43

Дул ветер, и качались деревья, и пурпур заката сменился оловянным блеском ночного неба. Я поежился, вспомнив, как восемь лет назад точно такой же ночью последний раз приехал в это памятное место.

Интересно, не приглядывают ли ребята Скоупа и за озером? В любом случае это не важно. Элизабет опять перехитрила всех. Я уже говорил, что на озере когда-то находился детский лагерь. Так вот, «Дельфином» назывался один из домиков, в котором жили самые старшие ребята. Он стоял в отдалении, в чаше леса, и в детстве мы даже побаивались туда заходить.

Арендованная мной машина взобралась на холм, где раньше располагался служебный вход в лагерь. Теперь он был почти не виден, высокая трава скрывала въезд, будто отверстие пещеры, однако и цепочка и знак, гласивший: «Посторонним вход воспрещен», по-прежнему были на месте. Я вылез из машины, отпер заржавевший замок и обмотал цепочку вокруг дерева.

Снова сел на водительское место и поехал по направлению к лагерной кухне. Вернее, к ее остаткам. И хотя торчали еще в траве разрушенные, перевернутые печи и плиты, валялись там и сям горшки и кастрюли, большая часть оборудования и посуды ушла в землю. Я снова вышел и вдохнул сладковатый аромат молодой листвы. Я старался не думать об отце, но, дойдя до прогалины между деревьями, туда, где виднелся кусочек озера и светилась на воде лунная дорожка, опять услышал голоса духов. Теперь казалось, что они взывают к отмщению.

Я начал взбираться вверх по тропе, тоже почти незаметной. Странно, что Элизабет выбрала именно это место. Я уже говорил, что она никогда не любила играть на развалинах лагеря. Нас с Линдой, напротив, манили брошенные спальные мешки или свежевыпотрошенные консервные банки; мы гадали, что за бродяга оставил их здесь и не прячется ли он где-нибудь поблизости. Элизабет была умной девочкой, ей не нравились наши игры. Странность и неизведанность лишь отпугивали ее.

До «Дельфина» я добрался минут за десять. Домик на удивление хорошо сохранился: стены и потолок стояли нетронутыми, рассыпались только деревянные ступени крыльца. Уцелела даже вывеска с надписью «Дельфин». Правда, висела она вертикально, на одном гвозде. Все поросло мхом, диким виноградом и другими, неизвестными мне растениями; они окружили домик снаружи, заползли внутрь, проросли и в окна и в двери, так что он стал выглядеть частью пейзажа.

– Вот ты и вернулся, – раздался голос за моей спиной.

Я подскочил от неожиданности.

Мужской голос.

Среагировал я мгновенно. Метнулся в сторону, упал на землю, перекатился, выхватил пистолет и прицелился. Незнакомец молча поднял руки вверх. Я не спускал с него глаз, держа палец на спусковом крючке. Он оказался совсем не похож на тех, кого я боялся увидеть. Длинная, спутанная шевелюра, густая борода, напоминающая разоренное вороньей стаей гнездо малиновки, истрепанный камуфляжный костюм. На миг мне показалось, что я вернулся в город и столкнулся с одним из уличных бродяг. Но я тут же понял, что ошибаюсь. Человек стоял прямо и спокойно глядел мне в глаза.

– Кто вы, черт побери? – прорычал я.

– Давненько ты не появлялся здесь, Дэвид.

– Я вас не знаю!

– Ты – нет. А вот я тебя знаю.

Он мотнул головой в сторону домика.

– Тебя и твою сестру. Я следил, как вы здесь играли.

– Ничего не понимаю!

Незнакомец улыбнулся. В густой бороде ослепительно блеснули белоснежные зубы.

– Я тот, кого вы прозвали Лешим.

Вдалеке загоготала стая гусей, собираясь спланировать на поверхность озера.

– Что вам нужно? – продолжал допрашивать я.

– Да, собственно, ничего, – все так же улыбаясь, ответил Леший. – Можно руки опустить?

