику:

— Сефтал, я так устал, голова кружится… — (Таврику показалось, что в его словах есть какой-то подтекст.) — И если нам вскоре снова придется скакать, мне нужно что-нибудь, что сможет меня освежить и подкрепить…

Сефтал ничего не ответил, Койрег протянул руку, голова его поникла.

— Я не прошу много, всего глоток. — Он уже умолял. — Я сделал все, что ты велел, разве нет? Разве я не заслужил…

— Ладно, — кивнул Сефтал, доставая небольшой сосуд из кармана своего кожаного балахона. — Но после этого ты не получишь больше, пока мы не доедем до места.

Поспешно кивнув, Койрег схватил фиал, выдернул пробку и быстро влил его содержимое себе в глотку. Он закашлялся, захватал ртом воздух, потом вернул склянку. Таврик с изумлением наблюдал всю эту сцену, заметив, что Сефтал в свою очередь наблюдает краем глаза за ним. Старик недобро улыбнулся ему, словно говоря: «Вот так будет и с тобой».

Койрег негромко рассмеялся, откинул назад голову и вдохнул ночной воздух, уставясь в небо. Потом он встал на ноги:

— Теперь гораздо лучше. Ах, старина Сефтал, если бы ты приносил больше этого напитка, если бы ты не скаредничал так…

— Точно, и тогда бы ты пил его все больше и больше, чтобы достичь того же результата. Неразумно, учитывая то, что он очень дорог. — Старик понизил голос. — Кстати, не так громко.

Койрег грациозно прислонился к дереву:

— Такой большой лес. Может, моя болтовня позволит друзьям быстрее найти нас…

— Едва ли, — раздался вдруг голос. — Я убил их всех.

Таврик, вздрогнув, поднял голову и увидел приближающегося Коделя, тот надвигался на них из-за деревьев, держа в руке меч. Он тяжело дышал, из ран на голове сочилась кровь, на руках тоже виднелись порезы. Его лицо пылало ненавистью, меч сверкал в призрачном свете.

— Отдайте мальчика, и я буду судить вас по справедливости! — прорычал он.

— Какое счастье! — ответил Сефтал, вставая на ноги. Он схватил Таврика за воротник и неожиданно легко поднял его над землей. — Никто из вас не смеет нас судить. Койрег, объясни ему.

— Охотно.

Кодель пересек поляну, не спуская с Сефтала горящих глаз. Койрег отбил его нападение, легко поигрывая мечом, словно детской рапирой. Когда он взмахнул мечом над головой, Таврик подумал, что с Охотником сейчас будет покончено. Кодель уверенно отбил удар, потом неожиданно шагнул к Койрегу и схватил его за плечо и опрокинул, ударив ногой. Младший Мазарет свалился на землю, Кодель ударил его по голове рукоятью меча, потом уставился на старика:

— Отпусти мальчика, ты, шелудивый пес!

Сефтал засмеялся и выбросил вперед свободную руку. С кончиков его пальцев полился яркий изумрудный свет, его лучи сплели вокруг поляны паутину, накрыв Коделя. Отступив на шаг назад, тот издал болезненный крик и упал на колени. Зеленоватое свечение с шипением расползалось по телу Коделя. Таврик видел, как оно заливает глаза бедняги, его раскрытый рот, его руки, из которых уже выпал меч. Кодель попытался встать, споткнулся о тело Койрега, потом упал, выставив перед собой руки, зеленая паутина покрыла его лицо и шею.

Зажатый могучей рукой Сефтала, Таврик рыдал от страха и горя:

— Отпусти его, пожалуйста…

Сефтал оглянулся, осмотрел поляну, глаза его сверкали зеленым.

— Когда ты сражаешься, сражайся не только силой, но и страстью. Смотри внимательно, мальчик! Это твой первый урок возмездия…

Голос старика внезапно прервался, он издал странный, булькающий звук. Таврик ощутил, как судорожно дернулась сжимающая его воротник рука. Он повернул голову и закричал. Свободная рука Сефтала царапала шею, пытаясь достать до впившегося в нее клинка. Изумрудное свечение заливало теперь только его глаза, вот оно вырвалось из раскрытого рта. Таврик пытался освободиться, но старик не пускал его, используя как опору. Он совсем придавил юношу своим весом, Таврик рванулся и ударил костистую руку, которая уже душила его. Другая рука Сефтала безвольно повисла на гарде клинка, голова раскачивалась из стороны в сторону, но хватка осталась прежней.

Таврик уперся ногой в какой-то корень, резко откинулся назад и вывернулся в сторону. Странный, пугающий вопль вылетел изо рта Сефтала, когда он ударился о землю, еще глубже загоняя в горло клинок. Его глаза и рот по-прежнему полыхали зеленым огнем. Рука Сефтала, сжимавшая воротник Таврика, наконец-то ослабила хватку. Теперь старик ощупывал собственное лицо, лихорадочно нашарил левый глаз, пальцы его вдруг нырнули глубоко в глазницу, пылающую изумрудным свечением, которое истекало, казалось, прямо из головы.

Таврик в ужасе отпрянул. Магический огонь начал угасать. Сефтал дернулся и застыл, из его рта и глаз заструился дымок. Кодель с трудом поднялся и на дрожащих ногах приблизился к трупу. Казалось, он был не в себе: хохотал и ругался, плевал на тело, потом пинал его, перекатывая по всей поляне. Потом он доковылял до лежащего без сознания Койрега Мазарета и упал рядом с ним.

— Как я хотел бы убить тебя! — произнес Кодель голосом, полным неодолимой ненависти. — Но ты пригодишься нам живым. — Сказав это, он с усилием поднялся на ноги и поискал глазами Таврика. Взор его был холоден. — Ладно, — прохрипел он. — Пошли.

Таврик вздрогнул от испуга:

— Что вы собираетесь делать со мной?

Кодель нахмурился:

— Делать с тобой? — Он недоуменно покачал головой и взял юношу за плечо. — Мальчик, я собираюсь увидеть твою коронацию, даже если это окажется последним, что я увижу в своей жизни!

ГЛАВА 10

В тени между полуразрушенной стеной и громадой упавшей колонны Керен заметила, как кучка оборванных юнцов избивает двух пожилых, хорошо одетых господ. Испуганные лица выглядывали из палаток при звуках ударов и тут же прятались обратно, а люди, готовившие у костров еду, придвигались поближе к пламени, делая вид, что ничего не замечают.

Избиение прекратилось, юнцы обшарили карманы своих жертв и убежали, хохоча и делая неприличные жесты в сторону сидящих у костров. Когда они исчезли, Керен посмотрела туда, где на обломках камней стонали и слабо копошились две неясные тени. Прошло несколько минут, но никто так и не двинулся, чтобы помочь им. Она злилась все больше, но сдерживала себя, чувствуя, что от окружающих исходит какое-то пугающее, непонятное напряжение.

Потом Керен заметила вереницу людей в капюшонах, пробирающихся в лабиринте палаток и шатров. Она отступила подальше в тень, узнав красные одеяния жрецов Огненного Древа. Они были повсюду в лагере беженцев, как огромные насосавшиеся пиявки, они задавали людям разные вопросы, распределяли деньги и пищу и наводили свои порядки, утверждая, что именно такие порядки справедливы.

Впрочем, они были не единственными из тех, кто пытался захватить здесь власть. Керен замечала молодежные шайки и ватаги нищих, появлялись также отряды наемников. Но те возникали внезапно и ненадолго, тогда как жрецы жили здесь постоянно, в основном благодаря запасам зерна и овощей, которые они привозили бог знает откуда и распределяли между беженцами по своей странной системе.

Их появление здесь казалось не случайным, и Керен была уверена, что они поддерживают отношения с могонцами. В прежние годы на Кровавое Сидение в Аренджи традиционно собирались шаманы племен и представители знатных семейств (обычно туда посылали второго или третьего сына). Но в этом году по северным лесам Кат-риза рыскали целые полки всадников, хватая всех подряд. Большинство беглецов было именно оттуда, из разрушенных и спаленных городов Катриза.

Керен увидела, как жрецы уволокли тех двоих, потом пошла дальше вдоль разрушенной стены, перебираясь через заросшие травой груды мусора, обходя большие группы беглецов и стараясь держаться в тени. Но она все равно ловила на себе подозрительные взгляды, когда останавливалась спросить, где находится палатка лекарей. Одна когда-то важная дама, сидевшая под перевернутой телегой, выслушала ее вопрос, потом посмотрела на залатанные башмаки Керен и ее безрукавку и беззубо улыбнулась.

— Какие славные ботинки, леди-воин! Мне хватило бы их до конца моих дней.

— Нет, мамаша, у меня ничего нет, кроме них. — Керен присела на корточки и, понизив голос, спросила: — Скажи-ка лучше, когда ты последний раз ела сыр?

Лицо старухи вспыхнуло от волнения.

— С самого… — Она помрачнела. — Ты смеешься надо мной!

Керен покачала головой, вытащила из кармана небольшой сверток и протянула ей. Женщина взяла его, развернула и увидела кусочек грязно-желтого сыра, не больше пальца ее руки, и впилась в него беззубыми деснами. Наслаждение волной разлилось по ее морщинистому личику, она закачалась из стороны в сторону:

— Ах да, да, да! Кабринский, из… северо-западных сыроварен, я полагаю.

Керен улыбнулась:

— Ты, похоже, разбираешься в этом?

— Когда-то у меня была таверна на Верхней Юларской Дороге, деточка. — Она сощурилась. — Задолго до того, как напали эти могонцы. О, у нас останавливались все: высокородные господа, богатые купцы…

— У тебя тут есть еще и кусочек сот. — Старуха протянула руку, но Керен мягко отстранила ее:

— Нет, мамаша, сначала я должна узнать, где стоят палатки лекарей.

— Ах это. Вон та дорога, которая уходит под гору, западная. По восточной не ходи, иди мимо этих жрецов, чтоб им было пусто. — Она снова сунула в рот сыр. — Большинство лекарей и травников превратились теперь в низших, а купцы и продавцы оружия стали знатью.

Керен согласно кивнула и отдала ей кусочек меда, который та немедленно принялась сосать.

— Мм, сладко, очень сладко. Это мы тоже продавали в таверне, и еще мятные конфетки из Яфрена, и свежевыпеченные булочки, и хоньирские сладкие яблочки, и… — Она замолчала, глядя неподвижным взором на обмусоленный кусочек сот. Через секунду он выпал из ее руки, она уронила голову на ладони и зарыдала. — Все, все пропало. И вкусная еда, и мои мужья, и дети. Будь прокляты эти могонцы и их Кровавое Сидение! И ты вместе с ними, что заставила меня вспоминать. Уходи, убирайся!..

Керен вскочила, полная жалости и чувства вины, и пошла по западной дороге, обернувшись напоследок и бросив взгляд на пожилую женщину, горько плачущую под телегой по утраченным прелестям жизни. В какой-то миг Керен захотелось ударить кого-нибудь или что-нибудь разбить, заставить судьбу расплачиваться за горе старухи, искупить то, что сама содеяла. Но потом это чувство прошло, она просто брела по дорожке между остатками стены высотой по колено и рядом тесно прижатых друг к другу шатров и навесов. Дорожка вскоре свернула направо, Керен секунду помедлила, потом завернула за угол и увидела перед собой зубчатую стену, прикрывающую лагерь беженцев. Тысячи костров горели среди руин, под верхним рядом развалин начинался нижний, там тоже были беженцы. Огни тянулись широкими лентами по всей поверхности гор. Это был Олвергост, самая большая цитадель давным-давно исчезнувших Брузартанских королей, последней значительной династии Лиги Яфрена.

Керен вспомнила то утро, когда они с Сувьель и Джилли въехали на вершину горы и увидели открывающийся с нее вид на развалины чудовищно огромной цитадели. Олвергост был возведен в южной части Катризской равнины, там, где хребет Хоньирских гор встречался с Рукангскими горами. Три уровня укреплений были врезаны в скалы, каждая линия включала в себя стены, башни, ворота и мосты. Самой мощной была нижняя линия с тремя рядами зубчатых стен укреплений, упирающихся в горы на севере и востоке.

Но Брузартанские короли, как и многие династии до них, прошли свой путь от славы к забвению. Могучие вдохновенные полководцы оставили после себя слабых потомков, чьи наследники, в свою очередь, были либо ничтожествами, либо полными безумцами. Под конец их столетнего правления Лига развязала гражданскую войну, и легендарный Олвергост оказался разрушен. Теперь древние руины, за долгие века окончательно вросшие в землю, стали пристанищем для неимущих и отчаявшихся людей. Керен видела на рассвете, как к тысячам уже сидящих здесь присоединялись новые сотни людей: горожане и фермеры Тоброзы. Дней пять назад они что-то не поделили с могонцами, о чем до сих пор напоминали стоящие на горизонте колонны дыма. Днем от вида Олвергоста щемило сердце, но ночью он зачаровывал наблюдателя тремя огромными полосами огней с поднимающимися от них струйками дыма.

Сувьель была где-то там, внизу, ухаживала за больными и ранеными…

Когда они еще спускались с горы, их заметила пожилая женщина. Она узнала в Сувьель травницу и попросила ее помощи. Сувьель сразу же согласилась, велела Керен и Джилли разбить лагерь где-нибудь рядом с мирными людьми и ждать ее возвращения. Но день прошел, наступил вечер. Потом спустилась ночь, а Сувьель все не было. Керен волновалась за нее и решила отправиться посмотреть, что происходит. Она просто поднялась, заявила о том, что уходит, и ушла, прежде чем Джилли успел произнести одно из своих замечательных ругательств.

Керен пробиралась все дальше и дальше на запад вдоль разрушенных фортификаций и вскоре дошла до лестницы, которую безжалостное время превратило в неровный ряд каменных выступов у подножия горы. Лестница спускалась к площадке, на которой сохранились круги от стоявших там некогда колонн. Теперь вся поверхность этой площадки была покрыта трещинами и канавками, промытыми дождевой водой. Повсюду были люди. Они неподвижно сидели возле костров, ссорились, спали под навесами, о чем-то умоляли, протягивая руки. Керен не обращала на них внимания и двигалась дальше.

Через некоторое время ее остановила преграда из булыжников и земли, и Керен уже собиралась перелезть через нее, когда из темноты кто-то вышел.

— Дальше ходу нет! Положи оружие!

Человек поднял руку с лампой, и Керен сделала шаг назад, как можно спокойнее вынимая меч из ножен.

— Я не собираюсь причинять беспокойства или неприятностей, — пояснила она. — Я ищу друга…

— Это женщина, — произнес чей-то голос сбоку. Человек, стоявший перед ней, засмеялся, переложил копье в другую руку и пошел к ней.

— Женщине опасно одной разгуливать по лагерю, не важно, днем или ночью. Почему бы тебе не пойти со мной? Я прослежу, чтобы тебя никто не обидел.

— Подойди поближе, и ты узнаешь, что прогулки небезопасны и для мужчин. Если ты, конечно, из них. — Керен усмехнулась.

— Э, а кошечка-то царапается!

— Что с того, Барью? Заставь ее убрать когти!

Человек с копьем оказался в пятне света: узкое лицо, лысина, глаза, полные ненависти, хотя рот и кривится в усмешке.

— Сначала, — доверительно сообщил он ей, — разрежу, а уж потом выпущу кишки.

Послышались возгласы одобрения, пока он вставал в позицию, прижимая копье к груди обеими руками. «Скверно», — подумала Керен. Человек, похоже, был опытным воином. Барью ударил ее древком по ногам, заставив отскочить, и собирался стукнуть еще раз, по голове, но тут откуда-то раздался голос:

— Эй, вы там! Что происходит?

— Поймали разбойницу, майор.

— Просто допрашиваем.

— Я вижу. Барью, убери копье.

Вновь пришедший приблизился к противнику Керен, который сделал вид, что этого не замечает. Он некоторое время пристально смотрел на Керен, потом опустил копье и с безразличным видом оперся на него. Кто-то принес факелы, майор повернулся к Керен и ахнул:

— Значит, Бернак не поймал тебя!

При свете факелов она узнала Домаса.

— Рада встрече, Домас! — улыбнулась она, убирая меч в ножны.

Бывший капитан кивнул, потом посмотрел на Барью и остальных:

— Ступайте на свои места. Все, кого вы задержите, должны быть доставлены ко мне. Ясно?

Раздалось согласное бормотание, но Барью промолчал; уходя, он еще раз выразительно посмотрел на Керен. Домас взял факел и сделал Керен знак идти за ним через насыпь. Она, поколебавшись, последовала за ним. Домас ничего не говорил, пока они не оказались на другой стороне и не отошли подальше от его шайки.

— Барью негодяй! — сказал он. — Но еще не самый худший. Он, по крайней мере, может заставить свой отряд построиться и не грабит каждого, кто встретится ему на пути.

— Да, меня он полюбил с первого взгляда, — мрачно подтвердила Керен.

Домас сочувственно покачал головой:

— Он такой же, как Бернак. Только меньше и слабее. — Он бросил на нее короткий взгляд. — Так как же тебе и юному жрецу удалось бежать от нашего командира и повелителя? И что принесло тебя сюда?

Она пожала плечами:

— Нам повезло, нам помог кое-кто. Как раз этого человека я сейчас ищу здесь. Может, ты ее видел, высокая седая травница. Приехала сегодня утром на собственной лошади.

Домас нахмурился, вспоминая:

— Да, кажется, я видел эту женщину сегодня днем возле палаток лекарей.

— Может, проводишь меня туда?

— Тогда сперва придется идти к генералу. Есть приказ: все, кто приходит с оружием, должны немедленно доставляться к нему. И никаких исключений.

Генерал оказался представительным темноволосым мужчиной, высоким, плотным, но не толстым, хотя и не слишком стройным. Его правый глаз закрывала повязка, два параллельных шрама тянулись от этого же глаза через всю щеку. Еще у него были пышные усы, нуждающиеся в немедленной стрижке. Сидя на закрытых бумагой козлах, он внимательно рассматривал Керен, поигрывая пустыми ножнами кинжала.

— Значит, Керен Эшрол, — повторил он. — У него оказался громкий звучный голос с хрипотцой, в котором звучала то ли сила, то ли угроза. — Майор Домас сказал, что вы служили в Имперской армии. Участвовали в битве у Ворот Волка, спаслись, а потом подались в наемники. Такой богатый опыт, и все здесь ясно. Мне нужны люди, Керен. Вы могли бы рассчитывать на чин капитана.

Она на миг задумалась. В это неспокойное время, когда могонские шаманы, купцы и даже города приглашают наемников, подобное предложение было очень соблазнительно. Но она знала, что не может нарушить данного Мазарету обещания защищать Шин Хантику. Это была ее обязанность, слово чести, которое она вдруг решила сдержать.

— Это великодушное предложение, генерал, но я должна выполнить возложенные на меня обязанности. К сожалению, я вынуждена отказаться.

Генерал задумчиво посмотрел на нее, поглаживая старую потемневшую кожу ножен.

— Мы живем в опасные времена, Керен. Возможно, это шанс оказаться на стороне победителя.

— Примите мои благодарности, генерал, но мое решение окончательно.

— Как пожелаете. Домас проводит к палаткам лекарей.

Когда Домас с Керен ушли, от задней стенки генеральского тента отделился коротенький человечек в драной одежде и подошел к генералу:

— Ну как?

Генерал ничего не ответил, наклонился над стоявшим у его ног мешком и достал из него ржавый кинжал. Он вложил его в ножны и протянул человеку. Тот взял кинжал и протянул генералу небольшой мешочек, в котором что-то негромко звякнуло. Когда человечек убирал кинжал в складки своего плаща, под его рваной одеждой мелькнул отсвет алой ткани. Он тут же запахнулся и молча вышел. Генерал же повернулся к столу, взял перо и начал составлять список приказов.

Палатка лекарей стояла в стороне от основного лагеря беженцев, под деревьями, на берегу потока, бравшего свое начало где-то в горах, к северу от Олвергоста. Пока Домас вел ее туда, он успел рассказать кое-что из того, что произошло с ним после их бегства с Тавриком. Похоже, резкие слова Керен в тот вечер заставили его пересмотреть планы свержения Бериака. Позже, когда обнаружилось ее отсутствие, он приступил к решительным действиям.

— Я заявил своим сержантам, что ухожу, и спросил, кто со мной. — Он засмеялся. — Все трое пошли, а с ними еще несколько человек, из самых надежных. Как только Бернак и его шайка бросились в погоню за вами, мы тоже вскочили на коней и поехали, только в другую сторону, сделав остальным ручкой.

— А потом?

— Мы думали ехать на север, в Казал или Ротаз, но у нас было слишком мало провизии, поэтому мы направились на восток по одному из горных путей, решив попытать счастья в Тоброзе. На другой стороне перевала мы встретили генерала и его людей. Они, наоборот, бежали из Тобозы с остатками войска, и, когда он предложил нам ехать с ним, мы согласились. Это было неделю назад, и последние пять дней мы сидим здесь. — Он помолчал. — Генерал — хитрющая лиса, Керен, и доблестный воин. Напрасно ты не приняла его предложения.

— Я не могу, Домас. У меня есть другие дела.

— Знаешь, что я думаю? Ты, наверное, присоединилась к одной из этих шаек повстанцев. Ходят слухи, что одна из таких банд находится сейчас в горах Бахруза. — Он вздернул подбородок. — Если ты управишься за неделю, то возвращайся сюда, понимаешь?

Керен поежилась — ей было неприятно выслушивать его домыслы, стоя здесь, под деревьями, вдали от факелов и костров, в тревожном сумраке. Она коснулась меча, потом рассмеялась:

— Ты делаешь из мухи слона, Домас. Ты просто наслушался сплетен за последние дни.

Домас внимательно посмотрел ей в лицо, потом, усмехнувшись, покачал головой:

— Ах, Керен, Керен, я ни за что не выдал бы твоей тайны, чего бы она ни касалась. — Он указал на длинный низкий навес под деревьями. — Там лечат больных и раненых, твоя приятельница должна быть там. Когда соберешься ехать, найди меня где-нибудь возле палатки генерала. Но я бы советовал тебе подождать до утра.

Она кивнула, позволив себе облегченный вздох:

— Спасибо, Домас.

Он махнул рукой:

— Не стоит, — потом развернулся, чтобы уйти, и бросил на прощание: — Керен, в следующий раз придумай какую-нибудь историю с подробностями, ладно?

Хмыкнув, он повернул обратно, туда, откуда они пришли.

Керен, ругая себя, пробиралась между деревьями. Домас прав. Она должна придумать какую-нибудь связную ложь, которая сгодилась бы для любого слушателя. Она вздохнула. Есть же некоторые вроде Джилли, из ничего они могут создать любое вранье, дивную сказку, и все это без малейших усилий, легко и естественно. Будь он на ее месте, тут же нагородил что-нибудь трогательное о несчастных беглецах, историю, полную подробностей: имен, описаний, семейных преданий. И все слушатели, включая Домаса и генерала, утирая скупые мужские слезы, стали бы снаряжать его в путь, давая в дорогу деньги и еду. Ее позабавила нарисованная в воображении картина, и она улыбнулась.

Но улыбка тут же пропала, когда она увидела женщину, сидящую на пороге палатки. Женщина горько плакала. Керен с ужасом осознала, что это Сувьель. Она бросилась к ней, села рядом на корточки, позвала ее по имени. Сувьель подняла голову, и Керен поразило выражение совершенной опустошенности и смертельной усталости на ее лице. Глаза травницы покраснели, бледное лицо казалось серым в свете горящего рядом костра.

— Они умирают, а я не могу спасти их, — хрипло произнесла Сувьель. — Они просто не хотят жить, они такие слабые, измученные, и в них нет… нет надежды. — Она закашлялась. — Я отдала все, что во мне было, я пуста. Рааль отправил меня сюда отдохнуть.

Керен сделала движение, чтобы подняться, но Сувьель схватила ее за руку дрожащими пальцами:

— Послушай, этот Рааль Хайдар, он маг. Он использует силу, которой я никогда раньше не видела. Это похоже на призрачные сети и клубки…

— Тебе необходимо отдохнуть, попробуй поспать…

Но Сувьель продолжала:

— Он сказал, что родом из островного королевства, далеко к западу от Кеременкула. Если бы нам удалось убедить его встать на нашу сторону. Я спросила его, но он заявил, что не может… Я пойду обратно, помогать ему…

Она попыталась встать, но упала на колени и снова зарыдала. Потрясенная и напуганная Керен почти волоком дотащила ее до костра и заставила лечь. Не обращая внимания на протесты Сувьель, она завернула ее в одеяла, подложив одно под голову. Через минуту Сувьель уже крепко спала, а Керен убрала с ее лба растрепавшиеся светлые с ранней проседью волосы, поднялась и пошла к палатке. Она сделала несколько шагов и замерла, увидев высокого человека в темно-зеленом плаще. Он стоял почти рядом с ней и старательно вытирал длинные пальцы куском заляпанной кровью материи.

— Вы не… — начала она.

— Я Рааль Хайдар. — Голос у него оказался глубокий и мелодичный, полный осознания собственной значимости. — Вы Керен Эшрол, женщина-воин. А где ваш приятель, торговец?

У него было узкое лицо, высокий лоб, орлиный нос, достойный императора, и темные холодные глаза.

— Он остался с лошадьми, мы остановились на верхнем уровне.

— Плохо. Эта ночь полна опасностей. — Он повернулся лицом к палатке. — Идемте, я требую от вас помощи.

— Вы требуете?! — Она подавила гневное возмущение и пошла за ним.

Внутри небольшие висячие лампы освещали три ряда походных кроватей. В железных плошках дымились ароматические травы — попытка отогнать насекомых и заглушить запах болезни. Но за ароматами трав Керен все-таки различила что-то горькое, смешанное с запахом застарелого пота. За больными присматривали еще двое, мужчина и женщина, — они показались Керен придавленными к земле грузом забот.

Человек по имени Рааль Хайдар указал на столик, заставленный мисками, мешочками и заваленный обрывками тряпок.

— Вымойте руки и принесите мне бинты! — скомандовал он, направляясь к одной из кроватей.

Она оглянулась через порог на спящую у костра фигуру, вздохнула и подошла к столику. Некоторые из мешочков она узнала, они принадлежали Сувьель. Их содержимое было выложено на стол рядом со ступкой и пестиком и другими врачебными инструментами. Вымыв руки, она нашла среди этого множества вещей длинные узкие полоски ткани, потом разорвала на такие же полоски самые чистые из кусков материи, которые ей удалось найти, и понесла Раалю целую кипу.

Высокий человек осматривал мальчика, чья обнаженная рука представляла собой сплошную язву. Керен бросила взгляд на эту руку, и по ее телу прошла дрожь.

— Это… это же черный мор.

— Хм… Обычно это смертельно.

— Обычно? От этого же нет лекарств! Ради Матери, мы все в опасности…

Он выпрямился и посмотрел на нее пронзительным взором:

— Бинты, пожалуйста.

Она молча протянула ему ворох бинтов. Он достал из кармана плаща небольшую синюю склянку, откупорил ее и вытряхнул из нее какую-то розовую пасту. Потом разровнял пасту на лоскуте, наложил его и взял еще бинтов, чтобы закрепить повязку. После окончания процедуры целитель вымыл руки и перешел к следующему пациенту, сделав Керен знак следовать за ним.

Они проработали еще не меньше часа, и за все это время высокий маг, как называла его про себя Керен, ни разу не выказал ни сострадания, ни симпатии к тем, кого он лечил. Его взгляд был холоден, движения точны и уверенны; Керен стало интересно, воспринимает ли он своих пациентов как живых людей. Она попыталась заговорить с ним, но он рубанул по воздуху рукой, требуя, чтобы она умолкла. Он даже не посмотрел на нее. Наконец он распрямился и сказал:

— Довольно.

Она хотела продолжать.

— Почему? — спросила она, когда он отошел вымыть руки.

Он стряхнул воду с длинных бледных пальцев, вытер их и только тогда ответил: — Потому что наше время здесь подходит к концу. И почти сразу же она услышала с улицы голоса, один из них принадлежал Сувьель. Керен бросила оставшиеся бинты на стол и пробежала мимо стоявшего с безразличным видом Рааля.

Двое наемников с длинными мечами стояли по бокам не совсем еще проснувшейся Сувьель, еще четверо приближались к палатке. Среди них был генерал и отводящий глаза Домас. Керен взглянула на него, потом на остановившегося неподалеку генерала.

— Брось оружие, и мы не причиним тебе вреда, — произнес тот.

Она не обратила внимания на его приказ, а только по-волчьи оскалилась, не убирая руку с рукояти меча:

— Оставьте в покое мою подругу, и вам тоже никто не причинит вреда.

Генерал только улыбнулся в ответ на эти слова:

— Думаю, ты понимаешь, что у тебя нет шансов, женщина. У меня есть приказ, требующий доставить эту травницу. Если ради его выполнения потребуется убить тебя, ты умрешь.

— Керен, — позвала Сувьель, — не сопротивляйся. Есть другие способы…

Керен не отрываясь смотрела генералу в лицо:

— Кому ты продал нас, наемник? — Она вложила в это слово все свое презрение. — Этим жрецам? Тогда подойди поближе, я не собираюсь подчиняться ни им, ни тебе.

Она выдернула из ножен просвистевший в воздухе меч. Генерал покачал головой:

— Слишком много темперамента, но сильно. Ты могла бы украсить наши ряды, Керен Эшрол. Да и все еще можешь, если проявишь немного сдержанности. Отдай мне меч, и тебя никто не тронет, клянусь.

Керен сплюнула на землю:

— Иди и возьми, шакал!

Лицо генерала исказилось от злости.

— Взять их! — бросил он своим людям.

Но прежде чем они успели шевельнуться, у Керен за спиной зазвучал чей-то голос:

— Стоять! Битвы не будет.

Рааль Хайдар стоял справа от нее, скрестив руки на груди, ветер шевелил зеленые рукава его плаща.

— Не лезь сюда, если у тебя нет меча! — буркнула Керен.

Высокий человек не обратил внимания на ее слова. Он повернулся к генералу:

— Вы совершили серьезную ошибку. Полагаю, вам придется вернуть задаток.

Генерал обнажил свой меч, широкий клинок с выщербленной рукоятью.

— И почему бы это?

— Потому что вы никого никуда не доставите, глупый вояка! — Хайдар оторвал руки от груди, поднял одну из них, выставив вверх указательный палец и прижав большой к остальным, так что они образовали подобие кольца. Он замер на мгновение, глядя прямо на генерала, который несколько растерялся под этим взглядом. — Счастливо оставаться!

Потом он произнес какое-то длинное слово, и мир изменился.

Слово это проникло в Керен. Она ощутила его на своей коже, кости ее запели, легкие превратились в что-то живущее своей жизнью. Она прижимала одну руку к груди, вторая рука мелко дрожала в одном ритме с мечом, который каким-то таинственным способом выскользнул и оказался в ножнах. Она ощущала, что ее волосы шевелятся на голове, а глаза вибрируют в глазницах. Потом слово дозвучало и угасло, а Керен огляделась.

Генерал, Домас и остальные были различимы, но казались лишь призрачными тенями, рыщущими вокруг них и в палатке. Ночная тьма ушла, ее заменило белое сияние, изгнавшее цвета из предметов: из палатки, травы, деревьев, неровного пламени костра. Все казалось сделанным из белого блестящего стекла. Все, кроме ее спутников.

Сувьель с трудом подошла к Раалю Хайдару.

— Что вы сделали? — изумленно спросила она. — Где мы?

Хайдар, все еще с воздетой к небу рукой, огляделся и несколько помедлил, прежде чем ответить:

— Это место известно у нас как Кекрахан. Это одна из нескольких радужных сфер, которая очень тесно прилегает к нашему собственному миру.

— Мы называем их просто Королевствами, — произнесла Сувьель.

Хайдар пожал плечами:

— Я понятия не имею, об одном ли и том же мы говорим. Насколько я понимаю, Королевства суть отдельные миры, где жизнь идет по их законам. А это, — он взмахнул рукой, — некий призрачный полумир.

— И сколько мы сможем оставаться здесь? — Керен была полна нетерпения.

— Не бесконечно, поэтому разумнее всего было бы найти вашего друга, который, насколько я понимаю, ждет вас вместе с лошадьми наверху.

— Откуда вы знаете?

— Когда мы работали в палатке, вы все время думали об этом человеке, Джилли. Мой народ славится своим умением чувствовать подобные эманации, а в вашем случае они напоминали по силе простое бормотание.

— Идемте, — позвала Сувьель. — Я не хочу снова оказаться у них в лапах.

Они вместе двинулись по тропе, ведущей обратно к укреплениям в горе. Это походило на прогулку среди привидений. Несмотря на то что было уже за полночь, многие еще не спали, а сидели возле костров или лежали под навесами призрачными свертками. Когда они подошли к валу, где Барью и его подчиненные играли при свете факела в кости, облезлая собачонка вскочила и принялась яростно облаивать их. Один из часовых швырнул в нее камень, и она с воем умчалась.

Подобное поведение животных повторилось еще дважды: тощий кот бросил добытую им крысу и скользнул в кусты, привязанная к колышку коза принялась бегать кругами и не останавливалась, пока они не прошли.

Джилли разбил свою палатку под нависающей скалой. Когда они подошли, торговец сидел в задумчивости, подкидывая в огонь щепки. Керен улыбнулась, заметив его унылую физиономию, и обернулась к магу: — Вы можете нас вернуть уже сейчас.

— Не здесь, — вмешалась Сувьель. — Нас могут заметить.

Керен указала на густую тень под нависающей скалой, прямо за спиной у Джилли:

— Может, там?

Маг с упреком взглянул на нее:

— Попытка взять реванш, месть?

— Он заслужил это.

Рааль Хайдар расправил плечи:

— Это довольно утомительно. — Он произнес два коротеньких слога, и Керен ощутила, как через нее прошла ледяная волна. Она задрожала, разом падая обратно в ночь.

Джилли вскочил на ноги и успел до половины вытащить меч, прежде чем узнал их. Сувьель кинулась к огню, протягивая замерзшие руки, Керен сделала то же самое. Торговец облегченно выдохнул и сел на место.

— А я думал, что за этот день уже истратил все свои страхи и волнения, — произнес он.

— Нет времени объяснять, Джилли, — сказала Сувьель. — Нам необходимо свернуть лагерь прямо сейчас, прежде чем сюда придут. А у нас только две лошади на троих, поэтому чем раньше мы уедем, тем спокойнее мне будет.

— Нас будет четверо.

Керен и Сувьель разом повернулись к Раалю. Высокий человек выдержал холодный взгляд Сувьель, на его губах появилась легкая улыбка.

— Судьбе угодно, чтобы мы путешествовали вместе, Шин Хантика, — пояснил он. — Мой путь, как и ваш, лежит на север, в Прекайн. — Он слегка поклонился, словно признавая ее превосходство. — Я уверен, что еще пригожусь вам.

Сувьель молчала, Керен чувствовала ее неуверенность и подозрительность, поскольку единственный способ, которым Рааль мог узнать об их планах, — прочитать мысли Сувьель.

Потом она кивнула:

— Прекрасно. Мы рады вашему обществу.

— Мы достигнем места в мгновение ока? — поинтересовался Джилли, поднимаясь. — Или нас ждут долгие дни езды по горам?

— Боюсь, нам придется остаться на привычном нам уровне существования, — ответил Хайдар.

Джилли нахмурился:

— Нет сил сдержать радость!..

ГЛАВА 11

Незавершенное заклинание повисло над столом Бардоу — переливающийся шевелящийся пестрый клубок. Пара тонких свечей в нишах у двери давала слабое желтоватое свечение, но зарево от заклинания было совсем иным. Радужные сполохи играли на пыльных стопках книг на столе, на гербариях, статуэтках, напильниках и пинцетах, пустых чернильницах и тарелках с остатками засохшей еды. Маг сидел в высоком кресле, опираясь локтем на подлокотник и положив подбородок на ладонь. Он устало глядел на радужный шар.

Бардоу действительно устал. Если б он пытался создать простой магический кристалл, это было бы лишь делом времени и полной сосредоточенности. Сотворение этого кристалла было совершенно другим. На самом деле он пытался воссоздать подобие Хрустального Глаза, способного провидеть грядущее, используя для этого несколько сплетенных друг с другом Песен Низшей Силы. Его голова гудела от напряжения, ибо он одновременно воспроизводил Песнь Созерцания, Песнь Покрова, Движения и Соблазна, стараясь удержать рвущиеся из них силы и направить их все на одну цель, в одну точку.

В этой самой точке тьма оборачивалась светом, красное порождало черное, белый цвет становился серебристым, травянисто-зеленым, сапфировым, переливался всеми оттенками желтизны. Бардоу произнес первый слог последнего, пятого заклинания, которое должно было объединить все предыдущие, — Песнь Связывания Воедино. Темные нити петлями охватили созданное, помещая его в какое-то подобие клетки.

Маг облегченно вздохнул и обмяк в кресле. Слова Песен оставили его сознание — гаснущая радуга звуков, ощущений, эмоций. Он провел по лицу дрожащей рукой и потер слезящиеся глаза…

Однажды, задолго до могонского завоевания, маг присутствовал при подобном эксперименте, произведенном Архимагом Аргатилем. У того это заняло всего несколько минут и совершенно его не утомило. Но Аргатиль погиб вместе с Императором на плато Аренджи, Сила Корня была разрушена и погублена, оставив после себя только простейшую Низшую Силу, с которой невозможны настоящие свершения.

«Камнями и грязью стараемся мы законопатить плотину, — подумалось ему. — Этого может оказаться недостаточно, даже и с Хрустальным Глазом».

Заклинание, висящее над столом, превратилось теперь в небольшую бледную сферу, поверхность которой время от времени будоражили темные вихри. Сейчас эта сфера успокоилась, но противоречащие друг другу силы, которые маг собрал воедино, скоро начнут конфликтовать, и он должен будет ввести их в резонанс друг с другом. Тогда цель будет достигнута.

Бардоу оперся на подлокотники и встал. Ноги его задрожали и едва не подкосились. Коротко засмеявшись, он на миг замер, потом достал из-под пергаментов трут, зажег масляную лампу и заковылял к окну. Тяжелое серое одеяло свисало с окна как военный стяг. Он отодвинул его в сторону, и лучи солнечного света вмиг разогнали сумерки в комнате. Хлопья пыли, слетевшие с одеяла, повисли в воздухе. Бардоу щелкнул задвижкой и распахнул окно, потом облокотился на подоконник и положил руки на нагретый камень.

Крусквель купался в золотистом сиянии полуденного солнца, неожиданно щедрого для разгара осени. Из своей башни Бардоу видел, что люди вовсю пользуются хорошей погодой: сохло выстиранное белье, кое-где ремонтировали крыши, работы по постройке казарм шли полным ходом, лошади паслись в поле, где послушники и несколько рыцарей упражнялись в верховой езде. Он глубоко вдохнул, почувствовав запах травы и дыма. На него неожиданно нахлынули воспоминания…

Он припомнил, как стоял однажды, облокотясь на высокий подоконник, очень похожий на этот, ощущая на лице солнечное тепло и вдыхая прохладный горный воздух, и смотрел вниз, на узкие петляющие улочки, пролегающие через город, мимо университетского холма, простых домов и гостиниц, ведущие в переулки с тавернами и лавками травников, старьевщиков, портных, цветоводов, мастеров-стекольщиков. Там была кондитерская, где продавались сласти, привезенные из всех известных крупных городов, и странный маленький магазинчик, торговавший снаряжением для походов в горы. А вверху над ним шумело множество зеленых крыльев…

Бардоу закрыл глаза, стараясь прервать поток воспоминаний. Прошло полвека, а он все никак не может забыть первые дни, когда стал студентом в Треваде. Последний раз он был там через год после завоевания, а потом до него доносились только слухи и сплетни об ужасной резне, устроенной Слугами в городе магов после гибели Силы Корня. Если Сувьель выживет и вернется с Глазом, он наконец узнает, что же осталось от места, где он провел юность, если хоть что-то осталось.

До усталого, измученного мага донеслись поющие детские голоса. Вглядевшись внимательнее, он заметил несколько мальчиков и девочек, сидящих под деревьями. Один малыш между приступами смеха пропел старый абсурдный стишок о свинье и свистульке. После него встали две девочки с заплетенными в косы светлыми волосами, они захлопали в ладоши и запели:

Семя дает росток,

Росток ушел в стебелек,

Стебель рождает лист,

Лист на ветке повис.

Ветка, дерево, лес,

Лес от земли до небес.

Они пели, показывая руками происходящее. В конце они подняли руки над головами и счастливо засмеялись. Бардоу глядел и слушал со слезами на глазах. Это был детский стишок, но он содержал в себе, хотя и в сильно упрощенном виде, все основные элементы Великого Обряда, посвященного Древу-Отцу. Обряд исполнялся два раза в год, в разгар лета и среди зимы.

«…Сейчас у всех нас зима. Только у наших детей осталась вера, которую мы потеряли. Невинность не дает им постичь суровую правду».

За спиной раздался стук в дверь.

— Я занят, — бросил он через плечо.

— Ничего подобного, — возразил женский голос.

Он повернулся:

— Я работаю над одним очень важным заданием.

— А юный Джеффи утверждает, что это не так. Он сказал, что вы сидите у окна и болтаете с птицами.

Буркнув — «Сохрани меня Мать!» — он поспешил к столу и поставил высокую книгу напротив клубящейся сферы, закрывая ее от посторонних взглядов. Потом он подошел к двери, отпер ее и вернулся к столу, произнеся:

— Входи!

Появилась симпатичная девушка с подносом, заставленным мисочками, над которыми возвышались кувшин и кружка. Девушка лучезарно улыбнулась и поставила поднос на низкую скамеечку у окна. Потом она испытующе посмотрела на Бардоу.

— Знаешь, я ел.

— Может быть, Шин Бардоу, но сыр с хлебом совершенно неподходящая еда для человека вашего положения и возраста.

У Фионны были рыжие, доходящие до пояса волосы, ее коричневое платье освежал наброшенный на плечи песочного оттенка платок. Девушка была помощницей Галдамара, но как-то получилось, что взяла на себя заботу и о маге. Она приносила ему еду, отправляла в стирку его вещи, что-то зашивала… Бардоу подозревал, что за всем этим стоит забота Сувьель.

Пока он знакомился с содержимым мисочек, в которых оказались тушеные овощи, салат с орехами и горячие булочки, Фионна выглянула в окно. Бардоу услышал, как кто-то из детей позвал ее, и она махнула в ответ.

— Переговариваешься со своими юными шпионами? — хмыкнул он.

Девушка повернулась к нему, усмехаясь:

— Я зову их своими маленькими рыцарями. И распределила между ними обязанности по подметанию дорожек, еще они поливают цветы, а я учу их тем песенкам и стихам, которые сама знала в их возрасте. — Она помолчала. — Пока не начала это делать, и понятия не имела, насколько сильна была моя вера в Силу Корня, когда я была маленькой девочкой.

— Сколько тебе было, когда погибло Древо-Отец?

— Всего семь. Мать тогда целыми днями плакала, а отец почти ничего не говорил. Наш деревенский жрец уехал, чтобы участвовать в защите Храма Древа в Аднагоре. Почти все жрецы тогда погибли, соблюдать обряды и читать молитвы стало некому, некому стало и учить детей, и выполнять те незаметные обязанности, которые объединяли всех жителей деревни. Единственное, что нам оставалось, — учиться выживать. Когда Галдамар привез меня сюда год назад, я все еще изучала Низшую Силу. А Шин Хантика познакомила меня с детьми, когда приезжала сюда в предпоследний раз. Я почувствовала, что просто обязана научить их тому, что сама знала в детстве.

Бардоу ощутил укол совести за свое недавнее замечание:

— Значит, это ты научила их «Семечку»?

Фионна закусила губу:

— Не должна была?

— Нет, нет… Я просто думал, помогает или мешает простодушие в такие суровые времена.

Девушка улыбнулась:

— Жрецы Матери-Земли очень хорошо преподают историю, Шин Бардоу. Дети, разумеется, знают, что случилось шестнадцать лет назад. Я почувствовала, что им не хватает простой радости. — Она снова выглянула в окно. — Странно, что сами маги до сих пор не поняли этого.

Бардоу рассмеялся, она посмотрела на него. Он наполнил из кувшина стакан, передал ей, потом налил второй для себя.

— Существует некое противоречие в самом сердце Ордена Магов. Видишь ли, до завоевания все старшие жрецы Ордена Древа-Отца были также членами Ордена Магов, но не все маги были при этом жрецами. Когда возникала необходимость в овладении Силой Корня, всех магов отправляли на учебу в Храм Матери-Земли в Треваде. Это не так запутанно, как кажется, просто такое сплетение мистического и практического, любовный танец с выверенными движениями. — Он отпил глоток из своего стакана. — Когда Сила Корня погибла и пал Беш-Дарок, а жрецы, защищавшие храмы, были убиты, ни один из кучки выживших магов не был жрецом. Когда погиб Архимаг, мне пришлось собирать самых сильных и рассудительных и вести их сюда. Здесь мы работаем, совершенствуя наше владение Низшей Силой и готовясь к предстоящей борьбе. Изредка появляется кто-нибудь еще и присоединяется к нам, но большинство новеньких — совсем юные, почти дети, привезенные сюда друзьями или покровителями. — Он едва заметно улыбнулся. — Все они жаждут учиться и готовы внимать всем премудростям, преподнесенным учителями.

Фионна смотрела в пол:

— Простите, если я выказала неуважение.

Он покачал головой:

— То, что мы здесь делаем, слишком важно, чтобы позволять уважению становиться выше истины. Фионна…

Она взглянула ему в глаза.

— Продолжай учить своих «маленьких рыцарей» всему, что знаешь. Вноси радость в их жизнь.

Она кивнула:

— Благодарю вас, Шин Бардоу. Может быть, вы захотите познакомиться с ними?

Бардоу задумался:

— Да, думаю, стоит… — Он умолк, прислушиваясь к появившемуся слабому жужжанию. Потом быстро поднялся. — Боюсь, что не сейчас, — продолжил он, провожая изумленную Фионну к двери. — Прошу прощения, что заставляю тебя уйти, но есть кое-что, чем я должен заняться без промедлений.

— Могу я помочь? — спросила она, останавливаясь на пороге.

Маг отрицательно покачал головой:

— Это довольно опасно, я не хочу подвергать тебя риску.

— Понимаю. Всего хорошего, Шин Бардоу.

— До встречи.

Когда она ушла, Бардоу захлопнул и запер дверь, потом кинулся к окну и закрыл его, задернув одеялом. Потом он подошел к столу и убрал книгу. Сфера пульсировала, ее бледную поверхность сотрясали вибрации. Бардоу снова начал Песнь Связывания, ожидая, что противоборствующие силы вот-вот сорвут с себя путы первой Песни.

Шли секунды. Воск стекал со стоящей на столе свечи и разливался лужицей. Бардоу облизнул пересохшие губы и моргнул больными от напряжения глазами. В сфере что-то хрустнуло, и пламя свечи резко метнулось в сторону. Серебряные вихри внутри шара набирали обороты, разрастаясь. Он начал еще одну Песнь Связывания для готовых высвободиться заклятий, и через миг сфера, сейчас уже размером с его голову, прекратила расти. Ее поверхность превратилась в движущуюся зеркальную мозаику. Он увидел тысячи раз отраженное в ее кусочках собственное лицо, прежде чем крошечные зеркала превратились в абсолютно черную поверхность.

Готово. Продолжая повторять Песнь Связывания, он начал Песнь Крыла Духа. И усилил свою концентрацию, сфокусировав сознание в воображаемой точке на гладкой поверхности шара. Окружающие его предметы стали бледнеть и исчезать, по мере того как Песнь Крыла захватывала и наполняла его сознание. Исчезло все, кроме черного шара, и внезапно маг оказался летящим в мертвой пустоте, падая сквозь непроглядную ночь. В этом Промежуточном Пространстве было холодно, холод старался поймать его, связать и подчинить его волю. Но Бардоу сопротивлялся, призывая на помощь тепло живущих в нем воспоминаний.

«Таврик, — внезапно подумал он посреди своего полета. — Хочу увидеть Таврика».

Крыло Духа повернулось, непроглядная тьма приобрела угрожающий серый оттенок. Он начал опускаться по грозовому небу через огромные скопления облаков, завесу тумана и дождя. Облака расступились, и в серой дымке он заметил тянущиеся под ним горы, поросшие лесом. Через миг он узнал в них северные отроги Бахрузских гор, которые простирались в сторону Великой равнины в Рохарке. Потом Крыло развернуло вправо, его пронесло мимо высоких пиков на юг, к обширному лесу Фаладора.

Движение замедлилось над верхушками деревьев в южной части леса, недалеко от берега озера Орним. Потом Крыло потащило его вниз через ветки деревьев, ловко лавируя между ними. Откуда-то пришел звук капающей воды, но Бардоу не чувствовал и не видел ничего, кроме странного спокойствия и сосредоточенности на своей цели.

Сквозь сумрак пробивался свет факелов и костров, показалась поляна с контурами палаток на ней, рядом паслись стреноженные лошади, у костра виднелись силуэты. Он подвинулся ближе, скользя под кронами деревьев, и увидел Таврика, сидящего напротив Коделя. Здоровой рукой Таврик ловил камешки, которые бросал ему Кодель.

Камешки падали слева, справа, они летели высоко и низко, все быстрее и быстрее, пока наконец Таврик не смог поймать один из них. Он засмеялся, Кодель засмеялся вместе с ним. Внезапно Кодель умолк и повернул голову, прислушиваясь к шуму деревьев и пристально вглядываясь в то место, где маг устроил свой наблюдательный пункт. Бардоу невольно улыбнулся. Пусть у Таврика нет магических способностей его предков, зато они, кажется, присутствуют у Коделя.

Почувствовав желание хозяина, Крыло убралось с поляны. Бардоу внезапно осознал, что он не увидел здесь ни Химбера, ни Пирисы, ни брата Командующего, Койрега. А у пары-тройки людей Коделя на руках и головах были свежие повязки. Что это: нападение, засада? Он представил лицо Химбера: ничего не произошло, проделал то же самое с Пирисой. Крыло не двигалось, что могло означать только одно — они оба мертвы.

Тогда он подумал о Койреге, и его взгляд переместился сквозь листву, дымы костров и ткань палатки. Когда он снова сфокусировал зрение, то был уже внутри палатки и разглядывал Койрега с потолка. Койрег Мазарет спал, его руки и ноги были связаны, на лице виднелись синяки и ссадины. Бардоу ощутил беспокойство. Что сделал брат Икарно, что оказался в таком жалком положении?

«Но мальчик в порядке, — подумал он. — И Кодель, кажется, подружился с ним, что очень даже неплохо».

Маг помедлил, чтобы заглянуть внутрь связывающего заклинания. Все было хорошо, Песнь звучала у него в голове, хотя рано или поздно ее действие прекратится, и к тому моменту он должен будет оказаться в своем теле. Если, конечно, в его планы не входит вечно блуждать по Промежуточному Пространству.

«Сувьель Хантика», — пришла к нему четкая мысль.

Все картинки померкли и разбежались в стороны, Крыло взмыло и повлекло его через тьму, уверенно и настойчиво. Холод опять начал проникать в тело, заставляя чувствовать неуверенность и волнение. Но он снова призвал на помощь все, что любил, людей и родные места, прошлое и настоящее, и у него получилось. Тьма расступилась, показались освещенные ярким солнцем горы. Крыло влекло его на север, довольно низко, так что он смог разглядеть белых коз, пасущихся на склонах и выкапывающих из-под снега корешки и траву. Потом горы уступили место долине с развалинами древней цитадели.

Маг тут же узнал Олвергост и увидел тысячи поднимающихся к небу дымков от костров. «Беженцы», — с тревогой подумал он. И, проносясь над цитаделью, лишь краем глаза успел заметить какую-то суету у подножия горы. Но Крыло несло его дальше, через горы…

Крыло замедлило свой ход над узким каменистым ущельем. Дорога, идущая по его дну, постепенно расширялась у небольшого водоема, берег которого порос густыми кустами. Там маг заметил дюжину всадников, которые что-то искали. Крыло тащило его все дальше, но он велел:

— Подожди!

Маг пристально разглядывал всадников. На некоторых из них были полные доспехи, на других только кожаные нагрудники, но все без исключения носили шлемы-маски. Слуги, понял он. Они были известны своей способностью преследовать жертву без устали даже в самых непроходимых местах. Но все они явно чем-то озадачены и утомлены. Если этот отряд — погоня за Сувьель и остальными, то где же она сама?

«Сувьель Хантика, — снова подумал он. — Найди ее».

И вновь Бардоу оказался в Пространстве, мертвящий холод которого проникал глубже, чем прежде, — верный признак того, что Связывающее заклятие начало слабеть. Но Крыло Духа, казалось, твердо знает, куда двигаться, — смазанные картинки с высокими горами мелькнули и пропали, появились другие образы: нагромождение обломков красных скал, окутанные клубами тумана зеленые заросли, освещенная солнцем долина. Маг интуитивно понял, что видит какие-то Королевства, места скопления первичной силы, где обитали сонмы духов, как добрых, так и враждебных. Он вспомнил Обряд Укрепления Духа в пещере Тревады и те видения, которые так поражали, когда его, словно сорванный ураганом лист, несло через Королевство Древа-Отца. То место было полно жизни. Его окружали толпы удивительных созданий, вовлекающих в свои игры, стада животных, разговаривавших с ним, и еще там было величественное, похожее на башню дерево, единственное из огромного леса, которое говорило с остальными. Он очнулся после Обряда настоящим магом, с сердцем, разумом и душой, полными Силы Корня.

…Мертвая сила, пустой престол. Как печально было осознавать, что эти призрачные картинки Королевств — все, что может показать ему Низшая Сила. Эта рана никогда не затянется.

Крыло кружило над сменяющими друг друга пейзажами, но один из них начал повторяться все чаще. Затянутый туманом лес. У Бардоу на миг появилась надежда, потом беспокойство, он осознал, что нужно либо следовать за Крылом, либо притянуть его поближе к себе. На туманный лес упала тень Пространства, усилив его опасения и задержав его на пороге. Бардоу заметил корявые очертания стволов. Кора переливалась сотнями оттенков зеленого, каждая веточка, даже самая маленькая, держала на себе светящиеся изнутри листочки. Капли росы сверкали, сияли и переливались, но нигде не было видно ничего живого.

«Бардоу…»

Его охватила дрожь. Голос был низким и тихим, почти шепот, но в нем чувствовалась сила и было что-то женское.

«Бардоу, сын моих дочерей, хранитель остатков ушедшего огня, слушай меня, заклинаю. Опасность больше, чем ты полагаешь, больше, чем можешь представить. Планы Повелителя Сумерек впиваются в плоть мира, подобно отравленным колючкам. Если ты не проявишь осторожность, ты станешь таким же, как он, и тогда все живое погибнет. Не подведи меня. Он забрал мою любовь, оставив меня в горе и гневе. Я жажду мести! И отомщу, сын моих дочерей. Я поставлю его на колени перед собой. Схвачу рукой за горло и перережу его! Я сделаю это, но ты не должен ошибиться».

…Сумрачный лес растаял. Холод вцепился в тело острыми когтями, тьма заволокла мозг, закружила в падении…

Маг стоял на четвереньках посреди комнаты, высокое кресло валялось у стены. Свечи догорели, в комнате было темно, свет почти не пробивался сквозь занавешенное окно. Некоторое время Бардоу так и оставался на полу. Он тяжело дышал, стараясь успокоиться и выделить из всего увиденного самое важное.

Мать-Земля. Он был на пороге ее Королевства, она говорила с ним, явление небывалое для тех, кто не входил в число ее жрецов. Его чувства метались где-то между простым страхом и благоговением, он понимал, что его благословило божество. ОНА говорила с ним!

Но все его эмоции перекрывало желание понять и узнать то, что не было высказано вслух, о чем именно она умолчала. Это ведь было предупреждение. Их планы каким-то образом на руку Повелителю Сумерек и его приспешникам. Как такое возможно? И что именно? Намерение захватить Беш-Дарок? Мороз прошел по его коже, когда он подумал о Таврике, едущем в одно из убежищ Детей. А Сувьель, отправившаяся за Хрустальным Глазом…

Маг вздрогнул. Почему Крыло не показало ее? Он припомнил все увиденное, как Крыло неслось к цели, словно выпущенная из лука стрела, а потом вдруг потеряло направление, словно сорвалось… но куда?

Он ухватился за край стола и встал на ноги, нашарил в полутьме трут и зажег огарок свечи. Некоторые из его пергаментов валялись на полу, на поверхности стола заклятия оставили несколько глубоких царапин. Бардоу поставил кресло на место и некоторое время постоял, опираясь на него и размышляя, увидел бы он Сувьель, если бы просто подождал.

«Нет, — решил он. — Я должен был что-то сделать…»

Он начал перебирать кипу бумаг на столе, но замер, вспомнив кое-что еще. «Я поставлю его на колени перед собой. Ухвачу рукой за горло и перережу его…»

Бардоу что-то сильно смущало. У Матери-Земли была темная сторона, как и у Стража Душ. Траурное выражение и суровость на ее лице были обусловлены двойной ответственностью: заботиться об умерших и давать силу новой жизни. Он видел такие изображения в Храме Матери-Земли, но, судя по всему, смерть Древа-Отца все изменила. Бардоу вздохнул и потер усталые глаза. Пока что самое страшное, что он понял из увиденного, — то, что их божество стало мстительным.

ГЛАВА 12

Они карабкались по лишенному травы каменистому склону горной гряды. Все камни здесь казались сотворенными из какого-то странного непрозрачного материала, их поверхность была в разводах и царапинах. Пыль, состоящая из светлого мучнистого песка, медленно клубилась и оседала на их одежды. Сувьель знала, что то королевство, которое Хайдар называл Кекраханом, на самом деле было мертво: ни шевеления, ни дыхания, никакого оттенка жизни. Живыми дышащими существами, отличающимися по цвету от ландшафта, были только они сами. Воздух казался недвижен и не имел запаха, а холод был вполне терпимым ощущением, а не настоящим, прохватывающим насквозь морозом.

Прошло уже больше часа с того момента, как неотрывное преследование отрядом Слуг заставило Рааля Хайдара переместиться сюда снова. За это время Сувьель успела оглядеться. Этот Кекрахан ныне совершенно безжизненное место, но так было не всегда. Травница замечала остатки деревьев, обрубками вздымавшиеся кое-где или лежавшие полусгнившими среди камней.

Сувьель с магом ехали верхом, а Джилли и Керен шли пешком впереди. Окружавшая их местность походила на ту, которую они покинули, но ближе к горизонту пейзаж таял, превращаясь в движущиеся серые клубы. Сувьель несколько раз замечала в этой туманности разломы и нечто похожее на невероятно огромные утесы. Она спросила у Рааля, но он только покачал головой.

— Ничего особенного, просто отголоски каких-то других, дальних частей этого континента, — ответил он безразлично. — Эта земля создана магией, которая отдается эхом, вызывая к жизни подобные миражи.

— И что мы еще сможем увидеть? — растягивая слоги, поинтересовался Джилли. — Великолепные города? Кучи навоза величиной с горы?

Маг посмотрел на него ничего не выражающим взглядом:

— Кто знает?..

Пока они ехали, Сувьель разглядывала чародея и гадала, почему он, такой удивительно бесчувственный человек, никогда не выказывающий даже намека на гнев или радость, в Олвергосте без устали трудился, помогая больным и раненым? Все это было для него просто упражнением или же его внешняя беспристрастность имеет какую-то серьезную причину?

Они добрались до вершины склона и посмотрели вниз. Перед ними лежал широкий с крутыми краями каньон, пересеченный канавками и руслами ручьев, которые сбегали со склонов вниз и сходились в одной точке. Ручьи здесь когда-то бежали в озеро, догадалась Сувьель. Но теперь воды нигде не было видно.

Они уже собирались спускаться, но Керен вдруг замерла, вскинула вверх руку и качнула головой. Потом посмотрела на Сувьель:

— Разве вы не слышали?

Прежде чем Сувьель успела ответить, с противоположного конца каньона донесся слабый протяжный вой, ему ответили такие же голоса.

— Значит, здесь все-таки есть живые существа? — обратилась Сувьель к Раалю.

— Опасные хитрые твари, — спокойно подтвердил он. — Они охотятся стаями, и сейчас они прекрасно чувствуют живой запах, поэтому будет разумнее вернуться в наш мир. Пока что они на некотором расстоянии от нас, поэтому мы можем сперва спуститься.

Все согласно кивнули и поспешили в каньон. Голоса продолжали завывать на некотором расстоянии, и Сувьель показалось, что они звучат скорее траурно, чем хищно. Лошади волновались и всхрапывали. Когда путники подошли к берегу одного из бывших ручьев, Сувьель уловила вдалеке движение чего-то темного и не очень крупного; меньше лошади или коровы, оно двигалось на четырех лапах и походило на собаку. На бегу существо петляло из стороны в сторону, но с каждым прыжком неумолимо приближалось. Вот появились и другие, и тут совсем близко раздался леденящий душу вой. Керен, стоявшая на краю, отскочила назад, вынимая меч:

— У нас тут соседи.

Сувьель многозначительно посмотрела на Рааля Хайдара, тот кивнул с невозмутимым видом и раскинул руки.

Их окутали ленты света; паутина, по сравнению с которой все вокруг было темным, наполнила долину красками и формами. В воздухе появился запах нагретого камня. И прежде чем последняя тень этого мира растаяла, Сувьель успела заметить, как что-то выскочило из-под обрывистого берега ручья и кинулось на нее. Потом она оказалась в заросшей кустами лощине. Она пыталась успокоить свою лошадь, говоря ей на ухо ласковые слова и похлопывая по шее. Джилли и Керен отошли подальше, опасаясь, что лошадь встанет на дыбы, но Сувьель удалось ее успокоить. Рааль Хайдар безразлично смотрел, как она пытается укротить животное. Его жеребец был спокоен, как изваяние.

Сувьель спешилась, делая знак Керен, чтобы та села на лошадь вместо нее.

— И что за существа живут в таком месте? — обратилась она к Хайдару. — Чем они кормятся?

— Их пища не видна нашему глазу.

Сувьель нахмурилась:

— Это какое-то растение или дуновение ветра? Там есть другие животные…

Маг жестом заставил ее умолкнуть:

— Я уже и так сильно истощен всеми попытками помочь вам. А расспросы меня утомляют. Лучше сохраню силы для дальнейшего путешествия.

Сувьель почувствовала обиду не вполне заслуженного упрека, но она понимала, что маг прав. Подавив чувства, она согласилась:

— Простите, почтенный Хайдар. Природное любопытство заставило меня забыть о приличиях. В этом каньоне есть несколько деревень, в одной из них мы, несомненно, найдем приют и пищу, а возможно, и лошадей. — Она повернулась к Керен. — Я права?

Воительница пожала плечами:

— Это Убанийский каньон. Дорога отсюда ведет в две другие долины, выходящие на северные равнины. Все они довольно плодородны, здесь много деревень и ферм, но они под властью могонских старейшин Азбуляра и Дрошала. Если сейчас племена ушли на восток, то здесь будет достаточно безопасно.

— Полагаю, на дорогах остались могонские патрули, — сказала Сувьель. — Мы должны быть начеку.

— Это будет несложно, — заявил Джилли. — Мы учуем запах задолго до их появления.

— Вряд ли это сильно поможет! — ядовито отозвалась Керен. — Они-то услышат, как ты шлепаешь губами задолго до твоего появления.

Торговец секунду помолчал, потом его физиономию озарила улыбка. Сувьель показалось, что она почти видит его мысли о том, что сейчас Керен скрывает свои истинные чувства, издеваясь над ним. Травница вздохнула и пошла вперед. Остальные потянулись за ней.

Широкая торная тропа вывела их из сумрачной долины в сияние дня. Высокие разорванные облака неслись по небу, изредка заслоняя солнце, но Сувьель почти не замечала ветра, дующего ей в лицо, когда поворачивала голову на север.

Кроме буйной растительности и присутствующей повсюду жизни, это место отличалось от Кекрахана еще кое-чем. Долина была выше, чем тот каменистый каньон, еще она была шире и длиннее. Низкие склоны гор покрывали густые леса, отделявшие друг от друга фермерские угодья и укрывавшие от посторонних глаз большую часть долины.

Дорога, ведущая отсюда, была удобной и простой, не то что каменистые горные тропы. Они смогут ехать по ней еще дня три-четыре, прежде чем достигнут крутых холмов, стоящих на границе Прекайнских гор. Там она либо оставит Керен и Джилли ожидать своего возвращения из Тревады, либо посвятит их в задачу, касающуюся Хрустального Глаза. Что до Рааля Хайдара, его цели оставались для них тайной, но Сувьель намеревалась все выяснить до того, как они доберутся до Прекайнских гор.

Пока она шагала рядом с Джилли, все время думала о предстоящем ей путешествии. Последний раз она была в этих краях летом девятнадцать лет назад, за три года до вторжения, когда везла своего племянника из Тоброзы в Треваду, а потом дальше в Казал и Ротаз и на восток через Северный Катриз и в Беш-Дарок. Это был ее подарок племяннику, перед тем как он отправился в Имперскую армию в чине младшего офицера.

Сувьель попыталась представить дорогу на север, но ее мысли постоянно возвращались к тому кошмарному созданию, которое выскочило совсем недавно. Его конечности были неловко прилажены к телу, почти свисали по бокам, и на них было гораздо больше чем два сустава. Шкура казалось лишенной шерсти, гладкая и серая, похожая скорее на камень, чем на кожу животного. Узкий череп, длинная морда с разинутыми челюстями. Однако Сувьель не заметила ни языка, ни зубов, вообще ничего, только глаза, полные отчаяния. Это существо едва ли подходило под описание Рааля и не выглядело как опасное и хитрое.

Они шли весь остаток дня и еще следующие сутки, пока не добрались без всяких приключений до противоположного конца Убанийской долины. В долине были могонцы, но не больше трех десятков. Ими командовал какой-то мелкий жрец, отправлявший их время от времени в походы по своим нуждам и составлявший из них патрули, которые Сувьель с компанией легко обходили. Ночь они провели в маленькой таверне, выстроенной под огромными агатниками, чьи невероятных размеров корни заползали прямо в комнаты. Утром Сувьель купила двух крепких пони, чтобы с большим удобством продолжить путь на север. После полудня пошел проливной дождь, заставивший поспешно искать укрытие. Путники с трудом спустились с холма по размокшей дороге и нашли широкую, заросшую у входа густыми кустами пещеру, в глубине которой начинался короткий тоннель.

Тоннель привел их во внутреннюю пещеру с низким сводом. В центре ее остались следы старого кострища, стены были исчерканы примитивными рисунками, выполненными углем. Джилли и Хайдар привязали коней во внешней пещере, а женщины ввели своих пони во внутреннюю. При свете факела и масляной лампы, которую Керен извлекла из своей сумки, Сувьель заметила два углубления в стенах, в которых когда-то находились усыпальницы. Сейчас они были разрушены, разбиты ударами топора или молота, но по нескольким уцелевшим символам она определила, что одна из них была посвящена Матери-Земле. Вторая пострадала меньше, но была гораздо древнее.

— Это какое-то существо, оно стоит, — объявила Сувьель, стирая грязь и осколки камня с рельефа, — и держит что-то в каждой руке.

Керен присела, чтобы лучше разглядеть изображение, а Сувьель заглянула внутрь. Она долго рассматривала стены, но наконец она признала свое поражение.

— Нет, она старая, очень старая, — сказала она, выпрямляясь и вытирая руки подолом платья. — И я понятия не имею, кому или чему она посвящена.

Керен взглянула на нее, едва заметно улыбаясь:

— Думаю, она посвящена Ночному Медведю.

— Но Медведь обычно стоит на всех четырех лапах или свернут в клубок. Я никогда не видела, чтобы он стоял на задних лапах.

— Я видела на севере Хоньирских гор. — Улыбка Керен померкла. — Я была тогда в отряде Бернака, который искал одного из своих многочисленных врагов, и случайно забрела в полузаброшенную деревню. Все, кто там еще оставался, были очень старыми. У них там рос громадный агатник, под которым стоял огромный камень. На камне была высечена фигура, похожая на стоящего на задних лапах медведя. Они сказали, что это Ночной Медведь, и при этом клялись, что поклоняются Матери-Земле. Но я заметила свежие подношения перед камнем.

Посмотрев на картинку еще раз, Сувьель заметила, что руки и ноги существа действительно похожи на лапы. Некоторые жрецы Матери утверждали, что Ночной Медведь и Небесная Лошадь древние и самые ранние воплощения Матери и Древа-Отца. Другие говорили, что эти божества были объектами поклонения древних людей, которых пугал окружающий их непонятный мир, и что так было задолго до того, как Вуйяду явились видения, изменившие мировосприятие.

Керен вдруг быстро огляделась по сторонам и наклонилась к Сувьель:

— Шин Хантика, я хочу спросить вас кое о чем.

Сувьель вздохнула:

— Я уже говорила Джилли, что его поведение…

— Нет, нет. Не об этом. Этот Рааль Хайдар, мы можем верить ему?

