31

Его пальцы впились в плечевой сустав, как копья.

Боль – безумная боль – охватила левую сторону тела. Ноги подогнулись. Я попытался закричать или вырваться, но не смог даже шевельнуться. К нам, маневрируя, подъехал белый фургон. Скользнув, открылась боковая дверь. Азиат передвинул пальцы с плеча на шею и сжал ее с двух сторон. У меня глаза на лоб полезли. Другой рукой похититель что-то такое сотворил с моей спиной, от чего я сложился пополам, а затем почувствовал, как меня запихивают в машину.

Из фургона показались чьи-то руки, втянувшие меня внутрь. Я рухнул на металлический пол. Никаких сидений. Дверь закрылась. Фургон снова влился в поток машин.

Все похищение – с мгновения, когда я ощутил руку на плече, до момента, когда тронулся фургон, – заняло секунд пять.

Пистолет!

Я попытался залезть в карман, когда кто-то наступил мне на спину. Руки тоже прижали, а секунду спустя левую пристегнули наручниками к выступу на полу и рывком перевернули меня на спину, чуть не выдернув плечо из сустава. Я увидел, что похитителей двое: белые, лет тридцати. Я хорошо разглядел обоих. Слишком хорошо: при случае я мог бы их легко опознать, и они не могли не понимать этого.

Плохой знак.

Вторую руку тоже приковали, и я оказался растянут на полу, как цыпленок. Похитители сели мне на ноги. Теперь я потерял всякую возможность сопротивляться.

– Чего вы хотите? – спросил я.

Никто не ответил. Фургон притормозил на углу, качок-азиат скользнул внутрь, и мы снова тронулись. Он наклонился, рассматривая меня с легким любопытством.

– Что вы делали в парке? – осведомился азиат.

Странно, я ожидал какого-нибудь рычания, угроз, а этот тип говорил мягким и высоким, похожим на детский, голоском.

– Кто вы? – спросил я.

Он двинул меня кулаком в живот. Да так здорово, что я готов был поклясться: костяшки его пальцев пробили меня насквозь и коснулись пола. Я хотел откатиться или хотя бы свернуться в клубок, но с прикованными руками и двумя головорезами на ногах об этом не могло быть и речи. Воздуха. Хоть немного воздуха. Меня сейчас стошнит.

Остерегайся слежки...

Все предосторожности – сообщения без подписи, предостережения, слова, известные только нам, – вдруг обрели смысл. Элизабет боялась. У меня не было ответов на все вопросы, да, честно говоря, ни на один не было. Я понял только, что за ее шифровками стоял страх. Страх быть пойманной.

Пойманной вот этими самыми людьми.

Я задыхался, каждая клеточка моего тела вопила: «Воздуха!» Наконец азиат кивнул остальным, и они освободили мне ноги. Я тут же подтянул колени к груди и попытался хоть немного вздохнуть, извиваясь, будто эпилептик. Постепенно это удалось. Азиат опустился на колени. Я не мигая смотрел ему в глаза. Во всяком случае, старался. Впечатление было, словно в ответ на меня глядит не человек и даже не животное, а нечто неодушевленное. Если бы у офисной мебели были глаза, она бы смотрела именно так.

И все-таки я не моргнул.

Мой мучитель тоже был молод, лет двадцати, максимум двадцати пяти. Приложив два пальца к внутренней стороне моей руки, прямо над локтем, он вновь спросил своим мелодичным голоском:

– Что вы делали в парке?

– Мне нравится там гулять, – ответил я.

Его пальцы прошили мою плоть и впились прямо в нервный узел. Я взвыл, глаза снова выкатились. Я и не знал, что бывает такая боль. Она пронзала все тело. Задергавшись, как рыба на крючке, я попытался лягнуть азиата ногой. Не вышло: ноги валялись на полу как две резиновые ленты. Опять перехватило дыхание.

Он не отстанет.

