8

Шона и Линда снимали трехкомнатную квартиру на углу Риверсайд-драйв и Сто шестнадцатой улицы, недалеко от Колумбийского университета. Я удачно нашел место для парковки – редкое везение.

Мне открыла Шона. Линда все еще не вернулась со своего мероприятия, Марк спал. Я на цыпочках пробрался в детскую и поцеловал племянника в лоб. Похоже, мальчишка еще не переболел покемономанией. Спит на постельном белье с изображением Пикачу и с мягким Сквиртлом в руках. Вопреки традиции осуждать слишком тесную привязанность ребенка к мультипликационным героям я с удовольствием вспоминал, как сам был в восторге от Бэтмена и Капитана Америки. Я постоял около кроватки еще несколько секунд. Затасканное сравнение, но во сне Марк действительно напоминает маленького ангела.

Шона ждала меня в дверях. Когда мы вернулись в гостиную, я сказал:

– Не возражаешь, если я выпью?

Она пожала плечами:

– Наливай что хочешь.

Я нацедил себе на два пальца бурбона.

– Выпьешь со мной?

Шона покачала головой.

Мы уселись на диван.

– Когда Линда вернется?

– Если б я знала, – сказала Шона.

Мне не понравилось, как она это произнесла.

– Черт, – пробормотал я.

– Это всего лишь временная размолвка, Бек. Ты же знаешь, я люблю Линду.

– Черт, – повторил я.

В прошлом году Линда и Шона расстались на два месяца. Плохо было всем. Особенно Марку.

– Я не собираюсь уходить или разводиться.

– А что тогда?

– Да все то же самое. У меня слишком светская работа. Я постоянно окружена очаровательными, интересными людьми. Ничего нового, верно? Я давно работаю моделью. Линда же вбила себе в голову, будто я верчу хвостом.

– А ты и вертишь, – подтвердил я.

– Пусть так. Но ведь в этом тоже нет ничего нового?

Я не ответил.

– После работы я всегда возвращаюсь к Линде.

– И никогда не задерживаешься с кем-нибудь по пути?

– Если и да, то это лишь эпизод, ты же знаешь. Я как птица – «не могу петь в клетке, только на воле, на ветке».

– Сплошные метафоры, – заметил я.

– Зато в рифму.

Мы помолчали. Я попивал бурбон.

– Бек?

– Что?

– Что-то случилось?

– Почему ты так решила?

Шона молча смотрела мне в глаза и ждала ответа.

Я подумал о приписке «Не говори никому» в конце сообщения. Если его действительно прислала Элизабет, во что я еще не верил, она должна была предположить: я могу все рассказать Шоне. Линде, возможно, нет. А Шоне? Я говорил ей все. Элизабет бы наверняка разрешила.

– У меня есть подозрение, – с трудом выговорил я, – что Элизабет жива.

Шона не отвела взгляда.

– И сбежала с Элвисом Пресли, да? – хмыкнула она, однако, увидев мое лицо, потребовала: – Объясни.

Я объяснил. Рассказал все: о сообщении, об Интернете и уличной камере, о появлении Элизабет на экране моего монитора. Шона не сводила с меня глаз и ни разу не перебила мой монолог. Даже головой не кивала. Когда я закончил, она аккуратно достала из пачки сигарету и сунула в рот. Шона бросила курить много лет назад, но до сих пор держала сигареты под рукой. Покрутила «канцерогенную палочку» в руке, глядя на нее так, будто никогда не видела ничего подобного прежде. Я прямо почувствовал, как бешено крутятся ее мозги. Наконец Шона произнесла:

– Итак, завтра, в половине девятого вечера, ты должен получить следующее сообщение.

Я кивнул.

– Значит, будем ждать.

– Ты даже не скажешь, что я свихнулся?

Шона пожала плечами:

– Пока нет.

– Почему?

– Можно найти несколько объяснений твоей истории.

– Одним из которых будет шизофрения.