Я кивнул. Он уронил руки, я отвел пистолет, но не расслабился. До меня наконец дошли его последние слова, и я спросил:

– И давно вы здесь прячетесь?

– Уже около, – человек пошевелил пальцами, пытаясь сосчитать, – около тридцати лет.

Он улыбнулся еще шире, увидев мое оторопевшее лицо.

– Я следил за тобой с тех пор, как ты был во-о-от такого роста.

Леший пошевелил пальцами где-то на уровне колена.

– Видел, как ты рос и... – Он осекся. – Прошло много лет, с тех пор как ты приехал сюда последний раз, Дэвид.

– Кто вы?

– Меня зовут Джереми Ренуэй.

Имя незнакомое.

– Я прячусь от закона.

– А почему тогда вышли сейчас?

Джереми пожал плечами:

– Например, потому, что хотел с тобой поздороваться.

– А откуда вы знаете, что я на вас не донесу?

– Видишь ли, ты – мой должник.

– Почему это?

– Я спас тебе жизнь.

Земля поплыла под ногами.

– Что?!

– Кто, по-твоему, вытянул тебя из воды?

Меня будто пыльным мешком огрели.

– А кто, по-твоему, втащил тебя в домик и даже вызвал «скорую»? – продолжал Леший.

У меня отвисла челюсть.

– И кто, – его улыбка стала еще шире, – ты думаешь, выкопал трупы тех бандитов, чтобы их все же нашли?

– Зачем? – с трудом выговорил я.

– Сам толком не знаю, – задумчиво сказал Джереми. – Понимаешь, много лет назад я сам совершил преступление. И теперь мне показалось, что я могу его искупить или что-то в этом роде.

– Вы имеете в виду, что видели тогда...

– Все, – закончил за меня Ренуэй. – Я видел, как два типа сграбастали твою жену и стукнули тебя бейсбольной битой. Слышал, как они обещали ей вытащить тебя, если она скажет, где находится что-то важное. Видел, как твоя жена дала им ключ, они захохотали и запихнули ее в машину, а ты так и остался в воде.

Я сглотнул.

– А вы видели, как их застрелили?

Ренуэй продолжал улыбаться.

– Мы уже достаточно поговорили, сынок. Она ждет тебя.

– Не понял.

– Она ждет тебя, – повторил он, отворачиваясь. – У дерева.

Без всякого предупреждения Леший по-оленьи прянул в кусты и исчез в чаще. Я проследил за ним глазами.

У дерева.

Я рванулся туда. Ветки стегали меня по лицу, я не замечал. Ноги просили больше не мучить их, я не обращал внимания. Легкие протестовали, я велел им заткнуться. Повернув направо у продолговатого камня и миновав поворот, я увидел наше дерево. Подошел поближе и почувствовал, как глаза наполняются слезами.

Вырезанные на коре инициалы – Э.П. + Д. Б. – и тринадцать линий под ними почернели от времени. Я застыл на мгновение, а потом недоверчиво потрогал следы ножа. Не инициалы. И не тринадцать черточек. Мои пальцы коснулись восьми свежих линий, еще светлых и липких от древесного сока.

– Сама знаю, что это ерунда.

Сердце готово было взорваться. Я обернулся и увидел Элизабет.

Я не мог двинуться. Не мог сказать ни слова. Я просто смотрел на свою жену. На ее прекрасное лицо. И глаза. И чувствовал, будто лечу все вниз, вниз, в темный, бездонный колодец. Элизабет похудела, заметнее выступили скулы, а мне казалось, что я в жизни не видал ничего прекраснее.

В мучительных снах – в тщетных попытках сбежать от реальности – я часто сжимал Элизабет в объятиях, гладил ее лицо, не в силах побороть ощущение, что меня будто оттаскивают от нее. Испытывая невероятное счастье, я тем не менее понимал, что это всего лишь сон и вскоре я буду выброшен обратно, в жестокую реальность. Страх, что происходящее может оказаться очередным сном, охватил меня, лишив дыхания.

