Вот и сбылись так неожиданно все самые радужные ее надежды.

Даже более того…

— Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Илья Матвеевич. — Сейчас Ольга, если пожелаете, я покажу вам дом, а закончим осмотром библиотеки, где вы сможете выбрать себе книгу, чтобы почитать перед сном — здесь их имеется предостаточно. И завтра, с самого утра, мы с вами уже займемся делом, я хочу до приезда основной группы порепетировать немного с вами, позаниматься, чтобы потом не терять времени даром. — Он улыбнулся. — Я, как работодатель, должен заставлять вас отрабатывать свои деньги. Правильно?.. Кстати, а как у вас с гибкостью, пластичностью? Вы спортом каким-нибудь занимались? Знаете, откровенно говоря, это не так уж и важно — в нашем ролике ничего особенного не предвидится, но так, на всякий случай, чтобы знать.

— Относительно спорта… Какими-то особыми достижениями я похвастаться, пожалуй, не могу. Когда-то, еще в школьные годы, я занималась художественной гимнастикой, но не так долго, года два примерно. Или чуть поболее. А насчет гибкости, пластичности… — Ольга на мгновение замялась, не желая показаться нескромной — еще сочтут, что она хвастается. Но вспомнив, что теперь это касается ее новой работы, решительно закончила:

— С этим у меня все в полном порядке. Думаю, если потренироваться, смогу сделать даже «шпагат». В «мостик» могу встать запросто — иногда вспоминаю былое, пробую, чтобы форму проверить.

— Ого! — искренне обрадовался Илья Матвеевич, едва не подпрыгнув от восторга на стуле. — Да вы, Оленька, самый настоящий клад! Потрясающе! Честное слово, Оленька — вы для нас просто находка! Надо же! Художественная гимнастика, и «мостик», и «шпагат»! Это ж какая вы гибкая… — Он восхищенно покачал головой… Мышастый действительно был очень рад только что вскрывшемуся, столь чудесному обстоятельству.

Да с ее телом можно будет вытворять все что угодно! Он даже почувствовал, как у него опять набрякло в паху от одних только этих мыслей. Словно у сопливого юнца, надо же…

— Ну, гибкая, да… — Ольга засмущалась, хотя искреннее восхищение режиссера в очередной раз очень ей польстило. — Только, конечно же, вы все сильно преувеличиваете. Мне, право, даже как-то неловко.

— Нисколько не преувеличиваю! — заверил ее тот и, уже вытирая губы салфеткой, спросил:

— Так как, Оля, совершим экскурсию по дому?

— Идемте, — поднялась та со стула. — Показывайте…

— Вот такой у нас тренажерный зал, — заканчивал показ режиссер.

— Илья Матвеевич, а какой именно тренажер я буду рекламировать? — Ольга, с интересом слушавшая объяснения режиссера по поводу некоторых устройств, поискала взглядом, пытаясь угадать «свой».

— Их, вообще-то, будет два, — придумывал на ходу Мышастый. — Ничего особенного… Один — обычный велотренажер, только оригинального дизайна; второй — имитатор гребли на лодке. Да вот они оба. — Он указал. — То есть, на этих мы пока просто потренируемся, а когда завезут те, усовершенствованные, произведем окончательную съемку.

— Понятно, — кивнула девушка, глядя на отражение режиссера в зеркальной стене. — А этот козлик как сюда забежал? — пошутила она, показав на спортивный снаряд, именуемый «козлом» и который стоял как раз возле этой зеркальной стены. — Ведь здесь слишком мало места, чтобы через него прыгать?

«Прямо в точку попала, девочка! — подумал Мышастый, который после долгих размышлений специально распорядился завезти сюда именно этот снаряд — остальные стояли здесь давно, — чтобы осуществить на нем первое, самое основное действие в процессе укрощения этой наивной девчонки. — Для тебя-то он как раз и предназначен.» А вслух произнес:

— Это, Оленька… Ну, для создания атмосферы, что ли?

Понимаете, возьмем его в кадр во время общего плана…

— Понимаю, — серьезно подтвердила Ольга.

