Глава 28

Когда Кэти Миллер пришла домой, ее все еще трясло. «Этого не может быть, — думала она. — Это ошибка. Я просто перепутала имя».

— Кэти? — окликнула ее мать.

— Что?

— Я на кухне.

— Сейчас приду.

Кэти направилась к лестнице, ведущей в подвал, но, взявшись за дверную ручку, остановилась. Подвал... Как она ненавидела это место! Казалось бы, за столько лет можно привыкнуть к виду ободранной кушетки, застиранного ковра и допотопного телевизора. Но она так и не смогла. Казалось, тело сестры все еще там. Раздутое и испускающее тошнотворный запах разложения.

Родители все понимали. Кэти никогда не заставляли заниматься стиркой. Отец ни разу не попросил ее принести оттуда его ящик с инструментами или запасную лампочку. Если требовалось идти за чем-нибудь в подвал, они брали это на себя.

Но не сейчас. То, что она хотела, нужно было делать самой.

Стоя на верхней ступеньке, Кэти повернула выключатель. Под потолком сиротливо загорелась лампочка — стекянный плафон разбился еще во время убийства. Кэти на папочках спустилась вниз, стараясь не смотреть на кушетку, ковер и телевизор.

И зачем только они остались? В этом же нет никакого смысла! Семья Рамси, потеряв дочь, переехала на другой конец страны. Правда, тогда все вокруг думали, что они сами убили ее. Поэтому Рамси бежали скорее от взглядов соседей, чем от горьких воспоминаний. В случае с Джули все иначе. И все-таки в этом городе есть что-то такое... Ее родители остались, как и Клайны. Никто не хотел сдаваться... Кому это нужно?

Она нашла чемодан с вещами Джули в углу. Отец поставил его на какой-то деревянный ящик — на случай, если подвал затопит. Кэти вспомнила, как сестра упаковывала вещи, собираясь в колледж, и она, тогда еще совсем ребенок, забралась в чемодан, воображая, что это крепость, а потом так там и осталась. Младшая сестренка надеялась, что Джули не заметит и возьмет ее с собой.

Сверху стояло несколько коробок. Кэти сняла их и отнесла в угол. Потом осмотрела замок. Ключа не было, но он и не требовался. Она нашла среди старой посуды нож для масла, сунула его в щель и повернула. Замок послушно щелкнул. Кэти откинула две металлические скобы и медленно, с опаской, подняла крышку. Так, наверное, Ван Хельсинг открывал гроб Дракулы.

— Что ты делаешь?

Услышав голос матери, Кэти в испуге отскочила.

Люсиль Миллер подошла ближе.

— Это что, чемодан Джули?

— О Боже, мама, ты меня до смерти напугала!

— Что тебе понадобилось в ее чемодане?

— Я... я просто хочу посмотреть.

— На что?

Кэти обиженно выпрямилась.

— Она моя сестра!

— Я это знаю, золотко.

— Разве у меня нет права тоже вспоминать ее?

Мать пристально посмотрела на нее:

— Ты за этим пришла сюда?

Кэти кивнула.

— У тебя все в порядке? — спросила мать.

— Да.

— Не помню, чтобы ты когда-нибудь предавалась воспоминаниям.

— Вы мне не позволяли.

Миссис Миллер задумалась.

— Пожалуй, это верно.

— Мама...

— Да?

— Почему вы не переехали?

Она ждала, что мать, как обычно, скажет, что не хочет это обсуждать. Но, вспомнив, очевидно, о странном визите Уилла и своем неожиданном решении выразить соболезнования семье Клайнов, она промолчала и села на одну из коробок.