Я ожидал, что похититель уберет руку или хотя бы ослабит хватку. Он и не собирался. Изо рта вырвалось короткое тихое повизгивание. Азиат скучающе глядел на мои мучения.

Фургон ехал. Я пытался ослабить боль, разбить ее на интервалы. Не получалось. Нужна передышка, хотя бы на секунду. Освободит же он меня когда-нибудь! Но азиат сидел как каменный и смотрел в никуда своими пустыми глазами. В голове застучал пульс, горло сжалось. Я не смог бы ответить на его вопрос, даже если бы захотел. И он это знал.

Прекратить боль. Единственное, о чем я мог думать. Любой ценой прекратить боль. Все мое существо, казалось, сфокусировалось на нервном узле чуть повыше локтя. Тело горело огнем, пульс в голове стучал все громче.

За секунду до того, как мой мозг, казалось, взорвется, он ослабил хватку. Я снова застонал, на этот раз облегченно. Увы, передышка оказалась короткой. Рука похитителя поползла по животу и остановилась.

– Что вы делали в парке?

Я лихорадочно попытался изобрести какое-нибудь более-менее правдоподобное вранье и не успел. Глубоко запуская руку, азиат нажал мне на живот, и боль вернулась, став еще сильнее. Его пальцы вонзились в печень как штыки, я безвольно извивался на полу. Рот распахнулся в беззвучном крике, голова моталась взад-вперед. Во время одного из этих вынужденных кивков я увидел затылок водителя. Фургон как раз остановился, видимо, на светофоре, шофер глядел на дорогу прямо перед собой. А потом все случилось очень быстро.

Я увидел, как водитель повернул голову, словно услышал шум. Только поздно: что-то стукнуло его слева, и он рухнул как подкошенный. Передняя дверь открылась.

– Руки вверх, быстро!

Я увидел пистолеты. Два. Нацеленные внутрь фургона. Азиат убрал пальцы. Я остался лежать без движения.

За дулами пистолетов я смог рассмотреть знакомые лица и чуть не заорал от радости.

Тириз и Брутус.

Один из белых шевельнулся. Тириз не раздумывая выстрелил. Грудная клетка его жертвы будто взорвалась. Человек упал на спину с открытыми глазами. Мертв. Никаких сомнений. Впереди, приходя в себя, застонал водитель. Брутус, не оборачиваясь, двинул его локтем в лицо. Водитель тут же затих снова.

Оставшийся белый поднял руки вверх. Мой восточный палач даже не изменил выражения лица и глядел на все происходящее как бы издалека, не поднимая и не опуская рук. Брутус сел на место водителя и включил зажигание. Тириз направил пистолет прямо на азиата.

– Снимите с него наручники, – приказал он.

Белый посмотрел на азиата. Тот кивнул. Белый освободил меня. Я попытался сесть. Ощущение было такое, словно внутри у меня что-то разбилось и острые осколки вонзились во внутренности.

– Все нормально? – спросил Тириз.

Я ухитрился кивнуть.

– Укокошить их?

Я повернулся к белому:

– Кто вас нанял?

Белый опять взглянул на азиата. Я сделал то же самое.

– Кто вас нанял? – повторил я ему свой вопрос.

Азиат наконец улыбнулся, что, впрочем, не изменило выражения его глаз. И снова все случилось очень быстро.

Я не успел заметить, когда желтый Терминатор поднял руки. Лишь ощутил, как он схватил меня за шкирку и кинул прямо на Тириза. Я взвился в воздух, отчаянно лягаясь ногами, будто это могло остановить мое тело. Тириз осознал, что происходит, но отодвинуться уже не смог. Я приземлился прямо на него и попытался как можно скорее откатиться в сторону. Но к тому времени, как мы распутались, азиат уже испарился, скрывшись через боковую дверь.

– Чертов Брюс Ли, весь на стероидах, – сказал Тириз.

Я снова кивнул.

Водитель опять завозился. Брутус занес кулак, однако Тириз остановил его.

– Эти двое не знают ни хрена, – сказал он мне.