— Ну, пройдемте дальше?..

— Как здесь мрачно, — невольно поежившись, тихо проговорила Ольга, с некоторым даже страхом осматривая нарочито грубую лепнину стен каминного зала. — А это что за железяки?

— Она показала на массивные металлические кольца, вделанные в стену. — Для чего они? Вообще, здесь витает дух чего-то такого, средневекового…

— Да это просто ремонт еще не довели до конца, — соврал Мышастый. — Только и всего. А кольца… Я даже и сам не знаю, для чего, действительно, они? От старого хозяина остались, надо будет распорядиться, чтобы их убрали… — Вообще-то совсем недавно он отдавал распоряжение, прямо противоположное этому — кольца вмонтировали по его приказу.

— А это что за… — Оля никак не могла подобрать нужного слова. Емкость, что ли? — А, это ведь аквариум, да? — Она с интересом осматривала выложенный из необработанных камней небольшой бассейн — имитацию природного, может и существующего в реальности где-нибудь в скалах. — Я такой где-то раньше видела. О, и тина есть, и лампочки… А можно посмотреть рыбок? — Она склонилась над аквариумом, пытаясь что-то разглядеть в толще темной воды.

Мышастый молча щелкнул выключателем и сильные лампочки высветили копошащуюся, извивающуюся, бесформенно-черную массу, которая, если присмотреться повнимательнее, состояла из каких-то живых существ, похожих на весьма и весьма подвижных червей черного цвета.

— Что это? — испуганно отшатнулась Ольга, чуть при этом не упав. — А где же рыбки?

— Рыбок здесь нет, — спокойно пояснил ей Мышастый. — Это пиявки.

— Пиявки?! — чуть не закричала в ужасе девушка, с трудом преодолевая желание немедленно убежать из этого страшного места. Оно и без того вызывало у нее дрожь, а тут еще какие-то отвратительные пиявки. — Но… Но зачем?!

— Ничего страшного, Оленька… — ласково уговаривал ее Мышастый, упиваясь страхом, отчетливо проявившемся на лице красавицы, и стараясь ей этого не показать. — Это лечебные пиявки, понимаете? Такие и в аптеках некоторых продаются.

Может видели, в таких аптеках стоят аквариумы, а продавец р-раз… и сачком… — Он даже показал как именно. — Раз! И сачком…

— Но зачем они вам? Зачем они? — Ольга почти не слушала его объяснений, все еще находясь в шоке.

— Я же говорю, лечебные… — терпеливо, словно маленькому ребенку, продолжал объяснять Мышастый. — Вот и Филипыч ими лечится, и я тоже. А приедет съемочная группа, и им тоже хватит. А захотите попробовать вы, так и для вас, Оленька, найдется. Хотите?.. Ну, пройдемте дальше?

— Мне… мне не надо… спасибо… — Ольга с ужасом представила, как эти отвратительные существа присасываются к ее коже и пьют, пьют кровь, набухая и становясь при этом огромными, много больше своих первоначальных размеров. На какой-то краткий миг ей захотелось, чтобы никакая съемочная группа никогда сюда не приезжала и вообще, ей вдруг очень захотелось домой. Не надо ей никаких съемок… С трудом преодолев эту минутную слабость, она как-то вяло произнесла:

— Спасибо, я уже очень устала и… и у меня разболелась голова, — наконец придумала она достаточно вескую для отказа причину. — Пожалуй, вы правы, мне необходимо хорошенько выспаться, чтобы завтра быть совсем свежей для нашей первой репетиции-тренировки. Вы, помнится, обещали мне какую-нибудь книгу?