— Верить? — Сувьель пожала плечами. — Все, что я знаю, он исключительно полезный спутник. Разве не так?

Воительница скептически хмыкнула:

— У меня от него кровь стынет в жилах. Достаточно на него посмотреть и… — Она покачала головой.

Сувьель нахмурилась. Что если Керен права? Что если он один из жрецов Слуг или созданный Источником маг, вроде военачальника Гразаана? Но они все ощущали на себе действие его силы, и Сувьель была уверена, что сила эта не имеет отношения к Источнику. Она помнила свои ощущения, запах горячего камня, структуру.

— Я не знаю, в чем его цель, — ответила Сувьель, стараясь говорить уверенно. — Но я не думаю, что он опасен нам.

Керен пожала плечами, выказывая сомнение, и вернулась к пони. Закрепив факел в стене, Сувьель пошла за ней.

К тому времени как дождь ослабел, день начал клониться к закату, и без того серое небо на востоке совсем почернело. Никому из них не хотелось провести ночь в холодной пещере, поэтому они вышли наружу и продолжили свой путь на север. Дождь перешел в мелкую изморось, но тут поднялся ветер и начал швырять им в лицо по-настоящему ледяные осенние капли. Сувьель пониже надвинула капюшон своего потрепанного плаща и закрыла им нос и щеки, пытаясь согреться. Сквозь дрожь собственного тела она ощущала, как мерзнет и ее пони. Необходимо было найти ночлег как можно скорее.

В темноте перед ними вырисовались силуэты высоких деревьев, тропа здесь раздваивалась. Керен махнула рукой, указывая направление:

— Я помню, за этими деревьями живут люди. Мы можем попросить их приютить нас.

За деревьями действительно было поселение, но огни нигде не горели. Ферма и несколько лачуг рядом были пусты. Они выбрали один домик с уцелевшей крышей, развели огонь в очаге и повесили сушиться мокрые одежды. Джилли первым вызвался в караул, а остальные начали устраиваться на ночлег.

Ранним утром они проснулись от шумящего в кронах деревьев ветра, который завывал и в щелях их убогой хижины. Снаружи ветер гнал на север черные тучи по грозовому небу. Когда путники выехали, тот же самый ветер, который мешал им двигаться накануне, теперь, казалось, подгоняет их, заставляя поспешать прочь.

Через некоторое время они въехали в Илонийскую долину, ведущую уже к Прекайнским горам. Эта долина была уже предыдущей, земля здесь была не такая плодородная, горы гораздо круче, и росший на них лес не был таким густым, как прежде. Туман окутывал горные вершины и застилал горизонт, когда они свернули с главной дороги на идущую между деревьев тропу, которой явно давно уже не пользовались. В тех местах, где лес редел, Сувьель замечала внизу небольшие аккуратные поля, пасущихся коз и коров. Как все мирно и обыденно, горько думала она, словно вторжение, боль и разрушение не коснулись этого места. Но ей тут же стало стыдно, ведь эти люди, там, внизу, наверняка потеряли своих родных и близких и во время завоевания, и позже, в ходе нелепого освободительного похода Гандерлека.

Около полудня растительность начала редеть. Обещающий безопасность, лес был теперь на другой стороне неровного склона, поросшего густой травой и засыпанного осенними листьями. Они проехали уже почти половину расстояния до этого леса, когда внизу под ними появилась вдруг группа всадников. Керен выругалась:

— Могонцы!

— Они нас пока еще не заметили, — сказала Сувьель. — Просто спокойно направляемся к этой расщелине. — Она махнула туда, где кончались деревья и стояла небольшая гладкая скала, примыкающая к каменистому склону большого холма.

У них за спиной раздались злобные крики, и все не сговариваясь пустили коней в галоп.

— Многоуважаемый Хайдар, — начал Джилли, перекрикивая стук копыт, — демонстрация ваших возможностей была бы как нельзя более уместна.

— Если ситуация осложнится, я внимательнейшим образом рассмотрю ваше предложение.

— Совершенно удовлетворен вашим ответом, — заявил Джилли. — Абсолютно.

Они достигли расщелины, замедлили ход и проскользнули друг за другом между скалой и холмом. Там сразу же начиналось ущелье с высокими стенами, по которому в долину устремлялся бурный поток. Он падал с высокого каменистого уступа. Путники, не замедляя хода, повернулись спиной к долине и поехали вверх вдоль потока. Их преследователи оказались в ущелье в тот момент, когда они уже переваливали через гребень горы. Путники услышали, как выпущенные им вслед стрелы стучат о скалы, и обнаружили, что едут прямиком в небольшой могонский лагерь.

Изумленные воины кричали и вскакивали на ноги, когда они галопом промчались через их расположение, разметав костер и стоптав попавшийся под копыта шатер. Джилли ехал впереди, он притормозил и оглянулся, глядя широко раскрытыми глазами и указывая на рощицу справа, из которой выезжал еще один отряд с копьями.

— Ну как, ситуация достаточно сложна? — Джилли смотрел на Хайдара. — Или ваша храбрость отказывается признавать это?

Маг сердито сверкнул на него глазами:

— Мы рядом со Слугами, сынок. Использовать здесь мою силу — зажигать для них маяк во тьме. Так что придержи язык.

Джилли вспыхнул, но Сувьель заговорила раньше, чем он раскрыл рот:

— У нас нет времени пререкаться. Едем сюда!

Она поскакала прочь от выезжающих всадников, вниз по заросшему кустами склону, к дороге, которая должна вести к Прекайнским горам. Высокие стены ущелья расступились, открывая поросшие лесами холмы, за которыми высились горные пики. Но за ними по дороге гнались могонцы, они что-то кричали, сверху, с отрогов, им отвечали такие же голоса. Сувьель замедлила ход и огляделась — повсюду были могонцы. Она в отчаянии повернулась к Раалю:

— Помогите нам. Что еще мы можем сделать?

Он отвел глаза. Сувьель сдержала готовый выплеснуться гнев, собрала остатки внутреннего спокойствия и начала Песнь Ритма. Она нанизывала элементы один за другим, представляя их бусинами на длинной веревке, а могонцы тем временем приближались, их крики звучали уже совсем близко, разносясь по всему ущелью. Она поймала на себе взгляд Джилли.

— Заткните уши, — сказала она, почувствовав, что круг создан и Низшая Сила наполняет ее, разрастаясь. Ее дыхание замедлилось и стало глубже, холодный воздух касался рта, ноздрей и груди.

— Сейчас, — услышала она шепот Керен, — сейчас…

Низшая Сила проходила через нее, пульсируя в позвоночнике, обостряя ее чувства, поднимаясь к горлу. Она раскрыла рот, наполнила легкие воздухом, приготовилась выплеснуть силу, неудержимую, сметающую врагов…

И Сила умерла в ней, не родившись.

Она с ужасом смотрела на приближающихся дикарей, потом повернула голову к Раалю. Маг склонил голову, развел в стороны руки и развернул ладони к земле. Один из могонцев вырвался вперед, он скакал, дико ухмыляясь и держа наготове копье. Хайдар внезапно поднял руки, и земля вокруг них вздрогнула. Сувьель увидела, как отряд могонцев разделил поток камней и земли, съехавший со склона, воздух вокруг задрожал от яростной силы, Сувьель едва не задохнулась. Ее глаза завибрировали в глазницах, слезы хлынули потоком.

Потом все заполнил собой звук, появилось снежно-белое сияние. Они вернулись в мир Кекрахана, и те утесы, что только что виднелись на горизонте, возвышались теперь прямо над ними, их вершины уходили в облака. Стараясь сдержать напуганную лошадь, Сувьель бросила взгляд на скачущего впереди Джилли и услышала вой в отдалении.

— Те черные твари! — крикнул он. — Их здесь полно.

— Ты видел Керен и Хайдара?

— Нет, но я видел сотни тех зверей на другой стороне этого холма.

Вой приближался, пока они мчались галопом на вершину холма. Сувьель увидела Керен и Хайдара на середине противоположного склона. Они отбивались от дюжины наседающих на них тварей: она мечом, он красными огненными шариками. Потом она бросила взгляд через плечо и увидела, что несколько сотен темных теней несется вслед за ними. Она начала Песнь Тлеющего Угля и вытащила из-за пояса кинжал, которым пользовалась в исключительных случаях.

— Давай остановимся здесь, — обратилась она к Джилли.

Побелевший от всего перенесенного ужаса торговец кивнул и вынул меч, глядя на приближающуюся первую волну тварей… проходящую мимо них.

— Но как?.. — Джилли был поражен.

Сувьель недоверчиво глядела на мелькавшие мимо нее темные тени, потом посмотрела на Керен и Хайдара, отбивающих волну за волной. Потом маг засмеялся, поднял над головой сжатые кулаки и метнул в ближайших к нему зверей пламя. Вспыхнуло багровым, повалил дым, раздались визги и вой. Когда дым рассеялся, Сувьель увидела валяющиеся на земле, почему-то бескровные, останки животных. И посреди этих зловещих ошметков возвышался Рааль Хайдар, одной рукой он держал Керен за шею, вторую вытянул в сторону. На какой-то миг Сувьель показалось, что он помогает Керен встать, но потом она заметила, что воительница делает слабые попытки освободиться. Затем, когда большинство волкоподобных созданий подошли ближе, облик мага начал меняться.

Он распух, одежда треснула по швам, плечи раздвинулись, руки начали удлиняться, а голова расти, приобретая змеиные очертания. Мускулы заходили булыжниками под кожей, покрытой черно-зелеными узорами. Руки стали огромными и могучими, на пальцах появились короткие острые когти. За плечами возникла пара жутких перепончатых крыльев, покрытый чешуей хвост мотался из стороны в сторону.

Сувьель тут же узнала его.

— Порождение Демона! — прошептала она в ужасе.

Чудовище повернуло голову и пристально посмотрело на нее золотистыми глазами.

— Приятно, когда тебя узнают, — произнес он глубоким звучным голосом.

— Зачем ты здесь? — гневно закричала Сувьель. — Кто тебя позвал?

— А вот отсутствие уважения уже неприятно. — Одно из темных существ приблизилось к нему, но он отшвырнул его взмахом крыла. — Знай ты, насекомое, я Орграальшенот, Принц Израгантира, я пришел мстить! — Порождение Демона уставилось на Сувьель. — И я получу то, что ты ищешь, женщина! Я думал, что вы все можете быть полезны мне. — Он посмотрел на Керен, безвольно повисшую в его руке. — Но при тщательном размышлении понял, что этой одной мне будет достаточно.

Несколько темных созданий двинулись в его сторону и тут же обратились в ошметки плоти.

— Значит, ты убьешь нас, — спокойно произнесла Сувьель.

Мрачная ухмылка исказила нечеловеческое лицо.

— Да нет, есть другой способ. — Он задрал голову к теряющимся во мгле утесам. — Но то, что я поместил вас сюда, привлекло чужое ненужное внимание, так что позвольте удалить вас обоих из этого места. — Он посмотрел на Джилли. — Сначала ты. Приятного путешествия!

— Нет, погоди… — начал Джилли.

Его лошадь лишилась всадника. Сувьель проглотила комок в горле, вытерла вспотевшие руки о край плаща и повернулась лицом к демоническому принцу. Керен по-прежнему пыталась освободиться от сжимающей ее руки, и сердце Сувьель упало. «Во имя Матери! — подумала она. — Я всех погубила!»

Гнусная усмешка монстра сделалась шире.

— Я точно знаю, куда тебя отправить.

И она внезапно оказалась во тьме. Несколько долгих мучительных секунд Сувьель боялась, что ослепла, потом зрение начало возвращаться. Была ночь, она оказалась в лесу, сидела на куче мокрых листьев под густыми кронами деревьев, не пропускавшими звездного света. Она встала, стряхивая гниющие листья с платья, и попробовала понять, где оказалась. Потом зарыдала, спрятав лицо в ладонях, до нее начал доходить весь ужас происшествия.

Сувьель судорожно вдохнула, на миг задержала дыхание, потом выдохнула. Ей необходимо взять себя в руки, иначе все действительно станет плохо. Она привалилась к поросшему мхом стволу, позволяя звукам леса успокоить свои мысли. Потом Сувьель снова услышала свое дыхание и замерла в напряжении. До нее донеслись голоса.

Сувьель осторожно двинулась на звук. Несколько раз поскальзывалась и падала, но продолжала двигаться на появившийся за деревьями свет. Она увидела на поляне костер и сидевшие рядом с ним человеческие фигуры. Из осторожности Сувьель затаилась за деревьями и начала рассматривать их. Все были мужчины, за исключением одной, более хрупкой, фигурки со светлыми короткими волосами. Сувьель видела только профиль женщины, которая сидела глядя на клинок, лежавший у нее на коленях, и время от времени она проводила по нему точильным камнем…

Узнав это привычное движение, Сувьель облегченно выдохнула. Дрожа от радости, она бросилась через кусты на поляну.

Кто-то схватил ее и сбил с ног. Падая, она больно ударилась рукой.

— Кто это?

— Я шел за ней, шпионка, наверное.

— Прошу вас… — выдохнула она. — Керен! Это же я… Сувьель.

Грубые руки схватили ее и перевернули на спину. Вокруг нее кольцом стояли мужчины, на их лицах было написано подозрение. Потом подошел кто-то еще, Керен…

Не Керен! Она смотрела на Сувьель, узнавая, на ее лице заиграла плотоядная улыбка.

— Ты! — прошептала Сувьель.

Созданное Бернаком зеркальное дитя…

Нерек остановилась рядом с ней и произнесла:

— Начало положено.

Все исчезло в один миг, Джилли Кордейлю показалось, что воздух полностью вышел из его легких. На один мрачный пугающий миг.

Потом появился свет. Джилли катился по крутому склону, вместе с ним неслись куски сухой земли и булыжники, за которые он пытался схватиться, чтобы хоть немного замедлить свое движение. Бесполезно. Он остановился у подножия холма, со ртом, полным земли, в разодранной и испачканной одежде, потрясенный происшедшим. Ругаясь и выплевывая осколки камней, Джилли попытался встать на непослушные ноги. Он находился на дне пересохшего русла.

Нужно было найти Керен и Сувьель. Торговец понятия не имел, куда теперь двигаться, но это чудовище не могло забросить их далеко. Надежда еще была.

Негромкий ритмичный звук привлек его внимание, звук становился громче, и Джилли узнал топот копыт.

«Всадники, — подумал он. — Может, дружески настроенные, но в последнее время мне что-то не очень везет…»

Несколько всадников выскочили из-за поворота, все они радостно завопили, заметив его.

Могонцы! Джилли бросил на них лишь один короткий взгляд и начал карабкаться назад, туда, откуда он прикатился. Но смог подняться лишь на несколько метров, после чего снова съехал в облаке пыли.

Всадники были уже близко. Он чувствовал, как дрожит под копытами земля, и пытался подняться, глядя на их усмехающиеся физиономии.

Но тут, словно ниоткуда, вдруг возник тощий седой человек, завернутый в шкуры. Он перегородил всадникам путь и с криком выбросил вверх руки. Лошади в страхе шарахнулись назад. Многие встали на дыбы, несколько всадников свалились, некоторые потеряли стремена или поводья. Человек продолжал стоять на своем месте, как будто его не касалась произведенная им суматоха.

Когда могонцы успокоили лошадей, человек опустил руки и повернулся к Джилли, сверля его взглядом.

— Я Атрок, Ясгурский Глаз-во-тьме, — произнес он. — Я жду здесь тебя, Джилли Кордейл.

ГЛАВА 13

Наконец-то возник скалистый массив плато Аренджи. Бернак позволил лошади идти шагом, а сам, отпустив поводья, откинулся в седле и сидел, любуясь окрестностями. Подножия утесов терялись в густых лесах, стаи маленьких птичек перелетали с дерева на дерево в поисках семян и насекомых. Бернак увидел, как огромная крылатая тень рухнула сверху на птичью стаю и взмыла, унося свою жертву, чтобы сожрать ее где-нибудь на пустынной вершине.

Бернак невесело усмехнулся и повернул голову на восток, высматривая подходящее место для лагеря, в который он ехал. Он никогда не был раньше в этих краях, но все, что он видел, будило в нем воспоминания. Бернак мог поклясться, что эта дорога, уходящая вниз, в холмы, потом раздваивается. Одна ее ветвь уходит на север и переходит потом в дорогу, ведущую в Центральную Юларию, тогда как вторая продолжает идти на восток и доходит до Маршевого Пути, широкого тракта, соединяющего рыбацкие городишки Мантинора с Эбро'Хетом. Бернак заметил едва различимый плоский выступ утеса, до которого было не больше шести часов пути. Идеальное место для лагеря.

Он шумно выдохнул. Его раздражало узнавание места, в котором он никогда не был. Это чувство начало преследовать его, когда он проезжал через Северный Катриз: бесконечные небеса над центральными равнинами; громадные природного происхождения колонны, выщербленные и поцарапанные временем, на Пустоши древние разломы Огернских гор, похожие на черные раны, — все будило старые-престарые воспоминания, лежащие где-то за пределами возможности вспоминать. Время от времени его посещали видения, полные запахов, вкуса, ощущения солнца и ветра на коже. И сейчас, пока он сидел, лениво развалясь в седле, и созерцал плато, одно из таких видений обрушилось на него, заполняя собой разум, глаза и уши.

Сжавшись в седле и закрыв лицо рукой, он услышал у себя за спиной стук копыт. Кто-то подъехал шагом.

Бернак распрямился и злобно поглядел перед собой.

— Обакс, — произнес он, — посмотри на все это и скажи мне, что ты видишь.

— Я вижу плато, господин.

— Хорошо. Еще?

— Деревья, большой лес, холмы, поток…

— А живых существ?

— Ну да, здесь есть птицы, лисы, мыши, рыба…

— Я скажу тебе, что вижу я. Бесконечные пространства, полные грязи и окровавленных камней, искореженную землю, отравленную и перевернутую, долину, в жидкой грязи которой, среди падали, копошатся, подобно червям, люди. — Бернак коротко хохотнул. — Королевство забвения!

Бернак пришпорил коня и помчался вниз по дороге, нахлестывая своего скакуна, словно так он мог убежать от самого себя. Ему казалось, что ему привиделось то, что останется от него, от той его части, которая называется Бернаком, когда все Повелители Теней воссоединятся и Повелитель Сумерек снова станет одним целым.

Бернак чувствовал сейчас в себе некое присутствие. Его разум часто облекал это «нечто» в различные формы, иногда виделось что-то огромное и неуклюжее, лишенное лица, иногда призрачный стервятник, высматривающий и выжидающий. Но всегда появление этих образов создавало сумбур в его голове, проникая туда черным потоком, большим, чем простое зло, готовое в любой миг породить полные гнусных подробностей видения.

Его конь замедлил ход, бешеная скачка кончилась, Бернак остановился под нависающим над дорогой деревом и подождал Обакса. Он смотрел, как подъезжает Слуга, на длинном белоглазом лице которого читалось удовлетворение. Бернак знал, что его видения и приступы ярости несказанно радуют Обакса, который видел в них проявления Великого Принца и доказательства его будущего торжества. Бернак старался ничем не выказывать того, что творилось внутри его души. Обычно.

— С вами все в порядке, господин?

Глаза Бернака яростно сверкнули.

— Ищешь слабости, Обакс? Наваждения? Затмения разума, может быть? Ты ничего не найдешь здесь.

Слуга почтительно склонил голову, словно он только что выказал неуважение господину.

— Напротив, мой господин, я счастлив видеть вас в добром здравии. Ведь у нас общая цель.

Молочно-белые глазные яблоки, казалось, видят его насквозь, Бернак прикинул, нельзя ли как-нибудь растоптать эту старую змею. Но тогда он выставит себя буйно помешанным идиотом перед своими братьями, четырьмя другими Повелителями Теней. Нет, не сейчас. К тому же наверняка будет непросто найти другого Слугу, который сможет доставлять его в Королевство Сумрака.

— И не вздумай учить меня, Обакс! — произнес он, точно отмерив злость в своем голосе. — Будь прост и честен.

Он направил коня обратно на тропу и пустил его в легкий галоп. Так Бернак и ехал, размышляя: «Пусть разрушится все, пусть горе и отчаяние правят повсюду, но только не во мне».

И темный силуэт взмыл из глубин его сознания, тень среди теней, молчаливо выжидающая.

Ведущая на восток тропа расширялась, переходя в каменистую широкую дорогу, идущую далеко через лес, в котором палечный терновник сражался с собачьим плющом за место под солнцем. Через некоторое время дорога начала карабкаться в гору, по заросшим кустарником горным кряжам, с которых они видели только бескрайний лес, где лишь изредка поднимался утес или появлялось пятно озера, нарушавшее бесконечную зелень.

Было уже далеко за полдень, когда стали заметны первые признаки лагеря: дымки костров поднимались над деревьями. Когда они подъехали ближе, открыто, держась середины дороги, на них из-за деревьев выскочил могонский патруль с луками наготове и с копьями наперевес. Но как только дикари взглянули на Обакса и Бернака, они опустили оружие и попадали на колени, прижимая лбы к грязной земле.

— Возвращайтесь в лагерь! — приказал Обакс. — Скажите вашим старейшинам, что великий лорд Бернак прибыл.

Командир патруля поднял голову:

— Слушаю и повинуюсь, о высокородные! — Он выделил одного человека и приказал ему бежать в лагерь, потом отвесил приехавшим низкий поклон и вместе с отрядом скрылся в лесу.

Они добирались до лагеря еще полчаса, и Бернак всю дорогу хмурился. Это и в самом деле оказался плоский выступ, часть скалы, зажатая утесами плато, укрывавшими ее. По обеим сторонам площадки сбегали водопады, внизу они соединялись в один поток и устремлялись в лес. Почти все могонские шатры, несколько сотен, стояли под выступом, защищенные с юга стеной выстроенного форта. На выступе возвышался один большой шатер, сшитый из нескольких, вокруг него ютилось несколько небольших палаток. Единственное огромное знамя неподвижно висело на шесте — зеленое пламя на красном фоне.

Бернак презрительно усмехнулся. Истрегул, Повелитель Теней и самопровозглашенный Отец Пламени. Его резиденция.

Когда он приблизился, ворота форта распахнулись, их приветствовали вопли, вырвавшиеся из тысяч глоток выстроенных в колонны воинов. Обакс не обратил внимания на это приветствие, а Бернак оскалился и кивнул, разглядывая штандарты племен и кланов, которыми потрясали воины, когда он проходил мимо. Запах немытых тел оскорбил его обоняние, но он ничем не выдал отвращения, а просто поглядывал по сторонам, оценивая размеры войска дикарей. Шестнадцать лет господства не сделали их слабыми и жирными, вожди и шаманы проследили за этим, не позволив ни одному племени, ни одной семье сменить привычный полукочевой образ жизни на городские удобства. Мелкие разногласия, существовавшие между младшими и старшими вождями, поддерживали их боевой задор, ни один не желал сдаваться.

Проезжая вдоль рядов, Бернак ощутил на себе недобрые, безрадостные взгляды, оценивающие его. Он вспомнил, что брат Трэлор упоминал о некоторых вождях, которые не захотели присутствовать на Кровавом Сидении в этом году.

«Я тоже оценю вас, друзья. А ближайшие сражения покажут, кто из вас достоин выжить».

Толпа воинов отступала назад по мере продвижения двух всадников, навстречу которым выдвинулась небольшая группка могонцев. Это были самые старшие вожди, они были высокими и походили на медведей. На всех были режущие взгляд наряды из мехов и частей блестящих доспехов, у одного это мог быть нагрудник, у другого — плечевые накладки, у третьего — кожаный плащ с высоким воротником. Тут же присутствовали и расписные щиты и мечи, военные трофеи, грубо переделанные, и древние штандарты племен, на которых гремели высушенные черепа врагов. Все старейшины были седы, они наверняка прибыли еще с отцом Ясгура, великим Хегруном, когда он вел свои несметные полчища на Катримантинскую Империю.

Ясгур. Бернак едва не засмеялся, когда ему вспомнился первый шаг плана Повелителей. Потом он помрачнел, когда подумал, что должно произойти после встречи с потомком Хегруна, предателем.

Две стороны, прибывшая и встречающая, остановились друг против друга, один их вождей, высокий плотный человек с длинными усами и раздвоенной бородой (и то и другое было седым с отдельными выкрашенными в синий цвет прядями), выступил вперед, одновременно вонзая в землю двуручный меч. Бернак знал, что традиция требует, чтобы он спешился и воткнул свой меч рядом с мечом вождя. Но вместо этого он заставил коня двинуться на два шага вперед, наклонился в седле и выдернул огромный меч под неодобрительные возгласы собравшихся. Потом он поднял клинок над головой, глядя на расположенные в середине площадки тенты.

Яростные крики постепенно стихли, послышались негромкие смешки, люди закивали головами. Бернак ослабил хватку и, взяв меч за верхнюю часть клинка, протянул его хозяину, который следил за происходящим с мрачным выражением лица. Тот беззубо заулыбался, сунул меч в ножны и кинул его слуге.

— Приветствую тебя, лорд Повелитель Теней. Я Велгарак из клана Черной Луны, — произнес вождь. — Твоя кровь горяча, а кости подобны железу.

— И армия твоя должна быть велика, чтобы бросить вызов Черному Жрецу, — подхватил другой вождь, толстый человек в рогатом шлеме поверх шевелюры, заплетенной в косы с вплетенными в них драгоценными камнями и кусочками золота. Он растянул рот в усмешке. — И если я не ошибаюсь, она к тому же невидима!

Вокруг засмеялись, но Бернак продолжал спокойно сидеть в седле, едва заметно улыбаясь:

— Зачем мне бросать вызов тому, кого я считаю братом?

Смех и улыбки увяли.

— Прости моего брата Гордага, — сказал Велгарак, бросая угрюмый взгляд на толстого вождя. — К счастью для клана Красной Лапы, он так же быстро разит мечом, как и языком.

Гордаг помотал головой, камни в косах застучали друг о друга.

— Если я говорю что-то, то только для пользы клана, — заявил Гордаг Велгараку. — И конечно, для нашей пользы, брат. Мы должны знать, что эти Слуги и Повелители Теней хотят от нас и почему они настаивали на присутствии всех вождей, даже самых младших, на Сидении.

Взгляды всех вождей обратились на Бернака, но он лишь рассматривал выстроенное перед ним войско.

— Я не вижу ни щитов, ни знамен Огненного Копья, — объявил он.

Велгарак сплюнул в пыль. Когда-то Хегрун, как и Ясгур сейчас, был вождем клана Огненного Копья.

— Мальчишка не прибыл, — ответил вождь. — И даже не сообщил, собирается ли он вообще быть здесь.

— Будь он моим сыном, — прорычал Гордаг, — я бы содрал с него шкуру! Если бы я был…

— Придержи язык! — Велгарак смущенно посмотрел на Бернака. — Наша преданность Слугам и Повелителям неизменна. Мы сделаем все, о чем нас попросят.

Бернак кивнул:

— Я знаю. После смерти Хегруна уже не было Верховного Вождя, я прав? Но вы ведь тоже вожди, вы все знаете о ваших воинах, да? — Он указал на одного старца со впалыми щеками, с плеч которого спадала шкура черного медведя, а череп животного был натянут поверх его собственной лысины. — Сколько у тебя пеших и сколько конных?

Вождь оскорбленно засопел, но тут же вспомнил, кто к нему обращается:

— Пеших? Да нисколько. Все Двойные Ножи сражаются верхом, нас больше семи сотен.

Бернак посмотрел на Гордага, который выдержал взгляд и долго пялился на него в ответ, прежде чем заговорить:

— Как и у Шестрола, у меня нет пеших. Все мои воины на конях, их четыре сотни и еще семь десятков. Но в деле были не многие.

Следующим был Велгарак.

— Шестьсот сорок всадников, — ответил он, задумчиво поглаживая свою раздвоенную бороду. — И еще тридцать, составляющих мою собственную гвардию.

— Любопытно! — хмыкнул Бернак.

— Что именно, мой господин? — спросил Велгарак.

— Только то, что за шестнадцать лет вы ничему не научились у тех, кого завоевали, тогда как они присматривались к вам и учились у вас.

— Вы имеете в виду тот бунт, что устроил этот червь Гандерлек?! — презрительно фыркнул Гордаг. — Трэлор и Гразаан полностью разбили его под Ротазом.

— Да, после недельной осады, — подтвердил Велгарак. — После того, как Слуги напустили в город полчища пожирателей и ночных охотников. — Он вздрогнул.

— Нет, я не об этом. — Бернак пристально глядел на Гордага, который ежился под его взглядом. — Гандерлек создал прекрасно вооруженную и обмундированную армию пехотинцев, но, вместо того чтобы использовать старый имперский прием общего наступления, он скопировал могонскую манеру наступать небольшими группками, способными быстро перемещаться и сражаться только за себя или как часть большого формирования.

Бернак выпрямился в седле, пораженный внезапным подозрением. Казалось, его знания пришли из воздуха, хотя в глубине души он ощущал, что это не так. Он обсуждал выступление Гандерлека с Гразааном, но они не касались таких подробностей. Может ли быть так, что он пользуется общими знаниями всех Повелителей? Если он сосредоточится, то увидит обрывки сцен из осады Ротаза: горящие здания, серые столбы дыма… это же все — воспоминания Гразаана и, возможно, Трэлора.

Могонские вожди пристально глядели на него, хмуря брови.

— Лорд Повелитель Теней, — произнес Обакс. — Едет человек.

Действительно, приближался одетый в красное всадник, он вез знамя с изображением зеленого пламени, прижимая его древко к правому боку. Бернак улыбнулся. Отец Пламени наконец-то придумал, как изобразить свое присутствие.

— Великий лорд Повелитель…

Он развернулся к Гордагу, рассматривающему его со страхом и надеждой. Тот кивнул, чтобы вождь продолжал.

— Повелитель, говорят, что вы… и ваши братья… сыновья Повелителя Сумерек…

— И ты хочешь знать, правда ли это? — Бернак захохотал. — Какая наглость! Разве ты не понимаешь, что я могу прикончить тебя на месте, сжечь твое сердце прямо в груди, разделить тебя пополам и бросить эти еще живые половинки в поток? — Он говорил негромким, спокойным и убийственно холодным голосом, от которого Гордаг попятился. — Не сейчас. Я уверен, что ты научишься вести себя правильно с нами, с нами, его сыновьями…

Бернак улыбнулся их смущению, потом перевел взгляд на Велгарака:

— У меня должен быть список всех кланов и племен с указанным в нем числом воинов. Если я буду стоять во главе вашей армии, я должен знать все.

Человек с флагом подъехал, он раскрыл рот, чтобы заговорить, но Бернак жестом велел ему молчать:

— Ты здесь для того, чтобы позвать нас к своему хозяину? Тогда не говори ничего, а просто веди нас.

Ошеломленный гонец развернул лошадь и поехал обратно в ту сторону, откуда явился. Бернак коротко кивнул Велгараку и остальным вождям, потом тронулся вслед за гонцом вместе с сопровождающим его Обаксом.

Палатки, стоящие на выступе скалы, были подчеркнуто отделены от тех, в которых жили могонцы. Они были красными, скорее темно-красными или даже багровыми. У каждой палатки болтались странной формы знамена с непонятными изображениями. Легкий ветерок развевал их и разносил в стороны дым от костров. Бернак уловил запах горящих поленьев и жареного мяса, пока гонец провожал его к большому шатру, где помещался Истрегул. Двадцать воинов в полных доспехах стояли у входа, каждый сжимал в руках тяжелый меч или боевой топор. Бернаку позволили войти только тогда, когда он отдал свое оружие.

Шатер внутри представлял собой одну большую комнату, которая казалась ниже, чем на самом деле, из-за натянутого под потолком куска пестрого шелка. Свет ламп отражался от разноцветной блестящей ткани, бросая на лежащие на полу шкуры радужное сияние. Длинные узкие куски материи, свисавшие с потолка, образовывали подобие алькова, в котором, скрестив ноги, сидели люди в просторной зеленой одежде. Они сидели, склонив головы и глядя на собственные ладони. Ни один из них не пошевелился, чтобы посмотреть на вошедших, и, когда Бернак попытался заглянуть внутрь их сознания, он не нашел там ни души, ни разума, ничего.

Несколько человек, некоторые из них были Слуги, другие простые люди, сидели за двумя столами в дальней части шатра. Когда Бернак со своими спутниками приблизился, зазвучал негромкий голос, и все начали расступаться, освобождая место перед своим хозяином. Бернак до сих пор лишь мельком видел Истрегула в Королевстве Сумрака и еще несколько раз в своих снах, где он выглядел точно так же, как и остальные Повелители.

Теперь же, хотя Истрегул сидел в массивном кресле из дерева и металла, Бернак с уверенностью мог заявить, что он гораздо выше того, который ему привиделся. У Истрегула была крупная тяжелая голова с длинной черной бородой, сужавшейся к концу, длинные волосы были тщательно расчесаны и уложены на плечи. Черные завораживающие глаза смотрели из-под мохнатых бровей, полные широкие губы кривились в подобии улыбки. Бернак не глядя догадался, что гонец и Обакс упали на колени, как это было принято в окружении Истрегула.

— Приветствую тебя, брат, и добро пожаловать в это скромное пристанище! — Голос его был низким и глубоким, в нем звучала сила.

Бернак тоже изобразил улыбку.

— Привет и тебе, — ответил он, рассматривая пышную обстановку. — Да, спасибо. Наверное, ты захочешь сохранить всю эту мебель, когда будешь перебираться в другое… пристанище. Надеюсь, это произойдет уже скоро, поскольку я должен проделать массу работы…

Бернак замолк, когда Истрегул откинул голову и захохотал.

— Досточтимый брат, — начал он, продолжая недобро улыбаться, — у меня нет нужды переезжать куда-либо. Я здесь, и я здесь и останусь.

— Насколько я понял, командовать Сидением буду я.

Истрегул лениво поднял руку и щелкнул пальцами.

В шатре мигом установилось гробовое молчание, а Бернак уважительно приподнял бровь.

— Ты ошибаешься, — ответил Черный Жрец. — Ты будешь командовать армией, разрабатывать военные планы и руководить наступлением, когда мы выйдем отсюда. Все остальное сделаю я.

— Ты меня озадачил, брат. Что же еще остается? Чем же занят ты? — Бернак подошел к ковру, сотканному из шелка с золотом. — Расскажи, мне интересно.

— У моих учеников очень много работы. — Истрегул откинулся на спинку своего кресла. — Несмотря на шестнадцать лет, прошедших с момента завоевания, Слуги и их подручные так и не смогли искоренить ересь культа Матери-Земли. Пока мы тут с тобой говорим, моя воля направляет моих старших учеников, давая им силы и понимание. Все это осуществляется с помощью верных слуг, сидящих по сторонам от меня.

— Они связывают души?

— Да, и делают многое другое.

На какой-то миг перед мысленным взором Бернака возникло лицо Нерек, но он прогнал видение.

— А твои ученики, — спросил Бернак, — они обычно одеты так же, как и эти рабы?

— Да, совершенно одинаково, в красное.

— И ты даешь им с собой различные символы, заклинания, священные тексты, литании и прочее?

— Все, в чем они только могут нуждаться.

Бернак медленно кивнул.

— Это должно работать, — произнес он, не обращая внимания на холодный неподвижный взгляд своего брата. — Создать ложную веру, а потом подменить ею умирающую настоящую. Какая самоотверженность. Странно, что я не заметил на штандартах твоего лица.

— Должна быть некоторая загадочность, — задумчиво ответил Истрегул. — Но если ты считаешь, что это выглядит слишком искусственно, тебе следует посмотреть, какие культы создали для себя Трэлор и Гразаан в Ангатане и Юларии.

— Это оправдывает тебя, — усмехнулся Бернак. — Когда последний из этих жалких магов окажется в наших руках и Великий Принц проявит себя в истинном виде, — он сделал сметающий жест, — все это будет отринуто прочь.

Холодный взгляд Истрегула застыл, на лице заиграла загадочная улыбка.

— Как скажешь, дорогой брат, как скажешь.

И тут Бернак вдруг понял правду: Черный Жрец так же мечтал расстаться со своей индивидуальностью и кануть в забвение, как и сам Бернак. Его выдавало то удовольствие, которое он явно получал, играя со всей силой и создавая себе окружение.

И было кое-что еще. Бернак ненавидел его, инстинктивно и мощно, он знал, что никогда его чувства не изменятся. И он понимал, что эта яростная ненависть пришла оттуда, из темной тени в глубине его сознания.

«Пора убираться отсюда», — подумал он. Бернак взмахнул рукой и повернулся лицом к Истрегулу, радостно улыбаясь:

— Брат, это была весьма содержательная беседа, но у меня очень мало времени. — Он поманил пальцем Обакса, который тут же поднялся с колен. — Нам следует подумать о том, что, возможно, подготовил нам Ясгур. Мне пора идти…

— Ах да, Ясгур. — Истрегул поднялся во весь свой впечатляющий рост. — Есть новость, которой ты не можешь знать, поскольку она пришла незадолго до тебя.

Бернак замер, следя за его движением.

— Сын Хергуна прислал гонца, он и его войско прибудут сегодня к вечеру. — Широкая улыбка появилась на его бородатом лице. — Он собирается принять участие в Кровавом Сидении. А это означает, что тебе необходимо разработать новый план.

Бернак ничего не ответил, он едва заметно кивнул и вышел в сопровождении Обакса, полный смутного ощущения, что его каким-то образом обвели вокруг пальца.

ГЛАВА 14

Дов Коррен, председатель Совета Севера, стоял у высокого окна, водрузив одну ногу на невысокую скамеечку, и, потягивая вино, рассматривал Крусивель. В небе над ним неслись рваные облака, время от времени закрывая собой полуденное солнце. Главная дорога, идущая вдоль берега озера, была заполнена народом: отряды рыцарей возвращались с учений или со службы, конюхи вели лошадей в конюшни, женщины несли к воде и от воды белье, горожане, вышедшие погулять при солнышке, останавливались поболтать со знакомыми.

— Будьте уверены, господин Командующий, на меня все произвело сильное впечатление, — произнес он. — Я только думал, что все будет… больше. Оживленнее.

Он улыбнулся извиняющейся улыбкой, и Икарно почувствовал приязнь к этому человеку. Только что закончившаяся встреча с восемью членами Совета Севера истощила его терпение до предела. Некоторые из них, те что постарше, совершенно не вникали в суть дела, Джилли предупреждал его об этом перед отъездом:

— Наверняка сюда приедут какие-нибудь Рабул, Фринок или Вуруаг, старые тупые жабы. Но их председатель обычно совсем не такой, скорее всего это будет Дов Коррен. Он прекрасно говорит, физиономия как у заядлого скандалиста, а мыслит он как долбарский ростовщик.

Мазарету Дов Коррен показался скорее азартным бойцом, а не обычным скандалистом. У него была огромная грудная клетка, ростом он оказался с Мазарета и, как и обещал Джилли, красавцем его нельзя было назвать. Квадратная голова, лысая и гладкая, сломанный нос, тяжелые челюсти придавали его облику основательности и даже тяжеловесности. Но в глазах светился живой ум и интеллигентность, а одежда: серые штаны, светло-коричневая рубаха и темный плащ — была самого высокого качества. Плащ со множеством карманов, но простого покроя, без отделки и нашивок, единственное украшение, которое носил Коррен, было кольцо на пальце, простое серебряное кольцо без камней и гравировки. Мазарет почувствовал себя рядом с ним, в своей старой кольчуге, неряшливым и неуклюжим.

Наполнив вином бронзовый кубок, он приблизился к северянину.

— Вы очень тактичны, мастер Коррен, — начал он. — Остальные члены вашей делегации, кажется, считают Крусивель пустыней.

— У них есть на это основания, ведь у вас так мало новобранцев, — возразил Коррен. — Некоторые из них могут зайти даже так далеко, чтобы заявить, что Редут открыт и незащищен.

Мазарет усмехнулся и покачал головой:

— Это не так, совершенно не так. Крусивель окружен кольцом постов, отряды разведчиков и следопытов регулярно патрулируют все подступы к нему. Ни враг, ни друг не сможет подойти незамеченным, а постоянный гарнизон из шестидесяти опытных рыцарей представляется мне более чем достаточным для отражения внезапных атак, учитывая наше местоположение.

В глубине души он сожалел о вчерашнем отбытии двух новых формирований. Крусивель действительно выглядел пустынным, а наличие еще двухсот пятидесяти рыцарей усилило бы его позиции на переговорах. Но Совет Севера прибыл на три дня раньше назначенного срока и застал его врасплох.

— Скажите мне, господин Командующий, — обратился к нему Коррен, — как вы описали бы ваши отношения с капитаном Волином и Детьми Охотника?

Мазарет задумчиво потягивал из кубка розовое вино. Не было секретом, что Дети Охотника и некоторые северяне враждовали друг с другом.

— Дружеские, — ответил он. — Мы плодотворно сотрудничаем.

— Насколько их участие важно в предстоящей кампании?

Мазарет улыбнулся:

— Важность их присутствия нельзя недооценивать.

Коррен понимающе кивнул и отпил из бокала.

— Вы оценили бы их так же высоко, как и собственные войска?

— Без малейшего колебания.

Северянин пристально посмотрел на него:

— А что бы вы сказали, если бы я предложил вам тысячу прекрасно обученных и вооруженных воинов?

Мазарет постарался скрыть свое изумление и только слегка приподнял бровь:

— Я бы спросил: каковы ваши условия?

— Их мало, и они совершенно откровенны. Мы просим вас отложить кампанию на месяц…

— До конца сезона Сбора Урожая.

— Именно. И мы поддержим вас во всех начинаниях, касающихся Беш-Дарока.

Мазарет по-новому уважительно смотрел на своего собеседника, впечатленный всем услышанным.

— Атаковать самого могучего могонского военачальника? Интересно. Но что заставило вас считать, что мы готовимся к столь рискованному предприятию?

— Мы сосчитали количество припасов, которые вы и Дети Охотника запросили за последний год, а потом приняли во внимание отчеты наших людей в Северном Катризе и самом Беш-Дароке. — Он пожал плечами. — Они сразу же сказали, что в этой части страны у вас больше всего союзников, больше, чем вы указали сегодня утром. Они могут быть там только с военными целями, например для осады Беш-Дарока.

Командующий покачал на руке тяжелый кубок.

— Надеюсь, вы позволите мне посмотреть эти отчеты.

Коррен улыбнулся:

— К сожалению, мне не разрешили привезти их с собой. В наши дни путешествия опасны.

— Я понимаю. Но будьте уверены, мастер Коррен, если в наши планы и будет входить продвижение по северным Великим Равнинам, то только в свете развития событий на юге. И даже тогда…

Он не закончил фразу, Коррен понимающе наклонил голову.

— Однако, — продолжал Мазарет, — не в моей компетенции отложить кампанию на указанный вами срок. Планы уже одобрены и приняты, нельзя прервать их осуществление.

— Я понимаю. — Дов Коррен допил остатки вина и посмаковал его. — Значит, нам нечего больше обсуждать сегодня, господин Командующий. Начало положено, я с нетерпением жду продолжения переговоров после полудня. А теперь мне необходимо обсудить кое-что с моими товарищами.

Глядя, как северянин осторожно ставит пустой бокал на круглый столик, Мазарет осознал, что появившаяся в их отношениях трещина никогда не исчезнет. Коррен видел в нем не главу армии, а досадную помеху в осуществлении планов Совета Севера. Это напомнило Мазарету об интригах при Императорском дворе, когда одно слово иногда действовало сильнее, чем кинжал убийцы.

Дов Коррен на миг остановился на пороге и достал из-под плаща небольшую коробочку.

— Какой я рассеянный. Господин Командующий, я едва не забыл передать вам это.

Мазарет взял коробочку, поднял крышку и достал оттуда пергамент.

— Это подробный список наших ближайших поставок, — пояснил Коррен. — Все прибудет с побережья Долбара через несколько дней.

Мазарет пробежал глазами несколько строк и поднял голову, стараясь сдержать свое возмущение:

— Но это наверняка ошибка. Почти все урезано более чем вполовину. Одежда, стрелы, железо, инструменты, фураж… фуража меньше четверти от того, что мы просили.

Коррен кивнул, на его лице было написано сочувствие.

— К несчастью, на несколько наших караванов напали могонцы, а поскольку корабли не могут ждать, мы решили отправить то, что осталось, надеясь, что другие союзники смогут восполнить недостающее. — Он улыбнулся. — Они, конечно же, смогут. Итак, мой господин, до встречи?

— Я должен был ответить этой змее по-другому, — горько произнес Мазарет.

— Не слишком дипломатично, — согласился Бардоу, намазывая масло с травами на толстый ломоть хлеба, который он потом накрыл изрядным куском сыра. — Но это можно понять.

— Он хочет поссорить нас с Детьми Охотника, это очевидно. Но в чем его конечная цель? — Мазарет забарабанил пальцами по столу. — Зачем они по собственному почину поддерживали нас и Детей Охотника почти четыре года, и вдруг, когда все планы начали осуществляться, они суют нам палки в колеса?

Сотрапезники сидели за квадратным столом в небольшом архиве в центральной части храма. Крошечные свечки в металлическом подсвечнике бросали яркие желтые отсветы на стеллажи, от пола до потолка забитые свитками, книгами, связками пергаментов, коробочками и шкатулками всевозможных видов. Здесь пахло пылью и кожей и еще тянуло дымом от топящейся в углу железной печки.

— Дов Коррен, возможно, сказал правду, — пробормотал Бардоу с набитым ртом.

Мазарет некоторое время смотрел на Архимага:

— Думаешь, это возможно?

Бардоу поднял бровь:

— Сомневаюсь. Но, учитывая наши общие дела, нам лучше сделать вид, что поверили. Тогда мы несколько лишим его равновесия, он не сможет понять, действительно ли мы так доверчивы или чрезмерно хитры. И там, где он будет вести одну игру, у нас будет две.

Мазарет откинулся на стуле и нахмурился. Переговоры и дискуссии были частью его обязанностей с момента появления в Крусивеле, но он до сих пор ненавидел все эти догадки, обманы, стремление к собственной цели, лицемерно прикрытое высокими словами. Ему повезло, что у него в советчиках последние годы были Бардоу и Джилли, они гораздо лучше него чувствовали настоящие мотивы и тайные цели.

В войне он действительно разбирался: как победить врага малыми силами, как разработать хороший план, как изо дня в день выкручиваться, имея мизерные запасы. Но после того, что сообщил Джилли о войсках могонцев, и того, что устроил ему Коррен с поставкой припасов и материалов, грядущая кампания казалась ему заведомо проигранной. Мазарет уже видел рыцарей и Детей Охотника, скачущих к назначенному для битвы с могонцами месту, а также закономерные последствия. И где-то в глубине своего сердца он точно знал, что с самого начала кампании они окажутся в руках судьбы, которая уже давно готова сорваться с кончика меча.

И внезапно ощутил на себе пристальный взгляд Бардоу.

— Она в безопасности, — сказал Архимаг. — Я уверен.

Мазарет на миг смутился, потом понял, что его долгое молчание было расценено как приступ беспокойства о Сувьель и об остальных. Бардоу рассказал ему о своем путешествии, о том, как он увидел живого и здорового Таврика и связанного с заткнутым ртом Койрега. Услышав это, Мазарет взволновался. Он не знал, заслужил ли его брат подобное обращение, или же Кодель просто вымещает на нем злобу. Ответ на этот вопрос он скоро получит. Однако все его переживания за брата мигом улетучились, когда Бардоу сказал, что не увидел Сувьель.

Сейчас Мазарет ощущал укоры совести за то, что все его дни были заняты заботами о припасах и состоянии повозок, а не ею. Он ценил ее общество и ее советы, но знал, что не может посвятить ей всю свою жизнь, он просто не смел взвалить на нее все свои заботы.

— Я верю, — ответил он Бардоу, выпрямляясь. — А что с нашими друзьями из Южного Совета?

Бардоу криво усмехнулся:

— Кажется, у некоторых из них могонцы отняли собственность. Так что они, в отличие от северян, наоборот, подгоняют нас и хотят начать наступление как можно раньше.

Мазарет невесело рассмеялся и покачал головой:

— Но что мы можем для них сделать?

Архимаг немного помолчал, собирая со стола крошки сыра небольшим ножичком с бронзовой ручкой. Потом ответил:

— Обольстить их.

Мазарет нахмурил брови, склоняясь поближе к Архимагу, который принялся объяснять свою мысль.

Спустя более чем два часа Мазарет стоял на берегу озера и при свете факелов потягивал темный душистый хетунский эль, наблюдая, как у него на глазах осуществляется план Бардоу.

Члены обоих Советов беседовали друг с другом, слушали играющего на мандолине музыканта, внимательно следили за человеком, жонглирующим шарами и кольцами, заставляющим их то исчезать, то снова появляться. Под старым корявым деревом стояли четыре бочонка, спешно доставленные сюда вызванным из казарм человеком, который сейчас разливал их содержимое по бокалам. Вечер был приятно прохладным, кругом царила доброжелательная, почти радостная атмосфера, и везде был Бардоу. Излучая благодушие, он успевал говорить комплименты то тут то там, шутил, участвовал в разговорах, сводя все к шутке, если речь вдруг заходила о спорных или проблемных вопросах.

Все было выполнено мастерски. Мазарет с изумлением заметил, как Дов Коррен улыбнулся чему-то сказанному Бардоу, потом радостно захохотал вместе с Архимагом. Стоявшие вокруг люди тоже заулыбались. Бардоу извинился и подошел к Мазарету.

— Мои поздравления, — сказал Мазарет. — Ни повышенных тонов, ни злых лиц, ни кислых взглядов.

— Они появятся, — горько ответил Архимаг. — Как только мне надоест разыгрывать роль ученой обезьянки. — Он вздохнул. — По крайней мере, твои люди на высоте, я рад, что тебе удалось убедить их развлечь эту публику.

— Мне не потребовалось особенно убеждать их, — заметил Мазарет, указывая глазами на играющего на мандолине рыжеволосого стройного человека, который улыбнулся и кивнул им, заметив внимание к нему. — Аннсил не раз завоевывал призы на музыкальных соревнованиях в Долбаре, прежде чем приехал к нам, а Брак, — он указал на низенького бородатого жонглера, который, как казалось, совсем забыл о своей публике, — прибыл с оволнийцами, после того как его племя полностью вырезали могонцы.

Бардоу задумчиво покивал:

— Они очень полезны мне, пока я острю, льщу, соблазняю. Вытанцовываю свой скромный танец.

Мазарет с пониманием посмотрел на мага.

— И как идет наше дело?

Архимаг криво улыбнулся, глядя в глаза Икарно:

— Я попытался, мой господин. Но я обнаружил, что наши друзья с севера не совсем беззащитны.

— Что… неужели амулеты и заговоры?

— Нет, нет, не то. Дов Коррен привез с собой мага оберегающего его. Видишь вон того небольшого человека в длинном плаще, который стоит рядом с ним? Хоть он едва владеет Низшей Силой, он тут же сумеет почувствовать, что кто-то рядом с ним использует ее.

— Хм… этот Коррен такой предусмотрительный, похоже, его что-то сильно беспокоит, — произнес Мазарет, внимательно разглядывая всех присутствующих. Потом он свел брови к переносице. — Капитан Волин получил наше приглашение?

— А, ты заметил его отсутствие.

— Как отсутствие больного зуба, который наконец-то удалили, — ответил Мазарет. — Но он наверняка отправил сюда свои глаза и уши.

Бардоу согласно кивнул, опустив глаза в свой бокал:

— Вон там, за бочками, два человека в потрепанных одеждах.

— Похоже. — Мазарет посмотрел в указанном направлении. — Капитан специально прислал сюда таких неприметных типов?

— Кто знает? — отозвался маг. — Пока нет Коделя, Волин боится допустить ошибку в переговорах. Возможно, он неуверенно себя чувствует, находясь в центре внимания. — Он постучал по пустому бокалу. — Пора получить еще немного эля и выдать новую порцию ужимок и прыжков. Или лучше наоборот?

Он поклонился, улыбаясь, и отошел. Мазарет увидел, что он направился к бочкам, где вовлек в беседу людей Волина, пока ему наполняли бокал. Командующий только восхищенно покачал головой, когда через несколько секунд люди Волина уже смеялись, глядя на Архимага, энергично жестикулирующего и насмешливо поглядывающего по сторонам.

Вечеринка шла своим ходом, стемнело, но вечер по-прежнему оставался приятно прохладным. Мазарет дважды позволял вовлекать себя самого в разговор, но следил за тем, чтобы его реплики были короткими и никак не касались переговоров. Его роль в этом маленьком представлении сводилась к молчаливому и серьезному присутствию облеченного властью человека. Но он позволил себе принять настороженный вид, беседуя с Пейлоном, председателем Совета Юга, о достоинствах и недостатках дичи в лесах Южного Кабригана.

Он случайно поймал взгляд Бардоу, переходившего от группы к группе, по-прежнему балагуря и развлекая гостей. Потом он заметил одного из людей Волина на другой стороне поляны, рядом с дорожкой, ведущей к храму. Тот стоял в стороне от других, неловко вертя в руках пустой бокал, его взгляд метался от поляны с гостями к храму и обратно. Мазарет извинился перед тремя купцами, которые уже до смерти надоели ему своими торговыми байками, и начал обходить поляну против часовой стрелки, намереваясь подойти к человеку с тыла. Но тут он увидел нечто удивившее его.

Бардоу стоял в центре поляны между главами Советов, Коррен бессмысленно улыбался, Пейлон казался совсем пьяным, а Архимаг говорил с ними обоими. Мазарет быстро огляделся и выругался — человек Волина исчез.

Бардоу тем временем продолжал говорить перед молчаливо внимающей аудиторией. Мазарет услышал, как маг произносит «консенсус» и «согласие», но он продолжал вглядываться в пространство за деревьями. Что задумал Волин? Эти двое оказались здесь с целью увидеть все, а потом донести ему, это было ясно.

Потом он заметил движение на дороге, ведущей от храма, и насчитал пять силуэтов, приближающихся к поляне. Мазарет отшвырнул свой опустевший кубок и поспешил им навстречу. Главы Советов расступились, чтобы дать ему дорогу, Бардоу обратился к нему, но он ничего не ответил, просто прошел мимо и зашагал к дорожке, где и встретился прямо с капитаном.

Капитан был одет в костюм для верховой езды: темно-зеленый плащ поверх кожаных доспехов, плотные шерстяные чулки и тяжелые башмаки. Его четыре спутника были закутаны в плащи, но они не скрывали тяжелых арбалетов, которые принесли с собой. Мазарет по очереди оглядел их, потом посмотрел на Волина.

— Вы сильно рискуете, придя сюда в таком виде, — спокойно произнес он.

Волин молча достал из-под плаща небольшой, свернутый в рулон пергамент, который Мазарет тут же узнал: это было соглашение о союзничестве, которое он и Волин подписали год назад. Злобно сверкая глазами на Мазарета, Волин разорвал пергамент на клочки и выхватил из-за пояса кинжал.

Послышался шорох, перед капитаном появился Бардоу, и один из людей Волина тут же прицелился в него. Мазарет покачал головой, глядя на Бардоу, потом снова повернулся к капитану, который прижал клочки пергамента к стволу дерева и поднял над головой кинжал. Лезвие со стуком пригвоздило остатки соглашения к стволу, и Волин шагнул назад.

— Все, — произнес он. — Хватит.

— Во имя Матери, почему? — воскликнул Мазарет. — Почему вы делаете это, когда мы на пороге войны?

— Я не слепой и не глухой, я прекрасно замечаю, как вы ведете ваши тайные переговоры. Тысяча солдат с севера, я прав? — Лицо Волина исказилось от ярости. — И разумеется, поставки продовольствия от северных друзей. — Он ткнул дрожащим пальцем в Мазарета. — Вы считаете, что подобные действия не достойны называться предательством?

— Вас обманули сплетни, капитан…

— Я так не думаю. Это последняя капля. С тех пор как мы связались с вами, все время возникали недоразумения, это будет последним. Все кончено! — Волин рубанул рукой по воздуху и развернулся, чтобы уйти.

— Послушайте меня, капитан! Вы не знаете правды…

— Меня больше не интересует то, что вы говорите! Мои воины ждут меня у ворот Крусивеля, я иду к ним.

Бардоу выступил вперед:

— А как же Таврик, капитан? Вы обещали, что он будет в безопасности.

Волин мрачно уставился на него:

— Я отправил почтовую птицу, маг. Ваш принц-калека вернется через несколько дней в целости и сохранности. — Он посмотрел на Мазарета. — Наши дороги расходятся. У нас есть свои цели и предназначения. Мой добрый совет — не вмешивайтесь.

Мазарет промолчал, ничем не выдавая своего гнева. Вспышка ярости ни к чему бы не привела, он знал это, и остатки уважения к нему Волина пропали бы навсегда. Когда могучий силуэт капитана исчез в темноте, Мазарет повернулся к Бардоу. Лицо мага было бледно и разгневано, он с такой силой сжимал бронзовый кубок, что Мазарет испугался, что тот может лопнуть.

— Нас обошли! — произнес Архимаг почти изумленно. — И очень ловко. Дов Коррен, должно быть, сознательно возбудил подозрения Волина, или же это сделал кто-то из его помощников.

Дов Коррен. Мазарет поискал его взглядом, но Совет Севера во главе со своим председателем уже возвращался к храму. Ему на миг показалось, что Коррен оглядывается на ходу через плечо, но потом все идущие растворились в темноте.

— Господа?

Мазарет повернулся и увидел одного из южан. Он выглядел озабоченным и смущенным.

— Мастер Пейлон просил меня передать наши извинения, мы должны вас покинуть, чтобы подготовиться к отъезду, намеченному на завтрашнее утро. Отчет о событиях будет представлен Совету, потом будет принято решение. — Он замолк и покачал головой. — Мне жаль, господа, искренне жаль.

Пока он говорил, Мазарет лихорадочно размышлял:

— Поблагодарите мастера Пейлона за его доброе отношение и сообщите ему, что я хотел бы поговорить с ним утром, до отъезда.

— Как скажете, господин. — Южанин поклонился и ушел.

Бардоу, нахмурясь, открыл рот, чтобы заговорить, но Мазарет взглядом попросил его молчать. Когда последний из южан растворился в ночи, Архимаг заговорил:

— Но зачем? Что мы выиграем?

Мазарет немного подумал, прежде чем сформулировать ответ:

— То магическое путешествие, которое ты совершил, чтобы найти Сувьель… ты можешь его повторить?

Бардоу сразу заметно сник и вздохнул:

— Да, могу, если ты прикажешь. Могу еще раз использовать Крыло Духа. Кого мне искать?

Мазарет обвел взглядом опустевшую поляну: перевернутое кресло, пустые кубки и стаканы, оставленные на столах, один из бочонков, лежавший на боку. Из него вытекла лужица эля, в которой отражались огни фонарей. Заметно похолодало, и Командующий дрожал.

— Помнишь, Волин сказал о предназначении? Предназначении Детей Охотника, которое может заключаться только…

— Посадить на трон наследника Дома Тор-Каварилл. — Бардоу смотрел Мазарету в глаза. — Ты хочешь, чтобы я нашел его, этого мужчину?..

— Или женщину…

— …или ребенка, который неизвестно как выглядит, никто не знает его имени, и который может оказаться где угодно.

— Несмотря на все это, я хочу, чтобы ты попробовал. Если я смогу убедить Пейлона и его спутников, что мы… уговорим Детей Охотника остаться с нами, тогда все будет хорошо. Но я должен знать, где и кто этот наследник.

Бардоу пристально смотрел на Мазарета:

— И если я найду его для тебя, что ты станешь с ним делать? Возьмешь в заложники?

— Да, я использую его для заключения сделки.

— Хорошо. Я вернусь к себе и сразу же приступлю.

Через минуту Мазарет остался на поляне один. Холодный ветер дул между деревьями, фонари раскачивались и гасли. Он шагнул к стволу с воткнутым в него кинжалом, взял оружие за рукоятку и выдернул из раненого дерева — обрывки пергамента так и остались на лезвии. Фонарь, горевший рядом с деревом, начал угасать, тени на стволе казались вытекающей из разреза кровью. Мазарет вышел на дорожку и медленно побрел навстречу бессонной ночи.

ГЛАВА 15

Таврик остановился перевести дыхание, не доходя до перекрестка разрушенного лабиринта. Кровь стучала в висках, все тело горело, по нему ручьями стекал пот. Рукоятка учебного меча в живой руке стала мокрой и скользкой, он вытер ее о рукав другой, его новой правой длани.

Суставчатые стальные пальцы тускло поблескивали в пробивавшемся сквозь потолок тоннеля утреннем свете. На каждом пальце был старательно выгравирован ноготь и складки кожи на сгибах суставов, но блестящий металл был уже покрыт многочисленными царапинами и углублениями, полученными в ходе упражнений. К тому же в данный момент искусственная конечность была покрыта пылью до самого локтя, где соединение живой плоти и металла скрывали кожаные повязки. Чистить руку было легко, Оружейник сам показал ему, как орудовать щеткой, подставив протез под проточную воду, и как натягивать на него длинный кожаный рукав, который давал дополнительную защиту в настоящем бою.

Это было просто чудом, первый миг, когда он опустил глаза и увидел новую руку. Он даже поверил, что уже никогда не будет вспоминать то, что сделал Бернак. Но сны лишили его этой надежды, он редко спал спокойно.

Таврик поднял металлическую руку и пошевелил пальцами, потом сжал их в кулак. Он все еще плохо чувствовал, что происходит, поэтому предпочитал видеть, и Оружейник советовал ему как можно чаще использовать левую руку.

Тут он услышал голос, произносящий:

— Я слышу, как замедлилось твое дыхание. Это означает, что ты остановился, еще несколько таких ошибок, и я тебя настигну.

Собравшись и держа наготове деревянный меч, Таврик начал медленно уходить прочь от голоса, двигаясь в сторону перекрестка. Пыль висела в воздухе плотной вуалью. Коридоры лабиринта были так широки, что по ним могла бы проехать телега, стены обшиты досками, в некоторых местах уже сгнившими. Время от времени ему приходилось обходить кучи булыжников и земли, насыпанные под застекленными некогда отверстиями в потолке или рядом с разломами в стенах. Он не обратил внимания на поворот, от которого начинался узкий лаз в темноту, и пошел дальше по главному коридору.

Темнота в некоторых местах становилась совершенно непроглядной, и юноша тяжело дышал, чувствуя, как к горлу подступает страх. Когда-то давным-давно, так рассказывал ему Оружейник, за несколько столетий до появления Лиги Яфрена, люди, поклонявшиеся Ночному Медведю, построили подземный лабиринт для своих мистических ритуалов, скорее всего здесь держали медведей, которым приводили живых людей на съедение…

Пройдя несколько шагов, Таврик остановился, выровнял дыхание и с тревогой прислушался. Ничего, ни звука шагов, ни скрипов, ни шорохов, только какой-то слабый стук.

Раздался грохот обвала, стена перед ним обрушилась, выбросив кучу земли, корней и гнилых досок. Таврик в панике отскочил назад, увидев надвигающуюся на него из пыльного облака высокую фигуру. Он быстро сориентировался, развернулся и, подбежав к ближайшему отверстию в потолке, подпрыгнул, ухватился за край и подтянулся. Прокатившись по мокрой от утренней росы высокой траве, он вскочил на ноги, перебежал к другой дыре в потолке тоннеля и снова нырнул в сумрак.

Там он, скорчившись, замер в темноте, прислушиваясь к шороху оползающей за его спиной земли и камня. Потом наступила тишина, нарушаемая только стуком сердца, слабо отдававшимся в ушах. И тут до него донесся голос мастера-оружейника, тихий и приглушенный, словно с большого расстояния:

— Любопытная тактика, мальчик. Вместо того чтобы воспользоваться моим замешательством, ты удрал. Помни, что мы здесь для того, чтобы упражняться в нападении, а не бегстве. В следующий раз, я надеюсь, ты примешь бой. Помни, побеждает тот, кто первым наносит удар.

Таврик слабо кивнул, соглашаясь. Потом нахмурился: его отец, то есть герцог Патрейнский, не стал бы искать ему оправданий за его попытку бежать. Он даже услышал, как герцог произносит что-то вроде «Внезапность дает преимущество», и почувствовал пронзительный взгляд его голубых глаз и устремленный на него сухой указательный палец.

Юноша внезапно содрогнулся от приступа тоски и чувства потери, острого и всепоглощающего. Вздохнув, он вернулся к настоящему моменту, заставив себя думать только о сражении, о своих слабостях и преимуществах. Он рассеянно взвешивал в живой руке учебный меч — связку длинных тростинок, прикрепленных к тяжелому деревянному противовесу. Пусть и не настоящий, он ударял по другому мечу с оглушительным стуком и оставлял на коже раны и синяки, особенно когда его держал в своих руках Оружейник.

Он едва не засмеялся вслух. Оружейник (у которого, как казалось, не было другого имени) был выше, тяжелее и быстрее его, не говоря уже о том, что он прекрасно владел всеми видами оружия. Когда все преимущества у противника, что же остается тебе?

У него в голове зазвучал голос герцога: «Хитрость и изобретательность».

Таврик прислонился спиной к скрипнувшим доскам стены и задумался. Потом он подошел к ближайшей куче мусора и стал копаться в ней, разгребая каменную пыль, пока не вытащил две хорошо сохранившиеся доски. Одну из них он укоротил с помощью пары булыжников, потом оторвал от подола рубахи узкую полоску и привязал к длинной доске, создав подобие креста. Снял рубаху, накинул ее на получившийся остов, прислонил к стене и отошел назад. Сердце его упало, это чучело производило впечатление чего-то неживого, чем, собственно, и являлось.

Он покачал головой. Оно и не должно быть похоже на него, решил он. Просто на некоторое время отвлечь внимание.

Тишину нарушил шорох и звук шагов, донесшиеся из темноты, притаившейся за конусом серого света, сочившегося через люк в потолке. Таврик натянул рубаху на доски и на цыпочках отступил назад, туда, где коридор заворачивал и кончался тупиком. Он шлепнул башмаком по грязи, достаточно громко, чтобы его услышали, потом затаился за углом и нащупал на полу небольшой камень, напряженно вглядываясь в темноту. Прошло совсем немного времени, и он заметил, как на черном фоне появилась еще более черная тень, обретавшая контуры по мере приближения. Таврик узнал высокую фигуру и широкие плечи Оружейника, бледный свет придавал его кожаному доспеху металлический блеск, в одной руке Оружейник сжимал учебный меч.

Таврик кинул камень, который упал в другом коридоре с коротким, но достаточно громким стуком. Оружейник развернулся на звук, шагнул к стене и затаился с другой стороны угла, где и ждал Таврик.

Схватив остов с рубахой, мальчик шагнул из-за угла, швырнул Оружейнику свое чучело и упал на колени. Он ощутил порыв холодного ветра над головой и услышал звонкий стук учебного меча, ударяющегося о стену, в тот самый момент, когда в свою очередь делал замах на уровне ног Оружейника.

Его меч нашел свою цель. Оружейник обрушил град проклятий, а Таврик откатился в сторону. Встав на ноги, он увидел Оружейника, растирающего красную полосу на голени. На какой-то миг в его глазах загорелся злобный огонек, потом он потянулся к рубахе на деревянном кресте. Поднял чучело, засмеялся и перебросил его Таврику.

— Приманка, отлично! — сказал он, отряхивая руки о штаны. — Но она редко срабатывает два раза подряд.

Таврик снял с остова свою теперь уже грязную рубаху и надел ее на себя.

— А если это будет приманка получше? Или их будет несколько?

Оружейник кивнул:

— Это то, что ты освоишь, когда начнешь упражняться с войсками. — Он поднял вверх руку, увидев, что Таврик раскрыл рот. — Скоро, обещаю. А теперь нам нужно вернуться и отчистить твою руку и тебя самого к приходу учителей.

Снаружи воздух был холодным и сырым, приближался дождь. Таврик шел за Оружейником по высокой мокрой траве в гору, к Крепости Баринока, пар вырывался изо рта при каждом выдохе. Крепость когда-то была монастырем Ордена Древа-Отца, именно этим объяснялся ее вид. Она была прекрасно укреплена, отвесные каменные стены укрепляли два холма и закрывали проход в долину. За стенами возвышалась длинная постройка, нелепая и неаккуратная. Когда-то она состояла из нескольких различных зданий, но потом что-то заставило обитателей крепости перестроить все.

«Монахи Ордена, наверное, чувствовали реальную угрозу нападения, если не поленились взяться за столь хлопотное дело, — подумал Таврик. — Возможно, это произошло после падения Лиги Яфрена, этот период был полон жестоких войн и восстаний».

Таврик ощутил на лице первые капли дождя, когда они подошли к воротам, низкой и узкой двери, сделанной из цельного куска черного дерева толщиной в руку и закрепленной между железными столбами. Дверь была такой тяжелой, что требовалось три человека, чтобы вращать открывающий ее ворот. Они прошли, раздались грохот цепи и металлическое позвякивание, потом последовал удар, который Таврик ощутил всем телом, — так дверь встала на место. Они поднялись по каменной лестнице в небольшую комнатку. Стоявшие при входе три вооруженных охранника поклонились (только Оружейнику, как заметил Таврик).