– Я понял.

– Пришить их, или пусть гуляют?

Как будто это было одно и то же, вроде как монетку кинуть.

– Пусть гуляют, – решил я.

Брутус доехал до безлюдного квартала, видимо, где-то в Бронксе, я точно не знаю. Оставшийся в живых белый выскочил сам, второго, вместе с водителем, выволок Брутус и бросил у обочины, как старый хлам. Мы двинулись дальше. Несколько минут все молчали.

Тириз закинул руки за голову и развалился на сиденье.

– Здорово, что мы поблизости ошивались, а, док?

В ответ на это «заявление тысячелетия» я смог только кивнуть.

32

Результаты экспертиз хранились в архиве в Лэйтоне, Нью-Джерси, недалеко от границы с Пенсильванией. Специальный агент Ник Карлсон прибыл туда в нерабочее время. Он жутко, до зубовного скрежета, ненавидел склады. Открыты круглые сутки, никакой охраны, только маленькая камера на входе... Одному Господу известно, что могут скрывать эти бетонные стены. Карлсон знал о наркотиках, деньгах и контрабанде всех сортов и, честно говоря, мало переживал по этому поводу. А вот один случай врезался ему в память: несколько лет назад в таком вот здании заперли похищенного нефтяного магната. Человек задохнулся. Карлсон присутствовал при обнаружении тела. С тех пор, оказываясь на складе, он опасался, что где-то здесь, всего в метре от него, томятся несчастные пленники, потерянные, прикованные наручниками, тщетно взывающие о помощи.

Люди часто говорят о жестокости этого мира. Они даже не подозревают, насколько он жесток на самом деле.

Тимоти Харпер, окружной медэксперт, вышел из похожего на гараж помещения, держа в руках коричневый, перетянутый резинкой конверт. На конверте стояло имя Элизабет Бек.

– Нужно расписаться, – сказал он Карлсону.

Карлсон послушно подписал разрешение.

– Бек не сказал вам, зачем ему эти документы?

– Он назвался безутешным супругом, говорил что-то о фотографиях, больше ничего... – Харпер пожал плечами.

– А о вскрытии он вас расспрашивал?

– Так, задавал какие-то общие вопросы.

– Какие именно?

Харпер поразмыслил немного.

– Спрашивал, помню ли я, кто именно опознал тело.

– А вы вспомнили?

– Сначала – нет, потом – да.

– И кто же?

– Отец убитой. Потом Бек спросил, много ли ему понадобилось времени.

– Кому? На что?

– Отцу, на опознание.

– Странный вопрос. Зачем Беку эта информация?

– Честно говоря, я сам не понял. Он хотел выяснить, как скоро его тесть идентифицировал тело: сразу или через некоторое время.

– Для чего он хотел это выяснить?

– Вот уж не знаю.

Карлсон попытался хоть как-то объяснить услышанное. Не получилось.

– И что вы ему ответили?

– Правду. Что я не помню. Что, вероятно, все было как обычно, а то бы я насторожился.

– Что-то еще?

– Нет, вроде нет. Послушайте, если мы закончили, мне надо идти – у нас тут двое мальчишек вмазались на «цивике» в телефонную будку.

Карлсон сжал документы в руке.

– Да, – сказал он. – Закончили. Если вы мне еще понадобитесь, где вас найти?

– Я буду у себя в офисе.

«Питер Флэннери, адвокат» – было набрано выцветшими золотыми буквами на поцарапанной стеклянной двери. В стекле зияла дыра размером с кулак, которую кто-то заклеил скотчем. Судя по виду скотча, лет ему было немало.

Я по-прежнему прятался за козырьком кепки. После «беседы» с азиатом нещадно болели внутренности. Мое имя звучало на всех радиостанциях вкупе с обещаниями каких угодно снисхождений в обмен на явку с повинной. Я официально числился в розыске.

