Да, ей приходилось с любезной улыбкой на лице принимать участие в давно опостылевшей, да что там — попросту омерзительной «игре с авторучкой», участницей и исполнительницей главной роли в которой она являлась, но все это не шло ни в какое сравнение с только что виденным… К тому же она совершала все пусть не совсем, не до конца, но можно считать, добровольно, в то время, как над той женщиной ее патрон попросту зверски надругался, по-настоящему изнасиловал. Это было ужасно и по той причине, что если она до некоторых пор еще тешила себя иллюзией безопасности — мол, все то звериное, что порой просачивалось из под его маски полубизнесмена-полубандита, никогда ее не коснется, подобно тому, как некоторые хищники мирятся с присутствием в их клетке животного другого вида, зачастую просто привыкая к соседу и не вонзая в него клыки, в особенности если его хорошо кормят, то только не сейчас. Сейчас она впервые наконец ясно осознала, что этот подонок уже давно переступил ту грань, что отделяла его от нормальных людей, и что его действия в любой момент могут стать непредсказуемыми — в том числе и в отношении нее, а это уже просто внушало страх… В случае чего, при малейшей угрозе — даже не жизни, нет, а хотя бы его благополучию, — он расправится с ней не задумываясь, несмотря даже на то, что она явно очень нравилась ему как женщина и с первых дней своей работы ни в чем ему не отказывала — именно на этих условиях он ее и принимал, заметив и оценив на том самом, как уже теперь ей казалось, злополучном для нее конкурсе красоты…

Словно во сне Таня подошла к давно надрывающемуся телефону и на вопрос охранника, действительно ли именно к ним в офис приехала машина скорой помощи, ответила утвердительно.

Вскоре она механически отвечала на какие-то вопросы суетившихся вокруг Альбининого тела людей в белых халатах и с безразличием следила, как той делают какие-то уколы и укладывают на носилки. Значит, жива… Так совершенно без всяческих эмоций подумала девушка и, глядя на внезапно ставшее совсем маленьким тело лежащей на носилках женщины, которая враз потеряла свою былую грозность и мощь — а возможно, ей с самого начала просто от страха показалось, что та была размерами не менее Гаргантюа с Пантагрюэлем вместе взятых, — к ней вдруг пришла в голову отчаянная в своей дерзости идея, за которую она тут же уцепилась… Только потом, значительно позже, уже отойдя от суматохи и впечатлений этого страшного для нее дня, она, уже подлечив свое разбитое лицо, с удивлением спрашивала себя, как не побоялась совершить такой дерзкий поступок и сама же себе отвечала: вероятнее всего от трепки, полученной от Альбины, от ее сильных ударов у нее просто помутилось в голове; ничем иным свою минутную смелость объяснить было невозможно…

Схватив обе кассеты, бросив их в свою сумочку, девушка бросилась вслед за врачами, заперла за собой двери офиса и, проскальзывая вслед за носилками мимо удивленно уставившегося на ее разбитое, горевшее огнем лицо, охранника, сумбурно объяснила ему на ходу, показывая на свой опухший, только-только прекративший кровоточить носик:

— Я сильно пострадала, и… я сейчас, я только съезжу в травмпункт… да и ее нужно сопроводить… — Она кивнула на носилки. — Если будет звонить мой шеф, передайте ему все это, пожалуйста!

Тот кивнул, а Таня, мигом запрыгнув в свой «Опелек», уже через секунду рассекала по улицам, поминутно нарушая правила дорожного движения и непрестанно создавая аварийные ситуации, но при этом упорно мчась по нужному ей адресу и не обращая никакого внимания на сигналы разгневанных водителей.