— Сир, — обратился один из них, — мне приказано сообщить вам, что господин Кодель вернулся и господин Распорядитель требует вас обоих к себе, вас и подопечного Таврика.

Оружейник нахмурился:

— И нам даже не позволят привести себя в подобающий вид?

Охранник замялся, и Таврик почувствовал смутное беспокойство.

— Сир, приказ был особый: вы должны прийти к нему сразу по возвращении в крепость.

— Прекрасно, мы сделаем так, как приказал Распорядитель. — Он посмотрел на Таврика. — Иди за мной и держись поближе.

Они встретили всего несколько человек по пути в покои Распорядителя, которые находились в верхней части главной башни. В основном это были слуги, но попадались и Дети Охотника, по одному или парами, они приветствовали Оружейника. Но у Таврика сложилось впечатление, что все смотрят на него. Он понимал, что это может быть игрой его воображения, но беспокойство росло по мере продвижения по освещенным каменным коридорам крепости. Его мысли вернулись к брату лорда Командующего. Когда они только приехали сюда, он видел его один раз: ковыляющую фигуру в оковах, которую грубо тащили вниз. В «клетки», как назвал это место один из охранников. С тех пор он не видел его и не слышал о нем ничего.

Когда они наконец подошли к высокой железной двери в конце коридора, Оружейник помедлил, прежде чем постучать. Голос из-за двери пригласил их войти, и Оружейник повернул ручку.

Комната была хорошо обставлена, украшена коврами и гобеленами, здесь были шкафы и полированный овальный столик. Но взгляд Таврика привлекла куча мусора, заметенная к камину, там были остатки стула и чего-то еще, скорее всего небольшой статуэтки. В комнате находились двое: один из них, нервно барабаня пальцами, сидел за столом, глядя в клочок бумаги, лежащий на зеркально гладкой поверхности, второй стоял у окна, облокотясь на подоконник. Это был Кодель. Он произнес, не оборачиваясь:

— Благодарю вас за быстрый приход, Оружейник. — Голос его звучал ровно и спокойно, странно контрастируя с напряженной обстановкой. — Дело обернулось так, что от нас требуется четкое выполнение наших обязанностей и верность. Распорядитель Эскридан, прочтите письмо еще раз.

Распорядитель осторожно взял клочок бумаги и начал читать:

«Эскридан!

Знайте, что наш союз с рыцарями узурпатора распался. Никогда больше наши пути не пересекутся с путями этих гнусных заговорщиков. Я жду, что вы отдадите приказ прервать всяческое сотрудничество и отзовете всех наших воинов. Сделайте все, что только в ваших силах, чтобы ускорить процесс. Подопечный Таврик должен быть немедленно препровожден в Уметру в сопровождении Коделя и дюжины всадников. Я буду там ждать их прибытия.

Приказы отданы мной лично шестнадцатого числа месяца Полной Луны, в год Империи 1109.

Капитан Волин».

Распорядитель уронил бумагу на стол. В повисшей в комнате тишине опасения Таврика переросли в страх. Они отсылают его в Уметру, а не обратно в Крусивель. В этой записке чувствовалась угроза. «Я буду там ждать их прибытия». Волин, насколько он помнил, относился к нему с подозрением, если не сказать с неприязнью. Что же он намеревается сделать с ним? Во рту у Таврика пересохло, его новая рука резко потяжелела, ноги дрожали, но он заставил себя выпрямиться и ничем не выдавать своей тревоги.

— События, — произнес Кодель из дальнего угла комнаты, — редко разворачиваются так, как мы ожидаем. — Он отошел от окна и приблизился к столу.

Таврик заметил порезы и кровоподтеки на его руках, в глазах горела ярость. Он догадался, кто здесь ломал мебель.

— Я могу подготовить всадников в любой момент по вашему приказу, — произнес Распорядитель.

— Нет необходимости, — ответил Кодель.

— Но в приказе капитана…

— Приказ капитана будет выполнен, — засопел Кодель. — Я отвезу мальчика в Уметру, но сопровождать нас будет только Оружейник. Больше никого не нужно. Наш подопечный будет слушаться меня беспрекословно! — Он взглянул на Таврика. — Могу я надеяться, что твое слово так же верно, как и мое?

Таврик вспомнил события на мельнице и слова Коделя после сражения со стариком: «Мальчик, я собираюсь увидеть твою коронацию, даже если это окажется последним, что я увижу в жизни!»

— Да, — произнес он хрипло.

— Прекрасно. Господин Распорядитель, приготовьте трех самых выносливых лошадей и провизию через полчаса.

— Как прикажете, господин. — Распорядитель поклонился и вышел, а Кодель повернулся к Таврику: — Ступай в купальню, вымойся и переоденься. Когда ты будешь готов, мы подберем тебе доспехи и, наверное, меч? — Он посмотрел на Оружейника, который перевел взгляд на Таврика, улыбнулся и кивнул:

— Да. Уже пора.

Таврик вышел, гадая, какие неприятности их поджидают теперь, когда Кодель, как кажется, решил пойти против своего командира. Он поглядел на свою металлическую руку, стараясь представить, как эти холодные пальцы сжимают меч, но, поспешно сбегая по главной лестнице башни, он ощущал лишь пустоту в желудке.

ГЛАВА 16

На голубятне было тепло, в тяжелом воздухе висели запахи птичьего корма и помета. В щели между досками пробивались узкие, как лезвие бритвы, лучи полуденного солнца, освещавшие ряды клеток и согнутую человеческую фигуру, которая ковыляла между ними, что-то бурча себе под нос и вглядываясь внутрь клеток.

Бардоу ждал у люка, прикрываясь рукавом и радуясь каждому неожиданному порыву свежего ветра, залетавшего снизу. Как бы часто Архимаг ни посещал это место, каждый раз его обоняние подвергалось грубой атаке, и всем его чувствам требовалось некоторое время, чтобы обрести себя.

— Куда они лететь, госпожа?

Бардоу подавил улыбку. Мекадри был с Огучарнских островов и никогда особенно не заботился о подборе слов.

— Уметра, Скаллоя, Оскимул и Скабариг, — ответил он.

— Скабариг… хм, это ведь такой крошечные городок на юге от Седжинда?

— Именно.

Мекадри, птицевод, кивнул и подошел ближе. Это был низенький пухлый человек с всклокоченной бородой. На нем было надето несколько балахонов, причудливо декорированных остатками его завтраков, обедов и ужинов, а также птичьим кормом. Его голову венчала старая бесформенная шляпа, ее мягкие поля свисали как у сморщенного гриба и сверху были заляпаны чем-то уже не слишком похожим на остатки еды.

Он протянул Бардоу руку в кожаной перчатке с отрезанными пальцами, и маг передал ему небольшую стопку листов: по два в каждый из городов, кроме Уметры. Туда он отправлял три копии. Мекадри поцокал языком и неодобрительно закачал головой:

— Посылать сразу трех птиц — нехорошо, господина. Не будет писем из Уметры неделю.

— Но эти сообщения непременно должны быть отправлены, — ответил Бардоу. — Время работает против нас, я не могу рисковать тем, что на какую-нибудь из твоих птиц нападет сокол или ее подстрелят; если такое произойдет, хотя бы одна долетит.

— Как прикажете, — произнес птицевод. Он вернулся к клеткам на противоположном конце голубятни и начал закреплять письма на лапках птиц, которых он отобрал, напевая вполголоса какую-то кабацкую песню.

Бардоу стоял, наблюдая за ним, но его мысли все время вертелись вокруг того, что он узнал сутки назад. На этот раз путешествие на Крыле Духа было гораздо более тяжелым, чем до того: он был полностью истощен. Он только и сумел, что нацарапать записку Икарно Мазарету, прежде чем провалиться в беспамятство и последующий сон, от которого он очнулся только этим утром.

В его записке было всего несколько слов. «Уметра, площадь с двумя фонтанами, овечий домик, цветы на окне…» Точный смысл этих слов был ему неясен. Он помнил только попытки заставить Крыло искать кого-нибудь из наследников Дома Тор-Каварилл, пусть даже косвенных, а потом путь через пространство, ведущий в Уметру.

Чего не было в записке, так это всего, что он узнал, помимо записанного. Когда он пытался нарисовать образ женщины с мечом, Керен, Крыло не делало ни малейшего движения, что ясно говорило о смерти воительницы. Когда же попытался найти торговца Джилли, то смог узнать только то, что тот находится где-то далеко на северо-востоке, возможно в Центральном Катризе. Таврик крепко спал в укрепленном монастыре Гринока, не подозревая, что туда уже спешит письмо Волина.

Но причиной его беспокойства была Сувьель. Крыло понесло его через пространство и привело на юг Прекайна, на узкую тропу, петляющую между густых кустов, потом кусты расступились, и маг увидел под безоблачным темнеющим небом группку путешественников, разбивающих лагерь. Сувьель оказалась завернутой в плащ с капюшоном. Она сидела связанная, с кляпом во рту, в небольшой повозке; рядом с ней стоял какой-то человек и что-то ей говорил. Этот человек повернулся, и Бардоу был ошеломлен, увидев Керен. Ему потребовалось несколько минут, чтобы заметить некоторую разницу и догадаться, что это было зеркальное дитя, Нерек, порождение Бернака.

Сувьель неподвижно сидела в повозке, отчаяние ясно читалось в ее склоненном лице и в ее позе. Она казалась совсем беззащитной и жалкой, но не сломленной. Бардоу видел, как она дважды отрицательно помотала головой в ответ на речи Нерек. Его сердце невольно рванулось к ней, он почувствовал, что приближается, стараясь как-то дать понять, что она не забыта.

Это было ошибкой. Зеркальное дитя развернулось к нему лицом, ее руки были полны изумрудного свечения, каплями стекавшего с пальцев. Бардоу едва успел отпрянуть от кинувшегося к нему сгустка смертоносного огня, который расширялся на лету. Потом он почувствовал острую боль, Крыло вздрогнуло и утащило его в холодное пространство на поиски наследника Охотника…

Сейчас Бардоу наблюдал за тем, как Мекадри успокаивает птиц, привязывая к их ногам небольшие футлярчики, берет одну за другой и подбрасывает в небо через открытый люк. В каждом письме содержались особые приказы своим людям с запретом вступать в конфликты с Детьми Охотника или сочувствующими им в ближайшие несколько дней. В письмах, отправленных в Уметру, содержались сообщения о приезде Мазарета. Когда птицевод взял первую птицу, отправляющуюся в Уметру, Бардоу кольнуло мрачное предчувствие. Пока он пребывал в забытьи, Мазарет убедил членов Совета Юга не принимать никаких далеко идущих решений, уверив их, что ему удастся вернуть Детей Охотника. Потом он взял одного из лучший коней, серого юларийского жеребца, и уехал прямо посреди ночи.

Какую цель преследует Мазарет? Бардоу мог представить только две возможности: либо Командующий хочет найти и похитить юношу (Бардоу был почти уверен, что наследник Тор-Кавариллов мужского пола), либо он собирается убить его.

«Нет, — возразил он сам себе. — Икарно никогда не поступит так».

Мороз прошел по его спине, стоило ему взвесить сложившуюся ситуацию. Мысли приобрели мрачный оттенок, когда он собрал воедино все, что знал и чувствовал. Уметра в его голове начала приобретать угрожающий вид. Много дурного было собрано в ней, силы и судьбы сплетались в тугой узел, распутывание которого было чревато смертельными последствиями.

И при всем своем желании Бардоу никак не мог распутать этот клубок.

На другом конце голубятни Мекадри, птичник, незаметный за рядами клеток, осторожно взял птицу, выбранную для перелета в Уметру и призванную нести третью записку. Он поднес птицу к лицу, посмотрел ей в глаза, потом пробормотал какие-то прощальные слова и подбросил вверх через люк навстречу солнцу.

Икарно Мазарет упорно продвигался вперед под свинцовым небосводом. Его лицо прикрывал кусок ткани, защищающий от ледяной измороси, летящей с севера. Было позднее утро, тропа, по которой он двигался, представляла собой просто едва заметный конский след, вьющийся среди холмов и возвышенностей на запад, к озеру Одагаль. На этой тропе он едва ли мог опасаться встречи с могонцами. После отъезда из Крусивеля он полночи провел на обшарпанном постоялом дворе на Красной Дороге, дороге, выложенной деревянной плашкой и кирпичом, которая тянулась на север через Центральную Кейану, никуда не сворачивая. Но сон так и не пришел к нему, он поднялся, оседлал серого и ускакал, едва лишь занялась заря.

Настроение Мазарета было под стать погоде. Что он будет делать, когда найдет наследника Дома Тор-Каварилл? Захватить его в заложники означает рисковать всем ради его безопасности и здоровья, а также ради готовности Волина пойти на сделку. Не лучше ли просто похитить его, а потом убить?

Икарно передернуло. До сих пор его планы и цели были ясны и понятны, тактика проста и прямолинейна, а врагами были дикари-могонцы и их союзники-маги. Но происшедшее накануне заставило его выбрать сложный расклад, переплело и запутало простые до того пути.

«Я не знаю, — хотелось ему закричать. — Я не знаю, что делать!» Когда он представлял, что сказала бы ему Сувьель, он видел ее перед собой и слышал ее слова: «Ты не можешь… не имеешь права…»

С молитвой Матери-Земле на губах и дующим в спину холодным ветром он продолжал свой путь.

Вскоре после полудня Мазарет пересек Унгальские возвышенности, теперь перед ним лежало озеро Одагаль. Это был край заболоченных пастбищ и заливных лугов, ему приходилось быть внимательным и старательно объезжать их. Перед отъездом из Крусивеля он сменил блестящие доспехи на поношенный кожаный нагрудник и прочие атрибуты не слишком удачливого наемника. Мазарет надеялся только на то, что никто не станет особенно пристально приглядываться к нему.

Часам к трем он остановился в долине, полной гнезд клювощелков. Ветер бешено раскачивал верхушки деревьев над головой, высокая трава вокруг отяжелела от дождя. Отдохнув, Мазарет снова сел на коня и направился на юг. К несчастью, его продвижение по берегу озера было совсем медленным, ему все время приходилось искать укрытие при приближении могонцев, от проносящихся мимо него лошадей пахло так же отвратительно, как и от самих варваров. На флагах и щитах было изображение оскаленного пса клана Беграйика, могонского вождя, державшего под контролем эту часть Кейаны. Его воины как-то пытались добраться до Крусивеля, но потерпели поражение в долинах Бахрузских гор.

Наконец он совсем съехал с дороги и начал пробираться по заброшенным торговым путям и пешеходным тропинкам, огибающим фермы и деревушки, затерянные среди заросших дремучими лесами холмов к востоку от озера. Солнце уже садилось, когда Мазарет пробился сквозь заросли когтильника и боярышника и оказался недалеко от широкого каменного моста через поднявшуюся от дождей реку Нолвик. В дымке, висящей за рекой, виднелись очертания Уметры, а за ней — серая громада моря.

Дорога, ведущая по побережью, пересекалась здесь с Красной Дорогой. Несколько путников, почти все пешие, торопливо шагали в сторону городских ворот, надеясь успеть до наступления ночи. Мазарет заставил своего коня вырваться из грязной канавы и погнал его к городу, замедлив ход только на мосту, а затем снова пустил коня в галоп особой Песнью. Он тоже спешил к воротам.

Когда он подъехал ближе, его взгляд сразу же отметил то, что изменилось за последние шесть лет, которые он не был здесь: стены кое-где были укреплены, а в некоторых местах даже надстроены. Потом он разглядел группку людей сбоку у ворот, некоторые из них держали факелы, с трудом разгонявшие тьму. Когда Мазарет подъехал совсем близко, один человек отделился от группы и его стошнило прямо у стены, потом к нему подошел другой, в длинном плаще и шляпе. Стражники грубо хохотали и корчили рожи несчастному. Мазарет поморщился и остановил коня, чтобы осмотреться.

Рядом с воротами в землю был вбит грубый кол, к которому оказалось привязано тело могонского мужчины. По пяти кольцам в губе Мазарет понял, что перед ним один из военачальников Беграйика, возможно даже один из его сыновей. Об этом же говорили и доспехи, и кожаная безрукавка в темных коричневых пятнах, укрепленная рядами грубых бронзовых дисков. Могонцы считали подобную одежду верхом великолепия, признаком силы и власти. Теперь она была разодрана, заляпана кровью и грязью, многие диски пропали или были сломаны. Тот, кто это сделал, решил не усложнять себе жизнь и уничтожил одежду вместе с ее обладателем.

Хуже всего был способ казни. Могонцу отрубали по кускам конечности, пока от него не остался только торс и часть предплечья. Такой чудовищно жестокий способ был знаком Мазарету, он догадывался, кто мог это сделать, хотя и не знал почему.

Прикрыв нос и рот из-за царящего вокруг зловония, он спешился и повел лошадь к воротам. Там стояли пять стражников в кожаных нагрудниках, они лениво рассматривали въезжающих в город людей. Один из них уставился на Мазарета с неприкрытым нахальным любопытством, но тот никак не отреагировал. Мазарет знал, что полководец Беграйик приглашал наемников для оккупации Уметры и выполнения его приказов. Он не знал только, кому служат именно эти стражники. Множество так называемых вольных стрелков слонялись по землям бывшей Империи, почти все они были негодяями и все без исключения подчинялись либо могонцам, либо Слугам.

Послышался натужный скрип дерева, ворота закрылись, тяжелый засов встал в пазы. Мазарет вел за собой коня, оглядываясь вокруг и стараясь держаться невозмутимо… Уметра была выстроена в основном из темно-синего камня, привезенного почти тысячу лет назад из Долбара. Основатели города возвели здесь высокие и гордые стены и башни и построили широкие улицы и огромные площади. Но годы завоеваний и рост населения заставили улицы сузиться и уменьшиться, в городе появилось полно дешевых деревянных или кирпичных домишек, в лучшем случае они были возведены из камней разрушенных башен с Восточных Холмов.

Улицы походили на сумрачные узкие ущелья, их полумрак нарушал только свет из окон, или из открытых дверей конюшен, или от горящего в стене какой-либо таверны факела. Повсюду воняло нечистотами, Мазарет старался держаться подальше от сточных канав, шагая по главной улице. Он искал гостиницу под названием «Луна и Наковальня», где его ждала встреча с агентами Ордена Матери. Следуя указаниям двух прохожих, он оказался стоящим перед низкой дверью, над которой висела вывеска с изображением молодого месяца и наковальни.

В небольшом переулке за гостиницей нашлась конюшня, куда он отвел своего коня. Перекинув седельные сумки через плечо, Мазарет вошел в заднюю дверь и пошел по длинному коридору, ведущему в кабак. Шум и запах пива разом навалились на него, когда он протиснулся к прилавку. Он обменялся репликами с хозяином, перекрикивал толпу, заплатил за конюшню, за комнату на ночь и за кувшин темного пива, потом прошел в угол и уселся у разбитого окна, неторопливо попивая свой портер.

Пока он пил, разглядывая толпу, вскоре понял, что самый большой шум производит группа солдат с их девочками, сидящая возле двери. Какие бы шутки ни отпускали наемники, их подружки тут же принимались громко хохотать, а все разговоры вокруг разом прекращались. Некоторые качали головами и бросали убийственные взгляды на профессиональных головорезов, потом отворачивались и возвращались к прерванным беседам. В комнате царила атмосфера злобы, как показалось Мазарету, вечной и бескомпромиссной. Если солдаты не уйдут, то еще до ночи разгорится драка.

Когда Мазарет в очередной раз поднял кружку, чтобы сделать глоток, проходящий мимо его стола человек остановился и подобрал что-то с пола. Потом он протянул Мазарету раскрытую ладонь:

— Это случайно не ваше, господин?

На ладони лежала монетка, старый рохарканский пенни с изображением головы вола. Мазарет ничем не выдал себя — вол был паролем, о котором он просил Бардоу написать в Уметру.

— А, ну да, спасибо.

— Не стоит, — ответил человек, переходя на шепот. — У задней двери. Но сперва допей пиво. — Он ушел.

Пиво, сдобренное какими-то специями, чтобы забить кислый вкус, показалось ему бесконечным. Наконец Мазарет осушил кувшин, оставив его на столе, взвалил на плечо сумки и пошел той же дорогой, которой пришел сюда. Он постоял на пороге задней двери, пока из тьмы переулка не возникла фигура и не подошла к тусклой лампе, горящей у конюшни. Это был тот же самый человек, только теперь не делал вид, что едва стоит на ногах от выпитого.

— Сюда, — произнес он, идя вперед по переулку.

Мазарет огляделся. Конюха нигде не было, и он поспешил за незнакомцем, который распахнул ветхую дверь смежного с гостиницей дома. Мазарет вошел вслед за ним в душное темное помещение, пахнущее плесенью и освещенное единственной свечкой, стоящей на шкафу. Его провожатый оттуда-то достал масляную лампу, зажег ее от свечи и пошел по пустому дому, по узким коридорам, по анфиладам маленьких комнаток и, наконец, вверх, по винтовой лестнице. Наверху он отодвинул пыльную, изъеденную молью занавеску, прикрывающую вход в большую комнату. Там тоже было почти темно, Мазарет смог различить лишь скамьи, поставленные полукругом рядом с небольшим возвышением у стены. На стене когда-то висели ковры или гобелены, но теперь там остались только следы от крюков и пятна.

Сбоку от возвышения стояли несколько человек, некоторые держали в руках фонари, отбрасывающие бледно-желтые пятна света. Двое отделились от группы и подошли. Один оказался человеком хрупкого сложения, на нем было что-то похожее на одежду работника, второй, напротив, был высок и крепок, в прекрасных дорогих одеждах, в руке он сжимал большую, но тонкую книгу.

Некоторое время они стояли, молча разглядывая пришедших. Затем тот, что был выше, раскрыл книгу на заложенной странице и стал старательно вглядываться в лист.

— Это он? — поинтересовался его хрупкий спутник, доставая из-за пояса кинжал.

Внимательный взгляд скользил со страницы на лицо Мазарета и обратно. Мазарет различил звук нескольких пар обуви, шаркающих об пол за его спиной, он постарался не обращать на них внимания и расслабиться. Через некоторое время хорошо одетый человек кивнул и закрыл книгу.

— Волосы длиннее и совсем седые, — объявил он. — Лицо худее. Но это точно он.

— Полагаю, все это означает, что я просто постарел, — пояснил Мазарет.

— Это было бы невежливо, — сказал второй, убирая кинжал на место. — Я Джерейн, господин, предводитель этих бунтарей. Это, — он положил руку на плечо человека с книгой, — Хаволл…

Хаволл вежливо поклонился.

— Тот, кто привел вас, — Каммер. — Каммер коротко кивнул, лицо его ничего не отражало. — Приносим извинения за все эти церемонии, но вчера в город прибыли могонские шаманы и взбудоражили весь город. Мы не выходим на улицы даже ночью. Мы вынуждены были отослать подальше отсюда одного нашего человека, юношу, у которого есть слабый намек на Низшую Силу, иначе эти могонские ищейки выследили бы его. — Он умолк, глядя на Мазарета. — Мой господин, в письме из Редута говорилось что-то о том, что наш союз с Детьми Охотника распался.

Мазарет кивнул:

— Капитан Волин и его советники решили, что наши пути расходятся, и переубедить их оказалось невозможно.

— Это все сильно осложняет.

— Но не делает невозможным, — ответил Мазарет. Он положил руку на плечо Джерейна и отвел его к задней стене комнаты. — А теперь расскажите мне об этих шаманах. Это они устроили милейшее представление за воротами?

— Это был Ахаж, он из клана Беграйика, такой же грубый, как и все дикари, но умудрился влюбиться в женщину из города и забрал ее в свой лагерь, в северной части города. Ее брат публично заявил об этом, Ахаж был готов четвертовать его, но женщина умолила его простить ее брата. Ахаж простил. — Джерейн коротко хмыкнул, останавливаясь у возвышения. — Через несколько дней появились шаманы, расспросили его о таком беспримерном проявлении милосердия и решили, что подобная мягкотелость должна быть наказана. Последствия вы видели. — Он посмотрел на своих людей. — Как мы расстроились!..

Остальные негромко засмеялись приглушенным смехом, в котором звучала жажда мести. Мазарет лишь слабо улыбнулся:

— Насколько опасны эти шаманы, Джерейн? У меня к вам важное задание, и я хотел бы знать обо всех возможных препятствиях.

— А в чем суть вашего задания?

— Я хочу, чтобы вы нашли одного человека и захватили его, не причинив при этом вреда, а потом я вывезу его из города и увезу на север.

— И где искать этого человека? — спросил Джерейн.

— Где-то в Уметре есть площадь с двумя фонтанами, так?

— Старая Императорская площадь, — ответил Каммер. — Это за купеческой слободой, рядом с Таснийским каналом.

Мазарет посмотрел в ничего не выражающее лицо человека:

— А что может означать фраза «овечий домик»? Это вам о чем-нибудь говорит?

Каммер, нахмурясь, задумался, потом взглянул на Джерейна:

— Должно быть, Билар, мануфактурщик.

— Интересно, — Джерейн повернулся к Мазарету, — вообще-то этот дом — убежище Детей Охотника.

— Это осложняет дело? — напряженно поинтересовался Мазарет.

Джерейн усмехнулся:

— Нет, нисколько. Так получилось, что наше собственное убежище стоит прямо напротив дома Билара, через канал.

— Невероятно.

— Полагаю, что такие удивительные совпадения — попытки Матери извиниться за имеющиеся в жизни мелкие неприятности. — Все засмеялись, и на этот раз Мазарет присоединился к ним.

Дорога к убежищу шла по темным переулкам, по слабо освещенным задним дворам, по подвалам и узким лазам, заваленным мусором. Мазарет почувствовал запах канала задолго до того, как увидел его и успел взглянуть на чернильно-черные воды, зажатые между плотно стоящими домами, прежде чем Джерейн и остальные провели его по узкой лестнице, каким-то образом прикрепленной к стене мастерской. Дверь наверху вела на чердак, загаженный птицами. Часть крыши прогнила и провалилась внутрь, их шагам аккомпанировал шорох существ, селившихся под обломками крыши. Заговорщики прошли через чердак и вышли в другую дверь на настоящую кошачью тропу. Мазарет старался не думать о возможном скоростном спуске, слушая, как ветхие доски поскрипывают под ногами.

Пройдя по доскам, они оказались на чердаке большого каменного дома. Стены там были обиты деревом, на невероятно толстом ковре стояли стол и шесть стульев. Двое людей Джерейна зажгли от своих фонарей лампы на полу, а Джерейн подошел к единственному окну, закрытому ставнями, и начал вглядываться сквозь щели, держа у глаз какой-то предмет. Мазарет подошел к нему и разглядел в щелочку заднюю стену шестиэтажного дома. Многие окна были закрыты ставнями, лишь из нескольких пробивался свет.

— Это мануфактура, — пояснил Джерейн. Он протянул ему предмет, через который рассматривал дом. — Хочешь попробовать? Видел когда-нибудь такое?

Мазарет нахмурил брови. Предмет представлял собой кожаный цилиндр, в который с двух сторон были вставлены стекла. Взяв его в руки, он понял, что на самом деле он состоит из двух кожаных цилиндров, один был чуть уже и вставлен во второй.

— Приближает предметы, — догадался Мазарет, приставляя цилиндр к правому глазу. — Я слышал о таких вещах, но ни разу не видел.

Джерейн показал ему, как вращать цилиндры, выдвигая или задвигая меньший, и неясная громада здания вдруг предстала пред Мазаретом во всех деталях. Мазарет выругался и опустил прибор, потом засмеялся и снова приставил его к глазу. Здание в ночи представляло собой просто темную массу за исключением тех окон, из которых пробивался свет. Мазарет внимательно рассмотрел каждое, но не увидел цветов на окне, о которых упоминал Бардоу. Он обнаружил только крупную женщину, стирающую на заднем дворе, и девочку-служанку, шьющую у окна в пятом этаже.

Мазарет вздохнул и вернул цилиндр. Джерейн вопросительно посмотрел на него, пожал плечами и сам начал разглядывать здание.

— Так что же мы ищем? — пробормотал он.

Мазарет хотел было рассказать ему о путешествии Бардоу, но подумал, что это может прозвучать слишком неправдоподобно. К тому же он понял, что окно с цветами может оказаться и на фасаде здания, его может закрывать лепнина, или цветов просто не видно в темноте.

— Хм… она прехорошенькая, — произнес Джерейн. Не могу сказать, что мне знакома. Наверное, она… — умолк и присвистнул. — Ну и дела!

Он улыбнулся, выпрямляясь, и передал цилиндр Мазарету, который быстро настроил его и снова посмотрел на окно в пятом этаже. Девушка отложила шитье и разговаривала теперь с человеком, одетым как городской торговец. Это был Волин.

Второе потрясение ожидало Мазарета, когда девушка, расстроенная чем-то, поднялась и отошла от окна, открыв белую вазу с несколькими желтыми цветами. Он опустил цилиндр и отдал его Джерейну.

— Кто там? — спросил один из людей Джерейна.

— Не кто иной, как доблестный капитан Волин, — пояснил тот.

На чердаке удивленно заохали и зашумели.

«Девушка, — горько подумалось Мазарету. — Наследник Дома Тор-Каварилл девушка».

— Это она, мой господин? — Джерейн проницательно посмотрел на него. — Именно ее вы собираетесь похитить и вам ужасно не хочется этого делать, да?

Мазарет пропустил завершение фразы мимо ушей.

— Да, именно ее я должен увезти в Крусивель. — Его слова показались ему самому безумными.

— Когда это нужно сделать?

— Этой ночью. Волин, возможно, собирается забрать ее с собой, значит, мы должны опередить его. — Мазарет выдержал пристальный взгляд Джерейна. — Мы идем прямо сейчас.

ГЛАВА 17

Караван барж медленно двигался по каналу к запертым воротам Уметры, его вели четыре крепких мускулистых человека. Три баржи были нагружены мешками с зерном, овощами и фруктами — последним урожаем с унавоженных полей Северо-Восточной Кейаны. Все три судна были накрыты одним огромным куском парусины, защищающим груз от осадков. В сумраке ночи караван казался огромным змееподобным чудовищем, а лампы на головном горели как жуткие глаза.

Таврик, Кодель и Оружейник сидели в небольшой круглой шлюпке, привязанной к толстому тросу, соединяющему вторую и третью баржи. Свисающие концы парусины скрывали их от взглядов посторонних, сами они наблюдали за происходящим снаружи через отверстия, проделанные в парусине кинжалом. Кодель с Оружейником закрепили веревку на носу и на корме, чтобы шлюпку не слишком сильно раскачивало идущей от баржи волной.

Таврик с трудом различал предметы в царящей с другой стороны покрова тьме и все время боролся с тошнотой, вызванной ароматами перезревших плодов и возмутительным запахом тухлой рыбы, поднимающимся со дна их суденышка. Оружейник нанял его утром на неприметной пристани, в нескольких милях от северного моста; прошла уже добрая пара часов с начала путешествия, и Таврик подозревал, что они сейчас где-то в центре города. Он принюхивался, надеясь различить какие-нибудь другие запахи, помимо гнилой капусты и тухлой рыбы.

Ход баржи замедлился, и до Таврика донеслись голоса: их капитан обменивался приветствиями и шутками с охранниками, потом ворота открыли, и они снова тронулись в путь. Через дыру в парусине Таврику было видно вымощенную булыжником высокую набережную канала, кое-где освещенную факелами, свисающими со стен домов. Стенки канала, выложенные каменными блоками, покрывал темный мох и длинные водоросли, плесень охватывала их своими белыми щупальцами.

Кодель пошептался о чем-то с Оружейником, потом наклонился к Таврику.

— Скоро баржи зайдут в одну из частных верфей, — сказал он. — Будь готов оттолкнуться по моему сигналу.

Таврик кивнул, глядя, как двое мужчин аккуратно приподнимают парусину. Потом Оружейник отвязал веревку от каната, до них снова донесся голос капитана, и баржи замедлили ход. Кодель посмотрел назад, на дорожку, идущую по набережной, потом вверх, потом махнул рукой спутникам, чтобы они толкали. Их шлюпку отнесло назад, волной прибило к ступеням набережной, и они оказались закрыты каменным выступом от наблюдения с верфи.

Они привязали лодку к ржавому кольцу и стали подниматься вверх по ступеням. Таврик услышал множество приглушенных голосов, выкрикивающих что-то на другой стороне канала. На самом верху лестницы Кодель немного постоял, оглядываясь вокруг.

— Бунтовщики, — сказал он. — Оружейник, побудь здесь с мальчиком, а я найду Волина и решу, что мы будем делать дальше.

— Как скажешь, Кодель.

— Спрячьтесь здесь, в нише. Если возникнет угроза, принимай решение сам. — Он взглянул на Таврика. — У тебя есть меч. Но ты станешь использовать его только с разрешения Оружейника. Пока что держи его в ножнах и поступай, как скажут. Все понятно?

— Да, господин, — ответил Таврик взволнованно.

Кодель посмотрел на него, потом улыбнулся:

— Я говорю тебе это все только из-за боязни за тебя. Твоя безопасность превыше всего, а когда мы покончим здесь с делами, мы сразу же уедем.

Он коротко кивнул Оружейнику, потом развернулся и исчез в темноте.

Таврик с Оружейником подошли к нише, нашли пару брошенных ящиков и уже собирались сесть, когда Таврик вдруг заметил вспышку желтого света, появившуюся за домом на противоположном берегу канала.

— Огонь, — пояснил Оружейник. — Какой-то дом или лавка горит. Но бунт долго не продлится. Могонцы тут же будут в городе, и все кончится. Именно поэтому нам следует сидеть здесь как ни в чем не бывало и просто смотреть.

Закутавшись поплотнее в плащ, Таврик сел на ящик, пытаясь представить, что происходит на другом берегу канала.

На последнем этаже никого не было. Толстые свечи в нишах освещали узкий коридор, по которому крались Мазарет и Хаволл, старательно обходя шаткие половицы и внимательно обследуя комнату за комнатой. Но они никого не обнаружили, только несколько перевернутых стульев, какое-то шитье, разбросанное на скамейках и столах, а в одной из комнат — большой незаконченный ковер, натянутый на раму, по всему полу валялись обрывки цветных нитей.

В комнаты, выходящие на площадь, доносились злые голоса из собравшейся внизу толпы. Слух о начавшихся беспорядках пришел тогда, когда Мазарет с Джерейном и его людьми уже добрались до заброшенных верхних этажей соседней с домом мануфактурщика мастерской. Джерейн выслушал гонца, рассказавшего, как драка в пивной выплеснулась на улицу и захватила купеческую слободу, перерастая в бунт.

— Большая часть этих собак наемников сейчас в бедняцком квартале сражается с такими же негодяями, — завершил свой рассказ гонец, с трудом переводя дыхание. — Туда же бегут подмастерья. Ходят разговоры о том, чтобы поджечь таможню.

— А что Вауш? — спросил Джерейн. — Чем он занят?

Вауш командовал наемниками.

— Никто его не видел, но ходят слухи, что он удрал почти с половиной своих людей и сейчас они скрываются где-то в городе. — Гонец закашлялся. — Могонские ищейки сидят у себя в башне.

Джерейн кивнул, потом начал отдавать приказы. Он хотел спуститься со своими людьми на площадь и попытаться образумить подмастерьев, пока Хаволл провожает Мазарета и Каммера через чердак.

Мазарет задержался на пороге комнаты и потянул носом воздух. Пахло дымом.

— Эти идиоты подожгли склад с дровами, — пояснил Хаволл из коридора. — Могонцы непременно заметят огонь из своего лагеря.

— Если Вауш попросит у Беграйика помощи, как скоро они будут на площади?

Хаволл пожал плечами:

— Меньше чем через четверть часа. — Казалось, он принимает какое-то решение. — Мой господин, что если вы пойдете вниз по черной лестнице, а я посмотрю, нет ли охранников на парадной?

Мазарет удивленно поднял бровь:

— Мне почему-то кажется, что мое мнение здесь не очень много значит.

— Нет, на самом деле это не так, — бодро ответил Хаволл, исчезая в лестничном пролете. Мазарет покачал головой и пошел в другую сторону.

Оказавшись на четвертом этаже, он заставил себя действовать еще спокойнее и расчетливее, несмотря на волнение, связанное с надеждой на то, что девушка еще здесь, и боязнью, что она действительно здесь. Открытие того, что наследник Дома Тор-Каварилл оказался женщиной, глубоко поразило его и взвалило на сердце дополнительный груз забот. Мазарету делалось дурно при мысли, что он должен убить юную девицу только из-за того, что она родилась в этом семействе, но он не отступался от этой идеи, несмотря на охватившее душу смятение.

Мазарет прислушался, потом осмотрел три комнаты в глубине здания и неслышно приближался к четвертой, но замер, услышав молодой женский голос, что-то напевающий. Он тут же взял себя в руки, широко распахнул дверь и шагнул внутрь. Девушка оказалась в дальнем углу комнаты, она сжимала в руках челнок ткацкого станка, и на ее лице была написана решимость.

— Я знаю, зачем вы здесь! — заявила она.

Девушка была стройной и тонкой, почти хрупкой, ее узкое правильное лицо обрамляли прямые золотистые волосы. На вид ей было не больше шестнадцати, но выдержка и самообладание были гораздо старше ее. Взгляд светлых неподвижных глаз оставался печален.

Она попыталась ударить Мазарета челноком, когда тот двинулся к ней, но он легко вырвал челнок из ее руки. Она вздрогнула, но не от страха, и посмотрела ему прямо в глаза, на какой-то миг ему показалось, что на него смотрит Сувьель, ее печальный и отчаявшийся взгляд пронзал его насквозь.

Мазарет знал, что не сможет. Все его мысли о долге испарились от этого проявления силы духа. Он раскрыл рот, чтобы сказать что-нибудь ободряющее, что могло бы успокоить ее, но тут послышался звук шагов.

В дверях появился Хаволл, с трудом переводящий дыхание, одной рукой он держался за косяк двери.

— Главный вход охраняется, но бунтари уже лезут в окна. Идя обратно, я встретил Каммера, он говорит, что видел кого-то из людей Вауша, они лезут по лестнице смежного дома, так что он отправился искать другой выход. — Он бросил взгляд на девушку и поклонился. — Госпожа…

— Хаволл, у нас нет времени знакомиться, — произнес Мазарет. — Если ситуация столь серьезна, как ты говоришь, мы должны уходить. — Он протянул руку девушке. — Идем с нами. Я даю тебе слово, что никто не причинит тебе вреда…

Послышались звук удара и крик, Мазарет обернулся и увидел Волина, стоявшего над катающимся по полу и стонущим Хаволлом. В одной руке он держал дубину, в другой небольшой арбалет, нацеленный на Мазарета.

— В этом я сильно сомневаюсь! — Волин яростно уставился на Мазарета. — Брось меч. Прекрасно. Алель, дитя мое, мы должны идти. Иди ко мне, быстро!

Мазарет бессильно смотрел, как девушка перебегает на другую сторону комнаты и встает за спину капитана.

— Повернись! — приказал Волин Мазарету, направляя арбалет ему в лицо. — Будь любезен.

Мазарет сделал так, как было приказано, подавив желание рвануться в сторону от направленной ему в голову стрелы. Он услышал, как Волин подошел ближе и произнес:

— Я дарю тебе твою жизнь. Если мы встретимся снова, я заберу свой подарок.

Мазарет не слушал слова капитана, он ловил звук его движений, скрип кожаных башмаков, негромкое позвякивание меча и звук летящего по воздуху тяжелого предмета. Он подался вперед, стараясь пригнуться, но дубина и не целилась ему в голову. Вместо этого он получил сильный удар в плечо, отбросивший его к стене у окна. Он рухнул на пол. Плечо болело, к горлу подкатывала тошнота, он сделал над собой усилие, чтобы не потерять сознание.

Он слышал, как Волин что-то пробормотал, потом до него донесся звук удаляющихся шагов. Он осторожно потрогал плечо и убедился, что кость цела, несмотря на ужасающую боль, пронизывающую теперь всю руку. Он подошел к Хаволлу, лежащему в дверном проеме, его тело уже начало остывать. Мазарет подобрал с пола свой меч, потер ноющий левый висок и вышел из комнаты, собираясь преследовать ушедших.

В первый раз Арогал Волин ощутил прикосновение судьбы в возрасте двадцати трех лет, когда служил сержантом в Седьмом эшелоне Рохарки, размещенном в Седжинде. Как-то летом город навестил Император. Волин патрулировал доки, когда вдруг заметил какой-то темный силуэт, поднимающийся в облаке брызг из воды прямо перед ним. Императора продолжали приветствовать, гремели фанфары, и Волин сначала растерялся. Потом первое изумление прошло, и он увидел, как человек-силуэт поднимает лук и прицеливается в самого Императора, стоящего на трапе.

Волин действовал без промедления, он выхватил из-за пояса кинжал и запустил в убийцу. Кинжал впился тому прямо в шею, стрела выпала и утонула в волнах. И уже после того, как прошло волнение, он выслушал массу поздравлений и благодарностей, принял знаки внимания от отцов города, его продолжал преследовать ужас того мгновения, когда он ощутил, что все, абсолютно все находится сейчас в его руках.

Второй раз судьба проявила себя в черные дни после гибели Императора, на плато Аренджи. Южные провинции еще не сдались, но падение их и остатков армии под ударами могонцев и их союзников-магов было лишь вопросом времени. Арогал Волин находился тогда в Аднагоре, он был совершенно обессилен трехдневным переездом из Баспурской долины, где войска Рохарки были разгромлены могонцами и живым крылатым ужасом, вызванным на подмогу Слугами Сумерек. Он в отчаянии рвался на восток, обратно в Кабриган, в столицу, к своей семье, но нашел там только своего брата Керона, уже одной ногой в могиле.

Тогда, в той комнате, он узнал, что женщина, на которой женился два года назад его брат, была прямой наследницей Кулабрика Тор-Каварилла, так же как и дочь брата, Алель. Собрав последние силы, Керон показал брату несколько пожелтевших пергаментов, которые подтверждали сказанное им, и умолял его помочь жене и ребенку. Наследники Дома Тор-Галантей мужского пола были убиты, Керон был уверен, что только ветвь Тор-Кавариллов сможет восстановить законное правление Империей. Несмотря на то что его мозг был затуманен горем, Волин осознал, что это судьба, и поклялся защищать жену брата и Адель и делать все, чтобы осуществилось то, во что верил его брат.

И все сначала шло как надо: союз с рыцарями Древа, растущие связи, планы восстания. И вот когда все уже готово было свершиться, внезапно появился этот бастард Коррегана, сын герцогини Патрейнской. То, что Волин поддержал Таврика, было необходимо для конспирации, чтобы никто из союза не догадался. Но теперь, когда Таврик окажется в его руках, он будет волен поступить так, чтобы чаяния Детей наконец осуществились. Когда восстание начнется, рыцари обязаны будут оказать помощь, а если юноша погибнет… Что ж, во время войны постоянно происходят трагедии.

Эти и подобные им мысли теснились в его голове, пока он уводил девушку, держа ее за руку, сначала через заднюю дверь дома, потом через темный двор. Его охватывал ужас, когда он вспоминал, насколько близок был к тому, чтобы потерять самую ценную персону в Катримантине. Мазарет не мог желать ничего, кроме убийства, и, если бы он помедлил еще несколько секунд, Алель была бы мертва, а будущее принадлежало бы этому калеке.

«Вся жизнь есть борьба со злом», — горько подумал Арогал Волин.

В воздухе пахло гарью, он слышал крики и вопли, доносящиеся с площади, и звон мечей со стороны покинутого ими дома. Волин почувствовал негодование и раздражение на тех, кто уничтожил самое надежное и безопасное укрытие Детей. Идиоты горожане и оплачиваемые негодяи Вауша устроили все это, изгоняя его из Уметры, но выгоду от происшедшего получит Мазарет и его союзники.

— Смелее, Алель! — обратился он к девушке. — Как только мы перейдем канал, будем в безопасности, с друзьями.

В тусклом свете фонарей он не мог ничего прочесть на ее лице, но то, что она едва держалась за его руку и едва тащилась за ним, явно выказывало ее отвращение к происходящему. Волин подавил поднимающееся раздражение и ничем не выдал его, пока вел ее в самый дальний угол двора. Там в заборе болталась пара досок, и Волин разглядел в щель стоящего с другой стороны забора человека Джерейна. Он сделал знак Алель, чтобы она сохраняла тишину и спокойствие, а сам встал сбоку от дыры и издал шипящий звук. Через миг в заборе появились голова и плечи часового, и Волин нанес могучий удар ему в горло. Человек захрипел и вывалился в дыру до пояса, другая его половина осталась за забором.

— Быстрее! — скомандовал Волин девушке, подталкивая ее к дыре. Потом он оттащил тело в темный угол двора и тоже пролез в дыру.

На улице Волин остановился и огляделся, всматриваясь особенно пристально в пешеходный мост и дорожку на противоположном берегу канала. Все казалось спокойным и безопасным. Он кивнул Алель:

— Идем, друзья ждут нас.

Но она не двигалась, просто стояла вполоборота к нему, опустив голову. Он снова почувствовал, как в нем вскипает раздражение, и сделал усилие, чтобы его голос звучал по-прежнему ровно:

— Алель, сейчас время играет против нас, а скорость — наш единственный союзник. Нам необходимо идти, а не то наши противники…

— А что, если я не хочу идти, дядя? Что, если я не хочу становиться великой королевой? Почему никому не приходило в голову спросить меня, чего я хочу?

В ее голосе была страсть и сила, которых он никогда раньше не слышал, и, хотя его разозлили эти слова, часть его существа восхитилась.

— То, что мы хотим, и то, что мы должны, не всегда совпадает, — ответил он негромко. — Ты знаешь, кто были твои предки, чья кровь течет в твоих жилах, какая судьба уготовлена тебе и твоим…

— Да, знаю, потому что моя мать и ты сказали мне. — Она посмотрела на канал, ее длинные волосы выделялись в темноте светлым пятном. — Вы оба думаете, что все знаете обо мне, — сказала она горько. — Это не так. Есть вещи, которые принадлежат только мне. Вещи, которые не могут стать игрушкой судьбы!

Волин уставился на свою племянницу с холодной яростью в глазах. Она посмотрела на него и отступила назад на несколько шагов.

— Судьбы? Что ты знаешь о судьбе? Ты думаешь, что это какая-то могучая сила, которая двигает нас, словно фигуры на шахматной доске, или кукловод, дергающий за тысячи ниточек? — Он отрицательно помотал головой. — Нет, нет и нет! Судьба похожа на пушинку, горчичное семечко славы, летящее над землей: она может коснуться этой жизни или той, полететь туда или сюда, как сорванный сухой листок. Когда она приближается к нам, мы должны быть готовы поймать ее, схватить изо всех сил, подчинить своей воле и пойти по пути славы… — Его голос потеплел. — Когда такой момент наступает, необходимо быть решительным, некоторые вещи, ценные для тебя вещи, необходимо отринуть, чтобы росту семечка судьбы ничего не мешало. Я хочу, чтобы ты поняла это…

Она не изменила своей позы, но теперь в ней чувствовалась неуверенность. Волин вздохнул, раскинул руки и шагнул к ней:

— Но может быть, ты и права. Я старею, иногда я забываю, что когда-то тоже был молод и только-только вступал в жизнь. — Он мягко, но решительно взял ее за плечо и развернул к себе. — Я хочу сказать тебе только одно.

— Что, дядя?

— Прости меня, — сказал он и кулаком свободной руки ударил ее в челюсть как раз так, чтобы оглушить. Девушка начала падать, он подхватил ее на руки и перебросил через плечо, потом ступил на мост.

Напуганные шумом, с крыши соседнего здания, хлопая крыльями, сорвались несколько птиц и исчезли в сумраке ночи. Волин со своей ношей почти перешел мост, когда услышал мягко ступающие шаги у себя за спиной. Он развернулся, держа свободной рукой арбалет, и замер, глядя на направленный ему в лицо кончик меча.

— Осторожно опусти девушку на землю! — приказал Икарно Мазарет, его седые волосы развевались на ветру, глаза холодно блестели.

Велин выполнил приказ, положив Алель так, чтобы ее голова не ударилась о доски моста. Она застонала, открывая глаза. Волин напрягся и, по-прежнему глядя на племянницу, сделал шаг в сторону Мазарета, потом выбросил вперед локоть, отбивая им меч. С торжествующим ревом он изо всех сил ударил кулаком другой руки. Мазарет уклонился от удара, схватил Волина за плечо и толкнул его к перилам моста. Волин ударился о деревянные перила, они хрустнули под его весом, он несколько секунд повисел в воздухе и рухнул в ледяные воды канала.

Капитан заколотил в воде руками, чувствуя, как смертельный холод проникает в его кости. Он вынырнул, мотая головой, чтобы стряхнуть капли, потом до его слуха донесся звук шагов, его ярость и злоба вернулись к нему, он скинул мешающий ему плащ и поплыл к заржавевшей железной лесенке у моста. Чертыхаясь и бурча проклятия, он полез вверх. Его снедало беспокойство за Алель, и в то же время он придумывал, какие ужасы и казни он обрушит сейчас на Мазарета. Он почти добрался до верха, когда к нему протянулась рука, схватила его за плечо и вытащила наверх. Он зажмурился, чтобы прояснить затуманенные водой глаза, посмотрел вверх и узнал своего сержанта Коделя.

Волин ощутил огромное облегчение:

— Кодель! Ты не представляешь, как я рад видеть тебя здесь! Наследница Кулабрика в опасности, ее отнял у меня глава этих игрушечных рыцарей. Но теперь нас двое; если мы поспешим, мы сможем…

Он шагнул вперед, но Кодель схватил его за плечо и остановил. Волин был скорее удивлен, чем разгневан:

— Что это значит?

Кодель сердито засопел в ответ:

— Ты пустоголовый недалекий болван, ты и это ископаемое Мазарет. Никто из вас не получит девушку, она вскочила и умчалась как ветер, прежде чем он успел протянуть к ней лапу.

— Я не верю тебе.

Кодель пожал плечами:

— Мне плевать. Ты дурак, капитан, и умрешь дурацкой смертью.

Волин плюнул на каменные плитки и выхватил широкий боевой меч, который покинул ножны со свистом.

— Предатель! Я порублю тебя, как гнилую капусту!

Кодель в ответ лишь улыбнулся и лениво вытащил из ножен свой клинок, сразу переходя в наступление. Волин тут же понял, что смотрит в лицо смерти, он с трудом успевал парировать быстрые как молния выпады и удары. Кодель наносил их с грацией и легкостью, играя, тогда как Волину приходилось прилагать все свои силы всего лишь для защиты.

Он не мог победить Коделя или хотя бы заставить его отступить. У него оставалась лишь одна надежда — прорваться к мосту и выбежать на площадь к мануфактуре, чтобы смешаться с толпой. Шанс появился: он отбил меч Коделя отчаянным яростным ударом, развернулся и кинулся к мосту. Сердце тяжелым молотом стучало в груди, когда он схватился за перила, чтобы завернуть на мост.

Он успел сделать несколько шагов, когда ощутил, как в спину ему входит меч, по его телу прошла судорога, он постарался собраться, но было поздно. Волин упал на колени, меч выскользнул из ослабевшей руки, другой рукой он попытался опереться о мост. Рядом послышались шаги, кто-то подошел к нему. Он ощутил, как нечто горячее заливает его бок, левая рука совсем ослабела, он почувствовал, как кто-то подталкивает его к перилам и протискивает между досок.

«Великий Отец, прости меня… Алель, прости меня, — успел подумать он, падая с моста. Кто защитит тебя?»

И он во второй раз за вечер полетел в темные холодные воды канала.

ГЛАВА 18

Таврик дрожал от холода и тихонько покашливал, стараясь прочистить горло от раздражающей гари. Через четверть часа после ухода Коделя увиденный ими огонь разросся, повалил дым, который теперь застилал все вокруг. И без того тусклые фонари на берегах канала уже ничего не освещали, зато на площади, на другом берегу канала, за высокими домами, поднималось оранжевое зарево.

Таврик с Оружейником молча сидели в нише. Юноша уже знал по своему предыдущему опыту, насколько бесполезно вовлекать огромного бесстрастного человека во что-то похожее на непринужденную беседу. Вместо этого он как можно плотнее завернулся в плащ и продолжал вглядываться в темные тени канала, ведущего в центр Уметры, туда, куда ушел Кодель.

После долгого путешествия было не так-то просто сохранять бдительность, и Таврик ловил себя на том, что зевает все чаще и чаще. Он задремал на какой-то миг, но его разбудило хлопанье крыльев и свист. Юноша удивленно вздрогнул, увидев, как в нескольких метрах от него пролетела небольшая стайка птиц. Он вышел из ниши и смотрел им вслед, пока они летели, согласно махая крыльями, словно были одним целым, все выше поднимаясь над городом; к ним слетались все новые птицы, взлетали все выше, пока не скрылись из виду. Таврик улыбнулся, глядя на Оружейника, который пропустил весь спектакль. И тут он заметил бегущую по берегу канала в их сторону девушку.

Ее длинные волосы развевались на бегу, такие светлые, что казались белыми. Таврик смотрел, как она приближается, черты ее лица постепенно проступали в тусклом освещении. Странное чувство охватило его, чувство, похожее на панику, но в этом чувстве было и что-то еще: ожидание, очарованность и узнавание.

Он вспомнил заброшенную мельницу и увиденный там сон про людей в доспехах, которые рассыпались от его ударов, и девушку с белыми волосами и глазами, похожими на звезды…

Девушка заметила его и замедлила бег, глядя прямо ему в глаза. Ее волосы, как он заметил, были несколько темнее, а глаза, ну что ж, глаза были как глаза. Но это была она, он точно знал это. Он шагнул к ней, не обращая внимания на ворчание Оружейника, девушка испугалась, губы ее раскрылись, одной рукой она пыталась заслониться от него.

— Нет, — прошептала незнакомка. Потом громче: — Нет! — И она снова помчалась, пробежав мимо Таврика и направляясь дальше, к мосту.

Охваченный каким-то безымянным чувством, Таврик снова взглянул на Оружейника, который встал на ноги и сделал жест, велящий ему вернуться в нишу. Но тут из тьмы вынырнула другая бегущая фигура. Командующий Мазарет.

— За ней, мальчик! Останови ее! Помоги ей…

— Нет! — возразил Оружейник. — Ты должен остаться здесь. — Казалось, он готов выхватить меч и пойти на Мазарета. Таврик пожал плечами и бросился за девушкой, вынув из ножен собственный меч.

Девушка, бегущая впереди, оступилась и упала, он услышал, как она вскрикнула от боли. Но тут же снова вскочила и побежала к мосту, остановилась на миг, обернулась взглянуть на него и помчалась дальше. Таврик услышал у себя за спиной шаги Командующего, когда они оба выбежали на мост и их подошвы громко застучали по доскам.

Перебежав на другой берег, девушка кинулась к переулку, сворачивающему направо и, как надеялся Таврик, уводящему подальше от площади. Скорее всего она хотела запутать его в лабиринте темных улочек, но было заметно, что она устала, и юноша постепенно нагонял ее.

Она свернула в темный переулок между высокими стенами и исчезла из поля зрения. Юноша прибавил скорости, завернул за угол и успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как она проскользнула в арку слева. Он задержался на миг перевести дыхание и последовал за ней, сбежал по ступенькам, проскочил под пологом из старого плюща и выскочил наружу, в новый переулок, где его глазам открылось плачевное зрелище: девушка лежала на грязной земле, ее нога стягивала петля аркана и человек в черных кожаных доспехах, возможно городской стражник, надвигался на нее, подняв копье.

Таврик, не медля ни секунды, бросился на стража. Тот заметил движение и стал было поворачиваться, но Таврик поднырнул ему под руку, и они оба упали. Юноша держал меч наготове, сжимая его как кинжал, и сразу же, от ярости и отчаяния, всадил его человеку между лопаток. Стражник заревел и задергался в агонии.

Таврик выдернул клинок и кинулся к девушке. Стражник бился и ужасающе стонал, пытаясь вдохнуть воздух, прошло несколько секунд, прежде чем он затих. Послышались одобрительные вопли, и тут Таврик понял, что у поединка были свидетели.

Они с девушкой находились в начале переулка, выходящего на площадь. На площади пылали огни, а толпа горожан с кольями и топорами собралась у высокого помоста, наскоро сделанного из телег и мебели, на котором лежала куча тел. Почти все они были затянуты в черные кожаные доспехи. Бунтовщики плясали вокруг трупов и плевали на них.

Пока Таврик возился, освобождая Алель от пут, к ним подошла пара рыночных торговок:

— С тобой все в порядке? Такая ужасная рана…

— Со мной все хорошо, — ответил он, сконфуженный их восхищенными взглядами, потом посмотрел на свой кожаный рукав. Рукав был распорот, и в разрезе поблескивал металл. Он попробовал прикрыть разрез, но потом решил, что лучше обвязать его куском аркана.

— Тебе не надо было вмешиваться, — холодно заявила девушка. — Я была вне опасности.

На какой-то миг Таврик потерял дар речи, потом задохнулся от возмущения:

— Вне опасности? А что он собирался делать с копьем, всадить его в пробегающую мимо крысу?

Она покачала головой, и Таврику показалось, что он заметил в ее глазах какой-то непонятный страх.

— Пожалуйста, — попросила она. — Оставь меня. Лучше позаботься о себе…

До них донесся жуткий вопль, потом крики:

— Могонцы в городе! Они уже на площади! — И тут же слух подтвердился: толпы людей побежали прочь в переулки, ведущие от площади, или в сторону высоких домов, обещающих хоть какую-то защиту. Некоторые задержались, наскоро сооружая баррикады из телег на ведущих к площади улицах, тогда как другие, не останавливаясь, мчались мимо Таврика по переулку.

На противоположной стороне площади появилось несколько всадников. Могонцы быстро разбились на группы и начали атаку с самых укрепленных переулков.

— Пора бежать отсюда! — сказал Таврик девушке, но она ничего не ответила, глядя через его плечо в переулок.

Он проследил за ее взглядом и увидел, что к ним приближаются из тьмы три фигуры. Они шаркали на ходу ногами, головы были низко наклонены, но, когда они вышли на освещенное место, он узнал в них тех, кто только что пробегал мимо. Они подняли головы, и у Таврика вырвался крик — у всех на месте глаз оказались пустые черные провалы: этими пустыми глазницами они искали девушку и Таврика. Рыночные торговки с визгом подхватили юбки и помчались прочь.

Девушка молча взяла Таврика за руку и потянула за собой, но он сперва поудобнее перехватил меч и лишь потом последовал за ней. Он бросил взгляд в тот переулок, из которого они недавно попали сюда, и увидел, что Оружейник и Мазарет отбиваются от другой нежити, вооруженной дубинами. «Кто это сотворил, — подумал он, — оживил этих несчастных и отправил их на битву?» Таврик почти ощущал вкус своего собственного страха, заполнившего все его существо, все, кроме металла руки, ее холодные пальцы сжимали меч уверенно и без дрожи. Эта рука стала для него символом надежды, когда он шагнул по переулку в сторону площади, туда, откуда доносились звуки сражения.

— На площади слишком опасно. Нам придется пробежать мимо них, — прошептала девушка, глядя на приближающиеся тени. — Они не справятся с нами…

— Хотел бы я быть так уверен в этом, — ответил Таврик, скрипнув зубами.

Она кинулась назад, в переулок, схватила выпавшее из руки стражника копье, увернувшись от готовых схватить ее мертвяков. Таврик, не веря собственным глазам, увидел, что она улыбается, отражая удары. «Ненормальная, — решил он. — Она совершенно ненормальная». Он поднял свой меч и пошел ей на помощь.

Но оказалось, что сложно причинить вред тем, кто уже умер. Задетые мечом или проткнутые копьем, они снова поднимались, тесня молодых людей к площади. Таврик теперь ясно различал отдельные крики и звон мечей, потом он с ужасом распознал в общем шуме звук приближающихся копыт. Все его мышцы болели, ему казалось, что все тело покрыто ссадинами, царапинами и синяками. Их противники выглядели еще страшнее, по мере того как их лишали пальцев и протыкали насквозь. Таврик с девушкой перешли от нападения к обороне.

И тут ее копье переломилось. Она шагнула назад, потеряла равновесие и упала. Один из мертвяков моментально бросился к ней. Таврик инстинктивно рубанул мечом вытянутую шею нападающего и отсек ему голову. Тело, не выплеснув ни капли крови, распалось в прах, а Таврик схватил девушку за руку и потащил ее вдоль домов, ища глазами открытую дверь. Оставшиеся двое сделали было несколько шагов за ними, потом остановились. Смятение читалось на том, что можно было назвать их лицами, потом они оба душераздирающе взвыли и упали на землю.

За ними стояли едва различимые в тени три могонца. Они были старше и меньше тех, что доводилось видеть Таврику, их одежды украшали кости и перья. Длинные седые косы обрамляли горящие ненавистью лица, глаза их были устремлены на Таврика.

— Могонские шаманы, — шептала девушка, пока Таврик помогал ей встать. — О нет, они не должны…

Три пары затянутых в кожаные перчатки рук поднялись над головами, длинные когтистые пальцы сжались, словно хватая что-то невидимое. Шаманы одновременно задвигали губами, произведя серию протяжных гортанных звуков. Таврик ощущал, как его волосы шевелятся и встают дыбом, пока он безумно ломился в найденную им дверь. Она была заперта. Потом шаманы разом топнули и выбросили руки по направлению к Таврику.

Его охватил поток злобной силы. Ноги ослабели, и он упал на колени, ему почудилось, что его мозг ощупывают чьи-то жадные лапы. Ужас происходящего был за гранью воображения, это было даже хуже, чем пытки Бернака. Он старался закричать, чтобы хоть как-то выплеснуть свою боль, но у него не было сил даже на это, его накрыла волна свинца и камня…

Внезапно через серую завесу пробился свет, волна откатилась назад, юноша почувствовал, что его поднимают на ноги. Кто-то тянул его за руку, за его металлическую руку… Девушка. Ее окутывало сияние, он слышал ее рыдания, когда она поднимала его неживую руку и направляла ее на шаманов. Продолжая негромко всхлипывать, она произнесла несколько странных слов и повторяла их снова и снова, пока он не начал слышать их у себя в голове, как звон большого колокола. Какой-то миг он смотрел на могонцев, моргая, чтобы не позволить поту заливать глаза, в следующий миг он выбросил из себя белое пламя, которое понеслось на шаманов.

Они загорелись. Вопя и причитая, пытались сбить пламя со своих мехов, но огонь охватывал их тела, с жадностью пожирая прямо на месте.

— Я не хотела, — рыдала девушка. — Я не хотела этого, я не хотела быть… — Она затихла, притягивая его к себе обеими руками. — Я не хочу, но я должна была сделать это…

Он пробовал сказать что-то, но она снова зашептала странные слова, которые срывались с ее губ крошечными серебряными птичками и заполняли его голову, их крылышки бились внутри его черепа, производя звон, похожий на звон стекла. Таврик посмотрел в ее покрасневшие от слез глаза, но тут его разум захлестнула волна белого света и унесла прочь от нее.

Следующее, что он увидел, была дюжина могонцев, едущих прямо на него через площадь; копья, устремленные ему в грудь, были украшены цветными перьями. Ночь походила на день, а контуры всадников колебались, словно он смотрел на них через воду, но Таврик чувствовал, что тело сильно и бодро, а ноги твердо ступают по земле. Он все видел и замечал, даже отдельные ворсинки на шкурах, покрывавших могонцев, и глубокий черный блеск их доспехов, и отражавшиеся в них огни фонарей. Слепящий свет дрожал внутри его, металлическая рука запела. Неожиданно кто-то из всадников побросал свои копья и другое оружие, а кто-то упал на землю и обхватил голову руками, лошади принялись рваться и взбрыкивать, стараясь стряхнуть с себя тех, кто еще остался в седле.

Радость заполнила все существо Таврика, пока он брел по площади, отдаваясь шепчущему свету, позволяя ему выполнять всю работу и с изумлением глядя на происходящее. На него бросилась кучка воинов, но была отброшена назад — все либо погибли, либо лежали тяжело раненными, кровь заливала их тела и землю, на которую они упали. Защитники баррикад на площади горячо приветствовали его, а он творил возмездие горячей белой силой, бьющей из его металлической руки. Один отчаянно храбрый могонец влез на стену мастерской и кинулся на него сверху, но белый свет в его голове заметил это движение прежде, чем он сам успел сообразить, — свет подхватил нападающего и швырнул его через всю площадь в закрытые ставни верхнего этажа одного из домов.

— Ты не можешь причинить мне вреда! — прокричал он.

«Это не ты, — пояснил голос внутри его. — Ты не делаешь этого, это сделано за тебя и для тебя…»

Свет начал угасать. Слова в его голове зазвучали медленнее и тише. Потом он увидел, как из-за баррикад выбираются повстанцы, и на какой-то миг его смутил один из выживших могонцев, скачущий прочь с площади. Отовсюду неслись приветствия и восторженные крики, но Таврик чувствовал себя так, будто из него выплеснулась жизнь. Свет в нем догорал, все вокруг затуманилось, потеряв всю свою силу и красоту. Только что он был заполнен до краев, а теперь его опустошили до полного уничтожения.

Ноги юноши подкосились, и он мешком осел на землю. Он услышал, как кто-то зовет его по имени, но осознал это только тогда, когда слово повторили несколько раз. Звуки в его голове стали вдруг серьезными и печальными, они явно были последними во фразе…

Над ним склонялся человек в доспехах, стройный человек средних лет, с седыми волосами и сочащимися кровью рубцами на щеках и лбу. Командующий Мазарет, понял он. Еще он подумал о девушке, он все еще не знал ее имени, но она была так важна для него…

Потом все вокруг померкло, и Таврик провалился во тьму.

Пока лекарь возился с раной от стрелы в его плече, Мазарет сидел в богато украшенном кресле у окна залы, разглядывая город Уметру. Накрапывал дождь, полуденное солнце лишь изредка угадывалось за облаками, время от времени появляясь в разрывах туч и освещая город. Зала располагалась в верхней части главной башни, и со своего места Мазарет видел городскую крепость, постройки, лежащие под ее стенами, жалкие, прильнувшие к каменным стенам лачуги. Если бы он чуть наклонился вперед, он бы разглядел, что толпа все еще шумит во дворе и все надеются взглянуть на чудесного юношу, выигравшего, как ее уже успели окрестить, Битву на Императорской площади.

Мазарет, нахмурясь, откинулся на спинку кресла, — это движение вызвало боль в плече.

— Мой господин, — несколько раздраженно произнес лекарь, — я не могу работать, когда вы все время двигаетесь…

— Милостивый государь, вы копаетесь в моей руке уже с самого утра. Что вы надеетесь там найти?

Лекарь был худощавым стройным мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой и усами, на нем была длинная темно-желтая накидка, отделанная красным на воротнике и манжетах. Он обескураженно посмотрел на Мазарета:

— При всем моем уважении к вам, должен сообщить, что стрела пробила ваш доспех и глубоко под кожей остались щепки от древка. Я извлек уже довольно много кусочков, но далеко не все. Я бы посоветовал вам сделать еще глоток-другой фраола.

Мазарет поморщился, поднес к губам серебристую бутылочку с выгравированными на ней сценами охоты и сделал глоток. Крепкий долбарский напиток мягко опустился в желудок, и по всему телу разлилось приятное тепло.

— Отличная штука!

— Наш бывший командир, многоуважаемый Вауш, придерживался того же мнения, — пробормотал лекарь. — Очень жаль, что его так и не нашли.

— Ничего подобного, — отозвался чей-то голос. — Мы обнаружили час назад группку оборванцев, которые играли в мяч его головой.

В последний раз Мазарет видел Коделя рано утром, незадолго до того, как было покончено с могонцами. Он принимал участие в штурме ворот. На нем были растерзанные, заляпанные кровью доспехи и разодранные остатки плаща, волосы как копна. Сейчас он был вымыт и одет во все чистое, поверх бледно-желтой рубахи была надета черная безрукавка, наряд довершали коричневые узкие штаны и высокие сапоги. Его длинные черные волосы были аккуратно забраны в принятый у воинов узел на затылке, подчеркивающий худобу орлиного лица. Слева к поясу была привязана узкая сабля, справа виднелся кинжал.

— А прочие трофеи? — поинтересовался Мазарет, протягивая ему бутылочку.

Кодель усмехнулся:

— Развешаны над главными воротами, рядом с головой самого Беграйика.

— А где остатки его шайки? Мы знаем, куда они направились?

— Следопыты Джерейна сказали, что они скачут на север по берегу озера Одагаль; если они доберутся до северного лагеря, то вернутся с подкреплением по Красной Дороге. Они явно направляются в Харгас.

Мазарет покивал. Харгас был крупным портовым городом, в котором верховодил могонец Васегд, единокровный брат Бергайика. Васегд, вне всякого сомнения, впадет в ярость, узнав о смерти брата, и помчится в Уметру мстить.