— Когда случается трагедия, — начала миссис Миллер, оправляя юбку на коленях, — то в первый момент кажется, что наступил конец света. Будто ты в океане во время шторма. Волны кидают тебя как игрушку, и все, что ты можешь, это постараться удержаться на плаву. И ты уже почти отчаялась, готова сдаться и утонуть. Но все-таки не можешь: тебя удерживает инстинкт самосохранения или, может быть, как в моем случае, долг перед оставшимся ребенком. Не знаю... Так или иначе, нравится тебе это или нет, ты держишься на воде. — Она смахнула пальцем слезу, выпрямилась и через силу улыбнулась. — Не очень удачное сравнение.

Кэти взяла мать за руку.

— А по-моему, вполне.

— Может быть, — согласилась миссис Миллер. — Но, видишь ли, рано или поздно шторм утихает. И тогда все становится гораздо хуже. Тебя будто выбросило наконец на берег, но все эти метания среди волн уже успели нанести непоправимый вред. Осталась жуткая боль, но этого мало. Потому что теперь перед тобой страшный выбор.

Кэти молчала, держа ее за руку.

— Можно превозмочь эту боль, забыть и жить дальше. Но для твоего отца и меня, — Люсиль Миллер закрыла глаза и решительно тряхнула головой, — забыть было бы просто преступлением. Мы не могли вот так взять и предать твою сестру. Как бы ни была сильна боль, забыть Джули и жить дальше оказалось для нас невозможным. Джули существовала, она была живая. Я понимаю, это звучит глупо...

Может быть, и нет, подумала Кэти.

Они молчали. Наконец Люсиль Миллер отняла руку, решительно хлопнула себя по коленям и встала:

— Теперь я пойду, а ты оставайся.

Кэти прислушалась к удаляющимся шагам матери. Затем снова открыла чемодан и стала перебирать содержимое. Она искала почти полчаса, но в итоге нашла.

И это все изменило.

Глава 29

В фургоне я спросил Креста, что делать дальше.

— У меня есть один знакомый. — Он не стал уточнять кто. — Попробуем пропустить имя Донны Уайт через компьютеры авиакомпаний. Может, удастся что-нибудь узнать. Например, когда она вылетела и куда.

Мы помолчали.

— Мне все-таки придется тебя спросить... — начал он.

Я опустил глаза:

— Спрашивай.

— Чего ты хочешь, Уилл?

— Найти Карли, — ответил я не раздумывая.

— И что потом? Удочерить ее?

— Не знаю.

— Ты ведь понимаешь — для тебя это способ отвлечься.

— Для тебя тоже.

Я посмотрел в окно. Вдоль шоссе тянулись трущобы. Здесь ничто не радовало глаз: это было царство нищеты.

— Я собирался сделать предложение...

Крест продолжал молча вести машину, но в лице его что-то дрогнуло.

— Даже купил кольцо и показал матери. Но тут ее смерть, похороны и все такое — пришлось ждать.

Мы остановились у светофора. Крест упорно глядел в сторону.

— Все равно я буду искать, потому что не знаю, чем еще заняться, — продолжал я. — У меня нет склонности к самоубийству, но если ничего не делать... — Я помолчал, не зная, как лучше сказать. — В общем, мне с этим не справиться.

— Рано или поздно справляться придется, — проговорил Крест.

— Я знаю, но к тому времени мне, может быть, удастся сделать что-то полезное — спасти ее дочь, например. Как-то помочь Шейле, хоть ее и нет больше.

— Или узнать, что она была совсем не такой, как ты думал, — парировал Крест. — Что она обманывала нас всех. Или еще того хуже.

— Ну и пусть. Ты по-прежнему со мной?

— До самой смерти, сахиб.

— Ну и замечательно, тем более что у меня есть идея.

Жесткое лицо Креста расцвело в улыбке.

— Отлично, приятель, выкладывай!

— Мы с тобой кое о чем забыли.

— Да?

— Нью-Мексико. Отпечатки пальцев Шейлы на месте убийства.

Он кивнул.

— Думаешь, это убийство имеет отношение к Карли?

— Может быть.

Крест снова кивнул.

— Но мы даже не знаем, кого там убили. Черт, хоть бы знать, где это произошло!

— Вот тут-то и пригодится мой план. Забрось-ка меня домой — попробую побродить по Интернету.

План у меня и в самом деле был. Он строился на том, что вряд ли об убийстве знало только ФБР. Возможно, трупы обнаружил местный полицейский. Или, допустим, сосед. Или родственник. А поскольку это случилось в провинции, еще не привыкшей к ежедневным кровавым сценам, то репортаж о происшествии вполне мог появиться в местной прессе.

Я вошел на сайт refdesk.com, в газетный раздел. В Нью-Мексико выходило всего тридцать три издания. Теперь выберем район Альбукерке. Так, хорошо. Подождав, пока страничка загрузится, я начал поиск по архивам. Попробуем слово «убийство»... Слишком много ссылок. Тогда «двойное убийство». Нет, не так. Потратив почти час и перебрав несколько газет, я наконец нашел то, что искал:

ДВОЕ УБИТЫХ

Местные жители в панике

Репортаж Ивонн Стерно

Вчера поздно вечером жители небольшого поселка Стоунпойнт в окрестностях Альбукерке были потрясены известием, что в одном из домов найдены тела двух мужчин, убитых среди бела дня выстрелом в голову. «Я ничего не слышал, — заявил Фред Дэвидсон, живущий по соседству. — Даже не верится, что в нашем поселке могло произойти что-либо подобное». Тела пока не опознаны, полиция от комментариев воздерживается: «Ведется расследование, мы разрабатываем несколько версий». Хозяином дома числится некий Оуэн Энфилд. Вскрытие назначено на сегодняшнее утро.

Больше в заметке ничего не было. Я посмотрел следующий выпуск газеты. Ничего. Еще один — опять ничего. Посмотрим все статьи, написанные Ивонн Стерно... Так... Сообщения о свадьбах, благотворительных мероприятиях... Ничего! Ни слова об убийствах.

Я почесал в затылке: в чем дело? Почему нет продолжения?

Есть только один способ это выяснить. Я снял телефонную трубку и набрал номер «Нью-Мексико стар». Может быть, повезет и я смогу поговорить с самой Ивонн Стерно?

Коммутатор потребовал, чтобы я набрал по буквам фамилию того, с кем хочу говорить. Я успел набрать лишь С-Т-Е-Р-, и меня соединили. После двух гудков включился автоответчик: «Это Ивонн Стерно из „Нью-Мексико стар“. К сожалению, в настоящий момент...»

Я повесил трубку и повернулся к компьютеру. Зайдя на сайт switchboard.com, выбрал район Альбукерке и набрал имя Ивонн Стерно. Есть! И. и М. Стерно — Альбукерке, Кентербери-драйв, дом 25.

Я набрал номер. Ответил женский голос:

— Алло? — Где-то рядом раздавались детские вопли. — А ну, тихо все! Мамочка говорит по телефону.

— Ивонн Стерно?

— Вы что-то продаете?

— Нет.

— Тогда говорите.

— Меня зовут Уилл Клайн...

— Похоже, вы все-таки что-то хотите продать.

— Нет-нет, — поспешил я ее успокоить. — Вы та самая Ивонн Стерно, которая пишет для «Стар»?

— Как, вы сказали, ваше имя?

Прежде чем я успел ответить, она снова заорала:

— Эй, прекратите сейчас же, кому я сказала! Томми, отдай ему солдатика! Нет, сейчас!... Алло?

— Меня зовут Уилл Клайн. Я хотел поговорить о двойном убийстве, про которое вы недавно делали репортаж.

— Вот как? А почему это вас интересует?

— У меня всего лишь несколько вопросов.

— Я не справочное бюро, мистер Клайн.

— Вы можете звать меня Уилл. И пожалуйста, уделите мне хоть несколько минут. Как часто случаются убийства в таких местах, как Стоунпойнт?

— Очень редко.

— А двойные убийства с таким количеством крови?

— Это первый случай, который мне известен.

— В таком случае почему вы не продолжили свои репортажи?

Дети опять начали орать, а с ними и Ивонн Стерно.

— Все, мне это надоело! Томми, сейчас же отправляйся к себе в комнату! Давай-давай, дружок, пошевеливайся! А ты давай сюда солдатика. Быстро, не то я его выкину на помойку! — Она снова взяла трубку. — Я спрашиваю еще раз: почему это вас интересует?

Я успел хорошо изучить репортеров и знал, как завоевать их сердца.

— Я мог бы предоставить вам ценную информацию по этому делу.

— Ценную, — повторила она. — Хорошее слово, Уилл.

— Думаю, вам будет интересно об этом узнать.

— Вот как? А откуда вы звоните?

— Из Нью-Йорка.

Последовала пауза.

— Далековато от места преступления.

— Да.

— Итак, я слушаю. Что там у вас такого ценного и интересного?

— Сначала я хотел бы кое-что выяснить.

— Это не мой стиль работы, Уилл.

— Я читал и другие ваши репортажи, миссис Стерно.

— Надо же! Кстати, раз уж мы с вами так откровенны зовите меня просто Ивонн.

— Отлично. Так вот, вы главным образом занимаетесь светской хроникой: делаете репортажи о свадьбах, благотворительных обедах и так далее.

— Там шикарно кормят, Уилл, и мне страшно идет вечернее платье. А в чем дело?

— Сюжеты с убийствами попадаются вам не каждый день.

— Да что вы говорите! Я вся трепещу от волнения. И все-таки — что вы хотите сказать?

— Я предлагаю вам рискнуть. Ответьте на несколько вопросов. Вреда от этого никому не будет. Как знать, может, я и в самом деле окажусь полезен.

Она не ответила, и я поспешил продолжить:

— Такая громкая история, кровавое убийство, а в вашем репортаже почти нет подробностей. Нет даже имен жертв или подозреваемых.

— Я ничего больше не знала. Информация пришла поздно вечером — мы едва успели подготовить материал к утреннему номеру.

— Тогда почему не было продолжения? Ведь сюжет — просто подарок. Почему только одна статья?

Молчание.

— Алло?

— Секундочку. Дети опять безобразничают.

Странно: на этот раз никакого шума я не слышал.

— На меня надавили, — тихо сказала она.

— В смысле?

— Нам повезло, что мы смогли напечатать хотя бы это.

На следующее утро съехалась толпа федералов, и местный начальник ФБР заставил моего босса прикрыть тему. Я попробовала разузнать что-нибудь сама, однако наткнулась на настоящую стену молчания.

— Это выглядело странно?

— Не знаю, Уилл. Я никогда раньше не писала про убийства. Но мне это и в самом деле показалось странным.

— И что, по вашему мнению, это может значить?

Ивонн глубоко вздохнула.

— Судя по поведению моего босса, там что-то серьезное. Серьезней, чем просто двойное убийство. Теперь ваша очередь, Уилл.

Я решил, что буду открывать карты по одной.

— Вы знаете что-нибудь об отпечатках пальцев, найденных в доме?

— Нет.

— Часть из них принадлежала женщине...

— Продолжайте.

— Эту женщину вчера нашли мертвой.

— Ого! Убита?

— Да.

— Где?

— В маленьком городке в Небраске.

— Как ее имя?

Я вздохнул.

— Расскажите мне об Оуэне Энфилде, владельце дома.

— А, понятно! У нас взаимовыгодный обмен: вы — мне, я — вам.

— Вроде того. Энфилд был одним из убитых?

— Я не знаю.

— Что о нем известно?

— Он жил там три месяца.

— Один?

— По словам соседей, приехал один, но в последние недели там часто видели женщину с ребенком.

Ребенок! У меня заколотилось сердце.

— Сколько лет ребенку?

