Как?то раз Светлояра, голубкой обернувшись, заглянула в мачехины покои — больно любопытно ей стало, отчего царица, хоть и не молодка, да прекраснее ее в целом мире не найти. И такое увидела, что и света белого невзвидела: сбросила мачеха человеческую кожу, набросила на себя шкуру звериную и стала огромной волчицей, старой да страшной. Хотела было Светлояра броситься обратно к сестрам, но только приметила ее мачеха, бросилась на голубку, хочет когтями железными рвать и зубами острыми сердце из груди вынимать. Вырвалась Светлояра, вылетела в окно, быстрее ветра к самому морю синему примчалась, обернулась девицей?красавицей и заплакала горько:
      — Ах ты, матушка моя родная, Василена прекрасная, зачем оставила дочь родную злой мачехе на растерзание? И не человек она вовсе, а зверь лесной, и меня и сестер она замучила!
      Ничего не ответила Василена дочери, только всколыхнулось синее море, и вылетела из волн белая чайка. Вытерла слезы Светлояра, снова в голубку превратилась и полетела вслед за чайкой. Долго ли летели, нет ли, над лесами, над полями, над лугами заливными да горами высокими. Вот уже и Горе?лес вдали виднеется, слава про него ходила страшная, но не боялась его Светлояра, знала, что в лесу живут родные бабушки, которые в обиду не дадут. Да только как к тем бабушкам подступиться, коли царица Рогнеда догоняет! А уж с ней никому тягаться не под силу. Пролетели над самым лесом, чуть верхушек крыльями не касались. Опустилась на опушке лесной чайка на землю, обняла голубку крыльями. Обняла и исчезла, будто и не было ее. Светлояра осталась одна. Сбросила она свои перышки, пошла по тропинке, куда глаза глядят. Обогнал ее красный всадник — сам в красном и на красном коне, и только стук копыт затих — зашло, догорело ясно солнышко. Идет Светлояра, боится, озирается, сумерки кругом, дело к ночи, а ночью в лесу одной как быть? Смотрит: вдали будто свет не свет, огонь не огонь — гореть горит, а жара нет. Ближе подошла, смотрит: стоит домик, словно из лунного света соткан. Поднялась на крыльцо — кто знает, может, и тут живут добрые люди? Как зашла, сразу никого и не приметила, а потом видит: сидит в уголке старичок, до того крохотный, что диву даешься — и откуда только взялся такой? Поманил ее старичок пальцем, да и говорит:
      — Знаю, девица, знаю, красавица, все знаю, что на сердце у тебя делается. Но не печалься, милая: имя у тебя светлое, знать, и судьба тоже светлая будет. Ложись почивать, а наутро будем речь держать…
      Поблагодарила Светлояра старичка, забралась на печку и уснула крепко. А старичок долго еще не ложился, смотрел на нее спящую да приговаривал:
      — Эх, душа моя, знала бы ты, что тебе на роду написано… И доброго молодца ты встретишь — да не полюбишь, полюбишь — да не встретишь. И пойдет он за тридевять земель за тобой, о тебе и слыхом не слыхав, и видом не видав. И…
      Не договорил старичок, усмехнулся и улегся на лавку. Ворочался, покряхтывал, наконец, уснул.
      А под утро к сторожке подошла белая волчица и завыла так, что кровь леденела в жилах.
      Как проснулась Светлояра?царевна, как умыла ясные очи да посмотрела на свет белый, тут?то и поняла она, что ночь ночевала у своего любезного дедушки, старичка?с?ноготок, охранителя путников, лесного духа, чародея. Пусть и не такого могучего, как родной батюшка, зато доброго и светлого.
      Поблагодарила Светлояра дедушку, поклонилась низко, совета стала спрашивать, как дальше быть и что дальше делать.