– Не спорю, оснований для такого предположения достаточно. Только зачем же первым делом подозревать худшее? Предположим, что все случившееся – правда. Предположим, что ты действительно видел то, что видел, и Элизабет на самом деле жива. Если мы не правы, то это скоро выяснится. Если же правы...

Она нахмурилась и потрясла головой.

– Господи, хоть бы мы были правы.

Я улыбнулся.

– Ты знаешь, как я тебя люблю?

– Знаю, – сказал Шона. – Меня все любят.

Вернувшись домой, я налил себе последний на сегодня стаканчик. Сделал глубокий глоток и с наслаждением почувствовал, как согревающая жидкость потекла к месту своего назначения. Да, я пью. Только я не пьяница. Это не одно и то же. Как врач, я понимаю, что игры с алкоголем так же небезопасны, как флирт с дочкой гангстера-мордоворота. Но флирт не всегда приводит к свадьбе, это знают все.

Хлоя подскочила ко мне с обычным своим выражением на морде, которое можно было перевести как «поесть-погулять, поесть-погулять!». Собаки на редкость постоянны в своих требованиях. Я покормил ее и вывел на улицу. Свежий воздух приятно холодил, хотя голова по-прежнему оставалась затуманенной. Честно говоря, не люблю гулять, это, по-моему, на редкость скучное занятие. Однако мне нравилось наблюдать за Хлоей. Смешно – сколько собаки получают удовольствия от такой простой процедуры. Приятно было доставить ей радость.

Дома я тихонько прошел в свою спальню. Хлоя следовала за мной. Дед спал, дрыхла и его новая сиделка. Она храпела с присвистом, как мультяшные герои. Я включил компьютер и задумался: почему шериф Лоуэлл не перезвонил? Позвонить ему, что ли? Вообще-то время близится к двенадцати... Ничего, не помрет.

Я поднял трубку и набрал номер. У Лоуэлла сотовый телефон – если он хочет спать по ночам, то может просто отключить сигнал, не так ли?

Шериф снял трубку после третьего звонка.

– Доктор Бек?

Голос напряженный. Кроме того, я уже больше не «док».

– Почему вы не перезвонили?

– Уже поздно, – ответил он. – Я собирался перехватить вас утром.

– В чем там дело с Сарой Гудхарт?

– Завтра.

– Что, простите?

– Уже поздно, доктор Бек. Мой рабочий день окончен. И я не хочу говорить об этом по телефону.

– А вы можете хотя бы объяснить...

– Вы будете в клинике утром?

– Да.

– Я позвоню.

Лоуэлл вежливо, но сухо пожелал мне спокойной ночи и отключился. Я уставился на телефонную трубку, гадая: что бы это могло значить?

Заснуть, разумеется, не удалось. Я провел большую часть ночи в сети, просматривая уличные камеры и надеясь наткнуться на нужную. Искал, так сказать, виртуальную иголку в стоге высокотехнологичного сена.

Бросил наконец это бесполезное занятие и нырнул под одеяло. Профессия врача приучила меня быть терпеливым. Иногда я назначаю своим маленьким пациентам исследования, которые длятся почти всю жизнь, если не дольше, и прошу родителей подождать результатов. И ведь ждут, выбора у них нет. Теперь я сам попал в подобную ситуацию. В данный момент у меня слишком много догадок. Завтра я подключусь к сайту «Bigfoot» под именем «Бэт Стрит» и с паролем «Тинейджер» и, возможно, узнаю что-то новое.

Какое-то время я лежал, уставившись в потолок. Потом глянул вправо, туда, где раньше спала Элизабет. Я всегда засыпал первым и перед сном любил смотреть, как она читает. Ее лицо в профиль, полностью сосредоточенное на книге, было последним, что я видел перед тем, как провалиться в сон.

Я перевернулся на другой бок.

В четыре часа утра Ларри Гэндл взглянул на экран поверх головы Эрика By. Эрик, будучи на редкость дисциплинированным служащим, сидел перед компьютером, хотя его лицо от усталости уже сравнялось цветом с выбеленными волосами.