— Не знаю. Школьного возраста.

— Около двенадцати?

— Может быть.

— Девочка или мальчик?

— Девочка.

Я вздрогнул. Неужели...

— Эй, Уилл, вы меня слышите?

— Вы знаете, как ее звали?

— Нет. О них никто ничего не знал.

— А где они теперь?

— Я не знаю.

— Как это?

— Одна из великих тайн жизни, — усмехнулась она. — Мне не удалось напасть на их след. Хотя, как я уже сказала, мне не долго пришлось заниматься этим делом. Поэтому я не особенно и старалась.

— Вы смогли бы их найти?

— Могу попытаться.

— Вы знаете что-нибудь еще? Может быть, слышали имена подозреваемых или жертв?

— Я же сказала — все молчали как рыбы. Кроме того, вы ведь уже поняли: в газете я только подрабатываю, а как мать — на полной ставке. Эта история попала ко мне только потому, что я одна была на месте, когда пришла информация. Но у меня есть хорошие источники.

— Обязательно нужно найти Энфилда или хотя бы женщину с девочкой.

— Для начала неплохо, — согласилась Ивонн. — Но может быть, вы все-таки скажете, почему вас интересует это дело?

Я задумался.

— Вы любите загадки, Ивонн?

— Да, Уилл, люблю.

— И хорошо их разгадываете?

— Хотите, продемонстрирую?

— Давайте.

— Может, вы и звоните из Нью-Йорка, но на самом деле вы из Нью-Джерси. Там наверняка много Уиллов Клайнов, однако я готова поспорить, что вы брат того самого знаменитого убийцы.

— Предполагаемого убийцы, — поправил я. — Как вы узнали?

— По поиску в Интернете. Ввела ваше имя и получила ответ. В одной из статей упоминается, что вы сейчас живете на Манхэттене.

— Мой брат не имеет ко всему этому никакого отношения.

— Разумеется. Он невиновен в убийстве вашей соседки, верно?

— Я не это имею в виду. Он не имеет отношения к вашему двойному убийству.

— Тогда кто имеет?

Я вздохнул.

— Один очень близкий мне человек.

— Кто он?

— Моя девушка. Это ее отпечатки нашли на месте убийства.

Я снова услышал шум в трубке. Похоже, детишки бегали по комнате, издавая звук сирены. На этот раз Ивонн Стерно не стала кричать на них.

— Так, значит, это вашу девушку нашли убитой в Небраске?

— Да.

— И поэтому вас интересует это дело?

— Не только.

— А почему еще?

Я еще не готов был рассказывать ей о Карли.

— Найдите Энфилда.

— Как ее звали, Уилл? Вашу девушку.

— Сначала найдите его.

— Послушайте, вы хотите, чтобы мы работали вместе? Тогда не надо ничего скрывать. Так или иначе, я могу найти это по поиску за пять секунд. Скажите, не бойтесь.

— Роджерс, — произнес я. — Ее имя Шейла Роджерс.

В трубке было слышно, как она нажимает клавиши.

— Сделаю что смогу, Уилл. Держитесь, я скоро позвоню.

Глава 30

Я лежал в темноте, закрыв глаза и заложив руки за голову. Это был какой-то странный полусон — то промежуточное состояние между сном и явью, когда, бывает, вдруг чувствуешь, что проваливаешься куда-то, и, резко дернувшись, приходишь в себя, в ужасе ухватившись за край кровати.

Я уже рассказывал, как Шейла любила танцевать. Она даже уломала меня вступить в танцевальный клуб при Еврейском культурном центре. Он был недалеко и от больницы, где лежала мать, и от родительского дома в Ливингстоне. Мы навещали мать каждую среду, а потом, в шесть тридцать, встречались с друзьями в клубе. Мы с Шейлой были там самой юной парой — моложе лет на семьдесят пять, если считать суммарный возраст, — но, Боже мой, как же они умели двигаться, эти старики! Я старался изо всех сил, чтобы не отстать, но это было просто немыслимо. Шейла в отличие от меня совершенно не смущалась в их компании. Иногда посреди танца она отпускала мои руки и начинала двигаться одна, с закрытыми глазами. В такие минуты ее лицо излучало блаженное сияние — казалось, Шейла полностью растворялась в танце.