Лекарь облегченно вздохнул, Мазарет повернул голову и увидел, как тот сворачивает кусок ткани, на котором лежала кучка крошечных темных щепок.

— Это последние, — объявил лекарь, вытирая серебряные щипчики и убирая их вместе с другими инструментами в бархатный футляр. Он наложил на рану какую-то серую мазь, потом обвязан ее чистой тканью и забинтовал. После этого он убрал все свои вещи в многочисленные карманы накидки. — Я советовал бы вам провести остаток недели в тишине и покое, мой господин, — произнес он. — Повязки необходимо менять два раза в день. Если боль через неделю не прекратится, если рана вдруг начнет намокать или дурно пахнуть, немедленно зовите меня. — Он вышел, сдержанно поклонившись.

На какое-то время в зале воцарилось молчание. Мазарет наблюдал, как Кодель смакует фраол, пробуя на язык, прежде чем проглотить, и одобрительно кивая на бутылочку.

— Одежда, принадлежавшая капитану Волину, только что была выловлена из канала, — произнес Кодель, спустя некоторое время. — Тело не найдено, никто нигде не видел его в городе. Пока не будет найдено его тело или пока он не появится живой и здоровый, я вынужден принять на себя его обязанности.

— Понимаю, — ответил Мазарет, несколько смущенный воспоминанием о схватке с Волином на мосту прошедшей ночью и о падении капитана в канал. — Я полностью поддерживаю ваше решение. Ну а сейчас нам необходимо поговорить о девушке, ее зовут Алель; если я правильно понимаю, она из Дома Тор-Кавариллов. Она использует Низшую Силу не виданным мною до сих пор способом.

Кодель, казалось, не слышит его слова. Он смотрел в окно, но потом повернулся и спросил:

— Таврик Тор-Галантен помнит что-нибудь еще из случившегося на площади?

— Нет. Он почти ничего не помнит с того момента, как Алель начала использовать его как посредника для демонстрации своих возможностей, — Мазарет хмуро посмотрел на своего собеседника. — Однако он прекрасно помнит, как вы оберегали его с вашего отъезда из Крусивеля. Почему вы делали все для юноши, лишенного магического дара, тогда как у Детей Охотника есть такая девушка?

Глаза Коделя зло заблестели.

— Да по той простой причине, что я ничего не знал. Когда Волин рассказывал о ней в кругу старших офицеров, он вообще ни разу не упомянул о ее способностях. Я уверен, что даже он не подозревал всей правды. Он часто говорил со мной об Алель и ее прошлом, но ни разу даже не намекнул, что она владеет Низшей Силой.

— И никто ее так и не видел?

— Никто, и слухов никаких. Я обошел все возможные убежища на берегу канала, искал везде — без толку.

Мазарет внимательно прислушивался к тону Коделя, и что-то в его словах породило в нем сомнение, хотя слова Коделя казались вполне искренними.

— Как, однако, вовремя произошли оба эти исчезновения. Вы не предполагаете, что кто-то из ваших людей мог похитить ее у нас?

Кодель ответил ему яростным взглядом:

— Ваши подозрения возмутительны, мой господин! Но я не стану обращать внимания на подобные провокации. Знайте же, что верность и послушание для всех Детей Охотника превыше всего. Если у вас есть какие-либо доказательства, скажите. Но если нет, то вспомните лучше, где были вы, когда капитан свалился в канал.

Услышав это едва завуалированное обвинение, Мазарет вскочил на ноги, но не успел ничего ответить — ему помешал приветственный вопль снаружи. Они с Коделем оба высунулись из окна и увидели собравшиеся внизу тысячи горожан, все головы были задраны к окну Главной башни, и все радостно вопили, глядя на стоящего на балконе человека.

Это был Джерейн. Худенький подпольщик вскинул вверх руки, требуя тишины, и оглушительный крик замер, его сменила гробовая тишина.

— Друзья мои, мы столько лет страдали от владычества дикарей. Кто из нас не потерял друзей, родственников или возлюбленных за эти черные годы? Кого миновало горе и страдания? Кто из нас не впал в отчаяние, когда храбрый Гандерлек был разбит в Юларии, не сумев отомстить врагам? — Он понизил голос. — Мы так долго ждали чего-то, лучика надежды, знака, хотя бы ничтожной победы. И за одну ночь наши ожидания воплотились! То, что, как мы думали, умерло навсегда, вновь ожило, семья, которую могонцы уничтожили на плато Аренджи, возродилась! — Восторженное гудение толпы становилось все громче, Джерейн улыбнулся. — Больше я ничего не скажу. Пусть говорит он сам.

Джерейн отступил к широкой занавеске, закрывающей выход на балкон, и встал с одной стороны от нее. Из верхнего окна зазвучали трубы, они сыграли три короткие фразы, и два распорядителя вышли из-за занавески, у каждого из них был флаг с белым деревом на синем фоне. Мазарета охватило радостное предчувствие, и он различил отдельные возгласы в толпе: одни выражали свое неверие, другие захлебывались от восторга. Это были флаги Катримантинского Императора, почти забытые за шестнадцать лет горя и позора. Трубы зазвучали снова, занавеска отъехала в сторону, и на балконе появился Таврик. Он посмотрел на Джерейна, который кивнул ему, толпа заревела. Шляпы полетели в воздух, люди плакали, смеялись, обнимали друг друга, пока Таврик подходил к перилам. На нем была простая рубаха и штаны светло-голубого оттенка — одежда жреца Древа. Короткие рукава рубахи открывали его руки, его металлическая рука, лишенная своего кожаного футляра, ярко блестела на солнце.

Он поднял живую руку, призывая к молчанию, и шум начал медленно стихать. На какой-то момент установилось безмолвие, и он стоял и смотрел на море сияющих радостной надеждой лиц. Мазарет начал опасаться, что мальчик потерял самообладание, но тут Таврик заговорил звенящим от сдерживаемых чувств голосом:

— Мой отец гордился бы вами!

Толпа вновь взорвалась криками и приветствиями, которые не смолкали несколько минут.

— Вчерашнее сражение — только начало, и когда весть о нем разнесется по всей Уметре, тогда все остальные тоже поймут, что близится время освобождения. Люди поднимутся в горах Долбара и равнинах Рохарки, они сбросят цепи, которые сковывали их все это время. Вам нужны вожди, такие как Джерейн, которого вы все прекрасно знаете, как лорд Мазарет, командующий рыцарями Древа-Отца, человек, сражавшийся радом с моим отцом на плато Аренджи, который сейчас здесь, с нами. — Он заставил умолкнуть голоса, выкрикивающие его имя, вскинув вверх руки. — Я еще слишком молод и лишь недавно узнал о предуготованном для меня наследстве…

Но крики становились все настойчивее, они требовали, просили и умоляли. Мазарет пробормотал себе под нос:

— Входи в роль, мальчик!

— Он сделает это, — заверил его Кодель. — Он обязан.

Таврик слегка наклонил голову, поднял руку и заговорил, не дожидаясь, когда шум до конца стихнет:

— Если вы действительно хотите, чтобы я возглавил вас, то так и будет. Но другие станут разрабатывать планы нашего освобождения и будущей победы. Вместе мы сделаемся проклятием могонцев, их кровавая лапа больше никогда не потянется к нам!..

Несколько человек под балконом начали скандировать:

— Император Таврик! Император Таврик!

Таврик нетерпеливо мотнул головой и, глядя прямо на них, рубанул по воздуху настоящей рукой.

— Нет! Я не Император! — сердито возразил он. — Я не приму этого титула, пока все наши земли не станут свободны, а все наши враги исчезнут!

Мазарет вздрогнул от неожиданности, увидев в этом юнце то же гордое достоинство, которое было в его отце. Толпа внизу дышала верой и радостной надеждой. Во всей сцене было что-то нереальное, казалось, всех жителей Уметры заворожили прямота Таврика и его простые слова.

— А теперь, — продолжил юноша, на которого словно навалилась усталость, — возвращайтесь по домам, отдохните и помолитесь Матери-Земле. Впереди нас ждут дни, полные упорной борьбы. — Он помолчал, внимательно оглядывая толпу. — И мы победим! Готовьтесь! — Он поднял руку, на этот раз металлическую, приветствуя собравшихся. И толпа снова начала повторять его имя, пока он уходил с балкона. Мазарет покачал головой, одновременно изумленно и очарованно, но и с беспокойством.

— Поразительная речь! — произнес он. — Не думал, что Джерейн может подобрать такие слова.

— А это не Джерейн, — ответил Кодель.

Мазарет уставился на него, Кодель выдержал его взгляд, чуть приподняв бровь:

— Вы, кажется, удивлены, мой господин.

— Не стану отрицать.

— Тут нет никакой загадки. Мои родители были прекрасно образованы и просто обожали всяческие трагедии, комедии и все, что связано с театром, не мудрено, что я тоже кое-чему научился.

Они продолжали сидеть у окна. Внизу некоторые продолжали кричать, некоторые начали расходиться. Из этого окна Мазарет видел крыши Уметры и лежащие вдалеке Рукангские горы. Их вершины закрывали облака, над ними висела стена дождя, готового прийти сюда.

— Таврик рассказал мне, как вы спасли его от моего брата, — спокойно произнес Мазарет, глядя на тучи. — Вы допрашивали Койрега перед отъездом сюда? Я хотел бы знать, почему он так поступил.

— Я мало что могу рассказать, — ответил Кодель. — Тот человек, который прикидывался его слугой, был агентом Истрегула, того, который называет себя Повелителем Теней. Он вовлек вашего брата в перевозку контрабанды в Казале, а потом поработил его с помощью напитка из когтильного семени. Это пойло влияет на мозг и ведет к сильнейшей зависимости, вселяя веру в совершенное зло, в его случае это было убеждение, что он убил собственного отца. Я ничего не знаю о его прошлом, но сейчас он уже не человек. — Кодель помолчал. — Он находится под постоянным наблюдением в Гриноке, но если вы хотите перевезти его в Крусивель…

Мазарет задумчиво потер подбородок, потом покачал головой:

— Пока что его лучше оставить на месте, у нас есть дела поважнее. Могонцы скоро захотят ответить на брошенный вызов, несмотря на их сходку в Аренджи. Нам пора готовиться.

— Согласен, я уже отправил почтовых голубей в убежища Детей Охотника. В письмах приказы. Они, наверное, уже получили их.

— А что с делом капитана Волина?

Кодель пожал плечами:

— Его не нашли, он не вернулся. Но мы обязаны прочесать весь канал, вдруг он лежит где-то раненый. Хотя я предполагаю худшее.

— Значит, вы предлагаете восстановить союз Детей и Рыцарей?

— Иначе мы не сможем победить.

— Я бесконечно рад слышать ваши слова, доблестный капитан. — Он протянул руку, и они обменялись военным рукопожатием. Мазарет был воодушевлен, его мрачные сомнения растаяли, он снова повернулся к окну и посмотрел вдаль. — Мы лишим этих разбойников их силы, — произнес он. — Они снова почувствуют дух Матери-Земли, а их проклятые маги пусть слышат наш боевой клич и содрогаются!

Потом радость померкла, боль в плече вернула его к реальности.

— А теперь я тоже должен пойти отправить письма в Крусивель и другие места. Прежде всего нашим людям в Харгасе и окрестностях. — Он усмехнулся. — Полагаю, Васегд будет слишком занят, чтобы уделять нам много времени. А где у них тут голубятня?

— Она прямо здесь, в башне. Идемте за мной, мой господин, я покажу дорогу.

ГЛАВА 19

Керен Эшрол казалось, что она поднимается по крутому склону уже целую жизнь, но в ногах все еще оставались силы, а в легких — воздух. В движении был некий ритм, шаг за шагом. Казалось, что именно оно поддерживает ее. Тропка вилась между несущимся с ревом потоком и темным непроходимым лесом. Свежие запахи листвы проникали в ее ноздри, пробуждая уснувшие голод и жажду. Она уже собиралась остановиться и отдышаться, когда между деревьями впереди показалась стая Тварей Источника.

— Дай им пройти три четверти расстояния, потом отходи, — раздался голос Орграальшенота за ее спиной.

Она проглотила подступивший к горлу ком, потом, сжав зубы, кивнула. За четыре дня, прошедшие с момента мистического исчезновения Сувьель и Джилли, рожденный Демонами принц ни разу не упускал возможности напомнить ей, дергая за невидимую веревку, кто здесь раб, а кто хозяин. После нескольких раз, когда она не ощущала ничего, кроме боли и удушья, Керен быстро научилась не перечить своему поработителю ни словом, ни делом. Остаться живой — была ее единственная мысль. Пережить это.

Она пошире расставила ноги и обнажила меч, глядя на спешащих к ней Тварей. Не видно было блеска ножей или копий, поскольку когда-то эти существа были животными. Керен вздрогнула, вспомнив, сколько разных ужасов она успела встретить, шагая по Прекайнским горам.

Ее охватил страх и восторг грядущей битвы. Когда они подобрались совсем близко, она шагнула в сторону, прямо к потоку. Пара созданий рванулась за ней, и самый первый, нелепое сочетание ворона и пса, завыл, бросаясь на нее. В следующее мгновение он с воплем перекатился через голову и упал. Керен радостно вскрикнула, поворачиваясь лицом к следующему нападающему, волчьему скелету с кошачьей головой и торсом. Он зашипел, оскалясь. Керен развернулась, собираясь нанести удар, но внезапно потеряла равновесие, поскользнувшись на мокрых камнях. Она подалась назад, и зверь добрался бы до нее, если бы в свою очередь не поскользнулся. Пока он поднимался на ноги, Керен подобралась к нему и одним быстрым движением всадила меч в горло. Тварь задергалась в агонии, ее кровь смешалась с водой.

Тяжело дыша, воительница повернулась и увидела Орграальшенота в его человеческом обличье, высокого, закутанного в плащ. Рот его кривила дикая усмешка, пока он наносил удары сразу нескольким созданиям, трупы их собратьев лежали у его ног. Твари вились вокруг него, завывая и скалясь, потом они разом шарахнулись назад, когда Порождение Демона размахнулось своим длинным двуручным мечом. Керен зарубила еще одного, кабана со змеиной головой, который попытался напасть сзади, и, когда он упал, заливаясь кровью, остальные бросились бежать.

Ее охватила жажда крови, она поняла, что смеется и кричит, наступая на пятящихся от нее животных. Она убила еще одного одним ударом, отхватила ноги другому и была готова сокрушить всех остальных, когда ощутила, что ей нечем дышать. Горло сжималось все сильнее, перед глазами поплыл туман, легкие разрывало отсутствие воздуха. Керен рухнула на колени, безмолвно прося о пощаде.

— Держи себя в руках, дитя земли, — прозвучал голос Орграальшенота. Он возвышался над ней, вытирая кровь с лезвия пучком травы. — Даже в разгар битвы твое повиновение мне должно быть абсолютным. Непослушание меня не устраивает.

Ужасная хватка ослабла, спасительный воздух хлынул в легкие. На глаза навернулись слезы, она закашлялась и захлебнулась. Керен хватала воздух судорожными глотками, все ее тело содрогалось. Увидев, что Орграальшенот отошел, она сердито утерла слезы и встала на ноги, подхватив свой упавший меч.

Они все больше углублялись в горы. Над ними нависало низкое серое небо, внезапным потоком пролился дождь, оставив после себя резкий запах свежести. Они остановились передохнуть под развесистым деревом, на котором Керен заметила гнездо. В нем оказались два яйца, оба разбитые, и мертвый птенец. Тут она поняла, что не слышала голосов птиц уже дня два-три. Но возможно, ее отчаяние было слишком велико, чтобы замечать такие мелочи.

Их обступали холмы, поросшие утесником и терновником. Впереди возвышалась их цель, Ошанг Дакал, стоящие полукругом утесы, вздымающиеся от низких круглых холмов на севере к хребтам и пикам на юге. Именно здесь почти две тысячи лет назад Орозиада приказал основать академии, ставшие известными как обиталище магов Тревада. Керен была здесь только один раз, когда ей было двенадцать, она сопровождала своих родителей, совершающих паломничество, ее память сохранила красочные картины с тысячами идущих людей и спиральной дорогой, приводящей к Высокой Базилике.

Но это были воспоминания из времен радости и счастья, юности и невинности. Сейчас она тащилась вслед за Орграальшенотом по пустынным темным холмам, и ей казалось, что тьма стала частью ее самой, просочилась в ее душу, не оставив и тени надежды. Она хотела разрыдаться, но не позволила себе.

Остаться в живых. Не показывать слабости. Выжить.

Когда сумерки вуалью опустились на холмы, она вдруг заметила, как сильно похолодало. Она натянула вторую рубаху поверх той, что уже была на ней, и надела вторые штаны, но ее продолжало трясти. Орграальшенот не выказывал ни малейших признаков неудобства, но она видела, как изо рта вырывается пар, а на ее кистях и ступнях появился странный иней. Керен вспомнила о слухах и предостережениях, касающихся Прекайнских гор, теперь она видела все собственными глазами. Некоторые сплетни рассказывали о ледяном заклятии, лежащем на земле, или о растениях с длинными петлями, покрытыми когтями, которые душили холмы и долины, окружающие Треваду. Она хотела было спросить у Порождения Демона, но побоялась услышать ответ.

Уже наступила ночь, когда они добрались до упрятанной между двумя холмами деревеньки, ютящейся на берегу маленького заболоченного озера. В сумерках озеро казалось куском плоской тьмы, а домики и сараи призрачными силуэтами. Нигде не было признаков жизни: ни света, ни голосов, ни детского плача, ни мычания коров. Когда они подошли к ближайшему дому, Орграальшенот достал меч и взмахнул над ним рукой. Меч засветился ярким синим светом, он подошел к двери и распахнул ее. Внутри царил такой холод, что у Керен заныли зубы, ее заколотило. Магический клинок слабо освещал единственную комнату домика, где мертвые тела все еще лежали под одеялом у остывшего очага. Тело мужчины скорчилось на полу рядом с мертвой собакой, еще один труп сидел за столом, голова опиралась на руку, в другой был зажат кинжал. Изморось покрывала их, как и все предметы в комнате, сияющим ковром. Смерть явственно ощущалась здесь, и Керен попятилась к порогу. Орграальшенот разглядывал тела, сметая снег с их лиц и рук, ощупывая мертвую плоть. Керен вспомнился Олвергост и то, как Порождение Демона лечило больных и раненых. Она хотела бы знать, что вызвало у него такой пристальный интерес к этим людям.

Такая же сцена повторилась и в нескольких других домиках, Керен стояла у двери, дуя на пальцы, пока Орграальшенот переходил от мертвеца к мертвецу. Пар от дыхания окружал ее серой вуалью, тогда как дыхание Орграальшенота походило на фиолетовые овальные облака. После их возвращения из Кекрахана он принял человеческую форму, знакомую Керен как Рааль Хайдар, но теперь этот облик казался ей плохо подогнанным костюмом, натянутым на его истинную суть.

Если верить преданиям и молитвам, Порождения Демона были старейшими и могущественнейшими слугами Повелителя Сумерек, существами, вышедшими из Великого Озера Ночи при рождении мира. Повелитель Сумерек заметил их, несмотря на непроглядную тьму, оценил их возможности и предложил место рядом с собой в обмен на нерушимую клятву в вечной верности. Все и каждый из них произнесли эту клятву, связывающую их и их потомков, их плоть и кровь, их тело и душу, призывающую их вечно служить Повелителю. Керен представила, как этот черный дух, это вселяющее ужас божество ожидает где-то, пока его слуги и союзники сеют смерть и зло по всему огромному континенту Толувераз. Она вздрогнула, когда ей на память пришли слова Орграальшенота: «Я хотел всех вас использовать в своих целях… но при ближайшем рассмотрении решил, что этой одной будет достаточно».

Но если Орграальшенот Слуга Повелителя, почему он держит в тайне свое путешествие в цитадель Слуг, преданных тому же хозяину?

Она потерла руки, надеясь хоть немного согреться. Порождение Демона выпрямилось и насторожилось, его лицо показалось ей озабоченным.

— А что… — начала она.

Оно жестом велело ей молчать, некоторое время не было слышно ничего, кроме их дыхания. И вдруг Керен ощутила, что гробовое молчание почти незаметно начало расти, океанской волной захлестывая все ее чувства. Все окружающие предметы заволокла пелена, Керен показалось, что она смотрит на них со дна водоема, из серой мерцающей воды. Еще она заметила, что ее шею обхватывает черная веревка, тянущаяся к Орграальшеноту, который превратился в прозрачную фигуру, стоящую к ней спиной и вглядывающуюся во что-то.

Потом она увидела их. Призрачных людей, целую дюжину, разных возрастов, женщин, мужчин, детей, они сидели, разговаривали, ели, спорили, ходили и бегали, смеялись и рыдали. Были ли это призраки тех, кто жил в этом доме много лет назад, и их друзей и родственников? Они проходили сквозь друг друга колеблющимися волнами жизни. На нее они не обращали внимания, глядели сквозь на предметы за ее спиной. Как молодой человек в плаще, глядящий прямо сквозь нее и загадочно улыбающийся…

Вспышка света залила предметы, и там, в самом центре, она заметила то, отчего у нее перехватило дыхание: это был Таврик, его правая рука, сделанная из металла, испускала поток горячего белого света, разящего невидимых врагов. Видение длилось только миг, но она успела заметить застывшее в его взгляде недоумение и испугаться за юношу. Потом все пропало, словно кто-то закрыл за видением дверь, и она снова оказалась в ледяном воздухе домика.

Орграальшенот засмеялся негромким злым смехом:

— Лакомый кусочек! Настоящий наследник Орозиады вынужден использовать свою силу, но пытается выставить все так, будто ее использует фальшивый наследник.

— Не понимаю, — сказала Керен. — Рука Таврика была в огне…

— Ты видела? — Порождение Демона внимательно посмотрело на нее. — Любопытно, но в общем объяснимо. Связанная душа иногда начинает видеть глазами хозяина. Ты видела мальчишку, и больше ничего?

Керен кивнула, он удовлетворенно посмотрел на нее:

— Близится время, когда тебе предстоит увидеть больше, гораздо больше. — Он положил свой светящийся меч на стол и сел на скамью. — Теперь тебе необходимо отдохнуть, восстановить силы, мы пойдем дальше, как только рассветет. Не уходи далеко.

Она нашла навес у задней стены дома и уселась под ним, завернувшись в принесенные из дома одеяла. Отчаяние, похожее на черный туман, душило ее, окутывая сознание, настоящий сон не шел. Она то начинала дремать, то снова пробуждалась, принимая образы сновидений за призраков прошлой жизни.

Керен проснулась от знакомого сдавливающего ощущения на шее, бледный свет зари заливал пространство под навесом. Пустая деревня выглядела особенно печально при свете дня. Она вышла из-под навеса и обернулась посмотреть на вершины Ошанг-Дакала, удивившись, насколько сильно они приблизились с прошлой ночи. Керен помотала головой, зевнула и потянулась, потом застонала от боли в спине. Она хотела как следует размять мышцы, но тут появился Орграальшенот, он сделал ей знак следовать за ним. Бедняжка вздохнула, вытащила из-под навеса свой мешок и поспешила за ним, протирая глаза и пытаясь расчесать волосы пятерней.

Тропа резко поднималась в гору сразу за деревней. В воздухе стоял туман. Ни шевеления ветра, ни живого существа. Тропа вздымалась в холодном безмолвии по голому хребту, где лишь изредка встречались отдельные деревца или кустики. Неожиданно завеса тумана расступилась, открыв лежащие внизу земли: безжизненные холмы, между которыми струился поток. Потом разрыв в тумане снова сомкнулся, Керен вновь ощутила давление на шее и прибавила шагу.

Мысли ее возвращались к сцене с Тавриком, к его неожиданно металлической руке с магическим огнем и его странному взгляду, в котором злость смешивалась со страхом и изумлением. Это был взгляд человека, ставшего игрушкой в руках другого, захваченного чьей-то исключительной силой, она ощутила родство с ним. Несколько раз за свою жизнь она подпадала под чужое влияние и отдавалась чужой воле. Однажды, когда ей было всего семнадцать (теперь казалось, что это было целую эпоху назад), она шла через перевал в родительский дом, но снежная буря заставила ее искать укрытие в горной хижине. Там уже был один путник, наемник по имени Ахамри. Он великодушно предложил ей единственную кровать, а сам улегся на каменном полу.

Посреди ночи она проснулась, охваченная мощным желанием. Ахамри было лет тридцать, но он был строен и недурен собой, а ее плотское желание сделало его в высшей степени привлекательным в ее глазах. Она беззаботно откинула одеяло, встала с кровати и залезла в его постель. Он открыл глаза в изумлении, потом его губы медленно растянулись в улыбке, и она заметила холод в его глазах.

Позже, после вторжения могонцев, сразу после того, как армия была разбита у Ворот Волка, она бежала с остатками отряда герцога Малвурского. Они оказались отрезанными от южных областей наступающими отрядами могонцев, единственное, что им оставалось, — бежать в Прекайнские горы, где в одной из долин они натолкнулись на могонский обоз. Охваченные жаждой мести, они напали на почти не охраняемые повозки, уже потом Керен поняла, что там были только женщины и дети, которых ее товарищи безжалостно вырезали.

В ужасе от происшедшего, она оседлала лошадь и помчалась прямо в ненастную ночь на север, не думая, куда едет. Когда забрезжил рассвет, она замедлила ход и остановилась передохнуть в пещере недалеко от дороги. Дождь разошелся не на шутку, но она сумела разглядеть между двух высоких гор кряжи и хребты Ошанг-Дакала. Единственным признаком жизни в Треваде были скопления тусклых огоньков, но Керен увидела, что они постепенно гаснут под расползающимися лентами тьмы, охватывающими горы.

Темный покров тогда спрятал Прекайнские горы, погрузив их в новую ночь, которая длилась несколько следующих дней. За это время Керен успела избавиться от всех своих вещей, на которых были имперские знаки, и уже двигалась на север в поисках работы для себя.

Сейчас, пока она поднималась по крутому склону, она вспомнила прекрасное старое название — Ошанг-Дакала, Дом Молний, пару лет назад ей рассказал о нем пожилой ученый из Хоройи.

Порождение Демона, идущее в нескольких шагах впереди, остановилось и указало на расселину в голой скале, куда ныряла тропа.

— Сюда, — произнесло оно и исчезло из виду.

Предчувствие кольнуло Керен ледяной иглой, но она без промедления последовала за ним.

Узкая тропа, засыпанная камнями, вела в сумрачное каменистое ущелье. Керен ощущала, как пот заливает все ее тело, пока она карабкается по валунам. Один раз она едва не упала, но удержалась, схватившись руками за скалу. Орграальшенот ждал внизу, рассеянно улыбаясь.

— Надеюсь, ты еще не устала, — заявил он. — Мы должны многое успеть за этот день.

Керен стряхнула пыль с одежды.

— Я ценю ваши заботы о моем здоровье, — ответила она мрачно. — Со мной все в порядке. Однако мне хотелось бы знать, куда мы собираемся попасть.

Улыбка чудовища стала шире, он поднял руку и ткнул прямо наверх.

— Но единственный путь в Треваду на другой стороне Ошанг…

— Я создам другой путь. — Он повернулся и пошел, Керен двинулась за ним, чувствуя, что каждый шаг приближает ее к неведомой опасности.

В ущелье было сухо и пусто, но здесь сохранялись признаки пышной когда-то растительности: кучи тростника, корни, вцепившиеся в лысые стены, вырванные из почвы пеньки, серые, высушенные и мертвые. Были здесь и кости, небольшие скелетики мышей и птиц, а один раз, в том месте, где дорога входила в небольшой тоннель в скале, попался и человеческий скелет: череп, ребра и одна рука. Он лежал в щели между стеной ущелья и куском породы, возможно принесенный сюда полноводным когда-то потоком. «Интересно, кто это может быть? — подумала Керен. — Путешественник или вор, который хотел пробраться в Высокую Базилику незамеченным? Или солдат, может быть могонец?» Она на всякий случай наклонила голову, отдавая дань уважения, и поспешила дальше.

Демонический принц не торопился и шел теперь прогулочным шагом, изредка останавливаясь и пиная стену ущелья, иногда ощупывая ее рукой. Потом он двигался дальше. И через некоторое время совсем остановился.

— Приготовься. Все, что ты увидишь, будет не более чем проявление Королевства Покровов. Не забывай, что мы стоим на настоящей земле.

Керен кивнула, он поднял руки, широко раздвинув пальцы. Взгляд его застыл, обратившись к скалам ущелья, и Керен на миг почудилось, что она видит перед собой огромного страшного зверя. Потом он взмахнул руками и громко хлопнул в ладоши.

У Керен захватило дух, когда все вокруг нее превратилось в сияющий вихрь. У нее под ногами оказались прозрачные скалы, уходящие корнями в дымные неведомые глубины, и она запаниковала. Через некоторое время ей удалось взять себя в руки и заставить почувствовать под ногами прочную скалу. Потом Керен взглянула наверх и снова была поражена до глубины души. Скалы, вся могучая громада Ошанг-Дакала показалась ей сделанной из стекла и проходящей сквозь какие-то туманные серебристые слои. Высоко над этим стеклом можно было различить крошечные тени — храмы и дома Тревады. Но ее внимание прежде всего привлекли цепи из ярких огней, начинавшиеся здесь, прямо перед ней, и уходящие вверх по склону. Они походили на жемчужные ожерелья, где каждая жемчужина была иной формы. Казалось, неведомый ювелир развесил их, зацепив за самый высокий пик Ошанг-Дакала прямо над Высокой Базиликой.

Чудовище позволило ей рассматривать всю эту красоту только несколько мгновений, потом коротко взмахнуло рукой, и серая каменистая реальность вернулась во всей своей тяжеловесности. Порождение Демона некоторое время внимательно рассматривало голую скалу перед собой, потом двинулось дальше по ущелью.

— Сюда, на этот раз побыстрее.

Оно повело ее к трещине в скале, щели, которая быта гораздо выше его, но не толще двух пальцев. Потом ухватилось руками за края трещины, словно собираясь раздвинуть ее. И тут Керен услышала, как оно забормотало какие-то слова, противные человеческому слуху и разуму. Из его пальцев хлынуло сияние, паутина крошечных трещин покрыла небольшое овальное пятно на стене ущелья. Опустив руки, оно подошло к узкой щели в скале и начало протискиваться в нее. Керен увидела, что скала расходится, пропуская его, все ее части пришли в движение, словно она была не из прочного камня, а из какого-то мягкого податливого материала. Чудовище уже полностью было в скале, когда вдруг оглянулось, схватило Керен за запястье и потащило ее за собой.

Она потеряла способность дышать, оказавшись внутри камня, камень давил на ее голову, сжимал тело, но больно не было. Она чувствовала вес своего меча и вещевого мешка, но ни то ни другое не вырвалось из рук. Протискиваясь сквозь слои Ошанг-Дакала, она подумала, что, наверное, так чувствует себя крот, пробивающийся через толщу земли…

Наконец все закончилось, когда она споткнулась о камень в конце тоннеля, который был бы абсолютно черным, если бы не сияющая завеса, преградившая им путь. Она переливалась всеми цветами, как масляные разводы на воде, и цеплялась за все неровности тоннеля, не оставляя ни малейшей щелки. Это, догадалась она, была одна из светящихся цепей, развешанных на горах.

— Основатели Трегады обнаружили эти тоннели вскоре после возведения Высокой Базилики. — Орграальшенот, шедший за ней в человеческом обличье, тоже остановился, разглядывая преграду. — Они решили извлечь из них пользу. Некоторые расширили, другие удлинили, потом соединили их целыми тучами заклинаний и заговоров. Это Сонм Испытаний для тех, кто претендовал на высшие позиции в иерархии магов. — Он засмеялся. — Но с тех пор как Слуги захватили Базилику, кое-что изменилось. Некоторые (не все) из этих преград были переделаны, чтобы можно было… развлечься? Пленников и преступников отправляли в Сонм, чтобы можно было позабавиться, наблюдая за их передвижениями.

Дело в том, что Сонм ведет прямо в Гармонию, Храм Высокой Базилики, где хранится Хрустальный Глаз. Я не могу пройти через барьеры из заклинаний: от этого по всему континенту, не говоря уже о Треваде, пронесется особый звук. — Он шагнул к Керен, глядя ей в лицо своими сияющими черными глазами. — Нет, мне необходимо найти другой способ, и этим способом будешь ты.

Прежде чем она успела сообразить, он схватил ее за безрукавку, оторвал от земли и швырнул в сияющую завесу. Она зависла в ней на какой-то миг. Потом вспыхнула молния. Керен закричала, когда боль пронзила все ее конечности и задержалась в груди белым, разрушающим все огнем, рванувшимся потом в ее мозг.

Через пожирающую боль Керен смутно почувствовала, что ее тело переваливается в тоннель с другой стороны завесы. У нее больше не было глаз, не было ушей, не было ощущения своих рук и ног, кожи и костей, но она видела Орграальшенота в его истинном обличье — огромного, бледного, переливающегося, нависающего над ней. Она чувствовала себя чем-то колеблющимся, да и почва под ногами шевелилась. Она видела то, что осталось от ее тела, и зарыдала бы, если бы могла. Потом колебания прекратились, она снова ощутила связывающую ее с Порождением Демона нить.

— Смерть тебе не страшна, — пояснил он. — Ты мой ключ, моя дверь.

И она скользнула в свое тело, поврежденная плоть исчезла, давая место новой здоровой коже, глаза встали на свои места в пустых глазницах, волосы разом выросли на обгоревшем черепе. Ее вернули в родную плоть, как лист, заплывший в затон, возвращается вдруг в поток и продолжает свой путь…

Керен сосредоточилась и встала на ноги. Несколько обрывков ткани осыпалось на пол. На ней ничего не было, Орграальшенот, огромный, но уже в человеческом обличье, перебросил ей простой коричневый плащ. Когда она надевала его на себя, ей на глаза попались остатки ее мешка и две закрученные металлические полосы, оставшиеся от былого меча. И она тут же вспомнила пророчество замученного злой магией певца Авалти, то самое, что было адресовано ей, — «…бесполезный сломанный меч».

— Нас отделяет от храма еще двадцать семь заклятий, — произнес ее хозяин. — Нельзя медлить.

Керен печально кивнула самой себе и пошла за ним.

ГЛАВА 20

Наступал вечер, когда Бернак, Полководец Хоньира и Генерал Войска Кланов, отложил длинное белое перо и внимательно перечитал новые приказы при мягком свете масляной лампы, висящей на шесте у него над головой. Кусочек пергамента казался бледно-золотым, почти прозрачным, и буквы каждого слова проступали тяжелыми черными полосами.

В приказах говорилось, что некоторое количество воинов необходимо переучить на пехотинцев, их должно быть не менее десятка на каждую сотню, и что треть всех запасов зерна, фуража, оружия и доспехов должна быть отдана в распоряжение его собственного квартирмейстера. Бернак улыбнулся, вспомнив могонского юношу, которого он назначил на эту должность. Из двадцати четырех дикарей, предоставленных в его распоряжение вождями, было пятеро шпионов — это они с Обаксом установили с помощью магии. Хогал был одним из пяти. Сейчас-то они, конечно, верные и правдивые, хотя их души и не связаны заклятием. Он просто завязал в их мозгах узлы гордости, чести и преданности. Он обнаружил, что этот способ куда лучше простого подчинения, основанного на страхе и боли.

Бернак снова пробежал глазами пергамент, тяжеловесные чернильные строки, прямые ровные линии слов и угловатые буквы его собственной подписи. Потом он нахмурился. Когда он четыре дня назад прибыл на Кровавое Сидение, все, что он знал из могонского, — несколько отдельных слов и фраз. Теперь он чувствовал, что могонский язык стал для него вторым родным.

Бернак едва не засмеялся вслух. «Моя сердечная благодарность, — подумал он саркастически, мысленно отвешивая насмешливый поклон сгустку тьмы в глубине своего мозга. — Еще одно знание, о котором я и понятия не имел!»

За стеной шатра послышалось шевеление, занавеска отошла в сторону, явив белоглазую физиономию Слуги Обакса.

— Великий лорд, — начал он. — Уважаемый Ясгур и его советники прибыли. Они ждут вашего приглашения.

— Прекрасно. Доставь стулья и вино.

Слуги внесли три стула, потом появился еще один человек с подносом, на котором стояла пузатая бутылка и четыре бронзовых бокала, которые Обакс внимательно осмотрел, прежде чем поставить их на стол. Бернак тем временем закончил просматривать список новых приказов и аккуратно положил пергамент поверх еще двух листов бумаги, уже лежащих перед ним, — двух писем, пришедших сегодня утром, потом он коротко кивнул Обаксу, дважды хлопнувшему в ладоши.

Занавеску отодвинули, и в шатер вошли трое. Ясгур оказался широкоплечим приятным человеком, на нем был длинный черный плащ поверх кожаных доспехов. Плащ у горла был расшит скрещенными копьями, волосы могонца схватывал золотой обруч. С ним вошли плотный могонский воин, не сводивший тяжелого пристального взгляда со своего начальника, и бородатый южанин, чья лучезарная улыбка тотчас померкла под холодным взором Бернака.

Ясгур поклонился, держась руками за свой пояс:

— Приветствую великого лорда Бернака! Я пришел от имени Огненных Копий, с тем чтобы принести полагающиеся жертвы на месте будущей великой победы и обсудить важные дела.

Бернак едва заметно кивнул, немного помолчав.

— Если бы я был твоим отцом, — ответил он, — и ты в течение трех дней не выполнял бы моего приказа, я вытащил бы тебя из твоего шатра и скормил псам.

Могонский воин засопел и шагнул к Бернаку, но Ясгур жестом остановил его:

— Газрек…

Бернак не обратил на воина внимания, он пристально смотрел на Ясгура. Лицо вождя дышало яростью, вызванной нарушением дисциплины в близких к нему кругах. Да, у него есть не только знатное происхождение, но и его личные достижения, самодисциплина и умение управлять людьми. Ясгур может быть очень полезен, если согласится взять на себя командование одним подразделением, как того хотели Повелители Теней. Если же нет, от него необходимо будет избавиться.

Ясгур секунду смотрел на Бернака, потом растянул губы в улыбке.

— Мои обязательства по отношению к другим вождям не позволяли мне явиться сразу, — пояснил он. — Как сын Хегруна, я выполняю ряд возложенных на меня обязанностей. Я не собирался оскорблять вас, господин.

Ничего похожего на извинение за выходку Газрека. Бернак жестом пригласил всех садиться и мысленно скомандовал Слуге: «Обакс — напитки!»

Они уселись на низкие, грубо сделанные стулья, Обакс налил всем вина, красного, судя по всему вывезенного из Тоброзы. Бернак пригубил, потом поднял бокал в бессловесном тосте, Ясгур переглянулся с остальными, прежде чем присоединиться к нему.

— Я буду краток, — произнес Бернак. — На юге есть несколько очагов восстания, особенно много их в Кейане и Кабригане. Слуги и Совет Вождей собирались разгромить их уже несколько месяцев назад. Кровавое Сидение в этом году должно еще больше сплотить Войско Кланов, чтобы мы могли растоптать последние остатки имперского духа и напомнить нашим вассалам и всем остальным о нашей силе и нашем несомненном господстве. — Он сдвинул в сторону пергамент с новыми приказами, одно из писем упало, он поднял его и продолжил: — Предполагалось, что Войско пойдет маршем на юг сразу после выполнения обрядов Сидения, но сегодня из Кейаны пришло письмо, несколько изменившее наши планы.

Ясгур кивнул:

— Восстание в Уметре.

— Ты знаешь. Откуда?

— У меня есть… друзья в Харгасе, это Южная Кейана. Они сообщили мне, что в Уметре вспыхнул бунт, приведший к смерти Беграйика, младшего вождя, к поражению воинов и нанятых Беграйиком наемников. Город теперь в руках повстанцев, которых возглавляет юноша, незаконный сын Коррегана.

«Впечатляет! — подумал Бернак. — Ему известно гораздо больше подробностей, чем мне».

«Это внушает опасения, господин! — мысленно отозвался Обакс. — Что еще он знает?»

— Все так, — сказал Бернак вслух. — Восставшие, без сомнения, попытаются поднять весь юг, и мы должны помешать им. Обряды Сидения придется отложить, Войско Кланов выступит уже утром. Я хочу, чтобы ты возглавил авангард.

Газрек удивленно охнул, Бернак решил, что, если тот выскажет какой-либо протест, он прикажет разорвать его лошадьми. Но воин промолчал, Ясгур тоже безмолвствовал, лицо его помрачнело. А бородатый южанин, наоборот, заулыбался и кивнул каким-то своим мыслям.

— Это большая честь для меня, господин, — ответил наконец Ясгур.

— Ничего подобного, — возразил Бернак, поднимая второе упавшее письмо. — Существуют сомнения в твоей верности кланам и памяти твоего отца. Если ты возглавишь авангард, подобные сомнения отпадут сами собой.

— Сомнения в моей верности? — Ясгур подался вперед, лицо его снова вспыхнуло. — Кто распространяет эти гнусные слухи? Моя честь ничем не запятнана, моя преданность делу отца не знает границ. Кто посмел отрицать это?

— Вот. — Бернак держал в руке второе письмо. — Письмо от наших людей из твоего города Беш-Дарока. В нем сообщается, что большая часть твоих воинов, почти половина всей твоей армии, этим утром отправилась в глубь страны. — Он толкнул письмо в сторону Ясгура. — Ты явился сюда с шестью сотнями воинов клана Огненного Копья и ничего не сказал о других семи сотнях, которые у тебя есть.

— Великий лорд Бернак! — начал Ясгур. — Прежде чем отправиться сюда, я отдал распоряжение своим военачальникам действовать так, как они сочтут нужным, чтобы защитить мои собственные земли; они, конечно же, тоже знают о восстании в Уметре и принимают меры, чтобы ничего подобного не произошло в Катризе. Больше за этим ничего не кроется, клянусь. Дух моего отца восстанет и поразит меня на месте, если я вдруг пойду против собственного народа!

«Отличный ответ, — пробормотал Обакс. — Он говорит почти правду».

— Значит, ты возглавишь авангард? — уточнил Бернак.

— Да, — твердо ответил Ясгур. — Воины Огненного Копья будут счастливы…

— Авангард будет состоять из Двойных Ножей и Кровавых Кулаков. Твои воины поступают в мое личное распоряжение, но ты можешь оставить себе небольшую персональную гвардию помимо этого дурно воспитанного воина и бородача. — Бернак покосился на южанина, в глубине его сознания мелькало что-то, темное присутствие требовало его внимания, пробиваясь сквозь его собственные мысли…

«Семя, он семя. Семя несчастья и славы…»

Бернак застыл, захваченный чужой черной волей.

«Еще он жертва. И ты — жертва. Подчинись, стань моим. Отвергнешь меня — будешь проглочен…»

Видение поднималось в серых и кроваво-красных тонах. Бернак начал различать голоса, снова и снова произносящие его имя, потом он услышал, как Обакс говорит, что аудиенция окончена. Все шепчущие голоса продолжали бормотать, словно самим себе, они то завывали ветром, то становились громкими и грубыми, похожими на удары по железу, от их грохота болела голова, потом они начали затихать и переходить в звериный вой, в котором можно было различить лишь отдельные слоги и обрывки фраз.

Когда хаос наконец кончился и его зрение восстановилось, Бернак обнаружил, что лежит на полу шатра, завернутый в толстое шерстяное одеяло. На столе неярко горела свеча, он узнал сидящего за столом Обакса. Слуга тоже заметил, что Бернак пришел в себя, и наклонился к нему:

— С вами все в порядке, Повелитель? Вы можете говорить? — Его физиономия выражала испуг. Отблеск свечи играл в его белых глазах, от темных теней и без того худое лицо касалось совсем тощим. — Вы понимаете меня?

Бернак приподнялся, опираясь на локоть, и нехорошо улыбнулся:

— Слишком даже, Обакс. — На него навалилась странная усталость, но он постарался ничем не выдать ее. — Тебе, наверное, было так одиноко без твоего божества, кстати, я остался самим собой.

Слуга казался потрясенным:

— Простите меня, господин. Я слышал голос Несущего, который говорил через вас…

— И что же ты слышал?

Обакс замялся:

— Он говорил на очень древнем языке, на храмовом языке, на котором когда-то давно говорили в холодных долинах Кеременкула. Я сумел понять только несколько слов. Мне показалось, что Несущий говорил с самим собой, он сам задавал себе вопросы и сам отвечал. — Слуга вздрогнул, но его лицо казалось в высшей степени воодушевленным.

Бернак перевернулся на правый бок, пристально глядя на пламя свечи. Значит, Обакс не слышал, что было сказано о спутнике Ясгура и о нем самом и его судьбе. «Отвергнешь меня — будешь проглочен…»

Ему вдруг страшно захотелось рассмеяться. Но он подавил это неуместное желание, прислушиваясь к голосу, звучавшему за его мыслями. Но тень в глубине сознания была неподвижна и пуста, совсем не похожа на эти, окружавшие его сейчас в шатре. При свете свечи знамена с могонской символикой отбрасывали самые причудливые тени. До половины отодвинутая занавеска при входе в шатер колыхалась в ночном воздухе, где-то снаружи трепетал на ветру флаг. Бернак глядел в чернильно-черную ночь, перед его мысленным взором вставал лагерь: тысячи палаток и шатров, дымящие костры, патрули, конюхи, пасущие готовых отправиться в поход лошадей. Он представил, как все это должно выглядеть сверху, потом его взгляд сместился на запад, с плато Аренджи к побережью Эбро'Хета, потом дальше, в море, потом в открытый океан, его черные воды отражали ночь и тянулись туда, куда только доставал глаз, куда-то за пределы мира…

Он издал долгий печальный вздох.

— Я устал, — сообщил он Обаксу. — Помоги мне встать.

Схватив Слугу за руку, он поднялся. По его телу прошла нервная дрожь, едва не лишившая его равновесия, потом он отбросил руку Обакса и неуверенно зашагал к задней стене шатра, где и упал на кучу шкур, служивших ему постелью. Обакс принес подсвечник и установил его на полупустом ящике для оружия. Бернак не повернул головы, но ощутил, что Слуга смотрит на него. Потом он забормотал что-то похожее на благословение или, скорее, заклинание, затем шуршание одежды и шарканье шагов умолкли.

Свеча давала бледный золотистый свет. Он отражался на кончиках небрежно разбросанных копий и мечей и превращал бронзовый щит в сияющее пятно. Пока Бернак лежал там на боку, он видел часть своего лица, отражающуюся в щите: худой, борода давно не расчесывалась, взгляд тяжелый. Сон туманил его голову, но, прежде чем он успел погрузиться в блаженное забытье, что-то кольнуло его сознание, что-то знакомое — голос:

«Господин, мой господин, вы слышите меня?»

Он попытался открыть глаза, ему показалось, что в щите он видит неясное отражение, хрупкую фигуру со вскинутыми вверх руками.

«Мой господин, самому верному из твоих слуг необходим совет…»

— Нерек, — прошептал он, протягивая руку. Но рука оказалась сонным видением, ее тут же поглотил туман.

Джилли Кордейл сидел на стуле рядом с железной жаровней, до половины заполненной мерцающими углями. Он грелся, пока Ясгур, правитель Беш-Дарока и вождь клана Огненных Копий, метался по своему шатру как раненый зверь.

— Все, о чем они говорили, оказалось в конце концов правдой, — бормотал Ясгур. — Этот великий лорд — сосуд Повелителя Сумерек. То, как изменилось его лицо… — Он изумленно покачал головой. — Я слышал, что его называют Повелителем Теней, так же как и этого Истрегула. Не те люди, с кем стоит враждовать, а?

Джилли согласно кивнул, вспомнив, как уставился на него Бернак в тот миг, когда в воздухе начала возникать туманная завеса. Эта завеса была бледной и что-то шепчущей, потом она плотно облекла Бернака, как вторая кожа, затем к ней добавились оттенки янтарного и багрового. Черты лица Бернака заколебались, сквозь кожу лица проступила алая маска, чьи холодные глаза, как казалось, могут видеть даже то, чего и не видно. Рот кривился, выплевывая слова и жуткий хохот. Джилли не успел разобрать ничего, кроме разве пары слогов, когда жрец Обакс, впавший в панику, бесцеремонно вытолкал их из шатра.

Зрелище было страшноватое. Джилли подумал, что это во многом похоже на превращение Рааля, которое они с Сувьель наблюдали в горах. Потом ему на ум пришли те маги, которых они повстречали в сожженной деревне, и предсказание замученного певца Авалти, его пророчество: «железная безглазая лисица…»

Его передернуло. «Я уже немолод, — подумал он. — Я прожил тридцать один год, отвоевал свое, видел страшные и славные дела. Но за последнюю неделю я стал свидетелем такого количества пугающих магических деяний, что их хватило бы на целый город. Что может сделать обычный человек перед лицом такой мощи? Разве что отпускать шутки, пока его не захлестнет волной силы».

Он усмехнулся. А почему бы и нет? Если шутки будут достаточно хороши, возможно, боги рассмеются и посодействуют ему.

— Вас что-то забавляет, господин Кордейл, — произнес Ясгур. — Что именно?

— Выражение лица Слуги, — тут же нашелся Джилли. — Никогда еще не видел человека, столь неподготовленного к появлению божества.

Ясгур застыл, потом усмехнулся, потом захохотал. Он смеялся, пока на глазах у него не выступили слезы. Потом пододвинул к себе второй стул и сел, качая головой и утирая глаза, пока Джилли несколько изумленно разглядывал его.

— Вы чудесный собеседник, Джилли. Пока мы ждем прихода Газрека и еды, я хотел бы выслушать ваши впечатления от встречи с великим лордом.

«Ирония судьбы, — подумал Джилли. — После стольких лет, когда я был советником Мазарета, меня вдруг магическим способом забрасывают в гущу наших врагов и я становлюсь правой рукой одного из их лидеров. Если Рок так шутит, то как же он бьет?»

— Мой господин, — ответил он вслух, — нужно быть слепым, чтобы не понять, что Бернак хочет вашей смерти.

Ясгур помрачнел, вцепившись в свою аккуратно подстриженную бороду:

— Вы уверены?

— Вы командуете самой сильной армией из имеющихся в этих краях, вы представляете прямую угрозу Бернаку и Истрегулу, а также их планам. Вас отправляют возглавить авангард, а его лазутчики будут ждать первого же подходящего случая, потом… — Джилли пожал плечами. — Невидимое копье или меч, случайная стрела, и дело сделано. Вам устроят достойные героя похороны, споют все возможные песни, чтобы успокоить ваш дух, во имя вас будут вестись сражения.

— Мой народ обычно отгоняет мертвых женскими воплями, — как бы между прочим произнес Ясгур. — Но я не собираюсь заставлять их вопить по мне так рано. Моя личная гвардия наверняка сумеет защитить меня.

— Посреди поля боя? — Джилли покачал головой, потом у него возникла идея. — Но что если вы станете не единственным военачальником авангарда… — Он с воодушевлением посмотрел на Ясгура. — Совет Вождей сегодня ночью будет выполнять какие-то связанные со сражениями обряды, это так?

— Да, будет большой пир с возлияниями, я буду там.

— Великолепно. Если вы заявите всем вождям о вашем новом назначении и предскажете великие победы и почести, ожидающие вас на жизненном пути, не захочет ли кто-нибудь из них присоединиться к вам добровольно?

Ясгур нахмурился, Джилли сдержался и ничем не выдал своего нетерпения.

— Нет, они не могут, их место с их племенами, — горько произнес могонец. — В этом отказано только мне.

— А их братья и сыновья?

— Кто-то, наверное, захочет, но гордость не позволит им…

Он умолк, глядя на вошедшего в шатер человека, сгибающегося под тяжестью свертков. Это оказался Газрек, на его ухмыляющейся бородатой физиономии лоснились жирные пятна от съеденного мяса, и в шатре тут же запахло пивом.

— Наконец-то мы поедим! — объявил Газрек, опускаясь на колени и разворачивая принесенные им свертки.

Джилли почувствовал, как сжался его желудок, когда на свет появились куски жареной птицы, овощи и булочки. За ними последовала бутылка крепкого вина, которую тут же откупорили. Когда все принялись жевать, Газрек рассказал, какие слухи ходят по лагерю о Бернаке.

— Говорят, что он будил мертвецов, — заговорил он с набитым ртом. — Превращал людей в козлов, лебедей в женщин, приказал потоку огня залить горы. Еще он как-то захватил город на западе, собрал всех поверженных полководцев и рубил им головы по кругу!

Он воздел руки к потолку, а Ясгур недоверчиво засопел:

— Кто это болтает?

— Двойные Ножи из Яфрена.

— Ха! Двойные Ножи — не заслуживающие доверия негодяи. А где ты слышал о реке из огня?

— От Медвежьих Лап… знаю, знаю, они не заслуживающие доверия негодяи!

Оба засмеялись, Джилли вежливо улыбнулся. «Могонский юмор, — подумал он. — Когда-нибудь я его пойму».

Газрек откусил от жареной куриной ножки и взмахнул ею в воздухе.

— Но я слышал и то, что не может быть ложью. — Он нагнулся поближе к остальным и перешел на шепот. — Одна из служанок рассказала мне, что с великим лордом Истрегулом этим вечером случился странный припадок, как раз когда он беседовал со своими преданными слугами. Причем выглядело все практически так, как и в случае с Бернаком. Лорда пришлось унести в его спальные покои. Он почти потерял сознание.

— Прекрасно, — обратился к Ясгуру Джилли. — Никто не помешает вам пойти на пир и заявить о своем счастливом назначении.

Газрек удивился, и Джилли рассказал ему о том, что они обсуждали перед его приходом. Воин понимающе кивнул:

— Южанин прав, господин. Этот проклятый Бернак постарается убить вас как можно скорее.

— Ты без должного уважения высказываешься о нашем командире! — несколько раздраженно произнес Ясгур.

— Господин, вы видели то же, что и я, — ответил Газрек. — Этот человек что-то затевает, так же как и второй — Истрегул. Кто может сказать, какие злые духи поселились в головах тех, кто называет себя Повелителем Сумерек? Вы должны остаться в живых, тогда сможем выжить и мы, и план господина Кордейла хорош. А если вы немного подождете, прежде чем объявлять о своем новом назначении, я смогу распустить кое-какие слухи.

Ясгур задумчиво посмотрел на Джилли, потом на Газрека, потом снова на Джилли. Потом кивнул, улыбнувшись:

— Совет хорош, я последую ему. Старый Атрок был прав: вы хороший советчик и прекрасный компаньон, Джилли.

Джилли склонил голову, выказывая свою признательность. Ему вспомнилась первая встреча с Атроком, личным провидцем Ясгура. Когда Орграальшенот швырнул его прочь, он оказался посреди кабаньей охоты, мчащейся по высохшему руслу потока. Могонцы неслись прямо на Джилли. Они были готовы всадить в него свои копья, но их остановил старый иссохший человек в набедренной повязке и мехах, который величаво выступил вперед и поднял вверх руки.

Когда мигом позже подъехал Ясгур, старик сказал ему, что Джилли был послан богами сопровождать вождя в его путешествии на плато Аренджи. К несказанному изумлению Джилли, могонцы тут же согласились. Потом старик взял Джилли за руку, отвел его в сторону и сказал:

— Можешь называть меня Атроком, южанин. Я видел твое лицо в звездах, облаках и в линиях моей руки, с тех времен когда я был еще мальчишкой.

Следующие несколько дней Джилли общался исключительно с Ясгуром и Атроком, а потом Ясгур отправился на Кровавое Сидение. У него много раз была возможность убить Ясгура и бежать, но он обнаружил, что ему нравится этот человек. Поразительное открытие, такое же поразительное, как и то, что некоторые могонцы оказались весьма цивилизованными людьми. Во всяком случае те, кто служил под началом Ясгура.

Пока Ясгур с Газреком собирались, чтобы пойти на пир, перед глазами Джилли все время стояло лицо Сувьель на фоне бледного пейзажа, того, которое Порождение Демона называло Кекраханом.

Что с ней случилось? Повезло ли ей так же, как ему? Он усмехнулся и покачал головой. Если, конечно, считать это везением!

ГЛАВА 21

Призрачный образ Бернака повис над костром, клубы дыма соткались в четкие контуры его лица. С того места, где она сидела, связанная, с заткнутым ртом, прислоненная к вороху седельных сумок, Сувьель чувствовала исходящую от Нерек чудовищную силу, силу, окутывающую ее пульсирующим сиянием. Нерек пыталась привлечь внимание своего хозяина. Она стояла, раскинув руки, а призрачный зеленый свет ходил вокруг нее как живой.

Все на поляне приобрело невероятно четкие очертания: травинки, сухие ветки, хлопья золы, выщербленные камни, среди которых был разведен огонь, куча копий, ножей и обрывков тряпок, четверо охранников в масках, трусливо жмущихся друг к другу, блестящие отсветы костра на их кожаных доспехах. Сувьель чувствовала напряжение Нерек и дрожание ее рук…

Потом черты дымного лица вдруг ожили, и Нерек воскликнула:

— Мой господин, самому верному из твоих слуг необходим совет!

Глаза призрака повернулись к ней, рот был готов раскрыться. Но тут с лица ушла жизнь, оно начало расплываться, распадаться на части, действие заклятия окончилось. Сувьель ощутила, как сгусток силы лопнул и исчез. Огонь костра потерял всю свою яркость, ночь укрыла поляну, когда Нерек опускалась на колени, что-то бормоча и тихонько всхлипывая. Она выглядела побежденной и измученной, но через миг уже вскочила на ноги, обогнула костер и заговорила со своими людьми. Она говорила на одном из диалектов могонского, который Сувьель знала достаточно хорошо, чтобы понять простые приказы, отданные стражникам.

Закрыв глаза, она вздохнула и уронила голову на грудь. Чем ближе они подходили к Ошанг-Дакалу и Треваде, тем заметнее становились перепады настроения у Нерек. Дня через четыре после того, как Орграальшенот швырнул ее прямо в руки к Нерек, Сувьель обнаружила, что начала испытывать жалость к творению Бернака. Она была уверена, что Нерек боится Бернака, хотя и сильно привязана к нему; каждый раз, когда упоминалось его имя, в глазах зеркального дитя появлялось затравленное выражение. Еще было преследование Керен, дикая тяга выследить ее и уничтожить, странно не сочетающаяся с горячим желанием знать все о воительнице. Сувьель постоянно приходилось отвечать на вопросы о том, что та любит и не любит, какая она, что она сделала и почему. Сувьель не слишком хорошо знала Керен (та не была разговорчивым собеседником), она дополняла свои воспоминания догадками и логическими построениями, чтобы насытить любопытство Нерек.

До слуха травницы донесся звук шагов, она подняла голову и увидела стоящую над ней Нерек. Нерек ослабила кляп Сувьель и вытащила его, значит, еще что-то случилось. Наверное, очередная порция вопросов о Керен или Раале Хайдаре. Сувьель ничего не сообщила о Порождении Демона, настаивая на версии о фантастическом волшебнике откуда-то из Кеременкула, который захватил ее и остальных с какой-то неведомой им целью.

У нее была причина настаивать на этом. Они стояли лагерем в паре часов езды от ворот Тревады; если бы Нерек узнала, что демонический принц собирается тайно проникнуть в цитадель Слуг, она бы нашла способ их предупредить, тогда и без того призрачная надежда Сувьель на получение Хрустального Глаза обратилась бы в прах.

Нерек разглядывала Сувьель с безразличным видом, потом убрала с ее лица несколько упавших на него прядей. Сувьель едва не отпрянула, но сдержалась, а ее захватчица заправила растрепавшиеся волосы ей за уши удивительно деликатно.

— Утром мы пойдем в Треваду, — объявила Нерек. — Только мы с тобой, слуги будут ждать здесь нашего возвращения. Мы назовемся охотниками, скажем, что ищем работу лазутчиков или следопытов или что мы можем добывать фураж. Подумай, как лучше сыграть эту роль, прежде чем ты уснешь.

— Как скажешь.

На лице Нерек появилась едва заметная улыбка.

— Ты будешь участвовать в этом, Сувьель Хантика. Я знаю, чем убедить тебя.

Она дотянулась до одной из сумок за спиной Сузьель, достала что-то плоское, завернутое в тряпку, отложила этот предмет в сторону. Потом из другой сумки она извлекла одеяло и накрыла им Сувьель.

— А теперь подумай и спи.

Нерек вернулась обратно к костру, села на землю и развернула тряпку. Сувьель стало не по себе, когда та достала ручное зеркальце и начала внимательно разглядывать себя в нем, наклоняя голову в разные стороны, словно высматривая что-то в глубине стекла. Сувьель вспомнила о происшедшей в горах Хоньира жуткой трансформации. Неизвестно, что произошло с разумом молодого человека, которым когда-то была Нерек. Унесло ли его, как отпечаток следа смывает с пляжа приливной волной, или же какая-то часть его еще жива и переплетается с разумом Нерек?

Сувьель перестала размышлять над неразрешимой загадкой и устроилась поудобнее, повернувшись спиной к костру. Через некоторое время она ощутила, что начинается дождь, совсем слабый, похожий на густой туман, но она слишком сильно устала, чтобы беспокоиться об этом. А еще через миг Сувьель уже была слишком усталой, чтобы просыпаться.

Она проснулась тусклым утром под звуки дорожных сборов. Один из стражников принес ей миску остывшей каши и горсть ягод, потом он стоял рядом и ждал, пока она торопливо проглотит свою порцию. Слуги в масках по-прежнему оставались для нее тайной. Она уже подвергалась преследованиям с их стороны и подозревала, судя по исходящему от них острому запаху, что они были не совсем людьми.

Когда Сувьель покончила с завтраком, к ней подошел второй стражник и поднял ее, а первый достал кинжал и перерезал веревки на ногах и руках. После этого они встали по бокам, глядя на подходящую Нерек, которая остановилась, не доходя до них несколько шагов. Сегодня она собрала свои светлые волосы в пучок на макушке и надела длинный плащ из какого-то тяжелого сине-серого материала поверх мужской куртки и штанов. Но страх в сердце Сувьель вселил не ее наряд, а огонь, который она принесла с собой.

Яркий узел из цветных языков пламени шевелился в ее сложенных ковшиком руках, крошечные пестрые языки извивались и опутывали друг друга, как горящие бесконечные змеи. Нерек наклонила голову и прошептала что-то этим змейкам, потом взглянула на Сувьель, загадочно улыбаясь. Стражники без всякого предупреждения схватили Сувьель за руки, а Нерек выплеснула живой огонь в ее сторону.

Сувьель попыталась вырваться из рук стражников, увидев летящее ей в лицо пламя, языки которого разошлись в стороны, подобно крыльям. Она поборола желание зажмуриться и глядела на приближающуюся к ней судьбу с отчаянной храбростью…

Пламя померкло в шаге от нее, все оттенки пропали, языки растаяли, и само оно исчезло. Сувьель ощутила, как по ее лицу прошла теплая волна, пахнущая кузницей, горячим камнем и железом. Стражники отпустили ее, а Нерек подошла ближе:

— Ты понимаешь, что я сделала?

Борясь с накатывающей на нее нервной дрожью, Сувьель отрицательно помотала головой.

— А еще называешь себя магом! Ты хотя бы можешь перечислить старые огни?

Сувьель изумилась. Вопрос Нерек был частью необходимых магических знаний, но той частью, которая никогда не использовалась практически и не воспринималась всерьез. Нерек ждала, покачивая головой, поэтому Сувьель напрягла память и начала перечислять:

— Огонь земли, огонь небес, огонь вод, никогда не горящий, огонь песни, огонь знания, огонь ночи, огонь дня… — она задумалась, вспоминая, — огонь, который спит, огонь, который гневается, огонь, который наблюдает, огонь…

Ей почудилось какое-то присутствие, она быстро перевела взгляд в сторону и заметила нечто у ее плеча, нечто похожее по форме на перо, переливающееся всеми цветами радуги. Оно тут же пропало, оставив после себя пустое место.

— Огонь, который наблюдает, — констатировала Нерек с самодовольным видом. — Я сделала для себя слугу и приставила его к тебе. Я дала ему свое слово и дыхание, теперь я буду знать, если ты вдруг решишь… причинить мне беспокойство.

Сувьель собрала в кулак остатки мужества и посмотрела Нерек прямо в глаза:

— Раз моя судьба в твоих руках, у меня нет выбора, мне приходится верить тебе. Да будет так.

Нерек насмешливо фыркнула, но Сувьель заметила тень неуверенности в ее глазах, когда та развернулась и пошла к своим людям, отдавая последние приказы.

Начался дождь и шел все время, пока солдаты сворачивали лагерь и выезжали с поляны. Воздух посвежел, его наполнили тяжелые ароматы земли и листвы, но главенствовал над всем запах гниения, который, как казалось Сувьель, она могла почувствовать на вкус. Откуда-то доносились завывания невидимых среди зарослей зверей, но их голоса были скорее печальными, чем угрожающими. Один раз Сувьель заметила темное животное, похожее на крысу, но размером с пса, мелькнувшее в кустах где-то впереди.

Вскоре после этого они доехали до кромки леса и остановились, Нерек отдала последние распоряжения. Стражники в масках отправились на север прямо через заросли, а Нерек с Сувьель и ее невидимым сторожем поехали в сторону Тревады.

Ошанг-Дакал возвышался впереди, две мили скал и утесов, перерастающих в лысые пики, над которыми располагались Высокая Базилика и академии магов. Между горами и лесом лежала широкая долина, разделенная рекой. Истерзанная местность, где из зарослей сорняков поднимались разбитые в щепы пни деревьев, мусор плавал во всех лужах, и лишь обломки стен позволяли предположить, что здесь когда-то жили люди.

Через реку был переброшен мост, сложенный из больших блоков светлого камня. Когда они подъехали ближе, Сувьель поняла, что это были колонны и камни фундамента древнего Храма Древа-Отца, который когда-то стоял на берегу потока. Она думала, что слышанное от путешественников и лазутчиков, посещавших эти места, подготовило ее к печальному зрелищу, но реальность поражала. Она ехала через мост, глядя на бесчисленные следы, оставленные копытами, ногами и повозками на чудесных рельефах, и через некоторое время осознала, что плачет.

«Ушло, — думала она. — Все ушло: сады и птичье пение, деревья, домики фермеров, вся прелесть Прекайна, они либо вытоптаны, либо выметены».

Все оказалось хуже, гораздо хуже, чем все то, что она слышала от других. Сувьель остановила лошадь посреди моста и уставилась в бурные воды реки, которая когда-то называлась Эйтель. Слезы лились по ее лицу, она глядела на бурный грязный поток, подавляя жгучее желание броситься в него. Тогда ее боль пройдет, больше не будет необходимости страдать, бороться и мучиться от потерь. Но прежде чем она успела сойти с лошади, у ее плеча возникла янтарная вспышка, и на нее навалилась непреодолимая апатия.

— Что такое? Что ты собиралась сделать?

Нерек подъехала и сердито вырвала поводья из рук разом обессилевшей Сувьель. Потом она заметила ее заплаканное лицо, и злость уступила место удивлению.

— Ты собиралась убить себя. Но почему?

Сувьель ощутила прилив ярости и ненависти к этой женщине, ее воображение нарисовало картину, где она душила ее, тряся за шею. Ей тут же стало стыдно, и она прогнала видение. Она утерла слезы.

— Ты не знаешь, каким было это место до вторжения, — сказала она. — Я не могу объяснить тебе, что я чувствую, глядя на него теперь.

Нерек пожала плечами:

— Здесь появится новое, разве нет? Придут другие люди и построят дома и фермы.

— Могонские дома, — горько возразила Сувьель. — Могонские фермы.

— Мне плевать! — заявила Нерек, разглядывая окружающую их местность и вглядываясь в широко распахнутые ворота Тревады. — У нас нет времени сокрушаться. Нам пора идти.

Она дернула поводья лошади Сувьель, пуская обоих скакунов в галоп. Спутницы переехали мост и выбрались на грязную дорогу, идущую посреди болотистых полей. Когда они приблизились к городу, Сувьель разглядела всадников и повозки, въезжающие и выезжающие из широких, высоко расположенных ворот, разделенных на две части: одна для входа, другая для выхода.

Нерек вернула поводья Сувьель, когда они уже подъезжали к воротам, потом она сказала:

— Слуги будут осматривать всех, кто въезжает в город, я прикрыла нас заклинанием, чтобы они не смогли понять, кто мы на самом деле. Но помни — мы охотники с юга, из Хоньира, приехали сюда искать работу.

Сувьель безразлично кивнула, и они въехали в длинный темный тоннель, ведущий к воротам. Здесь воняло конским навозом и гнилой капустой, эти запахи смешивались с запахами конского и человеческого пота. Отовсюду доносился гул голосов, скрип колес и цоканье копыт о булыжники. Большинство идущих в Треваду пешком были юларийцами или ангатанцами, они тащили какие-то тюки или толкали перед собой тачки. На конях были только могонские воины. В другом конце тоннеля несколько стражников, наемников с нашивками на одежде, сообщающих об их принадлежности к определенному формированию, внимательно осмотрели их оружие и мешки, потом разрешили, чтобы они проезжали. Эти стражники были здесь, как полагала Сувьель, чтобы предотвращать возможные беспорядки и ловить потенциальных возмутителей спокойствия, но на самом деле они полностью полагались на невидимую помощь огненных цепей.