Элизабет, казалось, поняла, что я чувствую. Она едва заметно кивнула, будто говоря: «Это и в самом деле я», и неуверенно шагнула вперед. Тяжело дыша, я собрал все силы, покачал головой и, дотронувшись до вырезанных на дереве линий, сказал:

– А я думаю, это романтично.

Элизабет зажала рот рукой, подавив рыдание, и бросилась ко мне. Я раскинул руки навстречу. Она влетела в мои объятия, и я сжал ее так крепко, как только мог. Зажмурив глаза, я вдыхал запах сирени и корицы, запах ее волос. Элизабет, всхлипывая, спрятала голову на моей груди. Мы обнимались все крепче и крепче. Она все так же... подходила мне. Все контуры, изгибы, выпуклости и впадины наших тел идеально совпадали. Я погладил ее затылок. Волосы стали короче, но на ощупь не изменились. Я чувствовал ее дрожь как свою и знал, что с Элизабет творится то же самое.

В первом поцелуе сплелись новизна и воспоминание, отчаяние и надежда, словно два человека, вырвавшись из глубин озера, наконец-то глотнули воздуха. Прошедшие годы, казалось, исчезли, зима уступила дорогу весне. Меня переполняли чувства, в которых я даже не старался разобраться – пусть кипят.

Элизабет подняла голову и заглянула мне в глаза. Я замер.

– Прости меня, – сказал она, и мое сердце взорвалось неровными толчками.

Я держал ее в объятиях. Держал и не знал, рискну ли когда-нибудь выпустить.

– Только не бросай меня больше, – попросил я.

– Никогда.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Мы никак не могли отпустить друг друга. Я прижимался к ее чудесной коже, гладил стройную спину, целовал лебединую шею. Просто обнимал ее, глядя в небеса. «Неужто? – думал я. – Неужто это не очередная жестокая шутка и моя жена на самом деле здесь, со мной, живая и невредимая?»

Я так хотел, чтобы это было правдой. И чтобы это никогда не кончилось.

И тут, разрывая наши объятия, прямо как в моих тоскливых снах, требовательно зазвонил телефон. Я заколебался, не оставить ли звонок без ответа, но, вспомнив все, что случилось, понял – не смогу. Нельзя отмахнуться от тех, кто любил нас и помогал нам в эти страшные дни. Мы оба это знали. Обняв Элизабет одной рукой – черта с два я теперь ее отпущу! – второй поднес к уху трубку.

Звонил Тириз. После первых же его слов земля поплыла у меня под ногами.

44

Мы припарковались на заброшенной стоянке возле здания школы «Рикер-Хилл» и, держась за руки, прошли через школьный двор. Даже в темноте я заметил, как мало он изменился с тех пор, как мы с Элизабет играли тут детьми. Педиатр во мне немедленно поднял голову и отметил новые меры безопасности: цепи у качелей стали толще, а на сиденьях появились перильца, под спортивным комплексом для лазанья лежали мягкие маты, на случай, если какой-нибудь ребенок сорвется. Но поле для кикбола[25], футбольное поле и площадки с нарисованными «классиками» остались теми же, что и во времена нашего детства.

Мы миновали окошко класса мисс Собел, где учились когда-то, и не почувствовали ничего, кроме легкой ностальгии – так это было давно. Так же держась за руки, нырнули под сень школьного сада. Двадцать лет не ступали мы на эту дорожку и все же без колебаний нашли ее среди деревьев. Через десять минут мы оказались на заднем дворе дома Паркеров на Гудхарт-роуд. Я повернулся к Элизабет. Увлажнившимися глазами она смотрела на дом своего детства.

– Твоя мама ничего не знает? – спросил я.

Элизабет молча покачала головой. Потом повернулась ко мне. Я кивнул и отпустил ее руку.

– Думаешь, надо? – спросила она.

– Уверен.