Одна пожилая пара, муж и жена Сегалы, занималась танцами дольше всех — с сороковых годов. Они прекрасно смотрелись вместе. Мистер Сегал всегда носил белый шейный платок, а его супруга — что-нибудь голубое и жемчужное колье. На паркете они выделывали просто чудеса: двигались как любовники, как единое целое. Сегалы были чрезвычайно дружелюбны и открыты и во время перерывов с удовольствием общались с друзьями по клубу. Но когда начиналась музыка, они видели только друг друга.

В феврале прошлого года — в тот день грянул сильный мороз, и мы сначала думали, что танцы отменят, — мистер Сегал появился в клубе один. Его костюм был, как всегда, безупречен, а шейный платок аккуратно повязан, но, взглянув на его окаменевшее лицо, мы поняли все. Шейла сжала мою руку, на глазах у нее выступили слезы. Когда заиграла музыка, мистер Сегал решительно встал, занял свое обычное место и стал танцевать один. Он держал руки и двигался так, будто жена была по-прежнему с ним. Мистер Сегал вел ее в танце так нежно и бережно и это выглядело так трогательно, что никто так и не решился заговорить с ним. На следующей неделе он не пришел. Мы узнали от других членов клуба, что миссис Сегал долгие годы вела битву с раком и все же проиграла ее. Танцевать она продолжала до самого конца. В тот вечер, когда началась музыка и все вошли в зал, я прижал Шейлу к себе и подумал, что Сегалам, как бы грустно ни окончилась их история, можно только позавидовать.

Так вот: в своем странном полусне я очутился в том самом танцевальном клубе. Мистер Сегал тоже был там, и, кроме него, много других, незнакомых мне людей. Все они были без партнерш и танцевали в одиночестве. Я огляделся и увидел отца, который также пытался изобразить некий неуклюжий фокстрот. Он заметил меня и кивнул. Приглядевшись к танцорам, я понял, что каждый из них ощущал незримое присутствие ушедшей возлюбленной — обнимал ее и смотрел в призрачные глаза. Я попытался последовать их примеру, но, видно, что-то было не так. Шейла все не приходила...

Где-то вдалеке зазвонил телефон, и мощный бас из автоответчика ворвался в мой сон:

— Говорит лейтенант Дэниелс из управления полиции Ливингстона. Мне нужен Уилл Клайн.

Одновременно с голосом послышался приглушенный женский смех. Я дернулся и раскрыл глаза — танцевальный клуб исчез. Потянувшись за трубкой, я услышал еще один взрыв смеха. Голос напоминал Кэти Миллер.

— Я должен сообщить твоим родителям, — говорил лейтенант Дэниелс своей смешливой собеседнице.

— Нет! — Это точно была Кэти. — Мне уже восемнадцать! Ты не можешь...

Я схватил трубку:

— Уилл Клайн у телефона.

— Привет, Уилл, это Тим Дэниелс. Мы учились вместе, помнишь?

Тим Дэниелс... Он работал на местной заправочной станции и приходил в школу в форменном комбинезоне с пятнами машинного масла и фамилией, вышитой на груди. Похоже, любовь к форме Тим сохранил на всю жизнь.

— А как же, помню, конечно! — Я ничего не понимал. — Как дела?

— Спасибо, хорошо.

— Служишь в полиции? — Моя догадливость не знала границ.

— Ага. И живу все там же. Женился на Бетти Джо Стетсон, у нас две дочки.

Я попытался вспомнить Бетти Джо, но не преуспел в этом.

— Молодец, поздравляю!