К такому быстро не привыкнешь. И все-таки, несмотря на беды, я чувствовал невероятный подъем, будто все плохое происходило не со мной, а с кем-то лишь смутно мне знакомым. Я, сидящий тут, не переживал. У меня была одна цель – найти Элизабет, остальное казалось нереальным, как в театре.

Тириз вошел со мной. В приемной ожидало около полудюжины человек. У двоих на шеях гипсовые воротники. Еще у одного в руках птичья клетка. Для чего – понятия не имею. Никто не потрудился взглянуть на нас, очередь будто прикинула, стоим ли мы того, чтобы поднять глаза, и решила, что нет, не стоим.

Секретарша посмотрела на нас брезгливо, как на собачье дерьмо в траве. На голове у нее красовался на редкость отвратительный парик.

Я спросил, можно ли видеть Питера Флэннери.

– У него клиент.

Казалось, секретарша вот-вот надует пузырь из жвачки.

Тириз выступил вперед и жестом фокусника достал из кармана скрученную трубочкой пачку денег толщиной с мое запястье.

– Передайте вашему начальнику, что за нами не задержится, – ухмыльнулся он. – А если он примет нас прямо сейчас, так и вам перепадет.

Через две минуты мы входили в святая святых юридической конторы мистера Флэннери. В кабинете пахло сигарами и лимонным освежителем. Стояла мебель типа той, что вы можете найти в крупных универмагах – дешевая подделка под дуб и красное дерево, залапанная до черноты. На стенах не было дипломов, лишь сомнительные сертификаты, призванные, видимо, впечатлить легковерных посетителей. Один из них, в частности, сообщал, что хозяин кабинета состоит в Международной ассоциации дегустаторов вин. Другой доводил до вашего сведения, что Флэннери присутствовал на Лонг-айлендской официальной конференции в 1996 году. Большое дело. Висели тут и выцветшие фото молодого Флэннери с какими-то, надо полагать, то ли звездами, то ли политиками. Я не узнал ни одного. Венчали экспозицию фотографии улыбающегося Флэннери с клюшкой для гольфа в руках.

– Прошу вас, джентльмены, – повел рукой адвокат. – Садитесь.

Я принял предложение. Тириз привалился к стене, скрестив руки на груди.

– Итак, – начал Флэннери, выплюнув слово, как комок жвачки, – чем я могу вам помочь?

Питер Флэннери напоминал усохшего атлета. Его некогда золотые локоны выцвели и поредели, черты лица расплылись. Он был одет в вискозный костюм-тройку – я таких сто лет уже не видел, – из кармана пиджака свисала золоченая цепочка от часов.

– У меня к вам несколько вопросов по давнему случаю, – сказал я.

Глаза Флэннери, еще не до конца потерявшие юношескую голубизну, уставились на меня. На столе я заметил фотографию самого Питера с толстой женщиной и неуклюжей девочкой-подростком лет четырнадцати. Все трое напряженно улыбались, я бы даже сказал – морщились, будто собирались чихнуть.

– Давнему случаю? – переспросил мой собеседник.

– Моя жена посетила вас восемь лет назад. Мне нужно знать зачем.

Адвокат бросил быстрый взгляд на Тириза. Тот стоял неподвижно, скрестив руки на груди и спрятав глаза за темными стеклами.

– Я не понял. Вы что, разводились?

– Нет.

– Тогда... – Флэннери шутливо поднял руки вверх и пожал плечами. – Принцип конфиденциальности. Неразглашение информации клиента. Боюсь, я не смогу вам помочь.

– Думаю, моя жена не была вашей клиенткой.

– Вы совсем запутали меня, мистер... – Он выжидательно замолчат.

– Бек, – закончил я. – Не мистер. Доктор.

Когда я назвал имя, подбородок Флэннери дрогнул. Я забеспокоился, не в курсе ли он последних новостей. Нет, тут что-то другое.

– Мою жену звали Элизабет.

Флэннери молчал.

– Вы ведь помните ее?

Он опять задумчиво поглядел на Тириза.

– Она была вашей клиенткой, мистер Флэннери?