Ее мысль отличалась той простотой и гениальностью, которая только могла посетить в тот момент ее травмированную голову: быстренько переписать обе кассеты и вернуть оригиналы в сейф хозяина, пользуясь его занятостью после свалившегося на него несчастья — а теперь уже и не одного. Если он вернется в ее отсутствие, она объяснит, что кассеты схватила взбесившаяся Альбина, а куда они делись потом, она и представить себе не может — или их прибрали к рукам санитары, или они потерялись по дороге, — главное при этих наивных объяснениях держаться как можно более естественней… Это только потом, окончательно придя в себя, Таня с запоздалым ужасом сообразила, что потеряв такой материал, который для врагов Мышастого или милиции представлял неимоверную ценность, а для него же означавший либо новый срок, либо бесконечное ублажение непомерных аппетитов шантажистов, он не ограничился бы ее наивными разъяснениями — он наверняка не остановился бы вообще ни перед чем и, добиваясь признания, расколол бы ее куда легче грецкого ореха, даже если бы для этих целей ему пришлось использовать пресловутый утюг, паяльник, или просто нож под ребро…

Но это осознание пришло к ней уже потом, гораздо позже, а сейчас Таня была твердо убеждена, что получить дубликаты — это ее единственная возможность уцелеть, если когда-нибудь в будущем некоторые обстоятельства вдруг сложатся не в ее пользу. Девушка довольно наивно полагала, что имея в загашнике спрятанный на своего шефа компромат, она будет иметь возможность в случае чего выторговать себе жизнь…

Наконец она остановилась возле дома своего давнего знакомого, с которым пребывала в приятельских отношениях и который, создав на дому что-то наподобие небольшой видеостудии, обзаведясь для этого полупрофессиональной аппаратурой, клепал всевозможные пиратские копии или выполнял спецзаказы многочисленных клиентов. Именно такой клиенткой сейчас собиралась стать и она.

— О, Танюшка! Сколько лет, сколько зим! — Он собрался было ее приобнять, но при виде изуродованного лица испуганно отшатнулся. — Да что это с тобой? Тебе же надо немедленно в больницу, Таня! У тебя ведь может быть сотрясение. Где это тебя так угораздило? Ты что, попала в аварию?

— Вроде того, — усмехнулась она и, бесцеремонно отодвинув парня в сторону, прошла прямиком в комнату, где мигали какие-то лампочки, горели индикаторы, что-то бесшумно крутилось, шевелилось… — Слушай, Игорь, только ради бога, не задавай лишних вопросов, — сразу приступила Таня к делу. — У меня нет ни единой лишней секунды и любое промедление может мне очень дорого обойтись, возможно даже стоить жизни.

Игорь, внимательно посмотрев девушке в глаза, только молча кивнул — видимо ее внешний вид вполне подтверждал серьезность только что сказанного.

— Ты, Игорек, пожалуйста, сверни все, чем сейчас занимаешься, а неустойку я позже тебе оплачу. Ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю и обманывать тебя не стану. — Тот опять молча кивнул, с интересом ожидая продолжения столь неожиданно прозвучавшей просьбы. — Я тебе сейчас дам две видеокассеты, а ты мне быстренько сделай с них дубликаты. Понимаешь? Максимально быстро, дорога каждая минута, поверь.

Ведь есть же у тебя какая-нибудь там ускоренная перезапись или что-то в этом роде? И еще… О содержании этих кассет ты ни в коем случае не должен знать — это может создать угрозу в том числе и для тебя самого. А потом, там есть… — Она запнулась. — Мое очень… очень личное. Понимаешь?

— А они записаны до конца? — Игорь уже с профессиональным интересом вертел в руках переданные девушкой видеокассеты.

— Игорек, миленький… Ей-богу, не знаю, я видела только самое начало. Поторопись, пожалуйста…

Тот молча подошел к своим работающим агрегатам, быстро и уверенно защелкал какими-то клавишами, тумблерами, вынул кассеты, видимо стоявшие на перезаписи — Татьяне все это было неинтересно, — зарядил поданные ею, что-то быстро настроил и, заметив ее настороженный взгляд, с улыбкой произнес:

— Все, все, уходим на кухню, подглядывать не собираюсь. Только через какое-то время вместе зайдем и проверим, может пленки записаны не до конца. — И увлек девушку на кухню.

Спустя некоторое время, налив обоим по чашке кофе, Игорь вдруг пристально уставился на лицо гостьи.