— Спасибо, Уилл. — Его голос стал серьезнее. — Я это... Прочитал в «Трибьюн» о твоей матери. Прими мои соболезнования.

— Очень любезно с твоей стороны, спасибо.

Кэти Миллер снова начала хохотать.

— Послушай, я вот почему звоню... ну, в общем... Ты ведь знаешь Кэти Миллер?

— Знаю.

Тим помолчал, очевидно, вспомнив, что я встречался с ее сестрой. С той, с которой потом случилось несчастье.

— Она попросила меня позвонить тебе.

— А что случилось?

— Я нашел Кэти на детской площадке в обнимку с полупустой бутылкой «Абсолюта». Пьяная в стельку. Я собирался звонить ее родителям...

— И не думай! — заорала Кэти. — Мне уже восемнадцать!

— Ладно, как хочешь... Короче, она попросила вместо этого связаться с тобой. Я человек понимающий — ведь мы в их возрасте тоже не были паиньками, верно?

— Это точно.

В этот момент я снова услышал крик Кэти и буквально окаменел. Я очень надеялся, что неправильно расслышал. Но ее слова и издевательский тон, которым она их выкрикивала, подействовали на меня как холодный душ.

— Айдахо! — вопила она. — Правильно, Уилл? Айдахо!

Я изо всех сил прижал трубку к уху.

— Что она говорит?

— Не знаю. Все время кричит что-то про Айдахо. Она еще сильно под мухой...

— Чертов Айдахо! Картофельный рай! — надрывалась Кэти. — Айдахо, правильно?

Мне стало трудно дышать.

— Послушай, Уилл, я знаю, что уже поздно, но не мог бы ты подъехать и забрать ее?

Собравшись с силами, я с трудом выдавил:

— Еду.

Глава 31

Крест тихонько поднялся вверх по ступенькам — лифтом он пользоваться не стал, боясь разбудить Ванду. Центр йоги владел всем зданием, и они с Вандой занимали два этажа над школой. Было три часа утра. Крест осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Свет в комнате не горел, и лишь уличные огни слегка разгоняли мрак, бросая на стены резкие серебристые отсветы.

Ванда сидела на диване с поджатыми ногами, скрестив руки на груди.

— Привет, — сказал Крест. Он говорил очень тихо, как будто боялся кого-то разбудить, хотя, кроме них с Вандой, в доме никого не было.

— Ты хочешь, чтобы я от него избавилась?

Крест пожалел, что снял темные очки.

— Ванда, я устал, дай мне поспать хоть несколько часов!

— Нет.

— Ну что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Я пока еще на третьем месяце — достаточно принять одну таблетку. Поэтому мне надо знать: ты хочешь, чтобы я от него избавилась?

— Я что, вот так вдруг должен решать?

— Я жду ответа.

— Где же твой любимый феминизм? Как насчет права женщины на выбор?

— Хватит с меня этой белиберды!

Крест засунул руки в карманы.

— А чего бы хотела ты?

Ванда отвернулась. Крест мог видеть ее профиль: длинную шею, гордо посаженную голову. Он любил ее. Никого не любил прежде и никогда не был любим. Пока он был младенцем, матери нравилось обжигать его горячими щипцами для завивки. Она перестала это делать, лишь когда ему исполнилось два года. И в этот день, по странному совпадению, отец забил ее до смерти, а потом повесился в туалете.

— Ты носишь свое прошлое на лбу, — сказала Ванда. — Не все могут позволить себе такую роскошь.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

Никто не позаботился, чтобы включить свет. Глаза привыкли к полумраку, но все вокруг было видно словно сквозь дымку — это оказалось даже кстати.

— Я считалась первым оратором в классе, — сказала Ванда.

— Я знаю.

Она закрыла глаза.

— Просто дай мне договорить, ладно?

Крест молча кивнул.