Не дав ей времени на споры, я быстро пошел к дому. Дойдя до стеклянной двери, приложил ладонь козырьком к глазам и вгляделся внутрь. Хойта не видно. Я подергал заднюю дверь. Открыто. Повернул ручку и вошел. Никого. Я уже решил обыскать дом, когда заметил слабый свет. Прошел через кухню с прачечной и тихонько отворил дверь гаража.

Хойт Паркер сидел за рулем своего «бьюика» со стаканом в руке. Двигатель не работал. Когда дверь открылась, он наставил на меня пистолет, но, узнав, отложил оружие в сторону. Я спустился на две ступеньки вниз и по цементному полу прошел к машине. Дернул незапертую дверцу и скользнул на пассажирское сиденье рядом с Хойтом.

– Что тебе еще нужно, Бек? – спросил Паркер заплетающимся языком.

Я попытался поудобнее устроиться на сиденье.

– Заставьте Гриффина Скоупа освободить ребенка.

– Не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь, – не слишком уверенно отозвался Паркер.

– Он платит вам. Называйте как хотите – подкуп, взятка, зарплата, в конце концов. Выберите любое слово, Хойт. Теперь я знаю все.

– Ни хрена ты не знаешь.

– Той ночью на озере, когда вы убедили Элизабет не обращаться в полицию...

– Мы это уже обсудили.

– Оказывается, не до конца. Чего вы на самом деле боялись, Хойт, – что злоумышленники убьют вашу дочь или что вас арестуют вместе с ними?

Паркер лениво скользнул по моему лицу глазами.

– Если бы я не уговорил Элизабет бежать, она бы погибла.

– Не сомневаюсь, – согласился я. – Однако у вас были и свои резоны молчать, Хойт. Вы хотели убить сразу двух зайцев: и дочь спасти, и самому за решетку не попасть.

– А из-за чего я мог оказаться за решеткой?

– Вы ведь не будете отрицать, что в платежной ведомости Скоупа красовалось и ваше имя?

Тесть пожал плечами:

– Думаешь, я один брал у него деньги?

– Нет.

– Тогда чего мне было бояться?

– Того, что вы сделали раньше.

Хойт допил все, что оставалось в стакане, посмотрел на бутылку и налил себе еще.

– А что я такого сделал, черт побери?

– Вы догадывались, что именно разузнала Элизабет?

– Правду о темных делишках Брэндона Скоупа. Проституция. В том числе подростковая. Наркотики. Мальчик играл в плохого парня.

– А еще? – продолжал давить я.

– Ты о чем?

– Если бы она копнула поглубже, то наткнулась бы на худшее преступление. – Я передохнул. – Не так ли?

Лицо Паркера перекосило от моих слов. Он отвернулся и уставился в ветровое стекло.

– Убийство, – закончил я.

Я попытался поймать взгляд Хойта, но все, что смог разглядеть, это ряд инструментов, аккуратно развешанных на крючках по стене гаража. Отвертки с черно-желтыми ручками висели четко, как по линейке: плоские – слева, крестовые – справа. Между ними три гаечных ключа и молоток.

– Элизабет была не первой, кто решил рассекретить тайную сторону жизни младшего Скоупа.

Я остановился и подождал, когда Паркер посмотрит на меня. Дождался, хотя и не сразу. И по его глазам понял: моя догадка верна. Он не пытался моргнуть или снова отвести взор. Я увидел, что прав. И он понял, что я это увидел.

– Это вы убили моего отца, Хойт?

Он отхлебнул из стакана и, прежде чем проглотить, посмаковал напиток во рту. Несколько капель виски вытекли ему на подбородок. Он их даже не вытер.

– Хуже, – закрыв глаза, ответил тесть. – Я предал его.

Неожиданно спокойным голосом, хотя в груди душной волной поднялся гнев, я спросил:

– Каким образом?

– Брось, Дэвид. Ты ведь уже и это вычислил, разве нет?

Меня передернуло от новой вспышки ярости.

– Отец тоже работал на Скоупов... – начал я.

– Более того, – перебил Хойт, – Гриффин нанял твоего отца, чтобы тот обучал Брэндона. Стивен постоянно находился рядом с парнем.