— Что, не нравлюсь? Страшной стала? — усмехнулась Таня.

Она осторожно отпила глоточек напитка, стараясь не потревожить распухшие губы, и вдруг бросилась к оставленной в комнате сумочке за зеркальцем… — Да-а-а, ничего не скажешь, просто красавица! Настоящая, без малейших преувеличений… — наигранно бодрым тоном постаралась произнести Таня, но ее голос предательски задрожал, а на глаза навернулись слезы. — Ну, что уставился? — теперь уже нарочито грубо спросила она, устав от непрерывного и какого-то странного взгляда Игоря, значения которого пока никак не могла разгадать. — Говорю же, не смей меня рассматривать! Я не хочу! И не расспрашивай также, кто меня так отделал, все равно ничего не скажу!

— Не в том дело. — Игорь как будто все не решался что-то произнести. — Ты же сама прекрасно знаешь, что нравишься мне с тех самых пор, как мы с тобой познакомились и это, — он кивнул на ее лицо, — не играет для меня ровным счетом никакого значения. Ведь все это временно, через недельку ты опять станешь такой же красавицей, какой была всегда. — При его словах Таня не смогла сдержать улыбки, но все еще не понимала, куда он клонит. — В общем, я насчет оплаты… — Ее собеседник немножко замялся.

— Ах, так вот что это за взгляды! — Она рассмеялась. — И только-то? Но я же тебе ясно сказала, что нужную сумму ты назовешь сам, а я не поскуплюсь и торговаться не собираюсь.

Ну, в пределах разумного, конечно, — осмотрительно добавила молодая женщина. — К примеру, поездку на те же Канары ты за мой счет вряд ли сможешь себе устроить. Так что, смело называй свою цену, не стесняйся, — приободрила она все еще мявшегося Игоря.

— Я… ты понимаешь, мне не нужны деньги… — и посмотрев удивленной женщине в глаза, собравшись, наконец, с духом, Игорь решительно выпалил:

— Мне нужна ты сама!

— Я… я правильно тебя поняла? — Таня с удивлением посмотрела на вновь смутившегося от своего откровения мужчину. — Ты хочешь сказать, что…

— Да! Я хочу тебя! — снова набравшись храбрости рубанул он. — Так, и только так! Иначе… — Он дернулся в сторону комнаты. — Я останавливаю запись!

— Стой! Да стой же ты, дурачок! — вскочив, перехватила его на полпути Таня. — Погоди, ведь я же тебе еще ничего не ответила. Я ведь не сказала, что я… я согласна. Да, я согласна, шантажист ты мой милый. Пользуешься моим девичьим безвыходным положением… — Женщина привстала на цыпочки, обвила руками шею мгновенно сомлевшего от счастья Игоря и нежно прикоснулась разбитыми губами к мужским, напрягшимся в ожидании. — Милый…

Через минуту она, захлебываясь от наплыва чувств, шептала растерянному, не верящему в происходящее Игорю:

— Что ж ты раньше-то молчал, дурачок? Ты мне тоже давно нравишься, но кто, в конце концов, должен делать первый шаг?

Неужели слабая женщина? — И опять, преодолевая боль в разбитых губах, нежно его поцеловала. — Ведь сколько времени потеряно, скольких ошибок мне можно было избежать, если б ты не был у меня таким робким.

— Ничего, мы с тобой еще все наверстаем, — улыбался так неожиданно обретший свое счастье мужчина и вдруг, вспомнив, закричал:

— Танюшка, мы с тобой оба сошли с ума! Ведь сама говорила, что тебе надо быстрей, что это очень важно… — Он бросился в комнату. Татьяна тут же помчалась вслед за ним.

— Все, — констатировал Игорь, посмотрев на пустой экран и сверившись с часами. — Было записано примерно до половины.

Ну, плюс-минус… — Он поспешно вынул четыре кассеты и протянул их Тане:

— Быстро, милая. Может, мне поехать с тобой?