– Итак? – вопросительно произнес Гэндл.

By стянул с головы неизменные наушники и сложил похожие на глыбы мрамора руки на груди.

– Странная штука.

– Объясни.

– Доктор Бек почти никогда не сохранял сообщений. Разве только что-то касавшееся пациентов. И ничего личного. А за последние два дня он получил и запомнил два загадочных послания.

Не оборачиваясь, Эрик протянул через громадное плечо пару распечаток. Ларри проглядел их и нахмурился.

– Что это значит?

– Понятия не имею.

Гэндл прочел сообщение, гласившее, что надо кликнуть по какой-то ссылке в «час поцелуя». В компьютерах он ничего не понимал и, честно говоря, не собирался понимать и дальше. Глаза Гэндла переметнулись на верх страницы, где была напечатана тема «Э.П. + Д.Б.» и куча каких-то линий.

Так, Д.Б. – это, наверное, Дэвид Бек. А Э.П...

Ларри как пыльным мешком стукнуло. Он медленно протянул листок обратно By.

– Кто это прислал?

– Не знаю.

– Выясни.

– Нереально.

– Почему?

– Отправитель использовал анонимный почтовый ящик.

By говорил размеренным, безжизненным тоном. Тем же тоном он обсуждал и прогноз погоды, и способы пыток очередной жертвы.

– Не стану вдаваться в компьютерный жаргон, просто поверьте – отследить адрес невозможно.

Гэндл перевел взгляд на вторую распечатку. «Бэт Стрит» и «Тинейджер». Бред какой-то.

– А вот это? Это можно отследить?

– Тоже нет.

– Послал-то их один и тот же человек?

– Нам остается только гадать.

– А содержание? Ты понял хоть что-нибудь из их содержания?

By нажал несколько клавиш и вызвал на экран первое сообщение.

– Видите голубые символы? Так называемая ссылка. Все, что должен был сделать наш доктор, – это щелкнуть по ней мышкой и посмотреть, что появится на экране. Видимо, какой-то сайт.

– Какой именно?

– Ссылка не работает. Я не смог ее открыть.

– Бек должен был проделать это в «час поцелуя»?

– По крайней мере так здесь говорится.

– А что такое «час поцелуя»? Какой-то компьютерный термин?

– Нет, – ухмыльнулся By.

– Значит, мы не знаем точное время, о котором говорится в сообщении?

– Совершенно верно.

– И даже не можем вычислить, прошло оно или нет?

– Прошло.

– Почему ты так уверен?

– Браузер Бека настроен таким образом, что мы можем видеть последние двадцать сайтов, которые он посещал. Бек щелкал по ссылке. Даже несколько раз.

– А нельзя как-то... хм... проследить за ним?

– Нет. Ссылка-то не работает.

– А другое сообщение?

By опять пробежался пальцами по клавишам. Первое сообщение на экране сменилось вторым.

– Это полегче. Основное понятно.

– Что же?

– Анонимный отправитель создал почтовый ящик для доктора Бека, сообщил ему необходимые имя, пароль и снова упомянул о «часе поцелуя».

– Давай проверим, правильно ли я понял, – сказал Гэндл. – Бек откроет какой-то сайт, набьет переданные ему имя пользователя с паролем и увидит новое сообщение?

– Теоретически – да.

– А мы можем сделать то же самое?

– Войти туда, используя те же координаты?

– Да. И прочесть сообщение.

– Я попробовал. Ящик пока не открывается.

– Почему?

Эрик пожал плечами:

– Аноним может создать его позже. Непосредственно перед назначенным временем.

– Тогда что же мы в результате имеем?

Отсвет монитора плясал в пустых глазах Эрика By.

– Пока только то, что кто-то изо всех сил старается сохранить анонимность.

– И никак нельзя выяснить, кто именно?

By показал Гэндлу какой-то приборчик, который человеку непосвященному напомнил бы часть транзисторного приемника.

– Мы поставили такие штучки на домашний и рабочий компьютеры Бека.

– И что это?

– Специальное устройство, которое посылает сигналы с его компьютера на мой. Если доктор Бек получит какое-то сообщение, посетит какой-либо сайт или даже просто напечатает письмо, мы тут же это увидим.

– Значит, сидим и ждем.

– Да.

Гэндл вспомнил предположение By, что кто-то изо всех сил пытается сохранить анонимность, и страшное подозрение закралось в его душу.

9

Я припарковался аж в двух кварталах от клиники. Раньше я никогда не делал ничего подобного.

Шериф Лоуэлл уже материализовался здесь вместе с двумя коротко стриженными мужчинами в серых костюмах, которые лениво прислонились к большому коричневому «бьюику». Смешная парочка. Один – длинный, тощий и белый, другой – толстый, короткий и абсолютно черный. Они напоминали кеглю и шар. Оба ласково улыбнулись мне. Шериф сохранил угрюмость.

– Доктор Бек? – уточнил белый.

Он выглядел до отвращения аккуратно – напомаженные волосы, уголок тщательно сложенного платка торчит из нагрудного кармана, галстук заколот стильной булавкой, очки в черепаховой оправе, какие любят надевать актеры, когда желают выглядеть модно.

Я посмотрел на Лоуэлла. Тот молчал.

– Да, – ответил я.

– Специальный агент Ник Карлсон из Федерального бюро расследований, – представился аккуратист. – А это специальный агент Том Стоун.

Оба сверкнули значками. Коротышка Стоун поддернул брюки и кивнул на «бьюик»:

– Не сможете ли вы проехать с нами?

– У меня пациенты через пятнадцать минут!

– Об этом мы уже позаботились. – Карлсон выбросил длинную руку в сторону открытой двери машины, как ведущий телешоу, предлагающий приз. – Прошу.

Пришлось сесть назад. Карлсон устроился за рулем, Стоун – рядом. Лоуэлл в машину садиться не стал. Мы останавливались на Манхэттене, и все же дорога заняла не больше сорока пяти минут. Карлсон припарковался в центре, на Бродвее, недалеко от Дуан-стрит, напротив официального вида дома номер 26 по Федерал-Плаза.

Внутри здание выглядело как обычный офис. По коридорам с чашками кофе в руках передвигались мужчины в деловых, на удивление неплохого качества, костюмах. Попадались и женщины, но в явном меньшинстве. Мы зашли в конференц-зал, мне предложили сесть, что я и сделал. Хотел еще положить ногу на ногу, да постеснялся.

– Кто-нибудь объяснит наконец, что тут происходит? – спросил я.

– Чем вас угостить? – вместо ответа поинтересовался Карлсон – Белая Кегля. – У нас тут худший кофе в мире.

Карлсон нежно улыбнулся.

Я улыбнулся в ответ.

– Нет, спасибо, хотя предложение заманчивое.

– А может, что-нибудь прохладительное? Том, у нас есть прохладительные напитки?

– Конечно, Ник. Кока-кола, диет-кола, спрайт. Все, что угодно, для нашего доктора.

Мы опять поулыбались.

– Спасибо, ничего не нужно.

– А лимонаду? – попробовал еще раз соблазнить меня Стоун, снова подтянув штаны. Его живот походил на надутый мяч, намек на талию отсутствовал, и брюкам приходилось нелегко. – У нас здесь всего полно.

Я чуть не согласился, чтобы они отстали, но покачал головой. На столе между нами сиротливо лежал одинокий конверт. Я не знал, куда деть руки, и положил их перед собой. Карлсон присел на угол стола, Стоун продолжал стоять.

– Что вы можете сообщить нам по поводу Сары Гудхарт? – спросил Карлсон.

Я заколебался, стоит ли отвечать правду.

– Док?

– А что вы хотите услышать?

Карлсон и Стоун переглянулись.

– Имя Сары Гудхарт интересует нас в связи с текущим расследованием.

– Каким расследованием?

– Нам бы не хотелось этого разглашать.

– Не понимаю, при чем тут я.

Карлсон тяжело вздохнул, как бы обдумывая мое заявление. Затем повернулся к коротышке-напарнику и уже безо всякой улыбки спросил:

– Я задаю непонятные вопросы, Том?

– Нет, Ник. Мне кажется, все ясно.

– Мне тоже так кажется.

Карлсон снова повернулся ко мне.

– Может быть, вы протестуете против формы вопроса, док?

– Так всегда говорят на практических занятиях, – встрял Стоун. – «Протестую против формы вопроса!»

– Говорят, говорят. А потом добавляют: «Переформулируйте». Что-то вроде этого, да, Том?

– Да, типа того.

Карлсон пригвоздил меня взглядом к креслу.

– Прекрасно, сформулируем иначе. Имя Сара Гудхарт что-нибудь значит для вас?

Ох, не нравилось мне все это. Не нравилось их внимание к моей персоне, и то, что вместо шерифа Лоуэлла допрос ведут федералы, и то, что они вроде бы планируют сделать из меня отбивную. Им хотелось понять, что это за Сара такая. А чего тут трудного: взгляни на полное имя Элизабет да на адрес. Я решил сказать полуправду.

– Второе имя моей жены – Сара, – осторожно начал я.

– А второе имя моей жены – Гертруда, – мгновенно отозвался Карлсон.

– Господи, Ник, это ужасно.

– А у твоей жены есть второе имя, Том?

– Мак-Дауд. Фамильное имя.

– Мне нравится, когда у семьи есть фамильное имя. Заставляет помнить о своих корнях.

– Мне тоже нравится.

Оба агента опять посмотрели на меня.

– Как ваше второе имя, док?

– Крейг, – ответил я.

– Крейг, – повторил Карлсон. – Значит, если я спрошу вас, знакомо ли вам имя, – он помахал рукой, – скажем, Крейг Дипвуд, вы воскликнете: «Да, потому что мое второе имя Крейг»?

Карлсон сурово уставился мне в глаза.

– Думаю, нет, – промямлил я.

– «Думаю, нет». Что ж, начнем сначала: вы слышали такое имя: Сара Гудхарт? Да или нет?

– Вы имеете в виду когда-нибудь?

– Господи! – с чувством сказал Стоун.

Карлсон побагровел.

– Мы с вами в слова играем, док?

Он угадал. Я не знал, что делать. Я почти ослеп, и перед моим мысленным взором горела неоновым светом последняя строчка письма: «Не говори никому». Я почти ничего не соображал. Они хотели знать про Сару Гудхарт.

Возможно, это только проверка, призванная показать, буду ли я с ними сотрудничать. А в чем?

– Моя жена выросла на Гудхарт-роуд, – объяснил я. Сыщики подались назад, скрестив руки на груди. Они пытались завести меня в ловушку, и я покорно шел за ними. – Потому я и сказал, что Сара – ее второе имя. Название улицы натолкнуло меня на эту мысль, понимаете?

– Она выросла на Гудхарт-роуд? – переспросил Карлсон.

– Да.

– И название улицы стало для вас чем-то вроде катализатора?

– Да.

– Начинаю улавливать смысл. – Карлсон посмотрел на партнера. – Ты улавливаешь смысл, Том?

– Конечно, – сказал Том, поглаживая себя по животу. – Он вовсе не хотел заморочить нам голову. Слово «Гудхарт» послужило катализатором.

– Да. Именно потому он подумал о своей жене.

Оба уставились на меня. В этот раз я сумел сохранить молчание.

– Ваша жена когда-нибудь называлась Сарой Гудхарт? – спросил Карлсон.

– Как это – называлась?

– Ну, она когда-нибудь говорила: «Привет! Я – Сара Гудхарт!»? Или, может, имела документы на это имя? Или регистрировалась в Сети под таким именем?

– Нет.

– Вы уверены?

– Да.

– Вы говорите правду?

– Да.

– Не нужен никакой катализатор?

Я выпрямился в кресле, решив продемонстрировать характер.

– Мне не нравится, как вы разговариваете со мной, агент Карлсон.

Его рекламная белозубая улыбка тут же вернулась, но теперь показалась жестокой пародией на ту, предыдущую. Агент поднял руку и примирительно бросил:

– Ладно, простите, это действительно было грубо.

Он оглянулся кругом, как бы выискивая следующий вопрос.

– Вы били свою жену, доктор Бек?

Меня как хлыстом стегнули.

– Что?!

– Это вас возбуждало? Отлупить женщину?

– Что... Вы что, свихнулись?

– Сколько вы получили по страховке после смерти жены?

Не в силах поверить своим ушам, я растерянно переводил взгляд с Карлсона на Стоуна, однако их лица были бесстрастны.

– Да что вы такое говорите?

– Пожалуйста, ответьте на вопрос, доктор Бек. Если, конечно, вам нечего скрывать.

– Да нет, это не секрет, – сказал я. – Полис был на двести тысяч долларов.

– Двести кусков за погибшую жену, – присвистнул Стоун. – Эй, Ник, я встаю в очередь!

– Не великовата ли сумма для двадцатипятилетней девушки?

– В то время ее двоюродный брат устроился на работу в страховую фирму, – коряво заоправдывался я. Странная вещь: хоть я и не сделал ничего дурного – во всяком случае, того, что имели в виду они, – все равно почувствовал себя виноватым. Неприятное ощущение. Из подмышек заструился пот. – Элизабет хотела помочь ему и застраховалась на большую сумму.

– Мило с ее стороны, – сказал Карлсон.

– Очень мило, – подхватил Стоун. – Семья превыше всего, вы согласны?

Я молчал. Улыбки вновь исчезли.

– Посмотрите на меня, док, – приказал Карлсон.

Я повиновался. Его глаза буравили мои. Я выдержал поединок, хотя это оказалось нелегко.

– На этот раз ответьте, пожалуйста, на мой вопрос, – медленно произнес агент. – И не злите меня больше. Вы когда-нибудь били свою жену?

– Никогда, – ответил я.

– Ни разу?

– Ни разу.

– И не толкали?

– И не толкал.

– А со злости ни разу не треснули? Слушайте, док, мы все люди – пощечина, то да се. Не преступление, нет, просто время от времени у каждого могут сдать нервы.

– Я никогда не бил свою жену, – повторил я. – Не толкал, не трескал со злости, не отвешивал пощечин. Никогда.

Карлсон поглядел на Стоуна:

– Тебе все ясно, Том?

– Конечно, Ник. Он сказал, что никогда не бил жену, чего тут непонятного.

Карлсон поскреб подбородок.

– Если только...

– Если только что, Ник?

– Если только ему снова не нужен катализатор.

Глаза сыщиков опять сфокусировались на мне. Собственное дыхание засвистело у меня в ушах, голова стала пустой и звенящей. Карлсон подождал еще несколько секунд, прежде чем завозиться с большим коричневым конвертом. Он тянул время, аккуратно развязывая и расклеивая его. Потом поднял высоко в воздух, и содержимое высыпалось на стол.

– Годится катализатор, док?

Это оказались фотографии. Карлсон подвинул их ко мне. Я взглянул на снимки и похолодел.

– Доктор Бек?

Я не отозвался. Мои пальцы тихонько коснулись фотографий.

Элизабет.

Это, несомненно, она. На первом фото жена была снята крупным планом – только голова, в профиль. Рукой Элизабет придерживала волосы, открывая ухо. Ухо было красным и распухшим, шея под ним – в синяках и царапинах.

Похоже, перед съемкой она плакала.

Следующее фото запечатлело Элизабет раздетой до пояса и демонстрировавшей огромный синяк на боку. И вновь глаза у нее заплаканы. Снимок был очень контрастным, кровоподтек казался огромным и черным.