– Как и Элизабет.

– Как и она.

– И, работая с Брэндоном, отец обнаружил, каким чудовищем на самом деле является младший Скоуп. Правильно?

Хойт молча посасывал из стакана.

– Он не знал, что делать, – продолжил я. – И рассказать боялся, и молчать не мог. Эта тайна измучила его. Вот почему он был так молчалив те несколько месяцев до смерти.

Я замолчал и подумал об отце – перепуганном, одиноком, не знающем, что предпринять. Почему я тогда ничего не сообразил? Почему не выглянул за пределы собственного мирка и не заметил его страданий? Почему не поговорил с ним, не предложил помочь?

Я снова посмотрел на Паркера. У меня в кармане лежал пистолет. Как легко. Просто достать его и нажать курок. Бац! И нет Хойта. Вот только по опыту последних дней я знал, что это не решит проблемы. Наоборот, создаст новые.

– Что дальше? – спросил тесть.

– Отцу в голову пришла светлая мысль: он должен посоветоваться с другом. Нет, не просто с другом, а с полицейским, с человеком, который знает все о том, как раскрывать преступления.

Казалось, кровь у меня закипает в жилах.

– С вами.

Лицо Хойта дрогнуло.

– Так все было?

– Почти, – ответил он.

– Вы донесли о разговоре Скоупу?

Паркер кивнул:

– Я думал, Гриффин лишь переведет его на другое место или что-то в этом роде. Подальше от Брэндона. Я и не предполагал... – Он сморщился, видимо, почувствовав, как нелепо звучат его оправдания. – Как ты догадался?

– Увидел имя. Мелвин Бартола. Он выступал свидетелем по делу о так называемой аварии, в которой погиб отец, хотя, конечно, на самом деле работал на Скоупа.

Перед моими глазами мелькнуло улыбающееся лицо отца. Я сжал кулаки.

– А еще вы соврали, что спасли мне жизнь, – продолжал я. – Вы действительно вернулись на озеро после того, как застрелили Бартолу и Вулфа. Только не спасти меня, а удостовериться, что я утонул.

– Я удостоверился, – подтвердил тесть, – но не обрадовался.

– Игра слов. – Возразил я.

– Я не желал твоей гибели.

– Ну и не очень-то расстроились, с другой стороны, – упорствовал я. – Вернулись к машине и сказали Элизабет, что я утонул.

– Я хотел уговорить ее скрыться, – объяснил Хойт. – Известие о твоей смерти очень помогло.

– Вы, наверное, страшно удивились, узнав, что я все-таки выжил.

– Если честно, испытал шок. Как тебе удалось вылезти?

– Не важно.

Хойт откинулся назад; похоже, он был в полном изнеможении.

– Наверное, – согласился он.

Выражение его лица вновь изменилось, и я удивился, когда тесть спросил:

– Что еще ты хочешь выяснить?

– Вы не отрицаете того, что я сказал?

– Нет.

– И вы знали Мелвина Бартолу?

– Знал.

– Бартола проговорился вам о готовящемся похищении. Не понимаю только почему. Возможно, у него сохранились остатки совести и он не хотел, чтобы Элизабет погибла.

– У Бартолы – совесть?! – Хойт фыркнул. – Помилуй, Дэвид! Бартола был подонком, наемным убийцей. Он пришел ко мне, потому что хотел сыграть в двойную игру. Стряхнуть денежки и с меня, и со Скоупа. Я пообещал ему двойную плату и содействие в побеге за границу, если он поможет мне сфальсифицировать смерть дочери.

Я кивнул и продолжил:

– Итак, Бартола и Вулф сообщили людям Скоупа, что после операции собираются залечь на дно. Я-то все недоумевал, почему их исчезновение не вызвало никакой суматохи. Теперь ясно. Все думали, что они куда-то смылись.

– Точно.

– Так что же случилось на самом деле? Вы их перехитрили?