— Он выпятил грудь. — Теперь я буду тебя защищать. Отныне это мое неотъемлемое право и почетная обязанность, как… как твоего… — Он еще не решался произнести слово, обозначающее его новое положение по отношению к девушке, которую считал самой красивой и желанной на свете. А вдруг ему все приснилось и она сейчас над ним лишь посмеется?

— Сиди уж, защитник, — с улыбкой остановила его Таня. — К сожалению, именно в этом моем деле тебе помочь не удастся.

— Вспомнив о грозящей ей опасности, девушка заторопилась. — Все Игорек, жди, я сама тебе позвоню. Привет!

— А телефон? — закричал тот, выскочив вслед за ней на лестничную клетку. — Ведь ты не знаешь моего телефона!

Таня, вместо ответа, даже не оборачиваясь, только отмахнулась от него рукой — не объяснять же было этому несмышленышу, что она уже давно знала его телефон, но у нее просто не хватало смелости ему позвонить. А еще у нее была девичья гордость, мешавшая это осуществить — неужели, действительно, это ей надо было делать первый шаг к сближению? «А интересно, можно ли такой как я еще рассуждать о какой-то девичьей гордости после всего того, что я позволяла проделывать с собой Мышастому? — задала она себе вопрос. — После всех этих игр с авторучками и подобного?.. Потом, сейчас некогда! — тут же оборвала себя молодая женщина, уходя от скользкой и неприятной для себя темы. — Надо спешить, время поджимает — а это уже опасно. — И уже мчась назад, опять вспомнила:

— Нет, но какой же он все-таки подонок… Что он с той девчонкой сотворил… — А через секунду, неожиданно:

— А если бы Игорь увидел ту, «мою» кассету? Захотел бы он после такого со мной встречаться?» — Ее мгновенно бросило в жар…

В тот день все закончилось весьма для нее благополучно.

Вернувшись в офис, Таня никого не застала — ни сам Мышастый, ни какой-либо гонец от него не появлялся. Также повезло, что в тот день отсутствовал его зам, Валентин Самойлов — тот был в отъезде, а будь он на месте, нечего было и думать провернуть такую операцию. Но с другой стороны, при нем Альбина не натворила бы всего того, что произошло, включая и Танины ушибы. И о видеокассетах она бы ничего не узнала и продолжала бы жить спокойно. К лучшему все оказалось или к худшему — как сейчас можно было определить? И только теперь Татьяна наконец вспомнила, что ей давно было необходимо сделать, как секретарше Мышастого — она позвонила шефу на мобильник и доложила о трагедии, произошедшей с Альбиной Георгиевной. Тот лишь крепко выругался и тут же дал отбой.

К его возвращению Таня уже придумала довольно складную, как ей казалось, полуправдивую версию о том, что здесь произошло, не упоминая о таком факте, что его жена обнаружила злополучную кассету. По ее словам, Альбину Георгиевну просто хватила кондрашка от переизбытка эмоций, связанных с анонимным посланием — этот измятый в боях листок лежал сейчас на столе патрона в качестве вещдока, а кассеты она уже давно аккуратно вернула на свои места.

Так что, все прошло относительно для нее гладко — вернувшийся патрон грузно, с одышкой ходил по офису, непрерывно матерился, с любопытством разглядывал изменившееся Танино лицо и порой кричал. Кричал на «этих идиотских похитителей», которые «совсем оборзели»; кричал на идиотку Альбину, которая начала «заниматься херней» и в итоге сама же от этого и пострадала; на идиота Бодрова — только здесь уже Таня так и не поняла до конца, чем тот не угодил ее шефу; кричал и на других идиотов, что окружают его уже давно — сначала по отдельности, а затем и на всех скопом… Единственным спокойным и как бы между прочим заданным вопросом был — не входила ли случайно жена в комнату отдыха во время его отсутствия.

Тане вроде бы удалось, как она, по крайней мере на то надеялась, вполне правдоподобно изобразить отрицание этого факта, тем более, что по ее теперешнему новому лицу все равно ничего конкретного определить было нельзя, и шеф вроде бы успокоился…

Нет, ну это надо же, — размышлял Мышастый, в остервенении расхаживая по своему кабинету, — сколько всякого дерьма свалилось на мою голову. А что самое неприятное — свалилось одновременно, разом. Во-первых — эта дурацкая история с дочерью. Деньги будут у него уже завтра, насчет этого он договорился, но как состоится этот дурацкий обмен и вообще, что будет дальше, тут даже гадать невозможно, до того все было непредсказуемо. Потом еще эта идиотка Альбина… Ну за каким хером, спрашивается, ее вообще понесло к нему в офис? Чтобы здесь грохнуться то ли с инфарктом, то ли с инсультом? Кстати, надо будет все-таки съездить к ней в больницу, поинтересоваться — как-никак она его жена; а Татьяне дать указание, чтобы созвонилась пока с врачами, разузнала подробности. А эта мудацкая записка?

Он с раздражением повертел ее в руках, затем решительно смял и швырнул в мусорное ведро. Ну кому, ну какой, спрашивается, суке понадобилось такое вот вытворять? Небось, какой-нибудь Альбининой недоброжелательнице, кому ж еще. С ее-то вздорным характером таковых наверняка скопилось изрядное количество. Вся эта галиматья была явно сляпана наспех, кое-как, лишь для того, чтобы ее подразнить. Ни даже имени любовницы, никаких подробностей, а так, стрела, запущенная наугад — дескать, какой же начальник не спит со своей секретаршей? А про беременность и развод… Да это же вообще просто курам на смех! Будто он собирается жениться на этой смазливой подстилке! Да таких проституток в городе пруд пруди! Однако, необходимо было признать, что этому безвестному выдумщику повезло и цели он своей достиг — стрела попала в точно. И даже наверняка произвела при этом гораздо больше разрушений, чем тот надеялся — может, Альбина лежала сейчас при смерти.

Еще его тревожили внезапно ухудшившиеся отношения с Бодровым — это уже не шутка. Началось все со звонка последнего, когда тот, будучи в весьма взвинченном состоянии, начал нести всякую ахинею. В частности, поинтересовался, не его ли это, Мышастого работа — ограбление Бодровского магазина модной одежды? Видимо, этот мудак пустился в очередной запой, с ним это бывало, а что самое неприятное, за последнее время все чаще и чаще. По пьянке же он становился совершенно неуправляемым и самым настоящим мудаком — иного слова и не подобрать. Мышастый немножко вспылил и распрощались они без особой теплоты в голосе. А сейчас и он сам позвонил Бодрову по поводу своей дочери, тем более, что повод этот был значительно серьезнее, чем какой-то долбаный Бодровский магазин. И то ли Лысый еще не отошел после прежнего их разговора, затаив обиду, то ли опять был пьян либо с бодуна, но факт остается фактом — он просто послал его, Мышастого, на хер! И ладно бы еще просто послал, черт бы с ним, мало ли чего не бывает между двумя взрослыми мужчинами — так нет же, тот еще и заявил, что его дочь, молодая проститутка, которую отгуляло уже полгорода, а вторая половина просто поленилась это сделать, вообще на хрен никому не нужна, и пусть он вместе со своей дочуркой-прошмандовкой катится… Пришлось просто повесить трубку. Он был тогда в самой настоящей ярости — такое уже чересчур!

И вот как ему при таких событиях, довольно значительных даже по отдельности, можно было оставаться спокойным, а ведь они обрушились на него скопом! Конечно же, тут у любого крыша поедет… Да плюс ко всему он еще забыл убрать ту кассету в сейф — это же вообще немыслимое дело! А если бы одну из этих кассет — ту самую, с Ольгой — увидела бы Альбина или его секретарша? Ну, жена — ладно, ее наверняка хватило бы только на то, чтобы закатить очередную невиданной силы истерику, но на нее он бы в итоге какую-нибудь управу нашел, а вот секретарша… С таким материалом на него она могла бы понатворить таких дел… Хотя, судя по ее ответу на его вскользь заданный вопрос, она действительно не в курсе, но кто знает… Мышастый решил, что как только он расхлебает все навалившееся дерьмо, надо бы заняться этой шлюшкой вплотную. Даже если она и на самом деле окажется чиста, все равно надо будет от нее избавиться. И так немало во что посвящена, а тут еще и это… А что, — с внезапно вспыхнувшим азартом подумалось ему, — девчонка она одинокая, родители хрен знает где, живет одна — по ней и плакать-то будет некому. Если ее все равно убирать, то после Ольги можно будет и эту проститутку пропустить через каминный зал, покуражившись над ней всласть. Плеток да пиявок хватит на обеих, и ко всему прочему — она тоже красива. Да, так и надо сделать…

Тут он опять вспомнил об Ольге — ведь срок Желябова как раз подходит к концу, уже можно потихоньку готовиться к окончанию спектакля. Черт, но как же все не вовремя… А может, с Альбиной-то — оно и к лучшему? — вдруг осенило его. — Не будет путаться под ногами, только и всего. Теперь он может резвиться сколько угодно! Вот только расхлебать побыстрее с этими чертовыми похитителями — и вперед! И как только все закончится, он… Да он с этой чертовой красавицы просто шкуру живьем сдерет! — решил Мышастый. Он внезапно осознал, что ведь именно после ее появления на него обрушились все эти несчастья. Да, так и есть. Завтра он покончит с долбаным похитителем и тогда его ничто не остановит. Ощущать себя вершителем чужих судеб было чертовски приятно…

Чиж, протащив испуганно мычащую сквозь его ладонь, упирающуюся брюнетку по коридору, остановился, и оглянувшись, выразительно посмотрел на Сергея. Тот, поняв его без слов, мигом пробежался по двум комнатам, заглянул в кухню, ванную, туалет и напоследок проверил балкон.

— Все чисто, — доложил он и улыбнулся — все эти действия напомнили ему о своей прежней работе в интим-клубе.

Александр втащил женщину в комнату размером побольше и принудил ее сесть вместе с ним на диван. Сидя и обнимая ее, он отдаленно напоминал одного из двух влюбленных, если бы только его рука не зажимала плотно рот своей насмерть перепуганной «возлюбленной».

— Слушай меня внимательно, — негромким, успокаивающим голосом сказал он ей прямо в ухо. — Ты меня слышишь? — Девушка с усердием закивала головой, насколько это только было возможно при удерживающей ее руке, и опять замычала что-то неразборчивое — похоже, в качестве дополнительного подтверждения положительного ответа.

— Значит, так. Вариант первый… — так же спокойно продолжал растолковывать ей Александр, в то время как Сергей, стоя напротив них, с интересом оглядывался в незнакомом месте. — Сейчас я тебя отпускаю и ты ведешь себя очень-очень тихо, тогда мы с тобой просто разговариваем. Вариант второй, с непредсказуемыми для тебя последствиями: я тебя отпускаю, ты начинаешь кричать, я опять зажимаю тебе рот и тогда…

Как получится дальше, я и сам пока еще не знаю. Понимаешь, я парень очень нервный, а мой напарник и того более. — Сергей серьезно кивнул, подтверждая слова друга. — Вот тогда-то и могут пойти в ход всяческие там утюги и все прочее, что мне, откровенно говоря, делать не очень бы хотелось. Понятно? — В ответ опять раздалось мычание и лихорадочные кивки головой.

— Вроде, понятно, — удовлетворился такой формой ответа своей жертвы Чиж. — Ну, приступим тогда к голосованию. Кто за первый вариант, прошу подтвердить кивком головы. — Брюнетка опять продемонстрировала гибкость своей шеи и умение разговаривать через ладонь. — А кто за второй вариант? — продолжил Чиж. — Теперь ее голова изо всех сил отрицательно замоталась из стороны в сторону. — Ну, будем считать, что партнеры пришли к обоюдному согласию.

Чиж пока еще очень осторожно, готовый при малейшей угрозе крика вновь применить уже испытанное средство воздействия, убрал руку с женского рта. Татьяна не делала попыток закричать или еще каким-нибудь способом проявить свою строптивость и это чуть успокоило настороженных пока ребят.

— Кто вы такие и что вам от меня нужно? — только спросила она очень негромко, переводя с одного на другого испуганный взгляд.

— Что ж, вопрос законный, — согласился Чиж. — Удовлетворяю твое любопытство… Кстати, предлагаю сразу перейти на «ты» — надеюсь, возражений не имеется? — Таня усмехнулась:

— Как будто мое несогласие может что-то изменить.

— А вот тут-то вы и ошибаетесь, гражданочка. Мы ведь люди вежливые, не какие-нибудь воры или насильники. Вот вам, кстати и ответ на вопрос. — Чиж произносил все нарочито спокойным, тихим голосом, чтобы успокоить девушку, и кажется ему это удалось — она стала смотреть менее испуганно.

— Зачем же вы тогда пришли? — спросила она уже даже с некоторым интересом.

— Ты ведь работаешь секретаршей у Мышастого? — ответил вопросом Александр.

Тут Таня вновь испугалась, и теперь уже по-настоящему, гораздо больше, чем несколькими минутами назад. Первой же ее мыслью было, что шеф все же заподозрил ее в том, что она узнала о содержании кассет — точнее той, страшной, ведь «ее» кассета по сравнению с той являлась просто баловством, — и прислал этих молодчиков, чтобы они с нею расправились. А если они узнают еще и о том, что она сделала дубликаты… Таня вспомнила про утюг и испуганно сжалась:

— Я… Вы что, пришли от него? — Она ожидала ответа со страхом.

— Неужели ты так боишься своего шефа? — удивился Александр. — А, Таня? Тебя ведь Таней зовут, правда?

— Мы вроде не знакомы, — растерялась девушка.

— Ну что ж, сейчас мы это упущение и исправим. Меня зовут Сашей, а его Сергеем. — Чиж кивнул на друга, который вежливо поклонился. Он все так продолжал стоять напротив сидящей пары. — Ну так что, Танечка?

— Я… я не боюсь, — весьма неубедительно начала та. — Просто я… — Она не знала, что бы ей придумать для оправдания испуга при упоминании имени своего шефа. — Я… я не знаю, как вам все объяснить, — наконец растерянно призналась девушка.

— Танечка, а ведь врать нехорошо, тебя в детстве, небось, такому учили? — Чиж весело посмотрел ей в глаза. — То, что она так боялась своего патрона, являлось хорошим признаком, говорящем о многом. Возможно она в чем-то перед ним провинилась. В любом случае, с ней теперь было гораздо легче договориться, чем если бы она стояла за него горой. Только сейчас Чиж, еще не до конца доверявший Тане и незаметно для девушки контролировавший каждое ее движение, смог, наконец, немного расслабиться. — Кстати, Сергей, будь другом, погляди, где там букетик — я его в коридоре выронил. Красивой девушке — красивые цветы, — пояснил он Тане и она слегка зарделась от его незамысловатого комплимента.

Когда в комнату вернулся Сергей с букетом цветов и передал его Александру, тот встал и принялся озираться по сторонам, поглядывая на часы.

— Вспомнила! — обрадовалась Таня. — Ты тот самый влюбленный, что крутился возле стоянки, верно? Вот тогда-то вы и имя мое узнали, и проследили за мной, да?

— Поставь куда-нибудь, чего зря добру пропадать. — Чиж передал ей букетик. — Вот видишь, Танюша, ты, оказывается, очень наблюдательная девушка и умеешь мыслить логически. А с умной женщиной и поговорить приятно. — Чиж нарочно сыпал комплиментами и дальше, видя, как благотворно действуют они на молодую женщину — она расцвела еще больше. А с другой стороны, все им произносимое действительно соответствовало истине, поэтому ему совсем не приходилось кривить душой. — Я думаю, мы найдем с тобой общий язык, и ты поможешь нам в одном нелегком деле.

— А в чем я вам должна помочь? — спросила Таня, найдя вазочку и отправившись на кухню набрать воды.

Чиж, проследовавший на всякий случай за ней — все-таки доверять девушке до конца было еще рановато, — посмотрел, как она набирает воду, пристраивает цветы, и вернулся вслед за Таней в комнату. Они опять присели на диван, Сергей присел в кресло возле, и Чиж, какое-то время молча разглядыввший Татьяну и обдумывавший про себя, можно ли ей окончательно довериться, все же решился рассказать ей обо всем начистоту и попросить если не прямого содействия, то хотя бы поделиться с ним всем, что она только может знать. Ведь не пытать же ее было в самом-то деле! Хотя, откровенно говоря, еще немного, и он бы дошел и до такого. Ну, по-крайней мере, если она откажется ему помочь или поделиться секретами шефа, он найдет способ воздействия. Запугает ее похлеще этого самого Мышастого, которого она, по-видимому, очень боялась — ведь нельзя было допустить, чтобы она их выдала… Чиж определился окончательно. Глядя Тане прямо в глаза, он тихо произнес:

— Хорошо, Танюша, сейчас я расскажу тебе все, от начала до конца, и тогда ты сама решишь, стоит нам помогать, или нет. Я думаю, выслушав мой рассказ, ты простишь нам и нападение на твою квартиру, и свой испуг, и то, что мы за тобой следили. И если ты осталась нормальным человеком, несмотря на то, что работаешь у самого настоящего бандита, то сумеешь сделать правильные выводы, я в этом не сомневаюсь.

Выслушав такое предисловие, девушка просто молча кивнула головой, окончательно убеждаясь, что ребята, вроде, неплохие, а привела их сюда, к ней, наверняка какая-то беда.

Уж, по-крайней мере, они явно не пришли от Мышастого, которого она теперь не просто тихо ненавидела, как раньше, а уже смертельно боялась…

А Чиж, достав фотографию Оли, начал свой невеселый рассказ, наблюдая за реакцией внимательно слушающей девушки.

И видя, что услышанное не оставляет ее равнодушной, что по мере его продвижения до сути дела, по которому они навестили ее таким хамским образом, на ее лице проявляются все те переживания, что испытывал он сам, Чиж понял, что избрал верный путь… А рассказал он абсолютно все и намеренно подробно, от самого начала его знакомства с Ольгой, о том какая она веселая и жизнерадостная, какая добрая и красивая, никому и никогда не причинившая зла девушка, как они любят друг друга, как она неожиданно пропала, поехав по злосчастному объявлению принимать участие в съемках, как они с Сергеем бросились на ее розыски, как допрашивали Майкла, как вышли на саму Таню — все вплоть до той минуты, которая сейчас отсчитывалась на часах, мирно тикающих в секции, расположенной напротив дивана…

После этого он опять молча сидел и внимательно вглядывался в ее лицо, на котором начинало проявляться какое-то понимание и, кажется, догадка о чем-то очень страшном, потому что в какой-то момент, внимательно поглядев на Олину фотографию и, видимо, утвердившись в своих подозрениях, девушка едва не заплакала, бросив на Александра сочувственный взгляд. А он намеренно не торопил Таню, чтобы та собралась с мыслями и еще отчасти потому, что чувствовал — сейчас он услышит нечто настолько неприятное и страшное для себя, что ему инстинктивно захотелось оттянуть момент, после которого он наверняка не сможет спокойно жить, потому что, Оля, быть может, даже…

— Я… — Таня наконец решилась заговорить, при этом она старательно избегала смотреть на Александра. — Я, кажется…

Я, кажется, знаю, где твоя девушка. — Еще раз посмотрев на Олину фотографию, она больше не сомневалась, что та несчастная с виденной ею кассеты, та красавица, которую таким омерзительным способом изнасиловал ее шеф, и является невестой сидящего перед ней парня, той самой Олей. Да в общем-то, по фотографии, показанной Сашей, она сразу это поняла, но ей так не хотелось в это верить…