Чиж вырезал из газеты объявление, хотя его цепкая тренированная память уже и без того могла воспроизвести прочитанные строчки без запинки. Надо туда съездить, в этот самый Благогорск, — решил он. И, причем, не медля ни секунды. Чиж даже не вспомнил, что ему необходимо сходить к себе на работу и взять отпуск за свой счет, ведь его отгулы уже закончились. До того ли было ему сейчас? Ведь он был так виноват перед своей Олей, а она могла оказаться… В опасности? — спросил он себя. — Да вроде бы преждевременно так считать.

Даже если она действительно поехала в Благогорск — в чем здесь для нее опасность? Но тем не менее, для себя он уже окончательно все решил…

Однако, вернувшись к себе в квартиру, после того как осторожно, стараясь не шуметь, вернул ключ на место и покинул Олино жилище, его пыл был охлажден весьма прозаической причиной — у него не оказалось денег. То есть, их было немного, ровно столько, чтобы добраться до Благогорска. А обратно? Да и есть ведь ему что-то надо… Вспомнив о еде, только сейчас Чиж почувствовал, до какой степени проголодался, ведь после вчерашней трапезы с водкой он и не ел почти ничего, сразу помчавшись разыскивать Ольгу. Открыв холодильник, он с унынием оглядел полупустые полки и, достав завалявшуюся банку кильки в томатном соусе, да получерствый огрызок черного хлеба, с жадностью набросился на эту незатейливую еду. А как Оля вкусно готовит, — вдруг вспомнил он. И еще вечно его ругает, что он питается в сухомятку. Видела бы она его сейчас… И тут же себя оборвал: думай о главном! А главным препятствием для него сейчас являлся такой простейший факт — ему не у кого было занять денег. Сидя с набитым килькой ртом и перебирая всех знакомых, он с удивлением обнаружил, что их совсем мало, а настоящих друзей у него и вовсе нет. Ну да, — мрачно подумал Чиж, — ведь это, наверное, необходимая особенность личности, придуманной его бывшими хозяевами. Наверняка один из постулатов, надежно вбитых ему в голову, гласил: нельзя заводить близкие знакомства во избежание пусть малейшей вероятности своего раскрытия. Мало ли: болтовня, воспоминания о несуществующем детстве, службе, а в итоге зарождающиеся сомнения, которых необходимо избегать. Им необходимо, — уточнил Александр. Поэтому у него и подруги-то долгие годы не было, хотя он молод и физически здоров — как же, ведь это наверняка тоже было для него табу.

И вот только в случае с Олей вся их стройная система дала сбой, видимо его подсознательное влечение к ней оказалось настолько сильным, что никакие запреты и кодирования здесь не помогли.

Так у кого же перехватить денег? — все размышлял Чиж. И неожиданно пришел к выводу, что кроме Сергея, с которым только что познакомился, вроде как и не у кого. Нет, ну надо же — Александр не мог представить себя в роли просителя денег ни у кого из товарищей по работе, потому что вся их дружба сводилась к совместному употреблению пива, а вот попросить у Сергея, которого позавчера увидел впервые — пожалуйста. А что, — загорелся Чиж, — надо завтра с утра махануть в эту самую Макеевку, уж на автобус-то денег точно хватит. А есть ли у деньги Сергея? И тут же вспомнил — есть.

Тот вроде на машину откладывал, баксов шестьсот или восемьсот скопил… Приняв такое неожиданное для себя решение, Чиж, воспряв духом, мигом собрал на утро дорожную сумку — ему фактически просто не пришлось разгружать ее с дороги — и был готов хоть сейчас, немедленно тронуться в путь, досадуя, что автобус на Макеевку пойдет только завтра утром — сегодняшний-то уже уехал…

— Баба Настя? — переспросила пожилая женщина, прикрывая глаза от яркого солнца рукой и обстоятельно разглядывая Чижа. Видимо, ничего предосудительного в его облике она не обнаружила, так как неожиданно улыбнулась и махнула этой же рукой, направляя его в сторону. — Вон, до развилки и налево, а там ее дом третьим по счету будет. Найдете, у нее калитка зеленая. — И все еще продолжая с интересом его рассматривать, спросила:

— А вы что же, еще одним внуком ей будете? А то к ней только вчера один уже приехал. Вот уж радости-то было — вся деревня уже знает.