«Как и мы, — подумала она. — Нет, как и Нерек. Едва ли меня следует принимать в расчет, когда речь идет о таких возможностях».

Они спешились и повели своих лошадей в поводу мимо стражей в шумную толпу путешественников и горожан, суетящуюся на площади. Сувьель инстинктивно перевела взгляд вправо и вверх, на балконы ближайшего к воротам здания. Но студентов больше не было в «Пяти Лунах». Теперь только полураздетые проститутки облокачивались на перила, сплетничая и делая знаки проходящим внизу мужчинам.

Повсюду чем-то торговали. Люди с сальными физиономиями предлагали оружие, одежду или продукты, стоя у груженых повозок, тогда как вновь прибывшие в город пытались продать явно краденные вещи: пару кожаных ботинок, бронзовую статуэтку или пригоршню ярких заколок и булавок.

Это место когда-то называлось Площадью Путешественника, и хотя фонтан в центре площади с повернутыми друг к другу спиной изваяниями еще сохранился, но у изваяний больше не было рук и голов, а белый мрамор был измазан синей краской. Четыре огромных агатника, стоявшие когда-то по углам площади, исчезли, на месте некоторых зданий зияли пепелища, повсюду была грязь. Кроме впечатления общего упадка было что-то неправильное во всем окружении, какая-то небольшая деталь, ускользнувшая от Сувьель прежде, чем она осознала ее присутствие.

Чтобы не привлекать внимания торговцев и пьяниц, они обошли площадь кругом, миновав несколько отвратительного вида таверн и грязных прилавков, с которых торговали похлебкой из моллюсков и сомнительного вида сластями. Спутницы свернули в переулок между домами, и Нерек огляделась по сторонам, чтобы увериться, что их никто не слышит:

— Союзники моего хозяина разместили здесь только один из множества своих постов, их внимание полностью поглощено приезжающими, поэтому я сняла с нас закрывающее заклинание и несколько ослабила силы твоего постоянного спутника. — Она улыбнулась. — Нам нужно торопиться. В верхней части города нет стен, и мои враги уже там…

— Суви? Малышка Суви? Неужели это ты…

К ним по переулку ковылял седовласый старец в лохмотьях, опирающийся на палку. Сувьель обернулась к нему, изумленная и обрадованная:

— Мастер Бабрель?

Но прежде чем прозвучало хоть еще одно слово, Нерек бросила Сувьель свои поводья и двинулась на старика по имени Бабрель, вытащив из ножен кинжал. Несколько пар глаз проследили за тем, как она схватила старика за грудки и затащила его подальше, в темноту переулка. Сувьель обмотала поводья вокруг руки и кинулась за ними.

— Не обижай его, Нерек. Пожалуйста. Прошу тебя!

— Он тебя узнал, — пробормотала Нерек, прижимая старика к стене и сжимая ему горло. — Он произнес твое имя вслух…

— Он был привратником в одной из академий, когда я училась здесь, — быстро пояснила Сувьель, беря Нерек за плечо. Нерек дернула плечом и повернулась к ней. — Бабрель неопасен нам, клянусь. Посмотри на него, разве он может быть опасен?

Нерек перевела взгляд на свою жертву и после нескольких секунд пристального созерцания отступила назад и засунула кинжал в ножны.

— Ты ведь хорошо знаешь эту часть города, старик? Есть здесь место, где мы могли бы разместить лошадей?

Дыхание со свистом вырывалось из обезображенного синяками горла старика, он закивал, потом тяжело оперся на трость и пошел по переулку. Сувьель смерила Нерек презрительным взглядом, перебросила ей поводья ее лошади, потом пошла рядом со стариком, обняв его за плечи. Он оказался совсем исхудавшим.

— Мастер Бабрель, почему вы еще здесь?

Бабрель скосился на нее, подняв бровь, — знакомая гримаса!

— То есть почему я не бежал с остальными? — Старик печально вздохнул. — Должен же был остаться хоть один свидетель, юная Хантика, кто-то, кто станет наблюдать за происходящим, присматривать кое за чем, возможно, спасать что-то. Ты понимаешь?

— Да.

— Прекрасно. Надеюсь, что и ты, и две твои подружки не были бездеятельными все эти годы. Опять забыл, как их имена?..

Сувьель вздохнула:

— Пелорн и Каваксес. — Во время учения в Треваде они были ее самыми близкими подругами: Пелорн с длинными волосами и вечно насмешливым выражением лица и потрясающе способная Каваксес. Они продолжали дружить и долгие годы после окончания курса, им казалось, что их дружба будет длиться вечно. У Сувьель защемило сердце, когда она поняла, что не вспоминала о них уже долгие годы.

Бабрель заметил, что с ней что-то происходит:

— Они живы?

— Они обе погибли при осаде Беш-Дарока.

Он помолчал.

— Многие отдали свои жизни в те последние дни. Самые лучшие. Выжили только грубые и сильные, — сказал он после паузы. — «Как и я».

Сувьель грустно улыбнулась, вспомнив строки, которые он процитировал:

…Сотни чудовищ

И тысячи монстров остались в живых,

Как и я.

Это было из «Черной Саги», длинного поэтического произведения, полного неясных аллюзий и темных мест. Она легко могла представить, что автор когда-то тоже пережил череду бедствий.

Сувьель разглядывала темные силуэты зданий, между которыми Бабрель вел их. В сером дневном свете можно было различить сломанные трубы и осыпавшуюся черепицу. До вторжения эти дома были студенческими гостиницами, здесь же располагались кварталы плотников, обойщиков, переплетчиков и стеклодувов, а также множество других мастеров, умевших создать все — от башмаков и свечей до воздушных змеев и самоходных повозок.

— Теперь здесь совсем пусто, — пояснил Бабрель. — В большинство этих домов опасно заходить — стены и лестницы совсем прогнили. Все наемники и прочие паразиты живут рядом с Площадью Путешественника и еще в нескольких больших домах на улице Урагана, там они еще иногда чинят что-то. — Они завернули за угол, и Бабрель указал на трехэтажное здание, выстроенное под одним из многочисленных утесов Тревады. — Остался только этот, да еще пара домишек.

Он направился к дому, а Нерек остановилась, на ее лице было написано подозрение.

— Нас видели, — заявила она.

Бабрель пожал плечами:

— Нищие, бродяги, пьяницы… отбросы. — Он обращался к Сувьель. — Ты ничего не сказала о своей спутнице, но я и не спрашиваю. Любой сразу поймет, как она опасна. — Он продолжал идти. — Никто не посмеет сунуться. Идемте.

Старик провел их туда, где дыру в доме занавешивал большой кусок парусины, серый и истрепанный за долгие годы. Бабрель отодвинул занавеску, и ноздрей Сувьель коснулся запах пыльной старой тряпки. Старик жестом пригласил женщин войти вместе с их конями. Лошадь Сувьель мотнула головой, отказываясь заходить в полную темноту, но она успокоила ее, Бабрель вошел первым и зажег лампу.

В тусклом свете они разглядели комнату с высоким потолком, у одной стены была стойка, наверх вела полуразрушенная лестница. Один угол был завален поломанной мебелью, но пол был чисто выметен. Сувьель привязала коней к деревянной колонне и огляделась со странным чувством, что она уже видела все это.

— Это «Плащ Сенешаля», да? — За стойкой виднелась широкая скамья, на которую когда-то ставили бочки, на стене сохранились пустые полки, где когда-то стояли пивные кружки и бутылки. Это заведение посещали только военные люди и главы академий и библиотек Тревады. Студентам и преподавателям ход сюда был заказан, хотя в «Плаще» бывали многие известные поэты и певцы. Существовала легенда, что Авалти набросал свою «Песнь о Награде Королевы» именно в этих стенах.

— После падения Тревады, — пояснил старик, — и во время всего этого хаоса и резни я прятался здесь не один месяц, ненавидя это место, но не имея более надежного укрытия. В итоге оно стало моим домом. — Он посмотрел наверх. — У меня комната на следующем этаже, и довольно удобная. Там полно комнат, которые вам подойдут, если вы захотите остаться здесь. Единственный путь наверх — по приставной лестнице, эта лестница может обвалиться в любой момент.

— Полезно для незваных гостей, — заметила Сувьель.

— Но только если есть пути к отступлению, — добавила Нерек.

Она остановилась у стойки бара, разглядывая царапины на дереве и изучая пустые крючки и полки, на которых когда-то висели картины и гобелены, стояли статуэтки.

— У тебя есть какие-нибудь припрятанные сокровища, старик? Какие-нибудь там пенни и полушки?

К изумлению Сувьель, Бабрель улыбнулся:

— Нет, только безделушки, вырезанные из дерева мной самим да несколько растений. — Он взглянул на Сувьель. — Хочешь посмотреть?

Она повернулась к Нерек. Та пожала плечами:

— Нам придется остаться здесь до темноты, так что иди, если хочешь. Но не попадайся никому на глаза и будь внимательна.

Это было завуалированное напоминание о невидимом слуге Нерек, и Сувьель молча пошла за Бабрелем к задней двери комнаты. Они пошли по длинному коридору, ведущему мимо лишенных дверей комнат для слуг, и попали в комнату, забитую обломками бочек и битой посуды. Бабрель зажег свечу от лампы, и в ее свете Сувьель разглядела темные пятна на пыльном полу, пятна засохшей крови. А Бабрель был уже на другом конце комнаты и возился, расчищая подход к двери в углу, которая со скрипом распахнулась. Она поспешила за ним и оказалась на улице.

С порога, на котором она стояла, Сувьель могла достать до поверхности скалы, к которой притулился «Плащ». Между зданием и скалой был крошечный островок земли, тайный садик размером с телегу. У порога его ширина была не больше длины руки, но он постепенно расширялся к подножию скалы. Может быть, строители и хотели оставить здесь потайной клочок земли, но Сувьель ни разу не слышала о таких местах за все свое пребывание в Треваде.

— Стены «Плаща» превращают день в ночь, — произнес Бабрель. — Но моим питомцам, кажется, хватает одной лишь влаги, чтобы жить.

Он подошел к трем крепким саженцам, которые Сувьель сначала разглядывала в недоумении, но потом по листьям узнала в них агатники.

— Агатники, — удивленно повторила она вслух, подходя ближе.

Бабрель кивнул, довольный:

— В те дни эти проклятые Слуги свалили четыре древних дерева на площади, но я собрал семена с верхних веток, и вот результат.

Он осторожно погладил пальцами один из небольших раздвоенных на концах листочков. Сверху лист был темным и блестящим, снизу он был бледным и покрытым пушком.

— Я никогда до этого времени не видел молодых агатников…

Она замерла, то мелькнувшее раньше ощущение неправильности вернулось к ней и обрело силу. Она встревоженно посмотрела на старика:

— Дети, Бабрель. Прошло шестнадцать лет. В Треваде есть дети?

Он выдержал ее взгляд:

— Сувьель, прежде чем я отвечу, я хочу знать, почему ты путешествуешь с такой спутницей.

Черное отчаяние завладело Сувьель, когда она услышала этот вопрос. Как бы сильно ни хотелось ей рассказать ему о своем несчастье, она ощущала присутствие наблюдателя за своим плечом, чувствовала, как заклятие касается ее разума своими усиками.

— Я не могу сказать. Все, что я могу, просить тебя поверить мне. Я не опасна никому, а особенно тебе.

— Не о себе я беспокоюсь. — Он немного помолчал. Потом принял какое-то решение, поманил ее скрюченным пальцем и пошел вдоль серой замшелой стены таверны.

Сувель пошла за ним. Он нагнулся и несколько раз стукнул в деревянную панель. Через секунду со скрипом открылся низкий лаз.

— Это я, — произнес Бабрель. Он с трудом опустился на колени перед дырой и поманил к себе Сувьель. — Я привел друга.

Она присела рядом с ним и, вглядевшись в темноту, увидела там светлые силуэты — двенадцать маленьких детей. Самым старшим было не больше десяти, и все они смотрели на Сувьель голодными, полными недоверия глазами. Среди них была совсем маленькая девочка лет трех, которая застенчиво улыбнулась, остальные смотрели молча и сурово.

— Год назад они стали хватать сирот и маленьких попрошаек, — пояснил Бабрель. — Когда начали пропадать и домашние дети, многие семьи уехали, больше здесь не рожают детей. Слуги успели схватить многих. Одних силой, других они покупали у умирающих с голоду беженцев, потом всех увезли в центр города, за высокую стену, которую они сложили у лестницы Хаградио. — Он покачал головой. — Они разобрали Библиотеку, чтобы построить стену.

Сувьель охватил животный страх:

— Что они делают с этими детьми?

— Я не знаю. Когда я пытался расспрашивать этих детей, они только затыкали уши. Из того, что я услышал, ясно, что Слуги используют Великую Сферу для своих экспериментов. Они запирают детей в странные железные клетки, покрытые изнутри и снаружи символами и словами, а потом проводят над ними обряды. — Его голос упал до шепота. — Они не сказали ни слова о том, что происходит после этого.

Несколько детей отпрянуло к стене, словно не желая слышать, Сузьель с жалостью вглядывалась в их лица. Она читала о жестоких и диких ритуалах приверженцев магии Источника, которые они творили много веков назад, но это было что-то новое. Она хотела бы прижать к себе этих несчастных детишек, как-нибудь залечить их раны, но помнила, где находится. Она тяжело задышала, пытаясь успокоить мысли:

— Как этим детям удалось бежать?

— Их держали в комнате для ритуальных предметов и одежд, прямо под Великой Сферой. Кто-то из детей то ли нашел разлом в стене, то ли расширил какую-то трещину, пролез через нее и нашел узкий лаз. — Он пожал плечами. — В древние времена Ошанг-Дакал примыкал прямо к Храму Небесной Лошади, возможно, это был один из сохранившихся коридоров храма. А может быть, кусок породы сдвинулся внутри горы. Человек двадцать успели пролезть в тоннель, когда обрушился кусок скалы. Некоторых завалило, а остальные протискивались по проходу, пока не оказались под ночными горами. — Он улыбнулся одному из самых маленьких, и Сувьель увидела слезы у него на глазах. — Можешь представить себе, что тебе лет восемь-девять и ты лезешь по расселине внутри горы, которая едва больше твоей ступни? Им каким-то образом удалось расшатать камень и вылезти наружу через образовавшуюся дыру. Я нашел их в одной из пещер неподалеку отсюда вчера утром, едва живых и голодных. Если бы не один парнишка по имени Рови, я полагаю, они бы не выжили, он всю дорогу помогал им и подбадривал их. — Он обратился к тоненькой темноволосой девочке: — Илз, ты не попросишь Рови выйти?

Она испуганно отпрянула и посмотрела на остальных:

— Он… его здесь нет.

Бабрель испуганно охнул:

— Где же он?

— Он пошел за своим братом.

— Рови не говорил, что кто-то из мальчиков…

Илз нетерпеливо покачала головой:

— Гона не было с нами, когда ты пришел. Он пошел искать выход, а потом он вернулся и говорил с Рови протяжным голосом.

Сувьель слушала с нарастающим беспокойством. Этот «протяжный голос», не был ли он мысленной речью магов? И если так, то не был ли он как-то связан с намерениями Слуг использовать детей?

— Необходимо вывести отсюда детей, — сказал Бабрель. — Вполне очевидно, что Рови уже в руках стражников, он расскажет им об укрытии…

«Сувьель…»

Она подняла руку, призывая Бабреля к молчанию:

— Погоди…

«Сувьель, у нас гости. Быстро возвращайся и приведи старика…»

Она встала, помогла подняться Бабрелю и сказала:

— Моя спутница требует, чтобы мы вернулись обратно.

Он нахмурился, но согласно кивнул, деревянная панель встала на место, и они поспешили обратно в комнату с баром.

Пока они шли по длинному коридору с комнатами для слуг, до Сувьель доносились голоса. Она шагнула в комнату через дверь под старой лестницей и заметила, что теперь здесь гораздо светлее. Потом она окинула взглядом всю комнату и замерла.

Нерек стояла, прислонясь спиной к длинной пустой стойке, на ее лице блуждала улыбка, ее правая рука светилась. Перед ней стояли два маленьких мальчика, не старше девяти-десяти лет, оба смотрели на нее с ледяным спокойствием.

— А, Сувьель, рада, что ты здесь, — произнесла Нерек. — Я только что объясняла нашим посетителям, насколько безнадежны их попытки. Они думают, что они освободят…

— Ты инструмент врага, — произнес один из мальчиков. — Не мы.

Когда он заговорил, Сувьель уставилась на него в изумлении и испуге. Прозвучало два голоса: один его собственный и второй, хриплый приглушенный шепот, который она восприняла скорее своими мыслями, а не слухом.

— Ты слишком мало знаешь, — ответила Нерек. — Ваши тени — тени моих хозяев. Ваши слова, ваше дыхание — все это их. — Теперь светились обе ее руки. — Я вижу, как разделены ваши души.

— Гон! — позвал Бабрель. — Тебе нужно идти, тебе и Рови…

— Слишком поздно, старик, — ответила Нерек, хлопая в ладоши. — Их время истекло.

— Нет!

Бабрель хотел броситься вперед, но Сувьель обхватила его руками и удержала:

— Не глупи, Бабрель. Она же…

Горячее янтарное пламя слетело с пальцев Нерек и устремилось к мальчикам. Тот, кого звали Гоном, слегка шевельнул рукой, и в следующий миг магический огонь распался на дюжину нитей, которые разбежались по сторонам, упали на пол и с шипением сгорели. Нерек только улыбнулась чуть шире, и золотистое пламя в ее руках превратилось в злобное белое свечение.

Гон сделал шаг вперед, вытянул одну руку и указал на Нерек пальцем, произнеся своим жутким двойным голосом:

— Мы тоже умеем видеть сокрытое. Мы видим твою душу.

Его лицо полыхнуло злобой, от которой Сувьель вздрогнула. Он указательным пальцем нарисовал в воздухе перед собой круг. И на его месте тут же повис черный диск, его поверхность блестела и отражала предметы. Нерек охнула и отступила за стойку бара, поверхность которой тут же задымилась в тех местах, на которые она опиралась для поддержки. На лице Нерек читался неприкрытый ужас. Потом она вскрикнула и отпрянула от диска, упав на колени и завывая как побитая собака.

Сувьель бросилась к Нерек через всю комнату, а Гон протянул руку к черному зеркалу, и оно исчезло в сером сиянии. Его брат Рови что-то сказал ему, и он кивнул. Сувьель уже не обращала на них внимания, склонившись над несчастной Нерек и пытаясь посадить ее. Она испуганно вскрикнула, увидав вблизи ее лицо.

Одна его часть принадлежала Нерек, зато плоть и даже кости второй двигались и колебались, словно превращаясь во что-то другое. Сувьель снова припомнился тот жуткий миг в Хоньирских горах, когда Бернак превратил молодого человека из числа своих воинов в эту самую женщину. Эта движущаяся половина лица приобретала мужские черты, но что это означало для Нерек? Была ли она просто маской? Это ли увидела она в зеркале?

За ее плечом что-то жарко полыхнуло, причинив короткую, тут же прошедшую боль. Она обернулась и увидела, что Гон держит и мнет руками что-то бесформенное — невидимого наблюдателя Нерек. Сопротивляясь, масса ударила Гона усиком по лицу, оставив на щеке глубокий порез. Он даже не вздрогнул, а просто сунул руку в центр бесформенного порождения и разорвал его на мерцающие куски. Из раны на его щеке не вытекло ни капли крови, Сувьель увидела, как она затянулась и исчезла без следа.

Нерек сидела, спрятав лицо в руки и покачиваясь из стороны в сторону. Она жалобно всхлипывала. Гон несколько мгновений холодно рассматривал ее, потом повернулся к Бабрелю, который замер у лестницы и смотрел на все испуганными глазами.

— Слуги скоро будут здесь, — заявил мальчик. — Ты должен взять остальных и отвести их в безопасное место.

Старик посмотрел на второго брата:

— А ты и Рови?

— Они будут искать именно нас, мы заведем их куда-нибудь. — Он посмотрел на Сувьель и указал на Нерек. — Они скоро почуют ее и найдут. Если ты пойдешь со стариком, ты сможешь спастись от них.

Она посмотрела на беспомощную женщину рядом с собой и почувствовала к ней жалость.

— Я не могу бросить ее в таком состоянии. Я должна помочь ей.

— Тогда уведи ее отсюда. Подальше от других детей, и прямо сейчас.

Сузьель вздохнула. Несмотря на царивший в мыслях разброд, она осознавала, что мальчик прав. Сувьель наклонилась и помогла Нерек встать на ноги. Лицо последней приобрело прежний вид, но по нему продолжали блуждать темные тени, глаза покраснели от слез и смотрели в пустоту.

— Да поможет вам Мать! — хрипло проговорил Бабрель.

Сувьель молча кивнула и, обхватив Нерек за талию, провела ее под куском старой парусины и вывела в темный город.

ГЛАВА 22

В северной части Гронанвеля, Великой долины, лил дождь, сильный мелкий дождь, который пропитывал насквозь одежду, стекал ручьями с волос и бород. Большинство из двухсот пятидесяти человек, скачущих на северо-запад по берегу озера Англии, не обращали внимания на эту неприятность.

Но для Архимага Бардоу это обстоятельство превратилось в постоянный источник раздражения, заставляя его скрипеть зубами. Три дня, всю дорогу от Крусивеля до секретного лагеря у Ваньонского брода и потом на северо-запад по берегу озера, было невероятно холодно и мокро. Сейчас, сжимая мокрые ремешки поводьев почти онемевшей от холода рукой, чувствуя, как пропитанная водой одежда противно липнет к груди, рукам и ногам, маг мечтал снова очутиться в теплой комнате в Крусивеле и ощутить умиротворяющий запах бумаги и магических снадобий…

Он вздохнул и покачал головой. «Слабое оправдание для Архимага, которым ты стал, — подумал он мрачно. — Все время печься о своих мелких проблемах, пока другие готовятся к борьбе, боли и смерти. Жалко и эгоистично. Без сомнения, у Аргатиля было гораздо больше самообладания и твердости, когда он ехал вместе с Императором к плато Аренджи».

Отряд замедлил движение, — дорога превратилась в узенькую тропинку, ведущую по густому дикому лесу. Время от времени встречались валуны и небольшие скалы, спускающиеся к озеру. Бардоу задрал голову к вершинам утесов, деревьям и серому-серому небу и ощутил во рту вкус дождя.

Дождь показался чистым и чуть сладковатым. Архимаг улыбнулся, вспомнив любовь Аргатиля к вкусной еде, хорошему вину и приятной беседе. Возможно, его путешествие на север далось ему не так уж и легко. В конце концов, с Императором были самые лучшие воины страны: и Мазарет, и Архимаг, и даже сам Древо-Отец. Они были уверены в победе. Новость о поражении армии у Пустоши нашла их, когда они уже видели перед собой плато. Корреган, наверное, молился о победе своей Западной Армии, и он так и не узнал о ее гибели у Ворот Волка.

«Мы же, со своей стороны, едем на битву, которую надеемся выиграть, но только потому, что наши враги не пустили в ход свои основные силы».

Пунктом их назначения был Седжинд. Пока этот отряд рыцарей двигался по долине в столицу Рохарка, Мазарет и Кодель приближались с юга со смешанным войском, состоящим из добровольцев из Уметры и трехсот Детей Охотника. Уметру оставили на попечение главы повстанцев и его людей, усилив их ряды большой группой диких бородатых воинов, явившихся с Огучарнских островов.

Это была храбрость отчаяния. Искры от восстания в Уметре были затоптаны, несмотря на помощь сочувствующих и тайных агентов, лишь в Восточной Кейане и некоторых частях Кабригана подобные восстания прошли удачно. Так что Мазарет с Коделем думали отказаться от первоначального плана удерживать весь юг, начиная от Великой долины. Вместо этого они решили попробовать соединить земли на востоке — от Уметры до Седжинда. Седжинд было необходимо взять и удержать.

Бардоу коротко хихикнул, на него недоуменно оглянулись окружавшие его рыцари, но он не стал ничего объяснять, а просто поехал дальше.

Когда узкая тропа сделалась шире, Бардоу обогнал стройный всадник в плаще с капюшоном, который держался теперь рядом с одним из его самых одаренных учеников, с Галдамаром, высоким темноволосым человеком, едущим в авангарде. Подъехавший рыцарь откинул капюшон маленькой ручкой с голубым кольцом и явился одной из лучших учениц Медвина, молодой женщиной по имени Терзис. Она была маленькой, тоненькой, с приятными чертами лица, которые редко озарялись хоть чем-нибудь похожим на улыбку. Усиливали впечатление собранности и серьезности коротко подстриженные соломенные волосы. Она потеряла родителей во время, вторжения и несколько лет провела в Аднагоре, прежде чем сам Медвин обнаружил ее способности во время одной из поездок в этот город.

Бардоу взирал на молодых людей, и его настроение стремительно портилось. Галдамар и Терзис были самыми талантливыми из всех, и Бардоу понимал, чем они рискуют, выставляя их против могонских шаманов. Но план нападения требовал участия всех, никаких альтернатив не было.

Через некоторое время колонна рыцарей оказалась рядом с небольшой защищенной лощиной, где командир Рал Яррам приказал спешиться.

— Отдых будет коротким, — объявил он младшим офицерам. — Мы меньше чем в часе езды от Седжинда, поэтому выдайте и людям и животным по четверти пайка. Все. — Рал был невысокого роста пожилым человеком лет пятидесяти, но он обладал неуемной энергией и всегда стремился быть первым во всем. Он посмотрел на Бардоу, Архимаг вздохнул, кивнул, потом понаблюдал, как Яррам спешивается с довольным видом и собирает вокруг себя своих лейтенантов.

Бардоу тяжело соскочил на землю, морщась от боли во всех членах, вызванной трехдневным сидением в седле. Пока он разминал спину, кто-то подъехал.

— Мастер, вы должны позволить Терзис или мне провести мысленный разговор с Медвином. Мы не хотели бы утомлять вас.

Бардоу улыбнулся.

— А, Галдамар, — сказал он, не оборачиваясь. — В некоторых вещах ты уже превосходишь меня. Но кое-чему тебе еще предстоит научиться. — Закончив свои упражнения, он повернулся к ученику.

Галдамар был юношей весьма приятной внешности, его длинные темные волосы были заплетены в несколько кос на манер долбарийских горцев. Он спешился и стоял теперь рядом с лошадью, смущенно перебирая поводья. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но Бардоу опередил его:

— Когда ты доживешь до моих лет, ты поймешь, что самопожертвование не такая уж хорошая вещь. Я уже связывался с Медвином и Мазаретом, когда мы были у Ваньонского брода. Поскольку это расстояние слишком велико для тебя, я свяжусь с ними и сейчас, потому что я хочу, чтобы ты был в отличной форме, когда мы окажемся под стенами Седжинда.

Бардоу секунду помолчал, заметив на одном из пальцев молодого человека голубое кольцо, потом продолжил:

— А теперь найди Терзис и повтори с ней все слова Песни Ритма и ее вариантов, убедитесь, что вы все помните. Если повезет, доживете до моего возраста.

Сделав над собой явное усилие, Галдамар поклонился и повел прочь свою лошадь. Бардоу смотрел ему вслед, потом покачал головой, размышляя, означают ли кольца верную дружбу или нечто большее. Он привязал свою лошадь под кроной ближайшего листоглаза, выложил перед ней на землю полагающийся фураж и только потом направился в сторону терпеливо ожидающего Рала Яррама.

Песнь Мысленной Речи была чем-то похожа на Крыло Духа, правда, она не требовала таких усилий, и через несколько секунд Архимаг уже говорил с Медвином, старейшим из трех магов, сопровождающих Мазарета. Как только командующий выяснил местоположение Яррама, он сразу же ответил:

— Мы атакуем южные укрепления Седжинда в течение следующего часа. Вы должны успеть.

После этого разговора воинам дали несколько минут, чтобы они смогли дожевать свой обед, потом был отдан приказ двигаться дальше. Выезжая обратно на дорогу, ведущую вдоль озера, которая теперь превратилась в реку жидкой грязи от прошедших по ней копыт, Бардоу бросил прощальный взгляд назад.

За озером Англии тянулись плоские поля, луга и пастбища, но уже через милю они круто поднимались вверх в Рукангские горы. Утес, возвышающийся прямо перед ними, заслоняло огромное серое пятно — широкие водопады сливались в этом месте, падая к подножию утеса и закрывая пространство завесой водяной пыли. Здесь, в восточной части Гроканвеля, Руканги были самыми крутыми, самыми угрюмыми, самыми непроходимыми и опасными. Бардоу подумал о лежащих за ними землях Катриза, о стране, которую когда-то называли Землей Мечей из-за множества происходивших там в древние времена битв. Тогда Рукангские горы были могучим заслоном от врагов с юга, теперь они заставляли идущих с севера выбирать между Ваньонским бродом и Седжиндом.

«А когда мы возьмем Седжинд, — мрачно подумал Бардоу, — у врагов уже не останется выбора».

Наступление началось, как и было запланировано. Рал Яррам выстроил своих всадников в два крыла с Бардоу, Галдамаром и Терзис в первом ряду слева. Здесь они могли производить заклинания с помощью Низшей Силы, чтобы обрушить часть главной стены и, если повезет, одну из трех сторожевых башен. Потом рыцари Яррама должны будут прорваться через разлом и захватить врага врасплох.

Из седельных сумок достали штандарты с оскаленными мордами на бледно-голубом фоне. Флаги захлопали на ветру, рыцари сгруппировались и выехали из-под полога леса на открытое место, с которого был прекрасно виден город. Оба выстроенных крыла плавно развернулись к врагу и пустились галопом. Дождь наконец прекратился, острые солнечные лучи изредка пробивались из-за туч, играя на доспехах и обнаженных мечах.

Бардоу скакал впереди с Галдамаром и Терзис. Они все уже начали Песнь Ритма, и Бардоу ощущал, как Низшая Сила поднимается в них по мере приближения к стенам города.

Он бросил взгляд в сторону, на стройные сияющие ряды воинов, спешащих к стенам, и подумал: «Скоро, уже совсем скоро…» Потом отвернулся и увидел, как из ворот выезжают двадцатками вражеские всадники и в беспорядке скачут на них.

— Что это за безумие? — закричал Галдамар, заглушая грохот копыт.

Бардоу не ответил, внимательно разглядывая приближающуюся толпу. Она состояла сплошь из двухметровых могонцев, ревущих, потрясающих дубинками, копьями и топорами. Зрелище было пугающее, но в нем было что-то неправильное. «Галдамар не ошибся. Это безумие. Что же я упустил?» Он нахмурился, стараясь отогнать все мысли и чувства, поскольку начинал вторую Песнь. Песнь Острого Глаза, видящего истину…

Два заклинания устроили настоящий сумбур в его голове, но он совладал с ним. Яррам на правом фланге приказывал выставить копья, а Бардоу увидел, как могучие дикари превратились в хилых оборванцев, простых горожан. Он погнал коня вправо, стараясь сдержать поток за его спиной, надеясь добраться до Яррама и его рыцарей.

— Стойте! — кричал он. — Это наваждение, не нападайте!

Но было поздно. Послышались крики и стоны, копья и мечи вонзались в плоть мчащихся вперед, подгоняемых злобным заклятием людей. Через несколько секунд земля вокруг была залита кровью. Тщательно спланированная атака провалилась, некоторые из рыцарей спешились, стараясь помочь раненым и искалеченным людям. Бардоу увидел, как один совсем юный рыцарь рыдает над женщиной, которую он сам пронзил копьем мгновение назад, а другой старается замотать платком рану на шее немощного старика.

Кто-то тяжело опустил ему руку на плечо. Он повернулся и увидел дрожащего, испачканного кровью Яррама.

— Как это могло произойти, маг? — просипел он. — Ответь мне, ради Матери!

Бардоу глядел на него, полный ледяной ярости:

— За всем этим обманом стоят могонские шаманы. Прикажи своим людям садиться на коней. Пора мстить.

Яррам некоторое время выдерживал его металлический взгляд, потом коротко кивнул и пошел к воинам. Бардоу поискал Галдамара и Терзис и обнаружил, что они занимаются ранеными. Он мысленно позвал их, повелительно и резко, и они тут же сели на коней и подъехали к нему.

Терзис совсем побледнела и дрожала, ее глаза покраснели от слез, она сжимала поводья так, что побелели суставы пальцев. Она не могла вымолвить ни слова, так же как и Галдамар.

— Я никогда… никогда не видел такого дикого… — выдавил наконец молодой человек. — Я знаю, где он…

— В средней башне, — подтвердил Бардоу. — Сейчас он смотрит прямо на нас. Я чувствую его радость.

Они все разом обернулись к городу и посмотрели на среднюю башню. Крики и пение дикарей были едва различимы за криками и стонами раненых. Бардоу занялся своими чувствами, запирая их от всякого внешнего воздействия; он наклонил голову и сосредоточился на Песне Ритма, нанизывая друг за другом ее части и заставляя ее расходиться кругами.

Она стала песней его крови и плоти, огнем его сердца и разума, она разрасталась в его груди, стремясь хлынуть горлом. Каким-то образом он осознавал, что его юные ученики делают то же самое, Песнь разрасталась, теперь он сдерживал ее с большим трудом. И весь его гнев вырвался в одном бессловесном крике, порожденном Песней Ритма. Через миг такой же рев издал Галдомар, потом Терзис. Сам воздух дрогнул, трава вырывалась из земли, камни покатились по лугу от тройного вопля.

Ударная волна этого вопля рванулся вперед. Потом был миг ожидания. И вот волна достигла башни. Какие-то долгие секунды здание держалось, из разломов сыпалась кирпичная крошка, с крыши валились куски черепицы. Потом, как детский домик из кубиков, башня покачнулась и начала складываться, осев горой деревянных балок и камней, над которой поднялись тучи пыли. Одна часть башни рухнула в сторону ворот, подмяв под себя часть стены и укрывавшихся за ней наемников. Стена провалилась внутрь, оставив незащищенные деревянные ворота. Яррам сразу же заметил брешь, он взмахнул рукой и бешено поскакал впереди своих рыцарей к незащищенному пролому.

А Бардоу был уже в воротах, он заставил своего коня перепрыгнуть разлом, смяв по дороге нескольких наемников. Он мчался по булыжной мостовой города, внимательно глядя во все стороны. Когда башня дала первую трещину, он заметил, как из окна в нижнем этаже выпрыгнул некто, — Песнь Ритма уже окончила свое действие, и теперь он точно знал, что могонский шаман жив и спешит в южную часть города. Бардоу мчался за ним, перед глазами его стояла сцепа, разыгравшаяся на поле у города, он жаждал мести.

Дорога уходила наверх, к массивной Главной башне, сложенной из светлого камня много сотен лет назад. Пока Архимаг мчался вперед, гром битвы становился все тише, его сменили другие звуки. По улицам метались отряды горожан, выискивая прихвостней могонцев и наемников, настолько глупых, чтобы не успеть скрыться. К небу потянулись столбы дыма, со стороны Главной башни доносился звон оружия.

Но Бардоу интересовало только его преследование, он шел по пахнущему ненавистью следу шамана, пробираясь улицами Седжинда. Его сознание дрожало и колебалось от начатых им трех Песен, трех разных Песен с разными запахами, формами и звуками, различными символами, как очевидными, так и темными, указывающими на его личные отношения с Низшей Силой. А Низшая Сила все разрасталась с каждым шагом его коня, и, хотя он чувствовал, как она начинает пожирать его чувства без остатка, он двигался вперед, не задумываясь.

Из кривого задымленного переулка навстречу ему выскочило несколько человек, но он, даже не взглянув, направил на них Песнь Успокоения. Через некоторое время он подъехал к большому добротному дому, высокие узкие окна которого были закрыты прочными ставнями. Двери из резного агатника охраняли четверо часовых. Он обезоружил их Песнью Успокоения, привязал своего коня, спешился и стал подниматься вверх по ступенькам.

Он попал в длинную сумрачную прихожую, завешанную гобеленами, сюжеты которых с трудом угадывались в призрачном свете слабых ламп. Тут было несколько дверей, но Бардоу уверенно прошел к лестнице в глубине прихожей. Он знал, что за этими дверями заперты пленники, их страх и отчаяние просачивались в прихожую, подобно всепроникающему запаху гниения. Но им придется подождать, пока он разберется с их мучителями.

Архимаг миновал четыре этажа тьмы, изредка нарушаемой случайным факелом или полосами серого света, с трудом пробивающегося через щели неплотно прикрытых ставен. Все звуки были приглушенными: бормотание заключенных, их плач, скрип ступеней под его ногами, слабые крики, доносящиеся с улицы. Ему не встретилось ни одного стражника. Бардоу чувствовал волны злобы, исходящие от его врага, и его самоуверенность.

«Самонадеянный, — подумал он. — Прекрасно».

На последнем этаже его чувства заставили его свернуть в узкий коридорчик, оканчивающийся пятью ступенями, ведущими к деревянной двери, на которой топором было вытесано изображение дерева и колокола. Он остановился и посмотрел на принесенную с собой палку. Это был обломок агатника длиной около метра, на его концах были привязаны пучки лент, всю поверхность покрывал затейливый узор. Предмет не был магическим, в нем самом не было ни капли силы, но он был прекрасно сделан и тяжело и удобно лежал в руке. Архимаг кивнул самому себе. Должно сработать.

Потом со спокойной уверенностью он шагнул к двери и толкнул ее.

Маг вошел в комнату, полную ненависти, ненависть висела здесь плотной пеленой, она была похожа на удушливый дым. В четырех углах комнаты стояли светильники, посредине сидела, скрестив ноги, закутанная в плащ с капюшоном человекоподобная фигура. Блестящие злобные глазки разглядывали его в мертвой тишине. В воздухе плавал острый неприятный запах, чувства Бардоу подсказали ему, что исходит он от символов, нарисованных на полу кровью.

— Ты пришел, чтобы сжечь меня своим огнем, о могучий светильник?

Бардоу ответил на насмешку Песней Успокоения, направив ее силу прямо на могонца. Бело-голубое сияние окружило сидящего шамана, который усмехнулся, когда сияние вдруг дрогнуло. Бардоу бесстрашно пустил в ход вторую Песнь, Песнь Бурления, которую он направил на одежду шамана и на коврик под ним.

От мехов могонца повалил сырой пар. Тот закричал от боли и вскочил, срывая с себя одежды и топая босыми ногами по полу. Он разъяренно выбросил руки в сторону Бардоу, сжав костлявые кисти в кулаки, и произнес длинную фразу из непонятных слов, перемежаемых щелчками и цоканьем.

На полу возникли символы, запылавшие горячим зеленым пламенем. В тот же миг слабо светившиеся до сих пор лампы выбросили длинные языки пламени, ярко осветив комнату. Внезапно в потолок устремились фонтаны огней, которые превратились в огромные зеленые ладони и потянулись к Бардоу.

Он покачнулся, когда они ударили по нему, но остался стоять на ногах, пристально глядя на отчаянно жестикулирующего шамана. Огромные руки схватили его, сдавили грудь, стали душить за шею, давить на ребра. Но он отбил их и выпустил на волю третью Песнь, Песнь Истинного Полета, выставив вперед принесенную с собой деревяшку. Собрав последние силы, он подался назад и швырнул ее во врага.

Время застыло. Могонец заметил движение Бардоу и начал отклоняться в сторону, но заговоренная палка тоже изменила траекторию полета. Шаман в панике попытался поднять руку и оградить себя невидимым щитом, но деревянный жезл пробил его, скользнул у шамана под подбородком и попал в горло.

Бардоу рухнул на колени, истратив весь свой запал, а его враг сползал по стене, окровавленный рот еще кривился, силясь вытолкнуть слова, но его глаза уже неподвижно уставились на мага, который завалился теперь набок. Стараясь высвободиться из злобных объятий чужой магии, Бардоу не подымал век, но он продолжал видеть шамана, голова которого склонилась на грудь, кровь стекала по шее, но тот отказывался умирать. Взгляд его горел ненавистью, губы безмолвно шевелились, Бардоу казалось, что он пожирает собственную агонию.

Архимага охватило отчаяние, он ощутил, что всех его сил и всего умения не хватило для победы. Смерть стояла рядом с ним. Его зрение затуманилось, не на что было надеяться…

Откуда-то из глубины дома донесся звук бегущих шагов, дверь с грохотом распахнулась, несколько голосов заговорило разом. Шаги приблизились, он с трудом осознал, что в комнате появились другие люди. Кто-то позвал его по имени, потом выругался. Послышался звук вынимаемого из ножен оружия. Потом свист клинка, входящего в плоть. Еще раз. Внезапно сила, давящая его, ослабла, взор прояснился. Кто-то распахнул ставни, и живой свет наполнил комнату. Бардоу различил контуры человека, стоящего рядом с телом шамана, в одной руке человек держал что-то — отрезанная голова, догадался Бардоу.

Человек присел на корточки рядом с ним и обеспокоенно заглянул ему в лицо:

— Архимаг, вы слышите меня? Могонский шаман мертв. Вы меня понимаете?

Человек был широкоплеч, его лицо покрывали синяки и порезы, на гладком лысом черепе виднелся свежий шрам. Бардоу начал узнавать, превозмогая себя.

— У Матери, конечно, есть чувство юмора, — прохрипел он, — если моим спасителем она решила сделать вас, господин Коррен.

Дов Коррен, председатель Совета Севера, иронически улыбнулся:

— На обратном пути мы попали в засаду, что не так уж и удивительно. Я рад видеть вас в добром здравии.

— Я чуть дышащая развалина, как вы, без сомнения, видите. Помогите мне встать. — Дов помог ему приподняться и сесть, и Бардоу продолжил: — Я осушенная чаша, прогнившее бревно, пересохшее русло… — Он замолчал, поняв, как это звучит. Потом вздохнул, провел перед глазами дрожащей рукой и посмотрел на второго человека. Даже обрадовался, разглядев, кто это. — Галдамар, оставь этот грязный трофей. Иди сюда и расскажи мне о битве.

Юный маг положил голову могонца на коврик и с омерзением рассматривал ее.

— Последнее, что я видел из битвы, — Яррама с несколькими его рыцарями, преследующими конных могонцев, которые старались удрать. Терзис помогла нескольким капитанам спасти могонского вождя от разъяренной толпы. — Он кончиком все еще обнаженного меча поскреб изображение на полу. Потом поднял меч и указал на окровавленную голову. — Мы что-то упустили.

— Поясни, — напряженно потребовал Бардоу.

Галдамар покачал головой:

— В комнате все еще есть какое-то присутствие, и голова является его частью. Мне так кажется.

— Тогда надо ее разрубить и швырнуть куски зеленокрылам, — проворчал Дов Коррен, выхватывая из-за пояса кинжал.

— Нет, стойте. — Бардоу заставил себя подняться на ноги. Он едва не упал, но Дов вовремя поддержал его. — Есть только один способ очистить это место — огонь.

— Мы сожжем тело? — уточнил Коррен.

— Комнату. Весь дом.

— Значит, надо вывести всех, — заторопился Коррен.

Галдамар убрал меч в ножны:

— Тогда начнем.

Бардоу закивал, он еще раз оглядел комнату, потом замер в изумлении, глядя в открытое окно.

Окно выходило на юг, и с такой высоты были видны почти все крыши и укрепления, жмущиеся к утесу. Там шла битва, люди размахивали мечами, самое большое оживление царило на широком каменном мосту, который соединял Главную башню со стеной. Воины обеих сторон сошлись не на жизнь, а на смерть, над головами сражающихся парило знамя — голубое поле с изображением Древа-Отца. Бардоу инстинктивно почувствовал, что у знамени находится Таврик, он ощутил исходящую от древнего символа радость и гордость, но его беспокоила судьба мальчика.

— Нашим товарищам нужна помощь, — уверенно произнес Галдамар. — Идемте, нужно вывести людей из этого проклятого места и предать его огню.

— Я с радостью помогу, — отозвался Дов Коррен. — Но мои люди все еще заперты где-то в дальней части города, я должен найти их и освободить тех, кто еще жив.

Все еще опираясь на плечо северянина, Бардоу отвернулся от окна:

— Вам можно помочь в ваших поисках. Я посмотрю. — Он поморщился от царящего в комнате запаха. — Но сначала выйдем отсюда.

Таврику казалось, что его зажало в живых тисках. Он оказался в центре плотной массы тел тех, кто называл себя Белыми Друзьями, — двух десятков молодых людей, которых Кодель отобрал из сотен добровольцев перед отбытием из Уметры. Слева от него возвышался Эйгил, мышцы на его руках бугрились — он пытался ровно держать тяжелое знамя. Справа от Таврика, не оставляя его ни на секунду, находился безымянный друг Коделя, Оружейник.

Все было тщетно. С того самого мгновения, когда он вместе с остальными забрался по приставным лестницам на укрепление, его окружили и стали прикрывать, не давая ему ни малейшего шанса выхватить меч. Сейчас Дети Охотника, которые шли вслед за Белыми Друзьями, рвались вперед, на мост, тесня наемников и загоняя их обратно в башню. Люди сражались и умирали ради него, Таврик знал это, он почувствовал только беспомощную ярость, когда увидел, как в грудь одного из Детей угодило копье и тот рухнул с моста.

Могучая рука взяла его за плечо, голос Оружейника перекрыл грохот сражения.

— Ты и так уже в опасности, — заявил он. — И все еще хочешь чего-то. Смотри, как они бьются за тебя.

Таврик согласно кивнул, но его не покидало чувство бесполезности происходящего. Он вспомнил то, что сказал ему Кодель несколько дней назад в Уметре: «Император не должен быть просто символом. Для своих подданных он гораздо больше, чем простой смертный, носящий корону. Он должен выполнять свои обязанности и делать даже больше того, что ему полагается».

Он уже собирался возразить Оружейнику, когда враги вдруг разом завопили. Один из них влез кому-то на плечи, сжимая в каждой руке по кинжалу, и ринулся по головам своих и чужих прямо на Таврика.

Зажатый со всех сторон, Таврик пытался достать меч. Но Оружейник оказался быстрее, он с пугающей точностью вонзил свой клинок в тело наемника, которое покатилось вниз. Умирая, человек схватился за Таврика, и тот опрокинулся назад, невольно толкая державшего знамя Эйгила и увлекая за собой и его.

Увидев это, враги торжествующе заорали и усилили натиск. Крики «Он повержен!» заставили первые ряды Детей Охотника дрогнуть и обернуться. Наемники воспользовались моментом и тут же рванулись в сторону знамени, как раз тогда, когда кто-то из Белых Друзей помогал Таврику выбраться из-под окровавленного тела его врага.

Враги прорвались. Человек пять-шесть смуглых солдат, размахивая мечами и топорами, легко сломили оборону нескольких Белых Друзей. Не колеблясь ни секунды, Оружейник толкнул Таврика в сторону плотной группы Детей Охотника, уже спешащей на подмогу, потом шагнул к ближайшему наемнику и пронзил его мечом.

Придя в себя, Таврик увидел Эйгила, силящегося поднять огромное голубое знамя, древко которого переломилось посредине под весом упавших на него тел. Он снова вспомнил слова Коделя: «Император не должен быть просто символом», собрав все силы, подскочил к изумившемуся Эйгилу, выхватил из его рук древко, взметнул знамя над головой и, крича: «Во имя Древа!» — повел за собой людей, мимо Оружейника, прямо ко входу в башню.

Кто-то выкрикивал неразборчивые приказы, впавшие в панику наемники кидались к воротам, чтобы запереть их, но было уже поздно — Таврик и бегущие за ним люди успели прорваться между тяжелыми деревянными створками и распахнули их во всю ширь. Внутри оказалась большая овальная комната, стены которой в изобилии украшали картины и гобелены, в камине пылал жаркий огонь. Лестница вдоль стены вела наверх, на стену башни, несколько фонарей свисало с шестов.

Наемники отскочили от дверей к камину, где толпилась в ожидании еще одна группа воинов. Эти были вооружены и готовы, но не сделали ни одного движения в сторону ворвавшихся. Они не сводили глаз с Таврика и его металлической руки, которой он сжимал древко знамени, прислонив его к плечу так, что оно образовало у него за спиной подобие мантии. Таврику показалось, что он видит ужас в их глазах, и его охватило чувство уверенности.

Потом появилось какое-то движение, наемники расступились, давая дорогу высокому человеку. На нем были тяжелые кожаные доспехи, расписанные в красновато-коричневые цвета, хорошо подогнанный бронзовый шлем, на его правом рукаве был изображен паук. Меч в его руке был настоящим произведением искусства: блестящую полосу металла от гарды до самого кончика покрывала тонкая гравировка, металл гарды блестел тусклым серым цветом в огне камина. Рука в перчатке из змеиной кожи держала меч уверенно и твердо, словно он был продолжением тела.

Человек с пауком подошел и пристально посмотрел на Таврика.

— Я Кролаз, правитель Седжинда, — представился высокий человек. — Просите пощады, сложив оружие к моим ногам, и я позволю вам вернуться на юг.

Несколько секунд не было слышно ничего, кроме звуков битвы на мосту и треска поленьев в очаге. Потом Таврик заговорил:

— Я Таврик Тор-Галантей, наследник Трона Беш-Дарока, защитник жизни и своих земель… — Голос его дрогнул, но он нашел слова и продолжил: — Если ты и твои люди сложите оружие, многого из того, что произойдет дальше, можно будет избежать. Согласись, Кролаз, и присоединись к нам в нашей борьбе.

Кролаз спокойно разглядывал его:

— Ты неплохо говоришь для мальчишки…

— Благодарю, господин. Я собираюсь научиться говорить еще лучше ко дню своей коронации.

Высокий человек криво усмехнулся:

— Боюсь, ты не понимаешь, что поднялось против тебя, ты не осознаешь силы и числа врагов. Нет, господин Таврик. Я не отступлю перед тобой, ибо море не заключает сделок с тонущим кораблем. — Он повернулся к своим людям. — Взять их!

Но не успел он договорить эти слова, как Таврик во главе остальных уже несся вверх по лестнице. Кролаз послал им вслед своих людей, и на нижних ступенях завязалась битва. Таврик услышал, как его окликают снизу. Он замедлил бег и увидел внизу усмехающегося Кролаза, указывающего на верхнюю площадку лестницы.

С крыши спускался еще один отряд наемников, значительно превосходящий силы небольшого авангарда Таврика. Страх и отчаяние охватили юношу, он едва не поддался им. «Попались, — подумал он. — Попались из-за меня…»

Когда наемники были уже совсем близко, Эйгил заговорил:

— Мы здесь, чтобы умереть за тебя, повелитель. Встретим их лицом к лицу!

— Сражайся и живи, Эйгил! — воскликнул Таврик, когда знаменосец и еще пятеро подошли к нему и встали плечом к плечу. Он смотрел, как сокращается расстояние между ними и первыми рядами наемников, ощущая свою беспомощность. Потом заметил движение сбоку, обернулся и отпрянул от летящей прямо в него лампы, висевшей на одном из шестов. Все остальные лампы закачались, одна из них сорвалась и упала на пол, с чавканьем выплеснув горячее масло на толпящихся внизу.

Верхушка перекладины, державшей лампы, упала на лестницу с тяжелым деревянным звуком и на миг замерла. Потом ее конец начал медленно сползать, скрежеща по камням. Таврик посмотрел через перила и замер, увидав Кролаза, который, ловко балансируя и проявляя чудеса акробатического искусства, мчался вверх по импровизированной лестнице.

Пока Таврик перехватывал меч своей металлической рукой, Кролаз преодолел последние несколько шагов, прыгнул и выбил у Таврика из рук меч. В рядах наемников не возникло ни малейшей заминки, они начали наступать. Но пока их командир замахивался своим мечом в украшенной пауком руке, отчаяние придало Таврику сил, он быстро выставил вперед свою искусственную руку.

Металл ударился о металл, полетели искры. Ненависть подпитывала его силы, он сомкнул свои неживые пальцы вокруг лезвия вражеского меча и переломил его пополам. На лице Кролаза отразились изумление и гнев, но он все еще рвался в бой, стараясь задеть Таврика обломком меча.

Он размахнулся и опустил обрубок на плечо юноши. Основную тяжесть удара принял на себя кожаный доспех, но боль была сильна. Теряя сознание, Таврик рухнул на ступени.

Он не слышал страшных криков своих воинов, окруживших его живой стеной. Его чувства погрузились в какое-то тенистое безмолвие, которое удерживало его от возвращения в мир, но в то же время не позволяло ему кануть в небытие. Но он был здесь не один, кто-то еще присутствовал в этом месте, неуловимый, незаметный…

«Ах, глупец…»

Ему в нос ударил тяжелый запах прелой листвы…

«…сын глупца…»

…запах земли, корней, гниения, ароматы леса и болота…

«…твоя ненависть ничему не послужит, твоя смерть ничему не послужит. Служит знание, служит преданность, служит подготовленность. А теперь слушай и учись…»

Новые впечатления нахлынули на Таврика, делая его жертвой (руки связаны за спиной, ноги тоже связаны, рот заткнут кляпом, а сам он закрыт куском тяжелой ткани), потом наблюдателем (запряженная в телегу лошадь, темный переулок, слабо шевелящаяся фигура на телеге, почти незаметная, зеленоватое платье, длинные светлые волосы).

«Таврик, помоги… прошу…»

Алель! Он ощутил структуру ее мыслей, глубоко запрятанный ужас и наркотическую слабость, наполняющую свинцовой тяжестью ее руки и ноги и затуманивающую мысли.

— Где ты? Кто…

«Они… они схватили меня сразу за пределами Уметры… одурманили меня зельем… вспомни то утро… белая башня, солдаты. Всадники…»

Но ее силы иссякли, он почувствовал, как распались на части ее мысли, и ее присутствие исчезло, а он очнулся от боли…

— Нет, стойте, он еще жив!

Прорвавшись через застилающий глаза туман, он узнал Командующего Мазарета, склонившегося над ним. Битва закончилась, были слышны лишь стоны раненых и крики умирающих. Таврик по-прежнему ощущал в плече невыносимую боль, а в голове был туман, но он поборол его, не позволяя себе снова впасть в забытье, и заговорил:

— Она здесь!

— Не утомляйся, — перебил Мазарет.

Послышались чьи-то шаги — это был Кодель.

— Кто здесь?

— Алель! — почти закричал Таврик. — Ее схватили, она здесь, в Седжинде. Мы должны спасти ее.

Мазарет с Коделем переглянулись, потом внимательно выслушали рассказ Таврика о его странном видении. Взгляд Командующего стал странно пристальным в том месте рассказа, где шла речь о голосе и запахах леса; командир Детей Охотника выслушал всю историю спокойно. Когда Таврик завершил свое повествование, Мазарет вскочил на ноги:

— Если ее похитители захотят уехать, они двинутся через северные или через восточные ворота. Я пошлю патрули и туда и туда, ни одна повозка или телега не пройдет без осмотра, обещаю. — Он коротко кивнул Коделю и поспешил вниз по ступеням, на ходу отдавая приказы.

— Отличный парень! — произнес Кодель. — Он совсем не удивился, когда узнал, что ты и твои последователи вырвались вперед. Даже моего друга Оружейника поразил твой порыв, хотя он, как и я, признал, что у тебя есть качества, необходимые хорошему полководцу: интуиция и везение.

— Кодель, — позвал Таврик, — что случилось с главой наемников, с Кролазом?

Кодель перегнулся куда-то через него и вытащил какой-то предмет. Это оказалась разодранная и окровавленная перчатка из змеиной кожи и кусок рукава с пауком.

— Я слышал, что ты ему предложил. Это было больше, чем он заслуживал. Жаль, что он сделал неверный выбор.

— Он не был похож на злодея, — взволнованно произнес Таврик. — Мне кажется, я почти полюбил его, хотя он и был моим врагом.

— Ничего удивительного, — ответил Кодель, холодно улыбаясь. — Враг никогда не предаст тебя, он может тебя только убить.

ГЛАВА 23

Солнце то скрывалось за тучами, то снова выходило, когда Мазарет покинул здание Главной башни. Первым человеком, которого он увидел, оказался Рал Яррам, поднимающийся по широким ступеням главной лестницы. Они встретились на середине.

— Командующий, — обратился Яррам, прижимая к сердцу ладонь правой руки, — хочу сообщить, что вражеское присутствие в городе больше не представляет опасности. Кроме тех, кого мы убили и захватили в плен, осталось не больше дюжины живых могонцев и горстка наемников, прячущихся по углам. Возможно, они постараются уйти из города под видом местных жителей или рохарканцев из деревни.

Мазарет указал на поднимающиеся во многих местах столбы дыма:

— Но, судя по всему, не все проблемы решены.

Рал кивнул:

— Толпа. С ней чрезвычайно тяжело иметь дело, особенно когда доходит до преследования уже поверженных врагов, а некоторые набрасываются и на наших, и на могонцев, не делая различий.

— Значит, шестнадцать лет правления дикарей принесли свои плоды, — произнес Мазарет, печально глядя на город. — Ты знаешь, что Седжинд был когда-то городом ткачей и мастеров гобелена, местом, где процветали науки и искусства?

— Мой дедушка родился здесь, — задумчиво ответил Яррам. — Я навещал его по два раза в год до самой его смерти, которая наступила где-то за год до вторжения.

Мазарет посмотрел на него с изумлением. «Должно быть, ему тяжело видеть, как низко пал знакомый ему город. Что бы я чувствовал, ступая по улицам Беш-Дарока после этих шестнадцати лет?»

Они оба помолчали, потом Яррам спросил:

— Когда прибудет подкрепление?

— Две сотни рыцарей Ордена должны приехать к ночи, еще сотня — перед восходом. Что до Детей Охотника, Кодель заверил меня, что сотня лучников будет в городе уже вечером, а остальные подтянутся в течение ночи. — Он внимательно посмотрел на Яррама. — Но даже если наши силы возрастут, могонцев все равно будет неизмеримо больше, и, когда они придут, битва предстоит кровавая и жестокая.

Яррам выпрямился:

— Каковы будут ваши приказы, господин Командующий?

— Раздели своих людей по двадцать человек, и пусть они под командованием самых надежных офицеров выполняют мой приказ: искать зерно и прочие припасы, которые еще остались неподалеку от башни. Делайте это тайно, о результатах сообщить лично мне. В это же время ты, Яррам, тоже возьми двадцать человек и обойди с ними город. Поставь у каждых ворот по десять человек, а всех остальных отправь к северным воротам и останься там с ними сам. Все повозки и телеги, выезжающие из города, необходимо досматривать. Вы будете искать молодую девушку, возможно связанную и без сознания. Ей на вид лет шестнадцать, стройная, с длинными светлыми волосами, возможно, на ней зеленое платье.

— Если мы ее найдем?

— Если она в безопасности и может передвигаться, проводите ее в башню, если же нет — оберегайте ее от всяческих неожиданностей. — Он положил руку на плечо Ралу. — Это опасное задание, Яррам, но девушку необходимо найти. Она обладает исключительной магической силой и не должна попасть в руки Слуг.

В глазах Яррама загорелся решительный огонек:

— Понимаю. Отправляюсь выполнять.

Мазарет кивнул и посмотрел вслед быстро удаляющемуся офицеру. «Стал бы ты действовать так же решительно, если бы я сказал тебе, что она соперница Таврика? — Он улыбнулся. — Да, думаю, стал бы. Ты человек чести, Рал Яррам».

Таврик. Мысль о наследнике, ясная и тревожная, пришла снова, как и тогда, когда он увидел развевающееся на мосту знамя с Древом. Когда он с горсткой рыцарей ворвался в большую комнату и увидел командира наемников Кролаза, стоящего над распростертым Тавриком, Мазарет решил, что все пропало. Потом совершенно ниоткуда возник Кодель, и после нескольких яростных ударов умирающий Кролаз упал к его ногам.

Значит, Кодель уже дважды спасал Таврика от неизбежной смерти, в свою очередь Таврик почитает его как своего наставника. Мазарет не был уверен в мотивах Коделя и возможных последствиях его поступков, а теперь к его тревогам добавилась еще одна, после того как он услышал о видении Таврика. Слушая, как мальчик описывает призрачный голос и странный сильный запах листьев и земли, он поразился, насколько это похоже на виденное им в Крусивеле, когда погибла его семья.

Не первый раз он задавался вопросом, чье именно присутствие стоит за этими видениями. Он подозревал, что это Мать-Земля, но каковы ее цели? Это добро, или зло, или ни то ни другое? Однажды, во время своей тайной поездки в Скаллою, он встретил огучарнского провидца и расспросил его о некоторых частях своего видения. Старик, сидевший со скрещенными ногами под пологом из куска дешевого желтого шелка, скорбно посмотрел на него, потом достал откуда-то небольшой мешочек и вывалил перед собой его содержимое. Покопавшись в костях, камешках и пыльных перьях, он забормотал:

— Жены у тебя нет, но есть множество сыновей.

Мазарет время от времени чувствовал укоры совести за то, что обманул почтенного старца, но он должен был сохранять свое инкогнито, сейчас он хмуро улыбнулся пришедшему воспоминанию.

Один из людей Коделя, юноша с огненно-рыжими волосами, в серовато-коричневом платье Детей Охотника, принес Мазарету письмо от мага Медвина. Мазарет тут же пошел за ним вниз по ступеням, прошел через массивные двери башни и вошел в столовую, наскоро переделанную для проведения Совета. Следующие полчаса он провел в жаркой дискуссии с группой людей, которые до вторжения были городскими канцлерами и правителями, среди них было и два человека, назначенных на должности могонскими вождями (и сейчас готовых сотрудничать, только бы не оказаться один на один с толпой), и еще несколько представителей знати, выпущенных из тюрьмы.

То льстя, то угрожая, Мазарет с Медвином убедили их работать вместе, чтобы восстановить порядок в городе. Мазарет выказал себя строгим и суровым на фоне дипломатичного Медвина, который явно наслаждался происходящим. Когда Городской Совет наконец заработал и начал издавать первые приказы, маг и воин спустились во двор.

— Отлично сыграно, господин Командующий! — произнес Медвин, седобородый осанистый человек, чей темно-коричневый плащ был безупречно чист даже после битвы. — Я даже сам чуть не поверил, когда ты пригрозил сжигать тех, кто будет снабжать могонцев провизией.

— Если бы я сам не верил в свои слова, — пояснил Мазарет, — то никто бы не поверил. И та парочка бывших правителей не побледнела бы так.

Медвин засмеялся:

— Должен признаться, та лесть, которую расточал им я, была менее искренна.

— А где наш коллега маг? — Спросил Мазарет, когда они выходили со двора. Тучи разошлись, солнце светило, ничем не сдерживаемое, нагревая камни и землю; Мазарет ощутил, как на лбу выступает пот.

— А, Эшмор, он говорит с городскими жрецами Матери об открытии госпиталя.

Мазарет нахмурился:

— Я полагал, что Ордены Матери были уничтожены в Седжинде, преследования в этой части Рохарки были особенно жестокими.

— Они нашли необычный способ, обучая своих неофитов моментально менять месторасположение при появлении врага. — Медвин пожал плечами. — Неизвестно, что скажет Аббатиса о такой практике… — Его глаза широко распахнулись, и он замахал кому-то входящему во двор. — Вон идет Архимаг, он может рассказать нам подробности.

Мазарет увидел входящего в высокие ворота Бардоу, опиравшегося на руку Терзис. Медвин поднял руку в приветствии и пошел навстречу, обогнав Мазарета. Маг был уже в паре шагов от пришедших, когда он внезапно покачнулся, схватился обеими руками за горло, вскрикнул и упал на землю, хватая ртом воздух. В это же время Терзис у ворот тоже душераздирающе закричала и упала в пыль, Бардоу рухнул вслед за ней.

Мазарет кинулся к Медвину и увидел, как тот протирает руками глаза, бормоча:

— Во имя Матери, он погиб!..

Подбежали Дети Охотника, предлагая свою помощь, но Мазарет отмахнулся от них.

— Кто погиб, Медвин? Кто? — спрашивал он.

Его голос пробился в сознание мага, тот опустил руки и посмотрел на него:

— Галдамар мертв, предан, обманут дурной магией и задушен… — Он дрожащей рукой коснулся собственного горла. — Я почувствовал, как он пытается коснуться нас, пока был еще жив… но жизнь ушла из него. — Он прерывисто вздохнул и схватил Мазарета за подол плаща. — Шаман! С одним из них мы расправились, но откуда мы знаем, что здесь нет другого?.. — Медвин вздрогнул и едва не зарыдал. — Бедняжка Терзис… Дайте мне руку, мой господин. Я должен взглянуть на нее и Архимага.

Часовые у ворот пытались помочь Бардоу и Терзис встать на ноги, а Мазарет почти на себе тащил в их сторону Медвина. Терзис сидела на земле, спрятав лицо в ладони, и горько плакала, отказываясь вставать.

— Медвин сказал мне, что Галдамар мертв, — обратился Мазарет к Бардоу. — Это правда?

Архимаг выглядел совсем серым и больным.

— Я истощил все свои силы в битве, поэтому чувствовал лишь тень происходящего с Галдамаром, но… думаю, его больше нет.

— Как это возможно, Бардоу? — спросил Медвин.

Бардоу, казалось, тоже недоумевал:

— Я не уверен. Он должен был быть с Дов Корреном, помогающим ему искать…

— Дов Коррен? — перебил Мазарет.

Бардоу быстро рассказал, как он преследовал шамана от западных ворот через весь город, как они сражались в доме и его спасло появление Галдамара и Дов Коррена.

— Он заявил, что его вместе с его людьми захватили по дороге и что он должен найти и освободить их. — Архимаг постучал ребром ладони по лбу. — Я настоял, чтобы он взял с собой Галдамара, и вот…

— Не вините себя за то, что сделала эта змея, — раздался голос. Подошел Кодель, рядом с ним шел Таврик. — Его Совет Севера все время нарушал наши планы.

Мазарет почувствовал раздражение, но прогнал его и полностью сосредоточился на происходящем.

— Что ты помнишь из убийства? — спросил он у Медвина. — Где это могло быть? Это в городе или за городом?

— Сложно ответить, все произошло очень быстро… — Маг опустил веки, прикрыв ладонью подбородок и рот. — Это в городе, тени… тени от высоких домов…

— Тени от деревьев, — сказала Терзис, и все обернулись к ней. Она подняла голову, устремив глаза в бесконечность. — Высокие старые деревья рядом с высокой стеной…

— Северная стена, — догадался Медвин.

— Прекрасно, — произнес Мазарет. — Мы легко найдем это место…

— Шаман, — продолжала Терзис. Ее голос сбился на тихое монотонное бубнение, и все прикрыли глаза. — Он полон страха… все они… предатель Коррен, его наемники…

— …их пленник в повозке…

— …пленница, девушка…

— …связанная, с заткнутым ртом, напоенная каким-то зельем…

— Алель! — закричал Таврик.

— Потом он погиб, — сказала Терзис, слезы снова хлынули у нее из глаз.

Бардоу подошел к ней. Следом приблизился Медвин, пока Мазарет с Коделем требовали лошадей себе и остальным, маги пожали друг другу руки в молчаливом горе.

Северная стена Седжинда была выстроена на холме, заросшем старыми дикими яблонями и густыми кустами. Дорога, ведущая вдоль ветхой стены, раздваивалась, не доходя до северо-восточного угла, одна ее часть убегала дальше на восток, где соединялась с главной северной дорогой, а вторая спускалась в заросшую кустами ложбину, из которой снова поднималась к поросшим дикими лесами холмам, за которыми вставали Рукангские горы.

Не доезжая до развилки, можно было заметить двух всадников, пристально вглядывавшихся в следы копыт и колес, оставленные в мягкой почве какое-то время назад. Все следы выходили из пролома в городской стене, рядом с которым громоздились кучи песка, известки и камней.

Из пролома вышел человек в капюшоне, срывая с себя остатки плюща. Бардоу, а это был он, откинул капюшон, осмотрелся и нахмурил брови:

— Они все еще не возвращались?

Медвин отрицательно помотал головой с высоты своей лошади, Таврик открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут до них донесся шум копыт. Бардоу повернулся и увидел выезжающих из ложбины Мазарета и Коделя. Когда вся их компания добралась до этого места, Кодель сразу же заметил следы колес и поехал по ним. С ним отправился Мазарет и еще дюжина рыцарей, но возвращались они вдвоем. Бардоу вопросительно глядел на подъезжавших всадников.

— Мы их почти настигли, — заявил Кодель без всякого вступления. — Они заставили нас хорошенько погоняться за ними по холмам, потом переехали через мост, оттуда начинается резкий подъем…

— В той горе полно старых шахт, — добавил Мазарет. — Кто-то там все еще работает, поскольку по дороге ездили совсем недавно.

— Дорога ведет высоко в горы, — продолжал Кодель. — Там только голые утесы. Мы обогнули один из них и обнаружили огромную пропасть, словно чья-то гигантская рука вырвала кусок горы. Дорога огибает эту пропасть и уходит вверх по спирали, мы видели лошадей и повозку несколькими витками выше, а они видели нас.