      Стал ей старичок?с?ноготок сказывать:
      — Ты, милая, не бойся ничего, здесь тебя каждое дерево охранять будет, каждая травинка надежным щитом станет. Но тут не век вековать, только день переждать, потом в путь?дорогу отправляться. Ты, Светлоярушка, с рождения самого голубкою кроткой была для того только, чтобы суженого встретить и навсегда красной девицей остаться. Но отец твой, могучий чародей, чтобы ты из воли его никогда не вышла, наложил на тебя могущественное заклятие. Если в три года хороший твой да милый не увидит слез твоих трижды до рассвета — распрощаешься ты со своими перышками белыми. А вот если увидит, то тут уж пеняй на себя — заберет царь Елисей тебя к себе на веки вечные, запрет в башню высокую, неприступную, без окон, без дверей, приставит стражей надежных, неусыпных. Но не горюй раньше сроку, Светлоярушка, что?нибудь мы да придумаем, ты ведь мне не чужой человек, внучка родная. Завтра ранешенько, как только встанет красное солнышко, возьму я тебя за рученьку, отведу к человеку надежному, страннику умелому. Проводником зовется он, все дороги известны ему, все пути подвластны. Отправишься ты вместе с ним в царство чудное, будешь там жить да поживать, пока не встретишь доброго молодца, который крепко тебя полюбит. А там уж смотри да посматривай, не перечь ему ни в чем, будь покорной да ласковой, чтобы ни в чем он тебя не упрекнул и не сгубил навечно. А тебе, — тут старичок?с?ноготок открыл сундук и достал из него яблоко, — на?ка гостинец. Яблоко это не простое, а путеводное, выведет тебя на дорожку нужную.
      Улыбнулась Светлояра, взяла яблоко, поцеловала старичка?с?ноготок. День прошел в заботах и волнениях, прощалась девица с родным краем. Горевала, что не проведает бабушек родных, что не попрощается с сестрицами любимыми, но делать нечего, с трудом дождалась вечера, а там и ноченька прошла, пора в путь?дорогу собираться. Шли они со старичком?с?ноготок дорожкой нехоженой, катилось впереди яблоко, сияло в траве ярче красного солнышка. Наконец подошли они к лесной поляне. Росли там три осины высокие, стоял под осинами человек в черном одеянии. Поздоровался он со старичком, кивнул Светлояре, яблоко подобрал, в карман положил. Взял царевну за руку, и не успела она попрощаться, как ступила вместе с Проводником на дорогу, мощенную черным кирпичом. И закончился будто летний день, заклубилась вокруг тьма, засверкали над головой звезды, и каждая была размером с месяц. Крепко держал Проводник Светлояру, уверенно шагал в темноте. Трепетало сердце в груди девушки, как перепуганная птица, дрожала Светлояра, как осиновый лист на ветру. Дошли наконец до какого?то забора, слабо освещенного лунным светом. Отогнул Проводник крайнюю доску, велел Светлояре идти самой. И только она оказалась по ту сторону — исчез и забор, и Проводник, будто и не было их. Осталась царевна одна. Долго ходила она по незнакомым улицам, страшно ей было, и вот, наконец…
      Тут Яга замолчала и испытующе посмотрела на Ивана, который слушал как завороженный. Несколько минут все молчали.
      — А дальше? — не выдержал Ваня.
      — А дальше ты и так все знаешь, — неохотно сказала Яга, — ничего интересного. Недолго девица?красавица одна бродила, нашла в большом городе неравнодушных людей, устроилась и зажила припеваючи. Пока тебя не встретила. А что? Худо ли — на одну всего долю ночи птицей обернуться. Так и до старости дожить можно, ничего страшного не вижу. Но ведь не сиделось же. Решила душа?девица, что плохо ей, дескать, больно скучно. Ну и… ясное дело. Какой же мужик выдержит, чтобы пару раз на своей благоверной не сорваться? Так что в этом я тебя не виню.
      Раздался храп. Это Темнополк, у которого, оказывается, давно глаза закрывались сами собой, уронил голову на руки и задремал, убаюканный мерным голосом Яги. Та посмотрела не него с нежностью и заговорила, сбавив тон:
      — Вот и весь сказ. Сидит сейчас Светлояра у батюшки своего и горючими слезами заливается. Каждую ночь на один час она птицей становится, бьется грудью о железную решетку, в кровь разбивается, но крепки прутья, не улететь ей прочь. Царь Елисей, может, и рад бы уже ее на волю выпустить, как?никак самого уже одиннадцать детушек замучили, да что поделать — крепко заклятие, да и жена подзуживает: мол, виновата девка, без отеческого благословения первому встречному на шею кинулась. Царица, сам понимаешь, не больно?то хочет, чтобы Светлояра Елисею?царю всю правду про нее поведала, вот и говорит, что, дескать, выпускать не след. А с Елисеем у меня свои счеты. Обидел, дюже обидел он Василену?красавицу, сгубил племянницу ненаглядную. Так неужто не сыграть мне с ним шутку, да она и во благо будет! Я не я буду, если не сыграю!
      Тут Яга стукнула кулаком по столу, но тут же бросила взгляд на Темнополка и продолжала уже шепотом:
      — Так что с утра пораньше собирайся?ка, поедем прямо в Медное царство, вызволять твою невестушку. Темнополка, поди, разбудить надо, не гоже ему за столом сны видеть… Кстати, — она насмешливо посмотрела на Ивана, — и тебе надобно бы отдохнуть да себя привести в подобающий вид. Уж не знаю, чего в тебе Светлояра нашла… Она наверняка себе прочила красавца писаного, каких и в свете?то нет, а тут надо же…
      Ваня смущенно потупился. Яга хмыкнула, довольная, что смогла его поддеть, и начала будить Темнополка. Тот долго не понимал, чего от него хотят, наконец поднялся и потер лоб рукой.
      — Извини, совсем я плохой стал, — виновато произнес Темнополк, — старею, видимо.
      Откуда?то в руке его оказалась длинная трубка, из кармана явился на свет вышитый кисет. Темнополк закурил, и только тут Ваня вспомнил, что с тех самых пор, как он оказался здесь, курить ему не хотелось. Даже не тянуло. Странно.
      Спать пошел в раздумьях. Царевна… Ну надо же…
 
      С утра Темнополк выглядел еще более подавленным, чем вчера. Очевидно, спал он плохо, синие тени под глазами на белом лице выглядели как огромные синяки. Молча покуривал он свою трубочку, пил чай из глиняной кружки, думал о чем?то. Яга с кем?то ожесточенно ругалась, но, где именно, было непонятно — звонкий девичий голос ее раздавался отовсюду. Завтракали все в той же горнице, но на этот раз на большом столе стоял только одинокий самовар, кружки и блюдо с какими?то плюшками. Ваня налил себе чаю и сел, не решаясь первым заговорить с Темнополком, который, судя по всему, сегодня был не расположен к беседам.
      — И чего сидим, кого ждем? — Яга шумно уселась на лавку, схватила с блюда румяную плюшку и откусила добрую половину. — Какого лешего чаи гоняем?
      Она ловко управилась с плюшкой и потянулась за другой, не забывая отпивать чай из огромной кружки. Говорила она с набитым ртом, невнятно и торопливо:
      — Сейчас быстренько соберемся — и в дорогу. Путь неблизкий, а тебе, — она махнула плюшкой в сторону Темнополка, — еще потом по своим делам успеть надобно.
      Темнополк ничего не ответил, задумчиво выпуская вверх струйку белого дыма. Ваня нервно потрошил плюшку, то ли искал в ней начинку, то ли просто так. Яга возмутилась:
      — Ну, вы как хотите, а я пошла.
      При этом она налила себе еще чашку и пригладила волосы. Странная была Яга, вроде и молодая, а глаза выцветшие, хоть и горели задорным юношеским огнем.
      Собирать было нечего. Ваня сидел и ждал, когда Темнополк, делающий сегодня все на удивление медленно, доест плюшку, которую в него буквально силой впихнула Яга. Наконец все было готово. Яга, принарядившаяся по случаю путешествия в Медное царство, сияла, как вешнее солнышко, Темнополк же был. мрачен и еще бледнее, чем вчера.
      Перед теремом Яги стояли два богатырских коня, которые ни в какое сравнение не шли со Среброгривом. Черный, как смоль, конь Темнополка в холке был едва ли не в два раза выше Вани, сбруя на нем тоже была черной, в длинную гриву вплетены черные ленты. Второй же конь, Медногрив, ничем не уступал первому, был он высок и статен, рыжая грива полыхала закатным пламенем, сбруя отливала медью.
      Яга лихо вскочила в седло, махнула рукой замешкавшемуся Темнополку. Тот постоял, подумал, взобрался на черного коня сам и подал руку Ване. Тот, замерев от страха, сумел только с третьей попытки залезть на широкую спину коня, устроиться впереди Темнополка. И только опустился Ваня спиной к груди всадника, как тотчас прошли все его страхи, словно и не было их. Спокойствие охватило его, даже безразличие, будто никто не посмеет причинить более зла — ведь позади был надежный новый друг. Пусть и странный, зато сильный и могучий, рядом с таким не страшен никакой враг. Ваня улыбнулся. Давно ему не было так хорошо. И так покойно.
 
      Ехали долго, у Вани затекла спина, руки закостенели на ветру. Лето будто кончилось в один день: хлестал дождь, налетал вихрь, деревья в лесу трещали и гнулись, осыпая всадников листьями и обломками веток. Но Яга словно не замечала непогоды, строила глазки Темнополку, что?то насвистывала и то и дело погоняла Медногрива. Тот ржал, вставал на дыбы и мчался еще быстрее, так что конь Темнополка едва за ним поспевал.
      Ваня думал о Свете, которую здесь звали Светлоярой, думал о новых друзьях, которые, к слову сказать, и на людей?то были вовсе не похожи. Думал о времени, которое здесь шло совсем по?другому. Наконец, думал Ваня о том, что ему все время хочется спать, а с каждым новым рассветом чувствует он себя сильнее и здоровее. Удивительнее же всего было то, что за какие?то пару дней волосы Ивана отросли настолько, что уже щекотали шею, да и какие волосы! Не ежик, похожий на редкую щетину, а крепкий густой волос кудрявился теперь на Ваниной макушке, спускался тугими завитками едва ли не на плечи. В груди же будто зарождалось что?то новое, неведомое, дышал Ваня глубже, чаще, грудь вздымалась шире. Странно было Ивану ощущать и то, что сердце больше не болело и не сжималось судорожно, что в голове прояснилось, что она больше не болела и не кружилась. Странно было Ване, но приятно. И он опять задремал, с удовлетворением предвкушая, как во сне снова прибавится сил. Темнополк, словно поняв, постарался закрыть его от проливного дождя, даже Яга стала петь потише.
      Кони все неслись вперед, наконец лес поредел. Ливень постепенно утих, превратился в мелкий грибной дождик. Радуга перекинулась ясной дугою, да так низко, что так и хотелось коснуться ее рукой. Ехали Полем, кони будто плыли по колено в мокрой траве. То и дело из?под копыт каким?то чудом умудрялись выскочить пушистые зверьки непонятной породы, стайками рассыпались по полю, прятались кто за большим камнем, кто за скошенной копной травы. И все фыркали, все ругались из своих укрытий на своем языке. Яга то и дело пробовала достать их концом своей плети, но зверьки чутьем угадывали ее маневры и всякий раз отскакивали в последний момент под звучную брань всадницы.
      — Оставь ты их, — наконец не выдержал Темнополк, — чего ты?
      — А что? — разозлилась Яга, будто бы в охотничьих неудачах был виноват ее спутник. — Тебе что за дело? Жалеешь, что ли?
      — Да нет, — он пожал плечами, — делай что знаешь, только зачем?
      — Затем, — гордо вскинула она голову, — нечего под ноги бросаться.
      — Ну и глупо, — Темнополк устало улыбнулся, — это их поле. Мы тут гости.
      — Я не гость в своем краю! — отрезала Яга и надолго замолчала.
      Умолк и Темнополк, зато проснулся Ваня и с любопытством стал озираться по сторонам. Никогда прежде не видел он такого ясного неба, низких облаков, свежей зелени, радующей глаз. Куда ни глянь, простиралось кругом поле, трава, успевшая высохнуть под ясным солнышком, колыхалась, будто морская волна. Тоненькие, слабые стебельки неведомых цветов робко поднимали головки из зеленого ковра, тут и там виднелись васильки, до того родные, что Ваня заулыбался. Пахло свежескошенной травой: в поле кто?то работал, трудился, видно, заготавливал сено. А вдалеке заманчиво манили своей синевой горы, едва ли не касались небесного свода. Облака шапками лежали на них, будто горы вспарывали им брюхо своими острыми вершинами. Что?то сияло, искрилось, переливалось яркими огнями у подножия одной из гор. Темнополк заметил Ванин вопросительный взгляд и улыбнулся:
      — Это и есть Медное царство. Нам туда, друг мой.
      Иван сонно кивнул и погладил густую гриву. Он уже знал, что коня зовут Темновест, что конь однотабунный с золотым, серебряным и медным конями. Знал также, что нет в свете коня краше и могучее Медногрива, один лишь Сумеречный иноходец выстоит супротив него, да где тот конь — за семью горами, за семью замками, за семью печатями.
      — А коню тому цены нет, — журчал голос Темнополка, — бились за него могучие государи края нашего, сколько своих коней положили, голов посносили, копий поломали — никому не покорился царь Еруслан, владыка Сумеречного царства, никому не уступил своего лучшего коня. А тому, кто сумеет коня в чистом поле словить да объездить, тому и даром отдаст. Кто же не сумеет — того царь Еруслан в одночасье жизни лишит. На десять верст к востоку высится темная стена, а в каждой версте колов по полтысячи, а на каждом колу голова молодца, который взялся коня добыть, да поймать не поймал, оседлать не оседлал, видом не увидал, слыхом не услыхал… Конь тот не простой, ветром выкован, росой выпоен. Самому царю Еруслану не покорился, под седло не встал. Осерчал царь, велел коня изловить, плетями исполосовать и в погреб глубокий заточить, под плиту каменную, за семь дверей, за семь засовов. Сколько ни ловчились коня изловить Еруслановы слуги — никому не дался конь, уходил от погони в леса темные, в луга заливные. А только вышел во поле бедный пастушок, заиграл на звонкой свирели — конь сам перед ним на коленки пал.
      Возрадовался царь Еруслан, велел пастуху коня вести в погреба глубокие, под печати надежные. Зазвенела, запела серебристым голосом свирель, как на привязи пошел могучий конь следом за пастухом. На самое дно самого глубокого подземелья Ерусланова привел коня пастух, своими руками в цепи тяжелые заковал, своими руками печати надежные наложил. А как дверь седьмую закрыл?заключил — подхватили его слуги царевы под белые рученьки, отвели к самому Еруслану. Тут?то и пришел пастушку конец, отрубил ему царь голову острым мечом, чтобы никто и никогда коня могутного из подземелья не выпустил. Шесть дверей, шесть замков, шесть печатей уже проломил копытами могучий конь, только седьмой замок, завороженный, заговоренный, не поддается ему.
      Раз один в году, в первый день весны, отпирает царь Еруслан замок ключом потаенным, отпускает коня на волю?волюшку в росе поваляться, чистой воды напиться. А коли не вернется конь в положенный срок — тут ему смерть и настанет, лучи солнечные первые, весенние — верная коню погибель, такое уж на нем заклятие Еруслановым колдуном наложено. В этот самый день и дается клич добрым молодцам — изловить коня могучего, оседлать да объездить. Только никому то не под силу, — Темнополк усмехнулся, — разве что какому чудо?богатырю… Звать того коня Странимир. В шаг один от царства до царства пролетит, в два — до солнышка ясного доберется… — Темнополк замялся. — Только вот ведь какая беда: коли своей волей, своей силой вырвется на волю конь Странимир, коли собьет седьмой замок могучим копытом, тяжко придется Медному царству.
      — А почему Медному?то, — изумился Иван, — или у этого коня на него зуб?
      — Зуб не зуб, — усмехнулся Темнополк, — а только все чудные кони свой род из Медного царства ведут. И таким уж Странимир уродился, что никого его нет в свете сильнее, за то и изгнал коня из Медного царства прочь царь Елисей. Думал владыка, что убежит он за быстрые реки на вольные луга, да кто же знал, что он до самого Сумеречного чертога умчится да в полон к Еруслану?царю попадет! Озлобился, страшно озлобился Странимир, ежели когда снова воздуха вольного хлебнет, беды не миновать. Но случится то не раньше, чем окончится царево проклятие, а ему только после смерти Еруслановой конец придет. Так?то, друг Иванко.
      Страшной сказкой звучал рассказ Темнополка, Ваня слушал бы и слушал, да только где там — отмахали кони сотни верст пути, вот уже и горы близятся, и царство Медное огнем горит. А ярче всего полыхает самая высокая Сторожевая башня, всеми красками играет сияющая медь под закатными лучами.
      Остановились у самых ворот. И такой шел от них огненный жар, такой медный блеск, что глазам больно. Яга дождалась, пока Темнополк спешится и подаст ей руку, изящно спрыгнула с Медногрива и кокетливо поправила прическу. Собственно говоря, и прически?то никакой не было, просто перехвачены пару раз густые рыжие волосы пунцовой лентой. Но Яга без конца взбивала пышные локоны, поминутно смотрелась в маленькое зеркальце, которое хранила за поясом, строила глазки и, несмотря на грубоватые манеры, была очаровательна. Иван даже заулыбался. Впрочем, улыбка его несколько поугасла, когда Темнополк задумчиво протянул:
      — И как ты думаешь туда пробраться? Не лучше ли послать Ваню одного, а мы тут вроде как для страховки…
      Яга вскинула голову:
      — Еще чего удумал! Договорились же, с нас вся грязная работа, и девицу добывать и, — тут она недобро усмехнулась, — и с царем Елисеем счеты сводить.
      Темнополк нахмурился и заговорил непривычно твердо:
      — Елисей стар стал, нет былой силы. Завел себе целый полк охраны, стражи — один другого могучее, добры молодцы, как на подбор. Если с тобой сразу пойти — шуму не оберешься, чай, такую чародейку сразу Елисей почует, недаром столько лет с тобой на ножах. А без нас что Ваня делать один будет? Вот я и думаю, что пускай он прямиком в башню отправится, потихоньку да помаленьку. Сам невелик, в крайнем случае, за казнокрада примут. Поймают — выручим.
      — Да ты на него посмотри! — Яга всплеснула руками. — Неужто думаешь, что этот молодец сам что сладит? Поди, не богатырь какой, чтобы одним махом всех… побивахом! На руки его посмотри, не то что с самим Елисеем драться, его распоследний слуга царский пальцем перешибет! Да он же в жизни меча в руках не держал, да он же и версты пешком не пройдет, да он же в седле не держится!
      Тут она совсем разошлась и такого порассказала про предполагаемое Ванино прошлое, что смутился даже Темнополк, а Ваня до ушей залился краской. Впрочем, ничуть не обиделся, Яга была права почти во всем. После вчерашней поездки верхом до сих пор болело все тело, мускулы, совершенно неразвитые, ныли так, что Ваня едва не плакал. Нет, на правду не обижаются, было только мучительно стыдно за то, что собственное тело, сравнительно здоровое от природы, было запущено до такого состояния. Стыдно за то, что он, мужик, на поверку оказывается слабым и беспомощным, как ребенок.
      — Да он же, — ярилась Яга, — ничего не может! Он же бесхребетный, он же здесь как рыбешка на берегу!
      Этого сравнения Ваня не выдержал и взвыл:
      — Да могу я! Могу! Вы только скажите, что делать, а я… Справлюсь!
      — Да? — мгновенно успокоилась Ягодка и переспросила: — Уверен? Сам, без подмоги, в тридевятом царстве, Медном государстве, у самого царя Елисея в потаенных покоях?
      Ваня задумался. С одной стороны, перспектива остаться одному во дворце могучего чародея, как в один голос расписывали царя Елисея Яга и Темнополк, вовсе даже не радовала. Но, с другой стороны, признаться, что являешься рыбой и никем больше, тоже не хотелось. Ваня вздохнул и решился:
      — Справлюсь.
      — Ну вот и поладили, — Темнополк похлопал Ваню по плечу, — вот и славно. А теперь, — он резко посерьезнел, — слушай внимательно. В башню пойдешь один. Но легко сказать, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. В город войдем вместе через медные врата, мимо медных стражей, к самому царскому дворцу. И увидим мы позади него башню великую, высится она на сто саженей, сама каменная, медным листом обшита, медной крышей крыта. Сторожат ту башню медные змеи о трех головах, на медных цепях сидят, медными очами неусыпно за Светлоярой?царевной следят. Да ты их не опасайся, смело ближе подходи. Увидишь рядом колодец, рядом с ним медный ковш висит. Мечутся змеи, огнем плюют, да до ковша достать не могут. Царь Елисей нарочно медных чудищ жаждой морит, чтобы строже башню охраняли, злее плоть похитников рвали. Ты же воды набери да из ковша их и напои — вмиг присмиреют и тебя не тронут. А уж после иди в Башню без промедления, поднимайся на сто ступеней по медной лестнице и еще на сто по каменной, да на сто по железной — до самого верха ступай без оглядки. А как взойдешь на последнюю ступень, увидишь перед собой дверь, медью окованную, на семь замков закрытую. А на этот случай, — тут Темнополк полез за пазуху и достал оттуда что?то завернутое в бумагу, бережно развернул, и Ваня не без удивления увидел знакомое с детства растение: зеленый побег и пара колючих плодов, — на этот случай вот тебе разрыв?трава.
      — Это же бешеный огурец, — протянул Ваня.
      Темнополк кивнул:
      — Может быть. Мы называем его горень, или разрыв?трава. Если собрать до рассвета да в нужную пору — отомкнет любую дверь, любой замок.
      — А почему горень? — удивился Ваня. — Ведь он не горький.
      — Он?то да, — Темнополк усмехнулся, — а вот собрать его в урочный час может только тот, — по его лицу пробежала тень, — кто испытал настоящее горе. Только такому, только самому отчаявшемуся человеку горень сам дастся в руки. А тот, кому трава нужна только для корысти, получит самый обычный… как ты там его назвал? Бешеный огурец. Так?то.
      — С замком понятно. А дальше что? — нетерпеливо потребовал Ваня.
      Темнополк приостановил его прыть:
      — А что тебе понятно? Трава травой, а вот без этого, — он вытащил из кармана небольшой ножик с костяной ручкой, — никак не обойтись. Нож этот не простой, стоит лишь приложить к замку, протертому разрыв?травой, — войдет в него, как в масло. Держи.
      Ваня осторожно взял и бешеный огурец, и нож и задумался, куда бы спрятать их понадежнее. Тут уж помогла Яга, пробурчала, конечно, что?то вроде «ничего?то он не может», но подала кисет, куда Ваня и положил горень. Нож Темнополк посоветовал спрятать за поясом. Так Иван и сделал.
      — Ну, продолжим, — удовлетворенно кивнул Темнополк, когда Ваня наконец справился с ножом. — Открыв дверь, ты окажешься в просторной светлице. Собственно, именно там и будет твоя Светлояра. Да погоди ты! — Он досадливо махнул рукой, осадив Ванину ретивость. — Не думай, что на этом все и закончится. Войдешь ты к ней в ночной час, когда царевна будет крепко спать. Спит она в плену у своего батюшки не по?простому. На ложе златотканом беспробудным сном спит она до самого рассвета, а покой ее надежнее всяких стражей хранят сорок черных воронов. Сидят те вороны на сорока столбах вкруг ложа, и к каждому столбу привязано сорок кос царевны. Взлететь те вороны не могут: сидят они, сердешные, медными цепями к столбам прикованы. В сутки засыпают они на единый час, тогда?то ты и окажись в светелке царевны. Ножом моим заговоренным все косы царевны на корню режь, да так, чтобы ни единый волос пола не коснулся, а если упадет — пропал ты, Ваня, проснутся, пробудятся вороны как один, загалдят, крыльями захлопают. Прибегут тут слуги царские, подхватят тебя под белы рученьки и за такое за преступление к самому царю на суд и расправу отправят.
      — Вопрос можно? — обескураженно спросил Ваня.
      — Можно.
      — А почему так просто? Напоить, войти… отрезать…
      — А леший их разберет, — неопределенно протянул Темнополк, — впрочем, это тебе только так кажется, что все просто. На месте уже… поймешь, что к чему.
      Ваня кивнул, задумался. Ему и правда предстоящее задание казалось до того простым, что он даже начал сомневаться в том, так ли это просто, как кажется. А не таится ли именно в этой простоте какой?то подвох? Вдруг на деле все окажется совсем другим: горень окажется обыкновенным бешеным огурцом, а вовсе не чудодейственной разрыв?травой, нож не отопрет замок, вороны не будут спать? А может, и раньше того — съедят его медные змеи за милую душу, не успеет он даже дойти до колодца и напоить их. Кстати, где вообще это видано, чтобы страшные чудовища пили воду, да еще из ковша. Может, они еще и с руки едят, эдакие ручные змейки о трех головах? Но смех смехом, а если рассудить здраво, можно вполне себе не то что не спасти Светлояру, а попросту не дожить до завтрашнего утра. А это разве хорошо?
      Уж чем?чем, а своей головой Ваня всегда дорожил.
      А тем временем вся троица уже въезжала в медные ворота. На вопрос стражников: «За каким делом и надобностью вы к нам?» — Яга ответила такой отборной бранью, что смутился даже видавший виды начальник городской стражи. Вопросов он больше не задавал, памятуя народную мудрость: с дурной бабой лучше не связываться.
      Ехали молча. Все чаще попадались разряженные и веселые горожане, кое?кто даже под хмельком — видно, в Медном царстве был какой?то праздник. Из окон лилась разухабистая музыка, где?то вдали ей вторил хор нетрезвых голосов. Мимо всадников прошла целая ватага бродячих артистов, выделявшихся пестротой одежд даже среди ярких праздничных нарядов. Маленький мальчик вел на цепи ручного медведя, толстого на удивление. Медведь при виде коня Темнополка зарычал и попробовал даже замахнуться лапой. Мальчик тут же огрел его короткой плетью, медведь взвыл, народ расхохотался.
      — Сегодня пятьдесят пять лет с того дня, когда царь Елисей разбил кочевые племена варатагов, время от времени совершавших набеги на Медное царство. Народ помнит это и славит своего правителя, — степенно поведал Темнополк, — и посему…
      — Ага, помнят они, — перебила его Яга, — помнили бы еще, что варатаги, числом до двухсот человек, включая женщин и детей, и правда совершали набеги, да только на винные лавки, и то за собственные гроши. Оно, конечно, подраться иной раз хорошо, но вот положить семь сотен лучших солдат против сотни?другой мирных забулдыг и торговцев ветошью — это, разумеется, заслуга, достойная народной памяти.
      — Погоди, — взмахнул рукой Темнополк, — их численность и правда была невелика, но ты забываешь…
      — Я, мой милый, ничего не забываю. А вот они, — Яга показала рукой на толпу городских гуляк, — забыли.
      Темнополк насупился и замолчал. Притих и Ваня, у которого на языке вертелись десятки вопросов: и про славные завоевания царя Елисея, и про жену его, прекрасную Василену, и про Светлояриных сестер — интересно, они?то как? Но, мудро памятуя про взрывной характер Яги, Ваня предпочел узнать все интересующие его моменты у более терпеливого Темнополка.
      — А вот и он, — Яга улыбнулась, — царский дворец!
      Город словно расступился. Маленькие домики, казавшиеся до сих пор обычными каменными постройками, стали словно ступенями в огромной лестнице. Ваню удивляла странная задумка архитектора — если он, конечно, был, — все дома в Медном царстве были примерно одной высоты, но располагались один выше другого благодаря естественному ландшафту.