Юрист откашлялся.

– Нет.

– Но все-таки приходила сюда?

Флэннери завозился в кресле.

– Да.

– О чем вы говорили?

– Это было так давно, доктор Бек.

– Не может быть, чтобы вы вообще ничего не помнили.

Флэннери не ответил напрямую.

– Вашу жену ведь убили, верно? – начал он издалека. – Я помню, что-то такое было в газетах...

Я попытался вернуться к своему вопросу.

– Зачем она к вам приходила?

– Я – адвокат, – напыщенно произнес Флэннери.

– Только не ее.

– И все же, – с намеком в голосе продолжил Флэннери, – мое время небесплатно. – Он кашлянул в кулак. – Если не ошибаюсь, речь шла о кое-какой компенсации.

Я оглянулся через плечо. Тириз уже подходил к столу, доставая деньги и отсчитывая купюры. Он положил перед Флэннери трех Бенджаминов Франклинов, многозначительно блеснул темными очками и отступил на свое место.

Флэннери, не притрагиваясь, оглядел деньги. Затем сложил вместе сначала кончики пальцев, а потом ладони целиком и сказал:

– Допустим, я откажусь вам отвечать?

– Не понимаю почему, – возразил я. – Разве вы давали подписку о неразглашении?

– Я не об этом, – ответил Флэннери. Его глаза впились в мои. – Вы любили свою жену, доктор Бек?

– Очень.

– И не женились повторно?

– Нет. При чем тут это?

Он откинулся на спинку кресла.

– Уходите. Забирайте свои деньги и уходите.

– Нет. Этот вопрос очень важен для меня, мистер Флэннери.

– А вот этого я не понимаю. Ее нет в живых уже восемь лет. Убийца давно сидит в тюрьме.

– Что ж такое вы боитесь мне сообщить?

Флэннери ответил не сразу. Тириз вновь отлепился от стены и шагнул к столу. Флэннери смерил его взглядом и неожиданно для меня устало вздохнул.

– Сделайте любезность, – попросил он, – не давите на психику, хорошо? Здесь бывали головорезы, рядом с которыми вы – просто Мэри Поппинс.

Тириз угрожающе наклонился. Это не возымело действия. Я окликнул его по имени и, когда он обернулся, помотал головой. Тириз разочарованно вернулся обратно. Флэннери просто тянет время. Пусть. Я могу позволить себе подождать.

– Вам и самому не захочется этого знать, – после долгой паузы заявил адвокат.

– Захочется.

– Мой рассказ не вернет вам жену.

– Может, и вернет.

Последние слова привлекли внимание Флэннери. Сперва он нахмурился, а потом лицо его смягчилось.

Адвокат отъехал в кресле чуть-чуть назад и в сторону и уставился на занавески, столь мятые и пожелтевшие, словно их не меняли со времен слушаний по «Уотергейту». Потом сложил руки на объемистом брюшке, которое приподнималось и опадало в такт его дыханию.

– В то время я был государственным защитником, – начал он. – Знаете, что это такое?

– Вы защищали неимущих, – сказал я.

– Примерно так. Согласно «правам Миранды»[21], если обвиняемый не может позволить себе нанять адвоката, его назначат. Вот меня и назначали.

Я кивнул. Флэннери не заметил этого, он все еще разглядывал занавески.

– Однажды я должен был защищать подозреваемого в одном из самых громких убийств на территории штата.

В животе у меня похолодело.

– Кого убили? – спросил я.

– Брэндона Скоупа. Сына миллиардера. Помните тот случай?

Я застыл от ужаса. Дыхание перехватило. Неудивительно, что фамилия Флэннери показалась мне знакомой. Брэндон Скоуп. Я чуть не замотал головой. Не потому, что не помнил то громкое дело, а потому, что не хотел, чтобы Флэннери повторял имя убитого.