— Потом скала над нами обрушилась, — подхватил Мазарет. — На нас ничего не упало, но дорога оказалась засыпана.

— Шаман, — заявил Бардоу.

— Именно, — подтвердил Мазарет. — Мы помчались обратно к мосту, и я отправил своих людей искать другой путь, часть отправилась посмотреть, можно ли пройти дальше по этой дороге. А мы вернулись.

Бардоу вздохнул и запустил пальцы в жидкие волосы.

— Значит, можно считать, что девушку везут в Беш-Дарок? Что вы скажете, господин Кодель?

Бардоу заметил, как помрачнело лицо Мазарета, и слегка удивился, когда заметил, что Кодель некоторое время мнется, прежде чем ответить.

— Это их единственная цель. Слуги хотят заняться ей.

Повисла полная невысказанного ужаса тишина.

— Мы должны ее спасти! — воскликнул Таврик. Его лицо горело от переживаний. — Мы не можем позволить им…

— Мальчик, — начал Мазарет, — ты не знаешь, о чем говоришь…

— Мы должны их остановить! — закричал Таврик, на этот раз сердито. — Мы должны пойти на Беш-Дарок и захватить его!

Он схватил поводья, звякнувшие в его металлической руке, и со злостью посмотрел на Мазарета: Бардоу ощутил, как от этого взгляда у него по спине прошел холодок. Командующий собирался что-то сказать, но сдержался, за что Бардоу был ему очень признателен. Тут раздался спокойный, подчеркнуто сдержанный голос:

— Наследник прав. Мы должны напасть на Беш-Дарок и спасти девушку от Слуг. Выбора нет.

Кодель спокойно продолжал угощать свою лошадь кусочками хлеба и гладить ее по шее. Мазарет некоторое время сердито разглядывал его. Бардоу хотел сказать что-то, но тут Командующий вскипел:

— Мои поздравления, господин Кодель! Немедленно возвращайтесь к своим войскам. К несчастью, обеих наших армий будет недостаточно, чтобы захватить хотя бы одну из башен Беш-Дарока. Но возможно, все, чего требует ваша гордость, — славной гибели под его стенами!

Пока Мазарет бушевал, Кодель оставался неестественно спокойным и серьезно смотрел на него.

— Повторяю, мы должны захватить Беш-Дарок и спасти Алель из рук Слуг. Вы забыли разработанные нами планы и наше знание города. Мы сможем это сделать. Мы должны сделать это, потому что у нас нет выбора.

— Всегда есть выбор, — забормотал Бардоу.

— Я выбираю отказ, — объявил Мазарет.

— Но почему эта девушка так важна? — поинтересовался Медвин, поглядывая на Бардоу. — Командующий сказал мне, что она отличается исключительной силой, но стоит ли рисковать всем, чтобы спасти ее, пусть даже она и могучий маг?

— Медвин, есть еще кое-что, о чем ты не знаешь, — ответил Бардоу. — Кроме того что она удивительным способом использует Низшую Силу, она является прямым потомком Дома Тор-Каварилл.

Медвин побледнел:

— Во имя Матери…

— Есть и еще кое-что, — продолжал Бардоу. — Есть еще одна причина, по которой Слуги хотят заполучить именно ее, об этой причине, насколько я понимаю, знает только господин Кодель. Именно поэтому, Икарно, — повернулся он к Командующему, — Кодель прав.

Мазарет посмотрел на него с укоризной, и Бардоу заторопился объяснить. Он уже несколько оправился после битвы, но его сил все еще не хватало.

— Погоди, дай мне сказать. Есть одна тайна в правящих династиях Империи, прямые потомки Орозиады обладают большими способностями и потенциалом, — он с сожалением посмотрел на Таврика, — за редкими исключениями. Но всегда проводился тайный обряд, кровавый ритуал, совершающийся после коронации, который устанавливал прочную связь между новым Императором или Императрицей и Королевством Древа-Отца. Этот ритуал передавал Силу Корня новому правителю и устанавливал родственные связи между ним и всеми землями Империи.

Он помолчал, теребя обрывок плюща, потом кивнул самому себе и продолжил:

— Кровавый ритуал, включавший странный предмет — Семя Матери. Я никогда его не видел, но мой учитель Аргатиль описывал его как похожий на яйцо предмет около фута длиной, напоминающий по структуре дерево, но весом с хороший камень. — Он бросил взгляд на Коделя. — Не так ли?

— Мы знаем об этом гораздо меньше, за исключением того, что Семя не больше кулака мужчины.

Бардоу пожал плечами и повернулся к Мазарету:

— Враг взял на себя все хлопоты по похищению Алель, увозу ее из Седжинда. Если даже мы знаем кое-что о Семени, то Слуги, проведшие в Беш-Дароке последние шестнадцать лет, знают и подавно. Икарно, кто может сказать, что они хотят от Алель? Последствия в любом случае будут непоправимы. Мы должны попытаться спасти ее, совсем не обязательно захватывать Беш-Дарок целиком, но необходимо выполнить то, что должно. Мне страшно подумать о том, что может произойти, если мы будем бездействовать.

Мазарет стоял замерев, весь его гнев испарился. Он ощущал, что его плечи придавило огромной ношей, а внутри абсолютная пустота. Вспомнился животный страх перед хаосом и смертью, который он знал по многочисленным сражениям и поединкам. То, с чем он столкнулся сейчас, было гораздо хуже. Похоже, сама судьба привела его в это место в это время и заставляет теперь принять решение.

«Опять против нас целое море зла, — подумал он в отчаянии. — Есть ли надежда преодолеть его? Есть ли в нас силы не сломаться прежде времени?»

Он тяжело вздохнул, потом по очереди оглядел всех своих товарищей.

— Мы должны сделать то, что должны, — просто сказал он. — Едем в Беш-Дарок.

ГЛАВА 24

— Расскажи мне о Королевстве Руин, — потребовала Керен, сидя на неровном, выщербленном полу тоннеля и холодно глядя назад, на сияющую преграду, которую она совсем недавно преодолела. — Расскажи мне еще раз.

— Когда-то это было Королевство Демонов, дом тех, кого Повелитель Сумерек поднял из Великого Озера Ночи и своими руками передал им этот дар. Это был необъятный мир, огромные залы длились бесконечно, колонны и стены сверкали драгоценными камнями и блестели серебром. Там были залы для рождения и смерти, для разговоров и сна, для пиров и сражений. Воздух сиял чистотой, от живых статуй исходил красный, золотой и янтарный свет. — Он на секунду умолк. — Я ничего этого не видел. Отступники стали препятствовать Повелителю Сумерек здесь, в Королевстве Между Мирами, они открыто выступали против него, помогая его врагам, двум изменникам. Когда Повелитель обнаружил предательство, его суд был короток, а наказание сурово. Там, где прошла его рука, остались лишь руины, и вся слава Королевства Демонов померкла. Я и мои предшественники родились среди разрухи и останков былого величия, но мы твердо решили восстановить забытую славу нашего дома.

Керен ощутила, как холод пронизывает ее насквозь, ей показалось, что ее плоть и кости как те существа, что обитают на дне океанов. «Сколько преград я уже прошла? — Она пыталась вспомнить. — Сколько раз меня собирали заново?»

Она посмотрела на бледную кожу своих рук, внимательно вглядываясь в них, пытаясь представить, как они держат меч, копье, щит…

— Кто такие Повелители Теней? — спросила она. — Что им нужно?

— Они части Принца Сумрака, осколки его величия, они разрабатывают планы, используя маски, мечи и ложь. Целые армии служат им, но между ними постоянно идет борьба — каждый хочет заполучить всю силу Повелителя Сумерек, не делясь ею с братьями. Но они должны будут это сделать, ибо чаша не может вместить целый океан. А до того времени мы не станем помогать им, потому что Порождения Демона не покоряются слугам.

Она положила ладони на пол тоннеля, погладив грубый камень. Он показался ей почти теплым, она чувствовала глубоко спрятанную в нем магию, которая пронизывала все в этой части Ошанг-Дакала. Древняя сила, подпитывающаяся еще более древней силой.

— А Сила Корня совсем-совсем мертва?

— Все, что осталось, похоже на мираж. Кекрахан, именно так мы называли Королевство Древа-Отца. Теперь там почти нет жизни, постепенно это место станет тенью воспоминания о воспоминании в медленно текущих мыслях Пространства. Без Древа-Отца и Силы Корня невозможно создать противовес мощи Повелителя Сумерек и восстановить гармонию.

— А что ты знаешь о войне?

— Едва ли это название здесь уместно. Остатки Имперской армии с несколькими жалкими союзниками устраивают один плохо подготовленный бунт за другим, а теперь они собираются напасть на Беш-Дарок и помешать Слугам обрушить всю силу Враолих Дора на потомка давным-давно свергнутого Императора. Но даже если они захватят цитадель Ясгура и спасут девушку, это ничем им не поможет. Повелители Теней поведут на них огромную армию и стаю ночных охотников, которых Слуги будят сейчас высоко над нами. Поражение будет полным, пощады не получит никто.

Ей представились смазанные картины комнат, в которых существа в масках что-то делали с жуткими крылатыми тварями, которые сонно шевелились и шуршали. Видела ли она то, что видела, или это просто игра воображения?

— Что такое Хрустальный Глаз?

Смущение:

— Дар смертным, один из трех, данных в давно забытые времена. С тех пор он успел побывать в руках тех, кто ничего не знал о его возможностях, и тех, кто знал слишком много. Он возводил королей на престол или уничтожал их, он видел расцвет и закат многих империй. В иные времена перед ним благоговели, в иные — презирали его, но его всегда боялись за его силу или за невозможность использовать эту силу. Во времена Орозиады эти страхи были уравновешены, после того как с помощью Глаза он отправил меня обратно в мое королевство и основал в Треваде поселение магов, оставив им Глаз на хранение. Но когда через тысячу лет вторглись могонцы, страхи магов подписали им приговор.

— Зачем Глаз тебе?

Она физически чувствовала на себе тяжесть его взгляда, но осталась сидеть как сидела, спокойная, ожидающая.

— Слугам от него мало пользы, то есть совсем никакой, Повелители Теней рассматривают его как досадную помеху, которую следует держать подальше от любого мага. Но он остается источником Низшей Силы, незаменимой для восстановления славы моего королевства. Когда мы пробьемся через все преграды в самое сердце Высокой Базилики, Глаз станет моим.

— А что со мной, я останусь в живых или погибну, или что-нибудь еще похуже?

— Не совершай ошибки, принимая разрушение тела за смерть духа. Я укрепил твой дух своим, я сделал так, чтобы ты не страдала, я исправил все, что было разрушено, во всяком случае этого хватит, чтобы преодолеть оставшиеся барьеры.

Кожа на ее лице заледенела, ее руки, ее грудь, ее живот — все было холодным и нечувствительным. Она хотела заплакать, но не могла.

— А когда все кончится? Что тогда?

— Я верну тебе твое тело таким, каким оно было, чтобы ты могла и дальше противостоять ударам судьбы. Ты сможешь, если захочешь, принять нашу форму, стать одним из Порождений Демона и вернуться со мной в наш дом. Твой дух воспринял многое из моего, так что у тебя уже есть необходимые задатки.

Керен ощутила непреодолимое отвращение:

— А если нет, я смогу когда-нибудь избавиться от тебя?

— Никогда. — В его голосе звучало легкое удивление.

Она встала и посмотрела в лицо принцу Сумрака. Радужная оболочка Орграальшенота заполняла почти весь тоннель, хотя он стоял согнувшись в три погибели и привалясь к стене.

— Ты знаешь, что такое быть рабом?

— Среди нас никогда не было подобных идей и слов. Есть только сила и гордость, стремление к цели и повиновение.

На нее смотрели холодные янтарные глаза, взгляд которых она не смогла выдержать. «Никто не спасет меня от этого. Все, что у меня осталось, — повиновение…»

Она прошла рядом с громадой Демона и направилась к следующей преграде. Одним движением сняла через голову платье, отбросила его в сторону и, нагая, помчалась к преграде. Загремел мрачный смех, смертельное сияние преграды разрослось, и она кинулась в это сияние.

Вскарабкавшись по крутой тропе, Бардоу остановился на относительно ровном месте хребта, чтобы отдышаться и посмотреть сверху на прибрежный городок Адранот. Ночь была сырой и холодной, море угадывалось в темноте на востоке. Несколько огней горело на берегу там, где под неприступными утесами Туаранара стояли рыбацкие хижины. Внизу, в Адраноте, повсюду горели лампы и факелы, особенно много их было в тавернах и кабаках, где велись жаркие споры по поводу все еще идущих в Зале Гильдий дебатов.

Бардоу покачал головой, вспомнив некоторые из аргументов и комментариев, которые он слышал, потом начал пробираться дальше по заросшему кустами хребту. Его уже три часа ждали прибывшие ранним вечером люди.

Патруль, состоявший из двух рыцарей и двух Детей Охотника, довел его до условленного места, почтительно поклонившись на прощание. Встревоженный, но и польщенный, он ответил на их поклон и пробормотал благословение, всплывшее из текста литургии, которую он совершил в библиотеке Главной башни перед поспешным отъездом из Седжинда. Когда патруль ушел, Бардоу вздохнул и собирался продолжить свой путь в одиночестве, когда из тени до него донесся голос:

— Вам идет отеческое благодушие, господин Бардоу. Вам удалось познать радости отцовства?

Это оказался Кодель, стоявший под спиралелистом со скрещенными на груди руками. На траве под деревом валялись лопнувшие коробочки семян, подойдя ближе, Бардоу ощутил исходящий от них сладковатый запах.

— Маги редко женятся, — ответил он. — Большинство женщин считают, что мы злы, либо холодны, либо вообще нелюди. А если женщина сама становится магом… они обычно заставляют тебя страдать и редко становятся добрым товарищем.

— А те мужчины, что избрали путь мага?

Бардоу улыбнулся:

— Они весьма эксцентричны и эгоистичны, они венчаются со своим одиночеством и хранят ему верность всю жизнь. — Он снова посмотрел вниз, на город. — Кроме тех, кто больше всего ценит уважение окружающих.

Взгляд Коделя задержался на Архимаге.

— Как движутся наши дела?

— Неплохо. Отцы города согласились отдать половину своих судов и все команды…

— Половину? — Глаза Коделя сердито сверкнули.

Бардоу пожал плечами:

— Они заявили, что остальные суда были угнаны из Адранота по вашему приказу. Но господин Командующий и мой коллега Медвин все еще в Зале Гильдий, и они стараются разрешить эту проблему.

Кодель помрачнел:

— Они лгут. Мои люди захватили лишь горстку судов, тех, что могонцы использовали для патрулирования побережья. Полагаю, эту проблему разрешит звон оружия.

Бардоу задумчиво поглядел на него. Его смущали постоянно сменяющие друг друга настроения этого человека: он мог быть внимательным, остроумным, бесстрастным, невозмутимым и жестоким. Говорили, что его агенты в Рохарке прячут целую флотилию, что они захватили небольшой остров и готовы использовать все это для захвата Беш-Дарока. Подобные слухи усиливали уважение к Коделю офицеров Мазарета. В то же время его мудрое и суровое руководство Тавриком успокаивало тех, кто считал Детей Охотника злобными фанатиками. Но все равно были моменты, когда всем в глаза бросалась его дикая ярость, вскипавшая совершенно неожиданно. До сих пор ходили рассказы о тех жестокостях, которые он учинил во время восстания в Уметре. Сразу несколько свидетелей рассказывали, как Кодель со стекающей изо рта пеной отсекал руки у трупа Кролаза, командира наемников.

Однако в его преданности общему делу никто не сомневался. Просто иногда, в такие моменты как сейчас, он казался скорее явлением природы, нежели человеком.

— Звон оружия оставит врага у нас за спиной, — произнес Бардоу. — Не забывайте, что горожане всего несколько дней назад освободились от местного могонского царька, речь идет об их гордости. В любом случае они прекрасно осведомлены, что у нас армия, так что необходимо терпение и сдержанность.

— Они требуют времени, которое уже на час сократилось! — ответил Кодель непримиримо. — Мы должны погрузиться и отплыть в Беш-Дарок как можно скорее, господин Бардоу. Мне только что сообщили, что остатки армии Ясгура вышли из города. Если не брать в расчет городскую милицию и горстку пеших солдат, Беш-Дарок практически не охраняется.

Сердце Бардоу дрогнуло.

— Какая прекрасная новость…

— Да, это было бы так, если бы ушедшая армия на повернула на юг и не шла сейчас маршем к Седжинду.

Бардоу на миг потерял способность говорить, его бурная радость сменилась совершенной опустошенностью.

— Когда вы узнали об этом?

— Час назад. Один из моих лазутчиков уже в пути. Он несет сообщение в Седжинд, чтобы предупредить Городской Совет и дать им возможность подготовиться.

— Но эта армия насчитывает тысячи солдат, — мрачно произнес Бардоу. — Они не смогут сдерживать их натиск.

Кодель печально кивнул:

— Единственная надежда — добраться до Беш-Дарока и захватить его. Больше нет ничего, что заставило бы войско Ясгура повернуть назад.

— Вы правы, время работает против нас. — Бардоу посмотрел вдаль, на темное море, и вздрогнул. — Я должен связаться с Медвином и сообщить ему о развитии событий.

Кодель оттолкнулся от дерева и вытащил из-за пояса пару длинных перчаток для верховой езды.

— Укажите ему на серьезность создавшегося положения. Упомяните также о том, что мое личное терпение истощилось. — Он коротко кивнул. — Всего хорошего.

Бардоу смотрел ему вслед, пока тот спускался по другой стороне хребта к лагерю. «Каким безрадостным он кажется, — подумал Архимаг. — И как похож на эти мрачные дни».

Отбросив в сторону все эти мысли, он присел под спиралелист, вдыхая окружающий его сладкий запах, и закрыл глаза, чтобы успокоиться. Он быстро и легко связался с Медвином, привлек к себе его внимание и передал все, что сообщил Кодель.

«События гонятся за нами по пятам, как псы за зайцем, — прокомментировал Медвин. — Они готовы рвать нас на части. Я почти ощущаю, как они торопят нас пойти против них».

— Они опасаются, что мы проиграем, — ответил Бардоу. — Мы должны убедить их в обратном.

«Скорее можно убедить реку течь вверх по склону… Мы поговорим позже, стол накрыт, это количество пищи достойно настоящих героев…»

— Как там Мазарет?

«Многоуважаемый господин Командующий являет своей грозной особой прекрасный противовес моей мягкости и любезности. К сожалению, это не так сильно действует, как хотелось бы. Не мог бы ты отложить эту твою встречу и присоединиться к нам?»

— Я должен побеседовать с нашими новыми коллегами, — пояснил Бардоу. — Они здесь по собственной инициативе, и, если я не явлюсь приветствовать их, они могут пойти своим путем. Мы не можем рисковать потерей целой группы магов.

«Понимаю».

— Я думаю, должен быть способ убедить наших неспешных хозяев, — задумчиво произнес Бардоу. — Если их нельзя убедить, то, возможно, удастся обольстить.

«Возможно…»

Медвин прервал связь, оставив Бардоу где-то между бодрствованием и Пространством. Медвин был прав. Они зажаты между необходимостью проводить в жизнь собственные планы и соответствовать планам других. Им необходим такой предмет, как Хрустальный Глаз, но с того раза, как он обнаружил Сувьель захваченной зеркальным дитя Бернака, он больше ни разу не смог ее найти. Она могла погибнуть, это было понятно, попасть в рабство к Нерек или даже хуже. Но необходимо попытаться еще раз. Он обязан выяснить правду.

Бардоу уже отдохнул и восстановил силы после той схватки в Седжинде и мог прямо сейчас создать Песнь Крыла Духа. Только он представил себе Сувьель, как Крыло тотчас потянуло его за собой в Пространство, вниз, через пустоту, еще ниже, через горные вершины и пропасти. В бесконечный сон, бесконечный, лишенный смерти и течения времени.

И Крыло не меняло направления, оно уверенно тащило его, пока они не оказались в таком месте, где стены Пространства превратились в тонкую пленку. Он разглядел сквозь них сумрачный коридор, гладкие каменные своды которого были покрыты резьбой. Знакомые сюжеты выбитых на них картин с трудом угадывались в слабом свете. На полу можно было разглядеть два тела: одно лежало, свернувшись в клубок, второе сидело, прислонясь к стене, — человек дремал, уронив голову на руки. Но как только Бардоу собрался рассмотреть подробности открывшейся перед ним картины, сидящий человек проснулся, тревожно вскинув голову, губы зашевелились, руки поднялись, рисуя в воздухе защитный знак.

— Нет, погоди!

Сувьель Хантика застыла, тревога и подозрительность не хотели уходить. Но они исчезли, когда она встала и подошла чуть ближе. Сувьель успокоилась и неуверенно улыбнулась.

— Бардоу, — прошептала она. — Я думала, что никогда больше тебя не увижу.

— Я пытался найти тебя, но ты была невидима, — пояснил он. — От тебя не было ни звука, мы подозревали самое худшее.

Она устало пожала плечами:

— Чужая сила не позволяла мне проявиться, сначала это была Нерек, а теперь мы здесь, в цитадели Слуг.

Внезапное понимание пробилось через полустертые воспоминания.

— Ты в Треваде, в одной из галерей для медитации! Ты же даже можешь увидеть Высокую Базилику с одного из балконов…

Но она отрицательно покачала головой:

— Балконов не осталось, а галереи… да, сохранилось несколько вроде этой. Остальные забиты каменными обломками, они либо открыты всем ветрам, либо стали жилищами чудовищ. — Она заметно вздрогнула. — Это простая случайность, что мы зашли по этой галерее так далеко и все еще не стали их добычей.

— А с кем ты?

Сувьель вздохнула:

— Это Нерек, порождение Бернака.

Она рассказала Бардоу, как Нерек приставила к ней огненного стража, когда они были под самыми воротами Тревады, как они встретили сначала Бабреля, старого служителя академии, а потом нашли группу детишек, двое из которых обладали такой силой, что смогли победить Нерек и вернуть ей обломки прежнего сознания. Слуги уже шли по следу детей, и Сувьель с чуть живой Нерек удалось бежать.

— Дети так боялись снова попасть в руки Слуг, — сказала Сувьель. — Бабрель рассказывал, что они не хотели говорить о том, что с ними делали, они только упоминали клетки, покрытые какими-то символами.

— Странно!.. — Бардоу постарался скрыть охватившую его тревогу. — И это все?

— Нет. Когда Нерек схватилась с мальчиками, она сказала им, что прекрасно видит, что разделяет их души, и, когда они говорили, я слышала, что там звучит еще чей-то голос. — Она устало потерла глаза. — Я никогда не слышала, чтобы кто-то делал подобное с детьми. А ты, Бардоу?

— Не знаю. Я должен вернуться в Крусивель и поискать рукописи. Но они лишь подтвердят мои ужасные догадки, я уверен.

«Сувьель не должна знать об этом, по крайней мере не сейчас».

— Если ты не в Крусивеле, то где же? — Сувьель пригляделась. — У тебя за спиной море?

— Я на гребне холма рядом с Адранотом, — ответил Бардоу и быстро рассказал обо всем, что успело произойти с момента отбытия Сувьель из Крусивеля: о восстании в Уметре, о появлении прямого потомка Кулабрика Тор-Каварилл, об осаде и захвате Седжинда, о захвате наследницы Кулабрика могонскими шаманами и о судьбоносном решении атаковать Беш-Дарок с моря.

Сувьель потрясло услышанное.

— Но как вы собираетесь выступать против Ясгура и его армии? И зачем туда идти?

— Я однажды читал в одном древнем манускрипте, посвященном военному делу, что необходимо быстро передвигаться в неожиданном для врага направлении и нападать на те укрепления, которые он не сможет защитить.

— Ну да, мы оба именно этим и занимаемся сейчас, — насмешливо произнесла она. — Хотя мой поход представляется мне менее лишенным смысла.

— В нашем тоже есть смысл… я не могу говорить об этом сейчас, но причины действительно существуют, и они настолько серьезны, что мы не смогли прийти к другому решению. — Он немного помолчал. — Если говорить о причинах, ты не объяснила, зачем тебе Нерек.

— Я подумала, что она может мне пригодиться. Кстати, использовать Крыло Духа, чтобы говорить со мной здесь, — это не слишком опасно? — Она посмотрела на него глазами полными слез. — Простите меня. Учитель, я…

— Нет, ты права. — Он уже раскаивался из-за своего легкомыслия. — Я сейчас же прекращаю разговор.

— А как Икарно? — быстро спросила она. — Он спрашивает обо мне?

— Вслух не смеет. Но с ним все в порядке.

Она кивнула, несколько успокоившись:

— Мысль о нем поддерживала меня в пути, когда становилось особенно темно. Я снова увижу его, когда вернусь с Глазом, обещаю.

— Сделай все, что сможешь, дочь моя. Наши мысли с тобой. Прощай.

И прежде чем она успела ответить, он прервал мысленную связь с ней. Все части Песни Крыла Духа распались в его голове, темный коридор исчез, его потащило обратно через океаны теней, сияющие черные небеса, пустыни и заросли колючих растений…

Он судорожно вздохнул и заморгал. На него разом навалились все запахи, звуки и картины этой ночи. Дерево за его спиной, сырая трава под ним, сладкий запах коробочек семян, темнота и легкое дыхание моря, морской дух…

Где-то рядом послышались крики, целый хор голосов и скрип повозок. На какое-то мгновение Бардоу почудилось, что на лагерь напали, но потом он узнал голос Мазарета, услышал Яррама, спешащего по дорожке, идущей по гребню холма. Бардоу окликнул его, пытаясь встать на ноги.

— Господин Бардоу, — воскликнул рыцарь, подходя ближе, — вы не заболели?

— Я ценю вашу заботу, капитан, но с моим здоровьем все в порядке. Я несколько задремал и пропустил момент. Что вызвало это оживление?

— Сворачиваем палатки. Пришло известие, что отцы Адранота дают все суда и команды и даже обещают помочь с провиантом.

Яррам казался таким же удивленным, как и Бардоу.

— Что же вызвало такие перемены?

Яррам потер подбородок:

— Точно не знаю, но ходят слухи, что маг Медвин на пиру играл на арфе и пел такую удивительную песню, что отцы города были совершенно очарованы и отбросили все сомнения. Единственное, в чем я уверен, нам только что велели снимать лагерь. А теперь прошу меня простить, но я должен спешить к моим людям.

— Конечно, конечно.

Когда Яррам с поклоном удалился, Бардоу позволил себе мрачно усмехнуться. Бард Медвин, кто бы мог подумать, что у него столько талантов?

Потом он вспомнил о магах-добровольцах, которые уже давно ждут его, и поспешил в условленное место. «Сколько же ему потребуется успокаивать, льстить и убеждать, — подумал он тоскливо. Потом засмеялся. — Может быть, мне тоже спеть им…»

ГЛАВА 25

— Кто я?

Сувьель тащила на себе Нерек, а та лишь безвольно переставляла ноги. Подавляя собственные страхи, Сувьель почти волоком провезла ее вдоль стены и усадила там.

— Прошу, скажи, кто я?..

В темноте галереи Сувьель не видела лица своей спутницы, но она знала, что это лицо движется и изменяется. Она уже несколько раз наблюдала перемены, когда две личности боролись за главенство в этом теле, и была рада, что здесь так темно.

После разговора с Бардоу прошло часа два, и с тех пор ее не покидало ощущение опасности, заставлявшее двигаться вперед, ища проход в полузаваленных галереях. Она помнила, что некоторые из этих коридоров ведут в соседние академии и институты, например в Аркаду Песен (школу истории) или Кузницу (Зал Переговоров), которые потом тоже выходят прямо в Высокую Базилику.

«Все, что я должна сделать, — пройти по этим лабиринтам и не попасться в руки Слуг или их помощников. Я не должна ничем привлечь их внимания, тихонько проскользнуть в Высокую Базилику и незаметно вынести оттуда Глаз. Ну и еще заботиться о безопасности Нерек».

Она потерла уставшие глаза. Это был безумный безнадежный план, но он был лучше, чем отсутствие какого-либо плана.

Сувьель выждала несколько минут и снова подняла Нерек. Женщина слабо протестовала, но позволила тащить себя дальше по холодным высоким коридорам, потолки которых поддерживали стройные колонны, некоторые из которых валялись сломанные и разбитые. Ясные звезды заглядывали в дыры в потолке, пробитые специально для того, чтобы освещались нарисованные на стенах огромные лица с зажмуренными в смехе глазами.

Коридор начал понижаться и закончился несколькими широкими ступенями, Сувьель поняла, что вход в Кузницу уже где-то рядом. Так далеко ни один враг не должен был забраться, здесь не было видно ничьих следов. Но Сувьель что-то чувствовала в воздухе, какую-то горечь, нечто вроде запаха нагретого камня, запаха, похожего на тот, который иногда появлялся при опытах Бардоу. Возможно, это был запах разрушенных стен или старой пыли, потревоженной их движением.

Ступени внезапно оборвались, на этом месте часть стены либо рухнула, либо была разобрана, вместо нее зияла глубокая пропасть и открывался потрясающий вид на западные земли Тревады. В ночи густые леса Ангатана казались темным плащом, простирающимся на север, и на юг, и на запад до самых Друандагских гор. Она знала, что там, в непроницаемой тьме, лежит Биррдэлинское море, а за ним — холмы Яфрена.

Ее охватила острая тоска по прошлому. Каким прекрасным все казалось при свете звезд! Она ничего не могла поделать с нахлынувшими воспоминаниями о прежних счастливых днях, о летних каникулах в Яфрене с подругами, где они исследовали старые пещеры в южных холмах, посвященные Ночному Медведю, встречались с гостеприимными кочевниками и ведьмами-лошадьми.

Сейчас толпы могонцев с их шаманами бродили по этим холмам, ведьм больше не осталось, все они были изгнаны по приказу Слуг.

— Я ненавижу это место, зачем ты привела меня сюда?

Он звука этого раздраженного голоса у Сувьель упало сердце. Победил Фолин.

— Чтобы тебя никто не обидел, — ответила она, отворачиваясь от пролома. Ее спутник стоял у противоположной стены, наклонив голову, одной рукой он держался за живот, как будто тот внезапно заболел, второй потирал лицо.

— Это тебя они обидят! — закричал он громко. — Я верен своему хозяину, который и их хозяин!

Сувьель метнулась к противоположной стене и схватила Фолин-Нерека за руку.

— Тише! — зашипела она. — Не вынуждай меня заткнуть тебе рот заклинанием!

Фолин повернул к ней голову. Звездный свет отражался в его недобрых глазах.

— Я ненавижу это место… и я ненавижу тебя!

Он резко взмахнул обеими руками, вынуждая ее отпрянуть в сторону. Падая, Сувьель постаралась развернуться и коснулась пола сначала левой рукой, а потом бедром. Она вскрикнула от боли, но тут же вскочила на ноги и увидела, как стройная фигурка сбежала по ступенькам и исчезла за поворотом.

— Проклятый дурак! — пробормотала она, мчась за ним.

Нижние ступени лестницы терялись в непроглядной тьме. Сувьель на миг остановилась, потом сделала шаг к стене и пошла, держась за нее. Эта поворачивающая лестница вела в зал с несколькими выходами, любимое место встречи студентов. До нее донесся шум, звук шагов, потом вернулась тишина. Ледяное молчание в кромешной темноте. Она заставила себя успокоиться и сосредоточиться, перестраивая зрение. Сначала не было ничего, потом Сувьель начала различать контуры, очертания колонн, скамьи и дверные проемы, которые были всего лишь сгустками тьмы во тьме.

Она заметила движение, какой-то человек нырнул в правую арку. Она как можно тише пересекла зал и последовала за ним.

Сувьель шла по коридору, который вскоре повернул туда, где было какое-то подобие освещения. На стенах и потолке сидели светлячки, от них исходил холодный сероватый свет. Света было достаточно, чтобы разглядеть коридор, и Сувьель пошла было вперед, когда до нее донесся полный ужаса крик. Фолин-Нерек выскочил из темноты, увидел Сувьель, замер и метнулся в боковой коридор. Сувьель побежала за ним.

Добежав до двух полуоткрытых створок, она поняла, что это один из входов в Кузницу, большой зал для переговоров и разбора спорных вопросов. Из-за дверей донесся еще один леденящий кровь вопль, она шагнула вперед, снова ощутив знакомый горький запах, который теперь стал сильнее.

Кузница представляла собой большой овальный зал, вокруг которого амфитеатром поднимались ряды кресел, над ними нависали балконы. Посреди зала на помосте стояли три скамьи: две друг против друга — для спорящих сторон, а третья посредине — для арбитра. Фолин скорчился у подножия одной из них и тихонько всхлипывал, глядя в темноту. При звуке шагов Сувьель он вздрогнул, оглянулся и некоторое время смотрел на нее молча. Потом поднял руку с вытянутым вперед трясущимся указательным пальцем:

— Убейте ее! Она враг… — Оглянувшись назад, на сгусток теней, он бешено замотал головой. — Нет, нет, не меня, ее! Она хочет уничтожить вас! А я хотел только помочь…

Все чувства Сувьель протестовали, но она повернула голову и посмотрела в темноту под балконом. На нее взглянули безжалостные ледяные голубые глаза, горящие на неразличимом лице; внезапный страх заставил ее отпрянуть назад, туда, где лежал Фолин. Глаза проводили ее взглядом, пронзительным, изучающим, потом раздался могильный голос:

— Маг, братья и сестры. Маг!

Восторженно-злые голоса закричали со всех сторон.

Вглядевшись в ряды кресел, Сувьель заметила множество теней, колеблющихся в темноте, на нее смотрели уже сотни глаз.

— Наш гость маг, — продолжал голос — Ну что ж, смертный, добро пожаловать. Смотри!

Размытые контуры перед ней вдруг засветились, разбрасывая в стороны зеленые, синие и пурпурные лучи. Проявились очертания толстых ног, потом стал виден торс, раза в два, нет, в три больше самого огромного быка, которого когда-либо доводилось видеть Сувьель, веером развернулся длинный хвост, захлопали чудовищные крылья. Длинная изогнутая шея потянулась к ней, широкие челюсти разомкнулись, демонстрируя двойные ряды зубов. Откуда-то из-за затылка тянулся единственный рог, загибаясь и нависая над глазами; похожие рога выходили из нижней челюсти, — правда, они выглядели похуже; их концы были обломаны и исцарапаны.

— Мы тебя знаем. Мы не забыли сладкий запах плоти магов, — заявило создание, пока остальные монстры один за другим начинали светиться в темноте. — А ты нас знаешь?

Сувьель знала. Это и были ночные охотники, самые страшные компаньоны Слуг. Говорили, что за долгие годы до нападения могонцев Слуги обследовали самые темные и глубокие норы в земле и захватили множество страшных тварей, живущих там с незапамятных времен. Потом они начали скрещивать их, пока не вывели новые породы для ведения войны.

Теперь сотни этих чудищ разглядывали Сувьель со своих мест в амфитеатре — воплощенное зло, внимательно изучающее ее. Сувьель стояла прямо в центре комнаты, теперь она видела углубление над широким входом, в котором горел темно-рубиновый свет. Языки багрового пламени вились вокруг сидящей на высоком каменном троне фигуры.

— Изображение нашего общего хозяина, альков, горящий огнем нашего благоговения перед ним.

Ночные охотники начали вставать со своих мест и подходить к ней, они уже плотными рядами окружали скорчившегося на полу Фолина и Сувьель. Другие голоса зазвучали в голове Сувьель, тяжелые и настойчивые:

«Высосем их, причиним им боль…

Я не прочь отведать гордости и страха…

Выпьем их силу…

Одна зрелая, другая молодая, но зрелая сильнее…

Разве не мы разрушили их храмы и подчинили их дух?..

Кинем их в огонь алькова…

Переломаем их кости, сожрем их мясо…»

Сувьель стояла, прижимая руку ко лбу, пока голоса продолжали бубнить. Потом ее страх перешел в злость, она подняла сжатую в кулак руку и уперлась ею в бок. Теперь она смотрела прямо на ночных охотников. Когда нет надежды на победу или спасение, единственное, что остается, — открытое неповиновение, наглое и яростное.

— Когда вы все будете разбиты, а так и будет, — начала она, — мой голос доберется к вам из Пространства, когда вы будете сломлены и погибнете, мой дух спляшет на ваших костях. — Носком башмака она чертила линию в пыли, двигаясь назад, пока не оказалась рядом с Фолином. — А теперь хватит болтать, раз уж вы собрались уничтожить меня.

Первое создание усмехнулось, и его голос снова зазвучал в ее голове:

«Мое прозвище Аворст. Готовься к смерти».

Когда Аворст откинул назад длинную шею, Сувьель выпустила наружу Песнь Ритма, которую она готовила где-то под верхним слоем своего сознания. Ночной охотник издал кашляющий звук, его голова качнулась вперед, из обломленных рогов под челюстью вырвались две струи пламени.

Сувьель видела, как они ударились о созданный ею щит. Яростное пламя лизало барьер и билось в него, отдельные языки выползали вперед, надеясь добраться до жертвы, но барьер держался. Сувьель чувствовала жар на коже, по лицу и шее тек пот, губы пересохли.

Когда первая злобная атака окончилась, Аворст некоторое время внимательно разглядывал травницу, потом предпринял вторую попытку, затем третью и четвертую. После каждого раза монстр останавливался, чтобы посмотреть на результат. После четвертой атаки Сувьель держалась на ногах только одной силой воли. Фолин скорчился возле нее, крепко прижав ладони к глазам. «Я решила, заклинания хватит, чтобы нас спасти, — подумала она. — К сожалению, я ошиблась…»

Тут Аворст махнул другим ночным охотникам, окружавшим их. Трое из них вытянули шеи в сторону Сувьель и тоже изрыгнули пламя. Когда оно столкнулось с барьером, Сувьель ясно ощутила, что ее последние силы на исходе, Песнь Ритма распалась. Ее ноги подкосились, она рухнула на колени и услышала у себя в голове грубый голос: «Ты не можешь сопротивляться вечно».

Аворст подошел ближе, Сувьель беспомощно смотрела, как он поднимает чудовищную лапу, готовясь опустить ее на остатки барьера. Послышалось слабое жужжание, Сувьель увидела боль и ярость, отразившиеся в глазах монстра, когда его лапа коснулась остатков заклинания. Барьер поблек, в лапу чудовища впились тысячи крошечных осколков заклинания, тысячи острых кусочков. Жужжание стало настойчивее, Аворст сопротивлялся, из множества мелких порезов на лапе текла кровь. Сувьель видела, как эта непомерная конечность дрожит, приближаясь к ее лицу…

— Хватит! — вскричала она.

Языки пламени угасли, Сувьель ощутила, как Песнь Ритма просто кончилась. Аворст убрал лапу, к Сувьель приближался человек в темно-синем плаще, опирающийся на простой длинный посох. Среднего роста и комплекции, с седыми волосами, чисто выбритый, но с молочно-белыми глазами Слуги. Когда он шел, Сувьель ощутила что-то знакомое и оттого особенно пугающее, потом его глаза поднялись на нее, и весь ужас узнавания обрушился разом. Это был брат Икарно, Койрег Мазарет.

Слуга Койрег и ночной охотник Аворст смотрели друг на друга, и Сувьель догадалась, что между ними идет безмолвный спор. Аворст даже захлопал крыльями и издал низкий злобный свист, но Койрег протянул руку, горящую изумрудным огнем, и чудище смешалось, опустило крылья и умолкло. Койрег перевел взгляд на Сувьель, но, прежде чем он успел заговорить, Фолин вскочил и бросился к его ногам. Койрег пришел не один, несколько стражников, в кожаных шлемах-масках, выступили вперед, обнажив мечи, но он жестом остановил их.

Фолин открыл рот, чтобы заговорить, но Койрег схватил его за подбородок и принялся вертеть его голову в разные стороны, внимательно разглядывая.

— Плохая подделка, — заявил он наконец, толкая Фолина ногой в грудь. Короткое резкое движение рукой, и стражники потащили прочь распростертое тело. Когда протесты и мольбы Фолина стихли, Койрег с улыбкой повернулся к Сувьель и посмотрел ей в лицо. — Маг, — задумчиво произнес он. — Низшая Сила, но использована умело.

— Койрег, что с тобой произошло? — спросила Сувьель.

Слуга на какой-то миг удивился:

— А, ты узнаешь внешнюю оболочку! Теперь это я, возрожденный я, живущий я! — Белые глаза засверкали, уставясь на нее. — Ты тоже дашь нам немало, будешь служить, как служим мы.

— Никогда! — ответила Сувьель, внезапно ощутив себя очень усталой и старой. — Я никогда не стану одной из вас.

Койрег коротко хохотнул, стражники взяли ее за руки, которые Койрег надежно связал, шепча:

— Твоя плоть — наш сосуд, твоя душа — наша глина.

Когда ее потащили в темноту по направлению к Высокой Базилике, Сувьель слышала, как Слуга продолжал кричать, повторяя: «Возрожденный я, живущий я!»

ГЛАВА 26

Ожидание наконец-то закончилось.

— Люди Яррама выстроены у Прибрежных Казарм, господин Командующий, — доложил одетый в черное гонец, появившийся в дверном проеме. — Через несколько минут его лазутчики начнут снимать часовых.

В небольшой, заполненной народом комнате произошло вдруг какое-то движение, все чего-то ждали. В свете закрытых абажурами ламп, стоявших на полу, лица людей казались напряженными или, наоборот, нарочито спокойными, на некоторых была написана ненависть, хотя их обладатели всего лишь натягивали перчатки, или закрепляли на поясе мечи, или просто завязывали шлемы.

— Прекрасно, — произнес Мазарет, поворачиваясь к двум мужчинам в одеждах чернорабочих. — Вы и ваши люди знают, что им поручено?

— Разумеется, — ответил один из них. Подтянутость этих людей и исходящая от них угроза несколько не вязались с их благодушным видом. Это были лучшие шпионы Коделя, они поселились в Беш-Дароке больше года назад и неустанно следили за врагом, замечая все его слабости и достоинства в ожидании сегодняшнего дня.

— Будьте быстры и безжалостны, — продолжал Мазарет. — Никто из них не должен успеть поднять тревогу.

Оба сдержанно кивнули, подошли к двери и выскользнули в ночь. Когда они исчезли, Мазарет отдал последние приказы своим офицерам и Цебрулю, лейтенанту-знаменосцу, который должен был возглавить наступление на Железные Казармы. Все они пошли по коридору, ведущему к задней двери, в комнате остались только Мазарет, его помощник и Медзин.

Командующий посмотрел на мага:

— Что творится во дворце? Ты узнал что-нибудь еще?

Медвин вздохнул, поскреб седую бороду, сегодня наконец подстриженную и причесанную.

— Сложно… быть уверенным в чем-то, когда ты всего лишь скромный наблюдатель, особенно когда в дело вовлечены такие огромные силы. Но обряды продолжаются, в этом я уверен.

— Понимаю, — кивнул Мазарет. — Наши войска скоро будут здесь. Давай подождем на улице. — Потом обернулся к помощнику. — Погаси лампу и унеси ее.

Снаружи было прохладно и свежо. Передняя дверь сыромытни, из которой они вышли, выходила на задворки склада, перед ними лежал темный пустынный переулок. Это место выбрали не случайно: складом давно не пользовались, вокруг почти никто не жил, а переулок представлял собой грязную клоаку, ведущую напрямую (на этом особенно настаивал Мазарет) к Императорским Казармам.

Замерзший и напряженный, Мазарет думал о великом городе Беш-Дароке и его десятках тысяч жителей, которые спали, ни о чем не догадываясь. Много раз за прошедшие годы он представлял свое возвращение сюда с победой, в зените славы, радостно и открыто. И вот он здесь, прячется в густой тени в ожидании непонятной битвы неизвестно за что. Одетые в черное люди будут красться по задворкам или прыгать с балконов, чтобы схватить часовых, до того как те сумеют произнести хотя бы звук, потом в них будут вонзаться ножи, их шеи обхватят грубые веревки. Тишина и внезапность были необходимы. Как сообщали лазутчики Коделя, силы врага в городе, включая часовых, превосходили войско Мазарета в два раза. Но они были рассредоточены по трем большим казармам и нескольким заставам. Если действовать быстро и без потерь, тогда у города будет шанс.

«Но если мы не воспользуемся преимуществами от внезапного нападения, тогда люди могут пойти против нас, — подумал он. — И если Бардоу с Коделем не смогут остановить поток этой проклятой магии, наши часы сочтены. По крайней мере, у Таврика и его отряда есть Оружейник, и, если Яррам последует моему совету, с ними все будет хорошо…»

Он печально засмеялся, и Медвин бросил на него удивленный взгляд.

— Все в порядке, старина. Я вдруг понял, что все мы рискуем уже самим пребыванием здесь, но все мы притворяемся, что есть разные степени опасности.

— Не очень-то утешительное наблюдение, — заметил маг.

— Увы, других и быть не может.

Медвин собирался ответить, но тут он увидел что-то у Мазарета за спиной и сказал:

— Они уже здесь.

Они шагали по темному переулку, все с круглыми щитами, металлические доспехи и оружие спрятаны под плащами, каждый шаг несет угрозу. Мазарет одобрительно покивал, потом пошел навстречу офицеру, ведущему отряд.

— Кално, прибавьте шаг и следуйте за мной. — С этими словами он двинулся в сторону Императорских Казарм, за ним последовало слаженное шуршание замотанных в тряпки подошв и шорох плащей — река воинов потекла по переулку.

Императорские Казармы представляли собой строгое трехэтажное здание, построенное два столетия назад во времена правления Императора Маврина. Единственный ряд окон темнел под самой крышей, перед главным входом располагался огороженный невысокими колоннами плац. Огромные двустворчатые двери и висящие рядом с ними длинные темные знамена освещала пара факелов. Когда они подошли поближе, Мазарет заметил троих людей в плащах с капюшонами, отходящих от двух безжизненных тел, распростертых перед входом. Двое подошли к дверям, неся связку ключей, а третий направился к Мазарету, который уже приказывал своему воинству остановиться.

— Все в порядке, — сообщил лазутчик. — Часовые с крыш сняты. Остались только те, что у черного входа, ваши люди должны быть там, чтобы сразу же ворваться в караульное помещение.

— Да, так и будет. — Мазарет кивнул одному из своих офицеров. Мгновение спустя около полусотни солдат, в основном рыцари Ордена, уже обходили здание и торопливым шагом двигались к черному входу в казармы. Оставшиеся две сотни Мазарет провел через плац к дверям, распахнутым лазутчиками.

Войдя, они оказались в передней, освещенной только двумя лампами на стенах. Двигаясь дальше, все приготовили мечи и щиты. Отряд перестроился, разойдясь налево и направо к двум дверям, минуту спустя эти двери распахнулись, из них выскочили вооруженные солдаты и бросились на пришельцев. Зазвенел металл, раздались крики — битва началась.

Мазарет невольно выругался, осознав, что их ждали, по спине прошел холодок. Он тут же оценил опытным глазом количество солдат и понял, что тех не больше шестидесяти и еще дюжина в заднем помещении. Это не засада, а простое нападение. Он, рыча, отдавал приказы и, уверенно ведя за собой почти не пострадавший отряд, начал теснить врага к задней двери.

К Мазарету подскочил вражеский солдат, размахивающий топором с крючьями. Командующий увернулся, взмахнул мечом и изо всех сил рубанул нападающего по ногам, под коленями. Потом его самого ударили в плечо, чья-то рука с зажатым в ней кинжалом рвалась к его груди. Мазарет ухватил человека за запястье, вывернул его, и они вместе с нападавшим упали на пол. Выражение ужаса на лице солдата сменилось гримасой агонии, когда Мазарет всадил ему в грудь его собственный кинжал. Тот закричал, но Мазарет отшвырнул его в сторону и вскочил на ноги, подбирая упавший меч. Он мрачно усмехнулся, заметив, как сократилось количество врагов.

— За мной! — завопил он, распахивая дверь, ведущую в глубь здания.

Широкий коридор вел прямо в караулку в задней части казармы. В коридоре было пусто, и, пока они бежали вперед, худшие опасения Мазарета снова ожили.

По заднему двору были разбросаны убитые и раненые, некоторые еще шевелились, большинство лежали неподвижно, но все вокруг было залито кровью. Несколько рыцарей возились с ранеными, кто-то из отряда Мазарета поспешил им на помощь. Мазарет нашел сержанта, невзирая на то что глубокая рана на его плече болела и кровоточила. Несколько вопросов и ответов подтвердили подозрения Мазарета. Более ста пятидесяти человек Ясгура вышли из задних ворот, когда рыцари еще только подходили.

— Они не стали нападать, просто прошли через нас, — сказал сержант. — Прошли и ушли.

— Куда они направились?

— К реке.

Мазарет кивнул. В Церковный Форт. «Это ровно то самое, что должен был сделать я», — подумал он, направляясь к своим офицерам.

Схватка внутри казармы завершилась, на полу сидела кучка пленников. Мазарет холодно разглядывал их, отдавая приказы об охране здания и размещении в нем раненых. Тем временем прибежал гонец: атака Яррама на Прибрежные Казармы прошла успешно, без всяких случайностей, захвачено почти триста пленных. А вот в Железный Казармах некоторые из людей Ясгура забаррикадировались внутри, и после яростных атак отряд Мазарета недосчитался двадцати человек, среди которых был и Цебруль.

Когда Мазарет спросил Медвина, как обстоят дела во дворце, оказалось, что там тоже все идет не лучшим образом.

— Бардоу с Коделем и его отрядом никак не могут найти внутренние покои, — пояснил он, вытирая руки обрывком занавески. Он возился с ранеными, и его обычно безупречный плащ был заляпан кровью. — Дворцовые стражники продолжают оказывать сопротивление, несмотря на силы Бардоу и сопровождающих его магов. У них, как оказалось, есть и магическая защита.

— А что с ритуалом? Он завершен?

Медвин устало улыбнулся:

— Если бы это произошло, среди нас не осталось бы ни одного, кто мог бы задать этот вопрос. Нет, он продолжается. Помнишь Зал Переговоров?

— Помню.

— Это там, это место охвачено настоящей паутиной заклинаний, каждое из которых сильнее предыдущего, и я не в силах пока что понять, что именно они защищают…

Из караулки вбежал солдат и отдал честь Мазарету:

— Господин Командующий, мосты горят!

Мазарет некоторое время смотрел на него неподвижным взглядом, потом взял его за плечо:

— Покажи мне.

Со ступеней у черного входа Мазарет оглядел всю темную громаду Беш-Дарока. Многие дома в южной части города были выстроены на холмах и прочих возвышениях, он видел, как ряды крыш, башен и куполов уходят к реке Олодар. Линия извивающихся огней факелов и масляных ламп обозначала путь реки, текущей через город, теперь к их сиянию добавился и огонь двух полыхающих мостов. Искры взлетали вверх, ветер гнал облака дыма на восток, к побережью. Пока они стояли и смотрели, третий мост вспыхнул в нескольких местах и тут же загорелся, — Мазарет понял, что люди Ясгура используют масло. Появился еще один лазутчик Коделя, он тяжело дышал.

— Командующий Мазарет? — спросил он, вглядываясь в лица.

— Это я.

Лазутчик подошел ближе, поклонился, потом негромко заговорил:

— Господин, у меня плохие новости.

Мазарет глубоко вдохнул, успокаивая себя, потом произнес:

— Продолжай.

— Командующий Яррам с прискорбием сообщает, что лорд Таврик и его товарищи попали в засаду на северном берегу. По Мосту Копий и по Мосту Королевы пройти нельзя, не хватает людей, которых можно было бы отправить через восточные мосты…

Мазарет подавил в себе охватившие его разом гнев и страх:

— Он хочет узнать, не пошлю ли я кого-нибудь из своих людей, так? — Он пододвинулся к лазутчику. — Я полагаю, что через несколько минут ни одним из мостов нельзя будет воспользоваться. Я хочу, чтобы ты и твои люди нашли другой способ переправиться через Олодар. Лорда Таврика необходимо найти и доставить сюда целым и невредимым, другого решения нет.

Лазутчик некоторое время выдерживал его взгляд, потом судорожно вздохнул, отвел глаза и кивнул:

— Как вы прикажете, господин. Мы вернем наследника.

— Я уверен в этом! — ответил Мазарет, вкладывая в свои слова как можно больше доверия. — Все мы сыны Матери-Земли; пока мы сражаемся за нее, она поддерживает нас.

Люди во дворе вдруг ободряюще закричали, повторяя имя Таврика, но Мазарет продолжал смотреть на лазутчика:

— Теперь ступай.

Лазутчик исчез, а Мазарет вернулся обратно в казарму, устало моргая. «Ради Матери, какие еще беды поджидают тебя, мальчик?»

Таврик поспешно прижал к носу мокрую тряпку — ветер нес новые клубы дыма к их убежищу на крыше. Когда лазутчик привел их сюда, после того как загорелся Мост Королевы, это место показалось надежным пристанищем: небольшой закуток, закрытый с трех сторон крышами, а с четвертой — ограниченный рекой. Теперь оно походило на западню. У всех ручьями текли слезы от разъедающего глаза дыма, волосы и одежду покрывал слой пепла, а открытые участки кожи были в багровых пятнах от осевших там искр.

— Сколько он еще там пробудет? — пробормотал Таврик, когда облако дыма проплыло.

Оружейник осуждающе посмотрел на него покрасневшими глазами:

— Столько, сколько необходимо, так что говори тише.

Таврик пожал плечами и повернул голову, уставясь на южный берег. На улицах кое-где горели фонари, но они освещали только зажиточные районы на холмах. После захода солнца непроглядная тьма опускалась на мастерские и дома бедноты, ее нарушали только огни в пивных или зарева продолжающих работать и ночью кузниц. Дворец противостоял всему городу. Это было средоточие огней, на всех четырех стенах полыхали факелы, огни светились в каждом окне Высокого Шпиля. Когда-то там обитали Катримантинские Императоры, теперь он превратился в логово Ясгура и его приспешников. Ночью дворец казался огромным кораблем, идущим навстречу темной-претемной волне.

— Огонь с одного из мостов пошел дальше, — произнес Эйгил.

Знаменосец лежал, растянувшись во весь рост, на одном из скатов крыши и смотрел на север, на горы. Не обращая внимания на хмурое лицо Оружейника, Таврик шагнул через конек крыши и подобрался к Эйгилу. Тот подождал, пока он усядется рядом, а потом молча показал рукой.

Это был северный мост, Мост Копий. Дома на берегу реки рядом с ним занялись огнем. При яростном свете пламени Таврик видел толпы людей, пытающихся как-то подавить пламя, передающих по цепочке ведра с водой. Таврик всем сердцем рвался к ним. «Это те люди, которым я принес зло и боль. Пока что мы доставили им только страдания…»

Над ними проплыла еще одна громадная завеса дыма, заслонившая все. Эйгил закашлялся, Таврик вторил ему, когда его вдруг кто-то окликнул. Обернувшись, он увидел сквозь дым Оружейника, который звал его, маша рукой:

— Лазутчик вернулся… нам пора уходить.

Словно гора упала с плеч Таврика, он старался не спешить, помогая Эйгилу спускаться по крыше к люку. Несколько человек уже спустились, оставались только они. Наконец все семнадцать собрались на чердаке, кашляя и бормоча проклятия. Оружейник повернулся к лазутчику, низенькому тощему человеку, на губах которого вечно играла саркастическая улыбка:

— Как вернуться обратно на юг? Хоть один мост уцелел?

— Нет… я смотрел лодки, на этом берегу не осталось ни одной целой.

— Можно вплавь, — предложил Таврик. Оружейник помотал головой, а лазутчик хихикнул: — Не сезон, парень. В воде полно ядовитых червей, течение быстрое, вода глубокая. Этой ночью реку не перейти.

Лицо Оружейника потемнело, он опустил на плечо лазутчика тяжелую руку в латной перчатке.

— Кончай эти игры, ответь, как нам попасть обратно! — прорычал он, потом добавил: — И скажи, как тебя зовут.

Лазутчик ответил ему ледяным взглядом, Таврик ожидал какой-нибудь колкости, но тот вдруг улыбнулся:

— Я известен под именем Рачо, о Безымянный, а единственный выход отсюда — через Черный Шлюз.

К изумлению Таврика, Оружейник захохотал:

— Я расскажу о тебе Коделю, коротышка. Ты мастер говорить гадости.

— Что такое Черный Шлюз? — спросил Таврик.

— Главная канализационная труба в северной части города, — объяснил Рачо, изо всех сил стараясь сдержать усмешку. — Она ведет в Эшел, приток Олодара, а потом выходит на побережье.

— Значит, мы пойдем к морю вместе с дерьмом и всем остальным, — подытожил Оружейник.

Все стали возмущаться вполголоса, но Оружейник сурово посмотрел на них сверху вниз:

— Нечего жаловаться. Думаю, я добавлю это в нашу программу тренировок, когда мы выберемся отсюда. — Он повернулся к лазутчику. — Ты точно уверен? Я не хочу обнаружить потом, что был другой путь, проще и короче.

— Клянусь могилой отца. Шлюз — единственный надежный ход наружу. Наши люди дадут всем вам специальные непромокаемые плащи.

— Прекрасно, тогда идем. Ты поведешь.

Рачо улыбнулся и нагнулся, чтобы открыть люк в полу чердака.

Они оказались в добротном городском доме, все двери были заперты, окна забраны ставнями изнутри и снаружи. У маленького лазутчика оказался с собой ключ от задней двери, которая бесшумно повернулась на прекрасно смазанных петлях. Они вышли в маленький, ограниченный высокими стенами дворик под нацеленные на них луки троих в капюшонах. Оружейник в мгновение ока выхватил кинжал, но не стал ничего делать, увидев, как опускаются луки.

— Свои, — успокаивающе произнес лазутчик, потом посмотрел на Таврика и закатил глаза в комическом отчаянии. Таврик подавил желание засмеяться вслух.

— Прекрасно. — Оружейник убрал кинжал в ножны. — Мы пойдем все вместе, впереди пойду я и эти двое. — Он указал на людей с луками, потом ткнул пальцем в третьего. — А вот этот и наш добрый Рачо будут замыкать отряд.

Все трое посмотрели на Рачо, который коротко кивнул. Оружейник заметил это, задумчиво нахмурился и перевел взгляд на Таврика:

— Где ты пойдешь?

— Где… в конце. Эйгилу все еще нужна помощь.

— Как хочешь.

Таврик понаблюдал за тем, как Оружейник выводит отряд со двора. Обычно тот не спрашивал у него, где он хочет идти. Почему же теперь спросил? Уж не потому, что у него обнаружился талант к ведению людей за собой, возможно, это Кодель…

— Интересный тип! — произнес Рачо. — Вот уж не ожидал застать его здесь.

— Ты его знаешь? — спросил Таврик, помогая Эйгилу выйти со двора и шагая вместе с ним по задымленному переулку вслед за отрядом.

Лазутчик некоторое время молчал, прислушиваясь к шуму города: крикам, стонам, звукам бегущих шагов. Потом он наконец заговорил:

— Последний раз я видел его пятнадцать лет назад. Наша деревня присягала на верность одному лорду из клана Айронкилов. Ваш друг был кузнецом Айронкила и его магом. Он часто бродил по холмам вокруг деревни в поисках руды.

— И где это было?

— На Туманных островах, к востоку от Затонувшего Королевства Лелоранделаса. — Тень от его капюшона не скрывала его грустной улыбки. — За Бурным морем.

— Так ты из Кеременкула? — удивился Таврик.

— Вы называете это так.

Таврик понизил голос:

— Так… как же его зовут?

Рачо захихикал:

— Это я сохраню при себе. Вряд ли он поблагодарит меня за болтливость… — Он остановился и посмотрел за спину Таврика. — Боги, неужели сгорит весь город?

Таврик оглянулся в ту же сторону и едва не закричал. Просвет между двумя домами позволял рассмотреть часть реки и улицы, ведущие к дворцу. Крошечные фигурки карабкались по стенам дворца, а из верхних окон самого Высокого Шпиля валили клубы густого черного дыма. Таврик смотрел, и вдруг откуда-то начал пробиваться звук, хриплый нечеловеческий вопль, несущийся со стороны дворца. Он начался единым предсмертным стоном, потом перешел в лязганье тысячи мечей и завершился чудовищным треском, эхо которого разнеслось по всему городу. И в тот же миг из окон Высокого Шпиля повалило пламя. Здание на миг скрыл огонь и снопы искр, потом часть стены рухнула, осев горой разбитых камней на зубчатой стене внизу.

Таврик смотрел, пораженный. Прежде чем он ушел с людьми Яррама, Бардоу сообщил ему, что Алель держат в башне и что он с Коделем отправится туда, чтобы освободить ее.

— Быстрее! — Рачо схватил его за руку. — Нам надо торопиться!

«Алель! — думал Таврик, едва поспевая за лазутчиком. — Во имя Матери, останься жива!»

Незадолго до того как Таврик со своими товарищами покинул задымленное укрытие, Алель стояла на затекших ногах у трона в Зале Переговоров и пыталась сдержать поток магии.

Зал представлял собой большую овальную комнату с высокими стенами, на которых были развешаны гобелены, являющие разные города и области несуществующей больше Империи. На массивных гранитных колоннах виднелись крюки для каких-то предметов, которые когда-то висели на них. Пол на возвышении перед троном был, можно сказать, подробной картой всего континента Толувераз, выложенной из полудрагоценных камней и кусочков цветного мрамора.

Когда-то, Алель была уверена в этом, он был отполирован и блестел, теперь его покрывал толстый слой грязи. От трона расходилось несколько канавок, некоторые из них извивались, образуя какой-то узор, а другие расходились пятью прямыми лучами, проходя через них. Все эти желобки были заполнены зеленым светом, на концах пяти лучей стояло по медному сосуду. Такие сосуды были здесь повсюду, все они светились зеленым и издавали негромкий звон.

Алель стояла у лестницы, ведущей на возвышение к трону, в небольшом круге, от которого начинали свой бег все канавки. Рядом с ней находилась небольшая колонна-алтарь, на которой сверху лежали простой загнутый кинжал и странный, похожий на яйцо предмет, сделанный из чего-то напоминающего серо-коричневое дерево. Сначала ее пугал кинжал, но теперь дикий темный ужас в нее вселял именно этот предмет.

За ней, держа концы веревок, обхватывающих ее горло и руки, стоял человек по имени Дов Коррен, который схватил ее у северных ворот Уметры и увез из Седжинда. Алель ненавидела его даже больше, чем Слуг и могонских шаманов, ведь он долго вынашивал свое предательство под маской дружелюбия. И это предательство должно было быть щедро оплачено. Он не раз на пути сюда хвастливо рассказывал, какая часть королевства станет его собственностью, когда Повелитель Сумерек ступит на землю. Алель считала, что он просто самодовольный идиот.

С другой стороны зала подошел слуга в желтой рубахе и что-то зашептал Дов Коррену. Коррен откашлялся, потом заговорил:

— Брат Галред, повстанцы захватили Императорские и Прибрежные Казармы, Железные же пока держатся. Те, кто пробивается во дворец, сейчас в передних комнатах этажом ниже, там их и остановили. Однако капитан стражи просит подкрепления.

В глубине комнаты стояли двое Слуг, они внимательно разглядывали узоры пола. Тот, что был старше, с седыми, зачесанными назад, на военный манер, волосами, оторвался от созерцания сосудов, его тут же сменил второй Слуга, помоложе. Алель отвернулась, чтобы не видеть омерзительных белых глаз.

— Мне плевать! — ответил Слуга высоким грубым голосом. — Даже если бы этот Бардоу и шайка его подзаборных магов были у самых дверей, я расправился бы с ними одним движением и даже не вспотел. И не зови меня братом, ты не Ночной Брат и у тебя нет ни одного из пяти знаков. Называй меня впредь только «ваша светлость». Все ясно?

Алель услышала, как Коррен сглотнул, прежде чем ответить, но в его голосе не прозвучало ни гнева, ни страха.

— Да, ваша светлость.

— Великолепно. На таком повиновении и растут Империи. — Слуга Галред повернулся к своему помощнику. — Брат Мираз, мы готовы к Враолих Дору?

Мираз, темноволосый молодой человек с мертвым лицом, поклонился:

— Последний из связанных сосудов готов, и пять зевов установлены должным образом.

Галред довольно кивнул:

— Наши братья с Великими Повелителями Теней, а Переплетение Душ ожидает смерть. — Он посмотрел на Алель, и на этот раз она не смогла отвернуться. — Когда-то Повелитель Сумерек был единственным правителем, пока его не предали его вассалы. Скоро он восстановит свою власть, и все, что противится ему, будет отброшено прочь. Мираз, тебя ждут твои обязанности.

Молодой Слуга с ничего не выражающим лицом осторожно пробрался между сосудами, приподнимая одежды, чтобы не коснуться ни одного из них. Он встал на колени в нескольких шагах от Алель, отвернулся, качнулся вперед и упал на руки. Алель не заметила ни ножа, ни усилия, которым можно было бы загнать его в тело, но по канавкам вдруг полилась темная красная жидкость, а Мираз так и застыл на коленях.

Это была кровь. Алель с ужасом наблюдала, как она заливает все желобки, кроме того единственного круга, в котором стояла она сама.

Тут Галред, который бродил между канавками, встал в круг рядом с ней. Она невольно отшатнулась.

— Страх — это хорошо, дитя. Но оковы надежнее.

Она знала, что он имеет в виду. Когда они приехали в Беш-Дарок, он сделал для нее невидимого стража, который давил на ее руки, ноги и голову, как только она пыталась обратиться к Низшей Силе.

— Пора, — произнес Галред. — Коррен, здесь будет очень жарко, ты можешь укрыться в одной из боковых галерей. А можешь остаться и смотреть.

— Я останусь, ваша светлость.

— Как угодно. — Он снова уставился на узор из канавок, потом поднял паучью руку и начал произносить дико звучащие слова странным, глубоким голосом, похожим на рык животного. От наполненных кровью желобков поднялись радужные завесы, сияющий движущийся лабиринт с длинными острыми лучами в тех местах, где стояли сосуды. — Дай руку, дитя.

В его словах была такая сила, что она не могла сопротивляться. Пальцы у Галреда оказались костлявыми, сухими и горячими, он обхватил ее запястье, сдвинув веревку вверх к локтю. Прежде чем она успела отреагировать, он впихнул ей в руку что-то острое.

— Не бойся, — сказал он. — Больно не будет.

По ее руке растекалось что-то, от чего она перестала чувствовать что-либо, даже хватку Галреда, а не только его горячие пальцы, вообще ничего. Галред поднес ее руку к деревянному яйцу, говоря:

— Возьми Семя. Ты можешь пользоваться этой рукой.

Она сделала так, как было приказано, он взял в руку кинжал. Звон от связанных сосудов стал громче, а ее страх превратился в растущую тьму, которая становилась вес темнее и темнее.

— Дух Матери! — воззвал Галред. — Войди! Смирись перед Духом Мира, Повелителем Сумерек. Я повелеваю тебе пролитой кровью и твоим последним прибежищем!

Яркое сияние поднялось у Галреда над головой, пустые белые глаза устремились на ее пальцы, сжимающие то, что он назвал Семенем.

На одном из концов лабиринта канавок медный сосуд вспыхнул, завалился набок, и яркое пламя погасло. Сияющая завеса в этом месте дернулась, в волшебном звоне появилась какая-то печальная нота. Галред опустил кинжал и злобно посмотрел на лабиринт.

— Коррен! — позвал он голосом, полным холодной ярости. — Обойди кругом и поставь сосуд на место.

Алель ощутила, как веревки вокруг ее шеи и рук безвольно повисли, высокий тощий человек поспешил к сосуду. Он присел на корточки и протянул руку через сияющую завесу…

Вспыхнуло яркое красное пламя, и Дов Коррен отскочил назад, рука его была в огне. Он ударил ею по гобелену на стене, тот загорелся, а Дов Коррен упал на пол, колотя по нему обожженной рукой.

Галред выругался, подлез под завесу и побежал в обход к упавшему сосуду. Но не успел он даже дойти до него, как начали падать остальные сосуды. Он яростно рычал, а радужная завеса становилась все выше и ярче.

— Кто ты? — заорал он, оглядываясь по сторонам, заглядывая в открытые двери и пустынные боковые галереи. — Выходи, трусливый пес, покажись!

Огонь с гобелена перекинулся на соседний ковер, столб серого дыма стал толще. Алель видела, как огонь пожирает все вокруг, но там, где она стояла, воздух оставался свежим и прохладным. Зал заполнил ужасающий звук, похожий на звон тысячи мечей, но Алель смогла поднять только одну руку, чтобы закрыться от него. Вторая рука намертво приросла к Семени.

Галред словно потерял всякую ориентацию, он метался по галереям, его волосы опалило, одежды дымились, когда он касался завесы, но, казалось, он ничего не замечал. И через некоторое время рванулся обратно к Алель, держа перед собой кинжал. На его лице ясно читалась жажда убийства. Он прокричал что-то непонятное и пошел на нее.