— Вроде того, — неопределенно ответил Чиж и, поблагодарив женщину, отправился к указанной ею развилке…

Бойкая сухонькая старушка ковырялась в огороде, раскинувшемся прямо за забором. Разогнувшись и тоже пристально разглядывая Чижа, она с недоумением переспросила:

— Сергея? Там он. — Она показала на сарай, выглядывающий из-за старого, но вполне еще крепкого на вид деревянного дома. — А вы кто ж ему будете? Он ведь только приехал, — с внезапно проснувшимися подозрениями, несколько запоздало всполошилась она. — Опять его куда-нибудь звать станете?

Ведь он только приехал… — опять растерянно повторила она, однако, повернувшись к сараю, громко позвала:

— Сергей! Сергей! Тебя тут спрашивает какой-то!

Сергей, выскочивший из сарая по пояс голым, в старых рваных джинсах, весь перепачканный отработанным машинным маслом, вытирал на ходу руки куском ветоши и щурился, недоверчиво вглядываясь в стоящую возле калитки фигуру, не представляя, кто бы мог к нему пожаловать — солнце мешало рассмотреть непрошенного гостя получше. И вдруг, узнав, рванул к забору, лихо перепрыгивая через огородные грядки:

— Сашка! Приехал! Ну, молоток!

— Осторожнее! Сейчас мне все здесь перетопчешь, — беззлобно проворчала старушка и вдруг улыбнулась своим неожиданно беззубым ртом:

— Ишь, распрыгался — ну чисто козел!

— А вот за козла ты и ответишь можешь! Поняла, карга старая? Отвечай за базар-то!.. — И, не добежав до калитки, Сергей подхватил невесомое старческое тело, закружив его на руках:

— Вон, Сашка про козлов тоже знает! — При очередном упоминании этого вездесущего слова «козел», вспомнив дорожные приключения Сергея, даже Чиж рассмеялся, хотя ему сейчас было совсем не до смеха.

— Отпусти же ты, ирод! — раскудахталась бабка и, окончательно убедившись, что к внуку, судя по его радостной реакции, приехал хороший друг, как только Сергей вернул ее на место, тут же вновь с чисто деревенским прилежанием уткнулась в свои грядки.

— Ну ты молодец, я и не ожидал тебя так скоро! — радостно кричал Сергей, по взволнованному виду которого можно было предположить, что друга он встретил после невероятно долгой разлуки, может быть спустя добрый десяток лет. — Жаль не могу подать тебе руки. — Он имел в виду машинное масло, которым был перемазан с головы до ног. — Ты понимаешь, бабка-то у меня богачкой оказалась, — он хитро подмигнул Александру, — машина у нее, да еще какая! Только чуток вот на ноги ее поставить, и катайся в свое удовольствие. От деда, оказывается, покойного осталась. — Верно бабка, богачка ты у меня? — Он повернулся к старушке, но та, только отмахнувшись от него рукой, продолжала копаться в огороде.

— Да ты проходи! — опомнился Сергей. — Чего же это я, дурак? — Он впустил, наконец, Чижа в калитку, и они прошли в дом, сразу оказавшись в тишине и прохладе. — Присаживайся, — он кивнул на широкую деревянную лавку, — а я сейчас… — Сергей собирался куда-то сходить, но остановившись на полпути, вновь повернулся к Чижу:

— Постой, постой… А где же Оля? А? Где твоя Оля? Ведь мы же с тобой договорились, — заволновался он. — Ты что, где-нибудь на улице ее оставил, да?

Она ждет, пока ты меня не найдешь? Так пошли, заберем ее сейчас же… Что ж ты молчишь, Сашка? — Он уже с испугом вглядывался в опустившего голову Чижа. — Да что случилось-то, ты мне можешь, наконец, сказать? — почти заорал он, тряся того за плечи. — Сашка!