Скрывая от женщины усмешку, Мышастый провел ее в гостиную, где находилась книжная стенка, оставшаяся еще от прежнего хозяина. После некоторых раздумий Ольга выбрала книгу Аркадия Бухова «Жуки на булавках.» Она прочитала в предисловии, что это юмористические рассказы и сочла, что после всего пережитого в этом страшном каминном зале, такое чтиво подойдет ей сейчас лучше всего. Мышастый же, проводив Ольгу до гостевой комнаты, галантно распрощался, расцеловав ей на прощание ручки и напоследок предупредив:

— Так я, Оленька, заеду завтра часикам к одиннадцати. К этому времени, пожалуйста, подготовьтесь, приведите себя в полный порядок, и приступим. А сейчас позвольте откланяться, мне еще предстоит несколько важных дел…

Вскоре Ольга услышала, как где-то за окном тихо заурчал мотор автомашины и через некоторое время в доме воцарилась гнетущая тишина. «А зачем здесь решетки на окнах? — вдруг вспомнила она заинтересовавшую ее деталь. — Ведь хотела спросить, да забыла. На других окнах я таких вроде не видела. Хотя, мало ли зачем, завтра и спрошу…»

Уже лежа в кровати, она некоторое время вспоминала различные подробности столь насыщенного впечатлениями дня…

Вообще-то неплохой человек этот кинорежиссер. Хотя порой она и ловила на себе его взгляды, приводившие ее в некоторое смущение… А впрочем, к подобного рода взглядам она давно привыкла, да и он ведь мужчина не старый — конечно, при виде красивой женщины любому трудно удержаться от нескромных фантазий. Все нормально. Вот только этот страшный зал с пиявками… Оля даже сейчас вздрогнула, вспомнив про этих маленьких тварей, словно те могли преодолеть разделяющее их пространство, приползти и забраться к ней в постель… И в некоторые комнаты он ее так и не повел. А в громадном подвале и вообще показал ей лишь один спортивный зал, а ведь тот должен занимать едва четвертую часть общей площади. Хотя, действительно, чего смотреть в подвале — там могли находиться различные подсобные помещения…

Мрачная тишина дома давила на ее сознание. Хоть бы музыку какую включить, надо было спросить у него, ведь наверняка в доме нашелся бы какой-нибудь магнитофон или радио…

Может, найти Филипыча? Она поежилась. Ведь по дому еще бродит этот старик, о котором она совершенно позабыла — почему же его совсем не слышно? Может, он спит?.. Скорее бы приехала съемочная группа, тогда дом наполнится веселыми голосами, топотом ног, молодые ребята будут таскать различные провода, осветительную аппаратуру, кинокамеры… Ольга принялась за книгу. Этого автора она еще не читала, а рассказы действительно оказались такими смешными, что через некоторое время к ней вернулось прежнее веселое настроение. Теперь она уже ругала себя за недавние страхи — ну чисто дура, иначе и не назовешь! Илья Матвеевич же ясно ей объяснил, что каминный зал еще просто недоделан, а пиявки — лечебные. Ими, к примеру, лечится тот самый Филипыч, который наверняка уже давно спит, а не дрожит от глупых детских страхов как некоторые…

И ей тоже пора спать, ведь завтра тяжелый день. А смотрел режиссер на нее… А как он еще должен смотреть на молодую красивую женщину? И вообще, все хорошо. Совсем скоро она станет телезвездой и заработает кучу денег. Все отлично…

Только вот где ее противный Чижик?.. Книга выпала из рук Ольги… Все хорошо. Все хорошо. Спать…

Однако дверь в комнату она предварительно замкнула на защелку. Так, на всякий случай.

А Филипыч, вопреки предположениям Оли, вовсе не спал, а сидел на кухне, щурясь от дыма тлевшей в губах «беломорины» и с наслаждением прихлебывал крепчайший свежезаваренный чифирь. Он в этот момент как раз тоже думал об Ольге, которая ему понравилась невероятно, просто до крайности, и в отношении которой он уже начал вынашивать свои планы, несколько расходящиеся с планами пахана. Хороша, ох до чего хороша эта чертовка с красивыми глазами! Но и он ведь совсем еще не старый. И ему тоже найдется, что показать этой молодухе, чем ее удивить. Конечно, он уже не тот, что в былые годы, но еще ого-го! Ему всего-то семьдесят — разве ж это возраст?..

На следующий день Оля проснулась безо всякого будильника, ровно в девять часов утра, когда в окно уже вовсю светило жаркое летнее солнце. Не вставая, нежась какое-то время в постели, как она любила делать, девушка уже искренне смеялась, вспоминая свои вчерашние страхи. Что только за глупости лезли ей в голову перед сном?

Внезапно Ольга вспомнила, что с сегодняшнего дня она находится на работе и получает деньги, после чего решительно поднялась. Сделав утреннюю разминку, она приняла душ и принялась готовиться к своему первому трудовому дню. Она нанесла на лицо легкий слой косметики, подкрасила губы, ресницы, обновила маникюр — просто так, чтобы избавиться от легкой дрожи перед чем-то новым, неизведанным, и одела свой спортивный костюм, с досадой вспомнив, что так его и не погладила. Костюм этот она взяла с собой на всякий случай, по идее ей должны были выдать специальный, предназначенный для съемок, или, что более вероятно, какое-нибудь обтягивающее трико, она видела подобные по телевизору — в такие были облачены девушки, снятые в спортивной рекламе, а иначе зачем бы им понадобилась отличная фигура будущей модели?.. Ну, когда приедут остальные, будет у них наверняка всяческий реквизит и вообще, это их проблемы, — резонно рассудила она.

Кроссовок Ольга не захватила, поэтому надела свои комнатные туфли без задников на невысоком каблуке. Ступни у нее всегда в полном порядке, педикюр совсем свежий, а дальше этот Илья Матвеевич уже сам распорядится, что ей надевать на ноги во время съемок… Немного подумав, она подняла волосы кверху, соорудив нечто наподобие раковины — Оля знала, что таким образом ее и без того тонкая шея будет выглядеть еще изящней. Кстати, сколько сейчас времени?.. Взглянув на свои часики, она обнаружила, что уже без двадцати одиннадцать. В комнату осторожно постучали.

— Вы уже не спите? — На пороге появился Филипыч, с неизменным подносом в руках. — Позавтракайте, барышня, прошу.

— Едва не кланяясь, он удалился, пятясь, опять одарив ее на прощанье каким-то странным взглядом.

К черту все эти взгляды и все эти страхи! — решила Ольга, и с аппетитом принялась за принесенный завтрак. — Мерещится же всякая чушь — мнительной стала, дальше некуда…

Съев яичницу с ветчиной, салат из помидоров, она выпила стакан апельсинового сока и принялась с нетерпением ожидать приезда режиссера… В одиннадцать тридцать под окном появилась автомашина и из нее вышел улыбающийся Илья Матвеевич, который заметив в Ольгу окне, весело помахал ей рукой. Она ответила ему тем же.

— Чуть опоздал, Оленька, вы уж меня извините. — Ворвавшись в комнату, он согнулся в низком поклоне и поцеловал ей руку. — Дела, знаете ли. — На самом деле он просто отсыпался после предыдущей бессонной ночи, а потом в очередной раз долго и нудно ругался с женой. Не из-за чего — просто так, как и всегда… — Ну-с, Оленька, — осмотрев ее с ног до головы, он довольно кивнул, — хорошо, что вы додумались захватить с собой спортивный костюм. Съемочная группа приедет только послезавтра, непредвиденная задержка у них получилась. Пройдемте-ка пока в зал… — Проводив женщину вниз, он кивнул ей на тренажеры, стоящие, как ей показалось, в полной боевой готовности, в нетерпеливом ожидании своей хозяйки, и распорядился:

— Вы пока разминайтесь, а я сейчас…

Когда он удалился, Ольга, оглядевшись, надумала покрутить педали велотренажера. Минут через пять, закончив, она походила по залу и уселась в имитатор гребли, решив осваивать именно то, что потребуется ей для дальнейшей работы.

Через некоторое время появился какой-то слегка взбудораженный Илья Матвеевич, тоже в спортивном костюме и с видеокамерой в руках, и, кивнув Ольге, совершавшей в этот момент плавные движения гребца, сказал:

— Сейчас, Оленька, сейчас я настрою аппаратуру. Это так, пока только для прикидки, — объяснил он. — Естественно, позже будет настоящая, профессиональная. А пока я просто присмотрюсь к вашему лицу в кадре и всему прочему… — Он принялся ходить вокруг девушки и ловить в видоискатель ее тело в движении. — Сейчас найдем нужный ракурс… сейчас…

— как-то слегка нервозно бормотал он и Ольга слегка удивилась его непонятному возбуждению, не придав, впрочем, этому особого значения. Она просто старалась выполнять все то, что от нее требовал режиссер и при этом выглядеть в своем занятии как можно более естественной. — Отлично, Оленька, отлично, теперь, пожалуйста, улыбнитесь… — И когда она удовлетворила его просьбу, выдав, как ей хотелось верить, ослепительную улыбку кинозвезды, обрадовано произнес:

— Прекрасно, вы, должно быть, удивительно фотогеничны, я в этом просто уверен, потом прокручу все на экране. У вас невероятно милая улыбка…

Молодая женщина осталась довольна его похвалой, едва сумев скрыть улыбку — теперь уже победительницы. Кажется, у нее уже отлично все получается, а ведь это только начало, ведь она будет стараться еще больше! Илье Матвеевичу окажется не в чем ее упрекнуть, он наверняка не пожалеет, что выбрал именно ее. Она уже чувствовала себя почти профессиональной киноактрисой…

Через некоторое время он остановил Ольгу, и когда она поднялась с гребного тренажера, попросил, чуть отведя глаза в сторону:

— Оленька, я хочу попросить вас… раздеться.

— Раздеться? — ошарашено переспросила она, в первый момент даже решив, что просто ослышалась. — Как это… раздеться?

— Ну, не догола, конечно, — с несколько неестественным смешком объяснил кинорежиссер. — Ведь у вас наверняка под спортивным костюмом что-нибудь имеется? Видите ли, мне просто необходимо посмотреть, как работают ваши мышцы, как они играют в движении, понимаете? Поверьте мне, Оленька, в моей просьбе нет ничего необычного. Совершенно ничего…

Эта его просьба в совокупности с бегающими глазками девушке весьма не понравилась. Первым ее побуждением было просто послать его ко всем чертям и, не дожидаясь съемочной группы, потребовать немедленно отвезти ее на вокзал. Но она тут же попыталась взять себя в руки и попробовала рассуждать здраво: в принципе, может и действительно, в его просьбе нет ничего необычного — может, так положено? Даже, скорее, наверняка — ведь, в конце концов, именно из-за красивого тела ее и выбрали в модели? Вот только жаль, что на ней сегодня почти совершенно прозрачное французское белье — самое лучшее из всего, что у нее было. Как-то неудобно получится… Ну да ладно, ведь ей будут платить деньги — уже платят, можно сказать, так как сегодня ее первый самый настоящий рабочий день…

Все это как-то сумбурно пронеслось в голове молодой женщины и, не говоря больше ни слова, она сняла с себя спортивный костюм. Затем аккуратно сложила его на сиденье какого-то тренажера и замерла, испытывая некоторую неловкость и избегая смотреть Илье Матвеевичу в глаза. А тот, сразу повеселев, снова принялся суетиться вокруг нее, словно наседка возле цыплят, предварительно опять усадив в тот же гребной тренажер, откуда она только что поднялась.

— Улыбку, Оленька, улыбку! — вновь задорно кричал он, но теперь ее улыбка получалась какой-то вымученной, неестественной — она сама это прекрасно ощущала. И еще, кажется, она густо краснела — какой кошмар! Предстала перед режиссером какой-то дурочкой, а что же получится потом у него на пленке? Вот тебе и кинозвезда! Рано, девочка, радовалась. Не выгонит ли он ее, разозлившись? Еще заявит, что такие скромницы им здесь не нужны, что он весьма разочарован и должен ей сообщить, что…

Наконец Илья Матвеевич скомандовал: «Хватит!», и тут же пересадил ее в седло велотренажера. Ольга уже собралась было попросить небольшой передышки, но он, будто догадавшись о ее невысказанной просьбе, сам поспешил произнести:

— Сейчас, сейчас, Оля, еще какой пяток минут, и объявлю перекур. — А сам все менял вокруг нее позиции съемок.

Наконец, когда Ольге уже окончательно надоело крутить педали, она услышала долгожданное: «Хватит! Перекур!», и изрядно припотевший Илья Матвеевич, словно это он сам только что слез с велотренажера, посоветовал:

— Расслабьтесь, Оля, походите пока по залу, а я сейчас тут кое-что… — И принялся закреплять видеокамеру, направляя ее почему-то в сторону «козла».

Ольга, расхаживая по залу и чувствуя себя просто невероятно глупо в микроскопических размеров нижнем белье, которое ничуть не скрывало, а скорее наоборот, подчеркивало то, что под ним находилось, подошла к зеркалу и со смущением, опять моментально вогнавшим ее в густую краску, удостоверилась, что сквозь прозрачную материю трусиков вызывающе четко просматривается черный треугольник волос, раскинувшийся на ее лобке. Но и после этого она как-то не решилась попросить у Ильи Матвеевича разрешения одеться. А тот с увлечением занимался установкой видеокамеры и, не обращая на женщину ровным счетом никакого внимания, то глядел в экранчик видоискателя, то поправлял камеру, то опять заглядывал в экран — вроде ему все никак не удавалось поймать желаемый угол предстоящей съемки. Как примерно догадалась Ольга, представив себе, что сама находится в данный момент на месте режиссера, он для чего-то хотел, чтобы в кадр попал одновременно «козел» и часть зеркальной стены, находящейся перед ним. Она было отвернулась от Ильи Матвеевича, махнув про себя рукой — пусть себе делает, что ему нужно, какое ей в конце концов до этого дело, лучше ей все-таки набраться смелости и попросить у него разрешения одеться, как, скользнув случайно взглядом по фигуре режиссера, с некоторым уже страхом неожиданно обнаружила, что у того под свободного покроя спортивными штанами в районе паха явственно торчит выпуклый, весьма объемистый бугор, упруго оттягивающий ткань и достаточно красноречиво свидетельствующий о желаниях своего хозяина. Это было уже последней последней каплей. Едва Ольга, теперь уже приведенная в полное замешательство, твердо решила заявить режиссеру о своем окончательном намерении немедленно покинуть студию, как Илья Матвеевич, закончив, наконец, свои приготовления, крикнул, по ее мнению, как-то совсем уже чересчур возбужденно и весело:

— Вот и все, Оленька, приступаем к заключительному, решающему этапу съемок! Подойдите-ка, пожалуйста, сюда!

Молодая женщина, будто находясь в трансе, машинально исполнила его приказание, подошла к «козлу», на которого он указывал рукой, и застыла неподвижно в молчании, ожидая очередного распоряжения режиссера.

— Теперь, Оленька, лягте грудью на «козла» — скомандовал тот и, видя что она замерла в нерешительности, уже каким-то неожиданно жестким, хрипло прозвучавшим голосом добавил:

— Ну, я кому сказал!

Ольга, словно продолжая находиться в гипнотическом состоянии, испытывая уже вполне осязаемое, внезапно охватившее ее чувство страха, исполнила его странную команду и, обреченно ожидая, какие еще странные вещи сейчас потребуют от нее сделать, взглянула в зеркало, находящееся теперь прямо перед ее лицом. То, что она увидела, потрясло и напугало ее больше, чем если бы «козел», на котором она сейчас полулежала, вдруг оказался настоящим и взбрыкнув, убежал: стоя за ее спиной, Илья Матвеевич с лихорадочной поспешностью раздевался. Он уже успел полностью скинуть с себя спортивный костюм и в данный момент заканчивал стягивать мешковатые «семейные» трусы!

Почувствовав неожиданный прилив сил, словно очнувшись, придя, наконец, окончательно в себя и с запозданием осознав ужасное значение всех тех мелочей, что не нравились ей в поведении режиссера раньше и на которые она почему-то не обращала должного внимания, равно как и на некоторые странности, подмеченные при осмотре этого ужасного дома, Ольга попыталась выпрямиться, но руки тяжело дышащего мужчины грубо уперлись в ее плечи, заставив силой вернуться в прежнее положение.

— Стой, сука! — уже не таясь прохрипел «Илья Матвеевич», срывая с женщины тот минимум одежды, который на ней еще оставался. — Стоять! — жестко повторил он и, продолжая удерживать хрупкие плечи женщины одной рукой, второй принялся раздвигать ее ягодицы.

Только сейчас Ольга в полной мере осознала, что именно сулят ей все эти его страшные приготовления, но едва она собралась закричать, как у нее перехватило дыхание — страшная боль пронзила ее задний проход и, как показалось женщине, его уже просто разрывали на части, а задыхающийся голос «режиссера», доносившийся теперь до нее словно издалека, сквозь какую-то густую пелену, с нескрываемым злорадством произнес:

— Получай, красавица! Да стой же ты спокойно, кинозвезда!.. — Его откровенно насмешливые фразы слились с отчаянными, постепенно угасающими бессвязными вскриками, запоздало срывающимися с разом пересохших женских губ:

— Не надо! Я не… Нет!.. Больно… Нет же… пожалуйста… пожалуйста… только не…

С усилием преодолев упругое сопротивление сфинктера, мощными толчками проникая в анальное отверстие болезненно вздрагивающей женщины все глубже и глубже, Мышастый слушал до предела распаляющие его громкие стоны и, продолжая удерживать за плечи отчаянно извивающееся девичье тело, распятое на спортивном снаряде, с ненасытной жадностью все вглядывался, вглядывался в находящееся перед ним зеркало, в котором отражалось искаженное болью, и оттого выглядевшее еще более соблазнительным, предельно возбуждающее его женское лицо…

И когда едва не задыхающийся от наслаждения насильник, участив ритм жестких толчков до предела, понял, что то, к чему он так стремился, подступило совсем близко, он грубо схватил девушку за разметавшиеся волосы и одним сильным рывком развернул и приблизил к своему паху ее лицо с полуоткрытым, кричащим бессильным отчаянием ртом.

От боли и отвращения Ольга потеряла сознание…

Мышастый же, удовлетворенный удачным завершением того, чего он с таким нетерпением дожидался с самого первого мгновения встречи с ней еще на вокзале, закурил, расслабленно присев на сиденье подвернувшегося спортивного снаряда. Он сидел и молча курил, продолжая пристально вглядываться в неподвижно распростертое тело только что изнасилованной им женщины…

Скурив сигарету до самого фильтра, он подхватил на руки так и не пришедшую в сознание девушку, и отнес ее наверх, в выделенную ей комнату. Затем, проделав нехитрую операцию, снял половину дверную ручку, находящуюся изнутри и щеколду, на которую запиралась дверь. Все это было установлено временно, лишь для создания у гостьи иллюзии безопасности. Глядя на Ольгу, которую он уложил на кровать и которая еще не пришла в себя, Мышастый отметил некую разницу между тем разом, когда она спала у него в машине по дороге в Мшанск, и теперь, после всего с ней произошедшего. Если тогда лицо женщины выражало спокойную безмятежность, то сейчас оно излучало отчаяние и боль, запечатлевшиеся на нем в самый последний момент завершения разыгравшейся с ней трагедии.

— Вот так, красавица… — неизвестно для кого произнес вслух Мышастый и, заперев за собой дверь, разыскал старого рецидивиста, который в данный момент преспокойно чифирил, сидя на просторной кухне особняка. Увидев своего патрона, он сделал ленивую попытку привстать, но Мышастый, жестом усадив его обратно, спросил:

— Все помнишь, Филипыч, о чем я тебе говорил?

— Конечно, хозяин, — подтвердил тот. — Заучил все наизусть.

— Так и действуй строго по инструкции, да смотри мне, чтоб никакой отсебятины. Уловил?

— Обижаете, наш брат свое дело знает, — действительно с обидой в голосе ответил Филипыч.

— Ладно, гляди, — строго сказал Мышастый в общем-то просто так, на всякий случай — в старом уголовнике он не сомневался, иначе тот находился бы сейчас не здесь. — Присмотри за девчонкой, чтобы с собой ничего не сотворила, она мне еще нужна. Крутись где-нибудь поблизости, а как услышишь, что пришла в себя, делай, как я тебе говорил. Все…

И Мышастый поехал улаживать поднакопившиеся за время подготовки к операции дела, которые он оставлял на потом.

Тем самым он неосознанно расставил приоритеты — Ольга оказалась гораздо важнее всего другого…

Очнувшись, женщина некоторое время лежала неподвижно, с трудом пытаясь сообразить, как она оказалась на кровати в своей комнате совершенно голой, а когда к ней неожиданно, лавинообразным потоком вернулась память — воспоминания всего того ужасного, что сотворил с ней этот кинорежиссер, она, почувствовав сильнейший приступ тошноты, бросилась в ванную комнату, на ходу крепко зажимая ладошкой рот и с трудом удерживая рвущийся наружу поток… Едва она успела добежать до раковины, как ее с силой вырвало, словно желудок, извергая из себя содержимое, пытался таким образом помочь ей освободиться от кошмара, который — она знала это наверняка — будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь. Если только после всего этого ей дадут жить… Теперь, прозрев окончательно, она начала понимать, в какую страшную ловушку заманил ее этот липовый — теперь у нее не осталось в этом ни малейших сомнений — кинорежиссер. С трудом, лишь огромным усилием воли преодолевая слабость, охватившую все ее тело, Ольга заставила себя хоть как-то почистить зубы, чтобы избавиться от омерзительного привкуса во рту, пошатываясь, едва переставляя отказывающиеся повиноваться, предательски дрожащие в коленях ноги, вернулась в кровать и, не найдя в себе больше сил даже на то чтобы укрыться, опять ушла в небытие — организм намеренно помогал ей избавиться на время от жуткой реальности…

В относительно твердое сознание Ольга пришла только к самому вечеру. Лежа на кровати полностью обессиленной, лишь с огромным трудом она смогла припомнить, что за день еще не менее пяти или шести раз бегала в ванную, где ее выворачивало наизнанку и, каждый раз, с трудом находя в себе силы, она чистила зубы, возвращалась обратно в кровать, наперед зная, что через какое-то время все это повторится вновь и вновь…

Теперь же, как ни странно, она не чувствовала больше позывов рвоты, и уже одно это было хоть каким-то облегчением. Находясь в совершенно разбитом состоянии, чувствуя себя физически какой-то столетней старухой, молодая женщина кое-как поднялась и направилась в ванную комнату, где засунув два пальца в рот, попыталась еще раз освободить желудок. На этот раз у нее совсем ничего не получилось и, тогда подойдя к ванной, она открыла краны — стоять под душем у нее уже просто не было сил… Уже промокнув в ней, наполненной теплой водой, не менее часа, Ольга нашла в себе силы кое-как помыться — даже простое намыливание истерзанного тела давалось ей сейчас с огромным трудом. Почему-то у нее ныло буквально все, словно ей довелось побывать в какой-то гигантской мясорубке, а задний проход, пульсируя острой болью, отдающейся по всему телу, горел, словно его натерли наждачной бумагой…

Уже вытираясь насухо жестковатым полотенцем, она не выдержав, все-таки тихонько всхлипнула, хотя запретила себе плакать — чем ей сейчас могут помочь слезы. — Сволочь, — прошептала она пересохшими губами. — Каков подонок… А она-то, она… — Ольга не могла до конца поверить, что все случившееся с ней — не сон, а страшная реальность, произошедшая из-за ее собственной доверчивости. — Дура! Денег ей, видите ли захотелось, славы… Кинозвездой захотелось стать… — И вдруг ужаснулась — а ведь этот подонок действительно снимал все на видео. Какой кошмар! Вот тебе и кинозвезда… Зачем он это делал? Может, хочет ее шантажировать?

Но это же глупо, ведь у нее совсем нет денег. Или хочет заставить ее что-нибудь делать, угрожая показом этой пленки? Но что? Он просто хочет сделать из нее свою сексуальную рабыню!