– А ты думаешь, я поверю на слово типам вроде Бартолы и Вулфа? Они непременно нарисовались бы снова, независимо от того, сколько б я им заплатил, чтобы потребовать еще. Потом им надоело бы жить за границей, они бы вернулись сюда и трепались о похищении в каждом баре. Я эту породу знаю, не один год с такими возился. Нет, рисковать было нельзя.

– И вы их убили.

– Ага, – без тени сожаления подтвердил Хойт.

Теперь я знал все. Кроме того, как нам выкрутиться сейчас.

– Люди Скоупа схватили маленького мальчика. И обещают освободить его, если сумеют заполучить меня. Позвоните им и скажите, что организуете сделку.

– Мне не поверят.

– Вы долгое время работали с ними, – возразил я. – Придумайте что-нибудь.

Хойт задумался, молча уставившись на развешанные по стене инструменты. Я мог только гадать, что он там видит. И тут он медленно поднял пистолет, навел мне в лицо и не спеша произнес:

– Придумал.

Я даже не моргнул.

– Откройте дверь гаража, Хойт.

Тесть не двигался.

Я дотянулся до пульта и нажал на кнопку. Дверь заверещала, поднимаясь. Хойт не мигая смотрел в проем. Там стояла Элизабет, молча глядя в глаза отцу.

Тот вздрогнул.

– Хойт? – окликнул я.

Он дернулся ко мне. Свободной рукой сгреб за волосы и ткнул пистолетом в глаз.

– Прикажи ей отойти!

Я молчал и не двигался.

– Быстро, или я стреляю!

– На глазах у дочери?

Он наклонился совсем близко.

– Делай, сволочь, что я говорю!

Я удивленно взглянул на тестя. Странно, последняя фраза походила скорее на мольбу, чем на приказ. Хойт включил зажигание. Я махнул жене, чтобы она освободила выезд. Элизабет поколебалась, но в конце концов шагнула в сторону. Хойт надавил на газ, и мы со свистом проскочили мимо нее. Я обернулся и успел увидеть в заднее стекло, как исчезает тонкая фигурка. Скоро она совсем пропала из виду.

Опять.

Я уселся поудобнее, гадая, увижу ли еще когда-нибудь свою чудесным образом воскресшую жену. Конечно, перед ней я изображал уверенность, хотя и понимал, что шансы мои невелики. Впрочем, именно пример Элизабет научил меня бороться. Я объяснил ей, что теперь моя очередь защитить тех, кто в этом нуждается. Она не обрадовалась, но поняла.

Уже несколько дней я знал, что Элизабет жива. Мог ли я отдать за это жизнь? С радостью. Наконец-то я четко понимал, что происходит, и удивительно – именно сейчас, когда человек, предавший моего отца, вез меня навстречу смерти, я ощутил странное умиротворение. Исчезло чувство вины, угнетавшее меня долгие годы. Теперь я был уверен, что поведу себя достойно, даже если придется пожертвовать собой, и гадал, мог бы я избрать иной выход, или всей этой истории было предназначено кончиться именно так.

Я повернулся к Паркеру и сказал:

– Элизабет не убивала Брэндона Скоупа...

– Знаю, – перебил он и добавил нечто потрясшее меня до глубины души: – Его убил я.

Я похолодел.

– Брэндон избил Элизабет, – быстро заговорил Хойт, – и хотел уничтожить ее. Я выстрелил в него, когда он ворвался к вам в дом. Потом, как уже говорил, повесил все на Гонсалеса. Элизабет знала, как было дело, и не смогла упечь за решетку невиновного. Вот она и придумала парню алиби. Об этом проведали люди Скоупа и что-то заподозрили. Предположили, что убийца – именно Элизабет... – Он осекся, вглядываясь в дорогу, а потом с трудом договорил: – А я позволил им так думать.

Я протянул ему телефон:

– Звоните.

Он набрал номер и заговорил с человеком по имени Ларри Гэндл. Я встречал этого Гэндла несколько раз. Наши отцы учились вместе в школе.