— Потерялась Ольга… — выдохнул негромко Чиж, не глядя ему в глаза. — Нет ее… Вот так…

— Да как так потерялась? Что ты мелешь-то? — испугался за друга Сергей. — Ты здоров вообще?

— Я приехал попросить у тебя денег, — все так же глядя мимо Сергея, медленно проговорил Александр. Ему было чертовски неудобно, но… — Дашь? Я верну. Как только…

— Не дам! — решительно ответил тот и, глядя в глаза резко вскинувшего голову Чижа, повторил:

— Не дам! Пока ты мне все не расскажешь, понял? — Пояснив, он толкнул того в плечо. — Ну давай, только без соплей и все по порядку, супермен ты хренов. — И с усмешкой взглянув на дернувшегося от обиды Александра, даже вскочившего было с лавки, добавил:

— Вот так-то оно уже лучше, а то сидит, понимаешь, слезы льет.

Пройдем-ка в сад, там и поговорим. Сумку свою здесь оставь, нечего ее попусту за собой таскать…

Пройдя в сад, они уселись за толково пристроенный под яблонями деревянный обеденный стол и, закурив, Сергей опять поторопил все еще собирающегося с духом Чижа:

— Давай же, давай, выкладывай!

Наконец вроде бы найдя с чего начать, Александр приступил к своему недлинному рассказу, втайне опасаясь, что вскоре его поднимут на смех — подумаешь, девушка куда-то исчезла, не поставив в известность своего парня. Да мало ли, куда она могла подеваться? Родителей, в конце концов, надумала навестить… Но неожиданно для Чижа, Сергей отнесся к его рассказу очень серьезно. Выслушав внимательно до конца облегчившего душу друга, задумчиво пожевывая стебелек травинки, он заговорил:

— Да уж… Посмеялся бы я над всеми твоими страхами, сказал бы пару ласковых слов, да не могу, язык не поворачивается. Сам знаешь, в какой замечательной фирме я в последнее время работал, рассказывал ведь тебе. — И дождавшись утвердительного кивка собеседника, продолжил:

— Так что, насмотрелся всякого, да наслушался разного. И прекрасно отдаю себе отчет, что представляют из себя всяческие приглашения молодых да красивых и чем это может для них порой закончиться. Ведь ты говорил, твоя Оля редкая красавица?

Вместо ответа Чиж молча достал две фотографии Ольги — портрет и пляжную, во время игры в волейбол. Сергей долго всматривался, затем, оторвавшись, возвращая снимки владельцу, протянул с явной завистью:

— Да-а, Оля твоя в порядке, что есть, то есть. Девчонка — что надо! Таких и в журналах с красотками не встретишь. — Но тут же заносчиво добавил:

— Но моя Вика, между прочим, ничуть не хуже будет! Еще посмотришь… — Он мгновенно умолк, сообразив, что для подобных разговоров сейчас не время. И чуть позже только спросил Чижа:

— Постой, а откуда у тебя ее фотографии? Оля сама дарила?

Александр внезапно оживился:

— Вот в том-то и дело, ты только послушай! Я ведь потом только все сообразил. Понимаешь, во время этого самого… ну, обыска… — он с легким смущением произнес это слово, стыдясь своего вынужденного поступка, — я нашел три лишних пляжных фотографии. Когда Оля показывала мне свой альбом, я все время на этот снимок засматривался, порой даже специально требовал показать, до того она на нем красивая. И подарить тоже сколько раз просил, да она все отказывала: одна, говорит, у меня такая. А во время обыска этого я нашел в альбоме еще три таких же — значит, она заказывала переснять.

Понимаешь, вроде ничего необычного, может как раз для меня все это и сделала, решила наконец уважить мою просьбу. Но если сопоставить это с тем объявлением, которое я случайно обнаружил в последний момент… Чувствуешь?

Он поглядел на внимательно слушающего Сергея.