Это случилось восемь лет назад. Да, именно восемь лет. Месяца за два до смерти Элизабет. Для ясности дела позвольте вкратце пересказать то, что писали тогда газеты: Брэндон Скоуп, тридцати трех лет, был ограблен и убит. Его убили двумя выстрелами, а потом выбросили у недостроенного здания в Гарлеме. Деньги, которые он имел при себе, исчезли. Газетчики залились слезами и запели покойному дифирамбы. Писали о благотворительной деятельности Брэндона, о том, как он помогал нищим, бездомным и уличным детям, а ведь мог бы спокойно работать в папочкиной корпорации и горя не знать. Что-то вроде этого. Это было одно из тех убийств, что «всколыхнули нацию» и привели к многочисленным обвинениям и выяснениям отношений. Скоуп-старший основал благотворительный фонд имени сына, который возглавила моя сестра Линда. Трудно переоценить то добро, которое она сделала на этом посту.

– Помню, – мягко сказал я.

– А в курсе вы, кого арестовали?

– Уличного паренька, – припомнил я. – Одного из тех, кому он помогал, так?

– Точно. Арестовали Хелио Гонсалеса. На тот момент ему было двадцать два года, обитал он в Баркер-Хаус, в Гарлеме, и имел нехилый послужной список: грабеж, поджог, вооруженное нападение и так далее. Просто луч света во мраке – наш мистер Гонсалес.

У меня пересохло во рту.

– Обвинение в конце концов провалилось? – спросил я.

– Да. На него много не накопали. Отпечатки пальцев – так там и других было полно. Правда, в доме Гонсалеса обнаружили несколько волосков Скоупа и даже пятнышко крови, подходящее по группе. Но, поскольку Брэндон бывал в этом доме раньше, защита могла напирать на то, что это не улики. Правда, для ареста и этого было достаточно, а потом могло всплыть и что-то еще.

– Так почему его отпустили?

Флэннери не отводил взгляда от занавесок. Мне это не понравилось. Такие типы обычно живут в мире начищенных туфель и фальшивых улыбок. Я знал людей подобного сорта. Никогда не имел с ними ничего общего, но знать – знал.

– Полиция максимально точно установила время смерти. По температуре тела эксперт вычислил, что Скоупа убили в районе одиннадцати. Плюс-минус полчаса.

– И при чем тут моя жена?

Флэннери опять сплел кончики пальцев.

– Ваша жена тоже работала с бедными. В одной организации с убитым.

Я не знал, к чему он клонит, однако чувствовал: мне это и в самом деле не понравится. На какое-то мгновение я заколебался: уж не послушаться ли Флэннери? Просто встать сейчас со стула, уйти и забыть все, как страшный сон.

– И что из этого? – спросил я.

– Это благородно, – кивая головой, объяснил Флэннери. – Спасать обездоленных.

– Рад слышать.

– Именно поэтому я пошел в свое время в юристы. Хотел помогать нуждающимся.

Я сглотнул и выпрямился.

– Вы расскажете наконец, при чем тут моя жена?

– Она его освободила.

– Кого?

– Моего клиента. Хелио Гонсалеса. Ваша жена его освободила.

Я нахмурился.

– Каким образом?

– Обеспечила ему алиби.

Я застыл. Перестало биться сердце, остановилось дыхание. Я чуть не стукнул себя в грудь, чтобы заставить легкие заработать.

– Как? – спросил я.

– Как она обеспечила ему алиби? – уточнил адвокат.

Я медленно кивнул, хотя он по-прежнему не смотрел на меня. Пришлось выдавить слабое:

– Да.

– Просто, – ответил Флэннери. – В ночь убийства ваша жена и Хелио были вместе.

Все поплыло перед глазами, меня будто качнула волна, в голове застучало.

– А как же газеты? Об этом ничего не писали.

– Да, мы сумели сохранить все в секрете.

– Зачем?

– По просьбе вашей жены. Да и полиция не хотела шумихи из-за ареста невиновного. Поэтому историю постарались замять. Плюс ко всему показания вашей жены потребовали... м-м-м... уточнений.