Его прервало нечто невидимое, оно схватило его и закружило так, что захлопали полы одежд, а потом швырнуло в лабиринт. Алель видела, как он раскрыл рот, чтобы закричать, но закричала она сама — его раздирало на куски, конечность за конечностью, кость за костью. Из кусков вверх било пламя, крови не было, разорванная плоть исчезала в завесе, словно унесенная бурным потоком.

Завеса начала дрожать и вспыхивать, словно раздуваемая невидимым ветром. Языки света потянулись к пяти отдельным сосудам, которые черными дырами зияли на полу. Длинные змеи черного дыма выползли из них, Алель чувствовала, что они подбираются к ее телу и разуму, как и шум, жуткое металлическое звяканье, которое достигло теперь высшей точки.

«Закрой глаза…»

Голос зазвучал в ее голове, усилив ее страх и смятение.

«А теперь закрой глаза, мое последнее сокровище…»

Она закрыла глаза, и мир раскололся одним слепящим и оглушающим треском, который длился, длился и длился…

Когда чудовищный звук замолк, когда до ее ноздрей донесся запах гари, когда она поняла, что лежит скорчившись на полу, сжимая в руке что-то шершавое и тяжелое, Алель открыла глаза.

Почерневший, закопченный пол и стены, все еще горящие кое-где огни, куски разбитой колонны, оплавившиеся и раскрошившиеся, и гигантская дыра в стене, через которую были видны звезды и облака. Сквозь дыру задувал ветерок, шевеливший лежащую на полу золу.

Она понятия не имела, что этот тип все еще здесь, пока он не выхватил Семя из ее ослабевшей руки.

— Обряд совершится… — Его скрипучий голос мучил ее. — Я еще получу мое королевство…

Не обращая внимания на ее мольбы, он схватил ее за руку и потащил по грязному полу в галерею. Послышались удары в дверь. На полпути к галерее он упал, вскрикнув от боли, и, прежде чем снова схватил ее, дверь разлетелась в щепы под радостные крики множества людей. Отчаянно вскрикнув, он вскочил на ноги и метнулся в темноту галереи.

Через миг дружеские руки помогли ей сесть, подали воды. Кодель опустился на колени рядом с ней и осторожно вытер ее лицо мокрой тряпкой.

— Ищите Семя, — произнес кто-то. — Оно должно быть здесь.

Алель смущенно покачала головой.

— Я потеряла его, — произнесла она виновато. — Он схватил его, а я не смогла его остановить.

— Кого? — спросил Кодель.

— Дов Коррена, — ответила она и разрыдалась.

ГЛАВА 27

Когда раскаленный, обжигающий ветер остыл и унесся прочь, когда призрачные очертания Зала Переговоров, засыпанного золой и закопченного, наконец растаяли, на освещенной факелами поляне остались стоять пять человек.

Бернак прерывисто вздохнул, стараясь ничем не выдать сбою радость. Это все еще был он, все еще живой. Его собственная сила утекла, чтобы слиться с другими в Переплетении Душ, он увидел это на заднем плане открывшейся ему картины. Еще там было чистое искреннее самопожертвование Слуги Галреда и аура Низшей Силы, окружавшая и защищавшая девушку. И Семя Матери, не вместилище, а скорее канал из Королевства Матери в реальный мир.

Бернак ощутил скрытые в Семени возможности, его невероятную, сметающую все силу, к овладению которой они почти совсем приблизились. Но гора не рухнула, вихрь не прорвался, а его душа осталась с ним. И в глубине души он был счастлив.

«Не так уж и глубоко, чтобы я не знал, насколько ты слаб», — заявила тень внутри его.

На миг перед Бернаком возникло видение налитого кровью глаза, и он заскрипел зубами. Его незваный компаньон все время «радовал» его подобными зрелищами, кусками ночных кошмаров, которые всплывали из глубин сознания в самый неподходящий момент.

«Я попирую на твоих старых костях, — подумал он. — Придет день, и я освобожусь от тебя, клянусь… В тот день я попирую на твоих костях».

Мысленным взором Бернак увидел кровавый оскал…

— Это действительно лучшее, что ты смог найти для нас?

Перед Истрегулом стоял призрачный силуэт Сокрытого. Бородатое лицо Истрегула дышало злобой.

— Ты, разумеется, сделал бы лучше.

— Думаю, да. Я, по крайней мере, поставил бы в этот зал полдюжины Слуг и еще дюжину…

— Похоже, брат, ты не совсем понимаешь, каковы наши связи со Слугами и их отношения с Ясгуром. — Он покачал головой, надвинув на глаза капюшон, теперь в свете факелов виднелась только неприятная усмешка. — Молодой вождь не допускает в город больше двух Ночных Братьев.

— Все было почти в наших руках, — засопел Сокрытый. — Тебе следовало лучше подготовиться…

— Как можно приготовиться к приходу невидимого врага? — примирительно произнес Бернак. — Тому, кто смог превзойти старшего Слугу?

Шлем Сокрытого повернулся к нему:

— Мы уже обсуждали то, что могут возникнуть непредвиденные трудности, значит, подобное предвидение было частью плана.

— Ты слишком поспешно судишь, брат, — вмешался Трэлор. — А мы, между тем, не слышали твоих предложений.

Трэлор и Гразаан, как и Сокрытый, виделись неясными размытыми контурами. На них не было шлемов и доспехов. Гразаан казался мрачным седым человеком в бело-голубых одеждах, а Трэлор — высоким симпатичным юношей в черном наряде.

— У меня есть собственные планы, — заявил Сокрытый. — Они прекрасно обдуманы и взвешены и должны быть более результативны, чем этот… спектакль.

— Но где доказательства? Мы не видели выполнения этих планов, — настаивал Трэлор. — Что еще мы можем осуществить, кроме Переплетения? — Он улыбнулся и взглянул на Бернака. — А ты, брат, у тебя есть какой-нибудь план, которому мы могли бы следовать?

— Нет.

Красиво очерченные брови Трэлора сошлись у переносицы, его миндалевидные глаза сузились.

— Совсем ничего?

Бернак засмеялся:

— Братья, неужели мне придется напоминать вам, что я был призван командовать могонским войском? Когда ваши заговоры и интриги не принесут ничего, мне придется подавлять бунты и заставлять мятежников подчиниться нашей силе и желаниям.

— Что ж, это радует, — мягко отозвался Трэлор. — Однако есть и другие пути, не обязательно рисковать. — Он повернулся к Истрегулу. — Мы уже обсуждали эту возможность.

Истрегул презрительно сморщился:

— Горла и Кешада? Слишком долго. Не мне вам рассказывать, что успеют сделать наши враги за эти недели. Нет, есть другие способы реализовать наши намерения…

Бернак с остальными слушал, а Истрегул описывал новый план. Все это время Сокрытый стоял, скрестив руки на груди, а в конце последней фразы уверенно кивнул.

— Да, это может сработать, — заявил он. — Если эти твои Слуги будут беспрекословно подчиняться нашим приказам и не пойдут против нас по слову нашего невидимого врага.

— Они будут нашими! — прокричал Истрегул, потрясая кулаком.

— Тогда ты можешь рассчитывать на мою поддержку. Позови меня, когда придет время.

Он растаял. Бернак заметил, как Трэлор и Гразаан переглянулись.

— Все это рискованно, — заметил Гразаан. — Маги будут сопротивляться, и это может поставить под угрозу то, к чему мы стремимся. Потом, есть еще Ясгур, он может заартачиться.

Истрегул злобно ухмыльнулся:

— А, Ясгур будет играть свою роль. Я собираюсь послать одного из моих Слуг, чтобы он помог преодолеть его нежелание. А что до магов, они будут подчинены.

— Прекрасно, — отозвался Гразаан, но в его голосе не было особого воодушевления. — Можете рассчитывать на меня.

Трэлор согласно кивнул:

— И на меня.

— Этот Ясгур и его авангард менее чем в часе езды от Беш-Дарока, — добавил Гразаан. — Мы должны быть готовы к его прибытию.

Они с Трэлором развернулись, сделали шаг и тут же исчезли, растаяли в воздухе. Бернак улыбнулся вслед их дружному уходу.

— А ты, брат Бернак, что ты скажешь?

Не отводя глаз от того места, где только что стояли Трэлор с Гразааном, Бернак ответил:

— Как и прежде, я помогу общему делу.

— Без оговорок и исключений? Как ты доверчив.

Бернак резко повернулся к нему:

— Вовсе нет! Меня многое смущает. Этот твой план кажется мне тратой времени, он слишком сложен и не принимает в расчет врага, который, если ты помнишь, только что разрушил все твои построения. Может быть, ты слышал, что один из моих Слуг предотвратил попытку врага захватить Хрустальный Глаз.

Внезапная смена темы успокоила гнев Истрегула:

— Я слышал обратное. Так что?

— Разве мы можем быть уверены, что эти имперские ищейки не откопают какой-нибудь другой талисман, подаренный божеством в незапамятные времена, достаточно сильный, чтобы победить верховных Слуг?

Истрегул помотал головой:

— Нападение будет таким быстрым, что ни один маг в Беш-Дароке не устоит против нас. А после этого против армии Ясгура останется не больше тысячи повстанцев. — Он улыбнулся. — Жертвенной крови дюжины магов хватит, чтобы насытить Переплетение Душ на Враолих Доре.

— Какая самонадеянность! — Бернак не смог скрыть раздражения в голосе. — Твоя самоуверенность тебя погубит, брат. Но до тех пор я буду помогать тебе. В конце концов, остается шанс, что ты победишь. — Он натянул перчатки. — А теперь прошу прощения, вожди Войска ждут моих распоряжений. Не броди в тенях слишком долго, брат.

Сказав это, он хлопнул в ладоши, и факелы на поляне погасли. Но не успел он пройти несколько шагов, как они снова вспыхнули.

— Тьма приходит по моему приказу, брат.

С поляны по склону невысокого холма сбегала тропинка, она вела в лагерь Войска. Там, в долине, горели костры, воздух был душен от запаха дыма и конского пота. Несколько палаток уже поставили за его отсутствие, и, посмотрев вниз, в долину, Бернак увидел целое море людей: они сидели у костров, играли в кости и бросали дротики, раскатывали одеяла, готовясь ко сну. Кое-где над толпой реяли флаги и штандарты, некоторые из них были украшены амулетами из костей и ржавыми кусками доспехов, некоторые представляли собой простые драные тряпки с изображениями глаза или кинжала, тогда как другие были сделаны из прекрасных тканей, расшитых золотом или шелковыми лентами.

Одно из таких знамен стояло рядом с его палаткой. Длинный ярко-красный стяг с изображением солнца, поднятого на кончике черного меча. Это был подарок Велгарака, вождя Черной Луны, который настоял на том, что генерал Войска должен иметь собственный штандарт. Сначала Бернак согласился просто из вежливости, но потом некоторые воины (в основном из кланов Медвежьей Лапы, Черной Луны и Ледяных Черепов) стали носить это изображение, и теперь Бернак чувствовал себя польщенным каждый раз, когда замечал его.

Вокруг костра у палатки сидели его помощники и личные охранники. Все они встали при его приближении. Он выслушал отчеты лазутчиков, какие-то жалобы и просьбы, отдал распоряжения по лагерю, потом повернулся ко входу в палатку.

Но вход загораживал Обакс, прежде чем Бернак успел сказать что-либо, тот обратился к нему мысленно: «Великий лорд, в палатке вас ждет высокий гость».

Он отступил в сторону, Бернак просунул голову под полог и вгляделся в полумрак, прежде чем войти. Внутри было тепло, жар шел от масляной лампы, стоявшей на столе, за которым сидела призрачная фигура в узорчатом шлеме.

— Зачем ты здесь? — неприветливо спросил Бернак.

— Из любопытства, — ответил Сокрытый. — Еще я пришел с предупреждением.

— Тебя насторожило что-то в моих прежних высказываниях?

Сокрытый нетерпеливо замахал рукой:

— Судя по всему, ты не веришь нашему брату Черному Жрецу, но согласился помогать ему. Ты ничего не сказал о своих планах. Почему?

Бернак улыбнулся:

— Ты не понимаешь. Я не верю ни одному из вас, а особенно тебе. А что до помощи нашему брату, я счастлив позволить ему и остальным воплотить ваши планы и совершить все положенные ошибки… пока что. — Он задумчиво поскреб подбородок. — Твое предупреждение касалось Черного Жреца? Я присматриваю за ним, что, без сомнения, делаешь и ты.

— Он едва не похитил Семя Матери, — пояснил Сокрытый. — Если бы ему это удалось, он захватил бы всю силу в свои руки, это было бы концом для всех нас.

Бернак ткнул в него пальцем:

— Это ведь был ты? Ты был одним из тех, кто разрушил заклинание.

— У меня есть свои люди, а у них есть их люди. Но пойми, он попытается еще раз, нужно быть начеку.

— Я всегда начеку, — ответил Бернак.

Сокрытый поднес руку к шлему, и тот исчез, явив лицо человека с суровыми чертами, ярко-рыжими волосами и темными непроницаемыми глазами. Складки у рта выдавали его жестокость. Бернак едва не рассмеялся вслух.

— Теперь я верю тебе еще меньше, — сообщил он.

Тот покачал головой:

— Как тебе угодно. Но в твоих интересах приглядывать за Жрецом и знать все о его планах и действиях, поскольку он пойдет против нас всех, я это точно знаю. Вопрос только в том, как и когда.

И он исчез в мгновение ока. Бернак задумчиво смотрел на пустое место перед собой. Его одолевали мрачные мысли. Потом он вышел на улицу и приказал сворачивать палатку.

Ночь была похожа на темный и холодный сон, и Джилли ехал вслед за Ясгуром и вел за собой авангард по дороге, ведущей в Беш-Дарок. Рядом с Джилли на горячем черном жеребце скакал Газрек, заместитель Ясгура, а перед ним, рядом с вождем, ехал старик Атрок, его одежды трепетали на ветру.

С момента отъезда из Аренджи прошло три дня, полных событий. Дважды они подвергались нападениям бандитов, и оба раза Ясгура спасали от «случайностей». Один раз Газрек отбил стрелу, несущуюся прямо в горло принца, второй раз это был один из верных людей, который прыгнул на седло к Ясгуру и прикрыл его собой от копья. Оба виновных, люди из Кровавых Кулаков, были отправлены назад в свой клан. Ясгур, чье недоверие росло и ширилось, оказался между своих советников и нескольких охранников, с одной стороны, и двумя сотнями или даже больше Двойных Ножей и Кровавых Кулаков и их шаманов, с другой.

Подозрения усилились, когда вечером к Ясгуру прискакал окровавленный гонец из Беш-Дарока и сообщил, что город в руках повстанцев. Ясгур тут же отправил гонцов к двум оставшимся формированиям, а сам выехал в Беш-Дарок. Через некоторое время один из гонцов вернулся с престарелым советником Атроком, который сообщил утешительную новость, что отправленная на Седжинд армия повернула назад и меньше чем через два часа подойдет к Беш-Дароку.

Они оставили за спиной обширные равнины Калена, дорога шла теперь среди поросших лесом холмов к западу от города. Среди этих холмов было разбросано множество городишек и деревень, некоторые из которых были знакомы Джилли по его поездкам с поручениями от Мазарета. Эти земли начали обживать много веков назад. Здесь было полно полей, ферм, фруктовых садов и поместий с собственными лесами и садами. Лазутчики приходили и уходили, несколько раз возникали группы неопознанных людей с факелами, бродяг, которые моментально растворялись при виде штандартов Ясгура.

Беш-Дарок мерцал огнями менее чем в часе езды, часть города скрывал лесистый хребет. Чем ближе надвигался город, тем чаще Джилли приходила мысль о побеге. В Беш-Дароке сейчас Рыцари и Дети Охотника, Джилли просто обязан быть с ними, даже если армия Ясгура начнет осаждать стены.

Однако побег был предприятием сомнительным, за торговцем приглядывали шесть могонцев, недобрый огонек в их глазах выдавал желание наброситься на него, как только он сделает неверный шаг. О существовании двух таких стражей он подозревал и сам, но Атрок указал ему еще четверых.

— Вон тот, с копьем, на случай, если ты обойдешь этих двоих, — сказал старый могонец само собой разумеющимся тоном. — Тот, с луком, на случай, если копьеносец промахнется, а оставшиеся двое, без доспехов, погонятся за тобой, если ты каким-то чудом сумеешь увернуться и от стрелы. — Атрок усмехнулся, но не злобно и похлопал Джилли по плечу. — Видишь, как мы ценим твое общество, южанин?

Когда дорога пошла по краю хребта, наступили самые темные ночные часы. Склон рядом с ними был крутым, поросшим деревьями и кустами и нависающим над землей, утопающим в густой тени, но впереди дорога сворачивала вправо, выводя на открытое место. Джилли разглядывал темную стену листвы, стараясь ничего не пропустить, разве не здесь проходит пара контрабандистских троп, ведущих через хребет? Если он сумеет разглядеть в кромешной тьме тропинку, а потом добраться до нее, не получив стрелу или копье в спину, его уже никто не сможет догнать. Он был уже почти на краю, Газрек ехал справа от него на расстоянии вытянутой руки. Необходимо сделать так, чтобы Газрек оказался между ним и его стражами, или можно заставить его упасть, сделать так, чтобы лошадь сбросила его…

Откуда-то спереди донесся крик, и Ясгур поднял руку, делая знак своим воинам остановиться, из темноты выехал один из лазутчиков. Кто-то из слуг подъехал с зажженной лампой, пока Ясгур с Атроком шептались с приехавшим шпионом. При свете потайного фонаря Джилли успел разглядеть, как лазутчик передал Ясгуру скомканную ткань, которую тот расправил и убрал в свою сумку.

В следующий миг Ясгур уже скакал бешеным галопом за лазутчиком, который вел их туда, откуда явился. Джилли погнал своего коня, чтобы не отстать от Газрека, который бросил на него мрачный взгляд. Вплотную за ними ехал один из стражей. Он невольно выругался: при таком бешеном темпе разглядеть тайную тропу не было никакой возможности.

Меньше чем через милю отряд замедлил ход, лазутчик выехал с узкой тропинки, идущей вверх по крутому склону. Прямо перед Джилли Ясгур с Атроком вступили в негромкую, но нервную беседу, которую они прервали, когда Джилли и другие всадники подъехали ближе и остановились. «Любопытно», — отметил про себя Джилли.

В этой части хребта растительность была особенно густой и состояла в основном из собачьего плюща и терновника, воздух под деревьями стоял сырой и душный. Тропинка, которая когда-то была шире, миновала два ручья, обогнула одинокий старый утес, потом снова на пути показался край хребта. Когда-то здесь стоял форт, и все еще можно было различить остатки стен, заросшие мхами, образующие ровный прямоугольник. Земля рядом с фортом когда-то была расчищена, возможно, даже присыпана солью, но с годами кусты и деревья проросли на ней и потянулись через все пространство к густому лесу.

Среди руин горели факелы, при приближении авангарда забегали люди. Ясгур с Атроком спешились, а за ними и все остальные, почти двести всадников. Шестеро могонцев в плащах с капюшонами, особый отряд лазутчиков и следопытов Ясгура, привели трех пленных и заставили их встать на колени. Ясгур пошел к ним, а Джилли разглядывал их со стороны. Все были молоды, его взгляд задержался на одном из них, который показался ему знакомым, — белокурый юноша с отчаявшимися глазами.

Внезапно он узнал юношу, и его тоже охватило отчаяние, отдавшееся болью в животе. Это был Таврик, наследник Трона. Но что он делал за городом, если Мазарет и остальные захватили власть? И как могонцы могли быть так жестоки, что связали и его искусственную руку за спиной?

Ясгур развернул принесенный лазутчиком кусок ткани и пошел прямо к Таврику, волоча материю по земле. Ткань оказалась белым флагом, посвященным Древу, — символом мертвого Императора и погибшей Империи. Когда он подошел к Таврику, то сделал движение свободной рукой, приказывая ему встать. Когда тот встал, мертвая тишина повисла над руинами, холодок пробежал по спине Джилли, наблюдавшего эту встречу.

— Я слышал о твоей руке, — начал Ясгур. — Я хочу взглянуть.

По его кивку один из лазутчиков разрезал веревку и поднял правую руку юноши. Кожаный рукав и перчатку сняли, и от локтя до кончиков пальцев засиял металл. Воины взволнованно зашумели и зашептались, Джилли застыл в изумлении.

— Отлично сработано, — одобрил Ясгур. — Это магия?

— Я… — Таврик взял себя в руки. — Я не знаю.

Джилли посмотрел на Ясгура и понял, что за его суровостью скрывается неуверенность и сомнение. Интересно, знает ли он, кто такой Таврик?

— Ты сильно рискуешь с этой рукой, — продолжал Ясгур, взмахивая флагом. — И с этим.

— Иногда риск у человека в крови, — спокойно ответил юноша.

— Это поэтому твои войска захватили мой город?

— Разве преступление отнять украденное?

Ясгур медленно растянул губы в улыбке, довольный. Джилли показалось, что тот оценил фразу.

— А теперь мне предстоит решить, что с тобой делать, — заявил Ясгур. — Я могу отдать тебя Совету Старейшин, который не станет проявлять к тебе сострадания. Я могу отправить тебя к Слугам, они будут еще суровее. Еще я могу пытать тебя сам.

Воины засмеялись, все лица засветились весельем. Джилли помертвел.

— Но вернет ли это мой город? — рассуждал Ясгур. — Станет ли это гарантией сохранности моей собственности, которая и без того уже пострадала? Нет, Беш-Дарок мой. — Его рука сжалась в кулак, которым он указал на Таврика. — И ты мой.

Ясгур злобно оглядел стоящих вокруг него воинов, в основном Двойных Ножей и Кровавых Кулаков, — открытый вызов его воинам.

— Я принял решение, — объявил он. — Эти трое отправятся в город с сообщением для своих: оставьте Беш-Дарок в течение часа, и вас не тронут. Если этого не произойдет и вы останетесь в городе, моя армия войдет в него и всех вас вырежут без пощады.

Потрясенное молчание повисло после этих слов, Джилли увидел, как многие смотрят на своего командира с неприкрытой ненавистью. Ясгур же повернулся к Таврику:

— Мои слова должны дойти до твоих капитанов без изменений, поклянись, что ты точно передашь их.

Но прежде чем Таврик успел ответить, вперед вышел человек с посохом. Это был один из двух шаманов, отправленных Бернаком с авангардом, Кровавый Кулак по имени Ярул. Его костлявое тело отбросило длинную тень, он указал на Ясгура раздвоенным набалдашником своего посоха.

— Ты позоришь память своего отца, — сказал Ярул. — Могучий Хегрун никогда бы не заключил позорного соглашения с врагами…

— Кто ты такой, чтобы говорить, что стал бы делать, а чего не стал бы делать мой отец?! — закричал Ясгур в ярости. Он двинулся на шамана. — Ты забыл, кто здесь твой хозяин?!

Шаман поднял посох, и тотчас подошли два десятка воинов. Джилли в наступившей суете и шуме схватили несколько рук и прижали к земле. Ясгур ругался и яростно потрясал кулаками, его окружило плотное кольцо Двойных Ножей. Повсюду теснили личную гвардию Ясгура, даже Газрек упал на землю под градом ударов.

Таврика никто не тронул, но его продолжали охранять, он и его товарищи могли только наблюдать за происходящим в безмолвном изумлении.

Наконец вся суета кончилась и возникло какое-то подобие порядка. Джилли обнаружил, что стоит на коленях напротив всклокоченного, но гордого Атрока и Газрека с кровоточащей губой. Ясгур тоже стоял на коленях в нескольких шагах от них, связанный и с заткнутым ртом, а остальные воины толпились рядом, полукругом. Джилли ощущал жар их тел и запах застарелого пота. Но больше всего от них веяло ожиданием дальнейших событий.

Несколько воинов за спиной Ясгура разошлись в стороны, вперед вышел улыбающийся шаман Ярул. За ним двигался второй шаман, которого вели двое могучих могонцев. Шаман был совсем маленьким старичком, прикрытым кусками шкур, связанных между собой жилами. Он был почти в трансе: его закрытые глаза вращались, пот ручьями лил по старческой коже, на подбородке застыли капли крови, вытекшие из прокушенной губы. Его руки вращались в суставах, и, если бы не его стражи, он не мог бы двигаться.

Ярул посмотрел на него с видимым удовольствием, потом перевел взгляд на Ясгура, подошел к нему и, не церемонясь, выдернул у него изо рта кляп.

— Твоя судьба была в твоих руках, о принц, — произнес он насмешливо. — Ты мог бы приказать уничтожить этих врагов, но ты выбрал иное. Значит, теперь тебе суждено оказаться в цепях и в клетке.

Ясгур попытался плюнуть в него, но вместо слюны выступила белая пена. Шаман трескуче рассмеялся, потом повернулся к своему обезумевшему наставнику. Он обхватил его голову обеими руками, сжимая виски и уши, и большими пальцами открыл верхние веки, вглядываясь в невидящие вращающиеся глаза.

— Все готово, учитель, — донесся до Джилли его шепот. — Пахота ждет семян.

Он вскинул вверх руки, отступил назад и махнул двум воинам, чтобы они держали крепче. Ничего не изменилось. Но потом по рукам старика прошла дрожь, как будто он сильно замерз, дрожь перешла на плечи, потом на голову. Она распространялась, пока все тело не начало дергаться, а голова не принялась болтаться на шее во все стороны. Его грудь конвульсивно дергалась под покрывавшими ее шкурами, с кривящихся губ слетали какие-то неясные звуки. При свете факелов зрелище казалось особенно ужасным.

Когда Джилли стало казаться, что старик вот-вот умрет, его конвульсии перешли в позывы к рвоте, которые становились все сильнее и сильнее. Все молчали, в напряженной тишине раздавались лишь неприятные звуки, которые становились все громче, из широко раскрытого рта вывалился бледный пересохший язык. В глазах светился животный ужас, какой-то миг они глядели на Джилли.

Кто-то в толпе ахнул, его крик подхватили другие, и тут Джилли увидел это — зеленое свечение, вырвавшееся изо рта старого шамана. Внутри его горело особенно яркое изумрудное пятно, оно соскользнуло с нижней губы старика и вылетело. Немного покружило в воздухе, приковывая к себе все взгляды, а потом рванулось к Ясгуру.

Он инстинктивно отвернулся, и не один Джилли вскрикнул, когда изумрудное пятнышко ударило принца в щеку и зарылось в нее. Из раны захлестала кровь, Ясгур закачался в стороны на связанных ногах и заревел от боли и страха. Начался сущий ад. Одни отшатнулись от ужасного зрелища, другие полезли вперед, чтобы увидеть, и через все это пробивался голос шамана Ярула, отдающего бесполезные приказы.

Наконец толпа умолкла и отхлынула назад. Джилли увидел, как Ясгур поднимается на ноги, в его движении была свобода и расслабленность, в руках он держал обрывки веревок. Но теперь вокруг него сияла изумрудная аура, она двигалась и переливалась, бросая на его лицо нездоровую, зеленую тень, глаза горели злобной силой, губы кривились в плотоядной улыбке.

— Могучий Хегрун! — воскликнул шаман, кидаясь к ногам повелителя дикарей. — Мы твои слуги, приказывай!

«Хегрун? — Джилли почувствовал, как его сковывает страх. — Что это за магия?»

Человек, которого именовали Хегруном, не обратил внимания на приветственные крики, он отошел от распростертого на земле шамана и двинулся прямо к Таврику, который так и стоял со связанными за спиной руками. Юный наследник слегка вздрогнул, когда могучий вождь склонился над ним, пристально вглядываясь в его черты, его зеленая аура коснулась волос и лица Таврика.

— Я чую его в тебе, — сказал Хегрун. — У вас общая кровь и общая судьба. — Он обвел взглядом толпу, его ищущий взгляд остановился на Атроке. — Ну что, старик, все еще коптишь небо? Суешься в чужие дела?

Атрок вскинул голову:

— Каждому свое, господин.

Новоиспеченный Хегрун засопел:

— Ты совсем не изменился. Даже когда ты говоришь мало, это все равно слишком много. — Он посмотрел на шамана. — Привяжите мальчишку к дереву и поджигайте и дайте мне копье. Посмотрим, так ли хорошо он горит, как его отец.

Раздались вопли восторга и ненависти, толпа могонцев разбрелась по группкам, собирая хворост и рубя дрова. Сопротивляющегося Таврика потащили к тощему деревцу, Джилли громко выругался, за что тут же получил по зубам от одного из охранников. Атрок наблюдал за всем происходящим с ледяным спокойствием.

Потом Джилли увидел, как мучители Таврика рухнули на землю, из их шей торчали оперения стрел. В воздухе просвистели еще стрелы, раздались болезненные крики, несколько факельщиков упали, факелы погасли и задымили. Хегрун и его шаманы выкрикивали приказы в темноте, у себя за спиной Джилли услышал свист стрелы, вонзающейся в плоть, и увидел, как упали его стражи. Он тут же вскочил на ноги и помчался к Таврику, но тут из ночного неба начали падать огни. Воины в панике бросились прочь из руин, отвязывая лошадей и гоня их в ночь. Но не многие из них сумели домчаться до края хребта.

Пока Джилли бежал к Таврику, уворачиваясь от огней (это оказались пучки травы, пропитанные маслом), он краем глаза успел заметить Ясгура-Хегруна, несущегося на Таврика с копьем в руке. Рядом с мальчиком стояли два человека с мечами, они разрезали веревки. Как только его освободили, он, к ужасу Джилли, прыгнул вперед и пошел на могучего могонца грудью. Он ловко отбил копье и ударил Хегруна по лицу металлической рукой, свалив его на землю.

Хегрун, хоть и лишился копья, не собирался сдаваться, он пнул Таврика ногами так, что тот упал рядом с ним. Пока тот барахтался в пыли, Хегрун поднялся на ноги и захохотал.

Джилли изо всех сил спешил к бывшему вождю. «Я до тебя доберусь, — мрачно думал он. — Еще несколько шагов…»

Два события произошли одновременно. Из темноты вынырнул огромный черный силуэт, всадник с конем, понял Джилли. Он успел заметить, как всадник двинул коня на Хегруна, прежде чем страшная тяжесть придавила его к земле.

— Я же говорил, что мы ценим твое общество, — донесся до его ушей знакомый голос, пока он пытался очистить лицо от грязи. Ему показалось, что он заметил, как всадник сажает Таврика на коня. Потом последовал удар по голове, и больше он ничего не видел.

На топком берегу реки Бернак стоял рядом с дымящейся ямкой, а Истрегул вглядывался в ночь. Все они видели драму, разыгравшуюся на вершине хребта у Беш-Дарока, трое Повелителей Теней ушли, а Бернаку было интересно, что станет делать Истрегул теперь.

— Парню повезло с союзниками, — произнес он. — Выбраться из такой западни…

— Ты все узнаешь позже! — резко оборвал его Истрегул.

Бернак стиснул зубы, сдерживая гнев, направляя его в нужное русло, заставляя работать на себя.

— Какая жалость, что твои Слуги сваляли такого дурака и позволили ему ускользнуть. Надеюсь, остальные не такие… рассеянные.

Черный Жрец обернулся, от него волнами исходила ненависть.

— При жизни Хегрун был обычным человеком, что и сказалось. К тому же, что может сделать мальчишка, кроме как вернуться в город, который окажется в наших руках еще до рассвета.

— Так обещали тебе Слуги, — возразил Бернак. — Как ты можешь быть таким уверенным?

— Я продумал каждую деталь, каждое звено в цепи. Все сработает. — Он указал на Бернака рукой. — Не испытывай мое терпение. Я не терплю насмешек.

Истрегул развернулся и пошел к своей лошади, сопровождаемый несколькими Слугами, двое из которых тащили ослабевшего, безжизненного шамана. Бернак позволил себе улыбнуться. Он наблюдал, как все они работали с Истрегулом, рыли коническую яму, чертили какие-то узоры, потом стояли, вглядываясь в изумрудное сияние, поднимающееся вверх, вдыхали пар, исходящий из самого сердца магии. Потом заставили жаждущих мести духов подняться в виде зеленых искр и поместили их в рот одурманенного шамана.

Все это Бернак наблюдал, понимая неведомым ему чувством, что именно происходит, что означает каждый шаг процедуры, как все соединяется между собой и как это будет работать. Старый шаман был привязан к двоим из свиты Истрегула: один служил для входа, другой для выхода. Ему вспомнились слова, когда-то произнесенные Обаксом, что Слуги — скульпторы человеческих душ, они могут обработать человека как мрамор, вытачивая, отсекая, полируя, даже склеивая рассыпавшиеся обломки.

Теперь, когда Бернак осторожно пробирался по грязи к своей лошади, слова Сокрытого о том, что за Жрецом необходимо присматривать, показались ему особенно справедливыми. Бернак уже знал, кто из вождей кланов принадлежит Черному Жрецу и кто готов пойти за ним, но он ничего не знал об отношениях Жреца со Слугами. Все ли Слуги его союзники или только некоторые?

Сидя в седле с намотанными на руку поводьями, он прислушивался к словам песни, которую где-то впереди пели всадники. Слова были простыми и прекрасно укладывались в ритм скачки. Он улыбнулся и посмотрел через плечо на своих гвардейцев:

— Передайте всем, мы выступаем. Им будет потом о чем петь!

ГЛАВА 28

В холоде, темноте, в оковах, Сувьель отчаялась. Холод этот был тяжелым и всепроникающим холодом каменных стен, никогда не видевших света; она находилась в клетке, вертикально поставленном гробу без верха, к которому она была прикована. Сувьель хотела бы поплакать, но ее глаза были пусты и сухи. Она закричала бы, но наложенное на нее заклятие заперло ее голос на замок. Единственной преградой между давящим на нее отчаянием и ею самой был щит ее разума.

Несмотря на кромешную тьму, ее чувства могли исследовать окружающее помещение. Некоторое время назад, когда несколько Слуг снова пришли после заключения ее сюда, чувства стали понемногу возвращаться. В темноте можно было различить слабые очертания, изгиб челюсти, блеск глаз — достаточно, чтобы понять, что перед ней находится несколько злобных физиономий.

— Какая сила, — пробормотал один.

— Как тщетно, — засмеялся другой.

Потом пелена упала… и снова поднялась, как моргнувшее веко. Все длилось какой-то миг, но она увидела, как ее гости окружили чью-то закутанную с ног до головы фигуру, выводя ее из комнаты.

Увиденное произошло совсем недавно, она была уверена в этом. Была ли эта фигура ее товарищем по несчастью? В этом каменном мешке было еще человек десять, она чувствовала их присутствие. Ей вспомнился рассказ Бабреля о том, как дети бежали, спасаясь от железных клеток, покрытых символами, от каких-то творимых над ними обрядов… Сувьель содрогнулась от холода, сковывающего ее тело и пронзающего ее душу. Она пыталась представить, что Икарно Мазарет с ней, вспоминала теплые объятия его рук, нежность его поцелуев…

Через некоторое время, возможно через час или больше, пришли еще посетители. На этот раз Койрег Мазарет и трое Слуг. К этому времени Сувьель уже различала гораздо больше деталей, она заметила мрачное удовлетворение на лице Койрега, когда тот приблизился к ней. И ощутила на щеках его горькое дыхание.

— Ты сдашься, — произнес он. — Ты будешь служить.

«Никогда», — хотела она ответить, но смогла только пошевелить губами.

Койрег засмеялся, тонко и неприятно:

— Желания моего хозяина не знают границ, он подчиняет себе все. Сейчас он собирается железной хваткой удержать город Императоров. Скоро прилетят ночные охотники. Загорятся леса, крепости падут, и родится Великая Империя Теней. Ты увидишь это, ты восхитишься, ты станешь служить!

Лишенная голоса, она могла только отрицательно качать головой и цепляться за образ Икарно, спасаясь от наплывающей на нее пустоты… которая отступила. Как и в предыдущий раз, она подняла глаза и увидела, как ее тюремщики ведут к выходу бледную, почти размытую фигуру. У двери эта фигура развернулась, и Сувьель увидела собственное лицо: молочно-белые глаза на прозрачном лице глядели не нее.

Потом они ушли, и тьма снова сгустилась и начала давить на нее. Ее мысли и чувства закрутились кругами кошмаров. Она боролась за хотя бы проблеск надежды, силясь вспомнить, что было в ее голове до их последнего возвращения. Это было что-то ценное, значительное, что-то прекрасное.

Но ничего не приходило. Все воспоминания уже ушли навсегда.

Бардоу слышал звуки штурма, грохот боя, пока он со своими шестью охранниками карабкался по длинной темной лестнице, ведущей на укрепленную стену. Обычно эти лестницы были прекрасно освещены, но теперь большинство слуг либо попрятались, либо просто сбежали. При свете факелов, которые несли охранники, или случайно оставленных на лестнице ламп Бардоу заметил, что большинства знакомых ему гобеленов больше здесь не было. Трофеи, решил он. Или просто на растопку.

Ему на ум приходили воспоминания о счастливых временах, но он только что оставил Таврика в комнате для больных в одном из этажей Шпиля, рядом с комнатой Алель, и эти воспоминания не могли пробиться через его мрачные мысли. Прошло уже больше часа с того момента, как Оружейник со своими всадниками вернулся с наследником, а вскоре после этого Ясгур и его армия появились и набросились на западную стену. По словам Таврика, тело Ясгура захватил дух его отца Хегруна, который и приказал идти на Беш-Дарок. Прежде чем вселился дух, Ясгур обещал выпустить войска повстанцев из города без битвы.

История о подчинении Ясгура наполняла Бардоу мрачными предчувствиями. Слуги были известны своим умением хватать и связывать разум, но отнять дух у смерти и вернуть его на землю — это требовало гораздо большей силы и умения. Такой силой обладали магические Повелители Теней: Гразаан, Трэлор и Бернак. Если кто-то из них стоит за этим штурмом, шансов почти нет.

Наконец Бардоу и его провожатые добрались до верха лестницы. Тяжелые деревянные двери, из которых мечом и топором были вырублены изображения Древа-Отца, были распахнуты настежь. Бардоу остановился у одной из створок и привалился к ней, стараясь отдышаться.

Из дверей можно было выйти на огороженные мостки, идущие по всему периметру Серебряного Аггора, внутренней стены, окружающей Высокий Шпиль. Несколько мостиков вели на Золотой Аггор, его стены образовывали вытянутый ромб, в котором были заключены Серебряный Аггор, Утренние Дворы и Площадь Мечей. Три узких пролета, поддерживаемых парой колонн, вели от Золотого Аггора к городской стене. Факелы освещали широкую укрепленную стену, от юго-западного угла которой вдоль северной стены вилась река Олодар, протекавшая через город. За стеной вражеское присутствие выдавало море огней, от которого текла огненная река факелов, направляющаяся туда, где ожидался штурм ворот.

Для Бардоу была очевидна вся серьезность положения. Защитников было мало, они стояли на стенах разорванной цепью, только у ворот их было побольше. Многие метались туда-сюда по стене, стараясь успеть везде. Пока Бардоу смотрел, Ясгур предпринял штурм в трех местах сразу, и отбить атаку удалось только благодаря отчаянной храбрости защитников.

«Мы не удержимся, — подумал Бардоу мрачно. — Скоро Икарно прикажет уходить». Потом он решительно направился по ближайшему переходу на Золотой Аггор, его стражи шагали за ним.

На всех сторонах Золотого Аггора были возведены тяжелые башни. Южная называлась Башней Ночи, она смотрела на жилые кварталы города и колледж, тогда как северная, Башня Дня, позволяла увидеть сразу весь город. Бардоу нашел Командующего именно здесь, склонившимся над картой Беш-Дарока. Его окружали несколько ближайших офицеров.

Вершина башни была обнесена невысокой стеной, на которой сверху лежал щит из досок. В железные петли были вставлены горящие факелы, ночной ветер колебал пламя, угли в жаровне освещали оранжевым светом стол с картой, у которого стоял Мазарет. Он повернулся к Бардоу, и Архимаг заметил, как осунулось лицо Командующего.

«Ах, друг мой, мы слишком стары для войны. Но если не мы, то кто?»

— Как мальчик? — спросил Мазарет.

— Неплохо, — ответил Бардоу. — На самом деле у него железное здоровье. К тому временя как я прибыл, мне уже нечего было делать. Кодель с Оружейником обработали несколько незначительных ран и привели в порядок металлическую руку.

— Он о них весьма высокого мнения, — нахмурясь, произнес Мазарет. Бардоу удивился его неприязненному тону, но, прежде чем он успел ответить, Командующий продолжал: — Как получилось, что его схватили? Я слышал множество версий и кучу сплетен. Расскажи мне, как было на самом деле.

Бардоу пересказал то, что поведал ему Таврик о том, как они попали в засаду на другом берегу Олодара, после того как они прошли по Черному Шлюзу. Потом они бежали вдоль городских стен, на них напали лазутчики Ясгура, схватили Таврика и еще двоих, потащили их в разрушенный форт, в котором произошло все остальное.

Когда Бардоу заговорил о вселении Хегруна в тело своего сына, Мазарет скептически хмыкнул:

— Это точно?

Бардоу кивнул:

— Оружейник видел практически все со своего места, из-за большого расстояния он упустил некоторые детали, но главное разглядел.

Мазарет коротко засмеялся:

— Значит, среди наших врагов есть даже духи покойных. — И, качая головой, он снова склонился над картой.

Было очевидно, что он изо всех сил борется с мрачными мыслями, но Бардоу обязан был сказать:

— Икарно, мы не удержим город. Мы должны уводить людей. Немедленно.

Командующий склонил голову и некоторое время молчал.

— Я знаю. Я уже произвел… необходимые приготовления. — Он вздохнул и взглянул на Бардоу. — Когда их напор начнет слабеть, я дам сигнал людям на стенах отходить. Кодель сейчас на западной стене передает приказ. Яррам с Медвином спешат в гавань подготовить корабли и все необходимое. Когда я подам сигнал, Алель и Таврика быстро перевезут в гавань Дети Охотника с Оружейником. К тому времени как наши враги поймут, в чем дело, мы уже выйдем в море.

Он слабо улыбнулся, и Бардоу ответил на эту улыбку, ощутив, внезапное облегчение. «Как я только мог подумать, что ты примешь иное решение?»

— Я не хочу уходить, Бардоу, — продолжал Мазарет. — Я ждал шестнадцать лет, чтобы снова пройтись по этим улицам и увидеть знакомые места. Но люди не хотят, чтобы мы были здесь, а с ними мы не справимся, как могли бы справиться с могонцами. — Он немного помолчал. — Бунты были яростными?

— Как обычно, много шума и неразберихи, — ответил Бардоу. — Некоторые поддерживали нас, но других было больше. Нам не переубедить их, многие горожане очень ценят Ясгура, поскольку он давал им работу и поддерживал мир и спокойствие. Они считают, что мы хотим вернуть дни хаоса, которые настали после смерти Императора.

Мазарет сердито засопел:

— Если они считают, что мы несем хаос, пусть подождут, пока на них наложит лапы Хегрун. — Он замялся. — А что с Сувьель? Ты говорил с ней?

— Только в ту ночь в Адраноте, — ответил Бардоу. — Но у меня есть новости о Джилли. Таврик видел, что его держат пленником у Ясгура.

Мазарет едва заметно улыбнулся:

— Джилли жив… я уж боялся худшего…

Он снова умолк, подняв руку, чтобы и Бардоу помолчал. И Бардоу услышал слабый шум далекой толпы. Мазарет подбежал к ограждению башни, и маг поспешил за ним. Он ничего не разглядел, пока Мазарет не указал ему на дорогу.

— Ворота Галларо! — закричал он. — Они прорвались…

От Императорского дворца по городу к северо-западной стене и воротам Галларо вела широкая дорога. Бардоу подождал немного, пока его зрение не перестроится, чтобы он мог видеть дальше и шире, и он заметил волны факельных огней, обозначающих течение огромной массы людей через открытые ворота.

— Там никто не сражается, — произнес Бардоу. — Возможно, это ловушка.

Мазарет развернулся и махнул офицерам:

— Возвращайтесь к своим делам, господа. Да пребудет с вами Великая Мать!

Когда они уже начали расходиться, Бардоу заметил в небе какое-то движение на западе. Оно походило на падение звезды — яркое мерцание, окруженное зеленым нимбом. Бардоу смотрел за движением этого огонька, летящего в город, и страх сковывал его душу.

— Уводи людей вниз, Икарно!

— Во имя Матери, что это? — воскликнул Мазарет.

Прежде чем маг успел ответить, огонек распался на множество искр, которые опустились на город. Но они не просто падали, а вертелись и меняли направление, словно выискивая известные им цели. Одна из искр совершила петлю, направляясь к дворцу, резко дернулась и нырнула в сторону Башни Дня.

— Уходим, сию секунду! — закричал Бардоу и потащил Мазарета под дощатый настил. Но тут искра ударила. Последовала короткая вспышка, и башня содрогнулась до самого основания. Посыпались куски камней. Над камнями поднялись струйки пара, сияющие зеленой силой Источника. Бардоу ощутил у себя во рту ее тяжелый противный вкус.

Потом струйки пара начали вкручиваться внутрь, словно их затягивала чья-то могучая рука. Подул ветер, погасивший несколько факелов. Зеленое свечение стало ярче, камни затрещали. В центре площадки на вершине башни появился тугой комок тумана, потом куски тумана разошлись в стороны, и из дыры в камнях поднялась высокая серая фигура, словно встающая из сидячего положения. Это оказался пожилой бородатый человек, одетый во что-то странное, в старинном стиле, — одежды были бы яркими, если бы их не покрывал слой каменной пыли. Все в человеке было мертвенно-серым, кроме немигающих глаз, полыхающих изумрудным огнем.

Пыль и каменная крошка посыпались с плеч этого человека, когда он повернулся к Бардоу и посмотрел на него долгим жутким взглядом.

Потом он быстро пошел вдоль ограждения, вытянув перед собой когтистые руки. Мазарет выхватил меч, оттолкнул удерживающего его Бардоу и шагнул к привидению. Но одно движение черной руки отбросило его к противоположной стене, где он и остался лежать, почти лишившись сознания. Бардоу отступил назад и начал Песнь Ритма, но она умерла в нем, не успев родиться, и еще через миг его схватили жесткие безжалостные руки. Серое жуткое лицо, освещенное зеленым сиянием глаз, приблизилось к Бардоу, и он ощутил холод и невыносимый запах гниющей плоти и ржавого железа.

— Все должно кончаться! — произнес голос, похожий на пыль. — Так хочет Пространство!

Бардоу ахнул от страха и недоумения, эти тяжелые значимые слова оказались знакомы ему. Его ноги оказались в воздухе, когда его захватчик, не выпуская мага из рук, поднялся вверх, пробив дощатый настил. Вниз с башни посыпались щепки, со всех сторон Бардоу видел такие же фигуры, тащившие вверх, к Шпилю, отбивающиеся жертвы. Когда ему удалось подавить свой страх, он вспомнил, кому принадлежали поразившие его слова, и он посмотрел на привидение, узнавая. Это был Токрин, друг Орозиады, первый Архимаг, скончавшийся многие столетия назад.

Горе и отчаяние захлестнули Бардоу, пока он рвался в железной хватке, но, даже когда его поглотила черная, сомкнувшаяся за ними дыра в Высоком Шпиле, он решил не терять надежды и не поддаваться.

«Ни за что, пока я жив, — сказал он себе. — Ни за что».

Таврик и Алель вместе прятались в темноте галереи. Здесь они наконец остановились после долгого отчаянного бега, и все, в чем Таврик был уверен, — это что они находятся где-то в четвертом этаже башни.

Он продолжал видеть царящий повсюду хаос. После ухода Бардоу и Коделя они с Алель обедали в небольшой комнатке рядом с отведенным для больных и раненых залом. Он рассказывал о роде герцогов Патрейнских, когда его прервал донесшийся из зала грохот. За ним последовали вопли людей, и, когда они с Алель выглянули в зал, их глазам предстало ужасное зрелище.

В воздухе висела серая фигура старухи, одетой в лохмотья, ее полусгнившие конечности покрывал слой серой пыли, и она наступала на Оружейника и еще дюжину Детей Охотника.

Увидев молодых людей, Оружейник заревел:

— Бегите сейчас же! Спаси ее… спрячь!

В этот момент отвратительная карга кинулась на Оружейника, раскинув руки. Один из его людей бросился, чтобы закрыть его собой, и проткнул старуху копьем. Ее рот растянулся в чернозубой усмешке, она схватила солдата за руку, оторвала его от пола и размозжила ему голову о ближайшую колонну.

Таврик и Алель, охваченные ужасом, развернулись и выбежали в коридор. Сейчас Таврик ощущал, как успокаивается рвавшееся в груди сердце, они с Алель сидели в нише и прислушивались. Все, что они различали, — отдаленные приглушенные крики и стук, похожий на стук в дверь.

— Мы не можем оставаться здесь, — прошептала Алель. — Мы должны вернуться и помочь.

— Да, — согласился Таврик, чувствуя стыд за свой недавний слепой страх. — Но сила есть только у тебя…

Она поймала его встревоженный взгляд и положила ладонь на его металлическую руку:

— Мне стыдно за то, что случилось в Уметре… я не контролировала себя. Иногда… — Она отвела глаза и вздохнула. — Иногда оно захватывает меня, и у меня не остается выбора.

— Откуда оно приходит?

Она пожала плечами:

— Не думаю, что это Низшая Сила. Я никогда не пользовалась Песнями. Но это и не Источник, и не Сила Корня, хотя дядя Волин и говорил, что они очень похожи. — Она прикусила губу. — Я могла бы снова действовать через твою руку.

— Наверное, нам нужно скачала немного потренироваться, — предположил Таврик.

— Наверное, — ответила Алель, выглядывая из ниши. — Для начала давай найдем балкон или окно, чтобы видеть, что происходит.

Они вышли из ниши и пошли по длинному коридору, украшенному изображениями танцоров и охотников. На портреты падал золотистый свет от нескольких горящих в коридоре ламп, и фигуры казались живыми. Коридор заканчивался аркой, ведущей в большой зал.

Зал действительно был велик, когда-то его использовали как бальную залу. Мраморные плитки пола были вырезаны в форме масок, балконы отделаны черным и белым камнем, перила составлял сложный кованый узор из цветов и листьев. Сейчас на балконах светило несколько ламп — достаточно, чтобы разглядеть сметенные в углы обломки мебели.

Алель взглянула на Таврика и молча кивнула на галерею у дальней стены зала. Он посмотрел и сумел различить виднеющееся в открытой двери балкона ночное небо, затянутое тучами. Когда он оторвал взгляд от балкона, оказалось, что Алель уже идет через весь зал к металлической винтовой лестнице. Он помчался за ней, раздраженный, и на бегу заметил, как что-то выскользнуло из тени. Прямо к Алель, застывшей от страха. Это был рыцарь в полном доспехе, который выглядел каким-то древним и варварским. Тяжелые куски металла прикрывали торс, металлические пластины свисали до колен, голову полностью закрывал шлем. На уровне глаз и рта были забранные решеткой отверстия, из которых лилось зеленое сияние. Как и старая ведьма, рыцарь был совершенно серым от головы до пят и весь покрыт пылью и каменной крошкой.

Таврик подскочил к рыцарю и всадил меч ему в шею, целясь между латами и шлемом. Раздался оглушительный звон, и Таврик ощутил, как вибрирует клинок. Это было то же самое, как лупить по камню. Серый рыцарь чуть подался назад, — казалось, он только теперь заметил Таврика. Он выхватил из ножен древний меч, со всех сторон посыпалась ржавчина. Потом, прошептав какое-то странное слово, он начал атаковать.

— Таврик, будь осторожен! — прокричала Алель.

Таврик ничего не ответил, он отражал небыстрые, но могучие удары. Постепенно он начал отступать туда, откуда пришел, надеясь увести за собой рыцаря. Но тут раздался пронзительный крик, Таврик увидел, как второе привидение, закутанное в плащ, тащит отбивающуюся и брыкающуюся Алель. Серый рыцарь тут же потерял интерес к Таврику и направился к своему приятелю, тащившему Алель в открытые двери балкона, из которых он появился.

Таврик в панике полетел к винтовой лестнице, взбежал по ней, перепрыгивая через три ступеньки. Держа меч наготове, он мчался за похитителями, уходящими на балкон.

Он успел сделать несколько шагов, но споткнулся обо что-то в темноте и упал, успев вытянуть перед собой руки. Одна рука тут же сильно заболела, но он, не обращая внимания на боль, вскочил, схватил меч и бросился на балкон.

Далеко впереди по ночному небу к Высокому Шпилю плыли две пепельно-серые формы. Они достигли верха башни и исчезли. Таврик в ярости ударил мечом о камень, потом вздрогнул от боли. Падая, он сильно ободрал руку, и теперь меч скользил в намокшей от крови ладони. Он тяжело дышал, но мозг работал четко. «Я должен забраться наверх, — думал он, убирая меч в ножны. — Каким-то образом я должен попасть наверх».

Он развернулся чтобы бежать по лестнице, но тут его нога в темноте наткнулась на какой-то предмет. Послышался стон, Таврик понял, что это чье-то тело.

— Кто здесь? — закричал он, отступая. — Кто ты?

Через секунду человек в темноте заговорил:

— Не мое… говорят, не мое…

Человек зашевелился, потом выдвинулся из тени на четвереньках. Он прижимал к груди какой-то круглый предмет. Потом он остановился, медленно сел и поднял голову. У Таврика перехватило дыхание. Несмотря на перекошенное лицо человека и тусклый свет, Таврик узнал в нем Дов Коррена.

— Не… мое… — выдохнул он и повалился вперед. Он так и остался лежать, лишь хриплое дыхание вырывалось из его горла. Тот предмет, который он прижимал к груди, упал и покатился — большое темное яйцо. Таврик долго смотрел на него, прежде чем коснуться рукой. И в тот миг, когда он коснулся, когда его живая плоть соприкоснулась с его поверхностью…

Солнце в его голове!

Голос, похожий на рев тысячи водопадов:

«Это не для тебя!»

В кибитке было абсолютно темно и воняло плохо выделанными шкурами. Джилли лежал лицом вниз в куче этих самых шкур, мечтая сказать вознице все, что он о нем думает. Но его руки и ноги были связаны, а рот заткнут грязной тряпкой, которая не позволяла проклятиям вырваться наружу.

«Могло бы быть хуже, — думал он. — Если бы мне не заткнули рот, я не только обонял бы их, но еще и попробовал на вкус. Или я мог бы сейчас стоять на стене с мечом в руках, ожидая, когда за мной явятся толпы могонцев».

Он понятия не имел, что происходит снаружи. После явления духа Хегруна и спасения Таврика его привязали к седлу и пустили его лошадь в галоп вместе с остальными. Когда они оказались здесь, его связали по рукам и ногам и забросили в эту повозку, где он и лежал уже час, перекатываясь с места на место. Он не видел осады, но слышал ее: звон оружия, крики, вопли, предсмертные стоны, подбадривающие возгласы и общий шум.

Потом раздался многоголосый торжествующий вопль, и повозка пришла в движение. Теперь стало ясно, что она катится по булыжникам, значит, они были в Беш-Дароке.

Какие-то ворота открыли, понял он и на миг вспомнил о Коделе и Мазарете. Но до него продолжали доноситься звуки множества шагающих ног, — это не тот звук, который издает победившая армия.

Потом повозка снова остановилась, он услышал, как отодвинули кусок парусины на входе, и увидел свет лампы.

— Похоже, что тебе не очень удобно, южанин, — произнес знакомый голос. — Но ты хотя бы лежишь на мягком?

Его плечи обхватили костлявые руки, перевернули его и помогли сесть. Потом из его рта вынули кляп.

— А мне казалось, что эти шкуры смердят хуже тебя, старик. Но теперь я так не думаю.

Атрок хмыкнул и покачал головой:

— Ты сохраняешь присутствие духа, Джилли. Среди твоих предков, должно быть, был могонец. А теперь послушай. — Он пододвинул ближе лампу и небольшой мешок и присел на кучу шкур. — Мой хозяин такой же пленник, как и ты. Он захвачен духом своего отца, этим гнусным старым разбойником. Я хочу вернуть его назад, но мне нужна твоя помощь, южанин. Так как?

Джилли некоторое время таращился на него, приоткрыв рот:

— Я мог бы бежать и быть сейчас со своими друзьями, но ты помешал мне, и я не знаю как, ведь ты хитрее могонского козла! И ты хочешь, чтобы я помог тебе? — Он произнес последние слова как можно язвительнее. — Ты тоже можешь мне помочь, если развяжешь мне руки и сунешь между них свою голову…

Атрок засопел:

— Я ошибся насчет твоих предков. Судя по всему этому шуму, кто-то из них был погремушкой. Ладно, выпей это, может, тебе полегчает.

Он достал из мешка небольшую флягу и наполнил из нее глиняный стаканчик. Джилли с подозрением следил за его действиями, потом помотал головой:

— Ты первый.

Атрок с оскорбленным видом поднес стакан к губам и отхлебнул изрядный глоток, потом передал стакан Джилли. Тот попробовал и удивился богатому букету вина.

— Ты слишком поспешно осуждаешь, — произнес Атрок.

— И одобряю.

— Мне жаль, что у тебя нет глаз, чтобы видеть, и ушей, чтобы слышать. — Он наклонился ближе. — Узнай правду, южанин. У меня благая цель, ты должен верить мне…

Кто-то позвал Атрока, и парусина отодвинулась.

— Прямо сейчас! — И Атрок снова сунул в рот Джилли затычку, принял суровый вид и повернулся к вошедшему.

Даже заключенный в тело сына, Хегрун занял своим присутствием всю кибитку. Его окружало зеленое сияние, которое придавало чертам новое выражение. Суровое лицо со шрамами было особенно бесстрастно, волосы казались совсем черными, от топора, висящего на поясе, пахло свежей кровью. Хегрун казался ожившей аллегорией войны. Он посмотрел на Джилли, недобро улыбаясь, потом повернулся к Атроку:

— Ну что, старик, моя жертва готова?

Джилли заморгал. «Жертва?»

— Минуту, могущественнейший. Сначала я должен… — Атрок отогнул край парусины и начал шептаться о чем-то с человеком снаружи, который передал ему какой-то предмет. Джилли заметил оранжевое свечение и железную решетку и понял, что это жаровня. Атрок обмотал руки тряпками, чтобы не обжечься, и начал затаскивать жаровню внутрь повозки. Джилли смотрел, окаменев, как старик начал раскладывать, доставая из мешка, различные железяки: щипцы, крюки, иглы — все это он укладывал на решетку.

— Сколько еще ждать? — заворчал Хегрун. — Я чувствую присутствие Повелителя Сумерек. Он жаждет крови и боли этого человека.

— Железо будет готово через минуту, мой повелитель. А как идет сражение?

— Эти собаки забились во дворец. Но Повелители Теней отправили своих слуг за провидцами и шаманами, никто не спрячется.

Джилли только скрипел зубами, чувствуя жар, от которого все его лицо, шею и грудь заливало потом. «Он сказал, чтобы я верил ему, — думал он, глядя на раскаляющиеся инструменты для пыток. — Но в чем?»

Атрок взял свою флягу и шумно взболтал:

— Не отведает ли повелитель вина, чтобы скрасить ожидание?

Хегрун покосился на жаровню, пробурчал что-то недовольное, потом протянул руку. Джилли увидел, как старик наполняет стакан, отпивает из него глоток, а потом передает вино Хегруну. Вождь осушил вино одним глотком и, не глядя, снова протянул руку.

Какой-то миг никто не двигался. Потом стакан выпал из руки Хегруна. Вождь осмотрелся по сторонам, изумление перешло в ярость, его полные ненависти глаза уставились на Атрока.

— Ты!..

Его голос превратился в хриплый шепот. Он хотел замахнуться на Атрока, но его ноги не послушались его, и он рухнул на колени. Он растянулся на полу, хватая рукой воздух и бессильно хлопая себя по боку.

— Я освободил твой разум, о повелитель, — произнес Атрок. — Он готов двигаться, а мой друг станет той приливной волной, которая унесет его прочь.

— Я… я сожру твое сердце! — прохрипел Хегрун. — Слуги подвесят твою душу на крюк!..

Не обращая внимания на угрозы, Атрок вынул кляп Джилли.

— Во имя Матери, что ты со мной сотворил? — спросил Джилли.

— То, что было необходимо, — успокаивающе произнес Атрок. — Я подчинил Хегруна двумя напитками, ты получил только второй из них, в вине разумеется. Он ослабляет удерживающие мозг связи и позволяет мне отправить твой дух в голову Ясгура, чтобы вернуть его на место.

Джилли охватила дрожь, он посмотрел на Хегруна, валяющегося на куче шкур.

— Я должен сделать это, южанин. Ты станешь путеводным огнем для моего хозяина, он сможет пойти за тобой. А ты мне не помешаешь.

Прежде чем Джилли смог что-либо ответить, Атрок произнес несколько слов и быстро взмахнул рукой. Тонкая блестящая нить протянулась от лба Джилли ко лбу Хегруна. Послышался странный гул — Атрок, жаровня, повозка и вообще все закружилось и пропало из глаз.

Высокий синий коридор, стены, пол и потолок покрыты затейливой резьбой. Развешенные повсюду флаги колыхались от его движения. Джилли проходил мимо затейливо одетых людей, которые отступали и кланялись. Широкая лестница привела его в сумрачный зал, на другой стороне которого была еще одна лестница. Он спускался все ниже и ниже в подземелья замка, пока не нашел дверь из зеленоватого мрамора. Он отпер ее рубиновым ключом, висевшим у него на шее, и вошел.

Джилли оказался на песчаном берегу, в воздухе пахло сыростью и водорослями. Там, где должно было простираться море, лежал туман, но он не скрывал огромного тела, покачивающегося у берега на волнах. Это был Хегрун, такой, каким он был при жизни: высокий человек с орлиным профилем, с черной гривой и усами. Его огромные мертвящие глаза следили за шагающим по пляжу Джилли, который вошел в воду и прошел мимо. Как только Джилли миновал лежащего на волнах гиганта, он нырнул.

Нырнув, Джилли поплыл в темную глубину. Он плыл, пока не увидел выступающее из мрака огромное черное здание, и, когда он приблизился, стены засверкали сами собой. Стены оказались толстыми и грубыми, со множеством окошек, в беспорядке разбросанных по фасаду. Посмотрев через них, Джилли увидел внутренние стены, тоже со множеством окон, и догадался, что это какой-то лабиринт. Пока он искал вход, заметил внутри какой-то свет и движение. К тому времени, как вход был найден, свет стал ярче, а движение ближе и яснее.

Джилли смотрел и ждал, появился Ясгур, пытающийся пробиться к двери и отогнать наседающих на него змееподобных тварей. Джилли легко мог помочь ему. Он взял свой рубиновый ключ и отпер дверь. Потом забежал внутрь, схватил слабеющего Ясгура за руку и выдернул его из лабиринта. Полупрозрачные змеи попытались уязвить его, но только зашипели и бросились в стороны от одного его прикосновения.

Покинув лабиринт, они поплыли вверх, пробились сквозь воду на свежий воздух. Начался отлив, который тащил с собой огромного, слабо сопротивляющегося Хегруна. Когда они выбрались на песок, Джилли услышал всплеск, повернулся и увидел, как полупрозрачный змей качается над водой. У него было лицо Хегруна.

— Сегодня ты нажил себе смертельного врага, ты, лисий сын! — прокричал тот и потянулся к Джилли…

На него разом нахлынули все чувства, он снова оказался в повозке, Ясгур стоял рядом и тряс его за плечо.

— Слава духам Пространства, он снова с нами! — Ясгур посмотрел Джилли в глаза. — Атрок рассказал мне, как ты предложил свою помощь. Я никогда не забуду, что ты сделал сегодня, никогда!

Джилли скосился на Атрока, на лице которого было написано неприкрытое изумление. Его веревки разрезали, он растирал лицо, стараясь придумать, что сказать.

— Обязанности и… и слава ничего не значат для меня, господин, — произнес Атрок.

— Они значат для меня, — мрачно подтвердил Ясгур. — Я знаю, кто вызвал моего отца из могилы и направил его против меня. Я знаю их имена, и я буду преследовать их, несмотря на их силу. Никакая магия не остановит меня. — Он посмотрел на Джилли. — Я должен заключить перемирие с повстанцами как можно скорее. Ты будешь моим гонцом?

— С радостью, — ответил Джилли. — Если только этот мудрый старик даст мне что-нибудь от молота, бьющего у меня в голове.

Атрок покачал головой, отвязывая от пояса флягу:

— Не смог осилить такого вина. Точно, не было у тебя могонцев в роду.

ГЛАВА 29

Воздух в тоннеле был мертвяще холодным, таким он стал от медленного хода времени в каменном лабиринте Сонма Испытаний, но Керен казался сладостным, как вино. Она позволяла ему свободно входить в горло и легкие и замирать в груди, особенно теперь, когда она только что преодолела очередную преграду. Она потеряла счет всем барьерам, которые они с Орграальшенотом уже преодолели за время их небыстрого спуска, вместо этого она чувствовала ткань каждого барьера, его натяжение и силу его удара.

Она мрачно усмехнулась. Последние ловушки уже не вызывали у нее никаких трудностей, по мере продвижения ее силы возрастали, а их — истончались. Теперь в ней пели голоса силы.

Керен подошла к стене, прижала ладони к шершавой поверхности и позволила своим закалившимся чувствам проникнуть сквозь камень. Теперь она издалека могла услышать древнюю мощь, живущую в громаде Ошанг-Дакала, услышать пение камня, его дрожание, услышать ветер в ночи, обдувающий утесы, услышать скрежетание когтей и щелканье клювов ночных охотников, сидящих в своих пещерах или парящих над горами, услышать боль пленников, заключенных в их клетках. А потом уже услышать шаги…

Она открыла глаза и увидела Порождение Демона. Оно снова приняло форму Рааля Хайдара, и вокруг него, так же как и вокруг Керен, мерцала аура, освещающая тоннель.

— Я слушала пение камня.

— Все на свете поет, — подтвердил Орграальшенот.

— Да, но, как я ни прислушивалась, я не услышала голоса Хрустального Глаза и вообще ничего похожего.

Орграальшенот согласился:

— Он хитрый, он маскирует свои силы и способности и не поддается магическим влияниям. Он может защитить себя, нейтрализуя любое направленное на него магическое воздействие. — Он улыбнулся. — Это качество я особенно ценю. А Тревада — место, в котором повсюду ощущается темное влияние магии Слуг, я внимательно исследовал его и обнаружил, что существует место, где оно сходит на нет. Это башня над Высокой Базиликой.

— И как мы туда попадем?

Он ткнул пальцем в потолок:

— Этот тоннель проходит через пустую пещеру, а потом ведет под пол Высокой Базилики и выходит наверх в комнатке за алтарем. Там есть лестница, ведущая в башню.

Керен ждала, что он повернется и пойдет, но он не двигался.

— Ты хочешь сделать привал?

Порождение Демона глядело на нее безразличными лазурно-голубыми глазами:

— Нет. Прежде чем мы двинемся дальше, я должен выполнить свое обещание и вернуть тебе твою плоть и кости в их изначальном виде.

Она отшатнулась:

— Но ты же знаешь, что я хочу вернуться с тобой и стать одной из вас!

— Только потому, что я на время заставил тебя служить мне. — Холодная улыбка тронула его губы, и он поднял руку. — Мы из тех, кто служит, мы не создаем слуг.

— Погоди…

Изменения начались, волна грубых чувств захлестнула ее с головой. Она закричала, схватилась за стену, упала, почувствовала уколы острых камней, почувствовала свою кожу. Потом, дрожа, заставила себя встать, волна продолжала заливать ее, заполняя собой каждый уголок ее существа. Она ощутила себя как набор разрозненных элементов, которые никак не желают работать вместе. У нее отчаянно заболела голова, ее замутило, она почувствовала острую боль в растянутых мышцах.

— Сила, которую я дал тебе, все еще с тобой, — объявил Орграальшенот. — Ты чувствуешь ее?

Она чувствовала. Сила походила на низкую дрожащую ноту, которая звучала все яснее, по мере того как ее физические чувства успокаивались и приходили в норму. Керен пыталась вспомнить, какой она была раньше, вспомнить ощущение полупрозрачности, свечения, вспомнить звучавшие в ней металлические голоса. Огромную силу и огромное одиночество.

— Твое тело такое же, каким и было, но твой дух изменился навсегда, — произнес Демон. — Даже если ты решишь остаться здесь, ты всегда будешь ощущать влияние Королевства Руин.

— Я хочу вернуться с тобой.

— Тогда идем.

Он повернулся и пошел, и Керен последовала за ним.

Могонское войско двигалось к Беш-Дароку, оставляя на своем пути дымящиеся развалины. Хижины были разрушены, поля и сады превращены в грязные пустоши, люди сожжены, припасы разграблены, и любое сопротивление подавлено.

Бернак смотрел через плечо на огромную темную массу всадников: флаги хлопали на ветру, штандарты вздымались, Войско двигалось вперед. У некоторых всадников были его собственные символы солнца и черного меча, и он улыбнулся. С момента отбытия из Аренджи Войско выросло, сейчас в нем было больше четырнадцати тысяч конных. Эта грубая сила порождала в его душе восторг, все омрачало лишь присутствие Истрегула.

Он вспомнил об остальных Повелителях Теней, и его восторг окончательно угас, превратившись во всепоглощающую ненависть. Конечно, Бернака именовали генералом Войска. Но на самом деле армия была разделена. Бернак вел правое крыло, Истрегул — левое, и каждый имел собственных последователей, тогда как ни к кому не примкнувшие племена двигались в центре или в хвосте колонны. На стороне Бернака была мощная поддержка таких крупных кланов, как Красный Коготь и Черная Луна, но у Истрегула были шаманы, которых Слуги наскоро научили припадать к силам Источника.

Он глянул на Обакса, ехавшего рядом, и увидел обычный белый взгляд, устремленный на него.

«Ваши мысли ясны, мой господин. Вас беспокоит Черный Жрец?»

Мысленная речь Слуги была слабым шепотом, но казалась громче грохота тысяч копыт.

«Именно, — ответил Бернак. — И теперь твои мысли вернутся к тем твоим братьям, которые охотно ему помогают».

Обакс казался смущенным.

«Великий повелитель, в каждом из Повелителей Теней есть частица нашего бога, мы верим в силу воли Повелителя Сумерек, которая стремится по тайным тропам к воссоединению частей божества. И наша задача, и ваше предназначение — служить целому».

«И ты будешь служить мне, говоря с другими Слугами и узнавая о планах Истрегула?!»

«Я уже говорил с ними, но пока не узнал ничего определенного».

«Ничего определенного… — Бернак выказал свое неудовольствие. — Может ли случиться так, что Истрегул сбил с истинного пути твоих братьев и теперь вся их вера устремлена на него?»

Обакс хотел ответить, но тут до слуха Бернака донеслись какие-то крики. Он остановил коня и посмотрел на север, куда указывали многие всадники.

Все левое крыло двигалось к гребню высокого хребта, приблизительно в миле от Беш-Дарока, тому самому, на котором в Ясгура вселился дух его отца. Об этом не было никакой договоренности, никакого сообщения, сигнала или знака. Ярость захлестнула Бернака, он мечтал, чтобы сейчас в его руках оказалось горло Истрегула. Однако он ничем не выказал свой гнев, а просто подозвал одного из офицеров.

— Мы едем за ними, — сказал он спокойно, словно так и было задумано. — Передай приказ вождям. — Потом он обернулся к Обаксу. — Поедешь со мной!

Не медля больше ни секунды, он пустил коня в галоп вдоль ряда племен и кланов. Взметнулись знамена, раздались крики, когда он проехал мимо своего крыла войск. Когда они с Обаксом приблизились к голове колонны, от нее отделились несколько воинов и поехали навстречу Бернаку.

Их было пятеро — четверо Слуг и еще Флегрос, вождь клана Каменного Волка. У Флегроса были длинные распущенные волосы, иссиня-черные глаза и длинный плащ из красной кожи. Он поклонился в седле, но одетые в черное Слуги просто сидели и смотрели на Бернака, двое из них открыто усмехались.

— От имени нашего хозяина я передаю лорду Бернаку извинения, — произнес Флегрос. Каждое его слово было пропитано фальшью. — Но было решено, что мы остановимся у хребта, чтобы все Повелители Теней могли собраться и подготовиться к грядущей битве.

— Об этом ни разу не упоминалось раньше! — ответил Бернак, кипя от негодования.

Флегрос пожал плечами:

— Думали, что вы сразу поймете происходящее и отдадите соответствующие приказы, великий лорд. Как и произошло.

«Да, — подумал он. — Ясно, кто считает себя хозяином всего».

Он представил себе, как Флегрос обращается в кучку вонючих дымящихся костей, и с трудом удержался, чтобы не воплотить увиденное.

— Напомни Черному Жрецу, что мы скоро вступаем в город, — произнес Бернак сквозь сжатые зубы. — Прежде чем Хегрун всех в нем перебьет.

— Этого можно не опасаться, — ответил Флегрос. — Провидец Ясгура сумел обмануть тень Хегруна и освободить своего принца.

Бернак криво улыбнулся:

— Очередная победа твоего хозяина.

— Небольшая неудача. Мы собираемся…

В этот момент один из Слуг поднял руку, и Флегрос умолк. Слуга обратился к Обаксу:

— Мой хозяин ждет твоего ответа на его предложение. Ты принимаешь его?

«Уничтожь этого наглого червя!»

Почти согласившись с разгневанным богом, Бернак сжал зубы и решил пока посмотреть и послушать.

— Мой ответ остается неизменным, я дал его тогда же, когда было сделано предложение, — спокойно ответил Обакс. — И он останется таковым. Я отказываюсь.

— Ладно. Предложение остается в силе.

При этих словах все четверо Слуг развернули лошадей и поскакали к Войску, Флегрос поспешил за ними. Бернак посмотрел им вслед, потом обратил тяжелый всепроникающий взгляд на Обакса:

— Я уверен, что они предлагали тебе присоединиться к ним. Ты должен был рассказать мне все.

— Не думал, что это так важно, — ответил Обакс. — Но я приму любое наказание, которое вы сочтете необходимым применить.

«Ах наказание. Не станешь же ты возиться с этими отбросами».

— На этот раз наказания не будет, — ответил Бернак металлическим голосом. — Но запомни: если речь заходит об Истрегуле, важно все. А теперь давай вернемся к нашим воинам и попробуем убедить их, что все это — часть большого плана.

Встреча состоялась в мебельной мастерской у реки, в длинном помещении с низким потолком. Здесь горели застекленные лампы и пахло опилками. Когда пришел Мазарет, Ясгур уже был здесь, при нем находились два безоружных телохранителя и престарелый провидец Атрок, о котором упоминал Джилли. Мазарет пришел с Джилли и двумя офицерами, он находился уже на грани нервного истощения. Когда явился Джилли со своей удивительной историей и предложением о перемирии, Коделя нигде не оказалось, — у Мазарета не было выбора, пришлось решать все самому.

Теперь он сидел за старым ободранным верстаком напротив Ясгура, который коротко подтвердил историю своего пленения духом Хегруна и рассказ о том, как Джилли с Атроком вернули его обратно. Несмотря на совершенную неправдоподобность, все совпадало с рассказанным Джилли и даже несколько объясняло происшедшее позже на Башне Дня.

— Я просто пытался отправить Таврика обратно к вам, я не собирался пытать или убивать его, — продолжал Ясгур. — С ним все в порядке?

— Он был в Высоком Шпиле, когда на город начали валиться эти каменные чудовища, — неуверенно ответил Мазарет. — Внутренняя часть дворца для нас недоступна. Двери завалены, лестницы сломаны, коридоры разрушены, так что мы понятия не имеем, как обстоят дела.

Атрок кивнул:

— Они хотят нашей смерти, ибо тогда мы станем их рабами навсегда.

Ясгур заметно вздрогнул, прикоснувшись к своей умащенной черной бороде. Его глаза недобро блеснули:

— Я скажу вам одну вещь: когда прибудет Войско Кланов, я не подчинюсь его командирам и не отдам им город.

— Пойти против собственного народа? — переспросил Мазарет.

— Я должен, ибо они рабы злобных существ, которые называют себя посланцами нашего бога. — Ясгур подался вперед, лицо его пылало. — Это они запятнали честь моей семьи и моего клана, подняв дух моего отца из могилы, сделав его своим слугой и направив его против меня. Когда они придут в Беш-Дарок, я брошу им в лицо это обвинение и буду сражаться до последней капли крови. — Он сощурился. — С севера у меня движется еще одна армия. Она прибудет к рассвету.

— Боюсь, что это слишком поздно, — отозвался Мазарет. — По последним сообщениям наших лазутчиков, Войско будет под воротами меньше чем через час. А эти каменные монстры сотворят все, что намеревались, прежде чем прибудет ваша армия.

— Да, — мрачно согласился Ясгур. — Именно поэтому необходимо напасть на ложных посланцев, как только они появятся под стенами. Совершить вылазку и захватить их. Если мы сможем убить одного или двоих из них, мы, возможно, остановим происходящее в Высокой Базилике и предотвратим катастрофу. — Он испытующе посмотрел на Мазарета. — Вы пойдете со мной? Вы поднимете ваше войско? Я не стану удерживать вас, если вы решите уйти. Эти маги обладают исключительной силой.

Но Мазарет даже не стал обдумывать предложение:

— Теперь, когда у меня друзья и союзники захвачены этими тварями, я просто не могу уйти. Мы останемся и будем сражаться.

Ясгур улыбнулся и протянул руку, Мазарет пожал ее. В этот момент послышался шум и в мастерскую, тяжело дыша, вбежали люди Ясгура.

— Господин, новости… из-за города. Войско свернуло в сторону.

— Что? — воскликнул Ясгур, вскакивая на ноги.

— Один из лазутчиков сообщил, что кланы занимают позиции в разрушенном форте на хребте, но лагерь не разбивают.

— Зачем им это?

— Из-за их слуг во дворце, — пугающим голосом произнес Атрок. — Готовится что-то ужасное…

Все замерли, Ясгур глядел в глаза Мазарету:

— Значит, мы не можем, не смеем ждать, пока враг придет к нам.

Мазарет вскочил, не обращая внимания на боль в руках и ногах. Не сводя глаз с вождя могонцев, он произнес, изумляясь нелепости собственных слов:

— Значит, ночная вылазка?

— Половина моих людей еще не вошла в город, — ответил Ясгур, усмехаясь. — Мы воспользуемся их замешательством.

Мазарет ощутил, как реальность уплывает прочь, отступая перед неизвестностью и опасностью, потом кивнул:

— Согласен.

Они снова пожали руки, скрепляя договоренность.

— Это же безумие, — заявил Джилли Атроку, наливающему светлую жидкость в четыре крошечных стаканчика. — Совершенное безумие.

— В данный момент, — ответил старый могонец, протягивая ему один из стаканчиков, — нам не из чего выбирать.

Третий нашел его в длинной галерее, заставленной зеркалами и бронзовыми статуями. Свет догорающих ламп бросал на стены мрачные тени, среди которых беззвучно двигался призрак, широко раскинув руки с зажатыми в них окровавленными кинжалами.

Таврик, как и прежде, повиновался внутреннему голосу и повернулся лицом к привидению, ощущая холодную тяжесть Семени Матери на груди. Он снова начал ощущать сильный запах мокрой земли, листьев и коры. В голове появился странный жар, который опустился ниже, в его руки и ладони, в Семя, и гранитно-серая тень застыла, морщась от боли и глядя на него зелеными светящимися глазами.

Жар наполнял его голову, пот стекал по подбородку, заливал руки. Потом, когда призрак все-таки приблизился, Семя с треском открылось и выбросило облачко белых паутинок не толще волоса. Бледное облако двинулось на преследователя Таврика, окутало его туманом, выпуская длинные усики, обвивающиеся вокруг его рук и ног.

Призрак снова замер, окутанный белыми волосками, которые продолжали оплетать его тело, образуя в каменном теле трещинки и разломы. Он начал сопротивляться им, двигаясь на Таврика, который, отступая назад, вынужден был наблюдать за пугающим зрелищем. Белые усики становились все толще, превращаясь в корни, зарывающиеся в камень. Куски камня упали на гладкий мраморный пол, рассыпаясь в прах.

Призрак издал хриплый крик отчаяния и метнулся к стене, разбив высокое зеркало. Левая часть его тела, от плеча до бедра, вдруг разом осела на пол. Он пошел по коридору, качаясь и хватаясь за стену, разбил еще несколько зеркал, свернул несколько статуэток, продолжая исполнять симфонию разрушения.

Потом стенающий монстр упал и развалился на части. Поддерживаемые белой сетью корешков, куски его каменной плоти выпадали на пол один за другим. Таврик ощутил, как связывающая его сила отступила, его голове сразу стало легко. Белые корешки теперь обвивали статую мальчика с соколом, потом они начали таять и исчезли.

«Достаточно. Прочь из этого места. Продолжим путь наверх».

От этого голоса его череп завибрировал, и он обхватил голову руками. Он не знал точно, тот ли это голос, что обращался к нему в башне Седжинда, но он совершенно не считался с ним. Необходимо бороться с его давлением и сохранять контроль над собой.

Впереди в коридоре раздались шаги, и, обернувшись, Таврик увидел человека в коричневом плаще, вошедшего за захлопнувшуюся за его спиной дверь. Прижав к боку Семя, Таврик побежал по коридору, нашел проход и попал по нему в темный и узкий переход. На одной его стороне находилась анфилада грязных комнат с пыльными столами, но Таврик мчался туда, где была дверь, а за ней — вытянутая высокая комната. Одну ее стену полностью занимал шкаф с книгами и пергаментами. Содержимое нескольких полок было вытряхнуто из них и сложено кучей на полу. В библиотеке имелось три окна, но все они были забраны темными стеклами, единственным источником света служила свеча, стоявшая на железном столике, залитом воском. Человек в плаще сидел за столиком рядом со свечой, он обернулся, когда вошел Таврик. Он прокрыл лицо дрожащей рукой с растопыренными пальцами:

— Нет, прошу… не подходи ближе…

Таврик остановился и посмотрел на него, чувствуя, как каменеют от предчувствия мышцы живота. Складки плаща полностью закрывали голову человека.

— Ради тебя самого, — продолжал человек хорошо поставленным, но хриплым голосом. — У меня желтая гниль…

Таврик проникся к нему сочувствием, но из любопытства не уходил.

— Зачем ты здесь? — спросил Таврик. — Ты из людей Ясгура?

— Нет, не из них. Слуги держат меня здесь, чтобы я присматривал за библиотекой, в которую теперь боятся заходить. Когда-то я был ученым в этом городе, но мои изыскания не довели меня до добра. — В его голосе слышалась горечь. — Но ты не из этих мест, ты говоришь как человек из Южного Катриза, возможно, Патрейна…

«Он опасен, я уничтожу его».

— Нет! — закричал он, стараясь не выпустить Семя. И отскочил от больного ученого. Свободной рукой Таврик вытер пот с лица, стараясь не замечать жар, растекающийся по его членам. — Прости меня, — произнес он. — Та вещь, которую я несу с собой, имеет собственную волю и цели, которые я не могу постичь, но я нуждаюсь в ее защите, а она нуждается во мне… — Он грустно рассмеялся. — По крайней мере, так кажется. Единственное, в чем я уверен, что мои друзья заключены где-то наверху. Я должен найти туда дорогу и помочь им.

Голова в капюшоне кивнула.

— Незримый, Неизвестный уже в седле, и мы его везем, — произнес ученый, словно что-то цитируя, потом указал в дальний конец библиотеки. — За той дверью первый поворот налево, там будет винтовая лестница для слуг. Такие лестницы обычно соединяют несколько этажей.

— Большое спасибо. — Таврик слегка поклонился.

«Дурак».

Ничего не ответив на это, он поудобнее перехватил Семя и поспешил к двери.

Ученый посмотрел ему вслед и некоторое время посидел неподвижно, потом встал и начал снимать с себя одежды. Он отбросил в сторону плащ, оказавшись в длинной накидке поверх рубахи и килта. Лицо его было старым и бородатым, со впавшими щеками, морщинами и косматыми бровями. И все в нем, вплоть до кончиков пальцев, языка и зубов, было сделано из серого холодного камня, все, кроме глаз, горевших изумрудным огнем и тоской.

Призрак подошел к ближайшему окну, осторожно отодвинул задвижку и распахнул его. Он оторвался от пола и через миг уже кружился над Высоким Шпилем. Он завис над дырой, оставленной одним из заклинаний Слуг, и скользнул в темную Тронную Залу. На стенах горело несколько факелов, свет шел еще от паутины сил Источника, удерживающей небольшую группу пленных магов. Даже при таком неверном освещении можно было понять, в какие руины обратился зал. Но полагающийся этикет соблюдался: по обеим сторонам от трона стояло два десятка серых призраков, а сидящий на троне разглядывал пришедшего с нескрываемым презрением.

— Ну?

Призрак остановился у ступеней, ведущих к трону, и склонил голову:

— Ваше величество, еще один из нас обратился в прах.

Сжатый кулак ударил о подлокотник трона.

— Кто этот человек? Девчонка говорит, что это какой-то купец из Юларии…

— Прошу прощения, ваше величество, это просто мальчик, но у него есть Семя.

— Ты его видел?

— Я даже говорил с ним.

— И ты здесь. Но кажется, Семенем ты не завладел, Аргатиль. Как это возможно?

Аргатиль, бывший Архимаг и советник короля, выпрямился и в упор посмотрел на своего обвинителя:

— Сир, этот мальчик ваш сын. Ваш ребенок от герцогини Патрейнской.

Корреган, двадцать седьмой правитель Катримантинской Империи, уставился на Архимага зеленым взглядом:

— Ты уверен? Да, вижу, что так. Значит, ребенок Иллиан был жив все это время… Ладно, мы должны приготовить Семя и ждать нашего повелителя, он скоро будет. — Он указал на ту пару призраков, которые схватили Алель. — Вы двое, замените этого сентиментального дурака и ступайте за моим сыном. Заманите его сюда или убейте, если сможете, но принесите Семя…

Его свинцово-серое лицо исказила усмешка.

— С другой стороны, возможно, я смогу сам. Есть некоторые вещи, которые должен делать отец.

По гребню хребта двигались лошади и их всадники, искавшие какое-нибудь укрытие от мелкого моросящего дождя. Факелы шипели в сыром воздухе; поспешно разведенные костры, на которых могонцы варили свои напитки из корней и семян, чадили и трещали. Посреди суетящегося войска располагались руины форта. Один из толстостенных углов постройки сохранился, его камни поблескивали от дождя, растущие на нем кусты и травы свешивали свои ветви и стебли до самой земли.

Бернак перешагнул через остатки внешней стены и увидел уже пришедших Трэлора и Гразаана, с ними было несколько Слуг. Они толпились у сохранившегося угла форта, чертя что-то на земле и складывая камни, и не обратили внимания на приход Бернака.

— Приветствую тебя, генерал! — произнес Трэлор.

— Братья! — пробормотал в ответ Бернак, направляясь к паре темных фигур.

Гразаан по-прежнему оставался пожилым седым человеком, а Трэлор — высоким красивым юношей. Оба были одеты для битвы: Гразаан в тяжелые доспехи наемника, а Трэлор — в доспехи, похожие на морские раковины. Но цвет у этих раковин был кроваво-красный, казалось, что это просвечивает его собственная кровь. Трэлор улыбался, плотоядно поглядывая на Бернака.

— Похоже, планы Черного Жреца расходятся с твоими, брат.

— А равно и с нашими, — мрачно подхватил Гразаан. — Но это даже пустяки по сравнению с его беспечностью и самонадеянностью.

Бернак медленно кивнул:

— Ясгур.

— Точно. Он постоянно переоценивает свои возможности, ставя нас под удар.

— Его самонадеянность разрушает все, чего мы уже добились, — заявил Трэлор. — Насколько мы знаем, Семя Матери не может больше оставаться в Беш-Дароке. Если он промахнется и на этот раз, нам придется искать другие пути.

— Вроде Горлы и Кешады? — спросил Бернак. — Долго и медленно…

— Зато верно, — перебил Гразаан. — Тогда наша власть над этими землями станет полной и неодолимой.

Бернак неуверенно пожал плечами:

— Нужно убедить в этом нашего сокрытого от глаз брата. А что делать с Истрегулом?

— Посмотрим сперва, как пройдет его последняя попытка, — ответил Трэлор, глядя куда-то за спину Бернака. — Ладно, хватит, он идет.

Дождь совсем разошелся, ветер рвал одежды на Истрегуле и его Слугах, подходящих к развалинам форта, у каждого из них было по деревянному посоху в руке. Черный Жрец осмотрел выложенные Слугами линии и только потом поклонился другим Повелителям Теней. В этот миг из ниоткуда выступила вперед радужная оболочка Сокрытого. Злоба исказила черты Истрегула, к немалому удовольствию Бернака.

Черный Жрец сдержал свою ярость и уставился в небо. Крошечные капельки дождя кружились над ним, но, как заметил Бернак, ни одна не коснулась его лица, бороды или волос.

«Он предаст вас, — заявил знакомый мрачный голос у него в голове. — Уничтожьте его, пока можете».

«Помолчи», — ответил он.

— Пора настала, — начал Истрегул.

— Опять… — пробурчал Сокрытый.

— Прошлое ждет, будущее ждет, даже небеса ждут возвращения Повелителя Сумерек. Горы обратятся в храмы, моря выйдут из берегов, солнце станет светить ярче, когда Принц Сумрака ступит на землю…

Бернак ощутил дрожь при этих словах и зарождающуюся в мозгу черную злобу.

— Луна станет нашим флагом, тени породят тени, все королевства станут одним. — Сверкая глазами, он поднял посох и обернулся к своим Слугам, говоря: — Начинайте!

Образовав полукруг, Слуги прижали концы своих посохов к линиям выложенного ими на земле и стенах узора. Все они забормотали какие-то слова, рисунок тотчас же засветился зеленым. Дождь и жар образовали туманную дымку, от горящих символов повалил пар.

— Братья! — произнес Истрегул. — Одолжите мне вашу силу.

Не было никакой проблемы в том, чтобы добраться до силы. Источник всегда был здесь, для Бернака обращаться к нему было так же просто и естественно, как дышать. Передача же силы Истрегулу требовала сосредоточенности, необходимо было задать направление. Какая-то его часть пристально следила за Черным Жрецом, ища признаки предательства.

Сейчас Истрегул казался выше, его присутствие давило на всех. Окруженный подвижной аурой, он стоял, глядя на узор, сжимая рукой посох и взмахивая его горячим концом. Подняв свободную руку, он проговорил несколько хриплых слогов, простых, грубых звуков, и резко махнул рукой вниз. Воздух завибрировал, и поросшая мхами стена начала таять, уступая место Тронному Залу Дворца Беш-Дарока. Земля с начертанными на ней символами превратилась в полированный мраморный пол, на котором тоже горели знаки, возле них стояли серые призраки. Хрупкая женская фигурка сидела на ступенях, ведущих к трону, на нее пристально глядел зеленоглазый страж.

Бернак вместе со всеми остальными следил за действиями Истрегула. Их недоверие казалось почти осязаемым, но Истрегул выглядел совершенно искренним в своих действиях и полностью поглощенным ритуалом. Ничего подозрительного. Потом Истрегул повернул голову, медленно, едва заметно; Бернак увидел обращенный на него косой взгляд и злобную ухмылку.

— Слуги! — внезапно воскликнул Сокрытый. — Они же…

Прежде чем Бернак смог сообразить, Черный Жрец, Слуги и вообще все исчезло в яркой вспышке света. Мощный удар потряс землю, неведомая сила подхватила Бернака и опрокинула его назад. Инстинкт и злоба открыли для него Источник, он замедлил свое падение и встал на ноги. Облако густого пара начало рассеиваться, за ним не оказалось ничего, кроме обломков стены, перевернутой земли и пучков обгорелой травы. Истрегул и Слуги исчезли.

— Грязный трюк! — сказал Гразаан. — Куда он отправился?

— Во дворец, разумеется, — пояснил Сокрытый. — Где Семя, там будет и сила.

Вдруг Трэлор закричал, его прекрасное лицо исказил гнев и тревога.

— Он нападает на мой город… с ночными охотниками! — И он исчез. В следующий миг Гразаан, не вдаваясь в объяснения, проделал то же самое.

Наступила гробовая тишина, потом Бернак различил звук, доносящийся из темноты над хребтом, звук нарастал. Его раздирала ненависть к Жрецу и необходимость что-то предпринять.

— Его последователи атакуют нас, — сухо рассмеялся Сокрытый. — Он не хочет оставлять у себя за спиной никого.

— Как он уверен в себе, — отозвался Бернак. — Завидую ему.

— Уверенность! Это всего лишь маска, скрывающая глупость, эта уверенность и погубит его. — Голос собеседника Бернака был полон презрения. — Но я еще не покончил с ним.

— Ты что, собираешься во дворец? — воскликнул Бернак. — Я с тобой…

— Я уже там, а ты останься здесь и спаси хоть что-нибудь, — ответил Сокрытый. — Потерпи немного, я доставлю его тебе.

И он тоже ушел.

Бернак смотрел в ночь, нащупывая и осязая.

«Обакс… Обакс… приведи войска на хребет…»

«Господин, мы пробиваемся к вам, но Слуги-шаманы Черного Жреца упорствуют».

«Когда вы будете?»

«Секунду, господин, есть новости от лазутчиков… они говорят, что Ясгур скачет из Беш-Дарока с императорскими повстанцами. Нам отправить людей напасть на него?»

«Пошли треть, этого будет достаточно, а остальных веди сюда».

Обакс молча согласился, и его присутствие, вкус и запах его личности исчезли из мыслей Бернака, что-то иное пробивалось из-под дальних пластов его сознания и вторгалось в его собственный мир.

Мрачный и злобный смех.

Некоторое время Алель видела перед собой призрачную дверь в стене Тронного Зала и высокого человека, стоящего за ней вместе с другими. Потом последовала вспышка света, дверь исчезла, и высокий человек шагнул в зал, за ним потянулись другие люди.

Он остановился перед ней и посмотрел сверху вниз. Она чувствовала себя подавленной его огромной широкоплечей фигурой, почти что уничтоженной. Но Алель не позволила себе струсить и посмотрела прямо в его черные жаждущие, как пустыня, глаза.

— Сколько здесь чистоты и невинности, — произнес человек, которого она знала как Истрегула, Черного Жреца. — Но даже если бы ее дух был черен и низок, это ничего бы не изменило. Ее кровь — ключ, открывающий двери к господству над всем. А теперь мне нужен замок…

— Я тебя знаю!

Серая фигура выступила вперед, тот призрак, что пришел без Семени. Алель охватила жалость.

— Кто ты такой?

— Тот, кто прекрасно тебя знает!

— Ах да, ты Аргатиль, — презрительно бросил Истрегул. — Ты знаешь, где мое Семя?

— Я знаю тебя, я видел твое лицо, отраженное в тысяче мечей, в каплях пролитой на землю крови, в дыме, поднимающемся над руинами городов и деревень, в камнях пересохших рек, в почве полей сражений…

— Ты не знаешь меня, старик, — перебил Истрегул тяжким басом.

Но Аргатиль продолжал:

— Я слышал, как ты захлебывался от радости при виде чужой боли. Я видел твою руку в древних развалинах…

— Ты никогда не видел меня! — зарычал Жрец.

— Я вижу тебя сейчас даже под той маской, которую ты нацепил…

Завопив что-то невнятное, Истрегул швырнул в призрак Архимага пригоршню зеленого огня. Алель успела заметить на его лице умиротворенную улыбку, после чего его каменная фигура с треском развалилась. Она вздрогнула от испуга и облегчения и закрыла голову руками, защищаясь от падающих со всех сторон осколков.

Черный Жрец стоял, глядя на обломки привидения, в его глазах светилось нечто похожее на страх. Его губы двигались, продолжая прерванный диалог, но ни звука не было слышно. Зная, что она находится рядом с безумцем, Алель заозиралась по сторонам:

— Так ты прикончил моего старого дурака. Прекрасно.

Она посмотрела наверх, и у нее перехватило дыхание. Вернулся призрачный Император Корреган, он вел потрясенного несопротивляющегося Таврика, прижимающего к груди Семя. Император пролетел над Алель, поставил Таврика рядом с ней, потом опустился на пол и медленно поклонился Жрецу. Истрегул взял себя в руки и улыбнулся при виде выказываемого ему почтения.

— Твоя верность будет вознаграждена, — произнес он. — Когда я начну править всем, мне понадобится множество помощников, множество наместников…

— Дай мне тело, — прервал Корреган. — Дай нам настоящую плоть, кожу и кости, как было обещано. А потом мы сделаем все, что ты пожелаешь.

Алель взглянула на сидящего рядом с ней обескураженного Таврика.

— Что произошло? — спросила она. — Как ты себя чувствуешь?

— Оно не остановило его, — забормотал он. — Он подошел ко мне, а Семя… ничего не сделало… я… — Он схватил ее руку, глаза его расширились. — Этот… эта штука не может быть моим отцом! Он не может…

— Обещание будет выполнено, — говорил Истрегул. — Но сначала кровь должна пролиться на Семя, открыв путь. Потом…

— Потом ничего не будет, — произнес голос. — Потому что ты станешь ничем, а он станет всем.

Черный Жрец вздрогнул и развернулся. Все повернулись вместе с ним к сидящему на троне человеку в доспехах. Его доспехи были золотистыми, почти янтарными, по всей поверхности они были украшены сложным орнаментом из змей и ящериц. Огромный шлем-маска был покрыт теми же узорами.

— А, мой безликий брат, — с облегчением выдохнул Истрегул. — Безликий, безымянный и бесхребетный…

— Ты его марионетка, Истрегул. Ты думаешь, что преследуешь собственные цели, но это он начертил для тебя путь, по которому ты идешь, весь, до последнего шага. Это его путь, он даст ему силу, о которой так мечтаешь ты.

— Подобные речи говорят лишь о твоей недальновидности, брат, — заявил Истрегул. — Уйди из дворца, пока можешь.

Человек на троне, в котором Алель подозревала еще одного Повелителя Сумерек, негромко рассмеялся:

— Ты ведь слышишь его, правда? Шепчущего черные мысли целыми днями и ночами, что-то обещающего, что-то требующего. Он всегда здесь, всегда ждет. — Он поднял руку в латной перчатке. — Я знаю, что ты слышишь его, потому что я тоже его слышу, и ты, так же как и я, не дашь ему ничего.

— Уходи. Я не стану больше повторять.

— Да, жизнь не настолько плоха, чтобы ты добровольно с ней расстался… ради него. Разве не так?

— Твои доспехи все в царапинах, брат. Давай я отполирую их для тебя.

Он описал перед собой полукруг посохом, выпуская на волю сгусток энергии. Его слуги сделали то же самое, выпустив столько светящихся копий, пик и сетей, что они заполнили собой весь зал. Вихрь из сияния и языков пламени заходил вокруг трона, но он не причинил вреда сидящему на нем. Тот встал и вскинул руки в театральном жесте. От всего его тела в разные стороны понеслись искры, доставшиеся всем нападавшим на него. Некоторые сразу упали, другие лишились рук и ног или были ранены. Один из них, огромный лучник, только что выпускавший стрелу за стрелой, застыл в движении и с грохотом обрушился на пол.

Алель скорчилась на полу, спасаясь от магической атаки, и едва не вскрикнула, когда Таврик взял ее за руку.

— Смотри, они уходят…

Сидящие по всему залу маги оказались вдруг одни, без своих серых стражей, они наступали на призраков, гоня их к главным дверям. Таврик указал на арку за троном. Алель кивнула, и они начали пробираться туда. Они успели пройти две трети пути, когда Таврик вдруг охнул и упал на бок.

— Таврик, что с тобой? — взволнованно воскликнула Алель.

— Не пускает… — выдохнул он. — Оно хочет… — Слова поглотили судорожные всхлипывания задыхающегося человека, он лежал, прижимая Семя локтем.

— Нет, так просто вы не уйдете! — раздался грубый голос.

Обернувшись, Алель увидела парящую на фоне сражения тень призрачного императора. Он приближался. Она тотчас же посмотрела на металлическую руку Таврика, вспомнив, как использовала ее, высвобождая собственную дикую силу. Потом она увидела Семя, машинально схватила его и обернулась лицом к приближающейся опасности.

А опасность надвигалась как шторм. Она почти ощущала ее вкус, жар и белое свечение, но ничего не видела. Призрак был уже совсем рядом, Алель старалась сосредоточиться на нем, направить на него силу, но тут со стороны трона вылетело сияющее копье, попавшее императору в бок. Он распался на куски.

Распался со звуком, похожим на звон тысячи молотков, ударивших по тысяче наковален. Большие и маленькие куски полетели во все стороны, Алель зажмурилась, чувствуя острые осколки на лице и шее, плечах и руках.

Потом все кончилось, она посмотрела вниз, на свои руки, прижимающие тяжелое Семя Матери к груди, увидела отпечаток Семени на коже и кровь там, где ее ладони прижимались к прохладной шершавой поверхности…

— Теперь начнется моя месть.

Ей понадобилось время, чтобы понять, что этот грохочущий голос выходит из ее собственного горла.

Из другого конца комнаты донесся яростный вопль:

— Нет! Сила моя!

Истрегул мчался на нее, Алель ощутила, как ее поднимает над полом серебряное сияние, которое через миг стало черным. Ее тело окатывали волны жара и холода, все вены и артерии пульсировали, гоня вместо крови радужное свечение. Это было пугающе, но прекрасно.

«Не бойся, дитя. Тебе не причинят вреда…»

Она ощутила, как поднимается все выше, ей казалось, что она парит на мягком облаке. Посмотрев вниз, она увидела сияние, окружающее гигантские ноги и громадные руки. «Неужели я в теле бога?»

Истрегул бежал по залу. Огромное тело, принявшее в себя Алель, вытянуло руку и подняло его вверх. Серебряную кисть тут же окружили черные и зеленые сполохи.

«Я могу уничтожить эту часть тебя, предатель, но это не утешит моего горя. Нет, я отправлю тебя назад, к твоим братьям, а когда вы станете одним целым и воплотитесь, тогда я приду за тобой».

— Никогда! — завыл Истрегул. — Меня никогда не уничтожат!

«ЗАМОЛЧИ!»

Чудовищная рука, сотканная из серебряного тумана, качнулась в сторону, отбросив Черного Жреца, который перелетел через весь зал и исчез в дыре в стене. Тогда божество переключило свое внимание на оставшегося Повелителя Теней, стоявшего у трона, и в два шага оказалось рядом с ним. Призраки бежали, забыв о битве; Алель заметила скорчившегося у ступеней трона Таврика, глядящего на нее неподвижным изумленным взглядом.

Повелитель Теней начал медленно подниматься в воздух.

«Дай-ка мне взглянуть, из чего ты сделан».

Доспехи и шлем растаяли, явив мускулистого человека в обычной одежде, его лицо кривилось от ярости. Алель глядела, не веря своим глазам, до нее донесся отчаянный отрицающий крик Таврика.

Потому что это был Кодель, военачальник Детей Охотника.

ГЛАВА 30

Мазарет скакал галопом впереди пяти сотен всадников по широкому грязному полю навстречу встающему впереди лесу. На дальнем краю поля что-то происходило, но не было времени выяснять, что именно. Мазарет чувствовал в воздухе запах дыма, и, когда они были уже у самого леса, он увидел впереди горящие деревья и услышал звон оружия.

На фермах и в лачугах вокруг старого форта, на гребне хребта, велась начатая после заката солнца стихийная война: смертельные погони, личные дуэли, вспышки магии, нападения и засады. Но в данный момент существовал только один бой, в котором хотел участвовать Мазарет.

Двигаясь на север, они выехали на старый тракт и поехали по нему через лес на запад. Несколько птиц сорвались с ветвей; привязанный к плетню у одинокой лесной хижины пес яростно облаял их. Мазарет приказал колонне замедлить ход, поскольку первые ряды уже подошли к кромке леса и видели, что происходит.

Метрах в трехстах от них Ясгур и его люди пытались укрыться под кустами и под всем, что только могло сойти за укрытие. Деревья пылали гигантскими факелами, освещая желтым светом яростно мечущихся могонцев, приканчивающих раненых солдат копьями, ножами, камнями и стрелами.

Сражение никем не было выиграно. На всем пространстве, которое мог охватить взгляд, лежали тела людей и коней, все было залито кровью, валялись обломки повозок. Чем ближе к холмам, тем выше становились курганы из мертвых тел, — погибших было великое множество с обеих сторон.

Несколько тяжких мгновений Мазарет просто сидел и смотрел на жуткое зрелище. При таком освещении сложно было подсчитать, сколько здесь воинов, но он решил, что не меньше двух тысяч могонцев, разбитых на группы и нападающих без всякого общего плана. У Ясгура было всего несколько сотен, выстроенных в ряды и прикрытых щитами, но их просто смело прибывающими отовсюду волнами врагов.

Перед ним был трудный выбор. Можно было вернуться в сочащийся злобной магией город. А можно повести людей вперед, отчаянно прорваться через окружение, надеясь, что у них с Ясгуром достанет сил пробиться потом к хребту.

Он мрачно усмехнулся — никакого выбора на самом деле нет.

Мазарет выхватил из ножен меч, повертел им над головой и выкрикнул боевой клич погибшей Империи: «Древо и Корона!» Его воины подхватили клич, выезжая из леса и несясь по грязному полю. Земля была перепахана тысячами ног и копыт, залита дождем и кровью. У холма засуетились несколько сотен могонцев, не ожидавших такой атаки. К тому времени, как их рога затрубили тревогу, повстанцы проделали уже половину пути. На них выехала группа могонцев, небольшой отряд, но капитаны Мазарета уже построили своих людей в широкий клин во главе с самим Командующим.

У некоторых из могонцев, видимо, мелькнула мысль, что эта встреча может оказаться роковой для них, и они потихоньку отъезжали в стороны. Но большинство было смелее или глупее. Мазарет вдруг заметил, что несется прямо на огромного бородача с боевым топором. Мазарет наклонился в седле, увернулся от удара, потом взмахнул мечом, и рука и топор упали на землю, залитые кровью.

А он уже спускался по склону холма к двойному ряду щитов, которые расходились в стороны, чтобы впустить внутрь своих позиций подкрепление. Некоторые могонцы попытались воспользоваться движением, но капитаны Мазарета были начеку, могонцев тут же отбросили. Они остановились в сравнительной безопасности под прикрытием щитов, а Ясгур уже спешил навстречу.

— Ваша доблесть не знает границ, господин Командующий, — произнес Ясгур. — Как и моя благодарность. Что с армией?

Мазарет уже слишком устал, чтобы скрыть свою печаль. Он только покачал головой. Армия была уже на полпути к хребту, когда на них напали два противоборствующих отряда могонцев. Но оба они решили, что перед ними подкрепление, идущее на подмогу вражескому клану, и напали с двух сторон. Через миг из темноты выехал еще один отряд могонцев и разделил правый фланг. Стройные ряды были смяты, настало время кровавой резни.

Мазарет командовал как раз правым флангом и арьергардом; когда он понял всю серьезность ситуации, он тут же собрал оставшихся в живых и с ними начал пробиваться на север. Позже он выяснил, что Ясгур сделал то же самое, за исключением того, что он продолжал двигаться к хребту, затем только, чтобы наткнуться на еще большие силы врага. О ядре армии, состоявшем в основном из тяжелой кавалерии, не было известно ничего.

— Но у нас все еще около тысячи воинов, — подытожил Мазарет. — И у нашего войска есть выучка, дисциплина и цель.

— Да, — согласился Ясгур. — Они не устоят против нас двоих. — Он посмотрел на темную громаду горного хребта и вспышки зеленого огня, которые кто-то невидимый оставил на западном склоне. — Мы можем двинуться на юг, сминая этих нападающих, а потом…

— Во имя Древа! — воскликнул Мазарет. — Что это?

Светящееся нечто, похожее по форме на человека, пролетело над их головами к гребню хребта и направилось прямо к развалинам форта. Последовала вспышка, потом все руины залило таинственным мерцающим светом.

— Похоже, что это прилетело из города, — задумчиво произнес Мазарет.

— Что бы это ни было, друг мой, мы не можем здесь оставаться. — Ясгур хлопнул Мазарета по плечу. — Подготовь своих людей, пока я отдам распоряжения своим. По моему сигналу мы прорвем ряды этих всадников и помчимся на наших врагов. И пусть боги улыбнутся, глядя на нас!

По почти пустому Тронному Залу гулял ледяной ветер. С верхней галереи светили факелы, на полу в центре стояла масляная лампа, освещавшая чудесным образом сохранившийся после всего, что произошло, зал. Но ничто не могло сравниться со светящейся серебряной фигурой, стоящей рядом с троном.

Со своего места Бардоу наблюдал за движениями Матери-Земли, пока она вымещала свою ярость на остатках врагов, загоняя их внутрь себя. Время от времени какая-нибудь каменная фигура, лишенная своей духовной субстанции, рушилась на пол, увеличивая груду обломков и песка вокруг трона. Но мага беспокоила Алель, живая Алель, он помнил, что происходило в древних преданиях, описывающих посещения смертных богами. В этих историях всегда говорилось о светящемся теле, умножающем силы смертного, и о печальном конце, если присутствие слишком затягивалось.

Он поискал взглядом Медвина. Когда все маги начали разбегаться, пользуясь склокой между двумя Повелителями Теней, Медвин решил остаться, несмотря на вывихнутую лодыжку и рану в плече. Теперь он сидел неподалеку от главных дверей на куске камня и смотрел на Таврика, представляющего собой воплощенное отчаяние. Бардоу задержал взгляд на его металлической руке, думая, насколько далеко простирались планы Коделя.

Он криво улыбнулся самому себе. «Подумать только, один из Повелителей был среди нас. Чтобы разглядеть это, простых глаз мало. Как жаль, что не удастся расспросить самого Коделя».

После того как маска была снята, Мать-Земля обошлась с ним ничуть не лучше, чем с Истрегулом. Она вышвырнула его в дыру в стене башни куда-то в ночь.

Бардоу принял решение и кивнул самому себе. Он шикнул, чтобы привлечь внимание Медвина, и мысленно обратился к нему: «Подожди здесь».

Старый маг медленно кивнул, а Бардоу, собрав все свое мужество, вышел из-за широкой колонны и поковылял к центральному проходу. У подножия трона он остановился и поклонился:

— Приветствую тебя, о Повелительница Жизни и Смерти! Прими наши хвалы и добро пожаловать!

«Мне не нужно приглашений от таких, как ты. Маги были самыми ничтожными среди наших последователей, но они немало пили из рек нашей щедрости и доброты. Оставь себе свои пустые похвалы, червь. Я могу принять только твой страх».

— Все богов боятся, — вырвалось у Бардоу. Сияющая голова, отдаленно напоминающая женскую, повернулась к нему. Бардоу ощутил, как под ее взглядом часть его расслаивается, распадается на куски, он постарался сосредоточить взгляд на размытой фигуре Алель, висящей с закрытыми глазами внутри светящегося тела.

«У меня нет времени заниматься с тобой философией. Скажи, что ты хочешь, и расстанемся».

Он глубоко вздохнул:

— Великая Мать, девушка, в которой находится твое присутствие, слабеет. Теперь твои враги повержены, смилуйся, верни нам Алель, прежде чем прервется ее земная жизнь!

«Смиловаться? — Воздух разорвал гром этого голоса. — Никакой милости не было оказано моему возлюбленному! Ни колебания, ни сожаления, ни малейшего угрызения совести не ощутила я у убийцы и у банды тех ничтожных духов, в которых он превратился. Но я отомщу, когда он снова станет целым, чего бы мне это ни стоило.

Что до девушки, носителя крови, — она сильна, она может дать еще много, я не причиню ей вреда. Но я еще не покончила здесь с делами. Смотри, они идут!»

Бардоу растерянно проследил за вытянутой рукой Матери. Порыв ветра поднял с пола золу, воздух возле дыры в стене начал колебаться и мерцать, мага кольнуло нехорошее предчувствие.

Один долгий-предолгий момент Сувьель старалась вспомнить имя женщины, освободившей ее из комнаты с клетками и выведшей на каменную лестницу. Слабость во всех конечностях была не так страшна, как сумбур в голове. Ей казалось, что ее разум превратился в дом, где всегда открытые комнаты оказались вдруг заперты на ключ. Она знала, что находится в Треваде, помнила, что Бардоу отправил ее сюда достать Хрустальный Глаз. Но как она сюда попала, кто эта женщина…

Имя и прошлое отказывались возвращаться, пустое место, пропасть. Но кто бы она ни была, Сувьель обязана ей свободой, свободой от иссушающей мозги темноты, от ледяной клетки, от визитов Слуг и…

Койрега.

Имя всплыло, оживив образы и чувства. Слуги, собравшиеся вокруг нее, моменты полного бесчувствия, едва видимые бледные фигуры, которых уводили прочь. Она утерла слезы и судорожно вздохнула. Сможет ли она когда-нибудь вернуть то, что отняли у нее Койрег и его люди?

Силы понемногу возвращались к ней, она уже могла сама шагать вверх по каменным ступеням. Она попыталась отпустить руку женщины, но та лишь нахмурилась и покрепче ухватила ее за плечо. Это лишний раз доказывало ее слабость, но Сувьель почему-то обрадовалась этому жесту.

Чем дольше клубились в ее голове мысли о Койреге, тем чаще там мелькал образ другого человека — высокого, седого, с пронзительными голубыми глазами… Этот образ будоражил ее мысли и чувства, но оставался для нее загадкой. Она попробовала думать о Бардоу, но высокий человек не уходил, он говорил с Архимагом, смеялся, смотрел на нее с мягкой улыбкой.

«Кто же ты? — думала она. — Почему ты так важен?»

И она зарыдала, мечтая, чтобы Койрег оказался здесь и она могла бы придушить его голыми руками.

— Прошу тебя, — произнесла женщина. — Молчи.

— Прости, я… — Сувьель покачала головой, вытирая глаза рукавом, — я должна быть сильнее этого.

— Я знаю, что они сделали с тобой, — ответила женщина. — Ты очень сильная, если смогла выжить в этом колодце.

— Спасибо тебе, Нерек, но я…

Нерек. Имя само сорвалось с ее губ, ее снова захлестнула волна чувств и образов. Нерек, приезд в Трезаду, встреча с детьми, раздвоение Нерек, потом долгий путь в темноте, приведший ее в плен, а задолго до всего этого — Керен… и магия того, кого звали Бернаком.

Ей на миг показалось, что сейчас она вытянет полный невод своих воспоминаний, но они опять ускользнули.

— Необходимо двигаться дальше, — произнесла Нерек. — Мы должны добраться до Хрустального Глаза раньше… раньше нее…

Сувьель застыла, смущенная:

— Раньше кого?

Глаза Нерек в слабом свете казались темными камешками.

— Той воительницы, той, на которую я должна была походить. Ее привело сюда Порождение Демона, оно использовало ее, чтобы преодолеть лабиринт с ловушками внизу, оно дало ей свою силу. — Нерек нахмурилась. — Между нами существует связь, которая становится все прочнее по мере нашего сближения. Я вижу то, что видит она, я слышу мысли, которые стоят за ее словами. Она думает, что хочет стать одним из Порождений Демона, но боится и сомневается.

Сувьель с трудом понимала, о чем толкует Нерек. Порождение Демона? Но было и что-то еще.

— Чего ты хочешь? — спросила она, боясь ответа. — Почему ты мне помогаешь?

— Я знаю, чем я была, и знаю, что было сделано со мной, — ответила Нерек, глядя ей в глаза. — Я говорила с ним… с другой частью меня. В первый раз несколько часов назад, еще в клетке. Я ощутила его боль и отчаяние, а теперь мы оба жаждем мести. Если мы поможем тебе забрать отсюда Хрустальный Глаз…

Ее прервало глухое ворчание, Сувьель почувствовала, как дрожит камень за ее спиной.

— Демон и Керен, — пояснила Нерек. — Они сражаются со Слугами и ночными охотниками во дворце под Базиликой. Нам нужно идти.

Они вместе зашагали по ступеням, но Сувьель все еще опиралась на руку Нерек. Пока они шли, она пыталась понять, в какой части Высокой Базилики они находятся. Она помнила, что Базилику окружает множество дворов, но она никак не могла вспомнить их точное расположение.

Они миновали деревянную арку, послышался крик, Сувьель застыла, увидев группу Слуг во главе с Койрегом, мчащуюся к ним по длинному коридору. Прежде чем она смогла что-то предпринять, Нерек оттолкнула ее одной рукой, пока другую заливало живое зеленое свечение. Сувьель видела, как она подняла светящуюся руку и что-то потянула ею из воздуха, издав торжествующий крик.

Раздался треск, коридор за ними рухнул, засыпая все побелкой и пылью, а они побежали вверх по ступенькам.

Наверху оказалась запертая дверь, которую Нерек открыла одним прикосновением. Они крадучись вошли в квадратную, освещенную лампами комнату, которая казалась недавно покинутой: на огне кипела вода, на столе стояла тарелка с недоеденным мясом, на полу валялся кувшин, его содержимое темным пятном растеклось по полу, через приоткрытую дверь виднелась небольшая комнатка со столом и стульями, обломками копий и старым сундуком, вторая дверь вела наружу.

По-прежнему была ночь, Сувьель разглядела в темном ледяном воздухе столбы дыма. Черная громада Базилики была перед ними, из-за другой стороны постройки до них доносились звуки битвы. Они быстро промчались через круглую лужайку к портику, толкнули тяжелую деревянную дверь, которая со скрипом закрылась за ними, разом покончив со всеми звуками. Внутри пара-тройка висящих под потолком ламп освещали отделанный деревянными панелями коридор, на дереве остались светлые пятна в тех местах, где когда-то висели картины и гобелены. За открытыми дверями виднелась анфилада пустых пыльных комнат, в которые никто не заходил уже долгие годы.

— Куда мы идем? — спросила Сувьель. — Где хранится Глаз?

— В какой-то башне над Базиликой. Я внимательно прислушивалась к ее мыслям, кажется, она думает, что за алтарем главного храма есть лестница, ведущая туда.

— Но… В Храме Гармонии нет алтаря, — произнесла Сувьель, проходя через очередные двери.

Они остановились. Громада Гармонии тонула в сумраке, который не разгоняли, а скорее оживляли несколько горящих ламп. И там был алтарь. Огромный, высокий, резной, сияющий бронзой в свете стоящей рядом с ним лампы. «Здесь не должно быть так темно, — подумала Сувьель. — Даже ночью». Потом она посмотрела наверх.

Теперь она заметила куски серой материи, протянутые под потолком и закрывающие огромные застекленные окна, на которых, как она помнила, были изображены сцены из жизни Древа-Отца. Сейчас сюда не проникал свет солнца, луны и звезд.

Пока они бесшумно двигались к алтарю, чувства Сувьель обострялись. Она ощущала идущий от алтаря запах пота, который потом стал заглушать запах гниющей плоти. На алтаре она заметила длинный нож, несколько чаш, кучку кореньев и широкое темное пятно на его поверхности. Нерек заторопила ее, когда она остановилась, чтобы рассмотреть все подробнее.

— Мы не можем медлить. Они слишком близко…

С другой стороны храма донесся громкий стук, он все нарастал, со всех сторон ему отвечало эхо. И вот кусок дальней стены упал, подняв облако пыли и песка, через пролом шагнула светящаяся фигура. Янтарные глаза осмотрели помещение и остановились на Сувьель.

«Я заберу Глаз, ничтожный маг. Не стой у меня на пути».

Рядом с Порождением Демона появилась небольшая фигурка — женщина, одетая в длинный светлый балахон и также светящаяся силой. Это была Керен. Она смотрела на них, стоявших у алтаря, на Нерек, и Сувьель почувствовала, что между ними что-то происходит.

Тут закричало сразу множество голосов, около двадцати Слуг с зеленым огнем в руках ворвались в двери на противоположной стороне. В тот же миг наверху что-то треснуло, посыпались куски стекла и кирпичей, и появились крылатые твари. Сувьель кинулась к двери за алтарем и упала бы, если бы ее не поддержала Нерек. Она успела заметить, как Демона и Керен опутали зеленые паутины Источника, а крылатые твари начали выплевывать огонь. Еще она разглядела Койрега, идущего прямо к ней, но Нерек протащила ее через порог и повела вверх по лестнице.

Она падала от отчаяния и усталости, схватившись одной рукой за Нерек, а другой за камень стены. Разум и тело отказывались служить ей. Казалось, что все зло мира гонится за ними по пятам. Она не знала, хватит ли у нее сил воспользоваться Глазом, даже если они доберутся до него.

Когда они дошли до верха, Сувьель уже знала, что там ничего не осталось. Колонны стояли вдоль трех стен квадратной башенной комнаты, открытой теперь всем ветрам. Здесь было невероятно холодно, Сувьель вдруг вспомнила, что когда-то давно эта комната использовалась канцлерами академии для уединенных медитаций. Отсюда можно было любоваться пиками Прекайнских гор и землями Южного Ангатана и еще равнинами Восточного Катриза. А прямо под башней лежали шпили и крыши Базилики, спускавшиеся к утесам Ошанг-Дакала.

Сувьель тяжело осела на скамью, а Нерек возилась с чем-то похожим на каменную клетку, вделанную в пол. Измученная травница прикрыла глаза, голова шла кругом, каждый нерв вибрировал от усталости, скамья под ней подрагивала. Она молилась Матери-Земле за Керен.

Громкий треск заставил ее открыть глаза, каменная клетка распахнулась, Нерек повернулась к ней, держа обеими руками бледно-голубую сферу, завернутую в белую ткань.

— Возьми, — сказала она. — Если я использую это, я погибну. Это для тебя.

Сувьель вздохнула.

— Я пуста, — сказала она, разглядывая шар, всматриваясь в его темное мерцание, в его прекрасную гладкую поверхность, которая почти ничего не отражала.

Она видела его всего два раза, оба раза на церемониях и с большого расстояния. Тогда на нем сосредоточивались умы многих, но теперь он казался лишенным присутствия, не было ауры, которую она могла бы уловить.

— Я пуста, — снова прошептала она, но протянула руки и взяла Глаз.

Снизу донесся злобный вопль, но на какой-то миг Сувьель забылась. Все запертые комнаты ее разума открылись, хлынули воспоминания. Лица, имена, семьи друзей были с ней снова, а еще ее дни в Треваде, ее жизнь в Беш-Дароке, война, долгие годы в тайном убежище. И Икарно Мазарет.

«Вот что вы забрали у меня. Пусть это никогда не повторится».

Снизу послышался гул и треск, башня дрогнула. Нерек бросилась к лестнице, Сувьель, чья усталость разом прошла, поднялась со скамьи.

— Возможно, я смогу с помощью Глаза переместить нас в какое-нибудь безопасное место.

Послышались грохот обваливающихся камней, Нерек кивнула, ее заливало зеленое сияние.

— Это было бы замечательно. И хорошо бы до того, как нас засыпет булыжниками.

Сувьель не успела ответить: башня содрогнулась так, что они обе упали на пол. Несколько колонн обрушилось, посыпались куски лепнины. Сувьель ощутила, что кто-то сжимает ее лодыжку, повернулась и увидела Керен. В глазах воительницы горел нечеловеческий огонь.

«Я знаю запах твоего духа, — зазвучал голос Демона. — Не важно, куда ты направишься, я выслежу тебя».

Нерек поднялась на ноги и прыгнула на Керен, отцепляя ее руки от Сувьель. Крепко прижав к груди шар, Сувьель поднялась, прислонившись спиной к колонне. Две женщины сжимали горло друг друга в смертельном объятии, их ауры сливались. Сувьель заметила Порождение Демона, оно стояло с другой стороны и спокойно рассматривало ее.

«Я должен получить Глаз. Если ты отдашь его добровольно, он очень поможет моему народу».

— И я предам свой народ? — насмешливо переспросила Сувьель. — Едва ли.

«Твоя защитница сейчас будет повержена. Отдай мне Глаз, и я вынесу вас обеих отсюда».

Сувьель громко засмеялась, шагнула назад между колоннами и встала на самый край башни. Здесь было очень холодно, под ней зияла темнота, но разум ее был ясен и готов к сражению. Когда Порождение Демона заговорило, Хрустальный Глаз многое открыл ей, рассказав о нем и его народе то важное, что ей необходимо было знать именно теперь.

— Снова в Королевство Древа? Ну уж нет.

Демон повернул к ней лицо, одной громадной рукой он опирался на колонну, глаза его пылали огнем.

«Слушай меня и внимай! Когда Повелитель Сумерек соединит свои разрозненные части, Хрустальный Глаз станет пустой игрушкой в его руках. А в моем королевстве он послужит…»

— Это наше единственное оружие, — ответила она, глядя в его горящие глаза, замечая, как бугрятся под кожей его мускулы. — Я не отдам его. А теперь ты послушай меня, Орграальшенот, принц Демонов, ты слишком уже задержался в Промежуточном Пространстве, оно стонет от твоего присутствия!

«Ты раздражаешь меня, комар! Мое терпение подходит к концу».

Но прежде чем он успел броситься на Сувьель, она разжала кулак, выпустив Песнь Объятия, первую Песнь, созданную для нее Глазом. Демона заволокло темным коконом, некоторое время он не мог двигаться. Она знала, что это не будет длиться вечно, но какое-то время Песнь будет его держать.

— Твое время здесь кончилось! — закричала она, указывая рукой в ночь. — Именем Пространства — изыди!

Из-под ее дрожащей руки вылетел сполох света, прочертивший в воздухе мерцающую дугу, эта дуга расширилась. Под колоннами загулял ледяной ураган. Из отверстия в темноте разлилось серое свечение, тянущееся прямо к Демону, оно обволокло его, стараясь затащить внутрь. Но он схватился обеими руками за колонну и, глядя на Сувьель, поднял одну ногу и тяжело опустил ее на край башни.

Башня содрогнулась, по полу пробежала трещина.

Но Сувьель ощущала себя досуха выжатым плодом, ей было все равно. Когда Песнь начала свое действие, все силы тела и духа Сувьель устремились в нее, как кровь вытекает из рваной раны. Она упала на колени, стоя на краю башни. Одной рукой прижимала к себе Глаз, другой держалась за колонну. Она почти ничего не чувствовала, поддерживая себя в сознательном состоянии только силой воли, голова ее падала, но она заставляла себя завершить начатое. Потом ее охватил страх, когда она увидела, что Демон находится совсем рядом с ней. Серое свечение тянуло его со страшной силой, его огромные ноги уже висели над землей, но он, цепляясь за колонны и перехватывая их руками, приближался к ней.

Орграальшенот схватился за очередную колонну, которая издала громкий треск. Он завыл от ярости и бессилия, бросился вперед и прижался к полу, цепляясь когтями за швы между плитками.

Наступил такой момент, когда кто-то должен был сдаться — или серый свет, или Демон.

Сувьель, почти теряя сознание, смотрела, как слабеют силы Порождения, почти не веря собственным глазам. Потом она увидела, как растет щель в полу. Треск стал громче, край башни пошатнулся под ней, она знала, что осталась лишь одна вещь, которую необходимо сделать. Когда ее угол башни уже начал проседать, она собрала все свои оставшиеся силы и швырнула Хрустальный Глаз тем двоим, оставшимся на другой стороне разлома.

Она ощутила свое падение среди обломков кирпичной кладки. Высоко над ее головой разрыв между королевствами поглотил Орграальшенота, его рев смолк, разрыв начал затягиваться.

Она закрыла глаза, представив себе лицо Икарно, радостное, улыбающееся. Она улыбнулась ему в ответ…

Один миг нестерпимой боли, и двери бытия захлопнулись за ней.

Керен закричала от страха и тоски, когда обрушился угол башни. Они с Нерек стояли на коленях, все еще вцепившись друг в друга, но вся их взаимная ненависть и жажда уничтожения исчезли. Увидев смерть других, они посмотрели друг другу в глаза и увидели там желание жить. Страх превратился в понимание, холодная страсть в сочувствие. Желание Керен уйти с Порождением в его мир казалось ей теперь бредовым сном.

Наконец очнувшись и увидев гибель Сувьель, Керен смогла лишь закрыть глаза и, рыдая, привалиться к плечу своего двойника. Что-то прокатилось по полу, когда грохот обвала затих, она ощутила слабое шевеление Нерек.

— Открой глаза.

Она не могла, не сейчас…

— Открой глаза… — Нерек потрясла ее за плечо. — Открой и смотри на меня!

Она открыла глаза и увидела собственное лицо, только более суровое, более худое и более жестокое.

— Она отдала нам Хрустальный Глаз, чтобы мы позаботились о нем, — сказала Нерек, держа руку Керен железной хваткой. — И мы должны использовать его, прежде чем сюда доберутся Слуги. — Она опустила руку Керен и прижала к холодной сфере, бывшей Хрустальным Глазом.

Все затопило призрачное голубое свечение, в котором замелькали странные лица и картины. «Сюда, — мягко позвал голос из сонма образов, и она увидела улыбающуюся Сувьель, манящую за собой. — Сюда». Забыв страх, она наклонилась ближе, слыша прерывистое дыхание Нерек. Синева становилась гуще, она обволакивала все слой за слоем.

Потом синее облако разошлось, Керен оказалась стоящей на коленях, дрожащей от холода, глядящей вниз, на горящие огни. Под ней был засыпанный пеплом пол, перед ней была дыра в высокой стене. Теперь она сжимала Глаз обеими руками. Нерек пыталась подняться на ноги, а Керен подняла глаза и окаменела от страха при виде возвышающейся над ними золотистой фигуры.

«Где маг Сувьель?»

Чудовищная фигура казалась сотканной из медной и янтарной пыли и по форме напоминала женщину. Но внимание Керен привлекла не столько она, сколько висящая внутри огромного тела девушка с закрытыми глазами. Потом она заметила кое-что еще — пожилого человека в запыленных одеждах. Архимаг Бардоу.

«Так где же она? Она мертва?»

— Да, — прошептала Керен. — Да, мертва.

Невозможные янтарные глаза рассматривали ее.

«Хорошо. Значит, все идет как надо».

Керен увидела, как лицо Бардоу мгновенно осунулось от горя. Огромная женщина развернулась, словно готовясь пройти через зал, но мгновенно растворилась в тенях. Когда оставшийся после нее туман превратился в тонкие струйки пара, на полу осталась лежать девушка. Бардоу бросился к ней.

Керен сидела замерев, чувствуя только руку Нерек на плече. Потом она посмотрела вокруг, увидела город, холмы и далекие поля, и она ощутила невероятное, ни с чем не сравнимое облегчение. Наконец-то рассвело.

ОДИН

После тяжелой езды по полям, усеянным кровавыми ошметками битвы, Джилли нашел Командующего на стене форта. Тот сидел у дымящего костра, держа в левой руке кувшин с вином, пока лекарь обрабатывал его правое плечо. Мазарет тепло поприветствовал Джилли, налил ему вина, усадил рядом и поведал, что произошло ночью. Он рассказал, как их с Ясгуром разъединили, как потом они сумели сойтись вместе и общими силами двинуться в атаку. Оказалось, что посреди обломков форта бушует магическое сражение, а с неба двадцатками обрушиваются летучие твари.

Когда могонцы дрогнули и в панике побежали, Мазарет с Ясгуром сумели перестроить оставшееся войско и двинуться на форт, но они пришли слишком поздно. С подножия холма, где из последних сил держались могонцы, Мазарет увидел, как светящаяся фигура забрасывает чье-то тело на спину ночного охотника, а потом усаживается сама. Несколько взмахов могучих крыльев, и они растворяются в сером небе…

Мазарет умолк, а лекарь закончил свою работу и ушел. Командующий упирался теперь локтями в колени, глядя перед собой пустым холодным взглядом.

— Я знаю, почему ты здесь, Джилли. Ты и слова не сказал, только слушал мою болтовню. — Он медленно втянул в себя воздух. — Она мертва… так?

Джилли почувствовал, как внутренняя боль души перерастает в беспомощную ярость, и он проклял Бардоу, возложившего на него эту миссию.

— Да, — просто ответил он. — Но она не была побеждена…

— Как?..

— В башне над Высокой Базиликой завязалась битва. Она сразила одного из Порождений Демона и вернула Хрустальный Глаз Керен, а потом…

Мазарет поднял руку, прося его замолчать:

— Этого слишком много, чтобы понять… и слишком мало.

Он допил свое вино, молча поднялся и пошел прочь от костра. Джилли проследил за тем, как он подходит к молодому деревцу, под которым паслась дюжина лошадей. Мазарет отвязал одну и через миг уже ехал прочь от руин, по пологому склону холма в сторону Беш-Дарока. Добравшись до подножия холма, он повернул коня на юго-запад и бешено поскакал, словно надеясь догнать солнце.

Джилли услышал шаги за спиной, обернулся и увидел приближающегося Ясгура.

— По силам ли ему это горе, Джилли? — спросил тот.

— Нет, — ответил Джилли безразличным голосом. — Не по силам, но он в конце концов справится.

«…Возможно, тогда я смогу рассказать ему о его брате».

На всем огромном пространстве полей и вытоптанных лугов начали загораться погребальные костры, но всадник так ни разу и не оглянулся.

ДВА

С балкона, находящегося посреди Башни Ночи, Алель смотрела вниз, на сады Утренних Дворов. Птицы летали под полуденным солнцем, пара овец паслась на лужайке, одинокий садовник возился с пышным кустом, покрытым роскошными фиолетовыми цветами. Но ее не радовало это зрелище. Девушку снедало ощущение пустоты и одиночества, которое не могли разогнать ни цветы, ни блюдо с фруктами, стоявшие в ее спальне.

Она не хотела быть инструментом в руках судьбы, так она заявила дяде Волину, когда он пытался увезти ее из Уметры. Но последовавшие за этим события все-таки навязали ей эту роль, а теперь Командующий и Принц Ясгур предлагали ей корону.

«Я была рабой Матери-Земли, — хотелось закричать Алель. — Как вы можете предлагать трон марионетке божества, жаждущего только мести?»

У нее за спиной зазвучали шаги… Таврик. Он все еще был в боевых доспехах, но теперь поверх них наброшен темно-синий плащ. Не было нужды спрашивать, как он себя чувствует, он смотрел пустым взором усталого и давно не высыпающегося человека. Юноша взял с блюда у кровати персик своей металлической рукой и вышел с ним на балкон. Несколько мгновений он стоял молча, разглядывая замок и Высокий Шпиль с черными провалами окон. Потом пылко произнес:

— Хотел бы я иметь твою силу!

На глаза ему навернулись слезы. Опустив голову, он закрыл лицо живой рукой, опираясь искусственной о перила балкона. Надкушенный персик упал на плитки пола.

— Враги… становятся друзьями… — пробормотал он, голос его дрожал. — А потом друзья оказываются… врагами… а м-мой настоящий отец… чудовищем…

Сердце Алель защемило от жалости к нему, этому мальчику, вынужденному взвалить на свои плечи обязанности мужчины. Она притянула к себе его голову и нежно прижала ее к груди, а потом она сделала единственное, что еще можно было сделать.

Она стала слушать его.

ТРИ

— Мы можем разрушить его тело и разум! — злобно произнес Трэлор. — Я счел бы это самым приемлемым, учитывая, что его твари сделали с моим городом.

— Последствия будут непредсказуемы, — возразил Кодель. — Возможно ли, чтобы та часть Повелителя Сумерек, которую он несет в себе, нашла другого хозяина? И что произойдет тогда?

— Да, — согласился Гразаан. — Лучше всего пока держать его в кандалах и заняться его судьбой позже.

Все три Повелителя Теней посмотрели на Бернака, ожидая, что скажет он. Он улыбнулся.

В темной комнате, глубоко под Базиликой, Истрегул Черный Жрец, болтался перед ними в специально сооруженной клетке. Подвешенная на тяжелых цепях, тянущихся из-под потолка, клетка плотно охватывала его тело, оставляя открытым только лицо. Его глаза сверкали и вращались, рот кривился, произнося ругательства и проклятия, но все это происходило очень медленно, а голос был едва слышен, просто невнятное бормотание без смысла и значения. В наложенном на него заклятии время почти не двигалось.

— Я согласен, — объявил Бернак. — Но каковы теперь будут наши цели? Мы бросаем все, что мы делали, чтобы Повелитель Сумерек стал одним целым? — Он по очереди оглядел все лица и кивнул. — Полагаю, нет. Значит, нам придется иметь с ним дело.

— Можем ли мы использовать Переплетения Душ таким способом, чтобы это не повлияло на нашу сущность? — спросил Кодель. — Наверное, необходимо заставить Слуг заняться этой проблемой.

Все головы согласно закивали.

— А пока что, — продолжил Бернак, — необходимо разработать план захвата нашего собственного дома. Наш торопливый брат имел все необходимое, но он умудрился подорвать доверие и уважение кланов и оставить нас ни с чем. Но имеется кое-какая идея.

Гразаан холодно улыбнулся:

— Горла и Кешада.

— Горла и Кешада, — повторил Бернак. — Ясгур и эти повстанцы слишком слабы, чтобы бросить вызов северным правителям, с нашей помощью или без нее. К тому времени, как они ощутят в себе силы, Горла и Кешада будут готовы, а также и наши новые армии. В которых, как утверждают Слуги, будет множество преданных нам душ.

Гразаан и Трэлор переглянулись.

— Мы начинаем прямо сейчас, — объявил Трэлор, и они с Гразааном ушли.

Кодель задумчиво посмотрел на Бернака.

— Ты им веришь? — спросил он.

— То есть выполнят ли они то, что должны? Да. Также я полагаю, они найдут какую-то выгоду для себя.

— Разумеется, — пробормотал Кодель. — Я должен пойти собрать оставшихся Слуг и поручить им разрешение проблемы с Переплетениями Душ.

Он ушел, оставив Бернака с заключенным в клетку Истрегулом и его собственными мрачными мыслями.

«Тебе должно хватить этого, — невольно подумал он. — Мы не станем платить тебе забвением».

Но единственным ответом ему было молчание, глубокое таинственное молчание.