— Там ведь они как раз требовали одну фотку в полный рост! А эта у нее самая удачная. Вот, получается, она и заказала дополнительные, не хотела единственную отсылать. Одну отослала, три остались. Плюс оригинал. Дальше… Портретное фото, которое ты тоже только что видел… Оно совсем свежее, там на обратной стороне дата указана. Конечно, можно предположить, что она просто так снялась, фотографироваться она любит, у нее снимков полный альбом… Но опять же, если сопоставить с тем, что они в газете просили — портрет и в полный рост, то опять все сходится, верно? — Сергей кивнул, подтверждая. — А потом еще такой вот нюансик. Это я тоже только задним числом сообразил. У нее спортивный костюм имеется, красивый такой, он ей очень нравился, импортный какой-то, дорогой. А в квартире его не оказалось. Ведь я же все до последнего перерыл, точно знаю, что не было его сейчас. А они как раз съемки спортивного ролика затевали. Понял? Каждый из этих фактов по отдельности вроде ни о чем не говорит, а вот все вместе… Усекаешь? Все сходится! Одно к одному!

Сергей спросил:

— А ты не ходил в фотоателье, где она могла все это заказать? Ну, поискал бы поближе к дому, что ли. Хотя, конечно, город большой, она в любом месте могла, но все же для очистки совести нужно было поискать. Может, фотограф что-нибудь знает? Может, когда она их заказывала, что-нибудь сказала. Ну, для чего они ей. Так мол и так, хочу послать туда-то, сделайте, пожалуйста, покрасивее… Не пробовал?

Чиж с досадой ударил кулаком по раскрытой ладони.

— Все то, о чем ты сейчас говоришь, до меня только в автобусе дошло, когда я уже к тебе ехал. Понимаешь, как рванул сразу… Еле утра дождался, всю ночь проворочался, да так и не уснул. Даже просто то, что фотки эти надо с собой взять, и про костюм тоже проверить — и то, опять же, задним числом сообразил, пришлось к ней по второму разу в квартиру лезть, а во второй раз чуть на соседей не нарвался, еле ноги унес. — Несмотря на серьезность темы, Чиж улыбнулся, видимо припомнив какую-то смешную подробность своего второго визита в чужую квартиру. — Я ведь в таком состоянии был — хорошо, что голову свою дурную вообще не забыл! Метался по квартире словно тигр в клетке, да тут еще и денег не оказалось.

Представляешь, каково мне в тот момент было? Так ты мне дашь в долг? — Он опять смотрел на Сергея с надеждой.

Тот долго молчал, что-то про себя обдумывая и наконец произнес:

— Ни хрена я тебе не дам. — И опережая реакцию Александра, объяснил:

— Я просто сам с тобой поеду!

— Да тебе-то зачем? Что тебе там делать, в Благогорске этом? Ведь все эти наши страхи запросто могут и ерундой оказаться. Приедем, а она там действительно в ролике рекламном снимается, еще и посмеется над нами — вот, мол, два дурака, делать им нечего, прикатили.

— Ну и хорошо. Посмеется, и прекрасно, дай-то бог. А все же мало ли что. Что-то не нравится мне вся эта история, очень не нравится, — признался Сергей. — Если окажется что-нибудь не так, вдвоем нам будет полегче справиться с возможными проблемами. Ну, а если все нормалек, то и ладно, просто познакомишь меня с ней, только и всего. Я после всех твоих рассказов восторженных, знаешь как хотел на нее посмотреть, а тут еще и фото… — Он улыбнулся, радуясь за друга. — Ну-ка, дай еще разок взглянуть. — Он опять взял в руки фотографии, которые Чиж вторично извлек из своего бумажника и вновь пристально всмотрелся:

— Ох, и отобью же я у тебя оригинал этих снимков! Вот только найдем ее, так сразу и…

— пообещал он, возвращая их владельцу. — Попомнишь!

— Я вот тебе отобью! — пригрозил Чиж, сунув ему кулак под нос, и друзья невесело рассмеялись…

Демонстративно громко хлопнув дверью, Ольга заперлась в ванной комнате и вскоре оттуда послышались звуки работающего душа. Мышастый, поднявшись с кровати, медленно натягивал на себя одежду. Смывает с себя мой пот, — вспомнил он произнесенную женщиной некоторое время назад фразу, и ухмыльнулся… Вот уже в течение недели он посещал ее порой по два-три раза в день, и все никак не мог насытиться ее дивным телом, а ведь лимит его времени для забав, оговоренный участниками приятной игры, неумолимо подходил к концу.

Подойдя к двери ванной, он постучал, намереваясь что-то сказать Ольге. Та не отозвалась, только, как ему показалось, еще больше усилила напор воды. Вот ведь мерзавка, — весело подумал Мышастый, — дичится, показывает свой характер… «Я иду смывать с себя ваш пот!» — Именно так после очередной близости, гордо вскинув голову, заявила она, видимо пытаясь хоть как-то его уязвить, не имея для этого иных возможностей. Это произошло в момент, когда Мышастый, только что насладившись ею, лежал в постели и курил. Она же, после только что произошедшей между ними близости, тут же вскочила и отправилась в ванную. Вот тогда-то, после его вопроса, куда она так спешит, девчонка и ответила ему этой дерзкой фразой, которая тогда только вызвала у него усмешку, в точности, как и сейчас…

Изменив первоначальное намерение поговорить с ней, он спустился на кухню к Филипычу, который оставался верен себе — пил чифирь. Создавалось впечатление, что он занимался этим с утра до вечера, без перерывов, хотя, возможно, это только казалось.

— Ну что, старый аферист, готов к сегодняшнему? — спросил Мышастый, имея в виду предстоящее вечером очередное действие спектакля. На сей раз предстояла смена декораций.

— Готов, хозяин, всегда готов, — на манер пионера ответил тот, прихлебывая любимый в определенных кругах напиток.

— А как насчет моей просьбы? — после короткой паузы вдруг просительно глянул старик. — Вы подумали?

— Какой еще просьбы? — искренне удивился Мышастый.

— Ну, — замялся Филипыч, — помните, я спрашивал: когда вы с ней набалуетесь, можно ли и мне поразговеться немножко, по-старчески? Ну, с девчонкой-то? — пояснил он.

И этот туда же… — вспомнив действительно имевшую место просьбу, подивился пахан. Ведь она ему во внучки годится, а он ей кое-что кое-куда вставить вознамерился. Понравилась, вишь ты, козлу старому. И Воловиков звонит чуть не каждый день, а о Желябове и говорить нечего, совсем обезумел. И чем это она их всех так приворожила, интересно? — И тут же признал:

— Впрочем, и меня тоже. Вот ведь чертовка, есть в ней все же что-то, какая-то изюминка, сводящая мужиков с ума. И это не считая красоты, иначе бы ее и в помине здесь не было.

А у меня, так просто словно вторая молодость наступила — два дня назад целых три раза задал ей жару, да еще какого! Три раза!.. — подумал он с восторгом. — А ведь даже в молодости не всегда удавалось такое сделать… Как бы подводя итоги недельного общения с восхитительной женщиной, он с невольно появившейся на губах ухмылкой припомнил, как вела себя с ним Ольга в последнее время…

Когда Филипыч, осуществляя часть придуманного им, Мышастым, сценария явился к девчонке в качестве друга и помощника, принялся обнадеживать ее возможностью побега и одновременно стращать, говоря что во избежание самого страшного ей необходимо во всем подчиняться и не взбрыкивать, Ольга сделала единственно правильный выбор, ведь жить-то в двадцать четыре года — ох как хочется! Скрепя сердце девушка проявила надлежащую покорность, безропотно принимая его каждый день и только иногда позволяя себе слегка уколоть его, как это было с тем смешно прозвучавшим заявлением про пот.

Интересно, неужели он действительно настолько сильно потеет?

Да нет, конечно же ерунда, просто лето нынче выдалось очень жарким, а с ней и действительно припотеешь. Ведь до чего темпераментной оказалась эта девчонка…

Мышастый с усмешкой отмечал, как она каждый раз изо всех сил пыталась сдерживать себя, чтобы только никакими проявлениями ответной страсти нечаянно не доставить ему удовольствия, как лежала, закусывая губу, и все равно, стоило ему только начать любовную игру, всего через какую минуту, не в силах противиться порыву своего тела, полностью забывшись, женщина теряла над собой контроль. Негромкие стоны Ольги действовали на него столь возбуждающе, что придавали все новые и новые силы, вызывая в свою очередь ее полный страсти ответ и в итоге получался восхитительный замкнутый круг бесконечного обоюдного наслаждения… А во время оргазма, которые он уже хорошо научился распознавать, Ольга содрогалась всем телом, затем замирала в напряжении, затем…

Мышастый любил вспоминать все эти интимные подробности, тем более что имел все основания гордиться своей мужской силой — реакция Ольги в постели это доказывала. А как мило она стеснялась… После близости, в особенности, если ей приходилось заниматься оральным сексом, она избегала смотреть ему в глаза и эта ее стыдливость опять так его возбуждала…

После развлечений он намеренно задерживался у нее подольше, а пунцовая от стыда женщина избегала встречаться с ним взглядом, тем самым признавая свое очередное поражение. А он для усиления этих мучений специально не отпускал ее в ванную, не давая ей возможности укрыться от своих откровенно насмешливых взглядов и тем самым еще более усиливая ее страдания…

Этими своими милыми особенностями Ольга намного превосходила его секретаршу, которая в самом начале своей работы тоже была изрядно стыдливой, пока благодаря его усилиям не пообтерлась. Но сравнивать Ольгу с Татьяной Мышастому не хотелось даже и близко. Ведь своей секретарше, если ему доводилось проделывать с ней что-нибудь заковыристое, к примеру, тот же анальный секс, он преподносил различные презенты, сглаживающие грубость и причиненную девице боль. И хотя их сексуальное общение тоже частенько сопровождалось насилием, подкрепляемым некоторым запугиванием, после чего отказаться от чего-либо Татьяна просто боялась, но все равно, с ней был совсем не тот смак… С секретаршей изнасилования были как бы косвенными, здесь же очень однозначными и прямолинейными, и что сильнее возбуждает — Мышастый сейчас мог ответить вполне определенно. Имея предрасположенность к грубому сексу, сейчас он окончательно вошел во вкус.

Постельные утехи с Ольгой до такой степени пришлись ему по душе, что в какой-то момент у него даже появилась крамольная мысль: а не оставить ли ее себе, исключительно для личного пользования, не делясь с партнерами? Но после довольно долгих размышлений он решил этого не делать. Лучше продолжать честную игру и неукоснительно соблюдать все предварительные договоренности. Тем более, если новое развлечение им всем понравится — а наверняка именно так и случится, — они будут продолжать в том же духе, и мало ли у них потом будет не менее красивых, чем Ольга, девушек? И все-таки что-то подсказывало ему, что такой уже не будет никогда — такая на всем свете одна-единственная…

— Так как, Антон Алексеевич?

Тьфу ты, это же старик все еще ждет ответа…

— Посмотрим. Возможно, еще разомнешь с ней свои старые кости. Ты же знаешь, что эта неделя будет Воловикова, а следующая Желябова. Не торопи события, успеешь, за это время она не сотрется и не подурнеет… — А про себя опять подумал и решил окончательно: старика — в расход. Сразу по окончании дела. Неуправляемые и оттого опасные помощники ему ни к чему. Надо же, о чем вздумал просить! Значит, в дальнейшем положиться на такого уже никак нельзя. И опять удивился — надо же, как девчонка всех цепляет. Даже старого рецидивиста и то пробрало, она и его словно чем-то одурманила…

Зазвонил телефон. Небось Воловиков волнуется, — понял Мышастый и снисходительно улыбнулся. Не терпится…

— Алло!

— Антон, к завтрашнему все готово? — Это действительно был Воловиков.

— Слушай, Эдик, ты который раз уже звонишь? — ехидно поинтересовался Мышастый. — Все идет, как мы договаривались.

— Лады! — Тот бросил трубку.

Нет, они все определенно сведут его с ума! Вот чего, спрашивается, звонил-то?

— Ладно, Филипыч… Кстати, а тебе идет. Согласен быть отныне Филипычем?

— А что, хозяин, Филипыч — погоняло не позорное. У нас одного пахана Филипычем величали — в большом авторитете он тогда был. А вообще, у меня их столько, этих самых имен-фамилий бывало… Все и не припомнить.

— Ну и отлично. Так вот, я тебе уже разъяснял. С завтрашнего дня будешь вторым номером, помогать Штукатуру. Понял? А станет приезжать Воловиков — слушаться его как меня!

Ясно? А меня самого может не быть долго. Скорее всего, недели две не увидимся. А может, буду навещать. Сам пока точно не знаю.

— Да ясно, ясно, — успокоил его Филипыч. — Мы народ дисциплинированный, а вы мне уже десятый раз все повторяете.

Я ж еще при памяти пока.

— С вами и по сотне раз повторять начнешь, — пробурчал Мышастый. — Пораспустились…

Поколебавшись, зайти к Ольге или не надо — ведь он, возможно, теперь долго ее не увидит, не считая того дня, когда немножко подыграет Воловикову, — решил, что не стоит.

Разговаривать она с ним все равно откажется, а после сегодняшних двух бурных заходов, этого дела ему от нее тоже больше не требуется — у него даже слегка ноет натертый о девчонку член… Он решительно направился к автомашине:

— Рули, боцман! Вперед!..

Поздним вечером в комнате Ольги раздался традиционно вкрадчивый стук Филипыча. Изведшаяся от ожидания женщина мгновенно вскочила и с надеждой вгляделась в лицо доброго старика — какие вести он ей сегодня принес?

— Собирайтесь, Оленька, — тихо зашептал тот, — все делаем так, как договаривались. Головорезы сегодня напились — удачно справили день рождения. И охранники, что на территории, и те что дома — абсолютно все.

— А почему не слышно шума пьянки, голосов, вообще ничего? — спросила Оля. В ее представлении оргия должна была происходить совсем по-другому, с дикими криками и возней.

— Они в каминном зале, — объяснил старик. — Это же далеко от вашей комнаты, и стены там толстые. И вообще, им приказано нести службу тихо, скрытно, поэтому-то вы и не слышали их ни разу. Собирайте свои вещи, да побыстрее…

Ольга оказалась готовой мгновенно: во-первых, у нее было не так много вещей, а во-вторых, она уложилась уже давно, намеренно оставив на виду всего несколько тряпок, чтобы «режиссер» ничего не заподозрил.

— А собак на территории нет? — Она боялась, что какая-нибудь злобная тварь непременно вцепится ей в ногу.

Филипыч хотел было похвастаться, что собак он отравил, но это было бы уже чересчур, тем более, что и лая за все время, что девушка здесь пребывала, ни разу не было слышно.

Поэтому он ограничился лишь коротким:

— Нет.

— А вам за меня ничего не будет? Вдруг они догадаются, что вы мне помогали? — волновалась Оля за доброго старика, возможно жертвовавшего ради ее спасения своей жизнью.

— Ничего, мне все равно, я уже такой старый… Да и будем надеяться, что пронесет, — вздохнул Филипыч и продолжил, искусно создавая впечатление, что якобы еле сдерживает рыдания:

— Может, и о моей внучке кто-нибудь так же позаботится, ведь она… — Он не договорил, прикрыв рукой глаза.

— Спасибо вам, дедушка. — Оля ласково поцеловала старика в щеку. — Дай вам бог здоровья. И внучке вашей чтобы так же повезло, как и мне. — Она решилась, наконец, идти. Странно, но ей было страшно уходить в ночную тьму, хотя и здесь оставаться было омерзительно да и просто небезопасно, и своими расспросами она лишь преступно тянула время.

Филипыч, который от прикосновения ее губ как-то странно дернулся, направился к выходу и поманил девушку за собой:

— Идемте, я вас немного провожу.

— Но ведь…

— Не спорьте, не спорьте, — тихо, но решительно отрезал старик. — Мне так будет гораздо за вас спокойнее…

Проводив Ольгу до ворот, Филипыч давал ей последние наставления перед дорогой:

— Пройдете прямо по лесу, никуда не сворачивая, километра два. Увидите шоссе. Выйдите на него и ждите. Машины здесь вообще-то ходят нечасто, но постарайтесь дождаться какую-нибудь, и голосуйте. Вам нужно добраться до милиции.

Ведь вы собираетесь обратиться в милицию?

— Я… — Ольга в растерянности замолчала. Вообще-то она пока об этом не думала. Все ее планы ограничивались простым желанием сбежать отсюда, а потом… — Я… я не знаю… — честно призналась она.

— Непременно идите в милицию, непременно. Она единственная наша добрая и справедливая спасительница, — напутствовал ее старый рецидивист. — Но и доверяйтесь там тоже не всякому. Есть как раз в здешнем районном отделении некто капитан Решетников. Худой такой, жилистый, высокий… Ему примерно годочков пятьдесят шесть будет. Вот к нему-то и обращайтесь. Он человек честный и давно подозревает, что здесь происходит что-то неладное. Расскажите ему обо всем без утайки, а уж он найдет способ разорить это осиное гнездо.

— Решетников. — Оля кивнула. — Я запомню.

— Только обязательно в милицию, мать нашу родную, — строго повторил Филипыч и напомнил:

— И моей внучке это поможет… — И не углубляясь в излишние детали — каким именно образом это может помочь его внучке, старик, у которого не то что внуков — ни детей, ни даже собаки за всю жизнь никогда не было, произнес напоследок:

— Все Оленька, идите с богом. Удачи вам. Дайте-ка я тоже поцелую вас на прощанье. — И крепко стиснув тонкую талию, жадно привлек женщину к себе…

Сначала Ольга бросилась было бегом, но тут же убедилась, что в ночному лесу делать это явно не следовало — это было попросту небезопасно. Ведь если она сломает себе ногу, поскользнувшись на сырой траве или наткнувшись на поваленное дерево, то так и останется здесь лежать, дожидаясь, пока ее утром найдут пустившиеся в погоню пособники «Ильи Матвеевича». Старик гарантировал, что до утра они не проспятся — это было просто отлично.

Все таки хороший старик, — подумала Оля, — так из-за меня рисковать… И что, интересно, с его внучкой? В какую еще западню этого «кинорежиссера» попалась она? Оля так и не решилась расспрашивать старика, видя какую боль и переживания вызывает у него эта тема. Правда, у Филипыча тоже были какие-то странности… Например, иногда она ощущала на себе такой его взгляд, что не будь он славным семидесятилетним стариком, из которого, если говорить об известном деле, как она была уверена, уже давно сыпется песок, то она могла бы подумать, что он явно не отказался бы с ней… Или хотя бы сейчас… Как притянет к себе, как поцелует прямо в губы, а одна рука вдруг как скользнет ниже ее талии, по ягодицам — случайно, наверное… Нет, он славный несчастный старик, а все остальное ей просто мерещится, — окончательно решила Оля, осторожно пробираясь сквозь густые заросли кустарника.

— Пуганая ворона ведь и куста боится. А ее напугали гораздо сильнее любой вороны…

И сколько же она прошла? Километр? Половину? Она почему-то совсем не могла оценить преодоленное расстояние — в ночном лесу это оказалось для нее настолько сложным делом.

Днем — еще куда ни шло, но сейчас… И хорошо, что догадалась надеть спортивный костюм, — похвалила себя девушка за предусмотрительность, — а то шастала бы по кустам в легком платьице.