— Я выросла в богатом пригороде, там почти не было черных семей. В школе я была единственной чернокожей девочкой из трех сотен, и при этом училась лучше всех. Я могла выбирать любой колледж, и выбрала Принстон.

Крест все знал, но говорить об этом не стал.

— В колледже я решила, что у меня плохая фигура. Не буду вдаваться в подробности: тут сыграла роль и недостаточная самооценка, и нервы, и многое другое. Так или иначе, есть я перестала. С утра до ночи делала приседания. Я потеряла тридцать килограммов и тем не менее продолжала ненавидеть толстуху, смотревшую на меня из зеркала.

Крест подошел поближе к Ванде. Ему хотелось взять ее за руку, но он сдержался. Кретин...

— Я довела себя до такого состояния, что попала в больницу. Повредила себе все, что можно: печень, сердце... Доктора до сих пор не могут определить, насколько все плохо. Дело едва не дошло до остановки сердца. Я все же выкарабкалась, но мне сказали, что я вряд ли когда-нибудь забеременею. А если и повезет, то выносить ребенка скорее всего не смогу.

— А что твой врач говорит сейчас?

— Она ничего не обещает. — Ванда подняла глаза. — Мне никогда не было так страшно.

У Креста дрогнуло сердце. Он так хотел сесть рядом и обнять ее! Но сдержался, хоть и ненавидел себя за это.

— Если это связано с риском для твоего здоровья...

— Это мой риск! — перебила Ванда.

Крест неловко улыбнулся.

— Феминизм возвращается?

— Когда я сказала, что мне страшно, то имела в виду не только свое здоровье.

Он это знал.

— Крест...

— Да?

— Не бросай меня, ладно? — В ее голосе прозвучала мольба.

Он не нашел ничего лучше избитой фразы:

— Это серьезный шаг.

— Я знаю.

— Не думаю, — задумчиво протянул Крест, — что я готов к нему.

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

— Ты самый сильный из всех, кого я встречала.

Крест покачал головой. На улице кто-то пьяным голосом орал, что «там любовь расцветет, где его Розмари пройдет, и знает о том только он». Ванда ждала ответа.

— Может быть, — начал Крест, — нам все-таки не стоит в это ввязываться? Хотя бы ради твоего здоровья...

Ванда смотрела, как он делает шаг назад и поворачивается лицом к двери... Она не успела ответить — Крест ушел.

Я взял напрокат машину в круглосуточном агентстве на Тридцать седьмой улице и поехал в полицейский участок Ливингстона. В этих священных стенах я не был с тех пор, как в первом классе нас привели сюда на экскурсию. В то далекое солнечное утро нам не показали тюремную камеру — ту самую, где сейчас сидела Кэти, — потому что камера была занята. Помню, как мурашки бежали у меня по спине при мысли о том, что в нескольких метрах от нас находится настоящий и наверняка опасный преступник. Какое приключение для первоклассника!

Лейтенант Тим Дэниелс приветствовал меня нарочито крепким рукопожатием. Фигура его отяжелела со времен юности — ремень на животе частенько приходилось поправлять, — но лицо осталось гладким и свежим. Когда Тим ходил, все время что-то звенело — то ли ключи, то ли наручники.

Я заполнил несколько бумаг, и Кэти отпустили под мое ручательство. За тот час, что я ехал в участок, она заметно протрезвела. Смех уступил место унынию: она сидела с опущенной головой, на лице было обычное угрюмое выражение нашалившего подростка. Я еще раз поблагодарил Тима. Моя подопечная не сочла нужным даже улыбнуться или помахать рукой.

Мы вышли на улицу и уже направились к машине, как Кэти вдруг взяла меня за руку:

— Давай прогуляемся!

— Сейчас четыре утра, я устал.

— В машине меня вырвет.

Я остановился.

— Почему ты кричала по телефону про Айдахо?

Но Кэти уже переходила Ливингстон-авеню. Я пошел за ней. Она шла быстро, и мне пришлось догонять.