– Каких еще уточнений?

– Сперва она кое-что присочинила.

В голове грохот. Все плывет, я качаюсь и тону. Выныриваю. Грохот.

– Что именно?

– Ваша жена утверждала, что в момент убийства они с Гонсалесом находились в офисе благотворительной организации. Якобы она консультировала парня по поводу поисков работы. Никто, естественно, на это не купился.

– Почему?

Флэннери скептически вздернул бровь.

– Консультации в одиннадцать часов ночи?

Я обалдело кивнул.

– Поэтому, как адвокат мистера Гонсалеса, – рассказывал Флэннери, – я напомнил вашей жене, что полиция обязательно проверит алиби. Что в помещении благотворительной организации, где она работает, стоит камера слежения, которая фиксирует приходы-уходы сотрудников и посетителей. Тут ей и пришлось признаться.

Он замолк.

– Продолжайте, – сказал я.

– По-моему, все и так ясно.

– И тем не менее?..

Флэннери пожал плечами.

– Она хотела избежать огласки, спасти от позора себя и, видимо, вас. Именно поэтому она настояла на полной секретности. Ваша жена, доктор Бек, была у Гонсалеса дома. К тому времени она спала с ним уже два месяца.

Я остался сидеть, как сидел. Все молчали. Невдалеке попискивала какая-то птица. Наверное, та, в клетке, в приемной. Я поднялся на ноги, Тириз отступил на шаг.

– Спасибо за помощь, – сказал я самым вежливым голосом.

Флэннери учтиво кивнул занавескам.

– Это неправда, – сообщил я ему.

Он не ответил. Да я и не ждал ответа.

33

Детектив Карлсон сел в машину. И хотя его галстук по-прежнему был тщательно заколот, он позволил себе снять пиджак и повесить его на деревянные плечики, а те, в свою очередь, на крючок над задним сиденьем. Кондиционер гудел громко и старательно. Карлсон прочитал надпись на конверте: «Элизабет Бек, дело номер 94-87002».

Пальцы аккуратно стянули резинку. Сыщик открыл конверт и разложил содержимое по пассажирскому сиденью.

Что же пытался обнаружить доктор Бек?

Предположение Стоуна, что Бек хотел изъять возможные улики, вполне логично. Оно идеально подходит к теории, которую сам же Карлсон и выдвинул. Он первым заметил, что в убийстве Элизабет Бек все не так просто, как кажется. Что истинным автором «похищения» молодой женщины мог быть ее собственный муж.

Что же его смущает?

Многочисленные дыры, которые, как видел теперь Карлсон, зияют в его теории. Правда, Стоун совершенно верно возразил, что идеальных расследований просто не бывает. Везде случаются нестыковки. Если все слишком хорошо совпадает, значит, вы что-то упускаете.

Почему же Карлсон сомневается в виновности Бека?

Наверное, как раз потому, что версия выглядит слишком уж аккуратной, доказательства и улики так и выстраиваются ровными рядами, полностью ее подтверждая. А может быть, сработала пресловутая интуиция, хотя Карлсон и не верил в подобные методы. Интуиция нужна ленивым, тем, кто вместо сбора доказательств и выкапывания фактов рассчитывает на столь эфемерные вещи. Самые бездарные сыщики, каких только знал в своей жизни Карлсон, полагались на так называемую интуицию.

Он прочел первый лист. Общие сведения. Элизабет Паркер Бек. Адрес, дата рождения (так, погибла в возрасте двадцати пяти лет), женского пола, европейского типа, рост – метр семьдесят пять, вес – сорок пять килограммов. Худощавого телосложения. Поверхностный осмотр показал, что трупное окоченение уже прошло. Характерные признаки позволили установить, что смерть произошла около трех суток назад. Причиной смерти стало ножевое ранение в грудь. Смерть наступила в результате кровопотери из-за повреждения правой аорты. Кроме того, на руках и ногах убитой были найдены ножевые раны; жертва предположительно защищалась от нападавшего.