– Бек у меня, – доложил Хойт. – Я отдам его вам у конюшен при условии, что вы освободите ребенка.

Трубка затарахтела голосом Гэндла, что именно – я не смог разобрать.

– Я подъеду туда, как только узнаю, что мальчик на свободе, – ответил Хойт. – И передай Гриффину – у меня есть то, что ему нужно. Мы можем решить давнюю проблему, не задевая ни меня, ни моей семьи.

Гэндл сказал еще что-то и отсоединился. Паркер вернул телефон.

– А я – часть вашей семьи, Хойт?

Он снова наставил на меня пистолет.

– Медленно вытащи свой «глок», Дэвид. На два пальца.

Пришлось послушаться. Он приоткрыл окно.

– Выброси.

Я заколебался. Хойт ткнул стволом мне в глаз. Я кинул оружие в щель и даже не услышал, как оно упало.

Дальше мы ехали молча, ожидая очередного звонка. Наконец запищал телефон. Я нажал кнопку и услышал голос Тириза:

– С ним все в порядке.

Я отключился с чувством облегчения.

– Куда вы меня везете?

– Сам знаешь.

– Гриффин Скоуп прикончит нас обоих.

– Нет, – ответил тесть, не отводя от меня пистолета. – Не обоих.

45

Мы свернули с шоссе на проселок. Фонари остались позади, и скоро дорогу освещали лишь фары нашей машины. Хойт потянулся к заднему сиденью и взял какой-то коричневый конверт.

– Здесь все, Бек. Абсолютно все.

– Что – все?

– То, что твой отец накопал против Брэндона Скоупа. И Элизабет тоже.

На секунду я просто обалдел. Все это время он хранил у себя такую бомбу? А машина? Почему, когда я пришел, он сидел в машине?

– Где копии? – спросил я.

Хойт ухмыльнулся на удивление весело.

– Нету никаких копий. Все здесь.

– Ничего не понимаю.

– Поймешь, Дэвид. Прости, но на сегодня ты – козел отпущения. Это единственный выход.

– Скоуп это не проглотит, – сказал я.

– Еще как проглотит. Как ты сам говорил, я работал на него много лет и точно знаю, что он хочет услышать. Сегодня всему конец.

– И мне тоже?

Он промолчал.

– И как же вы объясните мою смерть Элизабет?

– Наверное, она возненавидит меня, – ответил тесть. – Зато останется жива.

Впереди показались задние ворота усадьбы Скоупов. «Конец игры», – подумал я. Охранник в форме махнул, показывая, чтобы мы проезжали. Машина проползла в ворота, и вдруг Хойт безо всякого предупреждения ударил по тормозам и повернулся ко мне:

– А нет ли на тебе «жучков», Бек?

– Что? Нет...

– Дай-ка посмотреть.

Хойт хлопнул ладонью по моей груди, я отшатнулся. Он угрожающе взмахнул пистолетом, потом ощупал меня с головы до ног и удовлетворенно сказал:

– Повезло тебе.

Машина снова тронулась. Даже в темноте я заметил, какая пышная растительность окружает конюшни Скоупов. В лунном свете чернели силуэты деревьев, они, казалось, машут ветвями, хотя ветра не было. Вдалеке засияли огни, Хойт направил машину в ту сторону. Выцветший знак поведал нам, что мы въехали на территорию конюшен «Вольный скакун». Хойт припарковался на первом же подходящем пятачке слева от дороги. Я выглянул из окна.

Не очень-то разбираюсь во всем, что касается лошадей, но здешние сооружения меня просто ошеломили. Неподалеку возвышалось что-то вроде ангара, такого огромного, что он вполне мог накрыть собой дюжину теннисных кортов. Сами же конюшни были построены в форме буквы "V", и конца краю им не было видно. Посреди двора бил фонтан. Вокруг находились площадки для тренировок и скачек с препятствиями.

И, несомненно, люди, ожидающие нас.

Не отводя нацеленного на меня пистолета, Хойт приказал: