Все завороженно смотрели на аккуратно уложенные пачки зеленых банкнот, только Оля все так же смотрела вдаль, по-прежнему не видя там ничего.

— Вот это да! — ахнула Таня. — И сколько же там? Ты говорил… Неужели действительно миллион?

— Ну, — с напускной важностью ответил Сергей, — я пока не пересчитывал. Миллиона, пожалуй, там не будет… Мышастый говорил, семьсот с чем-то тысяч.

— Семьсот тысяч… — прошептала девушка. — Надо же…

— Все-таки взял, — констатировал факт Чиж и по его голосу никак нельзя было догадаться, одобряет он поступок товарища, или наоборот.

— А что? — запальчиво начал тот. — Сейчас скажешь — деньги врага, грязные деньги, и все такое прочее? А я чхать на все это хотел! Понял? С высокой колокольни!.. Он, думаешь, эти деньги, что, честно заработал? Да ведь он их обманом да насилием из честных людей повышибал. Грабежом, да рэкетом всяким. Так пусть они хоть сейчас нормальным людям послужат! Вон, Таньке нос делать надо? Надо! А изнасилование? Ведь ей еще свои женские дела наверняка лечить придется… А на лечение сколько уйдет? Или, вон, сам говоришь, Олю надо в порядок приводить, на ноги ее ставить… А кто ее до такого состояния довел? Не этот ли самый подонок? Вот и попробуй теперь объяснить, почему это его деньги не могут послужить на восстановление всех тех разрушений, что он же и произвел, а? Скажи, кто из нас прав? Давайте, все свое мнение скажите!

— Да я, собственно… Я и не говорю ничего, — поразмыслив, ответил Чиж. — Просто я как-то не задумывался над этим.

Да ты и прав, наверное.

— Ага, видишь! — обрадовался Сергей. — Вот так-то! Туфлю Танькину спер — пусть расплачивается! — Все рассмеялись, опять вспомнив о злополучной туфле молодой женщины.

— Да это не он спер… — сквозь смех выдавила Таня. — Она у Бодрова в машине осталась. Тоже порядочная сволочь…

— Она вдруг посерьезнела, вспомнив что-то неприятное.

— Подождите, подождите, мальчики, — тут же еще что-то припомнила Таня, — а сам Мышастый… Что с ним? Он жив? Ведь я… Ведь мне… Он меня за те кассеты теперь просто убьет!

И еще… Я у него работать больше не собираюсь! — Она разволновалась, и уже почти кричала. — Ни за что! Хватит уже с меня его издевательств!

— Да не беспокойся ты, Танюха. Нет больше твоего Мышастого. Ты свободна.

— А где он?

— А его пиявки сожрали, — как-то буднично проговорил Сергей, успокаивая Таню.

— К-какие еще пиявки?.. — с ужасом переспросила девушка, решив вначале, что просто ослышалась. — П-пиявки? Настоящие пиявки? Ты что, специально меня пугаешь?

— Ну да, пиявки. Обычные медицинские пиявки. Они даже полезные, вообще-то, — так же спокойно продолжил парень. — Маленькие такие, черненькие. — Обернувшись, он с интересом наблюдал за реакцией молодой женщины, которая, кажется, опять собиралась заплакать, у нее даже задрожали губы.

— Да ладно тебе, Серега, — вмешался Чиж, — прекрати девчонку до истерики доводить… — И вдруг напрягся:

— Ого!

Кажись, омоновцы! — Он разглядел водителя и сидевшего рядом с ним офицера несущейся навстречу машины — оба были в камуфляже. — А ведь они наверняка туда направляются. Ну, где мы только что были. Надо же, сколько времени прошло, пока они трепыхаться начали! — Он покачал головой. — Команда быстрого реагирования называется!

— А может, там в поселке просто нет телефонов? — предположил Сергей. — Все, кто слышал перестрелку и взрывы, сидели, небось, по домам, да нос на улицу высунуть боялись, а сейчас кто-нибудь из них до города добрался. Не у всех же мобильники имеются… Эй, ты что делаешь! — закричал он, едва не грохнувшись головой о лобовое стекло, настолько резко затормозил Чиж. — Куда ты? — Он понял, что тот собрался произвести разворот. — Ты что, спятил?

— Знаешь, — ответил Чиж, — вот Таня только что интересовалась, жив ли Мышастый, а ведь… Что, если его пиявки так и не доконали? Если он еще не сдох? Ведь это я так, предположил просто, что они должны всю кровь из него высосать. А если нет? Ведь я все-таки не зоолог, или кто там по этим гадам? Серпентолог? Хрен его знает! В общем, вдруг я ошибся?

— А граната? — напомнил Сергей.

— А если она не сработает?

— Да какие пиявки? — опять встряла Таня. — Она все-таки не выдержала, опять начала всхлипывать. Ей было страшно слышать такие ужасные, отвратительные слова: «пиявки», «сдох», «высосали всю кровь»… — Да что вы там такого наделали, ребята? — взвизгнула она, но ее никто не слушал.

— Ну и что, даже если он и не подох? — спросил Чижа Сергей. — Ты что, с омоновцами воевать собрался? С ума сошел, да? Отбивать его, что ли, у них будешь, чтобы самому прикончить? Да ты не гони, не гони! — Он схватил друга за руку. — Да стой же ты, больной! — Но Чиж упрямо набирал скорость.

— Буду! — твердо ответил он. — Если он останется жить, я Ольге никогда в глаза не смогу посмотреть.

— Да стой же ты наконец! — потеряв терпение, бешено заорал Сергей и опять перехватил руку товарища, собравшегося переключить скорость. — Ты можешь хоть раз в жизни послушать других? Я смогу, я не смогу! — передразнил он друга. — Я решил, я подумал, я приказал! Я, я, я!..

— Ну хорошо, я слушаю, — спокойно, не глядя на Сергея, произнес Чиж. Он все-таки остановил машину. — Только покороче. У меня времени нет.

— Короче, так… — начал тот нерешительно, но закончил одним махом:

— В общем, не надо никуда ехать! Нет больше Мышастого! Кончился! А сейчас поворачивай обратно, а то мы действительно никуда не уедем, как ты сам недавно ругался.

— Как так? — повернулся к нему Александр. — Объясни.

— Ну, понимаешь, когда я якобы за одеждой Олиной ходил, — принялся объяснять Сергей, — я ведь не только ее одежду и деньги из тайника забрал. Я там постоял, подумал, подумал…

А ведь действительно, ты же не зоолог, или как там они называются? В общем… В общем, я его ножичком по горлу на всякий случай полоснул. Вот тебе и весь сказ. — Он повернулся к побледневшей Тане:

— Только, Танюша, умоляю, давай без истерик, и не рыдать, договорились? Прости за все эти подробности, но ты сама тоже спрашивала. Завтра, короче, тебе на работу выходить не обязательно, я об этом позаботился. Вот.

— Правильно! — неожиданно твердым голосом произнесла та, и даже Чиж удивленно оглянулся. — Правильно ты, Сергей, сделал, спасибо тебе за все. А насчет рыдать… Не знаю, будет ли по этому подонку вообще кто-либо рыдать. — Девушка вдруг подалась вперед, и обняв парня за шею, развернув его лицо, крепко поцеловала прямо в губы:

— Вот так!

— Ну, дела! — поразился Сергей и с восхищением посмотрел на Таню:

— Говорю же, не будь у меня Вики…

А Чиж без всяких слов, просто крепко пожал другу руку.

— Ну, тронули? — Он дал по газам, отчего Сергей теперь наоборот, резко откинулся назад и заворчал что-то насчет какого-то «хренова водилы», который чего-то там… — Вот теперь действительно все…

Когда видавший виды «ГАЗ-66», набитый омоновцами, проскочил мимо видавшего еще большие виды «Москвича», несущегося ему навстречу, молодой водитель подозрительно зыркнул в его сторону глазами. Он ехал на первую в своей жизни операцию и все чувства парня были сейчас до крайности обострены — за короткое мгновение он успел разглядеть всех пассажиров встречной машины.

— Да не дергайся ты, — усмехнулся сидевший рядом широкоплечий капитан. — Дачники какие-нибудь. Бандиты на таких не раскатывают, не бойся.

«Ага, дачники, как же… — недоверчиво подумал молодой сержант. — Что-то не больно-то похожи эти двое на обыкновенных дачников. — Но капитану он решил об этом не говорить, опасаясь, что тот начнет над ним смеяться. — А на кого, как не на бандитов были похожи пассажиры „Москвича“? А девушка, сидевшая прямо за водителем на заднем сиденье, такая красивая. Но что-то в ней было такое… Как будто она была не в себе. А может, ее взяли в заложницы?.. Нет, ничего не буду говорить, — подумал сержант. Ему и так было не по себе, а еще выслушивать возможные насмешки старшего автомашины…»

Когда дежурный принял сигнал, поступивший от какого-то дачника, выбравшегося из этого поселка и сообщившего, что несколько часов назад там шел самый настоящий бой, он как раз играл со старослужащими в домино и они ему такого нарассказывали… Интересно, врали или нет? И про то, что их бронежилеты прошибаются запросто, подобно трухе, и вообще, это просто старый, никому не нужный хлам, и что потери среди омоновцев давно превысили все мыслимые и немыслимые нормы, только это старательно скрывают… А особенно старался этот противный Гулько, самоуверенный амбал, несколько раз будто бы случайно многозначительно повторивший, что первая пуля обычно достается как раз именно водителю, чтобы, мол, машина потеряла управление…

Сержант поежился. Сволочь этот Гулько! Нельзя же так обрабатывать людей перед их первым выездом…

— Сворачивай! — скомандовал капитан. — И отсюда давай-ка чуть помедленнее…

Через какое-то время уже почти полностью успокоившийся сержант бродил возле особняка с развороченной взрывом входной дверью, и с любопытством поглядывал на искореженные автомашины бандитов, стараясь при этом не смотреть на изуродованные тела самих погибших. Его товарищи уже выводили каких-то поникших, закованных в наручники, подозрительного вида мужчин, по неизвестной причине задержавшихся в доме, и запихивали их в машину. Сержант все же держал свой автомат наготове, нервно озираясь на каждый подозрительный звук — хотя бой давно закончился, мало ли что…

— Эй! Поди сюда! Что тебе покажу! — Появившийся в проломе входа Гулько, таинственно усмехаясь, настойчиво манил его пальцем.

Опять, небось, придумал какую-нибудь хреновину! — тоскливо подумал сержант. Он помялся, но любопытство все же взяло верх…

Через несколько минут его, согнувшегося пополам, уже выворачивало прямо в злосчастный аквариум, где плавал какой-то тип с перерезанным горлом. Да это бы еще ничего, ведь он только что видел на улице зрелище куда похлеще какого-то перерезанного горла. Но эти отвратительные твари, эти мерзкие пиявки, облепившие тело… Тьфу, какая гадость! Ну что за гад этот Гулько, он ведь нарочно так делает!

— Что тут у вас? — В каминный зал заглянул капитан и мгновенно оценил ситуацию:

— Гулько! Опять ты за свои штучки? — Он нахмурился. — Все шутим, да? У парня первый выезд, а ты… Ну ничего, приедем назад, я с тобой еще разберусь, — пообещал он, — у меня на тебя и без сегодняшнего через край всего понакопилось! Иди-ка вон лучше, осматривай остальные помещения, нечего тут крутиться. Да вон лес хотя бы прочешите, возьми с собой еще кого-нибудь…

— Ну, а ты? — Он повернулся к разогнувшемуся, закончившему наконец блевать, сержанту, который тяжело дышал и виновато утирал рот рукавом камуфляжа. — Что, девица красная, что ли? Омоновец, мать твою… — Он посмотрел на подчиненного с неодобрением. — Весь аквариум заблевал, то-то эксперты-криминалисты потом тебе спасибо скажут! Да и саперы тоже… — Но заметно было, что и ему самому было немного не по себе — уж слишком торопливо он отвернулся от этой кишащей в воде мерзости. — Ладно, салага, иди-ка ты лучше на свежий воздух, проветрись…

Сержант, с трудом переставляя негнущиеся ноги, неуверенно побрел искать выход из подвала. Где-то наверху слышался веселый смех Гулько — очевидно тот рассказывал товарищам, как оконфузился молоденький, еще не нюхавший пороху сержантик. Жизнь продолжалась…

Сержант вышел на улицу и поежился. Впервые откуда-то вдруг потянуло по-настоящему холодным ветерком, очевидно, лето подходило к концу.

Это было жаркое лето. Очень, очень жаркое лето…

ЭПИЛОГ — Знаешь что, Игорь! — Таня возмущенно вскинула голову.

— Разве мы не договорились этой темы больше никогда не касаться? Договорились? Договорились! И что на тебя опять нашло? Каждый раз перед Новым Годом начинается… Словно какой-то новогодний ритуал. Придумал бы что-нибудь повеселее.

— А я все же хочу знать, — упрямо заявил мужчина, — что же, в конце концов, произошло с моей женой четыре года назад? Что за приключения у тебя тогда были? Почему ты все из города порывалась уехать, а в итоге нам с тобой так и пришлось поступить? Почему такой испуганной была? Почему тебя в милицию столько таскали? Я твой муж! Я хочу знать!

— Киножурнал такой раньше был, — заметила Таня. — «Хочу все знать!» — назывался. Ты хочешь знать, а я не хочу говорить! Ясно?

— Секреты, говоришь? — Игорь прищурился. — Девичьи? А почему у нас до сих пор нет детей? Почему врачи тебе запретили? И какие-такие внутренние повреждения половых органов у тебя были, а?

— Откуда ты знаешь? — Молодая женщина вспыхнула. — Врач не должен был тебе рассказывать! Не имел права.

— А врачи что, по-твоему, жить не хотят? — Игорь усмехнулся. — Хлебушка там с маслицем, и всего прочего не любят?

— Вынюхивал? — с негодованием спросила Таня.

— Ну, знаешь! Если моя жена… Ну, невеста тогда еще, — поправился Игорь, — лежит целый месяц в больнице и никого не хочет видеть… Особенно мужиков. Что мне было думать? Имею я право?

— Имеешь, имеешь, — неохотно согласилась Таня. — Ну, в общем… Просто я помогала двум хорошим парням спасти от верной смерти одну очень красивую девушку.

— Что ж, весьма романтично, — согласился муж. — И за это они отблагодарили тебя этими самыми внутренними повреждениями? — насмешливо поинтересовался он. — Да еще и нос для довеска сломали? Хороша благодарность, нечего сказать. Хорошие парни.

— Дурак ты! — нешуточно обиделась Таня. — Они очень даже хорошие. А вот тех, кто со мной все это сотворил, тех давно уже нет в живых. Отправились на тот свет, и, между прочим, как раз с их помощью. Понял? И деньги на операцию они мне дали. И даже больше. Мы до сих пор переписываемся, они нас с тобой в гости приглашают. И на свадьбу я тогда именно к ним ездила, помнишь, когда ты не смог.

— Ах вот оно что… — протянул Игорь. — Ну, тогда ладно. Принимается твоя версия. Ты же ничего мне не рассказывала, все темнила. И смотри мне насчет переписок всяких! — Он ревниво пригрозил ей пальцем. — Если что узнаю…

— Кстати, — тут же вспомнила Таня, и с чисто женским кокетством завертелась перед зеркалом, — раньше у меня носик все-таки лучше был, тебе не кажется?

— Дурочка! — Игорь обнял ее сзади. — У моей жены самый замечательный в мире носик. Правда, правда! И вообще, ты у меня самая-самая красивая на свете! Ведь не зря же тебя еще тогда, на конкурсе, выбрали королевой красоты.

— Ну, допустим, есть и покрасивее меня, — улыбнулась польщенная Таня, сразу вспомнив Ольгу. — И не королевой, скажем, а только финалисткой я была. А вот что касается детей… Ты ведь меня уже давно об этом не спрашивал.

— А что, уже можно? — спросил Игорь, все крепче сжимая руки.

— Давно уже… — прошептала женщина, не предпринимая попыток освободиться. — Врачи давно свой запрет сняли, не так уж плохо со мной тогда было.

— Тогда, может, прямо сейчас? — тоже прошептал он, подхватывая ее на руки и устремляясь в комнату, к дивану.

— Прямо сейчас…

Молодая светловолосая женщина со стройной фигурой внимательно наблюдала за копошащимся в песочнице карапузом. В весеннем парке уже давно зеленела листва, дул свежий ветерок, и не за горами была обычная летняя жара.

— Мама! — К ней подбежал мальчуган с серьезными карими глазами. — А Ленка опять дерется! Можно, я ее тоже — ка-ак стукну!

— Да что ты такое говоришь? — улыбнулась та, поправляя ему рубашку. — Разве можно девочек бить? Ведь ты у меня мужчина!

— А мой папа никогда девочек не бил? — Мальчуган требовательно посмотрел матери в глаза. — Никогда-никогда?

— Никогда-никогда, — серьезно подтвердила та. — Твой папа был очень храбрым и девочек никогда не бил.

— А кем был мой папа? А я на него похож? — не унимался сын.

— Очень похож, — подтвердила Светлана, уже который раз поражаясь его сходству с Сергеем Колесниковым. — А что касается… Ведь я тебе уже сто раз говорила, что твой папа был летчиком-испытателем, и погиб во время полета.

— А я, когда вырасту, я тоже буду таким же как он, летчиком-испытателем? — все допытывался мальчуган, не торопясь возвращаться в песочницу, ведь там его поджидала драчливая Ленка, а с девочками он драться не мог, даже защищаясь, давая им сдачи, потому что хотел быть таким, как его папа.

— Вот как раз таким, как он, летчиком-испытателем ты у меня никогда не будешь, это совершенно точно, — твердо пообещала Светлана. — Этого я никогда не допущу.

— А почему тот дядя все время на тебя смотрит? — сменил тему сынишка. — Прикидывается, что газету читает, а сам смотрит? Не первый раз уже! И вчера смотрел, и позавчера, и на той неделе, и раньше. Этот дядя шпион, да?

— Не знаю… Может, и вправду шпион. — Светлана покраснела, не найдясь, что ему ответить. И, чтобы скрыть свое смущение, ласково шлепнула его по попке:

— Ну иди, поиграй еще немного, а потом мы с тобой пойдем, бабушку и дедушку навестим. Ты же их любишь?

— Люблю, — подтвердил малыш. — Они мне шоколадки вкусные покупают! — добавил он, убегая…

Светлана с улыбкой наблюдала, как они со всей серьезностью мирятся с Ленкой, чтобы через пять минут рассориться вновь — та была девчонкой с характером. Вспомнив слова сынишки, она невольно посмотрела в сторону симпатичного молодого человека, сидящего на скамейке напротив, который действительно, прикрываясь газетой смотрел на нее во все глаза.

Он приходил сюда как на дежурство, не пропуская ни одного дня уже на протяжении нескольких месяцев, но все никак не решался подойти к ней познакомиться. Уже дважды она улыбнулась в его сторону, видя как неловко скрывает он свой интерес к ней за мнимой читкой газет, и молодой человек также улыбнулся ей в ответ. «А ведь скоро решится, — подумала Светлана. — И что тогда ему ответить? Хотя, кажется, про себя она уже давно все решила… Ведь нельзя жить одним прошлым, все равно Сергея уже не вернешь… Она вспомнила, как была счастлива, узнав о своей беременности, ведь тогда, после его смерти, она была готова наложить на себя руки. А вот родился у нее сынишка, и одним только своим появлением на свет спас сразу три жизни — родители Колесникова тоже были совсем плохи, когда узнали о случившемся… Надо будет сегодня непременно к ним зайти, — решила Света, — они ведь так давно не видели своего внука — уже целых два дня! А вот ее мать… Она, видимо, уже неисправима. Как все это надоело…

Но что это? Что такое? — Молодой человек решительно свернул газету, и, не отрывая от нее взгляда, уверенным шагом направился в ее сторону. Светлана почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце и краска мгновенно прилила к лицу. — Боже, но что ему ответить? А я ведь как раз сегодня почти не накрашена… — с волнением подумала она. — Ведь не знала же, что он именно сегодня…»

— Здравствуйте, девушка, — тихо произнес молодой человек, остановившись прямо перед ней.

— Здравствуйте… — ответила молодая женщина, подняв на него свои огромные глаза, засветившиеся надеждой.

Из песочницы, забыв на время про забияку Ленку, за ними внимательно наблюдал темноволосый мальчуган…

На открытой веранде, расположенной недалеко от моря и являющейся собственностью одного из отелей модного средиземноморского курорта, вечером собрались пятеро старых друзей.

Они намеренно выбрали самое окончание мягкого бархатного сезона, когда иссякает основной поток отдыхающих, и сейчас, в этот предзакатный час, кроме них на веранде сидел поодаль лишь меланхолического вида старик со спутницей своего же возраста, очевидно, супружеская пара, да бармен, находясь за стойкой, углубился в основное барменское занятие — в очередной раз протирал и без того чистые бокалы. При этом он не отрываясь смотрел на двух молодых элегантных дам в роскошных туалетах, которые, облокотившись о перила, обрамляющие веранду, тихо о чем-то беседовали, в то время как трое их спутников сидели за одним из столиков, расположенных неподалеку от разговаривающих женщин, и не спеша потягивали свои коктейли. Точнее, он смотрел только на одну из высоких, почти одинакового роста и одинаково стройных, ослепительно красивых женщин — на очаровательную изящную шатенку лет двадцати семи, а блондинка, ее собеседница, года на четыре моложе, интересовала бармена меньше.

«Неужели они все-таки русские? — размышлял он, выполняя свою работу с размеренностью исправно выполняющего свои обязанности кухонного автомата. — Никогда бы не поверил.» За последнее время ему пришлось насмотреться на русских в немалых количествах, и бармен был сыт ими по горло. Они поражали его своими манерами, точнее, полнейшим их отсутствием, умением поглощать спиртные напитки — в основном водку — в количествах, не укладывающихся в голове нормального человека, способностью вести себя шумно, зачастую устраивая скандалы или приставая к приглянувшимся им женщинам, и подобными выходками, отвратительность которых не могли оправдать даже непомерно большие чаевые. К тому же большинство из них, даже являясь преуспевающими бизнесменами, более походили на обыкновенных бандитов, неожиданно сорвавших банк в казино и с усердием его прогуливающих. Эти же пятеро были совсем не такими. За две недели своего отдыха здесь они приходили на веранду уже в пятый раз и вели себя вполне пристойно, своими манерами и умением одеваться превосходя многих европейцев, не говоря уже о вызывавших раздражение американцах. Пожилой человек, один из трех мужчин, сидевших сейчас за столиком, одетый в смокинг и похожий на какого-нибудь ученого, видимо пойдет в казино, сопровождая двух дам, — решил бармен, — а двое сидящих с ним молодых людей, очевидно мужей двух нравившихся ему женщин, были одеты в простые шорты и легкие летние куртки. Вот они как раз чем-то и напоминали, ну, не бандитов, нет, но людей весьма жестких, что ли, за свой век немало повидавших и наверняка не понаслышке знающих, что такое убить человека…

Один, как предполагал бармен, муж блондинки, явно побывал наемником на какой-нибудь из столь многочисленных войн, ведущихся сейчас в бесчисленных горячих точках планеты — слишком уж он походил на типичного солдата удачи. Бармен бы совсем не удивился, если бы у того в номере оказался спрятан заряженный пистолет. Второй мужчина, чуть повыше, тоже выглядел весьма грозным типом, даже, пожалуй, опаснее своего спутника, только он выглядел более сдержанным, а та угроза, что исходила от него, была как бы загнана глубоко внутрь и была полностью контролируема своим носителем, в то время как его спутник, казалось, был готов пустить в ход свои кулаки или оружие при любом удобном случае и даже с немалым удовольствием, настолько он был импульсивен. Этот второй, более грозный, с короткой боксерской стрижкой, очевидно являлся мужем или, по крайней мере, спутником той самой обольстительной шатенки, на которую не отрываясь смотрел сейчас бармен. Блондинка была тоже очень хороша собой — высокая, красивая, но при всей стройности и длинноногости ей не хватало того шарма, аристократичности, породистости, наконец, что с лихвой проявлялось в ее собеседнице. Блондинка выглядела не то что бы вульгарной — нет, той самой вульгарности, которая присуща пусть даже самым дорогим и шикарным куртизанкам, в ней не было, но у нее были чуть более резкие, чем надо, жесты, чуть больше необходимого для по-настоящему аристократичной женщины косметики на лице, может, какое-либо лишнее украшение, что бармену, повидавшему за время своей работы самых шикарных женщин многих стран, сразу бросалось в тренированные глаза. Зато вот таких, как эта утонченная изысканная шатенка, он видел за свой век не более двух, ну, может трех, и все они являлись представительницами стариннейших европейских родов, носящими звучные титулы. Что шатенка также наверняка принадлежит какому-нибудь известнейшему старинному роду, у него не было никаких сомнений, их в России вроде бы тоже предостаточно. Может быть, даже царскому или княжескому, он не слишком разбирался в русских титулах. И это при всем том, что своей красотой, ухоженностью и элегантностью она превосходила любую из виденных им здесь, на курорте, известных манекенщиц, актрис или моделей, красующихся на обложках известных журналов, да вообще, ему даже не с кем было ее сравнить…

«Да-а, — подумал бармен, наблюдая с какой непринужденностью и царственной уверенностью в себе стоит, вглядываясь вдаль, молодая женщина, — кому-кому, но уж ей-то вряд ли пришлось хлебнуть в жизни хоть самую малую толику горя. Да что там горя — вряд ли она работала, к примеру, за стойкой, как я, или работала где-либо вообще. Понятное дело — сплошные банкеты, балы, спорт для здоровья — теннис, бассейн, все прочее — отсюда и вся эта холеность, изящество, элегантность. Живут же люди…» — Он вздохнул и энергично набросился на какой-то показавшийся ему грязным бокал. Такое — у него в баре?..

— Слушай, это уже просто невозможно! — с нарочитой плаксивостью в голосе пожаловалась блондинка своей спутнице.

— Опять бармен весь вечер не сводит с тебя глаз. Оля, ну почему буквально везде, где только ты появляешься, мужчины на стены начинают лезть, лишь бы привлечь твое внимание? Я сто раз замечала, что стоит тебе куда-нибудь прийти… Помнишь, сколько раз вы с Сашей опаздывали из-за дочурки, и появлялись в гостях, когда вечеринка была уже в самом разгаре?

Многие давно пьяны в дымину, а тут появляешься ты, и… — Вика недоверчиво покачала головой. — Ну, то что мужики моментально забывают о своих женах и начинают пялиться исключительно на тебя, к этому я давно привыкла. Но ведь… Они мгновенно перестают ругаться матом, прекращают свои дурацкие споры, начинают состязаться в остроумии, лишь бы завоевать хоть один твой мимолетный благосклонный взгляд, не говоря уже об улыбке, и даже… даже разом трезвеют! — Ольга не выдержала, рассмеялась, покачала головой. — Но ведь это правда, Оля! Даже их жены не могут на тебя по-настоящему сердиться, это было только в самом начале, пока все не узнали тебя получше, пока не поняли, что ты не дешевая охотница за чужими мужьями и не любительница сомнительных приключений. И что ты вообще необыкновенная, что завидовать тебе попросту бесполезно, это все равно что завидовать солнцу, которое светит. А вот я вечно оказываюсь в твоей тени.

— Не правда, — мягко возразила шатенка, — помнишь, вчера вечером, в ресторане, тот англичанин все пытался с тобой познакомиться? Он явно влюбился, даже обещал тебя похитить.

— А, — небрежно махнула рукой блондинка, — просто перепил, наверное. Кому я нужна, да еще до такой степени, чтобы меня похищать! Вот тебя… — По лицу молодой женщины пробежала легкая тень, и Вика испуганно прикрыла рот ладонью. — Ой, Олечка, извини, опять я, дура… Прости меня, пожалуйста. — Она осторожно сжала руку Ольги, и та улыбнулась.

— Ничего, ничего… Продолжай.

— А Сережка мой тоже хорош, чуть морду ему не набил! Ну ты представляешь? В фешенебельном ресторане! Там ведь такая публика собирается… Хорошо, что ты вовремя его успокоила.

Видишь, опять же! Стоило только тебе на него посмотреть, как он мгновенно обмяк и даже залепетал что-то невнятное в свое оправдание. Не сказать — только посмотреть! И весь его боевой пыл сразу сошел на нет. Он ведь даже просил у тебя прощения за свое гнусное поведение! Ведь так было, правда? — Ольга кивнула. — Вот видишь! — Вика с недоумением пожала плечами. — Я не помню, когда он вообще у кого-то поросил прощения! Хотя бы разок! А тут вдруг… причем, не у меня, а именно у тебя! Ты вообще, на всех можешь влиять, стоит тебе только этого захотеть. Я давно это заметила. Даже на моего крутейшего и абсолютно неуправляемого муженька — знаменитого кулакамимахателя. Он и мне потом в номере чуть было не врезал, все бушевал, кричал, что я сама виновата, глазки тому англичанину строила… Я чудом вырвалась, прибежала в ваш номер, ты пришла его успокоить… — Вика весело засмеялась, — и уже через секунду он опять извинялся, целовал тебе ручки, чуть не вставал на колени… Опять просил прощения у тебя! Не у жены, которую чуть было не прибил, а у тебя! Только за то, что ты оказалась недовольна его поведением! Но ты не думай, я не обижаюсь. — Вика опять сжала Ольгину руку. — Просто пытаюсь понять… А тогда, помнишь? Опять приревновал к какому-то бизнесмену, что ли, да так мне врезал, что у меня губа лопнула. Я теперь, как в зеркало посмотрюсь, мне все кажется, что заметно, вроде даже шрам остался. А, Оля, посмотри?

— У тебя, Вика, очень прелестные губки, всем на зависть. Не выдумывай, — ласково проговорила Оля, мягко обнимая подругу за плечи. — Просто прелестные, — повторила она.

— Да, — капризно ответила та, — все равно мне не нравятся. Я бы хотела такие, как у тебя. Вот у тебя губки! Чуть припухлые, и какие-то такие… В общем, просто прелесть. Даже не знаю, как объяснить. Такие, загадочные, что ли? Представляю, как мужиков тянет их поцеловать.

— Ну что ты, глупенькая, — попыталась доказать ей Ольга, — ты очень красивая девушка и сама прекрасно об этом знаешь.

— Все равно, — не успокаивалась Вика, — такой как ты, мне никогда не стать. А почему? Вот смотри, — она посмотрела на подругу с некоторым вызовом, — у меня и ноги не хуже, вроде, чем у тебя, и такие же длинные, и такие же стройные.

И талия такая же тонкая, и вообще, вся фигурка отличная, а ты все равно, словно королева какая-то недосягаемая.

— Да нет же! — Ольга опять негромко рассмеялась. — Не придумывай, Вика! Самая обыкновенная я, правда. Самая обыкновенная женщина. Какая же я королева?

— Не обманывай, — задумчиво возразила Вика, — ты совсем не обыкновенная. Иногда я тебя даже немного побаиваюсь. Ты вся такая элегантная, аристократичная, с королевскими манерами, вроде бы холодная и недосягаемая, а потом вдруг сделаешь какой-нибудь особый жест, или засмеешься как-то так, по-особенному, или даже просто глянешь каким-то своим коронным взглядом, и сразу чувствуется, что на самом деле никакая ты не холодная, что наоборот, страсти в тебе так и кипят, у тебя какой-то огонь внутри, вот поэтому мужчины к тебе так и липнут… А вообще, — на полном серьезе заявила Вика, — я думаю, что ты какого-то королевского рода. Нет, не так…

Царской династии, так ведь, кажется, говорят? Ну, или какие еще там бывают, княжеские, да? Ты, наверное, княгиня какая-нибудь настоящая. Княгиня Ольга… — с тихой торжественностью в голосе попробовала на слух Вика и тут же, с присущей ей взбалмошностью, развернула тему разговора на сто восемьдесят градусов: